Страница:
— Тифата, — позвал царь, — доченька…
Из-за мраморных колонн появилась габаритная дочурка рыхлого папаши.
— Да, отец.
— Проведи наших маленьких друзей в гостевые комнаты и позаботься о том, чтобы они ни в чем не нуждались. Распорядись, чтобы их накормили, напоили, помыли, а вот этот, что побольше, вроде как еще и жениться хочет… короче, организуй им все это.
— Конечно, отец, — кивнула великанша, — все будет сделано так, как ты хочешь… Идите за мной, — добавила Тифата, обращаясь уже к гостям.
Переглянувшись, герои неуверенно последовали за могучей феминой.
— Ты слышал, что он сказал? — горячо прошептал на ухо приятелю Аякс.
— Ну и что он сказал? — мрачно поинтересовался Агамемнон, который мало что стал понимать в происходящем.
— Он разрешил мне жениться! — торжественно сообщил Аякс.
— Да? — Агамемнон даже особо не удивился. — Ну что ж, поздравляю.
— Любимая, — обратился Аякс к шагавшей впереди Тифате, — я написал тебе стихотворение.
— Чего? — не поняла великанша, остановившись и посмотрев на героя так, словно с ней заговорила мраморная статуя сатира.
— Вот послушай…
Агамемнон зажмурился.
Аякс набрал побольше воздуха:
О твои груди, Тифата, они подобны ударам грома,
А бедра твои — что утесы на скалах у твоего дома,
Ноги высоки и крепки, как сосны,
Шея тонка, как упругие весла.
«Утесы на скалах, — мысленно усмехнулся Агамемнон, — это нужно на всякий случай запомнить. Софоклюс непременно должен записать сей перл для потомков».
— Так что же ты сразу не сказал, что хочешь сделать со мной слу-слу? — удивилась великанша и, сграбастав Аякса, скрылась в недрах гигантского дворца.
— Что за молодежь пошла, — сокрушенно покачал головой Агамемнон, — никакой романтики…
Издалека послышался полный отчаяния вопль несчастного Аякса.
Агамемнон обнаружил приятеля сидящим на полу широкого коридора рядом с комнатой, из которой торчали голые пятки дочери Антифата.
— Аякс, да ты что? — испугался Агамемнон, не в силах отвести взор от чудовищных ног великанши. — Да как же ты?
— Не знаю. — Аякс затравленно посмотрел на царя. — Все нормально вроде было. Она разделась, на кровать влезла, ну, я, как обычно, доспехи приподнял, чтобы… ну ты понимаешь. Она это как увидела, так в обморок и грохнулась…
— Мать моя Гея, — прохрипел Агамемнон, которого поразила страшная догадка. — Сиди здесь, дефективный, и никуда не уходи…
Осторожно обойдя ноги великанши, Агамемнон прошел в комнату, которая оказалась спальней для веселых утех. На стенах были изображены женские груди с крылышками и прочие не менее неприличные картинки. Даже повидавший и перепробовавший многое на своем веку Агамемнон слегка покраснел.
Тифата лежала на полу спальни, бесстыже разбросав ноги.
Агамемнон угрюмо почесал бородку, затем повнимательней всмотрелся в порнографические фрески. Что-то в них было не-так. Чего-то на картинках явно не хватало. Озадаченный грек принялся осматривать обнаженное тело лестригонши. Осмотр тела поверг его в легкое недоумение. Вернувшись кАяксу, Агамемнон нервно произнес:
— Не знаю, как размножаются лестригоны, но тебе, идиоту, следовало это выяснить, прежде чем на царскую дочку залазить.
— А что я, что сразу я? — захныкал Аякс. — Я, может быть, тоже чуть от разрыва сердца не умер, когда увидел у нее… (В этом месте часть текста была подвергнута жестокой цензуре. — Ред.)
— Странно все это, — произнес Агамемнон, помогая приятелю встать на ноги. — Внешне вроде как женщина… влипли мы с тобой, дружище, по самое не хочу…
Бежать из дворца лестригонов было бессмысленно, ибо герои могли запросто в нем заблудиться. Однако им без труда удалось найти гостевую комнату, на дверях которой висела греческая табличка: «Для недомерков».
Комната была на редкость просторная, на длинном аккуратном столике голодных греков уже поджидала экзотическая пища.
И чего там только не было: жареные котлеты по-финикийски, разного вида паштеты, утка с яблоками Гесперид, редкие фрукты.
Зная, что есть много после двух дней голодовки опасно, эллины старались насыщаться как можно медленнее. Все равно им некуда было бежать, а так хоть поедят, голод утолят. Ведь их наверняка ждет расплата за коварное убийство царской дочери.
— Гм… очень странно, — сказал Агамемнон, выковыривая из паштета маленькую пластинку от медных доспехов. — Слушай, Аякс, это не твое?
— Нет, — ответил могучий герой, с аппетитом лопавший котлеты по-финикийски.
Отодвинув от себя паштет, Агамемнон благоразумно решил отказаться от употребления местных мясных продуктов.
На удивленный взгляд Аякса царь лаконично ответил:
— Мясо — источник мужской агрессии… После обильного обеда великие герои решили немного вздремнуть. Но кровать в гостевой комнате была почему-то одна.
— Все-таки удивительный народ эти лестригоны! — не удержался от восклицания Агамемнон, увидев эту самую кровать.
Кровать была довольно низка и полностью сделана из полированного мрамора: ни перины, ни подушки, ни одеяла. Спартанские условия.
Еще немного поудивлявшись, герои свернулись на неудобном ложе калачиками и сладко задремали без сновидений.
Проснулся Агамемнон от того, что почувствовал во сне до боли знакомый запах. Затем великий герой услышал мирно беседующие незнакомые голоса.
— А попробуйте-ка эту ветчинку, — говорил чей-то милый женский голос. — Правда, она восхитительна?
— О да, ты права, моя прелесть, — подтвердил мужской голос. — Но вон тот бифштекс с кровью… Как? Ты еще его не отведала?
— Вино, вино, несите сюда вино, — закричал кто-то прямо на ухо Агамемнону, и царь понял, что сейчас самое время открыть глаза, хотя делать ему это страшно не хотелось.
Агамемнон сделал над собой усилие, и глаза все-таки открыл.
Ох, лучше бы он продолжал спать…
Они вместе с Аяксом лежали посредине гигантского пиршественного стола, за которым мило обедало около трех десятков знатных лестригонов. Во главе стола сидел собственной персоной царь Ан-тифат, сжимая в могучей руке здоровый кубок вина.
— Вина, — ревел царь великанов, — еще вина… И кто-нибудь — позовите к столу мою дочь Тифату, что-то она к обеду задерживается…
Дальше было хуже.
Агамемнон понял, что он лежит на блюде, вернее на все той же неудобной кровати. Только теперь ему стало ясно, что никакая это не кровать, а пиршественное блюдо. Вокруг храпевшего рядом Аякса возвышались россыпи свежего укропа. А еще Агамемнон наконец узнал разбудивший его запах. Вся его одежда была засыпана молотым перцем.
— Мамочка! — прошептал несчастный царь. — Аякс, проснись, нас сейчас с тобой сожрут.
Аякс проснулся, но смысл происходящего доходил до него с большой задержкой.
Агамемнон покосился на соседнее блюдо и столкнулся с полным ненависти взглядом какого-то диковинного лестригонского деликатеса. Сначала Агамемнон решил, что на него смотрит запеченная в ' тесте форель, но царь глубоко ошибался. Излучая в пространство волны ярости, на него глядел Конан Киммериец, плавающий в луже дымящегося соуса.
О, если бы взглядом можно было убивать!
«Ага! — злорадно подумал Агамемнон. — Допрыгался».
Хотя жизнь самих греков тоже висела на волоске.
Над головой со свистом пронеслась вилка. Агамемнон зажмурился, но вилка понеслась куда-то дальше, к блюду с мочеными фигами.
— Носатые!!! — проревел из лужи соуса Конан варвар. — Я еще отомщу вам…
— Встретимся в ночном горшке Антифата, — весело прокричал киммерийцу Аякс, у которого от пережитого ужаса проснулось чувство инфернального юмора.
Рядом с блюдом, на котором возлежали греки, внезапно раздался мощный хлопок, и из туманного марева возник бог ветра Эвр (очень вовремя, сатир его побери. — Лет.).
— Наконец-то, — обрадовался Агамемнон, словно увидел родного отца. — А мы уж совсем отчаялись.
— Хватайтесь за края моей туники, — строго приказал восточный ветер, швыряя в ближайшего великана моченой фигой.
Герои послушно вцепились в туманные одеяния бога ветра, оказавшиеся на ощупь весьма плотными.
Последнее, что успели услышать греки перед тем, как исчезнуть в сгустившемся воздухе, был дикий, душераздирающий вой Антифата, в правый глаз которого метнул вилку зловеще хохочущий Конан.
Глава 5
Из-за мраморных колонн появилась габаритная дочурка рыхлого папаши.
— Да, отец.
— Проведи наших маленьких друзей в гостевые комнаты и позаботься о том, чтобы они ни в чем не нуждались. Распорядись, чтобы их накормили, напоили, помыли, а вот этот, что побольше, вроде как еще и жениться хочет… короче, организуй им все это.
— Конечно, отец, — кивнула великанша, — все будет сделано так, как ты хочешь… Идите за мной, — добавила Тифата, обращаясь уже к гостям.
Переглянувшись, герои неуверенно последовали за могучей феминой.
— Ты слышал, что он сказал? — горячо прошептал на ухо приятелю Аякс.
— Ну и что он сказал? — мрачно поинтересовался Агамемнон, который мало что стал понимать в происходящем.
— Он разрешил мне жениться! — торжественно сообщил Аякс.
— Да? — Агамемнон даже особо не удивился. — Ну что ж, поздравляю.
— Любимая, — обратился Аякс к шагавшей впереди Тифате, — я написал тебе стихотворение.
— Чего? — не поняла великанша, остановившись и посмотрев на героя так, словно с ней заговорила мраморная статуя сатира.
— Вот послушай…
Агамемнон зажмурился.
Аякс набрал побольше воздуха:
О твои груди, Тифата, они подобны ударам грома,
А бедра твои — что утесы на скалах у твоего дома,
Ноги высоки и крепки, как сосны,
Шея тонка, как упругие весла.
«Утесы на скалах, — мысленно усмехнулся Агамемнон, — это нужно на всякий случай запомнить. Софоклюс непременно должен записать сей перл для потомков».
— Так что же ты сразу не сказал, что хочешь сделать со мной слу-слу? — удивилась великанша и, сграбастав Аякса, скрылась в недрах гигантского дворца.
— Что за молодежь пошла, — сокрушенно покачал головой Агамемнон, — никакой романтики…
Издалека послышался полный отчаяния вопль несчастного Аякса.
* * *
— Агамемнон, по-моему, я ее убил, — горестно прошептал могучий герой, обхватив руками медный шлем.Агамемнон обнаружил приятеля сидящим на полу широкого коридора рядом с комнатой, из которой торчали голые пятки дочери Антифата.
— Аякс, да ты что? — испугался Агамемнон, не в силах отвести взор от чудовищных ног великанши. — Да как же ты?
— Не знаю. — Аякс затравленно посмотрел на царя. — Все нормально вроде было. Она разделась, на кровать влезла, ну, я, как обычно, доспехи приподнял, чтобы… ну ты понимаешь. Она это как увидела, так в обморок и грохнулась…
— Мать моя Гея, — прохрипел Агамемнон, которого поразила страшная догадка. — Сиди здесь, дефективный, и никуда не уходи…
Осторожно обойдя ноги великанши, Агамемнон прошел в комнату, которая оказалась спальней для веселых утех. На стенах были изображены женские груди с крылышками и прочие не менее неприличные картинки. Даже повидавший и перепробовавший многое на своем веку Агамемнон слегка покраснел.
Тифата лежала на полу спальни, бесстыже разбросав ноги.
Агамемнон угрюмо почесал бородку, затем повнимательней всмотрелся в порнографические фрески. Что-то в них было не-так. Чего-то на картинках явно не хватало. Озадаченный грек принялся осматривать обнаженное тело лестригонши. Осмотр тела поверг его в легкое недоумение. Вернувшись кАяксу, Агамемнон нервно произнес:
— Не знаю, как размножаются лестригоны, но тебе, идиоту, следовало это выяснить, прежде чем на царскую дочку залазить.
— А что я, что сразу я? — захныкал Аякс. — Я, может быть, тоже чуть от разрыва сердца не умер, когда увидел у нее… (В этом месте часть текста была подвергнута жестокой цензуре. — Ред.)
— Странно все это, — произнес Агамемнон, помогая приятелю встать на ноги. — Внешне вроде как женщина… влипли мы с тобой, дружище, по самое не хочу…
Бежать из дворца лестригонов было бессмысленно, ибо герои могли запросто в нем заблудиться. Однако им без труда удалось найти гостевую комнату, на дверях которой висела греческая табличка: «Для недомерков».
Комната была на редкость просторная, на длинном аккуратном столике голодных греков уже поджидала экзотическая пища.
И чего там только не было: жареные котлеты по-финикийски, разного вида паштеты, утка с яблоками Гесперид, редкие фрукты.
Зная, что есть много после двух дней голодовки опасно, эллины старались насыщаться как можно медленнее. Все равно им некуда было бежать, а так хоть поедят, голод утолят. Ведь их наверняка ждет расплата за коварное убийство царской дочери.
— Гм… очень странно, — сказал Агамемнон, выковыривая из паштета маленькую пластинку от медных доспехов. — Слушай, Аякс, это не твое?
— Нет, — ответил могучий герой, с аппетитом лопавший котлеты по-финикийски.
Отодвинув от себя паштет, Агамемнон благоразумно решил отказаться от употребления местных мясных продуктов.
На удивленный взгляд Аякса царь лаконично ответил:
— Мясо — источник мужской агрессии… После обильного обеда великие герои решили немного вздремнуть. Но кровать в гостевой комнате была почему-то одна.
— Все-таки удивительный народ эти лестригоны! — не удержался от восклицания Агамемнон, увидев эту самую кровать.
Кровать была довольно низка и полностью сделана из полированного мрамора: ни перины, ни подушки, ни одеяла. Спартанские условия.
Еще немного поудивлявшись, герои свернулись на неудобном ложе калачиками и сладко задремали без сновидений.
Проснулся Агамемнон от того, что почувствовал во сне до боли знакомый запах. Затем великий герой услышал мирно беседующие незнакомые голоса.
— А попробуйте-ка эту ветчинку, — говорил чей-то милый женский голос. — Правда, она восхитительна?
— О да, ты права, моя прелесть, — подтвердил мужской голос. — Но вон тот бифштекс с кровью… Как? Ты еще его не отведала?
— Вино, вино, несите сюда вино, — закричал кто-то прямо на ухо Агамемнону, и царь понял, что сейчас самое время открыть глаза, хотя делать ему это страшно не хотелось.
Агамемнон сделал над собой усилие, и глаза все-таки открыл.
Ох, лучше бы он продолжал спать…
Они вместе с Аяксом лежали посредине гигантского пиршественного стола, за которым мило обедало около трех десятков знатных лестригонов. Во главе стола сидел собственной персоной царь Ан-тифат, сжимая в могучей руке здоровый кубок вина.
— Вина, — ревел царь великанов, — еще вина… И кто-нибудь — позовите к столу мою дочь Тифату, что-то она к обеду задерживается…
Дальше было хуже.
Агамемнон понял, что он лежит на блюде, вернее на все той же неудобной кровати. Только теперь ему стало ясно, что никакая это не кровать, а пиршественное блюдо. Вокруг храпевшего рядом Аякса возвышались россыпи свежего укропа. А еще Агамемнон наконец узнал разбудивший его запах. Вся его одежда была засыпана молотым перцем.
— Мамочка! — прошептал несчастный царь. — Аякс, проснись, нас сейчас с тобой сожрут.
Аякс проснулся, но смысл происходящего доходил до него с большой задержкой.
Агамемнон покосился на соседнее блюдо и столкнулся с полным ненависти взглядом какого-то диковинного лестригонского деликатеса. Сначала Агамемнон решил, что на него смотрит запеченная в ' тесте форель, но царь глубоко ошибался. Излучая в пространство волны ярости, на него глядел Конан Киммериец, плавающий в луже дымящегося соуса.
О, если бы взглядом можно было убивать!
«Ага! — злорадно подумал Агамемнон. — Допрыгался».
Хотя жизнь самих греков тоже висела на волоске.
Над головой со свистом пронеслась вилка. Агамемнон зажмурился, но вилка понеслась куда-то дальше, к блюду с мочеными фигами.
— Носатые!!! — проревел из лужи соуса Конан варвар. — Я еще отомщу вам…
— Встретимся в ночном горшке Антифата, — весело прокричал киммерийцу Аякс, у которого от пережитого ужаса проснулось чувство инфернального юмора.
Рядом с блюдом, на котором возлежали греки, внезапно раздался мощный хлопок, и из туманного марева возник бог ветра Эвр (очень вовремя, сатир его побери. — Лет.).
— Наконец-то, — обрадовался Агамемнон, словно увидел родного отца. — А мы уж совсем отчаялись.
— Хватайтесь за края моей туники, — строго приказал восточный ветер, швыряя в ближайшего великана моченой фигой.
Герои послушно вцепились в туманные одеяния бога ветра, оказавшиеся на ощупь весьма плотными.
Последнее, что успели услышать греки перед тем, как исчезнуть в сгустившемся воздухе, был дикий, душераздирающий вой Антифата, в правый глаз которого метнул вилку зловеще хохочущий Конан.
Глава 5
КОВАРНАЯ КЛИТЕМНЕСТРА
О коварной Клитемнестре в Аттике ходили целые легенды.
Иначе как змеей верноподданные жену царя Агамемнона не называли.
В предыдущих главах уже рассказывалось о любовных утехах Клитемнестры за спиной немного лоховатого муженька.
Но это все еще цветочки.
Клитемнестра не только была специалисткой по орогачиванию мужа, нет, она ко всему еще обожала плести в царском дворце всевозможные интриги, а также наводить сплетни.
Практически каждый год с крыши дворца прыгал очередной новый казначей Агамемнона, оклеветанный коварной царицей. Посему в последние годы это место во дворце оставалось вакантным.
А трюк с крокодилами?
Когда во время грандиозного пира в отсутствие мужа Клитемнестра выпустила из террариума в пиршественный зал изголодавшихся рептилий.
Просто так выпустила, из любопытства.
Ей вдруг очень захотелось посмотреть — а что будет?
Крокодилов Агамемнон привез из далекой Эфиопии, и многие из них в тот вечер издохли от несварения желудка. Кто сандалией подавился, кто золотым лавровым венком.
После этого случая Агамемнон впервые поднял на жестокую жену руку… или, если точнее, ногу. Удар под зад он отпустил такой мощный, что благоверная неделю на мягкое место сесть не могла, даже спала стоя.
Вот с того самого дня и задумала Клитемнестра мужа извести, то есть убить (ну прямо Долорес Клейборн. — Авт.). А уж если эта дура вбивала себе что-нибудь в голову, то выбить это у нее невозможно было даже при помощи кузнечного молота…
Много мужчин удовлетворяли извращенную похоть Клитемнестры, но один был любимый. Тот самый мужила, который некогда изображал из себя несовершеннолетнюю племянницу царицы.
Звали этого ходячего вибромассажера Эгисфом.
(!!! — Авт.)
План Клитемнестры был довольно прост: по возвращении Агамемнона на родину быстро извести его и посадить на трон тупого (на первый взгляд. — Авт.) Эгисфа, который только и годен был, что для постельных утех царицы.
В свободные же от прелюбодеяния часы Эгисф все время сидел в уголке покоев Клитемнестры на золотом горшке, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.
Многие поговаривали, что мужик сбежал из психиатрической лечебницы на Аргосе, построенной самим Асклепием, и что был он серийным сексуальным маньяком, изнасиловавшим (с последующим летальным исходом) всех овец на острове Крит вместе с не успевшими убежать пастухами. Такое вот у него было извращенное пристрастие к мелкому рогатому скоту.
Чем пленила его престарелая Клитемнестра, оставалось для древнегреческих историков (в лице Софоклюса) неразрешимой загадкой.
Болтали, что во время их любовных утех Клитемнестра по-овечьи блеяла, но сии слухи так и остались непроверенными.
Так или иначе, но коварная царица спала и видела своего умственно отсталого любовничка на троне Агамемнона. Она даже отверстие особое в царском кресле успела проделать, аккурат по размеру любимого Эгисфом золотого горшка, с которого тот всегда крайне нехотя вставал.
Кошмарная участь ждала народ Агамемнона, если бы чудовищным планам удалось осуществиться.
М-да, переплюнула по коварству Клетемнестра даже пресловутую Пенелопу. Правда, непонятно было, за что бедняга Агамемнон заслужил такую участь.
Хотя…
Вот что бывает, когда женишься по пьянке.
Случилось это, конечно, давно, но подробности вспомнить все же стоит…
Упился тогда Агамемнон до зеленых сатиров.
Произошло это в Спарте на дне рождения брата Агамемнона Менелая. Поспорили тогда пьяные братья на подзатыльник, что Агамемнон женится на первой встречной женщине. Ну, в смысле выйдет на улицу и за руку свою будущую жену схватит.
Высыпали бухие гости из дворца Менелая, смотреть, чем весь этот спор закончится. Интересно им, который из братьев другому морду набьет.
Ну, Агамемнон вконец разошелся, выскочил на улицу и хвать девку какую-то непонятную, у храма Афины гуляющую. Схватил ее за руку и во дворец потащил, даже в лицо будущей жене не взглянув.
Дальше пришлось Агамемнону вместе с гостями около часа ловить сбежавшего Менелая, которому очень не хотелось получать от брата затрещину.
Ну, в конце концов именинника поймали в подвале дворца. Агамемнон дал ему затрещину пифосом и отпустил.
Пролежал Менелай в отключке до самого утра. А Агамемнон, у которого случился приступ белой горячки, потребовал, чтобы его тут же с незнакомой девушкой и поженили. И не просто кто-то поженил, а сам покровитель брака бог Гименей.
Всемогущие боги, находившиеся в то время в полном душевном здравии, наблюдали за всем этим цирком со светлого Олимпа. Естественно, Гименей не смог удержаться. Под дружный хохот остальных олимпийцев он спустился в Спарту и быстро женил Агамемнона на случайной прохожей.
А случайная прохожая оказалась Клитемнестрой, перезрелой дочерью известного спартанского полководца Понтея (не путать с Помпеем. — Авт.).
И злые языки потом говаривали, что неспроста гуляла она у дворца Менелая. Да и выбирать тогда пьяному Агамемнону было не из кого. Кроме странной девушки и хромого слепого певца-аэда, на улице в тот момент никого не было. (Знал бы бедняга, что улица в тот вечер была по всему периметру оцеплена отборной спартанской гвардией.)
Вот так и влип Агамемнон по собственной глупости, и теперь за эту свою глупость ему предстояло жестоко расплачиваться…
Но при всем при этом следует отметить, что царь обладал хорошим чувством юмора — пообещал благоверной, как только падет Троя, разжечь на близлежащих горах сигнальные костры, что должно было возвещать о его возвращении на родину (не иначе как собирался Агамемнон по пути во дворец жечь крестьянские деревни).
Идиотка Клитемнестра не поняла хохмы и, дабы не пропустить возвращение благоверного, посадила на крышу дворца старого, но зоркого раба, который должен был ежечасно следить за горизонтом, а не пылает ли где сигнальный костер?
А чтобы этот раб не сбежал, Клитемнестра приказала приковать его за ногу к флюгеру, что дворцовые гвардейцы и сделали.
Однако не спешил домой Агамемнон, и вскоре придворные стали бояться ходить в царский дворец, тыкая пальцами в сидящий на крыше в позе мыслителя скелет…
Каким образом убить супруга, Клитемнестра еще не решила.
Лучше всего, конечно, было бы отрубить ненаглядному голову, но разожрался Агамемнон на старости лет так, что. шея у него, как таковая, исчезла. Подбородок великого царя плавно переходил в волосатую грудь, так что отсечение героической головы — как вариант возможного убийства — само собой отпадало.
Можно было, конечно, супруга отравить, но у Клитемнестры совсем не осталось никакого яда. Его весь выпили, съели, проглотили (нужное подчеркнуть) неугодные царице придворные либо надоевшие любовники.
Был даже момент, когда Клитемнестра в приступе злобного отчаяния по поводу долгого отсутствия мужа (которого она уже видела в фамильном склепе в белых сандалиях) чуть не прикончила любимого Эгисфа, решив поставить «красавчику» клизму с мышьяком.
Что ж, отравление как вариант совершения преступления тоже не годилось.
Клитемнестра постепенно приходила к заманчивой мысли, что лучше всего будет, если с Агамем-ноном произойдет несчастный случай. К примеру, возьмет Эгисф да и трахнет царя по голове своим золотым горшком.
Эгисф-то, бедняга, умственно отсталый, какой с него спрос?
Но проще было уговорить скалу прийти к Полифему, чем упросить Эгисфа что-либо сделать, окромя каждодневных кувырканий на царской тигровой шкуре.
В крайнем случае можно было устроить, чтобы Агамемнона сбила потерявшая управление колесница, и именно этот способ убийства мужа нравился царице с каждым днем все больше и больше.
— Вот же зараза! — с чувством выкрикнул Эвр, осматривая свой удивительный пояс с золотой фибулой посередине. — Опять аккумулятор посадил. А все из-за вас, балбесов. Телепортация такой массы сожрала недельный запас энергии.
Агамемнон с Аяксом огляделись.
Бог ветра перенес их в какой-то зеленый лесочек, где красиво пели птички, а невдалеке мелодично журчал ручеек.
— Где это мы? — спросил Агамемнон, безумно водя глазами по сторонам.
— Ну и ну! — Восточный ветер расхохотался. — Как же это ты не узнаешь родные земли?
— Так ты перенес нас…
— Правильно, к тебе домой, — подтвердил Эвр. — Нужно было это сделать еще на Лесбосе, когда вы плот строили. Но меня, как обычно, жаба задавила — энергии пожалел. И что? Все равно пришлось вас телепортировать, а то сидели бы вы сейчас в животе Антифата вместе с котлетами по-финикийски…
— Спасибо тебе, восточный ветер, — с чувством поблагодарили великие герои.
— Я только одного не могу понять, — все-таки решился спросить Агамемнон, — почему это вдруг ты ни с того ни с сего взялся нам помогать? Ведь не из-за просьбы же Софоклюса, в конце концов?
— Конечно нет, — ответил Эвр. — В принципе, я и сам не знаю, отчего с вами до сих пор вожусь. (Да я так захотел, и точка! — Авт.)
Еще раз поблагодарили герои восточный ветер. Большое дело он для них совершил, что и говорить.
— Ну ладно, пойду я, — наконец сообщил грекам Эвр. — Немного пешочком пройдусь, пока батареи у меня в аккумуляторе от солнца подзарядятся. Может, еще увидимся.
И бог ветра бодро зашагал через лес.
— Ну и в какой же стороне стоит твой дворец? — поинтересовался Аякс, вглядываясь в совершенно одинаковые сосны вокруг.
— А сатир его знает. — Агамемнон поскреб макушку. — Думаешь, я часто по своим лесам гуляю? Идем, к закату, может, куда и выйдем.
Верное решение принял Агамемнон, ибо набрели герои вскоре на наезженную дорогу. Ободренный этим Аякс, немного отстав от решительно идущего впереди приятеля, радостно протрубил в бараний рог.
Агамемнон схватился за сердце, затем за меч.
Но Аяксу было достаточно и одной звуковой атаки. Мило улыбнувшись, он спрятал свой рог обратно в набедренную повязку.
Бесконечной казалась дорога, но неутомимы были герои. Чувствовал Агамемнон, что его дворец где-то близко. Стоял-то он на возвышенности, и все, какие только имелись в царстве дороги, вели к великолепному мраморному дворцу. (В Древней Греции вообще то абсолютно все царские дворцы были мраморные и великолепные, так что не удивляйтесь. — Авт.)
— О, слышишь, колесница! — Агамемнон резко остановился. — Через пять минут будет здесь.
Аякс прислушался.
Действительно, издалека доносился приближающийся дробный конский топот и скрип деревянных колес.
Через несколько минут колесница выскочила из-за поворота дороги, окруженная облаком желтой пыли. Была она боевая (с ножами по бортам), влекомая черным жеребцом.
Агамемнон поднял вверх большой палец, желая тормознуть удобное транспортное средство. Но колесница и не думала останавливаться, она лишь слегка вильнула и понеслась прямо на растерявшегося Царя. Нужно отдать Аяксу должное: в тот момент он ничуть не растерялся и грубо оттолкнул приятеля с дороги.
Еще секунда, и от Агамемнона остались бы рожки да ножки, как от какого-нибудь глупого сатира. Но Аякс не только спас друга, он еще и ухитрился хорошо рассмотреть возницу. Им оказался странный, абсолютно голый мужик, восседавший на золотом горшке, с бессмысленным выражением на смуглом овечьем лице. (!!! — Авт.)
Более удивительного возницы Аякс отродясь не видел.
— Что это у тебя здесь за придурки разъезжают? — спросил могучий герой, помогая царю подняться с пыльной дороги.
— Да теперь права на вождение колесницей любой ненормальный получить может, — пояснил Агамемнон. — Экзамен сдавать не хотят, подкупают чиновников, и на тебе нужная дощечка со всеми печатями. Давно меня дома не было. Вижу, полный бардак Клитемнестра здесь устроила, пока я у стен Илиона вино пил.
Постоял Агамемнон на дороге, подумал, и тут дошло до него, что спас Аякс ему только что жизнь, а он его кретином называл и еще всякими гадкими обидными словами. Сделалось царю стыдно, и решил он сказать приятелю что-нибудь приятное.
— А ну-ка прочти мне, Аякс, какое-нибудь свое стихотворение, — попросил Агамемнон, хлопая героя по могучему плечу.
— Что? Неужели ты действительно хочешь послушать мою новую элегию? — не поверил своим ушам Аякс.
— Правда.
— Без дураков?
— Без дураков.
— Ну тогда слушай… гм… это новое…
Домой мы к Агамемнону вернулись, Но что такое — шум, мы оглянулись, На нас летела колесница, Мелькали боевые спицы. Неужто совпаденье, вдруг подумал я. А где встречающие, где Агамемнона семья? На мрачного Таната был похож возница. О боги, может, он убийца, Подосланный коварной Клитемнестрой, Проклятою случайною невестой, Царицей ставшей лишь по пьянке? Стирающей солдатам Понтея портянки…
А еще кто-то смел называть Аякса идиотом!
И вот наконец добрались великие герои до царского дворца.
Народа было у дворца немерено. Все с интересом наблюдали, как три могучих чернокожих эфиопа вносили во дворец сидяшего на золотом горшке голого мужика. (!!! — Авт.)
— Эй, гляди, а вон и колесница, — сказал Аякс, толкая Агамемнона локтем в бок.
Но даже после поэмы-подсказки царь не смекнул, что его совсем недавно элементарно пытались убить.
Все-таки временами Агамемнон тормозил по-страшному.
Народ, к сожалению, царя не признал. (Что бы там ни писал многоуважаемый Н. А. Кун. — Авт.)
Все таращились на голого мужика, которого слуги Уже занесли во дворец.
Грубо расталкивая праздных соотечественников, Агамемнон с Аяксом подошли к дворцовым воротам, охраняемым двумя бесстрашными гвардейцами, которые и не подумали развести перекрещенные копья, когда пред их взором возник Агамемнон.
— А ну пропустите! — громогласно потребовал царь.
— И меня, и меня, — донеслись из-за его спины голоса желающих попасть во дворец попрошаек, убогих калек и прочих шарлатанов.
Ни один мускул не дрогнул на каменных лицах стражи.
— Вы что?! — взревел Агамемнон. — Не видите, КТО перед вами стоит?
Нулевая реакция.
В довольно неприятную ситуацию, к счастью, вовремя вмешался Аякс, сын Оилея, который страх как не любил пустые разговоры.
От ударов двух мощных кулаков стражники мгновенно оказались на земле. Из-под смявшихся в гармошку шлемов едва виднелись перекошенные подбородки.
— Теперь шлемы с них снимешь только при помощи пилы, — знающим тоном прокомментировал кто-то из толпы зевак.
Аякс открыл перед царем ворота, и Агамемнон гордо прошествовал — во внутренний дворик своих законных владений.
Первое, что сразу бросилось ему в глаза, так это чей-то скелет на крыше, сидящий у флюгера в задумчивой позе.
— Что бы это значило? — удивился царь, указывая на крышу дворца.
— Может, это Икар? — предположил Аякс, ибо иного сравнения ему в тот момент в голову не пришло. — Зацепился за флюгер и помер.
— В позе мыслителя?
— Ну мало ли? Задумался о бренности бытия и не заметил, как отошел к праотцам. Я тоже иногда как задумаюсь… а потом — БАЦ, смотрю, вроде как утро было, а теперь вечер…
Ну, во дворце, понятное дело, Агамемнона признали сразу.
Засуетились слуги, забегали придворные. Сводный оркестр из тридцати одноногих арфистов заиграл что-то торжественное.
Несколько эфиопов в панике унесли в глубь дворца голого мужика на золотом горшке. (!!! — Авт.)
— Э-э-э… — только и успел произнести Агамемнон, но чернокожих уже и след простыл.
Выбежала навстречу мужу притворно счастливая Клитемнестра. Только Агамемнон жене совсем не обрадовался и лишь отечески похлопал ее по плоскому заду. Клитемнестра тут же смекнула, что муж вернулся домой не в настроении. Еще она поняла, что первая попытка умерщвления супруга — так называемый «несчастный случай» — не удалась. (Ну да, это было вполне очевидно. — Авт.)
И начался во дворце пир по случаю счастливого возвращения на родину любимого царя.
Правда, праздник был немного омрачен маленьким неприятным инцидентом.
Толпившиеся у дворца граждане, пользуясь временным бездействием стражи, беспрепятственно проникли в царские помещения и потырили с кухни фамильное серебро Клитемнестры.
Но на это мало кто из пирующих обратил внимание.
— Послушай, Агамемнон, — прошептал на ухо царю Аякс, возлежавший на нескольких почетных атласных подушечках рядом с троном.
Агамемнон нервно заерзал на позолоченном кресле, ибо какой-то недоумок в его отсутствие проделал в троне большое круглое отверстие, куда зад царя норовил каждую минуту провалиться.
— Ну что еще у тебя там?
— Агамемнон, пожалуйста, ничего на пиру не пей, — прохрипел Аякс, тяжело дыша царю в ухо.
— Это еще почему?
— Не пей, и все тут.
— Ладно, не буду, хотя…
— Вот и договорились. — И Аякс очень нехорошо посмотрел на сидевшую неподалеку Клитемнестру. — Кифару! — внезапно закричал могучий герой, оглушив дернувшегося на дырявом троне царя.
Иначе как змеей верноподданные жену царя Агамемнона не называли.
В предыдущих главах уже рассказывалось о любовных утехах Клитемнестры за спиной немного лоховатого муженька.
Но это все еще цветочки.
Клитемнестра не только была специалисткой по орогачиванию мужа, нет, она ко всему еще обожала плести в царском дворце всевозможные интриги, а также наводить сплетни.
Практически каждый год с крыши дворца прыгал очередной новый казначей Агамемнона, оклеветанный коварной царицей. Посему в последние годы это место во дворце оставалось вакантным.
А трюк с крокодилами?
Когда во время грандиозного пира в отсутствие мужа Клитемнестра выпустила из террариума в пиршественный зал изголодавшихся рептилий.
Просто так выпустила, из любопытства.
Ей вдруг очень захотелось посмотреть — а что будет?
Крокодилов Агамемнон привез из далекой Эфиопии, и многие из них в тот вечер издохли от несварения желудка. Кто сандалией подавился, кто золотым лавровым венком.
После этого случая Агамемнон впервые поднял на жестокую жену руку… или, если точнее, ногу. Удар под зад он отпустил такой мощный, что благоверная неделю на мягкое место сесть не могла, даже спала стоя.
Вот с того самого дня и задумала Клитемнестра мужа извести, то есть убить (ну прямо Долорес Клейборн. — Авт.). А уж если эта дура вбивала себе что-нибудь в голову, то выбить это у нее невозможно было даже при помощи кузнечного молота…
Много мужчин удовлетворяли извращенную похоть Клитемнестры, но один был любимый. Тот самый мужила, который некогда изображал из себя несовершеннолетнюю племянницу царицы.
Звали этого ходячего вибромассажера Эгисфом.
(!!! — Авт.)
План Клитемнестры был довольно прост: по возвращении Агамемнона на родину быстро извести его и посадить на трон тупого (на первый взгляд. — Авт.) Эгисфа, который только и годен был, что для постельных утех царицы.
В свободные же от прелюбодеяния часы Эгисф все время сидел в уголке покоев Клитемнестры на золотом горшке, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.
Многие поговаривали, что мужик сбежал из психиатрической лечебницы на Аргосе, построенной самим Асклепием, и что был он серийным сексуальным маньяком, изнасиловавшим (с последующим летальным исходом) всех овец на острове Крит вместе с не успевшими убежать пастухами. Такое вот у него было извращенное пристрастие к мелкому рогатому скоту.
Чем пленила его престарелая Клитемнестра, оставалось для древнегреческих историков (в лице Софоклюса) неразрешимой загадкой.
Болтали, что во время их любовных утех Клитемнестра по-овечьи блеяла, но сии слухи так и остались непроверенными.
Так или иначе, но коварная царица спала и видела своего умственно отсталого любовничка на троне Агамемнона. Она даже отверстие особое в царском кресле успела проделать, аккурат по размеру любимого Эгисфом золотого горшка, с которого тот всегда крайне нехотя вставал.
Кошмарная участь ждала народ Агамемнона, если бы чудовищным планам удалось осуществиться.
М-да, переплюнула по коварству Клетемнестра даже пресловутую Пенелопу. Правда, непонятно было, за что бедняга Агамемнон заслужил такую участь.
Хотя…
Вот что бывает, когда женишься по пьянке.
Случилось это, конечно, давно, но подробности вспомнить все же стоит…
Упился тогда Агамемнон до зеленых сатиров.
Произошло это в Спарте на дне рождения брата Агамемнона Менелая. Поспорили тогда пьяные братья на подзатыльник, что Агамемнон женится на первой встречной женщине. Ну, в смысле выйдет на улицу и за руку свою будущую жену схватит.
Высыпали бухие гости из дворца Менелая, смотреть, чем весь этот спор закончится. Интересно им, который из братьев другому морду набьет.
Ну, Агамемнон вконец разошелся, выскочил на улицу и хвать девку какую-то непонятную, у храма Афины гуляющую. Схватил ее за руку и во дворец потащил, даже в лицо будущей жене не взглянув.
Дальше пришлось Агамемнону вместе с гостями около часа ловить сбежавшего Менелая, которому очень не хотелось получать от брата затрещину.
Ну, в конце концов именинника поймали в подвале дворца. Агамемнон дал ему затрещину пифосом и отпустил.
Пролежал Менелай в отключке до самого утра. А Агамемнон, у которого случился приступ белой горячки, потребовал, чтобы его тут же с незнакомой девушкой и поженили. И не просто кто-то поженил, а сам покровитель брака бог Гименей.
Всемогущие боги, находившиеся в то время в полном душевном здравии, наблюдали за всем этим цирком со светлого Олимпа. Естественно, Гименей не смог удержаться. Под дружный хохот остальных олимпийцев он спустился в Спарту и быстро женил Агамемнона на случайной прохожей.
А случайная прохожая оказалась Клитемнестрой, перезрелой дочерью известного спартанского полководца Понтея (не путать с Помпеем. — Авт.).
И злые языки потом говаривали, что неспроста гуляла она у дворца Менелая. Да и выбирать тогда пьяному Агамемнону было не из кого. Кроме странной девушки и хромого слепого певца-аэда, на улице в тот момент никого не было. (Знал бы бедняга, что улица в тот вечер была по всему периметру оцеплена отборной спартанской гвардией.)
Вот так и влип Агамемнон по собственной глупости, и теперь за эту свою глупость ему предстояло жестоко расплачиваться…
Но при всем при этом следует отметить, что царь обладал хорошим чувством юмора — пообещал благоверной, как только падет Троя, разжечь на близлежащих горах сигнальные костры, что должно было возвещать о его возвращении на родину (не иначе как собирался Агамемнон по пути во дворец жечь крестьянские деревни).
Идиотка Клитемнестра не поняла хохмы и, дабы не пропустить возвращение благоверного, посадила на крышу дворца старого, но зоркого раба, который должен был ежечасно следить за горизонтом, а не пылает ли где сигнальный костер?
А чтобы этот раб не сбежал, Клитемнестра приказала приковать его за ногу к флюгеру, что дворцовые гвардейцы и сделали.
Однако не спешил домой Агамемнон, и вскоре придворные стали бояться ходить в царский дворец, тыкая пальцами в сидящий на крыше в позе мыслителя скелет…
Каким образом убить супруга, Клитемнестра еще не решила.
Лучше всего, конечно, было бы отрубить ненаглядному голову, но разожрался Агамемнон на старости лет так, что. шея у него, как таковая, исчезла. Подбородок великого царя плавно переходил в волосатую грудь, так что отсечение героической головы — как вариант возможного убийства — само собой отпадало.
Можно было, конечно, супруга отравить, но у Клитемнестры совсем не осталось никакого яда. Его весь выпили, съели, проглотили (нужное подчеркнуть) неугодные царице придворные либо надоевшие любовники.
Был даже момент, когда Клитемнестра в приступе злобного отчаяния по поводу долгого отсутствия мужа (которого она уже видела в фамильном склепе в белых сандалиях) чуть не прикончила любимого Эгисфа, решив поставить «красавчику» клизму с мышьяком.
Что ж, отравление как вариант совершения преступления тоже не годилось.
Клитемнестра постепенно приходила к заманчивой мысли, что лучше всего будет, если с Агамем-ноном произойдет несчастный случай. К примеру, возьмет Эгисф да и трахнет царя по голове своим золотым горшком.
Эгисф-то, бедняга, умственно отсталый, какой с него спрос?
Но проще было уговорить скалу прийти к Полифему, чем упросить Эгисфа что-либо сделать, окромя каждодневных кувырканий на царской тигровой шкуре.
В крайнем случае можно было устроить, чтобы Агамемнона сбила потерявшая управление колесница, и именно этот способ убийства мужа нравился царице с каждым днем все больше и больше.
— Вот же зараза! — с чувством выкрикнул Эвр, осматривая свой удивительный пояс с золотой фибулой посередине. — Опять аккумулятор посадил. А все из-за вас, балбесов. Телепортация такой массы сожрала недельный запас энергии.
Агамемнон с Аяксом огляделись.
Бог ветра перенес их в какой-то зеленый лесочек, где красиво пели птички, а невдалеке мелодично журчал ручеек.
— Где это мы? — спросил Агамемнон, безумно водя глазами по сторонам.
— Ну и ну! — Восточный ветер расхохотался. — Как же это ты не узнаешь родные земли?
— Так ты перенес нас…
— Правильно, к тебе домой, — подтвердил Эвр. — Нужно было это сделать еще на Лесбосе, когда вы плот строили. Но меня, как обычно, жаба задавила — энергии пожалел. И что? Все равно пришлось вас телепортировать, а то сидели бы вы сейчас в животе Антифата вместе с котлетами по-финикийски…
— Спасибо тебе, восточный ветер, — с чувством поблагодарили великие герои.
— Я только одного не могу понять, — все-таки решился спросить Агамемнон, — почему это вдруг ты ни с того ни с сего взялся нам помогать? Ведь не из-за просьбы же Софоклюса, в конце концов?
— Конечно нет, — ответил Эвр. — В принципе, я и сам не знаю, отчего с вами до сих пор вожусь. (Да я так захотел, и точка! — Авт.)
Еще раз поблагодарили герои восточный ветер. Большое дело он для них совершил, что и говорить.
— Ну ладно, пойду я, — наконец сообщил грекам Эвр. — Немного пешочком пройдусь, пока батареи у меня в аккумуляторе от солнца подзарядятся. Может, еще увидимся.
И бог ветра бодро зашагал через лес.
— Ну и в какой же стороне стоит твой дворец? — поинтересовался Аякс, вглядываясь в совершенно одинаковые сосны вокруг.
— А сатир его знает. — Агамемнон поскреб макушку. — Думаешь, я часто по своим лесам гуляю? Идем, к закату, может, куда и выйдем.
Верное решение принял Агамемнон, ибо набрели герои вскоре на наезженную дорогу. Ободренный этим Аякс, немного отстав от решительно идущего впереди приятеля, радостно протрубил в бараний рог.
Агамемнон схватился за сердце, затем за меч.
Но Аяксу было достаточно и одной звуковой атаки. Мило улыбнувшись, он спрятал свой рог обратно в набедренную повязку.
Бесконечной казалась дорога, но неутомимы были герои. Чувствовал Агамемнон, что его дворец где-то близко. Стоял-то он на возвышенности, и все, какие только имелись в царстве дороги, вели к великолепному мраморному дворцу. (В Древней Греции вообще то абсолютно все царские дворцы были мраморные и великолепные, так что не удивляйтесь. — Авт.)
— О, слышишь, колесница! — Агамемнон резко остановился. — Через пять минут будет здесь.
Аякс прислушался.
Действительно, издалека доносился приближающийся дробный конский топот и скрип деревянных колес.
Через несколько минут колесница выскочила из-за поворота дороги, окруженная облаком желтой пыли. Была она боевая (с ножами по бортам), влекомая черным жеребцом.
Агамемнон поднял вверх большой палец, желая тормознуть удобное транспортное средство. Но колесница и не думала останавливаться, она лишь слегка вильнула и понеслась прямо на растерявшегося Царя. Нужно отдать Аяксу должное: в тот момент он ничуть не растерялся и грубо оттолкнул приятеля с дороги.
Еще секунда, и от Агамемнона остались бы рожки да ножки, как от какого-нибудь глупого сатира. Но Аякс не только спас друга, он еще и ухитрился хорошо рассмотреть возницу. Им оказался странный, абсолютно голый мужик, восседавший на золотом горшке, с бессмысленным выражением на смуглом овечьем лице. (!!! — Авт.)
Более удивительного возницы Аякс отродясь не видел.
— Что это у тебя здесь за придурки разъезжают? — спросил могучий герой, помогая царю подняться с пыльной дороги.
— Да теперь права на вождение колесницей любой ненормальный получить может, — пояснил Агамемнон. — Экзамен сдавать не хотят, подкупают чиновников, и на тебе нужная дощечка со всеми печатями. Давно меня дома не было. Вижу, полный бардак Клитемнестра здесь устроила, пока я у стен Илиона вино пил.
Постоял Агамемнон на дороге, подумал, и тут дошло до него, что спас Аякс ему только что жизнь, а он его кретином называл и еще всякими гадкими обидными словами. Сделалось царю стыдно, и решил он сказать приятелю что-нибудь приятное.
— А ну-ка прочти мне, Аякс, какое-нибудь свое стихотворение, — попросил Агамемнон, хлопая героя по могучему плечу.
— Что? Неужели ты действительно хочешь послушать мою новую элегию? — не поверил своим ушам Аякс.
— Правда.
— Без дураков?
— Без дураков.
— Ну тогда слушай… гм… это новое…
Домой мы к Агамемнону вернулись, Но что такое — шум, мы оглянулись, На нас летела колесница, Мелькали боевые спицы. Неужто совпаденье, вдруг подумал я. А где встречающие, где Агамемнона семья? На мрачного Таната был похож возница. О боги, может, он убийца, Подосланный коварной Клитемнестрой, Проклятою случайною невестой, Царицей ставшей лишь по пьянке? Стирающей солдатам Понтея портянки…
А еще кто-то смел называть Аякса идиотом!
И вот наконец добрались великие герои до царского дворца.
Народа было у дворца немерено. Все с интересом наблюдали, как три могучих чернокожих эфиопа вносили во дворец сидяшего на золотом горшке голого мужика. (!!! — Авт.)
— Эй, гляди, а вон и колесница, — сказал Аякс, толкая Агамемнона локтем в бок.
Но даже после поэмы-подсказки царь не смекнул, что его совсем недавно элементарно пытались убить.
Все-таки временами Агамемнон тормозил по-страшному.
Народ, к сожалению, царя не признал. (Что бы там ни писал многоуважаемый Н. А. Кун. — Авт.)
Все таращились на голого мужика, которого слуги Уже занесли во дворец.
Грубо расталкивая праздных соотечественников, Агамемнон с Аяксом подошли к дворцовым воротам, охраняемым двумя бесстрашными гвардейцами, которые и не подумали развести перекрещенные копья, когда пред их взором возник Агамемнон.
— А ну пропустите! — громогласно потребовал царь.
— И меня, и меня, — донеслись из-за его спины голоса желающих попасть во дворец попрошаек, убогих калек и прочих шарлатанов.
Ни один мускул не дрогнул на каменных лицах стражи.
— Вы что?! — взревел Агамемнон. — Не видите, КТО перед вами стоит?
Нулевая реакция.
В довольно неприятную ситуацию, к счастью, вовремя вмешался Аякс, сын Оилея, который страх как не любил пустые разговоры.
От ударов двух мощных кулаков стражники мгновенно оказались на земле. Из-под смявшихся в гармошку шлемов едва виднелись перекошенные подбородки.
— Теперь шлемы с них снимешь только при помощи пилы, — знающим тоном прокомментировал кто-то из толпы зевак.
Аякс открыл перед царем ворота, и Агамемнон гордо прошествовал — во внутренний дворик своих законных владений.
Первое, что сразу бросилось ему в глаза, так это чей-то скелет на крыше, сидящий у флюгера в задумчивой позе.
— Что бы это значило? — удивился царь, указывая на крышу дворца.
— Может, это Икар? — предположил Аякс, ибо иного сравнения ему в тот момент в голову не пришло. — Зацепился за флюгер и помер.
— В позе мыслителя?
— Ну мало ли? Задумался о бренности бытия и не заметил, как отошел к праотцам. Я тоже иногда как задумаюсь… а потом — БАЦ, смотрю, вроде как утро было, а теперь вечер…
Ну, во дворце, понятное дело, Агамемнона признали сразу.
Засуетились слуги, забегали придворные. Сводный оркестр из тридцати одноногих арфистов заиграл что-то торжественное.
Несколько эфиопов в панике унесли в глубь дворца голого мужика на золотом горшке. (!!! — Авт.)
— Э-э-э… — только и успел произнести Агамемнон, но чернокожих уже и след простыл.
Выбежала навстречу мужу притворно счастливая Клитемнестра. Только Агамемнон жене совсем не обрадовался и лишь отечески похлопал ее по плоскому заду. Клитемнестра тут же смекнула, что муж вернулся домой не в настроении. Еще она поняла, что первая попытка умерщвления супруга — так называемый «несчастный случай» — не удалась. (Ну да, это было вполне очевидно. — Авт.)
И начался во дворце пир по случаю счастливого возвращения на родину любимого царя.
Правда, праздник был немного омрачен маленьким неприятным инцидентом.
Толпившиеся у дворца граждане, пользуясь временным бездействием стражи, беспрепятственно проникли в царские помещения и потырили с кухни фамильное серебро Клитемнестры.
Но на это мало кто из пирующих обратил внимание.
— Послушай, Агамемнон, — прошептал на ухо царю Аякс, возлежавший на нескольких почетных атласных подушечках рядом с троном.
Агамемнон нервно заерзал на позолоченном кресле, ибо какой-то недоумок в его отсутствие проделал в троне большое круглое отверстие, куда зад царя норовил каждую минуту провалиться.
— Ну что еще у тебя там?
— Агамемнон, пожалуйста, ничего на пиру не пей, — прохрипел Аякс, тяжело дыша царю в ухо.
— Это еще почему?
— Не пей, и все тут.
— Ладно, не буду, хотя…
— Вот и договорились. — И Аякс очень нехорошо посмотрел на сидевшую неподалеку Клитемнестру. — Кифару! — внезапно закричал могучий герой, оглушив дернувшегося на дырявом троне царя.