Страница:
Погрузившись в горячую воду, она поняла, что такое удовольствие стоило затраченных сил. Вода подействовала успокаивающе на ее душу и тело. Эви оставалась в воде, пока та не остыла, затем выбралась, свежая и расслабленная.
Эви вылила воду из чана и оделась, когда вернулась раскрасневшаяся от волнения Симона.
— Я ходила с Сэмом и Бэйли за покупками. Бэйли уезжает завтра на свой рудник, поэтому сегодня вечером я собираюсь приготовить грандиозный обед. Я пригласила также Адама. Надеюсь, ты не возражаешь, дорогая?
Эви почувствовала, что ее сердце забилось быстрее при упоминании имени Адама.
— Конечно, не возражаю. Где ты встретила его?
— Он пришел к тебе еще утром, но не стал беспокоить.
На лице Эви появилась улыбка.
— Ладно, давай вместе займемся обедом, — сказала она с энтузиазмом. — Мне жаль, что Бэйли уезжает. С ним было хорошо.
— Да, — согласилась Симона и начала распаковывать сумки с продуктами. — Поэтому я и хочу сделать обед как можно изысканнее. Я буду готовить мясо, а ты можешь накрывать на стол. Давай поставим свечи и вино.
Эви посмотрела на нее в замешательстве:
— Вино-то есть, а вот где взять подсвечники?
— Это твоя забота, — сказала Симона, прогоняя Эви. — Теперь уходи из кухни. Ты не должна мешать главному повару, ему предстоит большая работа.
Эви в нерешительности стояла снаружи, у двери кондитерской, пытаясь решить, стоит ли пойти и повидать Адама. Не подумает ли он, что она преследует его? Ведь они расстались только сегодня утром.
Правда, Симона сказала, что он искал ее. Может быть, воспользоваться этим как предлогом?
Как бы прочитав ее мысли, из «Первородного греха» вышел Адам. Эви наблюдала, как он приближается к ней, легко перескакивая с одной доски на другую.
Адам вошел вместе с ней в кондитерскую и, наклонившись, коснулся ее щеки.
— Сегодня вы выглядите особенно красивой, мисс Макгрегор.
— Должно быть, потому, что влюблена, — сказала она с улыбкой, глядя в его темные глаза. Я слышала, ты придешь к нам на обед сегодня вечером.
Адам кивнул и взял ее за руку.
— Как насчет того, чтобы помочь мне выбрать подарок для Бэйли на прощание, или ты очень занята?
— Симона прогнала меня с кухни, поэтому я абсолютно свободна. Да и вообще интересно заглянуть в магазины Сан-Франциско. Я ведь не покупала еще ничего, кроме продуктов. А это не так интересно.
Эви казалось странным то, что она идет по улице под руку с Адамом. Если бы кто-нибудь сказал ей об этом неделю назад, она бы рассмеялась.
Когда они достигли Рыночной улицы, по обеим сторонам прохода стояли люди. По улице дефилировал приезжий немецкий духовой оркестр.
— Что случилось? — крикнула Эви, стараясь перекричать мощные звуки большой трубы.
— Это цирк, леди, — сказал седой старатель, стоящий рядом с ними.
— О да, конечно, я совсем забыла.
Улица еще не совсем просохла после недавнего дождя, поэтому сапоги и штаны оркестрантов обдавались брызгами с каждым тактом музыки. Адам наклонился и прошептал на ухо Эви:
— Выглядит так, как будто они писаются при каждом ударе барабана.
Эви прикрыла рот рукой и неудержимо захихикала. Она не подозревала, что Адам может быть раскованным и остроумным. Жаль, что ей не доводилось видеть его таким раньше.
— Как обидно, что с нами нет Симоны! — воскликнула Эви, когда мимо проходили китайские артисты, держа в руках веревки, прикрепленные к причудливым бумажным змеям, парящим на ветру над их головами.
За ними следовал красочный бумажный дракон с огромной головой и выпученными глазами. Казалось, вот-вот из его пасти извергнется пламя. Страшная змея извивалась от одной стороны улицы до другой, передвигаясь благодаря дюжине пар ног. Дракон остановился перед Эви и громко фыркнул. Из его ноздрей появились клубы дыма. Эви взвизгнула и спрятала голову на груди Адама, вызвав тем самым немалое веселье у зрителей вокруг.
Затем появились два передвигаемых вручную пожарных фургона города Сан-Франциско. Перед каждым из них шел молодой факелоносец. Один из фургонов, тот, что был привезен с Гавайских островов, уже давно стал непригодным. Другой прежде использовался для полива садов в Нью-Йорке. Хотя он выглядел довольно жалко, добровольцы-пожарники, которые толкали его, шли с гордо поднятыми головами.
Парад продолжался. Скрип фургонов сменили звуки мексиканских лютней, и вот появились бродячие музыканты в ярких пледах и широкополых сомбреро.
Старатели захлопали и закричали, выражая свое одобрение «ночным леди». Их размалеванные лица и рискованные платья вызывали буквально взрывы аплодисментов, когда женщины махали руками и обращались к знакомым в толпе. Высокая фигура Адама привлекала внимание многих дам, и он, поддавшись всеобщему настроению, весело отвечал на их приветствия. Некоторые откровенные предложения заставляли его краснеть.
Толпа на время затихла, когда мимо прошла группа людей в униформе, называющих себя «охотниками». Остатки полка из Нью-Йорка, шайка головорезов, после окончания мексиканской войны они устроили штаб-квартиру в Сан-Франциско и выслеживали дезертировавших матросов. Оттуда они совершали набеги, занимаясь грабежами и пугая людей.
В конце шествия следовал недавно прибывший из Панамы, с нетерпением ожидаемый всеми цирк «Олимпик» Джорджа Роу.
Лилипуты — мужчина и женщина — несли плакат, возвещающий о времени начала представлений. Ужимки клоунов и номера жонглеров, проходивших мимо, доставляли толпе большое удовольствие.
Затем появилась клетка с тигром, который, развалясь, смотрел на людей сквозь железные прутья. Далее следовал слон, на спине его восседала женщина в розовом трико, машущая зрителям рукой.
— Хочешь пойти в цирк? — спросил Адам Эви, когда мимо проследовала последняя клетка. Толпа начала рассеиваться, большинство людей двинулись к месту расположения цирка на Керни-стрит.
— С удовольствием, если у нас останется время, ведь мы же еще должны купить подарки для Бэйли. Адам и Эви двинулись вдоль по улице, разглядывая витрины магазинов. Они остановились у ювелира, и Адам купил Бэйли карманные часы, затем пошли в универсальный магазин, где предлагалось все — от гвоздей до женских шелковых чулок. Адам купил Бэйли маленький томик недавно опубликованного романа «Дэвид Копперфилд» популярного английского автора Чарлза Диккенса, а Эви приобрела оловянную коробку табака, чтобы Бэйли мог наслаждаться им, покуривая трубку длинными одинокими вечерами.
Выйдя из магазина, Адам отвел Эви в сторону и повязал ей волосы пурпурной лентой. Затем отошел назад полюбоваться, и Эви улыбнулась ему.
— Я не мог устоять, этот цвет так идет тебе. — Адам наклонился и поцеловал Эви, не обращая внимания на мужчин, которые проходили мимо и завистливо улыбались.
Держась за руки, они поспешили на Керни-стрит и прибыли как раз к началу первого представления. Хозяин манежа привлекал внимание зрителей к человеку, который рискованно балансировал над их головами на проволоке, натянутой между двумя столбами.
Эви затаила дыхание и ухватилась за руку Адама, когда отважный юноша начал шаг за шагом осторожно передвигаться по узкой проволоке.
Зрители, следившие за ним затаив дыхание, разразились аплодисментами, когда тот наконец благополучно достиг противоположного столба. Затем они наблюдали за укротителем львов в цилиндре и с черным хлыстом, который вошел в клетку с дикими животными.
Больше всего Эви понравился номер, в котором наездница с обнаженной спиной мчалась по кругу на лошади, стоя на ней во весь рост. Она и Адам потягивали лимонад и жевали конфеты, смеясь над проделками клоунов и восхищаясь ловкостью жонглеров, которые манипулировали с тремя и четырьмя яблоками одновременно. Один из них бросил ярко-красное яблоко Эви с плутовским подмигиванием.
Выйдя из цирка, Эви остановилась около будки предсказателя судьбы, и тот поведал ей, что она в скором времени станет очень богатой.
— Не означает ли это, что ты готова согласиться стать моей женой? — с надеждой спросил Адам.
— Конечно, нет, — ответила Эви, с веселым блеском глаз поддразнивая его. — Это означает, что Бэйли найдет золотую жилу и сделает меня богатой.
— Неужели это действительно так важно для тебя, Эви? — спросил Адам сдержанно.
Эви помолчала несколько секунд, глядя в его помрачневшие глаза.
— Быть богатой? Да. Чтобы стать независимой. Тогда я выйду за тебя, Адам.
Когда на небе появились облака, предвещавшие дождь, они вернулись в кондитерскую. Адам покинул Эви у двери, пообещав, что придет вечером на обед.
Симона все еще возилась на кухне и не желала, чтобы ей мешали. Так как накануне Эви не навещала Калли, она взяла пару яблок и, смеясь, удалилась. Эви вся сияла от счастья, легко, словно газель, прыгая с одной доски на другую. Прохожие поворачивали головы в ее сторону, отвечая улыбками на улыбку.
Однако она перестала улыбаться, когда подошла к конюшне и обнаружила два пустых стойла. Эви бросилась на задний двор с надеждой, что мистер Грейнджер, кузнец, вывел лошадей в загон. Он действительно оказался там, но лошадей не было.
— Мистер Грейнджер, а где Калли и Эквус? Мужчина снял шляпу.
— Мистер Ролинз отправил их на корабле сегодня утром.
Эви не могла поверить, что Адам выполнил свою угрозу и отнял у нее Калли. Особенно после прошедшей ночи. «Неужели эта ночь ничего не значила для него? Зачем я поверила ему?»
С болью в груди, рыдая, она побежала назад в «Первородный грех».
Глава 14
Эви вылила воду из чана и оделась, когда вернулась раскрасневшаяся от волнения Симона.
— Я ходила с Сэмом и Бэйли за покупками. Бэйли уезжает завтра на свой рудник, поэтому сегодня вечером я собираюсь приготовить грандиозный обед. Я пригласила также Адама. Надеюсь, ты не возражаешь, дорогая?
Эви почувствовала, что ее сердце забилось быстрее при упоминании имени Адама.
— Конечно, не возражаю. Где ты встретила его?
— Он пришел к тебе еще утром, но не стал беспокоить.
На лице Эви появилась улыбка.
— Ладно, давай вместе займемся обедом, — сказала она с энтузиазмом. — Мне жаль, что Бэйли уезжает. С ним было хорошо.
— Да, — согласилась Симона и начала распаковывать сумки с продуктами. — Поэтому я и хочу сделать обед как можно изысканнее. Я буду готовить мясо, а ты можешь накрывать на стол. Давай поставим свечи и вино.
Эви посмотрела на нее в замешательстве:
— Вино-то есть, а вот где взять подсвечники?
— Это твоя забота, — сказала Симона, прогоняя Эви. — Теперь уходи из кухни. Ты не должна мешать главному повару, ему предстоит большая работа.
Эви в нерешительности стояла снаружи, у двери кондитерской, пытаясь решить, стоит ли пойти и повидать Адама. Не подумает ли он, что она преследует его? Ведь они расстались только сегодня утром.
Правда, Симона сказала, что он искал ее. Может быть, воспользоваться этим как предлогом?
Как бы прочитав ее мысли, из «Первородного греха» вышел Адам. Эви наблюдала, как он приближается к ней, легко перескакивая с одной доски на другую.
Адам вошел вместе с ней в кондитерскую и, наклонившись, коснулся ее щеки.
— Сегодня вы выглядите особенно красивой, мисс Макгрегор.
— Должно быть, потому, что влюблена, — сказала она с улыбкой, глядя в его темные глаза. Я слышала, ты придешь к нам на обед сегодня вечером.
Адам кивнул и взял ее за руку.
— Как насчет того, чтобы помочь мне выбрать подарок для Бэйли на прощание, или ты очень занята?
— Симона прогнала меня с кухни, поэтому я абсолютно свободна. Да и вообще интересно заглянуть в магазины Сан-Франциско. Я ведь не покупала еще ничего, кроме продуктов. А это не так интересно.
Эви казалось странным то, что она идет по улице под руку с Адамом. Если бы кто-нибудь сказал ей об этом неделю назад, она бы рассмеялась.
Когда они достигли Рыночной улицы, по обеим сторонам прохода стояли люди. По улице дефилировал приезжий немецкий духовой оркестр.
— Что случилось? — крикнула Эви, стараясь перекричать мощные звуки большой трубы.
— Это цирк, леди, — сказал седой старатель, стоящий рядом с ними.
— О да, конечно, я совсем забыла.
Улица еще не совсем просохла после недавнего дождя, поэтому сапоги и штаны оркестрантов обдавались брызгами с каждым тактом музыки. Адам наклонился и прошептал на ухо Эви:
— Выглядит так, как будто они писаются при каждом ударе барабана.
Эви прикрыла рот рукой и неудержимо захихикала. Она не подозревала, что Адам может быть раскованным и остроумным. Жаль, что ей не доводилось видеть его таким раньше.
— Как обидно, что с нами нет Симоны! — воскликнула Эви, когда мимо проходили китайские артисты, держа в руках веревки, прикрепленные к причудливым бумажным змеям, парящим на ветру над их головами.
За ними следовал красочный бумажный дракон с огромной головой и выпученными глазами. Казалось, вот-вот из его пасти извергнется пламя. Страшная змея извивалась от одной стороны улицы до другой, передвигаясь благодаря дюжине пар ног. Дракон остановился перед Эви и громко фыркнул. Из его ноздрей появились клубы дыма. Эви взвизгнула и спрятала голову на груди Адама, вызвав тем самым немалое веселье у зрителей вокруг.
Затем появились два передвигаемых вручную пожарных фургона города Сан-Франциско. Перед каждым из них шел молодой факелоносец. Один из фургонов, тот, что был привезен с Гавайских островов, уже давно стал непригодным. Другой прежде использовался для полива садов в Нью-Йорке. Хотя он выглядел довольно жалко, добровольцы-пожарники, которые толкали его, шли с гордо поднятыми головами.
Парад продолжался. Скрип фургонов сменили звуки мексиканских лютней, и вот появились бродячие музыканты в ярких пледах и широкополых сомбреро.
Старатели захлопали и закричали, выражая свое одобрение «ночным леди». Их размалеванные лица и рискованные платья вызывали буквально взрывы аплодисментов, когда женщины махали руками и обращались к знакомым в толпе. Высокая фигура Адама привлекала внимание многих дам, и он, поддавшись всеобщему настроению, весело отвечал на их приветствия. Некоторые откровенные предложения заставляли его краснеть.
Толпа на время затихла, когда мимо прошла группа людей в униформе, называющих себя «охотниками». Остатки полка из Нью-Йорка, шайка головорезов, после окончания мексиканской войны они устроили штаб-квартиру в Сан-Франциско и выслеживали дезертировавших матросов. Оттуда они совершали набеги, занимаясь грабежами и пугая людей.
В конце шествия следовал недавно прибывший из Панамы, с нетерпением ожидаемый всеми цирк «Олимпик» Джорджа Роу.
Лилипуты — мужчина и женщина — несли плакат, возвещающий о времени начала представлений. Ужимки клоунов и номера жонглеров, проходивших мимо, доставляли толпе большое удовольствие.
Затем появилась клетка с тигром, который, развалясь, смотрел на людей сквозь железные прутья. Далее следовал слон, на спине его восседала женщина в розовом трико, машущая зрителям рукой.
— Хочешь пойти в цирк? — спросил Адам Эви, когда мимо проследовала последняя клетка. Толпа начала рассеиваться, большинство людей двинулись к месту расположения цирка на Керни-стрит.
— С удовольствием, если у нас останется время, ведь мы же еще должны купить подарки для Бэйли. Адам и Эви двинулись вдоль по улице, разглядывая витрины магазинов. Они остановились у ювелира, и Адам купил Бэйли карманные часы, затем пошли в универсальный магазин, где предлагалось все — от гвоздей до женских шелковых чулок. Адам купил Бэйли маленький томик недавно опубликованного романа «Дэвид Копперфилд» популярного английского автора Чарлза Диккенса, а Эви приобрела оловянную коробку табака, чтобы Бэйли мог наслаждаться им, покуривая трубку длинными одинокими вечерами.
Выйдя из магазина, Адам отвел Эви в сторону и повязал ей волосы пурпурной лентой. Затем отошел назад полюбоваться, и Эви улыбнулась ему.
— Я не мог устоять, этот цвет так идет тебе. — Адам наклонился и поцеловал Эви, не обращая внимания на мужчин, которые проходили мимо и завистливо улыбались.
Держась за руки, они поспешили на Керни-стрит и прибыли как раз к началу первого представления. Хозяин манежа привлекал внимание зрителей к человеку, который рискованно балансировал над их головами на проволоке, натянутой между двумя столбами.
Эви затаила дыхание и ухватилась за руку Адама, когда отважный юноша начал шаг за шагом осторожно передвигаться по узкой проволоке.
Зрители, следившие за ним затаив дыхание, разразились аплодисментами, когда тот наконец благополучно достиг противоположного столба. Затем они наблюдали за укротителем львов в цилиндре и с черным хлыстом, который вошел в клетку с дикими животными.
Больше всего Эви понравился номер, в котором наездница с обнаженной спиной мчалась по кругу на лошади, стоя на ней во весь рост. Она и Адам потягивали лимонад и жевали конфеты, смеясь над проделками клоунов и восхищаясь ловкостью жонглеров, которые манипулировали с тремя и четырьмя яблоками одновременно. Один из них бросил ярко-красное яблоко Эви с плутовским подмигиванием.
Выйдя из цирка, Эви остановилась около будки предсказателя судьбы, и тот поведал ей, что она в скором времени станет очень богатой.
— Не означает ли это, что ты готова согласиться стать моей женой? — с надеждой спросил Адам.
— Конечно, нет, — ответила Эви, с веселым блеском глаз поддразнивая его. — Это означает, что Бэйли найдет золотую жилу и сделает меня богатой.
— Неужели это действительно так важно для тебя, Эви? — спросил Адам сдержанно.
Эви помолчала несколько секунд, глядя в его помрачневшие глаза.
— Быть богатой? Да. Чтобы стать независимой. Тогда я выйду за тебя, Адам.
Когда на небе появились облака, предвещавшие дождь, они вернулись в кондитерскую. Адам покинул Эви у двери, пообещав, что придет вечером на обед.
Симона все еще возилась на кухне и не желала, чтобы ей мешали. Так как накануне Эви не навещала Калли, она взяла пару яблок и, смеясь, удалилась. Эви вся сияла от счастья, легко, словно газель, прыгая с одной доски на другую. Прохожие поворачивали головы в ее сторону, отвечая улыбками на улыбку.
Однако она перестала улыбаться, когда подошла к конюшне и обнаружила два пустых стойла. Эви бросилась на задний двор с надеждой, что мистер Грейнджер, кузнец, вывел лошадей в загон. Он действительно оказался там, но лошадей не было.
— Мистер Грейнджер, а где Калли и Эквус? Мужчина снял шляпу.
— Мистер Ролинз отправил их на корабле сегодня утром.
Эви не могла поверить, что Адам выполнил свою угрозу и отнял у нее Калли. Особенно после прошедшей ночи. «Неужели эта ночь ничего не значила для него? Зачем я поверила ему?»
С болью в груди, рыдая, она побежала назад в «Первородный грех».
Глава 14
Адам сидел на постели, обхватив голову руками, когда в комнату ворвалась Эви и набросилась на него с упреками:
— Как ты мог, Адам? Как ты мог сделать такое?
Адам был явно озадачен. Он хотел подняться на ноги, но упал на спину, сжимая голову.
— О чем ты говоришь, Эви?
— О Калли. Я говорю о Калли. Неужели тебе доставляет удовольствие причинять мне боль?
— Ради Бога, Эви. Можешь ты взять себя в руки и позволить мне все объяснить?
Эви была слишком рассержена, чтобы слушать его. Все ее сомнения относительно Адама проявились с новой силой.
— Я не хочу слушать твои объяснения. Ты угрожал, что заберешь у меня Калли, и разве может Адам Ролинз не выполнить своих угроз? Мне следовало бы знать это.
На щеке Адама задергалась предательская жилка, он попытался подавить свой гнев, а Эви продолжала ругаться:
— Я думала, что прошедшая ночь что-то значила для тебя. Как глупо было надеяться, что ты можешь измениться.
Обиженный и раздраженный Адам старался говорить спокойно:
— Можем мы обсудить это позднее, Эви? У меня ужасно болит голова. Я только что выставил пьяного старателя, и тот ударил меня по голове рукояткой своего кайла.
— Твое счастье, что это была не я, тогда бы ты получил удар другим концом кайла.
Несмотря на боль в голове, Адам не удержался от смеха. Уж Эви-то выполнила бы свою угрозу, можно не сомневаться.
— Ты права только в одном, Эви. Я не изменился. Я никогда не заключаю сделки и не иду на компромиссы в постели. Ты напрасно потеряла время, если пришла сюда прошлой ночью с этой целью. Женщины, которые ищут выгоду в постели, имеют определенное название, но я не решаюсь произнести его.
Адам хотел лишь слегка пожурить Эви, чтобы попытаться погасить ее гнев. Однако его слова произвели обратный эффект, потому что он коснулся самой больной темы.
— Как ты смеешь? За кого ты меня принимаешь? Я пришла сюда прошлой ночью, потому что по глупости на какое-то мгновение вообразила, что люблю тебя. Я доверилась тебе и позволила одурачить.
— Господи, повзрослеешь ли ты хоть когда-нибудь, Эви? Ты беспокоишься не потому, что отдалась мне прошлой ночью. Ты хотела этого так же, как и я. Тебя волнует то, что это доставило тебе наслаждение. Вот в чем истинная причина твоего показного праведного негодования. Прошлой ночью в моих объятиях ты стала настоящей женщиной, поэтому веди себя соответственно и брось эти детские выходки. — Видя, что она уязвлена, он грустно добавил: — Наши отношения будут совсем иными, Эви, если ты станешь мне доверять.
Эви скрестила руки на груди и посмотрела на него:
— Тебе не стоит беспокоиться по поводу наших отношений, Адам, потому что их не будет.
— Эви, я хотел сказать тебе о Калли еще раньше, но ты спала. Гейнджер сообщил, что она ушибла переднюю ногу и начала поджимать ее, поэтому я отправил ее на корабле назад к Уиллу, чтобы тот осмотрел лошадь и полечил, если надо. Вместе с ней я отослал и Эквуса, чтобы Калли не нервничала. Она начинает нервничать, когда его нет рядом. И все это не для того, чтобы наказать тебя.
Адаму не надо было быть психологом, чтобы понять истинные мотивы поведения Эви. Ей было только двенадцать лет, когда она потеряла свою мать, единственного человека в мире, который любил ее. Она должна была кого-то обвинить в этой потере, и жертвой оказался он.
— Эви, я не виноват в смерти твоей матери. Перестань обвинять меня, — мягко сказал Адам. — Она раскрыла рот от неожиданности, а он продолжал: — Я сожалею, что не был добр к твоей матери. Я вел себя как ребенок, меня обуревала ревность, ведь я очень любил отца и он всегда принадлежал только мне. Кажется, я так и не успел сказать ему, как он мне дорог, я не виноват и в его смерти тоже. Невозможно изменить прошлое, и я не могу расплатиться за свои ошибки. Ты должна забыть о них, Эви. В его голосе не было ни мольбы, ни гнева, только отчаянная потребность быть понятым.
— Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Почему ты сомневаешься во мне? Не знаю, как еще убедить тебя в моей любви.
Эви смягчилась. Весь ее гнев пропал, осталось лишь чувство вины и стыда. Его слова звучали так проникновенно, так убедительно. А она… Да, конечно, в памяти живо все — и его слова о ее матери, такие пренебрежительные, и власть, которую он много лет демонстрировал перед ней, но, может быть, и впрямь пора перестать копаться в прошлом и во всех его поступках видеть лишь желание ее унизить?
— Полагаю, моих извинений недостаточно, — сказала она с чувством раскаяния.
— Для этого сейчас самый подходящий момент. — Он боролся с желанием заключить ее в свои объятия.
— Извини, Адам. — Эви подошла и встала над ним. — Мне нужно время, ты должен это понять.
Эви повернулась, чтобы уйти, но Адам протянул руку, пытаясь задержать ее. Она ждала, глядя на него, и с удивлением увидела в его глазах мольбу. Так смотрит раненый олень.
— Давай уедем к себе домой, Эви?
Может быть, так и поступить? Но если она уедет с ним сейчас, ей вскоре все равно придется вернуться сюда из-за каких-нибудь неурядиц между ними. Впрочем, Адам лишь однажды позволил ей убежать, и она знала, что больше он не допустит этого. Теперь она будет принадлежать ему полностью, привязанная гораздо большим количеством незримых нитей, чем прежде.
Адам следил за ее внутренней борьбой, с надеждой ожидая ответа. Эви видела боль в его темных глазах, которые однажды нелепо посчитала безжалостными. Может быть, она и во всем другом ошибается? Может быть, дело в ней самой?
Ей нужно время, чтобы установить истину, прежде чем давать окончательный ответ.
— Сейчас, Адам, мой дом здесь, в Сан-Франциско.
Когда Эви сделала шаг, чтобы уйти, он потянул ее назад. Потеряв равновесие, она упала на него. Адам перевернул ее, и она оказалась под ним. Он поднял голову и нежно обхватил ладонью щеку Эви, с обожанием глядя на нее.
— Неправда, и ты знаешь это. Ты принадлежишь мне. Сколько раз мне повторять, что я люблю тебя, Эви? Почему ты боишься признать, что тоже любишь меня? — хрипло прошептал Адам, приблизив свои губы к ее губам.
Эви хотела сопротивляться, но его теплые губы вызвали взрыв таких чувств, что ей было трудно вымолвить хоть слово. Прикосновение Адама, его близость, запах — все возбуждало ее. И сейчас, в его объятиях, одолеваемая этими соблазнами, Эви почувствовала, что ее кровь, подобно расплавленной лаве, течет по жилам и зажигает ответную страсть.
— Эви, Эви, — хрипло бормотал Адам, зарывшись лицом в ее волосы. Она отвечала ему, и это не было игрой воображения.
Адам посмотрел в ее мерцающие глаза. В их глубине он увидел неприкрытое желание, а ее сочные губы раскрылись, чтобы принять его губы. Да, она хочет его, это несомненно, однако ему нужны были дополнительные подтверждения, прежде чем отважиться на дальнейшие действия. Хотя поводья, которыми он сдерживал себя, были очень тонкими, еще было время, чтобы остановиться, но еще несколько секунд — и он уже не сможет контролировать себя.
— Ты должна сказать мне это, Эви. Должна сказать, — повторял он хриплым голосом.
Она знала, что похожа на мотылька, порхающего вокруг пламени, но поднимающаяся внутри волна заставляла ее отважиться на дьявольский танец.
— Ласкай меня, Адам, — простонала она, обнимая его за шею, и они слились в поцелуе, как путники, которые, истомившись от жажды, наконец нашли источник. Рука Адама дрожала, когда он начал расстегивать пуговицы ее платья. Эви неподвижно лежала, прикованная взглядом его темных горящих глаз. Нащупав край ее платья, он поспешно потянул его вверх. Его руки оставляли за собой горячую полосу, двигаясь вдоль полных бедер к груди. Когда он попытался снять платье через голову, его внезапное содрогание прервало возбуждение Эви, заставлявшее ее лежать неподвижно. Она резко села.
— Твоя голова, Адам… Тебе больно?
— Не имеет значения. — Боль в пояснице была сильнее, чем в голове.
Эви осторожно оттолкнула его. Адам в отчаянии упал на спину на кровать, прикрыв рукой глаза. Она была нужна ему. Сколько можно терпеть эту боль?
— Дай мне посмотреть на твою голову, Адам.
— Я же сказал, что все прекрасно, — проворчал он. «Господи! Не прикасайся ко мне или я не выдержу».
Нервы Адама были напряжены до предела, когда она перебирала пальцами его волосы.
— Проклятие, я же сказал, что все в порядке. Ради Бога, Эви, убери свои руки, или я изнасилую тебя… — Слова застряли у него в горле. Он опустил руку и открыл глаза.
Эви стояла перед ним на коленях. Она уже сняла платье. Пораженный Адам смотрел на ее обнаженные груди. Когда отяжелевший от страсти взгляд Адама переместился на ее лицо, он увидел, что и она наблюдает за ним с соблазнительной улыбкой. Затем Эви провела рукой по его груди к животу и ногам.
Ей понравилось чувствовать свою власть над ним. Осознание этого воспламенило ее еще больше. Она опустила голову, скользя языком по его груди и чувствуя, как все сильнее бьется его сердце.
Неожиданная смена ролей опьянила ее, пробудив веру в свою силу. Эви откинула голову назад, ее стройные ноги раздвинули его бедра, и, прерывисто дыша, она взгромоздилась на него.
С диким рычанием Адам прижал ее к себе, отыскав губами ее торчащие груди.
Темп их движений стал бешеным, когда его губы начали заглатывать соски ее грудей, вызывая острое ощущение в позвоночнике. Грива черных волос беспорядочно рассыпалась по плечам, в то время как Эви страстно откинула голову назад и бешено скакала на нем.
Когда Адам начал извергаться под ней в неудержимых конвульсиях, в ее удовлетворенном крике смешались триумф и восторг.
Сердце Эви билось так сильно, что казалось, вот-вот разорвется. Стараясь восстановить свое дыхание, она с удивлением обнаружила, что вся покрылась потом, а тяжелые веки никак не хотели подниматься. Наконец она медленно подняла их.
На нее смотрели темные глаза Адама. Он был ошеломлен. И Эви догадывалась почему. Она соскользнула с него, протянула руку за платьем и натянула его через голову. Адам продолжал молча лежать, ожидая, когда она заговорит. Он тоже весь блестел от пота.
— Ты можешь простудиться, если будешь так лежать. — Она взяла одеяло, чтобы укрыть его, наклонилась и… Схватив за плечи, Адам притянул ее к себе.
— Теперь мы квиты? — спросил он, и лицо его выражало боль. — Зачем, Эви? Даже постель становится для тебя полем боя, не так ли?
Она встретила его взгляд без раскаяния.
— Я не понимаю, о чем ты?
— Ну конечно.
Ее глаза вспыхнули осуждающе.
— Хорошо, кто начал эту войну, Адам? Адам убрал руки с ее плеч.
— Войну? Почему это должна быть война? Я хочу, чтобы мы просто любили друг друга, Эви. Я хочу доказать, как сильно люблю тебя.
В его голосе чувствовались грусть и какая-то безнадежность.
Все, что произошло между ними, вызывало в Эви тоже чувство пустоты, ее недавние действия казались бессмысленными. На этот раз и впрямь сражение начала она.
— Я виновата, Адам, меня опьянила власть над тобой. Все шесть лет ты пугал меня своим могуществом, и вот теперь Адам Ролинз передо мной — уязвимый и беспомощный.
— Я не виню тебя. — Он приблизил свое лицо к ее лицу, и она увидела отчаяние и страдание в его глазах. — Я понимаю, почему ты поступила так, Эви.
Адам встал и взял свой халат, лежавший на ближайшем стуле. Он подошел к окну и замер, глядя наружу. Эви почувствовала боль в груди при виде его опущенных плеч. Ее долгожданный триумф имел горький привкус.
Затем ее сердце забилось быстрее, в голове мелькнула надежда. Может быть, то, что случилось, было необходимо? Может быть, им обоим требовалось что-то вроде морального очищения?
Она приблизилась к нему и обняла руками за талию.
— Еще не все потеряно, Адам. Обними меня снова.
Адам повернулся к ней. Грусть в его глазах сменилась настороженностью.
— Ты уверена, Эви, что действительно знаешь, чего хочешь?
Глаза ее озорно сверкнули.
— Ты все еще продолжаешь думать за меня, Адам Ролинз? — Губы ее изогнулись в соблазнительной улыбке, когда она вплотную приблизилась к нему, встала на цыпочки и обхватила руками его шею. — Думаю, мы достаточно помучили друг друга сегодня.
Перед ним стояла женщина, которую он всегда безумно жаждал. Женщина, ставшая безумным наваждением в его жизни. Неужели еще существовала надежда?
Он неуверенно изучал ее лицо, а она неотрывно смотрела ему в глаза.
— Что бы там ни было, Эвлин Макгрегор, но это весьма соблазнительное предложение.
Адам привлек ее в свои объятия, зарывшись лицом в душистые шелковистые волосы.
— О Боже, — простонал он, прижимая ее к себе. — Я так долго мечтал об этом мгновении.
Его губы нежно коснулись ее губ, почти нерешительно, как будто он все еще боялся отказа. Губы Эви раскрылись, и все сомнения Адама исчезли в пламени, охватившем его.
Скользнув руками по его поросшей курчавыми волосами груди, Эви развязала пояс его халата и стала с трепетом касаться ладонями и кончиками пальцев его тела.
Адам едва дышал, затем, не в силах больше терпеть, подхватил Эви на руки и понес в постель.
На этот раз между ними не было дуэли. Только настоятельная необходимость любить и доставлять удовольствие друг другу.
Адам нежно покусывал ее шею, спускаясь вниз, а его рука скользила между ее бедер. Эви погрузилась в море эротических ощущений. Он задержался, чтобы поиграть губами с кончиками ее грудей, затем спустился еще ниже, ниже…
Эви едва не потеряла сознание от экстаза, инстинктивно изгибаясь от мучительных прикосновений.
Затем он вошел в бархатистую мягкость, приподняв голову, чтобы снова целовать ее рот, погрузившись языком в сладостную полость. Ее руки обхватили его шею, и она крепко вцепилась в него.
— Именно так должно быть… и всегда будет между нами, — прошептал он.
— Да, да, да, — застонала Эви, когда темп его толчков возрос. Из ее горла вырвалось приглушенное губами Адама всхлипывание.
Прошло несколько минут, прежде чем к ним снова вернулся дар речи. Сплетясь, они наслаждались друг другом. Адам ласково улыбнулся и откинул в сторону пряди волос, прилипших к щеке Эви.
— Я люблю тебя. — Он наклонился и поцеловал ее в губы легким поцелуем, затем лег на спину с удовлетворенной улыбкой.
Глаза Эви затуманились. Она тоже любила его. Теперь уже невозможно более отрицать это. Если существует какая-то вероятность совместного будущего, надо согласиться с этим, потому что реальность важнее всех ее обид в прошлом.
— Я тоже люблю тебя, Адам.
Они дремали в объятиях друг друга, пока Эви внезапно не очнулась, терзаемая угрызениями совести, и быстро вскочила с постели.
— Подсвечники!
— О чем ты? — сонно спросил Адам.
— Я обещала Симоне, что найду несколько подсвечников.
Адам зевнул и снова притянул ее к себе.
— Кажется, у меня было где-то несколько штук. А зачем ей подсвечники? — Теперь он окончательно проснулся.
— Она хочет, чтобы прощальный обед для Бэйли был особенно изысканным. Я должна идти, Адам. Мне надо помогать готовить обед, — слабо запротестовала она в ответ на его возобновившиеся ласки.
Адам поднял голову. Сапфировые глаза его дьявольски блестели.
— Мне нравится мой десерт перед обедом.
К тому времени, когда Эви покинула «Первородный грех», Адам нашел скатерть и подсвечники. Он также обещал принести вино в качестве своего вклада в обед.
Симона как никогда проявила свои замечательные способности кулинарки. Она приготовила луковый суп, куриное фрикасе с рисом и жареными гренками. На десерт — шоколад с кремовой начинкой.
— Держу пари, что этот обед обошелся нам в доход за неделю, но он стоит того, — сказала Эви, когда все откинулись назад насытившись.
Бэйли улыбнулся, принимая эту дань уважения:
— Наверное, я долго буду помнить этот обед. Особенно если учесть, что весь следующий год мне придется питаться бобами и соленой свининой.
— Как ты мог, Адам? Как ты мог сделать такое?
Адам был явно озадачен. Он хотел подняться на ноги, но упал на спину, сжимая голову.
— О чем ты говоришь, Эви?
— О Калли. Я говорю о Калли. Неужели тебе доставляет удовольствие причинять мне боль?
— Ради Бога, Эви. Можешь ты взять себя в руки и позволить мне все объяснить?
Эви была слишком рассержена, чтобы слушать его. Все ее сомнения относительно Адама проявились с новой силой.
— Я не хочу слушать твои объяснения. Ты угрожал, что заберешь у меня Калли, и разве может Адам Ролинз не выполнить своих угроз? Мне следовало бы знать это.
На щеке Адама задергалась предательская жилка, он попытался подавить свой гнев, а Эви продолжала ругаться:
— Я думала, что прошедшая ночь что-то значила для тебя. Как глупо было надеяться, что ты можешь измениться.
Обиженный и раздраженный Адам старался говорить спокойно:
— Можем мы обсудить это позднее, Эви? У меня ужасно болит голова. Я только что выставил пьяного старателя, и тот ударил меня по голове рукояткой своего кайла.
— Твое счастье, что это была не я, тогда бы ты получил удар другим концом кайла.
Несмотря на боль в голове, Адам не удержался от смеха. Уж Эви-то выполнила бы свою угрозу, можно не сомневаться.
— Ты права только в одном, Эви. Я не изменился. Я никогда не заключаю сделки и не иду на компромиссы в постели. Ты напрасно потеряла время, если пришла сюда прошлой ночью с этой целью. Женщины, которые ищут выгоду в постели, имеют определенное название, но я не решаюсь произнести его.
Адам хотел лишь слегка пожурить Эви, чтобы попытаться погасить ее гнев. Однако его слова произвели обратный эффект, потому что он коснулся самой больной темы.
— Как ты смеешь? За кого ты меня принимаешь? Я пришла сюда прошлой ночью, потому что по глупости на какое-то мгновение вообразила, что люблю тебя. Я доверилась тебе и позволила одурачить.
— Господи, повзрослеешь ли ты хоть когда-нибудь, Эви? Ты беспокоишься не потому, что отдалась мне прошлой ночью. Ты хотела этого так же, как и я. Тебя волнует то, что это доставило тебе наслаждение. Вот в чем истинная причина твоего показного праведного негодования. Прошлой ночью в моих объятиях ты стала настоящей женщиной, поэтому веди себя соответственно и брось эти детские выходки. — Видя, что она уязвлена, он грустно добавил: — Наши отношения будут совсем иными, Эви, если ты станешь мне доверять.
Эви скрестила руки на груди и посмотрела на него:
— Тебе не стоит беспокоиться по поводу наших отношений, Адам, потому что их не будет.
— Эви, я хотел сказать тебе о Калли еще раньше, но ты спала. Гейнджер сообщил, что она ушибла переднюю ногу и начала поджимать ее, поэтому я отправил ее на корабле назад к Уиллу, чтобы тот осмотрел лошадь и полечил, если надо. Вместе с ней я отослал и Эквуса, чтобы Калли не нервничала. Она начинает нервничать, когда его нет рядом. И все это не для того, чтобы наказать тебя.
Адаму не надо было быть психологом, чтобы понять истинные мотивы поведения Эви. Ей было только двенадцать лет, когда она потеряла свою мать, единственного человека в мире, который любил ее. Она должна была кого-то обвинить в этой потере, и жертвой оказался он.
— Эви, я не виноват в смерти твоей матери. Перестань обвинять меня, — мягко сказал Адам. — Она раскрыла рот от неожиданности, а он продолжал: — Я сожалею, что не был добр к твоей матери. Я вел себя как ребенок, меня обуревала ревность, ведь я очень любил отца и он всегда принадлежал только мне. Кажется, я так и не успел сказать ему, как он мне дорог, я не виноват и в его смерти тоже. Невозможно изменить прошлое, и я не могу расплатиться за свои ошибки. Ты должна забыть о них, Эви. В его голосе не было ни мольбы, ни гнева, только отчаянная потребность быть понятым.
— Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Почему ты сомневаешься во мне? Не знаю, как еще убедить тебя в моей любви.
Эви смягчилась. Весь ее гнев пропал, осталось лишь чувство вины и стыда. Его слова звучали так проникновенно, так убедительно. А она… Да, конечно, в памяти живо все — и его слова о ее матери, такие пренебрежительные, и власть, которую он много лет демонстрировал перед ней, но, может быть, и впрямь пора перестать копаться в прошлом и во всех его поступках видеть лишь желание ее унизить?
— Полагаю, моих извинений недостаточно, — сказала она с чувством раскаяния.
— Для этого сейчас самый подходящий момент. — Он боролся с желанием заключить ее в свои объятия.
— Извини, Адам. — Эви подошла и встала над ним. — Мне нужно время, ты должен это понять.
Эви повернулась, чтобы уйти, но Адам протянул руку, пытаясь задержать ее. Она ждала, глядя на него, и с удивлением увидела в его глазах мольбу. Так смотрит раненый олень.
— Давай уедем к себе домой, Эви?
Может быть, так и поступить? Но если она уедет с ним сейчас, ей вскоре все равно придется вернуться сюда из-за каких-нибудь неурядиц между ними. Впрочем, Адам лишь однажды позволил ей убежать, и она знала, что больше он не допустит этого. Теперь она будет принадлежать ему полностью, привязанная гораздо большим количеством незримых нитей, чем прежде.
Адам следил за ее внутренней борьбой, с надеждой ожидая ответа. Эви видела боль в его темных глазах, которые однажды нелепо посчитала безжалостными. Может быть, она и во всем другом ошибается? Может быть, дело в ней самой?
Ей нужно время, чтобы установить истину, прежде чем давать окончательный ответ.
— Сейчас, Адам, мой дом здесь, в Сан-Франциско.
Когда Эви сделала шаг, чтобы уйти, он потянул ее назад. Потеряв равновесие, она упала на него. Адам перевернул ее, и она оказалась под ним. Он поднял голову и нежно обхватил ладонью щеку Эви, с обожанием глядя на нее.
— Неправда, и ты знаешь это. Ты принадлежишь мне. Сколько раз мне повторять, что я люблю тебя, Эви? Почему ты боишься признать, что тоже любишь меня? — хрипло прошептал Адам, приблизив свои губы к ее губам.
Эви хотела сопротивляться, но его теплые губы вызвали взрыв таких чувств, что ей было трудно вымолвить хоть слово. Прикосновение Адама, его близость, запах — все возбуждало ее. И сейчас, в его объятиях, одолеваемая этими соблазнами, Эви почувствовала, что ее кровь, подобно расплавленной лаве, течет по жилам и зажигает ответную страсть.
— Эви, Эви, — хрипло бормотал Адам, зарывшись лицом в ее волосы. Она отвечала ему, и это не было игрой воображения.
Адам посмотрел в ее мерцающие глаза. В их глубине он увидел неприкрытое желание, а ее сочные губы раскрылись, чтобы принять его губы. Да, она хочет его, это несомненно, однако ему нужны были дополнительные подтверждения, прежде чем отважиться на дальнейшие действия. Хотя поводья, которыми он сдерживал себя, были очень тонкими, еще было время, чтобы остановиться, но еще несколько секунд — и он уже не сможет контролировать себя.
— Ты должна сказать мне это, Эви. Должна сказать, — повторял он хриплым голосом.
Она знала, что похожа на мотылька, порхающего вокруг пламени, но поднимающаяся внутри волна заставляла ее отважиться на дьявольский танец.
— Ласкай меня, Адам, — простонала она, обнимая его за шею, и они слились в поцелуе, как путники, которые, истомившись от жажды, наконец нашли источник. Рука Адама дрожала, когда он начал расстегивать пуговицы ее платья. Эви неподвижно лежала, прикованная взглядом его темных горящих глаз. Нащупав край ее платья, он поспешно потянул его вверх. Его руки оставляли за собой горячую полосу, двигаясь вдоль полных бедер к груди. Когда он попытался снять платье через голову, его внезапное содрогание прервало возбуждение Эви, заставлявшее ее лежать неподвижно. Она резко села.
— Твоя голова, Адам… Тебе больно?
— Не имеет значения. — Боль в пояснице была сильнее, чем в голове.
Эви осторожно оттолкнула его. Адам в отчаянии упал на спину на кровать, прикрыв рукой глаза. Она была нужна ему. Сколько можно терпеть эту боль?
— Дай мне посмотреть на твою голову, Адам.
— Я же сказал, что все прекрасно, — проворчал он. «Господи! Не прикасайся ко мне или я не выдержу».
Нервы Адама были напряжены до предела, когда она перебирала пальцами его волосы.
— Проклятие, я же сказал, что все в порядке. Ради Бога, Эви, убери свои руки, или я изнасилую тебя… — Слова застряли у него в горле. Он опустил руку и открыл глаза.
Эви стояла перед ним на коленях. Она уже сняла платье. Пораженный Адам смотрел на ее обнаженные груди. Когда отяжелевший от страсти взгляд Адама переместился на ее лицо, он увидел, что и она наблюдает за ним с соблазнительной улыбкой. Затем Эви провела рукой по его груди к животу и ногам.
Ей понравилось чувствовать свою власть над ним. Осознание этого воспламенило ее еще больше. Она опустила голову, скользя языком по его груди и чувствуя, как все сильнее бьется его сердце.
Неожиданная смена ролей опьянила ее, пробудив веру в свою силу. Эви откинула голову назад, ее стройные ноги раздвинули его бедра, и, прерывисто дыша, она взгромоздилась на него.
С диким рычанием Адам прижал ее к себе, отыскав губами ее торчащие груди.
Темп их движений стал бешеным, когда его губы начали заглатывать соски ее грудей, вызывая острое ощущение в позвоночнике. Грива черных волос беспорядочно рассыпалась по плечам, в то время как Эви страстно откинула голову назад и бешено скакала на нем.
Когда Адам начал извергаться под ней в неудержимых конвульсиях, в ее удовлетворенном крике смешались триумф и восторг.
Сердце Эви билось так сильно, что казалось, вот-вот разорвется. Стараясь восстановить свое дыхание, она с удивлением обнаружила, что вся покрылась потом, а тяжелые веки никак не хотели подниматься. Наконец она медленно подняла их.
На нее смотрели темные глаза Адама. Он был ошеломлен. И Эви догадывалась почему. Она соскользнула с него, протянула руку за платьем и натянула его через голову. Адам продолжал молча лежать, ожидая, когда она заговорит. Он тоже весь блестел от пота.
— Ты можешь простудиться, если будешь так лежать. — Она взяла одеяло, чтобы укрыть его, наклонилась и… Схватив за плечи, Адам притянул ее к себе.
— Теперь мы квиты? — спросил он, и лицо его выражало боль. — Зачем, Эви? Даже постель становится для тебя полем боя, не так ли?
Она встретила его взгляд без раскаяния.
— Я не понимаю, о чем ты?
— Ну конечно.
Ее глаза вспыхнули осуждающе.
— Хорошо, кто начал эту войну, Адам? Адам убрал руки с ее плеч.
— Войну? Почему это должна быть война? Я хочу, чтобы мы просто любили друг друга, Эви. Я хочу доказать, как сильно люблю тебя.
В его голосе чувствовались грусть и какая-то безнадежность.
Все, что произошло между ними, вызывало в Эви тоже чувство пустоты, ее недавние действия казались бессмысленными. На этот раз и впрямь сражение начала она.
— Я виновата, Адам, меня опьянила власть над тобой. Все шесть лет ты пугал меня своим могуществом, и вот теперь Адам Ролинз передо мной — уязвимый и беспомощный.
— Я не виню тебя. — Он приблизил свое лицо к ее лицу, и она увидела отчаяние и страдание в его глазах. — Я понимаю, почему ты поступила так, Эви.
Адам встал и взял свой халат, лежавший на ближайшем стуле. Он подошел к окну и замер, глядя наружу. Эви почувствовала боль в груди при виде его опущенных плеч. Ее долгожданный триумф имел горький привкус.
Затем ее сердце забилось быстрее, в голове мелькнула надежда. Может быть, то, что случилось, было необходимо? Может быть, им обоим требовалось что-то вроде морального очищения?
Она приблизилась к нему и обняла руками за талию.
— Еще не все потеряно, Адам. Обними меня снова.
Адам повернулся к ней. Грусть в его глазах сменилась настороженностью.
— Ты уверена, Эви, что действительно знаешь, чего хочешь?
Глаза ее озорно сверкнули.
— Ты все еще продолжаешь думать за меня, Адам Ролинз? — Губы ее изогнулись в соблазнительной улыбке, когда она вплотную приблизилась к нему, встала на цыпочки и обхватила руками его шею. — Думаю, мы достаточно помучили друг друга сегодня.
Перед ним стояла женщина, которую он всегда безумно жаждал. Женщина, ставшая безумным наваждением в его жизни. Неужели еще существовала надежда?
Он неуверенно изучал ее лицо, а она неотрывно смотрела ему в глаза.
— Что бы там ни было, Эвлин Макгрегор, но это весьма соблазнительное предложение.
Адам привлек ее в свои объятия, зарывшись лицом в душистые шелковистые волосы.
— О Боже, — простонал он, прижимая ее к себе. — Я так долго мечтал об этом мгновении.
Его губы нежно коснулись ее губ, почти нерешительно, как будто он все еще боялся отказа. Губы Эви раскрылись, и все сомнения Адама исчезли в пламени, охватившем его.
Скользнув руками по его поросшей курчавыми волосами груди, Эви развязала пояс его халата и стала с трепетом касаться ладонями и кончиками пальцев его тела.
Адам едва дышал, затем, не в силах больше терпеть, подхватил Эви на руки и понес в постель.
На этот раз между ними не было дуэли. Только настоятельная необходимость любить и доставлять удовольствие друг другу.
Адам нежно покусывал ее шею, спускаясь вниз, а его рука скользила между ее бедер. Эви погрузилась в море эротических ощущений. Он задержался, чтобы поиграть губами с кончиками ее грудей, затем спустился еще ниже, ниже…
Эви едва не потеряла сознание от экстаза, инстинктивно изгибаясь от мучительных прикосновений.
Затем он вошел в бархатистую мягкость, приподняв голову, чтобы снова целовать ее рот, погрузившись языком в сладостную полость. Ее руки обхватили его шею, и она крепко вцепилась в него.
— Именно так должно быть… и всегда будет между нами, — прошептал он.
— Да, да, да, — застонала Эви, когда темп его толчков возрос. Из ее горла вырвалось приглушенное губами Адама всхлипывание.
Прошло несколько минут, прежде чем к ним снова вернулся дар речи. Сплетясь, они наслаждались друг другом. Адам ласково улыбнулся и откинул в сторону пряди волос, прилипших к щеке Эви.
— Я люблю тебя. — Он наклонился и поцеловал ее в губы легким поцелуем, затем лег на спину с удовлетворенной улыбкой.
Глаза Эви затуманились. Она тоже любила его. Теперь уже невозможно более отрицать это. Если существует какая-то вероятность совместного будущего, надо согласиться с этим, потому что реальность важнее всех ее обид в прошлом.
— Я тоже люблю тебя, Адам.
Они дремали в объятиях друг друга, пока Эви внезапно не очнулась, терзаемая угрызениями совести, и быстро вскочила с постели.
— Подсвечники!
— О чем ты? — сонно спросил Адам.
— Я обещала Симоне, что найду несколько подсвечников.
Адам зевнул и снова притянул ее к себе.
— Кажется, у меня было где-то несколько штук. А зачем ей подсвечники? — Теперь он окончательно проснулся.
— Она хочет, чтобы прощальный обед для Бэйли был особенно изысканным. Я должна идти, Адам. Мне надо помогать готовить обед, — слабо запротестовала она в ответ на его возобновившиеся ласки.
Адам поднял голову. Сапфировые глаза его дьявольски блестели.
— Мне нравится мой десерт перед обедом.
К тому времени, когда Эви покинула «Первородный грех», Адам нашел скатерть и подсвечники. Он также обещал принести вино в качестве своего вклада в обед.
Симона как никогда проявила свои замечательные способности кулинарки. Она приготовила луковый суп, куриное фрикасе с рисом и жареными гренками. На десерт — шоколад с кремовой начинкой.
— Держу пари, что этот обед обошелся нам в доход за неделю, но он стоит того, — сказала Эви, когда все откинулись назад насытившись.
Бэйли улыбнулся, принимая эту дань уважения:
— Наверное, я долго буду помнить этот обед. Особенно если учесть, что весь следующий год мне придется питаться бобами и соленой свининой.