Ли Шарон. Местный обычай

   Эр Том встревоженно посмотрел на него.
   — По-моему, ее болезнь все сильнее на нее давит.
   — Мне тоже так кажется, — согласился Даав и решительно стряхнул с себя странное оцепенение. — Сегодня вечером я приду, чтобы оказать тебе поддержку, можешь не сомневаться. До скорой встречи, милый.
   — До скорой, Даав.
 
   «Вот так, Энн Дэвис! А ты так гордилась своим зеленым платьем и считала себя такой нарядной!»
   Это новое платье тоже имело глубокий вырез и плотно облегало ее талию. На этом его сходство с зеленым кончалось.
   Широкий воротник поднимался вверх, расправляясь, словно цветок, чтобы обрамлять ее лицо. Длинные рукава ниспадали изящными складками, привлекая внимание к пальцам, а юбка до пола, обманчиво узкая, имела разрез, позволяющий делать привычно широкие шаги.
   Эйла дэа-Лорн одернула юбку, добиваясь более красивых складок, и улыбнулась.
   — Да, — сказала она, отступая и сжимая перед собой руки. — Думаю, его милость будет доволен.
   Не успела Энн ничего на это ответить, как крошечная модистка подняла палец.
   — А теперь слушайте меня, леди. Платье — это хорошо, и драгоценности Мунела никому не стыдно бывает надеть. Однако если вы будете разумны, то примете мои советы относительно некоторых вопросов. Во-первых, волосы. Зачешите их наверх. Да, я знаю, что они у вас не длинные. Наверх и назад тем не менее. Воротник задуман для того, чтобы обрамлять лицо. Немного смело, признаю, но не развязно. Возможно, характеризует изысканность, которую мастер-купец может встретить — и оценить — далеко за орбитой Лиад.
   Она удовлетворенно потерла руки.
   — Вы хорошо двигаетесь, у вас плавная, красивая походка. Платье сшито так, чтобы это учесть. Ваши пальцы… Они такие красивые, ваши пальцы! Демонстрируйте их, вот так. — Она приподняла руку и быстро повернула кисть. — Попробуйте.
   Энн скопировала жест портнихи. Рукав легко скользнул с ее запястья, открыв изящные сильные пальцы.
   — Хорошо, — одобрила Эйла. — Самобытная личность — сама себе Кодекс. На всей Лиад нет никого, кто был бы на вас похож. Правила, которые вас связывают, находятся не на планете, а в вас самой. Помните об этом и держите голову — вот так! Э? Многим придется задирать голову, чтобы полюбоваться вами, но это их проблема, а не ваша. Будут и такие, кто будет отворачивать лица и кричать, что вы не такая, как они.
   Она подняла руку, пряча наигранный зевок.
   — Увы, невежи встречаются даже в самых высоких Домах.
   Энн бледно улыбнулась и наклонила голову.
   — Вы очень добры, давая мне советы.
   — Ха! — Эйла отмела ее благодарность энергичным взмахом руки. — Я не хочу, чтобы мои труды пропали втуне, только и всего. — Она улыбнулась и начала собирать свои швейные принадлежности. — Его милость намерен устроить вам красивый дебют, так что мне будет выгодно, если это платье понравится.
   Будет забавно посмотреть, как вас примет свет, леди. И как вы примете его.
 
   Шан капризничал и куксился. Он бегал из конца в конец детской, и даже «Доскобуч» не мог удержать его внимания дольше, чем пару минут. Все попытки Энн привести его в более спокойное состояние заканчивались полной неудачей. Наконец, чувствуя, что ее напряженные нервы вот-вот лопнут, она посадила его себе на колени, решив, что нежные объятия будут полезны им обоим.
   — Нет!
   Он дернулся от нее. Его тело было напряжено, серебристые глаза расширены.
   — Шанни!
   — Нет! — снова крикнул он и оттолкнул ее руку, что было настолько нехарактерно для Шана, что она изумленно его отпустила.
   — Мирада! — Он топнул ногой, гневно глядя на нее. — Хочу Мираду! Уходи! Уходи, плохая ма!
   И с этим он убежал, сломя голову помчавшись по длинной детской, — и оказался в руках госпожи Интасси, которая как раз вошла в игровую через дверь, которая вела в отдельную кухню детских апартаментов.
   — Плохая ма! — крикнул Шан, обхватывая няню за ноги и утыкаясь лицом ей в платье. — Хочу Мираду!
   — Все это хорошо, — отозвалась госпожа Интасси на земном, твердо и непреклонно. — Однако вы не слишком добры к вашей матушке. Вам следует попросить у нее прощения.
   — Нет! — упрямо сказал Шан, отказываясь поднять голову. Чувствуя сильную тошноту, дрожащая и измученная Энн встала и покачала головой крошечной няне, бывшему разведчику.
   — Не важно, — проговорила она, заметив, что у нее дрожит голос. — Если он не хочет, чтобы я побыла с ним здесь, я уйду.
   Она повернулась к двери, не заметив встревоженного взгляда госпожи Интасси.
   — До свидания, Шанни, — сказала Энн. — Может быть, мы увидимся с тобой завтра.
   Дверь детской закрылась у нее за спиной.
 
   Спустя какое-то время она лежала в постели, тупо глядя в стеклянный купол над кроватью. Лиадийское небо было ярким, зеленовато-голубым и безоблачным.
   Яркий свет терзал ее, выжигая из головы смятенные мысли, превращая чувства в пепел.
   Когда она снова открыла глаза, яркий свет поблек. Она повернула голову на подушке. Часы у кровати сказали ей, что на подготовку к собранию у нее осталось два часа.
   Вздыхая, чувствуя себя не только усталой, сколько выжатой — лишенной всех мыслей, эмоций и намерений, не считая ее плана, — она встала с широкой кровати, посмотрела в зеркало у противоположной стены комнаты и нахмурилась.
   На туалетном столике под зеркалом среди знакомых вещей оказались две непривычные шкатулки.
   Большая шкатулка была обтянута шикарным малиновым бархатом. Энн подняла ее крышку.
   Там оказалась веревка, свитая из трех золотых нитей — розовой, желтой и белой, плачущих капельками желтых бриллиантов, цвет которых точно повторял цвет ее наряда. Крошечные желтые бриллиантовые подвески на серьгах — сверкающая прелесть. Плетеные золотые гребни и шпильки, усыпанные желтыми осколками, чтобы уложить волосы, зачесав их наверх и назад.
   Энн смотрела на сокровища бархатной шкатулки — на драгоценности, стоимость которых была больше, чем она могла бы заработать за всю свою жизнь, созданные для того, чтобы оттенить один наряд, который, в свою очередь, создан для одного вечера…
   «Его милость намерен устроить вам красивый дебют».
   Энн вздохнула, ощутив, пожалуй, едва заметное облегчение.
   Теперь у нее будет достаточно денег, чтобы оплатить перелет. Домой.
   Меньшая шкатулка была деревянной, с резьбой в виде лоз и цветов, а в центре оказалась вставка с инкрустацией из слоновой кости. Открыв ее, она обнаружила квадратик сложенной кремовой бумаги. На верхней части неуверенными земными буквами было написано ее имя.
   Буквы внутри листка были лиадийскими, уверенными и четкими.
   «Моей любимой. Чтобы сказать здравствуй и никогда не говорить прощай. Эр Том».
   На атласной подушечке покоилось кольцо из розового золота. Камни были утоплены в металл, огранены очень просто и чисты как боль. Их цвет был точно таким же, как цвет ее глаз.
   Долгие секунды она просто неподвижно стояла, не зная, сделает ли ее сердце следующий удар, примут ли легкие следующий вздох.
   Когда стало понятно, что она все-таки осталась в живых, она закрыла маленькую шкатулку и осторожно отставила ее в сторону. Листок кремовой бумаги она спрятала к себе в портфель, закрыв в одном отделении с диском из компьютера Джин Дела йо-Керы.
   Бархатную шкатулку она оставила открытой, позволив заливать дорогим блеском комнату, а сама начала наконец готовиться к собранию.

Глава тридцать третья

   И вот мы стоим: старуха, подросток, два младенца; контракт, корабль и Дерево.
   Клан Корвал. Как бы посмеялся Джела.

Из Вахтенного журнала Кантры йос-Фелиум

 
   «А-тоделм йос-Галан, — решительно напомнила себе Синтебра, — человек, обладающий меланти, сын старинного и уважаемого Дома. Быть избранной ему в супруги — это неоспоримая честь».
   Стискивая под накидкой ледяные пальцы, она пыталась убедить себя в том, что брак с а-тоделмом Корвала был бы действительно чем-то великолепным.
   Увы: ее сердце — этот предательский орган, на котором стало так легко при известии о том, что Корвал Увидел ребенка А-тоделма йос-Галана, — ее сердце снова превратилось в заледеневший камень, вставленный ей в грудь, и отнюдь не считало этот брак чем-то великолепным. В чем она очень нерешительно призналась своему отцу.
   — Не выходить замуж за йос-Галана? — Ее отец изумленно воззрился на нее, и Синтебра вынуждена была признать, что это изумление вполне правомерно. — Ты с ума сошла?
   Синтебра почувствовала, что глаза у нее наполняются слезами, и лицо ее отца смягчилось.
   — Несомненно, ты думаешь, что раз его ребенка Увидели, то ему незачем жениться. Уверяю тебя, что ничто не может быть дальше от истины. В последнее время Корвал находится в печальном состоянии: конечно, для них это весьма прискорбно, зато для нас это обещает радужные перспективы, если только мы умело будем бросать кости!
   Он подался вперед с видом человека, обещающего чудесный подарок.
   — Да ведь если тебя не захочет взять йос-Галан, то ведь и сам Глава Корвала по-прежнему не имеет наследника!
   Но это было еще хуже: ведь Делм Корвала был разведчиком, и это все знали! А Синтебра боялась разведчиков.
   Заливаясь слезами, она попыталась объяснить это своему родителю. Время от времени она встречала разведчиков в порту, куда она являлась — покорная долгу, — чтобы налетать необходимое количество часов. Разведчики обладали совершенно немыслимыми манерами и нервировали ее тем, что смотрели прямо в глаза собеседнику!
   Разведчики постоянно радовались какой-то непонятной шутке или тайно смеялись над чем-то. Синтебра склонна была думать, что они смеялись над ней.
   — А, чушь! — воскликнул ее отец, теряя терпение. — Ты будешь делать то, что тебе скажут, и без всяких чувствительных сцен! Послушать тебя, то можно подумать, будто у йос-Галана на лице шрам, а Глава Корвала предается разврату! Тебе очень повезло, девочка моя. Я рекомендую тебе искать уединения, чтобы обдумать эту сторону вопроса.
   Вот как получилось, что Синтебра вошла в огромный парадный вестибюль Треалла Фантрол вместе со своим Делмом, отдала накидку слуге и послушно попыталась не забывать, что брак с А-тоделмом йос-Галаном — это нечто великолепное.
 
   — Ракина Лиргэл, Делм Нексона, — объявил господин пак-Ора. — Синтебра эл-Кемин.
   Они медленно шли по залу. Немолодая леди легко опиралась на руку своей юной спутницы. Обе не были одеты по последней моде, хотя наряд молодой женщины был несколько более праздничным и должен был показать ее привлекательные формы в самом хорошем свете. Стоя рядом с креслом матери, Эр Том наблюдал за их движениями. Пышные волосы юной Синтебры были уложены в высокий узел, из которого с рассчитанной непринужденностью спускались локоны, целовавшие ее обнаженные плечи. Кое-где в буйных черных завитках поблескивали бриллианты. Бриллианты сверкали в изящных ушках, а один камень, подвешенный на тонкой, словно мысль, цепочке, дрожал у основания шеи.
   — Делм Нексон, — проговорила Петрелла со своего кресла, — добро пожаловать в наш Дом.
   Глава Нексона поклонилась, и блеск ее ювелирных украшений почти скрыл Кольцо Клана.
   — Ваше приветствие очень любезно, — заявила она. Выпрямившись, она указала на свою молодую спутницу. — Позвольте познакомить вас с Синтеброй эл-Кемин, дочерью второго Семейства Нексона. Синтебра, перед тобой — Тоделм йос-Галанов.
   Поклон Синтебры был очарователен, хотя, на взгляд Эр Тома, несколько рваный в самом начале.
   Петрелла наклонила голову и подняла руку, которая заметно дрожала. Эр Том ощутил укол тревоги. Сегодня вечером его мать напрягает свои силы до предела. Если боги будут милосердны, то она не перенапряжет их фатально.
   — Мой сын, — говорила тем временем своим гостям его мать, — Эр Том, А-тоделм йос-Галан.
   Он поклонился Главе Нексона, получив в ответ кивок и вежливое:
   — Здравствуйте, сударь.
   Затем он адресовал поклон Синтебре, что было несколько сложнее, поскольку ему нельзя было быть ни настолько холодным, чтобы это заметила его зоркая мать, ни настолько теплым, чтобы сама леди могла питать какие-то несбыточные надежды.
   Посему он, как требовали приличия, проговорил только:
   — Здравствуйте, Синтебра эл-Кемин, — и добавил: — Я рад наконец с вами познакомиться, сударыня.
   Огромные, опалово-голубые глаза смотрели на него с напряженного личика, сочные алые губки сжались до белизны.
   «Бесчисленные боги, дитя просто в ужасе!» — подумал Эр Том и ощутил прилив гнева, адресованный родителям обеих сторон, настоявших на этом фарсе.
   Синтебра сделала поклон — несколько менее изящный, чем первый.
   — Сударь, — отозвалась она прерывистым глухим голоском, — А-тоделм йос-Галан. Я… очень… счастлива нашему знакомству.
   «Ну что ж, — с иронией подумал Эр Том, подчиняясь знаку матери и направляясь налить вина гостьям, — будет очень нетрудно показать ей, что мы друг другу не подходим…»
 
   Синтебра изо всех сил старалась сдержать слезы. И она была совершенно не в состоянии заставить себя смотреть на высокого джентльмена, стоявшего рядом с ней, как не могла придумать ни одной веселой, остроумной или хотя бы разумной фразы, которую можно было бы ему адресовать.
   Он решит, что она дурочка. Он… нет, ее собственная Делм…
   — Выпейте вина, дитя.
   Голос звучал очень мягко, модальность была предназначена для разговора двух взрослых. Синтебра вздрогнула и подняла глаза.
   И встретилась взглядом с лиловыми глазами, которые смотрели на нее из-под взметнувшихся к вискам золотых бровей.
   — Вы почувствуете себя лучше, — тихо сказал он, поднося к губам свою рюмку. Когда он ее опустил, Синтебра увидела, что он едва заметно улыбается. — Я вас не съем, не бойтесь.
   Такие близкие слезы чуть не полились у нее из глаз. Она не ожидала доброты. По правде говоря, она не ожидала от столь великолепного господина ничего, кроме презрения. Конечно, он совсем старый, и, наверное, для молодой особы, которой уже исполнилось двадцать стандартных лет, не слишком лестно слышать обращение «дитя»…
   — Говорили, — заметил А-тоделм йос-Галан своим мягким голосом, — что вы совсем недавно получили лицензию второго класса. Вы намерены добиваться первого?
   Первого класса? Она ужасно жалела о том, что получила второй! Самым неудачным днем в ее жизни пока был тот, когда она так успешно прошла предварительное тестирование. Она ненавидит пилотирование. Она ненавидит корабли. Она ненавидит порт с его шумом, с его сбродом, с непонятной суматошностью…
   Но, конечно, подобные чувства нельзя высказывать человеку, который является одновременно мастер-пилотом и мастер-купцом. Синтебра поспешно пригубила вино — и была избавлена от необходимости отвечать пугающим объявлением дворецкого:
   — Даав йос-Фелиум, Делм Корвала!
 
   Делм Корвала оказался даже страшнее, чем она ожидала.
   Он потратил какое-то время на разговор с Главой Нексона и Тоделмом йос-Галанов, как и диктовалось приличиями. Однако после того как почти без перерыва было объявлено о приходе господина Люкена бел-Тарды и леди Карин йос-Фелиум, он направил свои бесшумные шаги разведчика туда, где она стояла тет-а-тет с А-тоделмом йос-Галаном.
   По правде говоря, Синтебра давно мечтала о том, чтобы произошло нечто подобное. Однако волею злой судьбы ее спаситель оказался человеком, которого она боялась даже сильнее, чем того, от кого он ее спасал.
   — Мое почтение, сударыня.
   Он удостоил ее легкого поклона и такого смелого взгляда черных глаз, что ей захотелось провалиться сквозь пол.
   К счастью, смелый взгляд уже в следующую секунду устремился на родича, к которому Глава Корвала и обратился:
   — Добрый вечер, милый. Гостья все же будет с нами?
   — Думаю, что да, — ответил А-тоделм йос-Галан как всегда мягко. Он пояснил Синтебре: — Филолог Энн Дэвис, гостья Дома, также должна присутствовать здесь в этот вечер.
   Синтебра чуть было не заморгала. Филолог Энн Дэвис? Но ведь… Она поймала на себе пристальные взгляды двух пар очень ярких глаз и прижала руку к шее.
   — Я… э-э… леди-землянка? — едва сумела пролепетать она, пытаясь сделать вид, что встреча с землянкой для нее — дело привычное.
   Брови А-тоделма йос-Галана чуть поднялись.
   — Верно, — вежливо проговорил он. — Леди-землянка.
   — Вам нет причин тревожиться, — добавил Глава Корвала своим низким хриплым голосом, — она совсем не страшная.
   Синтебра быстро посмотрела на него, но его лицо оказалось совершенно спокойным, без тени иронии, которая, как она подозревала, пряталась у него в душе.
   — Просто дело в отсутствии знания земного, — сказала она, пытаясь вернуть себе самообладание. — А говорить на торговом было бы неуместно.
   — О нет, умоляю вас не видеть в ней причину для такой неловкости, — сказал Глава Корвала. — Она вполне хорошо владеет высоким лиадийским.
   — Филолог Дэвис, — пробормотал А-тоделм йос-Галан, — специализируется на изучении лингвистики.
   В эту минуту объявили о приходе лорда и леди йо-Лана, затем — Делма Гвайара. Оторвав взгляд от череды этих блестящих особ, Синтебра увидела, как А-тоделм йос-Галан обменивается быстрым взглядом со своим родичем.
   — Филолог Энн Дэвис, — объявил дворецкий, и Синтебра увидела, как А-тоделм йос-Галан улыбнулся.
   — А! — Он изящно поклонился Синтебре, а потом кивнул своему делму. — Прошу меня извинить.
   В следующую секунду его уже не было рядом с ними: он пересек комнату, чтобы встретить только что вошедшую леди.
   Синтебра только что рот не разинула от изумления. Она-то считала А-тоделма йос-Галана и Делма Корвала невообразимо высокими, однако филолог Дэвис заставила ее пересмотреть эту идею.
   А-тоделм йос-Галан приветствовал ее поклоном равных и, тепло глядя ей в лицо, предложил ей свою руку. Леди оперлась на нее, и они пошли по комнате, время от времени приостанавливаясь, чтобы выполнить должную процедуру знакомства.
   — Ну вот, — заметил Делм Корвала, — она совсем не кажется дикаркой, правда?
   Он явно смеялся над ней! Конечно, эта леди совсем не казалась дикаркой, хотя Синтебра совершенно не понимала, как столь высокая и пышногрудая женщина может выглядеть настолько величественно. Она обошла зал под руку с А-тодел-мом йос-Галаном, словно и сама принадлежала к Высокому Дому. Ее поклоны были исполнены изящно, а ясный голос без усилий достигал углов внезапно затихшего помещения.
   — Она говорит с акцентом! — сказала Синтебра Делму Корвала.
   Ее собеседник выгнул бровь.
   — Ну и я тоже, — благодушно сказал он. — Боюсь, что мой земной звучит просто отвратительно.
   Ей не понадобилось отвечать на эти слова, потому что как раз в эту минуту гостья и А-тоделм йос-Галан подошли к ним.
   — Привет, Даав!
   Землянка улыбнулась, бесцеремонно называя Главу Корвала по имени — словно они в родстве, возмущенно подумала Синтебра. Она вся сжалась в ожидании обжигающей отповеди на подобное нахальство.
   Ничего подобного!
   — Привет, Энн! — отозвался Корвал с улыбкой, превратившей его лицо в почти красивое. Он ласково поклонился. — Вы выглядите великолепно. Потанцуйте со мной попозже, очень вас прошу.
   Землянка даже рассмеялась, и глаза у нее озорно заблестели.
   — А вы танцуете только с великолепием, сударь?
   — Ах, не надо меня дразнить! — с отчаянием воскликнул Глава Корвала. — Если вы мне откажете, мне не останется ничего делать, как только танцевать с моей сестрой.
   — Каковой судьбы желать невозможно. — Она улыбнулась и наклонила голову. — Тогда можете рассчитывать на мою выручку.
   Она перевела взгляд на Синтебру.
   — Синтебра эл-Кемин, Клан Нексон, — негромко проговорил А-тоделм йос-Галан. — Филолог Энн Дэвис, гостья Корвала.
   «Право, — подумала Синтебра, делая поклон, — это платье совершенно разнузданное».
   Однако в поклоне земной леди не было никакой разнузданности, как и в ее совершенно правильном приветствии:
   — Синтебра эл-Кемин, я рада с вами познакомиться.
   — Энн Дэвис, я рада с вами познакомиться, — ответила Синтебра, поскольку другого выхода у нее не было.
   Ей пришлось задирать голову, чтобы посмотреть в лицо земной леди. Это лицо никак нельзя было назвать красивым, и к тому же его портили морщинки в углах губ и глаз. В серьезных серых глазах мелькнула тень улыбки, и Синтебра капризно подумала, что стать предметом насмешки землянки — это уже чересчур.
   — Позволь мне предложить тебе вина, — сказал А-тоделм йос-Галан.
   Земная леди согласилась на его предложение, и они ушли, оставив Синтебру наедине с Делмом Корвала.
 
   — Скажи мне, пожалуйста, — тихо спросил Эр Том на земном, — кольцо тебе не понравилось?
   Задавать этот вопрос не следовало, а тем более не следовало задавать его здесь и сейчас. Но вид ее голых рук причинил ему боль — мучительную. Как будто он наклонился, чтобы ее поцеловать, а она отвернулась.
   — Кольцо… чудесное, — ответила Энн, упорно не желая встречаться с ним взглядом. — Я… я просто не захотела его надевать.
   У него сбивалось дыхание, и он ощущал странную близость слез. Делая неимоверные усилия, чтобы держать себя в руках, он налил вина и подал рюмку ей. Она приняла рюмку, не поднимая глаз.
   — Энн…
   Боги, он вот-вот сломается и опозорит их обоих, расплакавшись на глазах у всех собравшихся! Он качнулся, смелоприблизившись к ней на полшага, не заботясь о том, что это мог увидеть кто-то из присутствующих.
   — Энн, я умоляю тебя, скажи мне, что случилось!
   Его умоляющий шепот вырвался с силой крика, и наконец она подняла голову.
   Ее глаза были опустошенными — и решительными. Он увидел, как из их глубины поднимается ложь, ощутил, как дорого это ей обходится — так, словно эту ложь вырвали из его собственного сердца.
   — Ничего не случилось, — ответила она и вздохнула. — Разве тебе не следует занимать эту хорошенькую девочку?
   — Эта хорошенькая девочка, — проговорил он, сам услышав, насколько резко звучит его голос, — страшно меня боится. Самое лучшее, что я могу для нее сделать, — это устроить дело так, чтобы нам не нужно было больше встречаться.
   Энн осмотрелась и увидела, как к Синтебре с Даавом подходит Люкен бел-Тарда.
   — Тогда ты не расстроишься, если она достанется Люкену, — заметила она, поднося рюмку к губам.
   — Если Люкен сможет ее выносить, так пусть берет на здоровье.
   Он отвернулся и налил себе рюмку красного вина.
   — По крайней мере скажи мне, — попросил он, снова глядя на нее, — намерена ли ты по-прежнему оказать мне честь стать твоим спутником жизни.
   Мучительная боль. Кипящая щелочь хлынула на открытую рану его сердца. Он охнул, сжимая рюмку. Комната вокруг него пошла кругом — а потом остановилась. Перед ним было лицо Энн — застывшее, с безнадежными глазами, в которых сверкали слезы.
   «Она солжет, — подумал он, едва слыша свои мысли за звоном в ушах. — Боги, если она снова солжет мне, я этого не вынесу!»
   Энн резко повернула голову, разорвав контакт их взглядов.
   — Я должна попросить Даава, чтобы он представил меня своей сестре, — резко бросила она и без дальнейших церемоний оставила его, двигаясь так плавно, что ее платье почти не шелестело.
   Эр Том сделал глоток, чтобы успокоиться… потом еще один… и прошел в зал, старательно играя роль хозяина дома.

Глава тридцать четвертая

   Нижние доки порта Солсинтры — это территория воров, убийц, мошенников и всякого рода преступников. Лишившимся клана и отчаявшимся людям нечего терять, и они всегда готовы отнять у зазевавшегося кошелек — а часто и жизнь.

Из «Путеводителя по Лиад для землянина»

 
   Когда последний гость наконец откланялся, Эр Том бессильно привалился к стене и провел обеими руками по волосам.
   В какой-то момент вечера он потерял Даава из виду. Скорее всего его чалекет просто тихо ускользнул, когда толпа чересчур его утомила. Он помнил, что Энн ушла примерно в середине танцев. Даав, взявший на себя роль ее кавалера, скорее всего удалился вскоре после этого.
   Более или менее точно определив, где находятся два самых дорогих для него человека, Эр Том закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на рев в ушах, и стал вспоминать эпизоды вечера, сохранившиеся у него в памяти.
   У него создалось смутное впечатление, что он выполнил обязанности хозяина дома удовлетворительно, хотя и без блеска. Даав оставался рядом с Энн, и за эту доброту его брат любил его еще сильнее.
   Люкен вел юную Синтебру к столу и несколько раз танцевал с нею. Долг требовал, чтобы Эр Том пригласил ее хотя бы на один танец, что он и сделал — после чего ушел, не понимая, как Люкен мог вынести то, что этот ребенок весь вечер цепляется за его руку.
   С другой стороны, сказал он себе, откидывая голову на стену, Люкен — человек терпеливый и добродушный. Нескрываемого смятения этой малышки было уже достаточно, чтобы он начал о ней заботиться.
   Остаток вечера он совершенно не запомнил, если не считать ощущения пронизывающего до костей холода, тошноты и желания расплакаться в самый неподходящий момент.
   «Болен, — подумал он, смахивая волосы со лба. — Наверное, я болен».
   Ему случалось болеть пару раз — так давно, что он едва мог вспомнить, когда это было, и совершенно забыл все симптомы. Он попытался вспомнить, в какой момент вечера он впервые плохо себя почувствовал — и задохнулся, стремительно выпрямляясь.