Ликок Стивен. Юмористические рассказы

   Разумеется, Беверли-Джонсы не должны узнать, что все это было подстроено. Придется мне поджечь контору, как только я приеду. Но игра стоит свеч. Придется устроить бедняге Робинсону ожоги на лице и руках. Но и эта игра тоже стоит свеч!
   ПЕЩЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК КАК ОН ЕСТЬ
   Думаю, что, кроме меня, на свете найдется не много людей, которые когда-либо собственными глазами видели пещерного человека и даже разговаривали с ним.
   И тем не менее в наши дни каждый знает о пещерном человеке решительно все. Наши популярные журналы и новейшие произведения художественной литературы сделали его широко известным персонажем. Правда, еще несколько лет назад никто даже не слышал о нем. Но в последнее время, по тем или иным причинам, на пещерного человека появился большой спрос. Ни один современный роман не может обойтись без нескольких ссылок на пещерного человека. Если герой романа отвергнут героиней, о нем говорят, что он "загорается диким первобытным желанием пещерного человека - желанием схватить ее, унести к себе, сделать своей". Когда он обнимает ее, пишут, что в нем "бушуют страсти пещерного человека". Когда он дубасит из-за нее какого-нибудь ломового извозчика, носильщика, разносчика льда или любую другую разновидность современного "злодея", о нем говорят, что он "ощущает хищную радость драки, подобную той, какую испытывал, сражаясь, пещерный человек". Если ему ломают ребра, он даже доволен этим. Если его бьют по голове, он не чувствует боли. Ведь в эту минуту он - пещерный человек, а, как известно, пещерный человек не обращает внимания на такие мелочи.
   Героиня вполне разделяет эту точку зрения. "Возьми меня, - шепчет она, падая в объятия героя, - будь моим пещерным человеком". Когда она говорит это, ее глаза (так, по крайней мере, утверждает автор) горят тем неистовым огнем, каким горели глаза пещерной женщины - первобытной женщины, которую можно было завоевать только силой.
   Поэтому и я, как все остальные, представлял себе пещерного человека до тех пор, пока не увидел его собственными глазами - каким-то необыкновенным существом. Его образ отчетливо вырисовывался в моем воображении - этакий огромный, могучий, мускулистый мужчина в волчьей шкуре, наброшенной на плечи, с толстой дубиной в руке. Я представлял его себе бесстрашным, с железными нервами, не испытавшими тлетворного воздействия нашей гнилой цивилизации, дерущимся, как дерутся дикие звери, - насмерть, убивающим без сострадания и переносящим боль без единого стона.
   И я не мог не восхищаться им.
   Мне нравился также - и я не стыжусь признаться в этом - его оригинальный подход к женщинам. Его метод - если я правильно его понял состоял в том, что он просто обнимал свою избранницу за шею и уводил с собой. Таков был его дикий, первобытный способ "завоевания" женщины. И им, этим женщинам, нравился такой вот способ. По крайней мере, так сообщают нам тысячи вполне достоверных источников. Если верить тому, что говорят, современным женщинам он бы тоже понравился, если бы только какой-нибудь мужчина осмелился испробовать его. В этом все дело - если бы он осмелился!
   Говоря откровенно, я видел на своем веку немало женщин, которых мне хотелось схватить, взвалить на плечо и унести к себе или - применительно к современным условиям - за которыми я с удовольствием послал бы агента транспортной конторы, поручив ему привезти их ко мне. Я не раз встречал и встречаю их в Атлантик-Сити, на Пятой Авеню, да и во многих других местах.
   Но захотят ли они прийти? Вот в чем вопрос! Придут ли они и, как это делали пещерные женщины, молча откусят мне ухо, или они уже настолько измельчали, что возбудят против меня судебное дело, да еще привлекут за соучастие железнодорожную компанию?
   Такого рода сомнения удерживают меня от активных действий, но иногда эти сомнения покидают меня, как покидают многих других мужчин, восхищенных и очарованных пещерным человеком.
   Итак, можете себе представить мой жгучий интерес, когда мне и в самом деле довелось увидеть живого пещерного человека. А ведь эта встреча произошла совершенно неожиданно, скорее случайно, чем преднамеренно, - на моем месте мог оказаться кто угодно.
   Вышло так, что я проводил свой отпуск в Кентукки, а там, как известно, много больших пещер. Они тянутся - и об этом тоже знают все - на целые сотни миль. Местами это темные, лишенные солнца туннели, суровое безмолвие которых нарушается лишь шумом падающих сверху капель; местами - обширные сводчатые подземелья, похожие на какие-то храмы с широкими каменными арками, суживающимися у купола, со спокойной водяной пеленой неизмеримой глубины, заменяющей пол. А некоторые из этих пещер освещены сверху, благодаря расселинам, образовавшимся в земной коре, сухи и усыпаны песком - словом, пригодны для человеческого жилья.
   В таких вот пещерах, как об этом уже много веков упорно твердит легенда, до сих пор живут пещерные люди - вернее, ухудшенные, выродившиеся экземпляры, оставшиеся от этой породы. Здесь-то я и встретился с одним из них.
   Однажды я забрел очень далеко, значительно дальше тех мест, какие были указаны в моем путеводителе. При мне был револьвер и электрический фонарик, но яркий солнечный свет, заливавший в это время пещеру, сделал мой фонарик ненужным.
   И вот там-то я и увидел его - огромного мужчину, закутанного в тяжелую волчью шкуру. Рядом с ним валялась толстая дубинка. На коленях у него лежала рогатина: он наматывал на нее тетиву, которая натягивалась под его мускулистой рукой. Он был всецело поглощен своей работой. Спутанные волосы свисали ему на глаза. Он не видел меня. Тогда, бесшумно ступая по песчаному полу пещеры, я подошел к нему вплотную и легонько кашлянул.
   - Извините, пожалуйста, - проговорил я.
   Пещерный человек подскочил на месте.
   - Фу ты, черт! - воскликнул он. - Как вы меня напугали!
   Я заметил, что он весь дрожит.
   - Вы подошли так внезапно... - сказал он. - Я никак не ожидал...
   И пробормотал - видимо, скорее про себя, чем обращаясь ко мне:
   - Все от этой гнусной пещерной воды! Надо мне перестать пить ее.
   Я присел на камень возле Пещерного человека, осторожно положив свой револьвер сзади. Говоря откровенно, заряженный револьвер, особенно теперь, когда я стал старше, немного нервирует меня, и я опасался, как бы мой хозяин не стал дурачиться с ним. Это же не игрушка.
   Чтобы завязать разговор, я поднял дубинку Пещерного человека.
   - Ничего себе дубина! - сказал я. - И до чего тяжелая!
   - Осторожно! - крикнул взволнованным голосом Пещерный человек, отбирая у меня дубину. - Не шутите с этой махиной. Она налита свинцом. Вы легко могли уронить ее себе на ноги... или мне. Это вам не игрушка.
   С этими словами он встал, отнес дубину в дальний конец пещеры и прислонил к стене. Теперь, когда он стоял и я мог хорошенько рассмотреть его, он показался мне не таким уж огромным. В сущности, он совсем не был огромным. Впечатление массивности создавала, очевидно, волчья шкура, в которую он был закутан. Мне уже приходилось видеть нечто подобное в Гранд-Опера. Я вдруг заметил также, что пещера, где мы находились, была обставлена как самая обыкновенная жилая комната, но, конечно, более примитивно.
   - У вас недурная квартирка, - сказал я.
   - Первый сорт! - отозвался он, оглядывая пещеру. - Это все она. У нее отличный вкус. Посмотрите на наш буфет. Недурен, а? Он сделан из первосортной глины. Это вам не какой-нибудь дешевый булыжник. Глину мы притащили издалека - пришлось идти за две мили. А взгляните-ка на это оплетенное ведро. Замечательная штука, правда? Почти не течет, разве только сбоку и, может быть, чуть-чуть протекает на дне. Тоже ее работа. У нее золотые руки.
   Говоря это, он ходил по пещере и показывал мне весь свой нехитрый скарб. Право же, он был как две капли воды похож на жителя Гарлема, показывающего гостю, какая уютная у него квартирка. И потом, не знаю почему, но Пещерный человек показался мне вдруг совсем не таким уж высоким. Да, он был маленьким, просто маленьким, а когда он откинул со лба свои длинные волосы, у него оказалось то же усталое, виноватое выражение лица, какое бывает у всех нас. Высшему существу, если таковые имеются в природе, наши незначительные лица, очевидно, должны казаться немного жалкими.
   Я понял, что, говоря - "она", "у нее", он имеет в виду свою жену.
   - Где же она? - спросил я.
   - Моя жена? Она, видите ли, пошла вместе с малышом прогуляться по пещерам. Вы не встретили нашего малыша, когда шли сюда? Нет? Знаете, это самый умный мальчишка, какого мне приходилось видеть. Девятнадцатого августа ему минуло всего только два года, а "пап" и "мам" он говорит уже давным-давно. Право же, мне никогда не приходилось встречать такого смышленого мальчишку. Вы только не подумайте, что я говорю так потому, что это мой сын. Ничего подобного! Я совершенно объективен. Так вы не встретили их?
   - Нет, - ответил я. - Не встретил.
   - Впрочем, - продолжал Пещерный человек, - здесь так много всяких ходов и переходов, что вы вполне могли разминуться. Они, должно быть, пошли в другую сторону. Жена вообще любит по утрам немного пройтись и заодно навестить кое-кого из соседей... Но что же это я? - спохватился он. Кажется, я совсем уж разучился принимать гостей. Позвольте предложить вам пещерной водички. Вот, держите эту каменную кружку и скажите, когда будет достаточно. Где мы берем ее? Да здесь же, в нашей пещере, в тех местах, где она пробивается из почвы. Какой крепости? Да что-то около пятнадцати градусов. Говорят, в этом штате уйма таких источников. Располагайтесь поудобнее, но, прошу вас, как только услышите шаги моей жены, спрячьте кружку за камень. Ладно? А теперь не хотите ли выкурить сигару из корня вяза? Прошу вас, берите потолще. У меня их здесь сколько душе угодно!
   Итак, комфортабельно устроившись на мягком песке, спиной к валунам, мы потягивали пещерную водичку и курили сигары из корня вяза. У меня было такое ощущение, словно я вернулся в лоно цивилизации и, придя в гости, беседую с радушным хозяином.
   - Знаете, - сказал Пещерный человек добродушным и слегка покровительственным тоном, - если днем моей жене хочется куда-нибудь пойти, я всегда отпускаю ее. Современные женщины то и дело затевают какие-то там "движения" - ну, и она туда же. Но я смотрю на это так: если ей нравится разгуливать по чужим пещерам, чесать языком и бегать по собраниям, пусть ее! Разумеется, - добавил он с решительным видом, - стоит мне топнуть ногой, и она...
   - Вот-вот, - сказал я. - Точно так же обстоит дело и у нас.
   - Да? - с интересом спросил он. - У вас тоже? А я-то думал, что у вас, во Внешнем мире, все происходит совсем иначе. Вы ведь оттуда, из Внешнего мира? Я сразу угадал это по шкуре, которая на вас надета.
   - А вы разве ни разу не были во Внешнем мире? - спросил я.
   - Вот еще! Чего я там не видал? Здесь, в пещерах, под землей, в темноте - все хорошо. Здесь уютно и безопасно. А вот у вас там... - Он вздрогнул. - Право же, вам, жителям Внешнего мира, нужно обладать большим мужеством, чтобы ходить как ни в чем не бывало там, снаружи, по самому краю света, где на голову могут свалиться звезды и вообще может случиться бог знает что. Но у вас есть какое-то прирожденное стихийное бесстрашие, которое мы, пещерные люди, уже утратили. По правде говоря, я сильно испугался, когда поднял глаза и вдруг увидел вас.
   - Неужели вы до сих пор не видели ни одного человека из Внешнего мира? - спросил я.
   - Нет, почему же? - возразил он. - Видел, но не так близко. Иногда я подходил к самому краю пещеры, выглядывал наружу и смотрел на них, на ваших мужчин и на ваших женщин, но только издали... Впрочем, тем или иным способом мы, конечно, узнаем о них все или почти все. И чему мы завидуем, глядя на вас, мужчин из Внешнего мира, - так это вашему умению обращаться с женщинами. Да, черт побери, уж вы-то не спускаете им их глупостей! Настоящие первобытные, не тронутые цивилизацией люди - это вы. А мы как-то утратили эти свойства.
   - Да что вы, дорогой мой... - начал было я.
   Но тут Пещерный человек вдруг изменил свою удобную позу и прервал меня.
   - Скорей! Скорей! - прошептал он. - Спрячьте эту проклятую кружку! Разве вы не слышите? Идет она.
   Тут и я услышал женский голос, доносившийся откуда-то издалека.
   - Вот что, Уилли, - говорила женщина, очевидно обращаясь к Пещерному ребенку. - Немедленно идем домой, и если ты еще раз так вымажешься, я никогда больше не возьму тебя с собой. Так и знай!
   Ее голос зазвучал громче. Она вошла в пещеру - крупная, ширококостная женщина в звериных шкурах, - ведя за руку худенького малыша в кроличьей шкурке с голубыми глазами и с мокрым носом.
   Я сидел в стороне, так что, войдя в пещеру, женщина, очевидно, не заметила меня и прямо обратилась к мужу.
   - В жизни не видала подобного лентяя! - воскликнула она. - Разлегся себе на песочке и покуривает. - Тут она презрительно фыркнула. - А работа стоит.
   - Дорогая моя... - начал было Пещерный человек.
   - Хватит! - оборвала она его. - Ты лучше посмотри вокруг себя! Комната не прибрана, а ведь скоро полдень! Поставил ты тушить аллигатора?
   - Я хотел сказать...
   - Хотел сказать! Ну конечно, ты хотел сказать. Только дай тебе волю, ты бы весь день не закрывал рта! Я спрашиваю: поставил ты тушить аллигатора или не поставил?.. Ах, боже мой! - Она увидела меня. - Но почему же ты сразу не сказал мне, что у нас гости? Как это можно? Сидит тут и не говорит, что к нам пришел джентльмен!
   Она убежала в дальний конец пещеры и торопливо пригладила волосы, воспользовавшись вместо зеркала большой лужей.
   - Ой! - вскричала она. - На кого я похожа!.. Извините за мой вид, добавила она, обращаясь ко мне. - Я наспех накинула на себя эту старую меховую блузку и побежала к соседке. Он и словом не обмолвился, что ждет гостей. Это так на него похоже. Боюсь, нам даже нечем будет угостить вас. У нас ничего нет, кроме тушеного аллигатора. Но если вы останетесь к обеду, тогда, конечно...
   Она уже суетилась, эта домовитая, гостеприимная хозяйка, с грохотом расставляя на глиняном столе каменные тарелки.
   - Право же, мне... - начал было я. Но я не договорил. Мне помешал внезапный вопль, раздавшийся одновременно из уст обоих - Пещерного мужчины и Пещерной женщины:
   - Уилли! Где Уилли?
   - О господи! - кричала женщина. - Он ушел один, он заблудился! Скорей, скорей! Надо найти его! С ним может что-нибудь случиться! Как бы он не упал в воду! Скорей, скорей!
   Они побежали и вскоре исчезли в темных наружных переходах пещеры.
   - Уилли! Уилли!
   В их голосах звучала смертельная тревога.
   Но не прошло и минуты, как они уже вернулись, неся на руках плачущего Уилли. Его кроличья шкурка насквозь промокла.
   - Великий боже! - воскликнула Пещерная женщина. - Он упал прямо в воду, бедняжка. Поскорее, дорогой мой, найди что-нибудь сухое, надо завернуть его. Господи, как я испугалась! Ну, поскорее же, милый, дай мне что-нибудь - я хочу растереть его.
   Пещерные родители суетились вокруг ребенка, совершенно забыв о недавней ссоре.
   - Но послушайте, - сказал я, когда они немного успокоились. - Ведь в том месте, где упал Уилли, - это в той галерее, через которую проходил и я, не так ли? - ведь глубина там каких-нибудь три дюйма.
   - Конечно, - ответили они в один голос. - Но там вполне могло быть и три фута!
   Спустя некоторое время, когда Уилли был уже в полном порядке, оба стали снова просить меня остаться отобедать с ними.
   - Вы же сами говорили мне, - сказал Пещерный человек, - что хотите собрать кое-какие материалы, касающиеся различия между пещерными людьми и людьми вашего, современного мира.
   - Благодарю вас, - ответил я. - Я уже собрал все материалы, какие мне требовались.
   ВООБРАЖАЕМОЕ ИНТЕРВЬЮ
   С НАШИМ ВЕЛИЧАЙШИМ АКТЕРОМ
   (Точнее - с одним из шестнадцати
   величайших наших актеров)
   Великий актер - а надо сказать, что добиться интервью с ним стоило большого труда, - принял нас в тиши своей библиотеки. Он сидел в глубоком кресле и был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил нашего приближения. На коленях у него лежала кабинетная фотография - его собственная фотография, - и он всматривался в нее, словно пытаясь проникнуть в ее непроницаемую тайну. Мы успели также разглядеть изображавшую Актера прекрасную фотогравюру, которая стояла на столе, между тем как великолепный портрет его, написанный пастелью, свисал на шнуре с потолка. Мы сели на стулья, вынули блокноты, и лишь тогда Великий актер поднял на нас глаза.
   - Интервью? - произнес он, и мы с болью услышали оттенок усталости в его голосе. - Еще одно интервью?
   Мы поклонились.
   - Реклама! - проговорил он, скорее про себя, чем обращаясь к нам. Реклама! И зачем только нам, актерам, вечно навязывают ее, эту рекламу?
   - Мы вовсе не собираемся, - начали мы извиняющимся тоном, опубликовывать хоть одно слово из того...
   - Что?! - вскричал Великий актер. - Вы не будете печатать это интервью? Не будете публиковать его? Тогда какого же...
   - Не будем публиковать без вашего согласия, - пояснили мы.
   - Ах, так, - проговорил он устало. - Без моего согласия... Что ж, я вынужден согласиться. Мир ждет этого от меня. Печатайте, публикуйте все, что хотите. Я равнодушен к похвалам и не забочусь о славе. Меня оценят грядущие поколения. Но только не забудьте, - добавил он уже деловым тоном, - не забудьте заблаговременно прислать мне корректуру, чтобы я мог в случае надобности внести туда все необходимые поправки.
   Мы поклонились в знак согласия.
   - А теперь, - начали мы, - позвольте задать вам несколько вопросов по поводу вашего мастерства. Прежде всего, в какой области драматургии сильнее всего, по вашему собственному мнению, проявляется ваш гений - в трагедии или в комедии?
   - И тут и там, - сказал Великий актер.
   - Другими словами, - продолжали мы, - ваш гений не превалирует ни в одной из них?
   - Нет... - ответил он, - мой гений превалирует и в той и в другой.
   - Простите, пожалуйста, - сказали мы. - Должно быть, мы выразились не совсем точно. Мы хотели сказать - если сформулировать нашу мысль яснее, что, по-видимому, вы не считаете свою игру более сильной в одном жанре, нежели в другом.
   - Да нет же... - ответил Великий актер, выбрасывая вперед руку (великолепный жест, который мы знали и любили уже много лет!) и одновременно величественным движением львиной головы откидывая львиную гриву со своего львиного лба. - Нет... Я одинаково силен в обоих жанрах. Мой гений требует и трагедии и комедии...
   - Ах, вот что! - сказали мы, наконец-то уразумев смысл сказанного. Значит, вот почему вы собираетесь вскоре выступить в пьесах Шекспира воплотить его характеры на сцене?
   Великий актер нахмурился.
   - Правильнее было бы сказать, что характеры Шекспира найдут во мне свое воплощение, - возразил он.
   - О, конечно, конечно, - прошептали мы, устыдившись собственной тупости.
   - Я намерен выступить в роли Гамлета, - продолжал Великий актер. - И, позволю себе сказать, это будет совершенно новый Гамлет.
   - Новый Гамлет! - вскричали мы в восторге. - Новый Гамлет? Неужели это возможно?
   - Вполне, - ответил Великий актер, снова встряхивая своей львиной гривой. - Я посвятил изучению этой роли многие годы. Толкование роли Гамлета было до сих пор совершенно неправильным.
   Мы сидели потрясенные.
   - До сих пор все актеры, - продолжал Великий актер, - я бы сказал - все так называемые актеры (я имею в виду тех актеров, которые пытались играть эту роль до меня). - изображали Гамлета совершенно неверно. Они изображали его одетым в черный бархат.
   - Да, да! - вставили мы. - Это правда: в черный бархат!
   - Так вот, это абсурд! - заявил Великий актер. Он протянул руку и снял с книжной полки три фолианта. - Это абсурд, - повторил он. - Вы когда-нибудь изучали елизаветинскую эпоху?
   - Простите, какую эпоху? - скромно переспросили мы.
   - Елизаветинскую.
   Мы безмолвствовали.
   - Или дошекспировскую трагедию?
   Мы опустили глаза.
   - Если бы вы изучали все это, вам было бы известно, что Гамлет в черном бархате - просто нелепость. Во времена Шекспира - будь вы в состоянии понять меня, я бы мог доказать вам это сию же минуту, - во времена Шекспира никто не носил черный бархат. Его попросту не существовало.
   - В таком случае, как же представляете себе Гамлета вы? - спросили мы, заинтригованные, озадаченные, но в то же время преисполненные восхищения.
   - В коричневом бархате, - сказал Великий актер.
   - Великий боже! - вскричали мы. - Да это же открытие!
   - Да, открытие, - подтвердил он. - Но это лишь часть моей концепции. Основное преобразование будет заключаться в моей трактовке того, что я, пожалуй, назвал бы психологией Гамлета.
   - Психологией! - повторили мы.
   - Да, психологией. Чтобы сделать Гамлета понятным зрителю, я хочу показать его как человека, согнувшегося под тяжким бременем. Его терзает Weltschmerz.* Он несет на себе весь груз Zeitgeist.** В сущности, его угнетает извечное отрицание.
   ______________
   * Мировая скорбь (нем.).
   ** Духа времени (нем.).
   - Вы хотите сказать, - вставили мы, пытаясь говорить как можно увереннее, - что все это ему не по силам?
   - Воля его парализована, - продолжал Великий актер, не обратив на нашу реплику никакого внимания. - Он устремляется в одну сторону, а его бросает в другую. То он падает в бездну, то уносится в заоблачные дали. Его ноги ищут опоры и не находят ее.
   - Поразительно! - сказали мы. - Но чтобы изобразить все это, вам, очевидно, понадобятся разные сложные конструкции?
   - Конструкции! - вскричал Великий актер с львиным хохотом. Конструкции мысли, механизм энергии и магнетизма...
   - Ах, вот что, - сказали мы. - Электричество...
   - Да нет... - возразил Великий актер. - Вы опять не поняли меня. Я создаю образ исключительно своим исполнением. Возьмем, например, знаменитый монолог о смерти Вы помните его?
   - Быть или не быть?.. - начали мы.
   - Стоп! - сказал Великий актер. - А теперь подумайте. Это монолог. Именно монолог. Тут-то и кроется ключ к пониманию образа. Это нечто такое, что Гамлет говорит самому себе. В моей интерпретации ни одно слово фактически не произносится. Все происходит в полнейшем, абсолютном молчании.
   - Но каким же образом, - спросили мы с изумлением, - удается вам передать всю эту гамму мыслей и чувств?
   - Исключительно с помощью мимики.
   Великий боже! Возможно ли? Мы снова начали всматриваться, на этот раз с напряженным вниманием, в лицо Великого актера. И, содрогнувшись, мы поняли, что он мог сделать это.
   - Я выхожу на сцену так, - продолжал он, - и начинаю монолог... Теперь, прошу вас, следите за моим лицом.
   С этими словами Великий актер скрестил руки и встал в позу; отблески волнения, возбуждения, надежды, сомнений и отчаяния появлялись, сменяя, мы бы даже сказали - сметая друг друга, на его лице.
   - Изумительно! - прошептали мы.
   - Строки Шекспира, - сказал Великий актер, когда лицо его вновь обрело свое обычное, спокойное выражение, - не нужны, совершенно не нужны - во всяком случае, когда играю я. Эти строки - не более как обычные сценические ремарки. Я опускаю их. И делаю это очень и очень часто. Возьмем, например, всем известную сцену, в которой Гамлет держит в руке череп. Шекспир сопровождает ее такими словами: "Увы, бедный Йорик! Я знал его..."
   - Да, да! - невольно подхватили мы. - "Человек бесконечно остроумный..."
   - У вас отвратительная интонация, - сказал Актер. - Ну, слушайте дальше. В моей интерпретации я обхожусь без слов. Без единого слова. Спокойно и очень медленно я прохожу по сцене, держа череп в руке. Потом прислоняюсь к боковой колонне и смотрю на череп, не нарушая молчания.
   - Изумительно! - сказали мы.
   - Затем, с предельной выразительностью, я перехожу на середину сцены, сажусь на простую деревянную скамью и некоторое время сижу там, глядя на череп.
   - Необыкновенно!
   - А потом отступаю в глубь сцены и ложусь на живот, продолжая держать череп перед глазами. Пробыв несколько минут в этом положении, я медленно ползу вперед, передавая движениями ног и живота всю печальную историю Йорика. Под конец, все еще не выпуская черепа из рук, я поворачиваюсь к зрителям спиной и с помощью судорожных движений лопаток передаю страстную скорбь Гамлета, потерявшего друга.
   - Как! - вскричали мы вне себя от восторга. - Да ведь это уже не открытие, это откровение!
   - Это и то и другое, - сказал Великий актер.
   - И значение его состоит в том, - продолжали мы, - что вы вполне можете обойтись без Шекспира.
   - Именно так. Без Шекспира. Без него я могу дать больше. Шекспир связывает меня. То, что я хочу передать, - это не Шекспир, это нечто более значительное, более всеобъемлющее, более... я бы сказал, более грандиозное...
   Великий актер умолк, а мы ждали с поднятыми карандашами. Потом глаза его засверкали, в них появилось нечто похожее на экстаз, и он прошептал:
   - В сущности, то, что я хочу передать, это мое я.
   Проговорив это, он застыл на месте - безмолвный, недвижимый. Мы осторожно опустились на четвереньки и тихо поползли к двери, а потом - вниз, по ступенькам лестницы, держа блокноты в зубах.
   ВООБРАЖАЕМОЕ ИНТЕРВЬЮ
   С ТИПИЧНЫМИ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ НАШЕГО
   ЛИТЕРАТУРНОГО МИРА
   супругами Эдвином и Этелиндой Афтерсот
   в недрах их восхитительного семейного очага
   Мы имели удовольствие получить интервью у супругов Афтерсот в их прекрасном загородном доме на берегу Вунегенсет. По дружескому предложению хозяев мы пешком проделали те четырнадцать миль, которые отделяли их дом от ближайшей железнодорожной станции. Да, именно так: узнав о нашем намерении посетить их, они сразу предложили нам пройтись пешком. "К сожалению, мы лишены возможности послать за вами автомобиль, - написали они. - На дорогах до того пыльно, что мы боимся, как бы наш шофер не запылился".