Ликок Стивен
Юмористические рассказы
Стивен Ликок
Юмористические рассказы
СОДЕРЖАНИЕ
А.Савуренок. Предисловие
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
из сборника
"ПРОБА ПЕРА" (1910)
Перевод Д.Лившиц
Моя банковская эпопея
Тайна лорда Оксхеда
Трагическая гибель Мельпоменуса Джойса
Как дожить до двухсот лет
Как стать врачом
Могущество статистики
Люди, которые меня брили
Как поймать нить рассказа
№ 56
Месть фокусника
Жизнеописание Джона Смита
По поводу коллекционирования
Как писать романы
Они выбились в люди
Образчик диалога...
из сборника
"РОМАНЫ ШИВОРОТ-НАВЫВОРОТ" (1911)
Перевод Е.Корнеевой
Помешавшийся на тайне,
или Дефективный детектив
Гвидо Гашпиль Гентский
Гувернантка Гертруда,
или Сердце семнадцатилетней
Затерянный среди зыбей,
или Кораблекрушение в океане
из сборника
"ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПРЕДЕЛА" (1913)
Перевод Д.Лившиц
Мой незнакомый друг
У фотографа
из сборника
"ЕЩЕ НЕМНОЖКО ЧЕПУХИ" (1916)
Перевод М.Кащеевой и Б.Колявкина
Портретная галерея мистера Гранча
История преуспевающего бизнесмена,
рассказанная им самим
Счастливы ли богатые?
Юмор, как я его понимаю
из сборника
"БРЕД БЕЗУМЦА" (1918)
Перевод Д.Лившиц
Злоключения дачного гостя
Пещерный человек как он есть
Воображаемое интервью
с нашим величайшим актером...
Воображаемое интервью с типичными
представителями нашего литературного мира...
Ошибки Санта-Клауса
Старая-престарая история о том, как
пятеро мужчин отправились на рыбную ловлю
из сборника
"ПРИ СВЕТЕ РАМПЫ" (1923)
Перевод Д.Лившиц
Мой погибший доллар
Как я убил своего домовладельца
из сборника
"В САДАХ ГЛУПОСТИ" (1924)
Перевод М.Кащеевой и Б.Колявкина
Литература бизнеса
Руководство для образцовых влюбленных...
из сборника
"КРУПИЦЫ МУДРОСТИ" (1926)
Перевод Е.Корнеевой
Очерки обо всем
Прародительница парламентов
Как мы с женой построили дом
за один фунт два шиллинга шесть пенсов
Как мы отмечали мамин день рождения
Все в Европу!
из сборника
"ПОХУДЕВШИЙ ПИКВИК" (1933)
Перевод E.Корнеевой
Ратификация нового морского несоглашения
Завтрак у Смитов
Теннис у Смитов
из сборника
"ВОСХИТИТЕЛЬНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ" (1939)
Перевод М.Кощеевой и Б.Колявкина
Моя викторианская юность
Миссис Ньюрич приобретает антикварные вещи
Миссис Изи получает откровение
Миссис Эдердаун выезжает за город
ИЗ РАССКАЗОВ РАЗНЫХ ЛЕТ
Убийства оптом - по два с половиной
доллара за штуку. Перевод Д.Лившиц
Проблема прачечной. Перевод Д.Лившиц
Читающая публика. Перевод П.Охрименко
ПРЕДИСЛОВИЕ
Имя Стивена Ликока (1869 - 1944) прочно вошло в историю канадской литературы. Живой и остроумный рассказчик, замечательный мастер комических ситуаций и характеров, остро ощущавший противоречия жизни, он завоевал широкую популярность не только у себя на родине, но и в других странах английского языка.
Ликок не был потомственным канадцем. Его семья эмигрировала из Англии в Канаду в 1876 г. и поселилась в провинции Онтарио, где отец Ликока приобрел ферму.
В 1887 г. Ликок поступил в Торонтский университет и в течение четырех лет занимался изучением "живых, мертвых и полумертвых языков". Университетский диплом дал ему возможность получить место преподавателя в колледже, но эта работа мало привлекала Ликока. Впоследствии он вспоминал о ней, как о "самой мрачной, самой неблагодарной и самой плохо оплачиваемой профессии в мире", и с иронией отмечал, что среди его учеников "те, которые показали себя величайшими лентяями и меньше всего увлекались книгами, стали преуспевающими юристами, дельцами и государственными деятелями, тогда как дети, которые действительно подавали надежды и получали все награды, теперь с трудом существуют на скудный заработок клерка в отеле или матроса на каком-нибудь суденышке".
В 1899 г. Ликок покинул Торонто и поступил в Чикагский университет. Получив в 1903 г. степень доктора философии, он вернулся в Канаду и в течение многих лет возглавлял отделение экономики и политических наук в университете Монреаля.
Автор более ста научных статей и двадцати пяти книг по самым разнообразным вопросам экономики и истории, Ликок не менее плодотворно работал в области, которая, казалось бы, не имела ничего общего с его основной специальностью. И хотя литературная слава пришла к нему значительно позже, нежели научное признание, именно литературу он считал основным делом своей жизни. "Многие из моих друзей полагают, - писал он, - что я пишу юмористические безделушки в минуты досуга, когда мой утомленный мозг не способен размышлять о таких серьезных материях, как экономика. На самом деле все наоборот. Написать солидное поучительное сочинение, подкрепленное фактами и цифрами, совсем легко. Не составляет никакого труда написать научный трактат о фольклоре в Центральном Китае или статистическое исследование об уменьшении народонаселения на острове принца Эдуарда. Но выдумать нечто, само по себе достойное внимания, - трудная затея, осуществимая лишь в счастливые и крайне редкие моменты жизни. Лично я предпочел бы написать "Алису в стране чудес", чем взялся бы составлять Британскую энциклопедию".
Первые юмористические рассказы Ликока печатались в канадских и американских журналах начиная с 1894 г. Позднее, в 1910 г., они были опубликованы отдельным сборником "Проба пера", который выдержал около двадцати изданий и принес автору заслуженную популярность. В дальнейшем, с 1910 г. по 1944 г., Ликок напечатал еще свыше тридцати сборников юмористических очерков и рассказов, а также ряд теоретических работ, посвященных проблемам юмора. Наибольший интерес среди них представляют книги "Теория и техника юмора" (1935), "Юмор и человечество. Введение к изучению юмора" (1937) и исследования о творчестве Чарлза Диккенса (1933) и Марка Твена (1934).
Ликок неоднократно подчеркивал огромное значение юмора, утверждая, что в своих лучших образцах он является величайшим созданием цивилизации. "Речь идет, - писал он, - не о пароксизмах смеха, вызываемых кривлянием обсыпанного мукой или измазанного сажей клоуна, подвизающегося на подмостках убогого варьете, а о подлинно великом юморе, освещающем и возвышающем нашу литературу в лучшем случае раз или, много, два в столетие. Этот юмор создается не пустыми шутками и дешевой игрой слов, ему чужды нелепые, бессмысленные сюжетные трюки, долженствующие вызвать смех; он исходит из глубоких контрастов самой жизни..."
К числу таких лучших образцов подлинно великого юмора Ликок относил прежде всего произведения Диккенса и Твена. Он выделил этих писателей среди многочисленных юмористов Англии и США не только как непревзойденных мастеров в области комического, но, прежде всего, как художников-реалистов, которые правдиво изображали противоречия жизни и были исполнены глубокого сострадания к ее жертвам Гуманистический пафос их творчества, их стремление к художественной правде отвечало собственным представлениям Ликока о задачах писателя. Избрав Диккенса и Твена своими учителями, опираясь на их художественный опыт, он внес в канадскую литературу конца XIX - начала XX вв. те реалистические традиции, которые во многом определили ее дальнейшее развитие.
Творческому методу Ликока в равной мере присущи и юмор положений и юмор характеров. Неисчерпаемый выдумщик, он умеет найти завязку остро комической ситуации в самом простом, самом обыденном событии. Умный и тонкий психолог, Ликок создал целую галерею комических характеров, проявив незаурядную наблюдательность и высокое художественное мастерство.
Герой большинства рассказов Ликока - обыкновенный, средний человек, "такой же, как вы, как я, как все остальные люди". С раннего детства он ничем не выделяется среди своих товарищей. Он не изумляет наставников своим феноменально ранним развитием, и самый внимательный наблюдатель не заметил бы в нем никаких признаков гениальности. Зато у него множество слабостей и недостатков. Он не слишком храбр, не слишком находчив и неудачлив в делах. Он то и дело попадает в забавные, смешные, нелепые положения, и ему явно не хватает самоуверенности ("Моя банковская эпопея", "Трагическая гибель Мельпоменуса Джонса", "Жизнеописание Джона Смита").
Ликок подсмеивается над своим незадачливым героем, над его слабостями и недостатками, но это добродушный, благожелательный смех с немалой долей сочувственного внимания и симпатии. Воспринимая контрасты и противоречия жизни в их комическом аспекте, писатель никогда не забывает, что порой за внешним комизмом ситуаций скрывается драма. Именно тогда смешное, по его собственным словам, сливается с патетическим, образуя вечное и неразрывное единство слез и смеха. Так возникает грустный юмор некоторых рассказов, где в судьбе ничем не примечательных людей, в их обыденной жизни писатель сумел обнаружить драматические коллизии, раскрывающие одиночество человека, отсутствие взаимопонимания и участия, торжество грубого эгоизма ("Как мы отмечали мамин день рождения").
Совсем иной оттенок приобретает юмор Ликока, когда он изображает самодовольных, преуспевающих дельцов, которые, не в пример незадачливому "маленькому" человеку, сумели занять прочное место в современном коммерческом мире. С едким сарказмом писатель рисует их беспринципность, жестокость и моральную нечистоплотность ("История преуспевающего бизнесмена, рассказанная им самим"), их тупость, невежество и претенциозность ("Миссис Ньюрич приобретает антикварные вещи"). Но особенно отвратительно для Ликока ханжество богачей, которые превозносят достоинства картофельных очистков и свиного пойла, заказывая себе куропатку ("Они выбились в люди"), и великодушно оплачивают похороны убитых ими рабочих ("Миссис Эдердаун выезжает за город").
Писатель беспощаден к лицемерию проповедников официальной буржуазной морали, утверждающих, что "богатство - это тяжкое бремя", "священная миссия", что богачи владеют деньгами ради того, чтобы служить обществу, "творить добро и помогать ближним своим" ("Счастливы ли богатые?"). Эти лживые, демагогические рассуждения разоблачаются устами наивного простака, который все принимает на веру. Рассказчик "с удивлением" констатирует, что бедняк, имеющий постоянную работу и получающий целых десять фунтов в неделю, считается, безусловно, счастливым и богатым, в то время как богачи, чьи доходы исчисляются десятками тысяч долларов в год, беспрерывно жалуются на свою печальную судьбу. Один не знает, где бы ему перехватить несколько тысяч долларов, второй тяжко вздыхает о своей бедности, ибо может предложить - уж не взыщите! - только самый скромный обед, за которым прислуживает пятеро слуг, третий сидит на мели, разъезжая в роскошном лимузине, четвертый весьма озабочен тем, что превысил в банке кредит на двадцать тысяч долларов и ему придется реализовать несколько акций. "В богатых домах - вернее сказать, в особняках - вот где льются невидимые миру слезы, о которых ничего не знают, да и не могут знать счастливые бедняки", - в этих словах наивного простака заключена жесточайшая ирония.
Весьма значительное место в творчестве Ликока занимают литературный бурлеск и пародия. Обращаясь к канадской литературе второй половины XIX начала XX вв., писатель подверг уничтожающей критике многие модные темы и жанры той эпохи, в большинстве случаев заимствованные и никак не отражавшие национальную специфику жизни Канады. Едва ли не первое место среди них занимали сентиментальные романы с сенсационным сюжетом, которые печатались с продолжением в популярных журналах для семейного чтения и пользовались огромным успехом у невзыскательных читателей. Канадская писательница Нелли Маккланг, современница Ликока, рассказывая о днях своего детства, проведенных на ферме в провинции Манитоба, вспоминает один из таких романов "потрясший до основания все окрестное население". В нем излагалась история двух очаровательных девиц, "белоснежной, как лилия, Джесси и черноглазой Элен - жгучей брюнетки с глубокими, как ночь, черными очами. Обе любили Герберта, и он, будучи любезным молодым человеком и не желая никого обидеть, поспешно вступил с одной из них (с Джесси) и тайный брак в сельской хижине при свете оплывающей свечи, а с другой (с Элен) обвенчался открыто под торжественные звуки органа и всеобщее ликование в родовом замке ее родителя. Это, естественно, вызвало осложнения. Дальше описывались бури, кораблекрушения, тайные свидания в пещерах под рокот прибоя, набегающего на скалы, и хриплые крики чаек в грохоте шторма, заговоры и наветы, появлялись ясновидящая и женщина с дурным глазом. Нравилось ли это нам? Помню, как я плелась за санями, увязая в снегу, но не отрываясь от книги. А когда я приближалась к дому, все домашние выскакивали на улицу и требовали, чтобы я поторопилась".
Не менее широкую популярность в канадской литературе конца XIX в. имели исторические, а точнее сказать, псевдоисторические романы, ибо их "историзм" был весьма поверхностным и в большинстве случаев играл роль декоративного фона для традиционных перипетий мелодраматического сюжета. К этому же периоду относится появление многочисленных канадских подражателей А.Конан-Дойля, которые не только не смогли преодолеть намечавшуюся в творчестве английского писателя тенденцию к шаблону, но превратили этот шаблон в традицию, в некий литературный стандарт, неразрывно связанный с самим понятием жанра детективного рассказа.
В пародиях "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней", "Гвидо Гашпиль Гентский", "Помешавшийся на тайне, или Дефективный детектив" Ликок, воспроизводя все непременные атрибуты этих жанров, доводит их подчас до абсурда. Так, мнимая многозначительность деталей, характерная для детективных рассказов, воспринимается в пародии "Помешавшийся на тайне" как нелепость, ибо всем, кроме "великого сыщика", с самого начала очевидно, что пропавший и разыскиваемый принц Вюртембергский не человек, а собака.
Однако цель писателя заключалась не только в том, чтобы в гротескной форме имитировать чисто внешние признаки того или иного жанра. По мысли Ликока, пародия в ее высшей форме должна дать читателю представление обо всем многообразии условий, породивших данную литературную схему. Только тогда она приобретает подлинно художественную ценность и интересна читателю даже в том случае, если он незнаком с пародируемым образцом. К числу таких пародий относится "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней".
Предметом пародии здесь являются не столько литературные каноны сентиментального "великосветского" романа, сколько позиция их авторов, отражающая нелепые представления буржуазною обывателя о жизни, быте и нравах аристократической знати, его раболепное преклонение перед титулами. Ликок беспощадно высмеивает этот мещанский снобизм, представляя его в гротескном, откровенно нелепом виде. Описывая "удлиненное аристократическое лицо" лорда Роналда, "обличавшее его знатное происхождение", автор спешит добавить, что морда его лошади была еще длиннее. Говоря о знатном происхождении Гертруды, он как бы вскользь замечает, что ее родители, память которых она так свято чтит, "умерли за много лет до ее рождения". Но, пожалуй, наиболее выразительны превращения мелодраматического злодея лорда Ноша, который, совершив очередное злодеяние и осушив очередной ковш джина, снова становится благородным джентльменом, "образцом английского аристократа и государственного деятеля".
Пародирование - один из излюбленных приемов Ликока. Он широко пользуется им для осмысления самых разнообразных фактов действительности и в тех рассказах, которые не являются пародиями в прямом смысле этого слова. В пародийном плане дается, например, описание заседания английской палаты общин в рассказе "Прародительница парламентов". Лицемерие буржуазных государственных деятелей, выступающих в качестве поборников мира и берущих на себя торжественное обязательство "никогда не вести войны, за исключением тех случаев, когда это им выгодно", язвительно осмеивается в рассказе "Ратификация нового морского несоглашения". В "Литературе бизнеса" разоблачается стремление современного бизнеса "поглотить хрупкие создания рук человеческих, которые мы привыкли называть искусством и литературой". В духе пресловутых "руководств" на все случаи жизни, широко распространенных в США, написаны рассказы "Как мы с женой построили дом за один фунт два шиллинга шесть пенсов" и "Руководство для образцовых влюбленных".
Другим характерным приемом, во многом определяющим специфику ликоковской манеры, является введение совершенно неожиданной детали или ситуации, которые находятся в очевидном противоречии с традиционными представлениями и шаблонами. Так, старый морской волк капитан Трюм "сурово, как и подобает моряку", отдает команду перед отплытием судна ("Затерянный среди зыбей, или Кораблекрушение в океане"). И далее, вместо ожидаемого грозного окрика, следует обращение, уместное разве что в устах учителя воскресной школы: "Джентльмены, не переутомляйтесь. Помните, у нас еще уйма времени. Пожалуйста, не выходите без надобности на солнцепек. Осторожно, Джонс, не споткнись о снасти - их, кажется, натянули чересчур высоко. Ай-ай-ай, Уильямс, ну как же ты так перемазался в смоле? На тебя и посмотреть-то страшно!" Не менее характерен эпилог пародии "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней": "Гертруда и Роналд обвенчались. Счастье их было безоблачным. Что тут еще можно добавить? Да, еще вот что. Через несколько дней граф был убит на охоте. Графиню поразила молния. Дети утонули. Итак, счастье Гертруды и Роналда было совершенно безоблачным".
Одним из примеров использования парадоксальной ситуации является рассказ Ликока "Как я убил своего домовладельца". Писатель ставит перед собой задачу разрушить привычную логику поведения человека, видимую логику окружающего. "Как правило, хозяина дома убивают в связи с повышением квартирной платы, и тут не требуется никаких лишних слов. "Я намерен увеличить вашу квартирную плату на десять долларов в месяц", - заявляет хозяин. "Отлично, - говорит квартирант. - Тогда я убью вас". Герой рассказа тоже убивает своего домовладельца, но не за то, что тот повысил квартирную плату, а за то, что он упорно отказывается это сделать и тем самым обнаруживает, по мнению героя, свою ненормальность и полное отсутствие патриотических чувств. Не менее парадоксально поведение полицейского комиссара, отказывающегося осудить действия героя, ибо "если бы всякий раз, когда квартирант подстреливает своего домовладельца, приходилось заводить следствие, это было бы утомительно и скучно". Вежливо выпроваживая преступника из своего кабинета, он выражает надежду, что тот похоронит свою жертву и не бросит труп на произвол судьбы.
Подобный прием у Ликока всегда целенаправлен и отнюдь не является затейливым орнаментом, украшающим его рассказы. Когда писатель сравнивает заседания английской палаты общин со съездом ковбоев Монтаны или собранием литературно-философского общества в Даусоне, самая нелепость этого сравнения как бы выворачивает наизнанку традиционные представления о строгой торжественности парламентских процедур и мудрости государственных мужей, обсуждающих судьбы своего отечества. Переиначивая пресловутый "счастливый конец", возвещающий звоном свадебных колоколов о торжестве добродетели и об уничтожении последней несправедливости на земле, он обнажает внутреннюю неправдоподобность банальных шаблонов и схем, столь типичных для "развлекательной" литературы. Заставляя своих героев действовать вопреки видимой логике окружающего, он раскрывает алогизм буржуазной действительности, ее контрасты и противоречия.
Безусловно, критическая позиция канадского юмориста по отношению к современной ему действительности не всегда была достаточно последовательной. В отличие от своих великих предшественников Диккенса и Твена, он избегал широких обобщений. И тем не менее, несмотря на известную ограниченность, юмор Ликока проникнут глубокой искренностью и неподдельной человечностью, которые определили гуманистический пафос его лучших произведений.
А.Савуренок
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
ИЗ СБОРНИКА
"ПРОБА ПЕРА"
(1910)
МОЯ БАНКОВСКАЯ ЭПОПЕЯ
Когда мне случается попасть в банк, я сразу пугаюсь. Клерки пугают меня. Окошечки пугают меня. Вид денег пугает меня. Решительно все пугает меня.
В ту самую минуту, как я переступаю порог банка и собираюсь проделать там какую-нибудь финансовую операцию, я превращаюсь в круглого идиота.
Все это было известно мне и прежде, но все-таки, когда мое жалованье дошло до пятидесяти долларов в месяц, я решил, что единственное подходящее для них место - это банк.
Итак, еле передвигая ноги от волнения, я вошел в зал для операций и начал робко озираться по сторонам. Мне почему-то казалось, что перед тем, как открыть счет, клиент должен непременно посоветоваться с управляющим.
Я подошел к окошечку, над которым висела табличка "Бухгалтер". Бухгалтер был высокий хладнокровный субъект. Уже один его вид испугал меня. Голос мой внезапно стал замогильным.
- Не могу ли я поговорить с управляющим? - спросил я. И многозначительно добавил: - С глазу на глаз.
Почему я сказал "с глазу на глаз", этого я не знаю и сам.
- Сделайте одолжение, - ответил бухгалтер и пошел за управляющим.
Управляющий был серьезный, солидного вида мужчина. Свои пятьдесят шесть долларов я держал в кармане, так крепко зажав их в кулаке, что они превратились в круглый комок.
- Вы управляющий? - спросил я, хотя, видит бог, я нисколько в этом не сомневался.
- Да, - ответил он.
- Могу я переговорить с вами... с глазу на глаз?
Мне не хотелось повторять это "с глазу на глаз", но иначе все было бы слишком обыденно.
Управляющий взглянул на меня не без тревоги. Видимо, он подумал, что я собираюсь открыть ему какую-то страшную тайну.
- Прошу вас, - сказал он; потом провел меня в кабинет и повернул ключ в замке. - Здесь нам никто не помешает. Присядьте.
Мы оба сели и уставились друг на друга. Внезапно я почувствовал, что не могу выдавить из себя ни одного слова.
- Вы, должно быть, из агентства Пинкертона? - спросил он.
Мое загадочное поведение навело его на мысль, что я сыщик. Я понял это, и мне стало еще хуже.
- Нет, я не от Пинкертона, - сказал я наконец, как бы намекая на то, что явился от другого, конкурирующего агентства. - По правде сказать... продолжал я, словно до сих пор кто-то заставлял меня лгать. - По правде сказать, я вообще не сыщик. Я пришел открыть счет. Я намерен держать в этом банке все свои сбережения.
У управляющего, видимо, отлегло от сердца, но он все еще был настороже. Теперь, очевидно, он решил, что перед ним сын барона Ротшильда или Гулд-младший.*
______________
* Джей Гулд (1836 - 1892) - один из крупнейших американских миллионеров.
- Сумма, должно быть, значительная? - спросил он.
- Довольно значительная, - пролепетал я. - Пятьдесят шесть долларов я намерен внести сейчас же, а в дальнейшем буду вносить по пятьдесят долларов каждый месяц.
Управляющий встал, распахнул дверь и обратился к бухгалтеру.
- Мистер Монтгомери! - произнес он неприятно-громким голосом. - Этот господин открывает счет и желает внести пятьдесят шесть долларов... До свидания.
Я встал.
Справа от меня была раскрыта массивная железная дверь.
- До свидания, - сказал я и шагнул прямо в сейф.
- Не сюда, - холодно произнес управляющий и указал мне на другую дверь.
Подойдя к окошечку, я сунул туда комок денег таким судорожным движением, словно показывал карточный фокус.
Лицо мое было мертвенно-бледно.
- Вот, - сказал я, - положите это на мой счет.
В тоне моих слов как бы звучало: "Давайте покончим с этим мучительным делом, пока еще не поздно".
Клерк взял деньги и передал их кассиру.
Потом мне велели проставить сумму на каком-то бланке и расписаться в какой-то книге. Я уже не сознавал, что делаю. Все расплывалось перед моими глазами.
- Готово? - спросил я глухим, дрожащим голосом.
- Да, - ответил кассир.
- В таком случае я хочу выписать чек.
Я предполагал взять шесть долларов на текущие расходы. Один из клерков протянул мне через окошечко чековую книжку, а другой начал объяснять, как заполнять чек. У всех служащих банка, очевидно, создалось впечатление, будто я какой-нибудь слабоумный миллионер. Я что-то написал на чеке и подал его кассиру. Тот взглянул на чек.
- Как? - с удивлением спросил он. - Вы забираете все?
Тут я понял, что вместо цифры шесть написал пятьдесят шесть. Но дело зашло слишком далеко. Теперь уже поздно было объяснять то, что случилось. Все клерки перестали писать и уставились на меня.
С мужеством отчаяния я ринулся в бездну.
- Да, всё, - ответил я.
- Вы берете из банка все ваши деньги?
- Все, до последнего цента.
- И в дальнейшем тоже не собираетесь что-нибудь вносить? - с изумлением спросил кассир.
- Никогда в жизни.
У меня вдруг блеснула нелепая надежда - а не подумали ли они, будто я на что-то обиделся, когда писал чек, и только поэтому раздумал держать у них деньги? Я сделал жалкую попытку притвориться человеком необычайно вспыльчивого нрава.
Кассир приготовился платить мне деньги.
Юмористические рассказы
СОДЕРЖАНИЕ
А.Савуренок. Предисловие
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
из сборника
"ПРОБА ПЕРА" (1910)
Перевод Д.Лившиц
Моя банковская эпопея
Тайна лорда Оксхеда
Трагическая гибель Мельпоменуса Джойса
Как дожить до двухсот лет
Как стать врачом
Могущество статистики
Люди, которые меня брили
Как поймать нить рассказа
№ 56
Месть фокусника
Жизнеописание Джона Смита
По поводу коллекционирования
Как писать романы
Они выбились в люди
Образчик диалога...
из сборника
"РОМАНЫ ШИВОРОТ-НАВЫВОРОТ" (1911)
Перевод Е.Корнеевой
Помешавшийся на тайне,
или Дефективный детектив
Гвидо Гашпиль Гентский
Гувернантка Гертруда,
или Сердце семнадцатилетней
Затерянный среди зыбей,
или Кораблекрушение в океане
из сборника
"ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПРЕДЕЛА" (1913)
Перевод Д.Лившиц
Мой незнакомый друг
У фотографа
из сборника
"ЕЩЕ НЕМНОЖКО ЧЕПУХИ" (1916)
Перевод М.Кащеевой и Б.Колявкина
Портретная галерея мистера Гранча
История преуспевающего бизнесмена,
рассказанная им самим
Счастливы ли богатые?
Юмор, как я его понимаю
из сборника
"БРЕД БЕЗУМЦА" (1918)
Перевод Д.Лившиц
Злоключения дачного гостя
Пещерный человек как он есть
Воображаемое интервью
с нашим величайшим актером...
Воображаемое интервью с типичными
представителями нашего литературного мира...
Ошибки Санта-Клауса
Старая-престарая история о том, как
пятеро мужчин отправились на рыбную ловлю
из сборника
"ПРИ СВЕТЕ РАМПЫ" (1923)
Перевод Д.Лившиц
Мой погибший доллар
Как я убил своего домовладельца
из сборника
"В САДАХ ГЛУПОСТИ" (1924)
Перевод М.Кащеевой и Б.Колявкина
Литература бизнеса
Руководство для образцовых влюбленных...
из сборника
"КРУПИЦЫ МУДРОСТИ" (1926)
Перевод Е.Корнеевой
Очерки обо всем
Прародительница парламентов
Как мы с женой построили дом
за один фунт два шиллинга шесть пенсов
Как мы отмечали мамин день рождения
Все в Европу!
из сборника
"ПОХУДЕВШИЙ ПИКВИК" (1933)
Перевод E.Корнеевой
Ратификация нового морского несоглашения
Завтрак у Смитов
Теннис у Смитов
из сборника
"ВОСХИТИТЕЛЬНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ" (1939)
Перевод М.Кощеевой и Б.Колявкина
Моя викторианская юность
Миссис Ньюрич приобретает антикварные вещи
Миссис Изи получает откровение
Миссис Эдердаун выезжает за город
ИЗ РАССКАЗОВ РАЗНЫХ ЛЕТ
Убийства оптом - по два с половиной
доллара за штуку. Перевод Д.Лившиц
Проблема прачечной. Перевод Д.Лившиц
Читающая публика. Перевод П.Охрименко
ПРЕДИСЛОВИЕ
Имя Стивена Ликока (1869 - 1944) прочно вошло в историю канадской литературы. Живой и остроумный рассказчик, замечательный мастер комических ситуаций и характеров, остро ощущавший противоречия жизни, он завоевал широкую популярность не только у себя на родине, но и в других странах английского языка.
Ликок не был потомственным канадцем. Его семья эмигрировала из Англии в Канаду в 1876 г. и поселилась в провинции Онтарио, где отец Ликока приобрел ферму.
В 1887 г. Ликок поступил в Торонтский университет и в течение четырех лет занимался изучением "живых, мертвых и полумертвых языков". Университетский диплом дал ему возможность получить место преподавателя в колледже, но эта работа мало привлекала Ликока. Впоследствии он вспоминал о ней, как о "самой мрачной, самой неблагодарной и самой плохо оплачиваемой профессии в мире", и с иронией отмечал, что среди его учеников "те, которые показали себя величайшими лентяями и меньше всего увлекались книгами, стали преуспевающими юристами, дельцами и государственными деятелями, тогда как дети, которые действительно подавали надежды и получали все награды, теперь с трудом существуют на скудный заработок клерка в отеле или матроса на каком-нибудь суденышке".
В 1899 г. Ликок покинул Торонто и поступил в Чикагский университет. Получив в 1903 г. степень доктора философии, он вернулся в Канаду и в течение многих лет возглавлял отделение экономики и политических наук в университете Монреаля.
Автор более ста научных статей и двадцати пяти книг по самым разнообразным вопросам экономики и истории, Ликок не менее плодотворно работал в области, которая, казалось бы, не имела ничего общего с его основной специальностью. И хотя литературная слава пришла к нему значительно позже, нежели научное признание, именно литературу он считал основным делом своей жизни. "Многие из моих друзей полагают, - писал он, - что я пишу юмористические безделушки в минуты досуга, когда мой утомленный мозг не способен размышлять о таких серьезных материях, как экономика. На самом деле все наоборот. Написать солидное поучительное сочинение, подкрепленное фактами и цифрами, совсем легко. Не составляет никакого труда написать научный трактат о фольклоре в Центральном Китае или статистическое исследование об уменьшении народонаселения на острове принца Эдуарда. Но выдумать нечто, само по себе достойное внимания, - трудная затея, осуществимая лишь в счастливые и крайне редкие моменты жизни. Лично я предпочел бы написать "Алису в стране чудес", чем взялся бы составлять Британскую энциклопедию".
Первые юмористические рассказы Ликока печатались в канадских и американских журналах начиная с 1894 г. Позднее, в 1910 г., они были опубликованы отдельным сборником "Проба пера", который выдержал около двадцати изданий и принес автору заслуженную популярность. В дальнейшем, с 1910 г. по 1944 г., Ликок напечатал еще свыше тридцати сборников юмористических очерков и рассказов, а также ряд теоретических работ, посвященных проблемам юмора. Наибольший интерес среди них представляют книги "Теория и техника юмора" (1935), "Юмор и человечество. Введение к изучению юмора" (1937) и исследования о творчестве Чарлза Диккенса (1933) и Марка Твена (1934).
Ликок неоднократно подчеркивал огромное значение юмора, утверждая, что в своих лучших образцах он является величайшим созданием цивилизации. "Речь идет, - писал он, - не о пароксизмах смеха, вызываемых кривлянием обсыпанного мукой или измазанного сажей клоуна, подвизающегося на подмостках убогого варьете, а о подлинно великом юморе, освещающем и возвышающем нашу литературу в лучшем случае раз или, много, два в столетие. Этот юмор создается не пустыми шутками и дешевой игрой слов, ему чужды нелепые, бессмысленные сюжетные трюки, долженствующие вызвать смех; он исходит из глубоких контрастов самой жизни..."
К числу таких лучших образцов подлинно великого юмора Ликок относил прежде всего произведения Диккенса и Твена. Он выделил этих писателей среди многочисленных юмористов Англии и США не только как непревзойденных мастеров в области комического, но, прежде всего, как художников-реалистов, которые правдиво изображали противоречия жизни и были исполнены глубокого сострадания к ее жертвам Гуманистический пафос их творчества, их стремление к художественной правде отвечало собственным представлениям Ликока о задачах писателя. Избрав Диккенса и Твена своими учителями, опираясь на их художественный опыт, он внес в канадскую литературу конца XIX - начала XX вв. те реалистические традиции, которые во многом определили ее дальнейшее развитие.
Творческому методу Ликока в равной мере присущи и юмор положений и юмор характеров. Неисчерпаемый выдумщик, он умеет найти завязку остро комической ситуации в самом простом, самом обыденном событии. Умный и тонкий психолог, Ликок создал целую галерею комических характеров, проявив незаурядную наблюдательность и высокое художественное мастерство.
Герой большинства рассказов Ликока - обыкновенный, средний человек, "такой же, как вы, как я, как все остальные люди". С раннего детства он ничем не выделяется среди своих товарищей. Он не изумляет наставников своим феноменально ранним развитием, и самый внимательный наблюдатель не заметил бы в нем никаких признаков гениальности. Зато у него множество слабостей и недостатков. Он не слишком храбр, не слишком находчив и неудачлив в делах. Он то и дело попадает в забавные, смешные, нелепые положения, и ему явно не хватает самоуверенности ("Моя банковская эпопея", "Трагическая гибель Мельпоменуса Джонса", "Жизнеописание Джона Смита").
Ликок подсмеивается над своим незадачливым героем, над его слабостями и недостатками, но это добродушный, благожелательный смех с немалой долей сочувственного внимания и симпатии. Воспринимая контрасты и противоречия жизни в их комическом аспекте, писатель никогда не забывает, что порой за внешним комизмом ситуаций скрывается драма. Именно тогда смешное, по его собственным словам, сливается с патетическим, образуя вечное и неразрывное единство слез и смеха. Так возникает грустный юмор некоторых рассказов, где в судьбе ничем не примечательных людей, в их обыденной жизни писатель сумел обнаружить драматические коллизии, раскрывающие одиночество человека, отсутствие взаимопонимания и участия, торжество грубого эгоизма ("Как мы отмечали мамин день рождения").
Совсем иной оттенок приобретает юмор Ликока, когда он изображает самодовольных, преуспевающих дельцов, которые, не в пример незадачливому "маленькому" человеку, сумели занять прочное место в современном коммерческом мире. С едким сарказмом писатель рисует их беспринципность, жестокость и моральную нечистоплотность ("История преуспевающего бизнесмена, рассказанная им самим"), их тупость, невежество и претенциозность ("Миссис Ньюрич приобретает антикварные вещи"). Но особенно отвратительно для Ликока ханжество богачей, которые превозносят достоинства картофельных очистков и свиного пойла, заказывая себе куропатку ("Они выбились в люди"), и великодушно оплачивают похороны убитых ими рабочих ("Миссис Эдердаун выезжает за город").
Писатель беспощаден к лицемерию проповедников официальной буржуазной морали, утверждающих, что "богатство - это тяжкое бремя", "священная миссия", что богачи владеют деньгами ради того, чтобы служить обществу, "творить добро и помогать ближним своим" ("Счастливы ли богатые?"). Эти лживые, демагогические рассуждения разоблачаются устами наивного простака, который все принимает на веру. Рассказчик "с удивлением" констатирует, что бедняк, имеющий постоянную работу и получающий целых десять фунтов в неделю, считается, безусловно, счастливым и богатым, в то время как богачи, чьи доходы исчисляются десятками тысяч долларов в год, беспрерывно жалуются на свою печальную судьбу. Один не знает, где бы ему перехватить несколько тысяч долларов, второй тяжко вздыхает о своей бедности, ибо может предложить - уж не взыщите! - только самый скромный обед, за которым прислуживает пятеро слуг, третий сидит на мели, разъезжая в роскошном лимузине, четвертый весьма озабочен тем, что превысил в банке кредит на двадцать тысяч долларов и ему придется реализовать несколько акций. "В богатых домах - вернее сказать, в особняках - вот где льются невидимые миру слезы, о которых ничего не знают, да и не могут знать счастливые бедняки", - в этих словах наивного простака заключена жесточайшая ирония.
Весьма значительное место в творчестве Ликока занимают литературный бурлеск и пародия. Обращаясь к канадской литературе второй половины XIX начала XX вв., писатель подверг уничтожающей критике многие модные темы и жанры той эпохи, в большинстве случаев заимствованные и никак не отражавшие национальную специфику жизни Канады. Едва ли не первое место среди них занимали сентиментальные романы с сенсационным сюжетом, которые печатались с продолжением в популярных журналах для семейного чтения и пользовались огромным успехом у невзыскательных читателей. Канадская писательница Нелли Маккланг, современница Ликока, рассказывая о днях своего детства, проведенных на ферме в провинции Манитоба, вспоминает один из таких романов "потрясший до основания все окрестное население". В нем излагалась история двух очаровательных девиц, "белоснежной, как лилия, Джесси и черноглазой Элен - жгучей брюнетки с глубокими, как ночь, черными очами. Обе любили Герберта, и он, будучи любезным молодым человеком и не желая никого обидеть, поспешно вступил с одной из них (с Джесси) и тайный брак в сельской хижине при свете оплывающей свечи, а с другой (с Элен) обвенчался открыто под торжественные звуки органа и всеобщее ликование в родовом замке ее родителя. Это, естественно, вызвало осложнения. Дальше описывались бури, кораблекрушения, тайные свидания в пещерах под рокот прибоя, набегающего на скалы, и хриплые крики чаек в грохоте шторма, заговоры и наветы, появлялись ясновидящая и женщина с дурным глазом. Нравилось ли это нам? Помню, как я плелась за санями, увязая в снегу, но не отрываясь от книги. А когда я приближалась к дому, все домашние выскакивали на улицу и требовали, чтобы я поторопилась".
Не менее широкую популярность в канадской литературе конца XIX в. имели исторические, а точнее сказать, псевдоисторические романы, ибо их "историзм" был весьма поверхностным и в большинстве случаев играл роль декоративного фона для традиционных перипетий мелодраматического сюжета. К этому же периоду относится появление многочисленных канадских подражателей А.Конан-Дойля, которые не только не смогли преодолеть намечавшуюся в творчестве английского писателя тенденцию к шаблону, но превратили этот шаблон в традицию, в некий литературный стандарт, неразрывно связанный с самим понятием жанра детективного рассказа.
В пародиях "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней", "Гвидо Гашпиль Гентский", "Помешавшийся на тайне, или Дефективный детектив" Ликок, воспроизводя все непременные атрибуты этих жанров, доводит их подчас до абсурда. Так, мнимая многозначительность деталей, характерная для детективных рассказов, воспринимается в пародии "Помешавшийся на тайне" как нелепость, ибо всем, кроме "великого сыщика", с самого начала очевидно, что пропавший и разыскиваемый принц Вюртембергский не человек, а собака.
Однако цель писателя заключалась не только в том, чтобы в гротескной форме имитировать чисто внешние признаки того или иного жанра. По мысли Ликока, пародия в ее высшей форме должна дать читателю представление обо всем многообразии условий, породивших данную литературную схему. Только тогда она приобретает подлинно художественную ценность и интересна читателю даже в том случае, если он незнаком с пародируемым образцом. К числу таких пародий относится "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней".
Предметом пародии здесь являются не столько литературные каноны сентиментального "великосветского" романа, сколько позиция их авторов, отражающая нелепые представления буржуазною обывателя о жизни, быте и нравах аристократической знати, его раболепное преклонение перед титулами. Ликок беспощадно высмеивает этот мещанский снобизм, представляя его в гротескном, откровенно нелепом виде. Описывая "удлиненное аристократическое лицо" лорда Роналда, "обличавшее его знатное происхождение", автор спешит добавить, что морда его лошади была еще длиннее. Говоря о знатном происхождении Гертруды, он как бы вскользь замечает, что ее родители, память которых она так свято чтит, "умерли за много лет до ее рождения". Но, пожалуй, наиболее выразительны превращения мелодраматического злодея лорда Ноша, который, совершив очередное злодеяние и осушив очередной ковш джина, снова становится благородным джентльменом, "образцом английского аристократа и государственного деятеля".
Пародирование - один из излюбленных приемов Ликока. Он широко пользуется им для осмысления самых разнообразных фактов действительности и в тех рассказах, которые не являются пародиями в прямом смысле этого слова. В пародийном плане дается, например, описание заседания английской палаты общин в рассказе "Прародительница парламентов". Лицемерие буржуазных государственных деятелей, выступающих в качестве поборников мира и берущих на себя торжественное обязательство "никогда не вести войны, за исключением тех случаев, когда это им выгодно", язвительно осмеивается в рассказе "Ратификация нового морского несоглашения". В "Литературе бизнеса" разоблачается стремление современного бизнеса "поглотить хрупкие создания рук человеческих, которые мы привыкли называть искусством и литературой". В духе пресловутых "руководств" на все случаи жизни, широко распространенных в США, написаны рассказы "Как мы с женой построили дом за один фунт два шиллинга шесть пенсов" и "Руководство для образцовых влюбленных".
Другим характерным приемом, во многом определяющим специфику ликоковской манеры, является введение совершенно неожиданной детали или ситуации, которые находятся в очевидном противоречии с традиционными представлениями и шаблонами. Так, старый морской волк капитан Трюм "сурово, как и подобает моряку", отдает команду перед отплытием судна ("Затерянный среди зыбей, или Кораблекрушение в океане"). И далее, вместо ожидаемого грозного окрика, следует обращение, уместное разве что в устах учителя воскресной школы: "Джентльмены, не переутомляйтесь. Помните, у нас еще уйма времени. Пожалуйста, не выходите без надобности на солнцепек. Осторожно, Джонс, не споткнись о снасти - их, кажется, натянули чересчур высоко. Ай-ай-ай, Уильямс, ну как же ты так перемазался в смоле? На тебя и посмотреть-то страшно!" Не менее характерен эпилог пародии "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней": "Гертруда и Роналд обвенчались. Счастье их было безоблачным. Что тут еще можно добавить? Да, еще вот что. Через несколько дней граф был убит на охоте. Графиню поразила молния. Дети утонули. Итак, счастье Гертруды и Роналда было совершенно безоблачным".
Одним из примеров использования парадоксальной ситуации является рассказ Ликока "Как я убил своего домовладельца". Писатель ставит перед собой задачу разрушить привычную логику поведения человека, видимую логику окружающего. "Как правило, хозяина дома убивают в связи с повышением квартирной платы, и тут не требуется никаких лишних слов. "Я намерен увеличить вашу квартирную плату на десять долларов в месяц", - заявляет хозяин. "Отлично, - говорит квартирант. - Тогда я убью вас". Герой рассказа тоже убивает своего домовладельца, но не за то, что тот повысил квартирную плату, а за то, что он упорно отказывается это сделать и тем самым обнаруживает, по мнению героя, свою ненормальность и полное отсутствие патриотических чувств. Не менее парадоксально поведение полицейского комиссара, отказывающегося осудить действия героя, ибо "если бы всякий раз, когда квартирант подстреливает своего домовладельца, приходилось заводить следствие, это было бы утомительно и скучно". Вежливо выпроваживая преступника из своего кабинета, он выражает надежду, что тот похоронит свою жертву и не бросит труп на произвол судьбы.
Подобный прием у Ликока всегда целенаправлен и отнюдь не является затейливым орнаментом, украшающим его рассказы. Когда писатель сравнивает заседания английской палаты общин со съездом ковбоев Монтаны или собранием литературно-философского общества в Даусоне, самая нелепость этого сравнения как бы выворачивает наизнанку традиционные представления о строгой торжественности парламентских процедур и мудрости государственных мужей, обсуждающих судьбы своего отечества. Переиначивая пресловутый "счастливый конец", возвещающий звоном свадебных колоколов о торжестве добродетели и об уничтожении последней несправедливости на земле, он обнажает внутреннюю неправдоподобность банальных шаблонов и схем, столь типичных для "развлекательной" литературы. Заставляя своих героев действовать вопреки видимой логике окружающего, он раскрывает алогизм буржуазной действительности, ее контрасты и противоречия.
Безусловно, критическая позиция канадского юмориста по отношению к современной ему действительности не всегда была достаточно последовательной. В отличие от своих великих предшественников Диккенса и Твена, он избегал широких обобщений. И тем не менее, несмотря на известную ограниченность, юмор Ликока проникнут глубокой искренностью и неподдельной человечностью, которые определили гуманистический пафос его лучших произведений.
А.Савуренок
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
ИЗ СБОРНИКА
"ПРОБА ПЕРА"
(1910)
МОЯ БАНКОВСКАЯ ЭПОПЕЯ
Когда мне случается попасть в банк, я сразу пугаюсь. Клерки пугают меня. Окошечки пугают меня. Вид денег пугает меня. Решительно все пугает меня.
В ту самую минуту, как я переступаю порог банка и собираюсь проделать там какую-нибудь финансовую операцию, я превращаюсь в круглого идиота.
Все это было известно мне и прежде, но все-таки, когда мое жалованье дошло до пятидесяти долларов в месяц, я решил, что единственное подходящее для них место - это банк.
Итак, еле передвигая ноги от волнения, я вошел в зал для операций и начал робко озираться по сторонам. Мне почему-то казалось, что перед тем, как открыть счет, клиент должен непременно посоветоваться с управляющим.
Я подошел к окошечку, над которым висела табличка "Бухгалтер". Бухгалтер был высокий хладнокровный субъект. Уже один его вид испугал меня. Голос мой внезапно стал замогильным.
- Не могу ли я поговорить с управляющим? - спросил я. И многозначительно добавил: - С глазу на глаз.
Почему я сказал "с глазу на глаз", этого я не знаю и сам.
- Сделайте одолжение, - ответил бухгалтер и пошел за управляющим.
Управляющий был серьезный, солидного вида мужчина. Свои пятьдесят шесть долларов я держал в кармане, так крепко зажав их в кулаке, что они превратились в круглый комок.
- Вы управляющий? - спросил я, хотя, видит бог, я нисколько в этом не сомневался.
- Да, - ответил он.
- Могу я переговорить с вами... с глазу на глаз?
Мне не хотелось повторять это "с глазу на глаз", но иначе все было бы слишком обыденно.
Управляющий взглянул на меня не без тревоги. Видимо, он подумал, что я собираюсь открыть ему какую-то страшную тайну.
- Прошу вас, - сказал он; потом провел меня в кабинет и повернул ключ в замке. - Здесь нам никто не помешает. Присядьте.
Мы оба сели и уставились друг на друга. Внезапно я почувствовал, что не могу выдавить из себя ни одного слова.
- Вы, должно быть, из агентства Пинкертона? - спросил он.
Мое загадочное поведение навело его на мысль, что я сыщик. Я понял это, и мне стало еще хуже.
- Нет, я не от Пинкертона, - сказал я наконец, как бы намекая на то, что явился от другого, конкурирующего агентства. - По правде сказать... продолжал я, словно до сих пор кто-то заставлял меня лгать. - По правде сказать, я вообще не сыщик. Я пришел открыть счет. Я намерен держать в этом банке все свои сбережения.
У управляющего, видимо, отлегло от сердца, но он все еще был настороже. Теперь, очевидно, он решил, что перед ним сын барона Ротшильда или Гулд-младший.*
______________
* Джей Гулд (1836 - 1892) - один из крупнейших американских миллионеров.
- Сумма, должно быть, значительная? - спросил он.
- Довольно значительная, - пролепетал я. - Пятьдесят шесть долларов я намерен внести сейчас же, а в дальнейшем буду вносить по пятьдесят долларов каждый месяц.
Управляющий встал, распахнул дверь и обратился к бухгалтеру.
- Мистер Монтгомери! - произнес он неприятно-громким голосом. - Этот господин открывает счет и желает внести пятьдесят шесть долларов... До свидания.
Я встал.
Справа от меня была раскрыта массивная железная дверь.
- До свидания, - сказал я и шагнул прямо в сейф.
- Не сюда, - холодно произнес управляющий и указал мне на другую дверь.
Подойдя к окошечку, я сунул туда комок денег таким судорожным движением, словно показывал карточный фокус.
Лицо мое было мертвенно-бледно.
- Вот, - сказал я, - положите это на мой счет.
В тоне моих слов как бы звучало: "Давайте покончим с этим мучительным делом, пока еще не поздно".
Клерк взял деньги и передал их кассиру.
Потом мне велели проставить сумму на каком-то бланке и расписаться в какой-то книге. Я уже не сознавал, что делаю. Все расплывалось перед моими глазами.
- Готово? - спросил я глухим, дрожащим голосом.
- Да, - ответил кассир.
- В таком случае я хочу выписать чек.
Я предполагал взять шесть долларов на текущие расходы. Один из клерков протянул мне через окошечко чековую книжку, а другой начал объяснять, как заполнять чек. У всех служащих банка, очевидно, создалось впечатление, будто я какой-нибудь слабоумный миллионер. Я что-то написал на чеке и подал его кассиру. Тот взглянул на чек.
- Как? - с удивлением спросил он. - Вы забираете все?
Тут я понял, что вместо цифры шесть написал пятьдесят шесть. Но дело зашло слишком далеко. Теперь уже поздно было объяснять то, что случилось. Все клерки перестали писать и уставились на меня.
С мужеством отчаяния я ринулся в бездну.
- Да, всё, - ответил я.
- Вы берете из банка все ваши деньги?
- Все, до последнего цента.
- И в дальнейшем тоже не собираетесь что-нибудь вносить? - с изумлением спросил кассир.
- Никогда в жизни.
У меня вдруг блеснула нелепая надежда - а не подумали ли они, будто я на что-то обиделся, когда писал чек, и только поэтому раздумал держать у них деньги? Я сделал жалкую попытку притвориться человеком необычайно вспыльчивого нрава.
Кассир приготовился платить мне деньги.