Сергей Лим
Невеста Для Святого
ГЛАВА 1.
– Да благословит тебя Иш, великий и милосердный, дитя моё! - сказал отец Ольгерд, провожая меня до ворот, и благословил средним пальцем - символом единого и милосердного. Я благочестиво всхлипнула и ответила тем же. Терпение отцов настоятелей наконец-то лопнуло, и отец Ольгерд - был единственным, кто действительно сожалел о моем уходе. Тугой узел резал мне плечо, когда я, утерев непрошенную слезинку, повернулась и, шмыгая носом, устремилась навстречу большому миру. Не то чтобы мне грустно было уходить из Валлиса, слезинка была по отцу Ольгерду, моему наставнику.
Через десяток шагов, я выпрямила спину и, отбросив сожаление, потопала по дороге ведущей в Тинтак. Погода благоприятствовала моему уходу - был месяц травник, мир благоухал свежей зеленью и чистым воздухом.
Я родилась через двадцать лет после второй магической войны, ознаменовавшейся полной победой Иша над тьмой и магией. Мой отец, к великому своему удивлению вернувшийся целым и невредимым (и где его носило столько времени?), на радостях обрюхатил мою мать в день своего возвращения. А через неделю, выйдя пропустить кружечку эля в деревенском шинке, ушел и не вернулся. Моя мать, Алисия Варда, была дочерью зажиточного торговца, который однажды решил, что с него хватит и осел в одной из деревень южной Пустоши, открыв лавку со всякой всячиной. И до появления, и после исчезновения отца, он не оставлял нас без помощи. Присылал продукты, раз в месяц - немного денег. Но нам все равно не хватало. Мать подрабатывала прачкой, шила платья на заказ и делала ещё кучу всякой работы. Когда-то цветущая, она быстро сникла и завяла, как роза в засуху. Это я сама такое сравнение придумала. Всё чаще и чаще, она стала заходить в храм Иша, построенный сразу после войны. Я была несмышленышем, мой мир был ограничен домом, где кусок хлеба и пара яблок - были мне завтраком и обедом; беготней с соседскими детишками и игрой в куклы. В пять лет я узнала, что такое бедность. Дед разорился и перестал присылать деньги. Еды стало не хватать. Мать перестала работать и окончательно ударилась в религию. Однажды на пороге нашего дома возникли три фигуры в серых плащах. Один из них подошел ко мне и погладил по голове. Мать суетливо принялась вытирать стол, двигать по комнате колченогие стулья и, согнувшись в три погибели, приглашать гостей к столу. Я таращила глаза, ковыряла пальцем в носу и понятия не имела, чего им понадобилось в нашем доме, куда даже соседи давно перестали заходить.
Тот, что гладил меня по голове, крепкий мужчина с орлиным носом и седыми висками, протестующе протянул перед собой руки:
– Ничего не надо, сестра Алисия! Мы же договаривались. Брат Акинфий…
Тот, кого назвали братом Акинфием, грузно шмякнул на пол увесистый мешок и скрипуче сказал:
– Прими, сестра, в знак любви к Ишу - наши скромные дары.
Мать всплеснула руками и, пряча от меня глаза, принялась развязывать мешок. Гости деликатно отвернулись, переговариваясь между собой. Я подбежала к ней и дернула за рукав:
– Ма, что это? - и осеклась.
Из развязанной горловины мешка высовывались связки копченой колбасы, желтели куски сыра и ещё много такого, от чего у меня моментально набрался полный рот слюны. Я ошеломленно спросила:
– Это что… нам?
– Да… да, дочка, это нам - растерянно ответила мать, оглядываясь в сторону седого. Тот вздохнул, тяжело приподнялся со стула и подошел ко мне. Снова попытался дотронуться до моей головы, но я, чувствуя что-то неладное, увернулась. Он присел передо мной на корточки, и заглянул мне в глаза:
– Меня зовут Горвин. Наши воспитанники, наши дети называют меня - отец Горвин. А тебя как зовут?
– Арса - быстро ответила я, и спряталась за мать.
Но та, осторожно выудила меня из-за спины и вытолкнула перед собой. Я недоуменно обернулась к ней, чувствуя, что меня предали. Мать вытерла слезинку и, нагнувшись, торопливо забормотала мне в ухо:
– Ничего не бойся, Арса, доченька моя, так надо. Ты поедешь с этими хорошими людьми. Они тебя накормят, напоят, научат хорошим вещам. У тебя будет свой дом, новые игрушки, хорошие друзья. Иш великий возьмет тебя под свое покровительство… Ну, иди…
Мужская рука осторожно коснулась моего плеча и я, чувствуя, что привычный мир рушится - закричала во все горло, забилась в чужих руках. Меня крепко прижали к груди и, не обращая внимания на мои вопли, вынесли во двор. Из-за плетня высовывались любопытные соседи и, тыча пальцами, что-то оживленно обсуждали. Через мгновенье, я оказалась в седле, все трое вскочили на коней и, больше я никогда не видела свою мать.
Пятнадцать лет проведенных мной в Валлисе… Это не был монастырь. Скорее, пансион для неблагородных детей, заведение угодное Ишу. Я была примерной ученицей, лет так до четырнадцати. Наставники не могли на меня нарадоваться, повторяя, что "Иш дышит, где хочет". И отец Ольгерд, отвечающий за мое воспитание - каждую неделю ставил свечки в нашей маленькой церквушке, вознося Ишу благодарность. Наверное Иш объелся этих свечек, потому что, как только мне исполнилось четырнадцать лет, в меня словно вселился дух Селата. Я перестала думать о боге, о своем предназначении. Совсем другие мысли стали посещать мою дурную голову. Успеваемость моя упала - ниже некуда. Я таскала из библиотеки не самые приличные книжки (отцу библиотекарю было все равно, лишь бы возвращала назад), благодаря кротости отца Ольгерда стала посещать занятия по боевому искусству, которые вел тот самый отец Горвин. Частенько меня теряли, и бедный отец Ольгерд, тащился за мной на крышу, потому что именно там я и пряталась.
Зато я чрезвычайно преуспела в обращении с мечом, так что отец Горвин нехорошо усмехался и говорил, что "конечно, Иш дышит, но уж лучше бы она родилась мальчишкой". Когда я не висела на карнизах, не выписывала клинком восьмерки и другие цифры, я читала. Мне нравились жизнеописания великих людей, но жития святых нагоняли скуку. Были только пара-тройка святых, которые мне нравились. Само собой, что они не обращали нечисть в веру, посредством среднего пальца, а дрались мечом и гибли как герои.
В последний год моего пребывания в Валлисе, трижды созывался малый совет Ишевых братьев. Догадайтесь, по какому поводу? Я так привыкла к замечаниям и предупреждениям старшего отца Терентия, что пропускала их мимо ушей. Тот многозначительно качал головой, и шел в келью отца Ольгерда. Сколько раз мой наставник отстаивал меня от немедленного отлучения, я могу только догадываться. Тем более что в последние два года я окончательно перестала лазить на крышу, переместив свое внимание на то, что находится за пределами Валлиса. Перехитрить привратника и проскочить вслед за повозкой в ворота? Перелезть через стену (если дежурит отец Деметц, которого я и в самом деле побаивалась) при помощи крюка с веревкой? Пара пустяков. На мое счастье, во время моих рейдов по полям и лесам, мне никто не повстречался. Я любила вскарабкаться на самое высокое дерево, усесться поудобнее и глядеть вдаль, щуря глаза, словно кабисский моряк, плывущий в неизведанное.
Тринадцатое число травника оказалось последним днем моего пребывания в Валлисе. Собрался большой совет отцов Валлиса и отец Терентий зачитал вслух решение совета о моем изгнании из Ишевой обители. Затем меня торжественно вывели к собравшимся во дворе другим воспитанникам и показали, что бывает за дурной характер. Ни с кем из них я близко так и не сошлась, ни с кем не дружила. Поэтому их вытаращенные глаза и раскрытые рты доставили мне большое удовольствие. Как же, Ишева ослушница, Селатова грешница…
И вот я топаю по ещё не совсем зачерствевшей под колесами упругой весенней дороге, в маленький городок Тинтак. В кармане - рекомендательное письмо отца Ольгерда к одной своей знакомой, с просьбой устроить его воспитанницу и позаботиться о том, чтобы она (ну - воспитанница, я то есть) не попала в дурную компанию.
Если бы я умела сочинять, как те писатели, чьи книги я читала, булькая соплями по ночам, то давно бы уже начала описывать места по которым шла. Мол, стройные березы вперемешку с соснами да елями, лютики-цветочки, птичий щебет и кучерявящиеся облака. Только вот как-то не получается по-книжному у меня. Березы как березы. Облака как облака. Что касается птичек, то карканье ворон не привело меня в восторг. Эта стая следовала за мной уже с полверсты. Небо и вправду было чудесным. Чистым и голубым. Я периодически задирала вверх голову и жмурилась от удовольствия. Солнечное выдалось утро.
–Краа! Краа!
– Тьфу! - рассержено сплюнула я - И чего вы ко мне пристали, Ишево проклятье! Брысь… то есть кыш!
Стая незамедлительно спорхнула с веток и переместилась куда-то вглубь леса. Обиделись что ли? Я немного подумала и, сойдя с дороги, пошла за воронами. Любопытство… кто сказал, что это грех? А и грех, так простительный. Я вообще любопытная. По жизни. А может просто упрямая? Может, я решила им, воронам отомстить. Теперь я им покоя не дам.
Вороны отлетали все дальше, вглубь леса. Но я упрямо шла за ними примерно с полстадня. В конце концов, птичкам это надоело, вся стая поднялась выше деревьев и ехидно каркая улетела прочь.
– Ах вот вы как? - погрозила я кулаком в небо - Так же нечестно!
– Карк! Карк! - насмешливо ответила, последняя из улетавших, ворона.
Я круто развернулась в обратную сторону и, запнувшись о какую-то корягу, с маху села на подвернувшуюся ногу. Как же я взвыла… Слезы брызнули из глаз. Скинув с плеча узел с вещами, я уперлась руками в землю и попыталась слезть со своей ноги. Получиться-то получилось, но вот нога… Аууу! Было обидно, до слез. Ведь сама виновата. Какого… поперлась за воронами? Шмыгнув носом, я потрогала лодыжку. Слегка опухла и болит, но на перелом непохоже. Наверное вывихнула… И как назло, кроме той коряги никаких толстых сучьев поблизости нету. Не из чего сделать себе ковылу. И выругаться не знаю как. Селата вслух поминать запрещено, услышит нечистый. Иша - тоже, вроде как не рекомендуется в таких целях использовать. Я развязала узел и достала припасенный ещё с вечера пирог с картошкой (добрый отец Ольгерд постарался для любимой воспитанницы). Что ещё остается девушке в утешение? Съесть что-нибудь.
А ещё планировала к вечеру быть в Тинтаке…
Кусок пирога застрял у меня в горле, когда я, повернув голову, обнаружила, что неподалеку от меня удобно расположился приземистый и очень широкоплечий мужичок. Густая кучерявая борода росла практически с макушки. Нос как картофелина хорошего урожая. Глазки-бусинки смотрели на меня очень внимательно и с каким-то паскудным любопытством.
Я проглотила недожёванный комок и кивнула головой:
– Здрасьте!
Мужичок вежливо кивнул в ответ.
– Приятного аппетита!
– Спасибо… - буркнула я, перетекая из состояния неловкости в другое, более грубое состояние - а не могли бы вы так на меня не пялиться?
– Я извиняюсь, конечно - сказал мужичок - но ты ведь из Валлиса идешь?
– Ну.
– Из этих самых… как его? Из адепьтов? - произнес он важно, словно похваляясь, что знает такое слово.
– Ага, из них. А что? - я вызывающе вскинула голову. Чего это он взялся меня допрашивать. Ну, выгнали меня и что?
– Хе-хе - мужичок потер широкие как лопата ладони и позвал кого-то - Гарвин! Дорес! Сюда!
Я невольно дернулась, но вспомнила, что убежать не смогу. Что ещё за засада такая?! Чего им от меня нужно?!
Из кустов, ломая ветки и шумно сопя, вывалились двое, удивительно похожих на первого, бородачей. Они сияли улыбками и очень приветливо кивали мне головами.
– Она? Рагаронд, это она? - зачастил один из них, по-видимому - самый молодой.
– Думаю, что она - в меру задумчиво отозвался мой новый незнакомец.
– Вам чего от меня надо? - уже грубо спросила я. Какие уж тут церемонии? Три здоровых лба против беззащитной и беспомощной девушки.
– Щас, щас - залыбился он - объясним.
Я демонстративно (и откуда силы взялись?) выдрала из земли злополучную корягу и приподнялась на здоровую ногу.
Все трое сделали вид, что не поняли моих намерений, однако те двое озадаченно и даже требовательно уставились на главного заводилу. Тот успокаивающе махнул им рукой.
– О, я забыл представиться, кажется - сказал он - меня зовут Рагаронд Старбелый, гном. Мои спутники и помощники - Гарвин и Дорес.
Упомянутые поочередно выступили вперед, церемонно кланяясь.
Я недоверчиво похлопала корягой по ладони (интересно, как бы я этой трухлявой древесиной отбивалась?).
– Нам нужна твоя помощь, деточка - вкрадчиво мяукнул Рагаронд и прижмурился, как кот на сметану.
– Какая-такая помощь?
– Нам нужна добытчица - гном просто выпалил слово "добытчица" и уставился на меня, пытаясь определить, какое это произвело впечатление.
Да никакого! Селат вам в зраку! (Иш прости грешницу свою…) я начала тяготиться присутствием этих троих в одном со мной лесу.
– А конкретнее?
– Ну, это разговор не для леса - кашлянул Рагаронд - если ты не против, почему бы нам не прогуляться до подходящего жилища?
– Э, нет! - заявила я, вспомнив предостережения отца Ольгерда, по поводу легкомысленных и не в меру доверчивых женщин, поддавшихся уговорам зайти на чашечку чая - слышала я про такое: сначала - пойдем, зайдем, поговорим, а потом - проходи, раздевайся и ложись?!
Все трое густо покраснели и начали отчаянно прокашливаться. Рагаронд замахал руками, словно отбивался от стаи атакующих мух.
– Что ты, что ты! Абсолютно деловое предложение! Да как ты могла подумать, что гном может польститься на челове… на тебя!
Гарвин и Дорес с ужасом в глазах от такого предположения, красноречиво затрясли бородами.
Я немного успокоилась. И в самом деле, не такая уж я и красавица. Волосы темные и даже не пышные, а так - пару раз гребнем провести. Глаза тоже - явно не озера, в которых тонут прекрасные принцы из сказок. Обычные серые глаза. Носом своим я всегда была недовольна. И губы тоже не сахар. Невольно вздохнув от такой вот самокритики, я сговорчиво сказала:
– Ладно, деловое, так деловое. Только вот маленькая проблема. Я, видите ли, ногу вывихнула…
– Видели, видели - гном подбежал ко мне поближе, и я на всякий случай приподняла трухлявую палку повыше, отчего у той отвалился кусок примерно с локоть, - не изволь беспокоиться! Гарвин, Дорес! А ну, живо нарежьте мне пару-тройку деревцев помоложе. И носилочки соорудите.
Оба гнома вытащили топоры и забегали по поляне, примеряясь к задрожавшим от ужаса деревьям. Хрясь! Хрясь! Тук! Тук! Через несколько минут, они уже ободрали со стволов кору и сноровисто соорудили заказанный предмет. Я только присвистнула. Осторожно перевалившись на носилки, я втянула за собой свой узел. По знаку Рагаронда, Гарвин и Дорес взялись с двух сторон и приподняли носилки. А поскольку сделали они это не одновременно, я чуть не вывалилась обратно.
– Нельзя ли поаккуратнее?
Гномы только засопели, но ничего не ответили. Вы когда-нибудь ездили на гномах? Особенно рысью. Не советую. Жира на боках я скопить ещё не успела, поэтому прочувствовала ребрами каждый сучок. Бежали гномы не то чтобы быстро, но зато ни разу не остановились, пока меня не выгрузили во дворе одиноко стоящего домика. Я едва успела определить направление движения и, судя по всему, Тинтак остался далеко к востоку.
Я проковыляла к двери, таща за собой узел. Из дома выскочила угрюмая и плотно сбитая женщина, зыркнула на меня недовольными глазами и принялась что-то выговаривать Рагаронду. Тот только почесывал в затылке и усердно крякал, не хуже селезня в брачный сезон. Я с любопытством разглядывала её. Не помню где, но я читала, что гномихи могут заткнуть своих мужей за пояс, по части изрядной бородатости. Но если не считать, что женщина была гораздо шире Рагаронда, то никакой излишней растительности на её лице я не заметила. Наконец поток слов иссяк и тут заговорил гном. Медленно, растягивая слова и очень внушительно. На гномиху это не производило особого впечатления до тех пор, пока Рагаронд не произнес слово "граб", причем в очень множественном числе. Я навострила уши. О гномах говорил, что они падки до больших денег, сокровищ и прочих ценностей жизни, но ужасно прижимисты в оплате.
Гномиха скривила лицо в гостеприимной улыбке и приглашающе взмахнула рукой. Я с облегчением проковыляла вовнутрь. Стены внутри были аккуратно выбеленными, потолок к моему удивлению был высоким. Я шваркнула свой узелок прямо у порога и с невольным стоном потащилась к ближайшей лежанке. Гномиха открыла рот, желая что-то сказать, но тут вбежала здоровенная собака и, невежливо отпихнув меня, преспокойно улеглась на облюбованное мной место. Кто-то за моей спиной тихо хихикнул. Я даже не стала оглядываться, вопросительно посмотрев на хозяйку. Та что-то залопотала (Селат их гномий язык разберет…) и, взяв меня под руку, провела в дальнюю комнату, где вдоль стен стояло несколько резных кроватей, не очень длинных, но зато широких.
Плюхнувшись на ближайшую, я со страдальческим лицом попросила воды. К моему удивлению, женщина поняла и принесла кринку с молоком. Ну, уж если мучиться, так до конца. От молока у меня всегда было нехорошо с желудком. Я отпила несколько глотков и, молясь Ишу, чтобы пронесло (ну, не в том конечно смысле) закрыла глаза.
Раздался скрип и я, приоткрыв один глаз, узрела гнома, приволокшего лавку и усевшегося так, чтобы видеть мое лицо.
– Ну? - промычала я.
Рагаронд задумчиво уставился в потолок, сцепив пальцы в замок.
– Начну, пожалуй, с того, что я оружейный мастер. То есть был когда-то - поправился он - И в один прекрасный день, а точнее - ночь, угораздило меня выковать одну вещичку. Нет, ты не подумай что очень ценную… Почти игрушку. Вместе со мной, в Устольских оружейных мастерских работал один парень, из ваших. Из людей, значитца. Друг был мне закадычный. Я ему её и подарил, как-то по пьяни… Вот, значитца…
– Ну? - ещё выразительней промычала я, абсолютно не понимая, чего от меня хотят.
– А дружок мой уехал, и игрушку ту с собой увез в глухомань какую-то. Вот. А потом, как мне стало известно, подарил её какому-то колдуну. Задаром подарил. Подарок мой значит… Колдун то несмышленыш какой-то был, и в последнюю войну сгинул где-то в Устольщине.
– Ну и что? - спросила я умирающим голосом. Долго он ещё будет жилы тянуть? Иш милосердный, прости меня грешную…
– А помер он, как сказали, где-то под Устольем…
– Ага, понятно - оживилась я, - колдун провалился в какую-то бездонную дыру и вещички свои прихватил. А вы хотите, чтобы я за ними в эту самую дыру слазила. Так?
– Э-э-э… так, да не совсем так - опешил гном - ни в какую дыру он не проваливался. А поперся он сдуру в ведьмин круг, что к югу от города. Там и смерть принял. А вещички где-то неподалеку лежат. Вот их и найти бы…
– А я-то тут причем?! - мое терпение вытекло до последней капли - Вы что, никого другого найти не смогли?!
– Тише, тише - бормотнул Рагаронд - Дело то вот в чем - колдуна этого вы, люди - в святые произвели.
В моей голове наконец-то забрезжил рассвет. История-то знакомая, только в гномьем исполнении совершенно по-другому рассказана.
– Святой Аверьян?
– Вот-вот - он самый - обрадовался гном - И это… - вашего заведения главный покровитель.
Я ошалело смотрела на Рагаронда, а тот чрезвычайно довольный, что сумел все внятно изложить, чуть ли не светился от добродушия. Вот те раз, Иш миловредный… тьфу, милосердный. Это ж на что меня подбивают? На святотатство!
– Это ж - грех какой! - заявила я твердым голосом - место упокоения святого беспокоить. И вы мне, воспитаннице Валлиса это предлагаете?
– Да какой там грех - всплеснул руками гном, утрачивая свечение (или сияние?) - секирка-то - моя!
– Вы ж её подарили?!
– Так ведь подарил Гриве! А вашему святому я её не дарил! - завопил, наконец, и Рагаронд - стало быть, могу обратно забрать!
– Так чего ж не пойдете и не заберете?!
Тут гном почему-то смущенно потупил глазки и замолчал.
Так… все понятно! Стало быть, там можно и помереть ненароком. Иначе с чего бы гному…
– Место там, видишь ли, не очень приятное - оборвал мои размышления Рагаронд.
– И много в этом неприятном месте добытчиков пропало? - осведомилась я.
– Да туда никого и мешком золота не заманишь - вырвалось у гнома. Он бросил на меня быстрый взгляд, мол - не восприняла ли я всерьез упомянутое количество золота. Само собой, что мешок пришелся мне по вкусу. Я хоть и провела все детство в Валлисе, но прекрасно понимала, что без грабов жизнь просто невыносима.
– То есть, я хочу сказать - продолжил Рагаронд - что никто туда ещё не наведывался. Боятся чего-то. А что там опасного - никто не знает.
– Угу - кивнула я - незнание - сила.
– Вот-вот - поддержал гном - а кому ж туда ещё идти, как не Ишевой дщери, да ещё выросшей под покровительством святого?
– А вы что, в Иша не верите? - сурово спросила я, сдвигая брови. Дай только знать хранителям Ишевой истины, тут же прилетят, руки заломят и сделают что-нибудь нехорошее. Правда к гномам это не относится. Махнули на них рукой в свое время. Строители из них великолепные, да и оружейники тоже. Пока пользу приносят, пусть живут. Лишь бы вслух не орали, что не признают Иша великого и милосердного, единого. Другое дело - эльфы и вампиры. Этих сразу… А хуже всего слугам Селата поганого - магам, то есть. Эти перерезанным горлом не отделывались. Поскольку они - люди, Ишевы питомцы, то полагалось им очиститься от тьмы, то бишь от магии. А как очиститься - это уж как у хранителей фантазия сработает.
Гном заерзал на месте и бросил на меня опасливый взгляд, в котором мелькнуло запоздалое сожаление. Надо было - кого попроще нанимать, а то ещё беды не оберешься…
– Верим… - через силу выдавил он - только что в храм не ходим. А так - верим. Куда ж денешься.
– Сколько заплатите? - прямо спросила я, уже почти окончательно приняв решение. Разве не мечтала я о яркой и насыщенной жизни за воротами Валлиса?
Рагаронд вздохнул с явным облегчением, но лицо его помимо воли страдальчески вытянулось.
– Ста грабов не пожалею…
Я разочарованно присвистнула и принялась разглядывать идеально ровный потолок. Наступило молчание.
– Ну - двести - выстрадал гном.
– Слушай, Рагаронд - я решительно перешла на "ты" - что ты меня за Ишеву дурочку держишь? Если бы речь о двухстах грабах стояла - ты бы и сам сбегал, правда ведь? Дело ты предложил опасное. Можно ведь и не вернуться. А ну вдруг и святой Аверьян меня не убережет? И про секиру свою ты как-то уж скромно рассказал. Если бы оружие - дрянь было, не стал бы ты по нему вздыхать. И потом, что я цен на местных рынках не знаю? За двести грабов - даже не поужинаешь как следует.
Тут я конечно загнула. За двести грабов можно месяц неплохо питаться. Но если опыта наемницы у меня не было вообще, то книжек про это дело я прочла уйму.
Рагаронд с уважением посмотрел на меня и сказал:
– Пятьсот.
– Тысячу и ни горбом меньше.
– Пятьсот пятьдесят - проскрипел гном, наступая на горло собственной скупости.
– Ты-ся-чу!
– Шестьсот, мое последнее слово! - простонал он.
– Рагаронд - сказала я самым наглым голосом - тысячу или разговор окончен. Где ты ещё найдешь человека, который согласится пойти туда, куда гном идти боится? И потом, сам знаешь, сказанное двоим - знает и свинья. Мало ли охотников найдется на твою секиру?
Гном воздел очи горе, словно пытаясь воззвать к Ишу, и обреченно кивнул.
– Раз в десять убытку понесу, но чего ради прихоти не сделаешь. Только без аванса - торопливо добавил он - оплата полностью по факту.
– Ну, накормить-то ты меня накормишь? - проворчала я недовольно - и ногу надо бы посмотреть. Вдруг перелом?
– Угу - согласился Рагаронд, торопясь убежать от наглой и жадной до денег Ишевой воспитанницы - я сейчас пришлю Льесу, жену мою. Она и накормит, и в целебном деле мастерица.
Я устало рухнула на подушку. Иш твою! Во что это я вляпалась? Святой Аверьян! Это имя так часто мелькало в моей недолгой жизни, что я привыкла совершенно не обращать на него внимания, хотя каждое утро, в обед и вечером его имя произносилось вторым, после единого и неповторимого Иша. В последнюю магическую войну - он, пожертвовав жизнью, преградил путь Селатовым тварям в наш мир. Правда, к этому времени их столько уже в Пустоши накопилось, что даже маги не справились. И тогда на юге поднялись отринувшие магию (как порождение Селата) Ишевы проповедники и погнали всё это скопище тварей на север. А с севера, из Синедола и Потынаса двигалась такая же армия проповедников и святош. Встретились они где-то на границе северной и центральной Пустоши, где и была уничтожена последняя тварь. Ну, так вот, святой Аверьян был объявлен покровителем сирот и несущих Ишево семя проповедников. Я ведь тоже могла стать такой. После выпуска нас должны были отправить через пустыню: или в Иммергал, к вампирам, или в Элльнарри, к эльфам. Там мы должны были осесть на постоянное проживание и постепенно прорастить Истину в закоснелых в своем неверии нелюдях. Нас так и называли (не очень хорошим словом) - Ишево семя. Гадость какая…
Я в детстве часто останавливалась перед изображением святого покровителя и с любопытством разглядывала его. Ну не было в нем ничего святого. Обычное лицо, с плаксиво опущенными уголками рта. Глаза грустные. Волосы длинные. В одной руке огненный шар (многие утверждали, что это солнце), в другой… постойте! В другой, конечно же - странного вида секира, которую (по утверждениям наших отцов) ему вручил сам Иш. Вот те раз! Иш-то, выходит, был - гном? Я прижала ладонь к губам и озирнулась по сторонам. Скажи кому такое - окрестили бы Селатовой тварью и связали веревками, послав гонца за хранителями.
Через десяток шагов, я выпрямила спину и, отбросив сожаление, потопала по дороге ведущей в Тинтак. Погода благоприятствовала моему уходу - был месяц травник, мир благоухал свежей зеленью и чистым воздухом.
Я родилась через двадцать лет после второй магической войны, ознаменовавшейся полной победой Иша над тьмой и магией. Мой отец, к великому своему удивлению вернувшийся целым и невредимым (и где его носило столько времени?), на радостях обрюхатил мою мать в день своего возвращения. А через неделю, выйдя пропустить кружечку эля в деревенском шинке, ушел и не вернулся. Моя мать, Алисия Варда, была дочерью зажиточного торговца, который однажды решил, что с него хватит и осел в одной из деревень южной Пустоши, открыв лавку со всякой всячиной. И до появления, и после исчезновения отца, он не оставлял нас без помощи. Присылал продукты, раз в месяц - немного денег. Но нам все равно не хватало. Мать подрабатывала прачкой, шила платья на заказ и делала ещё кучу всякой работы. Когда-то цветущая, она быстро сникла и завяла, как роза в засуху. Это я сама такое сравнение придумала. Всё чаще и чаще, она стала заходить в храм Иша, построенный сразу после войны. Я была несмышленышем, мой мир был ограничен домом, где кусок хлеба и пара яблок - были мне завтраком и обедом; беготней с соседскими детишками и игрой в куклы. В пять лет я узнала, что такое бедность. Дед разорился и перестал присылать деньги. Еды стало не хватать. Мать перестала работать и окончательно ударилась в религию. Однажды на пороге нашего дома возникли три фигуры в серых плащах. Один из них подошел ко мне и погладил по голове. Мать суетливо принялась вытирать стол, двигать по комнате колченогие стулья и, согнувшись в три погибели, приглашать гостей к столу. Я таращила глаза, ковыряла пальцем в носу и понятия не имела, чего им понадобилось в нашем доме, куда даже соседи давно перестали заходить.
Тот, что гладил меня по голове, крепкий мужчина с орлиным носом и седыми висками, протестующе протянул перед собой руки:
– Ничего не надо, сестра Алисия! Мы же договаривались. Брат Акинфий…
Тот, кого назвали братом Акинфием, грузно шмякнул на пол увесистый мешок и скрипуче сказал:
– Прими, сестра, в знак любви к Ишу - наши скромные дары.
Мать всплеснула руками и, пряча от меня глаза, принялась развязывать мешок. Гости деликатно отвернулись, переговариваясь между собой. Я подбежала к ней и дернула за рукав:
– Ма, что это? - и осеклась.
Из развязанной горловины мешка высовывались связки копченой колбасы, желтели куски сыра и ещё много такого, от чего у меня моментально набрался полный рот слюны. Я ошеломленно спросила:
– Это что… нам?
– Да… да, дочка, это нам - растерянно ответила мать, оглядываясь в сторону седого. Тот вздохнул, тяжело приподнялся со стула и подошел ко мне. Снова попытался дотронуться до моей головы, но я, чувствуя что-то неладное, увернулась. Он присел передо мной на корточки, и заглянул мне в глаза:
– Меня зовут Горвин. Наши воспитанники, наши дети называют меня - отец Горвин. А тебя как зовут?
– Арса - быстро ответила я, и спряталась за мать.
Но та, осторожно выудила меня из-за спины и вытолкнула перед собой. Я недоуменно обернулась к ней, чувствуя, что меня предали. Мать вытерла слезинку и, нагнувшись, торопливо забормотала мне в ухо:
– Ничего не бойся, Арса, доченька моя, так надо. Ты поедешь с этими хорошими людьми. Они тебя накормят, напоят, научат хорошим вещам. У тебя будет свой дом, новые игрушки, хорошие друзья. Иш великий возьмет тебя под свое покровительство… Ну, иди…
Мужская рука осторожно коснулась моего плеча и я, чувствуя, что привычный мир рушится - закричала во все горло, забилась в чужих руках. Меня крепко прижали к груди и, не обращая внимания на мои вопли, вынесли во двор. Из-за плетня высовывались любопытные соседи и, тыча пальцами, что-то оживленно обсуждали. Через мгновенье, я оказалась в седле, все трое вскочили на коней и, больше я никогда не видела свою мать.
Пятнадцать лет проведенных мной в Валлисе… Это не был монастырь. Скорее, пансион для неблагородных детей, заведение угодное Ишу. Я была примерной ученицей, лет так до четырнадцати. Наставники не могли на меня нарадоваться, повторяя, что "Иш дышит, где хочет". И отец Ольгерд, отвечающий за мое воспитание - каждую неделю ставил свечки в нашей маленькой церквушке, вознося Ишу благодарность. Наверное Иш объелся этих свечек, потому что, как только мне исполнилось четырнадцать лет, в меня словно вселился дух Селата. Я перестала думать о боге, о своем предназначении. Совсем другие мысли стали посещать мою дурную голову. Успеваемость моя упала - ниже некуда. Я таскала из библиотеки не самые приличные книжки (отцу библиотекарю было все равно, лишь бы возвращала назад), благодаря кротости отца Ольгерда стала посещать занятия по боевому искусству, которые вел тот самый отец Горвин. Частенько меня теряли, и бедный отец Ольгерд, тащился за мной на крышу, потому что именно там я и пряталась.
Зато я чрезвычайно преуспела в обращении с мечом, так что отец Горвин нехорошо усмехался и говорил, что "конечно, Иш дышит, но уж лучше бы она родилась мальчишкой". Когда я не висела на карнизах, не выписывала клинком восьмерки и другие цифры, я читала. Мне нравились жизнеописания великих людей, но жития святых нагоняли скуку. Были только пара-тройка святых, которые мне нравились. Само собой, что они не обращали нечисть в веру, посредством среднего пальца, а дрались мечом и гибли как герои.
В последний год моего пребывания в Валлисе, трижды созывался малый совет Ишевых братьев. Догадайтесь, по какому поводу? Я так привыкла к замечаниям и предупреждениям старшего отца Терентия, что пропускала их мимо ушей. Тот многозначительно качал головой, и шел в келью отца Ольгерда. Сколько раз мой наставник отстаивал меня от немедленного отлучения, я могу только догадываться. Тем более что в последние два года я окончательно перестала лазить на крышу, переместив свое внимание на то, что находится за пределами Валлиса. Перехитрить привратника и проскочить вслед за повозкой в ворота? Перелезть через стену (если дежурит отец Деметц, которого я и в самом деле побаивалась) при помощи крюка с веревкой? Пара пустяков. На мое счастье, во время моих рейдов по полям и лесам, мне никто не повстречался. Я любила вскарабкаться на самое высокое дерево, усесться поудобнее и глядеть вдаль, щуря глаза, словно кабисский моряк, плывущий в неизведанное.
Тринадцатое число травника оказалось последним днем моего пребывания в Валлисе. Собрался большой совет отцов Валлиса и отец Терентий зачитал вслух решение совета о моем изгнании из Ишевой обители. Затем меня торжественно вывели к собравшимся во дворе другим воспитанникам и показали, что бывает за дурной характер. Ни с кем из них я близко так и не сошлась, ни с кем не дружила. Поэтому их вытаращенные глаза и раскрытые рты доставили мне большое удовольствие. Как же, Ишева ослушница, Селатова грешница…
И вот я топаю по ещё не совсем зачерствевшей под колесами упругой весенней дороге, в маленький городок Тинтак. В кармане - рекомендательное письмо отца Ольгерда к одной своей знакомой, с просьбой устроить его воспитанницу и позаботиться о том, чтобы она (ну - воспитанница, я то есть) не попала в дурную компанию.
Если бы я умела сочинять, как те писатели, чьи книги я читала, булькая соплями по ночам, то давно бы уже начала описывать места по которым шла. Мол, стройные березы вперемешку с соснами да елями, лютики-цветочки, птичий щебет и кучерявящиеся облака. Только вот как-то не получается по-книжному у меня. Березы как березы. Облака как облака. Что касается птичек, то карканье ворон не привело меня в восторг. Эта стая следовала за мной уже с полверсты. Небо и вправду было чудесным. Чистым и голубым. Я периодически задирала вверх голову и жмурилась от удовольствия. Солнечное выдалось утро.
–Краа! Краа!
– Тьфу! - рассержено сплюнула я - И чего вы ко мне пристали, Ишево проклятье! Брысь… то есть кыш!
Стая незамедлительно спорхнула с веток и переместилась куда-то вглубь леса. Обиделись что ли? Я немного подумала и, сойдя с дороги, пошла за воронами. Любопытство… кто сказал, что это грех? А и грех, так простительный. Я вообще любопытная. По жизни. А может просто упрямая? Может, я решила им, воронам отомстить. Теперь я им покоя не дам.
Вороны отлетали все дальше, вглубь леса. Но я упрямо шла за ними примерно с полстадня. В конце концов, птичкам это надоело, вся стая поднялась выше деревьев и ехидно каркая улетела прочь.
– Ах вот вы как? - погрозила я кулаком в небо - Так же нечестно!
– Карк! Карк! - насмешливо ответила, последняя из улетавших, ворона.
Я круто развернулась в обратную сторону и, запнувшись о какую-то корягу, с маху села на подвернувшуюся ногу. Как же я взвыла… Слезы брызнули из глаз. Скинув с плеча узел с вещами, я уперлась руками в землю и попыталась слезть со своей ноги. Получиться-то получилось, но вот нога… Аууу! Было обидно, до слез. Ведь сама виновата. Какого… поперлась за воронами? Шмыгнув носом, я потрогала лодыжку. Слегка опухла и болит, но на перелом непохоже. Наверное вывихнула… И как назло, кроме той коряги никаких толстых сучьев поблизости нету. Не из чего сделать себе ковылу. И выругаться не знаю как. Селата вслух поминать запрещено, услышит нечистый. Иша - тоже, вроде как не рекомендуется в таких целях использовать. Я развязала узел и достала припасенный ещё с вечера пирог с картошкой (добрый отец Ольгерд постарался для любимой воспитанницы). Что ещё остается девушке в утешение? Съесть что-нибудь.
А ещё планировала к вечеру быть в Тинтаке…
Кусок пирога застрял у меня в горле, когда я, повернув голову, обнаружила, что неподалеку от меня удобно расположился приземистый и очень широкоплечий мужичок. Густая кучерявая борода росла практически с макушки. Нос как картофелина хорошего урожая. Глазки-бусинки смотрели на меня очень внимательно и с каким-то паскудным любопытством.
Я проглотила недожёванный комок и кивнула головой:
– Здрасьте!
Мужичок вежливо кивнул в ответ.
– Приятного аппетита!
– Спасибо… - буркнула я, перетекая из состояния неловкости в другое, более грубое состояние - а не могли бы вы так на меня не пялиться?
– Я извиняюсь, конечно - сказал мужичок - но ты ведь из Валлиса идешь?
– Ну.
– Из этих самых… как его? Из адепьтов? - произнес он важно, словно похваляясь, что знает такое слово.
– Ага, из них. А что? - я вызывающе вскинула голову. Чего это он взялся меня допрашивать. Ну, выгнали меня и что?
– Хе-хе - мужичок потер широкие как лопата ладони и позвал кого-то - Гарвин! Дорес! Сюда!
Я невольно дернулась, но вспомнила, что убежать не смогу. Что ещё за засада такая?! Чего им от меня нужно?!
Из кустов, ломая ветки и шумно сопя, вывалились двое, удивительно похожих на первого, бородачей. Они сияли улыбками и очень приветливо кивали мне головами.
– Она? Рагаронд, это она? - зачастил один из них, по-видимому - самый молодой.
– Думаю, что она - в меру задумчиво отозвался мой новый незнакомец.
– Вам чего от меня надо? - уже грубо спросила я. Какие уж тут церемонии? Три здоровых лба против беззащитной и беспомощной девушки.
– Щас, щас - залыбился он - объясним.
Я демонстративно (и откуда силы взялись?) выдрала из земли злополучную корягу и приподнялась на здоровую ногу.
Все трое сделали вид, что не поняли моих намерений, однако те двое озадаченно и даже требовательно уставились на главного заводилу. Тот успокаивающе махнул им рукой.
– О, я забыл представиться, кажется - сказал он - меня зовут Рагаронд Старбелый, гном. Мои спутники и помощники - Гарвин и Дорес.
Упомянутые поочередно выступили вперед, церемонно кланяясь.
Я недоверчиво похлопала корягой по ладони (интересно, как бы я этой трухлявой древесиной отбивалась?).
– Нам нужна твоя помощь, деточка - вкрадчиво мяукнул Рагаронд и прижмурился, как кот на сметану.
– Какая-такая помощь?
– Нам нужна добытчица - гном просто выпалил слово "добытчица" и уставился на меня, пытаясь определить, какое это произвело впечатление.
Да никакого! Селат вам в зраку! (Иш прости грешницу свою…) я начала тяготиться присутствием этих троих в одном со мной лесу.
– А конкретнее?
– Ну, это разговор не для леса - кашлянул Рагаронд - если ты не против, почему бы нам не прогуляться до подходящего жилища?
– Э, нет! - заявила я, вспомнив предостережения отца Ольгерда, по поводу легкомысленных и не в меру доверчивых женщин, поддавшихся уговорам зайти на чашечку чая - слышала я про такое: сначала - пойдем, зайдем, поговорим, а потом - проходи, раздевайся и ложись?!
Все трое густо покраснели и начали отчаянно прокашливаться. Рагаронд замахал руками, словно отбивался от стаи атакующих мух.
– Что ты, что ты! Абсолютно деловое предложение! Да как ты могла подумать, что гном может польститься на челове… на тебя!
Гарвин и Дорес с ужасом в глазах от такого предположения, красноречиво затрясли бородами.
Я немного успокоилась. И в самом деле, не такая уж я и красавица. Волосы темные и даже не пышные, а так - пару раз гребнем провести. Глаза тоже - явно не озера, в которых тонут прекрасные принцы из сказок. Обычные серые глаза. Носом своим я всегда была недовольна. И губы тоже не сахар. Невольно вздохнув от такой вот самокритики, я сговорчиво сказала:
– Ладно, деловое, так деловое. Только вот маленькая проблема. Я, видите ли, ногу вывихнула…
– Видели, видели - гном подбежал ко мне поближе, и я на всякий случай приподняла трухлявую палку повыше, отчего у той отвалился кусок примерно с локоть, - не изволь беспокоиться! Гарвин, Дорес! А ну, живо нарежьте мне пару-тройку деревцев помоложе. И носилочки соорудите.
Оба гнома вытащили топоры и забегали по поляне, примеряясь к задрожавшим от ужаса деревьям. Хрясь! Хрясь! Тук! Тук! Через несколько минут, они уже ободрали со стволов кору и сноровисто соорудили заказанный предмет. Я только присвистнула. Осторожно перевалившись на носилки, я втянула за собой свой узел. По знаку Рагаронда, Гарвин и Дорес взялись с двух сторон и приподняли носилки. А поскольку сделали они это не одновременно, я чуть не вывалилась обратно.
– Нельзя ли поаккуратнее?
Гномы только засопели, но ничего не ответили. Вы когда-нибудь ездили на гномах? Особенно рысью. Не советую. Жира на боках я скопить ещё не успела, поэтому прочувствовала ребрами каждый сучок. Бежали гномы не то чтобы быстро, но зато ни разу не остановились, пока меня не выгрузили во дворе одиноко стоящего домика. Я едва успела определить направление движения и, судя по всему, Тинтак остался далеко к востоку.
Я проковыляла к двери, таща за собой узел. Из дома выскочила угрюмая и плотно сбитая женщина, зыркнула на меня недовольными глазами и принялась что-то выговаривать Рагаронду. Тот только почесывал в затылке и усердно крякал, не хуже селезня в брачный сезон. Я с любопытством разглядывала её. Не помню где, но я читала, что гномихи могут заткнуть своих мужей за пояс, по части изрядной бородатости. Но если не считать, что женщина была гораздо шире Рагаронда, то никакой излишней растительности на её лице я не заметила. Наконец поток слов иссяк и тут заговорил гном. Медленно, растягивая слова и очень внушительно. На гномиху это не производило особого впечатления до тех пор, пока Рагаронд не произнес слово "граб", причем в очень множественном числе. Я навострила уши. О гномах говорил, что они падки до больших денег, сокровищ и прочих ценностей жизни, но ужасно прижимисты в оплате.
Гномиха скривила лицо в гостеприимной улыбке и приглашающе взмахнула рукой. Я с облегчением проковыляла вовнутрь. Стены внутри были аккуратно выбеленными, потолок к моему удивлению был высоким. Я шваркнула свой узелок прямо у порога и с невольным стоном потащилась к ближайшей лежанке. Гномиха открыла рот, желая что-то сказать, но тут вбежала здоровенная собака и, невежливо отпихнув меня, преспокойно улеглась на облюбованное мной место. Кто-то за моей спиной тихо хихикнул. Я даже не стала оглядываться, вопросительно посмотрев на хозяйку. Та что-то залопотала (Селат их гномий язык разберет…) и, взяв меня под руку, провела в дальнюю комнату, где вдоль стен стояло несколько резных кроватей, не очень длинных, но зато широких.
Плюхнувшись на ближайшую, я со страдальческим лицом попросила воды. К моему удивлению, женщина поняла и принесла кринку с молоком. Ну, уж если мучиться, так до конца. От молока у меня всегда было нехорошо с желудком. Я отпила несколько глотков и, молясь Ишу, чтобы пронесло (ну, не в том конечно смысле) закрыла глаза.
Раздался скрип и я, приоткрыв один глаз, узрела гнома, приволокшего лавку и усевшегося так, чтобы видеть мое лицо.
– Ну? - промычала я.
Рагаронд задумчиво уставился в потолок, сцепив пальцы в замок.
– Начну, пожалуй, с того, что я оружейный мастер. То есть был когда-то - поправился он - И в один прекрасный день, а точнее - ночь, угораздило меня выковать одну вещичку. Нет, ты не подумай что очень ценную… Почти игрушку. Вместе со мной, в Устольских оружейных мастерских работал один парень, из ваших. Из людей, значитца. Друг был мне закадычный. Я ему её и подарил, как-то по пьяни… Вот, значитца…
– Ну? - ещё выразительней промычала я, абсолютно не понимая, чего от меня хотят.
– А дружок мой уехал, и игрушку ту с собой увез в глухомань какую-то. Вот. А потом, как мне стало известно, подарил её какому-то колдуну. Задаром подарил. Подарок мой значит… Колдун то несмышленыш какой-то был, и в последнюю войну сгинул где-то в Устольщине.
– Ну и что? - спросила я умирающим голосом. Долго он ещё будет жилы тянуть? Иш милосердный, прости меня грешную…
– А помер он, как сказали, где-то под Устольем…
– Ага, понятно - оживилась я, - колдун провалился в какую-то бездонную дыру и вещички свои прихватил. А вы хотите, чтобы я за ними в эту самую дыру слазила. Так?
– Э-э-э… так, да не совсем так - опешил гном - ни в какую дыру он не проваливался. А поперся он сдуру в ведьмин круг, что к югу от города. Там и смерть принял. А вещички где-то неподалеку лежат. Вот их и найти бы…
– А я-то тут причем?! - мое терпение вытекло до последней капли - Вы что, никого другого найти не смогли?!
– Тише, тише - бормотнул Рагаронд - Дело то вот в чем - колдуна этого вы, люди - в святые произвели.
В моей голове наконец-то забрезжил рассвет. История-то знакомая, только в гномьем исполнении совершенно по-другому рассказана.
– Святой Аверьян?
– Вот-вот - он самый - обрадовался гном - И это… - вашего заведения главный покровитель.
Я ошалело смотрела на Рагаронда, а тот чрезвычайно довольный, что сумел все внятно изложить, чуть ли не светился от добродушия. Вот те раз, Иш миловредный… тьфу, милосердный. Это ж на что меня подбивают? На святотатство!
– Это ж - грех какой! - заявила я твердым голосом - место упокоения святого беспокоить. И вы мне, воспитаннице Валлиса это предлагаете?
– Да какой там грех - всплеснул руками гном, утрачивая свечение (или сияние?) - секирка-то - моя!
– Вы ж её подарили?!
– Так ведь подарил Гриве! А вашему святому я её не дарил! - завопил, наконец, и Рагаронд - стало быть, могу обратно забрать!
– Так чего ж не пойдете и не заберете?!
Тут гном почему-то смущенно потупил глазки и замолчал.
Так… все понятно! Стало быть, там можно и помереть ненароком. Иначе с чего бы гному…
– Место там, видишь ли, не очень приятное - оборвал мои размышления Рагаронд.
– И много в этом неприятном месте добытчиков пропало? - осведомилась я.
– Да туда никого и мешком золота не заманишь - вырвалось у гнома. Он бросил на меня быстрый взгляд, мол - не восприняла ли я всерьез упомянутое количество золота. Само собой, что мешок пришелся мне по вкусу. Я хоть и провела все детство в Валлисе, но прекрасно понимала, что без грабов жизнь просто невыносима.
– То есть, я хочу сказать - продолжил Рагаронд - что никто туда ещё не наведывался. Боятся чего-то. А что там опасного - никто не знает.
– Угу - кивнула я - незнание - сила.
– Вот-вот - поддержал гном - а кому ж туда ещё идти, как не Ишевой дщери, да ещё выросшей под покровительством святого?
– А вы что, в Иша не верите? - сурово спросила я, сдвигая брови. Дай только знать хранителям Ишевой истины, тут же прилетят, руки заломят и сделают что-нибудь нехорошее. Правда к гномам это не относится. Махнули на них рукой в свое время. Строители из них великолепные, да и оружейники тоже. Пока пользу приносят, пусть живут. Лишь бы вслух не орали, что не признают Иша великого и милосердного, единого. Другое дело - эльфы и вампиры. Этих сразу… А хуже всего слугам Селата поганого - магам, то есть. Эти перерезанным горлом не отделывались. Поскольку они - люди, Ишевы питомцы, то полагалось им очиститься от тьмы, то бишь от магии. А как очиститься - это уж как у хранителей фантазия сработает.
Гном заерзал на месте и бросил на меня опасливый взгляд, в котором мелькнуло запоздалое сожаление. Надо было - кого попроще нанимать, а то ещё беды не оберешься…
– Верим… - через силу выдавил он - только что в храм не ходим. А так - верим. Куда ж денешься.
– Сколько заплатите? - прямо спросила я, уже почти окончательно приняв решение. Разве не мечтала я о яркой и насыщенной жизни за воротами Валлиса?
Рагаронд вздохнул с явным облегчением, но лицо его помимо воли страдальчески вытянулось.
– Ста грабов не пожалею…
Я разочарованно присвистнула и принялась разглядывать идеально ровный потолок. Наступило молчание.
– Ну - двести - выстрадал гном.
– Слушай, Рагаронд - я решительно перешла на "ты" - что ты меня за Ишеву дурочку держишь? Если бы речь о двухстах грабах стояла - ты бы и сам сбегал, правда ведь? Дело ты предложил опасное. Можно ведь и не вернуться. А ну вдруг и святой Аверьян меня не убережет? И про секиру свою ты как-то уж скромно рассказал. Если бы оружие - дрянь было, не стал бы ты по нему вздыхать. И потом, что я цен на местных рынках не знаю? За двести грабов - даже не поужинаешь как следует.
Тут я конечно загнула. За двести грабов можно месяц неплохо питаться. Но если опыта наемницы у меня не было вообще, то книжек про это дело я прочла уйму.
Рагаронд с уважением посмотрел на меня и сказал:
– Пятьсот.
– Тысячу и ни горбом меньше.
– Пятьсот пятьдесят - проскрипел гном, наступая на горло собственной скупости.
– Ты-ся-чу!
– Шестьсот, мое последнее слово! - простонал он.
– Рагаронд - сказала я самым наглым голосом - тысячу или разговор окончен. Где ты ещё найдешь человека, который согласится пойти туда, куда гном идти боится? И потом, сам знаешь, сказанное двоим - знает и свинья. Мало ли охотников найдется на твою секиру?
Гном воздел очи горе, словно пытаясь воззвать к Ишу, и обреченно кивнул.
– Раз в десять убытку понесу, но чего ради прихоти не сделаешь. Только без аванса - торопливо добавил он - оплата полностью по факту.
– Ну, накормить-то ты меня накормишь? - проворчала я недовольно - и ногу надо бы посмотреть. Вдруг перелом?
– Угу - согласился Рагаронд, торопясь убежать от наглой и жадной до денег Ишевой воспитанницы - я сейчас пришлю Льесу, жену мою. Она и накормит, и в целебном деле мастерица.
Я устало рухнула на подушку. Иш твою! Во что это я вляпалась? Святой Аверьян! Это имя так часто мелькало в моей недолгой жизни, что я привыкла совершенно не обращать на него внимания, хотя каждое утро, в обед и вечером его имя произносилось вторым, после единого и неповторимого Иша. В последнюю магическую войну - он, пожертвовав жизнью, преградил путь Селатовым тварям в наш мир. Правда, к этому времени их столько уже в Пустоши накопилось, что даже маги не справились. И тогда на юге поднялись отринувшие магию (как порождение Селата) Ишевы проповедники и погнали всё это скопище тварей на север. А с севера, из Синедола и Потынаса двигалась такая же армия проповедников и святош. Встретились они где-то на границе северной и центральной Пустоши, где и была уничтожена последняя тварь. Ну, так вот, святой Аверьян был объявлен покровителем сирот и несущих Ишево семя проповедников. Я ведь тоже могла стать такой. После выпуска нас должны были отправить через пустыню: или в Иммергал, к вампирам, или в Элльнарри, к эльфам. Там мы должны были осесть на постоянное проживание и постепенно прорастить Истину в закоснелых в своем неверии нелюдях. Нас так и называли (не очень хорошим словом) - Ишево семя. Гадость какая…
Я в детстве часто останавливалась перед изображением святого покровителя и с любопытством разглядывала его. Ну не было в нем ничего святого. Обычное лицо, с плаксиво опущенными уголками рта. Глаза грустные. Волосы длинные. В одной руке огненный шар (многие утверждали, что это солнце), в другой… постойте! В другой, конечно же - странного вида секира, которую (по утверждениям наших отцов) ему вручил сам Иш. Вот те раз! Иш-то, выходит, был - гном? Я прижала ладонь к губам и озирнулась по сторонам. Скажи кому такое - окрестили бы Селатовой тварью и связали веревками, послав гонца за хранителями.