Страница:
— Мсье Генрих?
— Да, мисс Магги?.. — Генрих открыл, что он не знает, какая у Алиски и ее сестры фамилия. Поэтому он ограничился столь же глупым, как и «мсье Генрих», — «мисс Магги». И привстал.
Сестра Алис опустилась на стул напротив Супермена и некоторое время смотрела ему в лицо, как показалось Генриху, ненавидящим взглядом…
— Так вот вы какой, Супермен, — произнесла она вдруг и чуть наклонила голову набок, как будто для того, чтобы еще лучше рассмотреть Генриха.
У Генриха могло быть сколько угодно внутренних проблем, он мог разваливаться от них на части, но внешне он всегда оставался уверенным в себе, крепким, сильным человеком. Cool мужчина сидел напротив сестрички Магги и невозмутимо смотрел на нее. Воротник светло-серого плаща был приподнят, а на фоне воротника сестричке Алис была видна четкая линия его выдрессированной прически, сухой рот Супермена, чуть впалые щеки, как ни странно, без следов растительности на них, только на верхней губе и подбородке сквозь кожу просвечивали чисто срезанные хорошей бритвой волоски. «Он же другой расы, — вспомнила Магги. — Это у наших мужчин сизые или как бы воспаленные щеки».
— Что случилось с Алис? — спросил Супермен. Рот мсье Генриха открылся, обнажая его породистые зубы. Вопрос был задан на английском языке с акцентом неясного происхождения…
— Я всезнаю! — объявила Магги и, сняв серую шляпу с черной лентой, положила ее на стол. Светлые волосы, как у младшей сестры, но длинные и тонкие, были заколоты сзади. Неяркая помада, мелькнувшие вместе со шляпой такие же неяркие, чуть розоватым лаком покрытые, ногти. Строгие осуждающие серые глаза с чуть подкрашенными веками ненавидели Генриха.
— Я уверен, что вы все знаете, мисс Магги, — хмуро объявил Генрих. — Но прежде я хотел бы узнать, что случилось с Алис. Где она? Что с ней?
— Алис в госпитале, — устало сдалась женщина. — Овердоза… героина…
У Генриха противно застучало в висках. Сидящий напротив Магги человек вдруг скорчился, как от боли.
— Она в сознании?
— Да, сейчас в сознании. Ей колят торазин…
Подошел мсье официант и спросил, что они хотят. Супермен, не колеблясь, заказал двойную порцию виски. Магги — перье, но передумала и попросила бренди. Мужчина и женщина молчали.
— Если вы все знаете, — негромко начал Супермен, — то, наверное, знаете и то, что я не заставлял девочку колоть героин и что меня с нею в этот момент не было. Если бы я был с ней, этого бы не случилось…
— Я все знаю! — упрямо повторила Магги, упирая на слово все.
— О'кей, — кивнул Супермен, — высказывайтесь.
— Я приехала в госпиталь в пять часов утра. — Магги остановилась и придвинула свое лицо ближе к лицу Супермена. — Мне позвонил ее приятель, Джим. — Магги опять остановилась, исследуя лицо Супермена. Лицо выражало хмурое внимание, и только.
— Это Джим привез Алис в госпиталь. Несмотря на то, что сам был не в лучшем состоянии. Он сказал мне, что у Алис были деньги, много денег, и это она купила героин…
Генрих молчал. Он дал Алис несколько тысяч франков на расходы. Еще несколько дней назад. Девчонке, подумал он, могут понадобиться деньги. Понадобились…
— Алис, Джим и еще два мальчика после концерта пошли в кафе и, спустившись вниз, по очереди запершись в туалете, вкололи себе по дозе… Потом еще. — Мисс Магги замолчала. — В госпитале мне не позволили повидать Алис, но в регистратуре мне отдали… — Мисс Магги остановилась, раскрыла плоскую сумку, тоже серую, как ее пальто и шляпа, как усталое выражение ее лица, и вынула оттуда конверт. — Вот это.
«245 на 175 миллиметров», — определил тренированный Супермен. В одном углу конверт протаранивало что-то острое.
Из конверта мисс Магги вынула пачку стофранковых банкнот и кольцо. Кольцо американки Пат. С бриллиантом. Генрих спокойно посмотрел на деньги и кольцо. Потом оглядел бар за спиною женщины. На них как будто бы никто не смотрел. Если в зале и находились полицейские, то они хорошо замаскировались.
— Вот что отдали мне в госпитале. — Мисс Магги неженским жестом провела рукой по подбородку и посмотрела на Супермена вопросительно, как бы желая, чтобы он объяснил ей, что все это значит. Супермен предпочел промолчать.
— Откуда у девочки четырнадцати лет такие деньги и кольцо с бриллиантом, спросила я себя, — продолжала Магги.
«Девчонка прибавила себе год, — подумал Супермен и тут же шепнул себе: — Как хорошо, что девчонка осталась жива, как хорошо», — и вернулся в бар к мисс Магги.
— Придя домой, я обыскала ее комнату. Я позволила себе это только потому, — оправдалась Магги, — что я ее старшая сестра, я воспитала ее без матери, она для меня как мой собственный ребенок. И я имею право знать, что происходит с моим ребенком…
«Она имела право, — согласился Супермен, — хотя в педагогических книжках сказано, что ребенок, узнав о такой инспекции, никогда не простит взрослому вторжения в его личный секретный мир. Никогда».
— Я нашла дневник Алис, — сказала печальная женщина Магги. — Из ее дневника я узнала о существовании Супермена и еще множество других ужасных вещей, которые я предпочла бы не знать…
«Конечно, — подумал Супермен, — четырнадцатилетние девочки ведут дневники, он мог бы об этом догадаться, остолоп. Четырнадцатилетним девочкам, хоть коротко, но нужно записать все те ужасно интересные вещи, которые с ними случаются. Тем более такие секретные, о которых нельзя никому сказать. Четырнадцатилетним девочкам не приходит в голову, что самое ненадежное место для сокрытия секретов — это их дневники. Как много знает Магги? Что именно записала девчонка? Есть ли упоминание об убийстве?..»
— Да, — сказал Супермен обычным голосом, — я вижу теперь, что вы действительно все знаете. — И замолчал. Ему было важно, что скажет Магги. Его задача сейчас — выглядеть как можно спокойнее. И не затем, чтобы поддержать репутацию Супермена, но чтобы не вызвать мисс Магги на припадок истеричности. Чтобы не спровоцировать ее на неконтролируемые действия. «Спокойно!» — предупредил себя Супермен.
Так как он молчал, то заговорила Магги:
— А вы действительно заслуживаете вашу кличку, Супермен. Удивительное самообладание…
— Спасибо, — решился сказать Супермен.
— Первым моим побуждением было позвонить в полицию или частному детективу. Я не знала, куда раньше… Но, поразмыслив, я испугалась, что участие ребенка в до такой степени грязных и кровавых делах… — Супермен мгновенно понял, что в дневнике упоминалось убийство Юрия, — непоправимо изуродует всю жизнь девочки. — Магги вздохнула и допила бренди. — …Все эти ужасы до такой степени ужасны, что власти не смогут, даже если бы и захотели, уберечь девчонку от наказания. А если она попадет в тюрьму или в исправительную колонию, даже только на несколько лет, с ее темпераментом она или не выйдет оттуда, или выйдет закоренелой преступницей, — Магги опять тяжело вздохнула.
— И вы захотели встретиться со мной?.. — полувопросительно произнес Генрих. — Зачем?
— Я не знаю, совсем не знаю, что делать. — Рука Магги потянулась к бокалу, но, обнаружив, что там уже нет бренди, обессиленно опустилась на стол.
— Мсье, — окликнул Супермен проходящего официанта. — То же самое. Виски и бренди для леди.
— Вам повезло, что я действительно леди, — слабо усмехнулась Магги. Супермен понимал ее и ее состояние, но он не мог показать свое дружелюбное понимание женщине, сидевшей напротив. Нельзя. Потому он сказал совершенно противоположное тому, что чувствовал:
— Это вам повезло, мисс Магги. Вы избавились от очень крупных неприятностей. Если хотите точнее, — Супермен спокойно оглядел бар, — точнее, вы спасли собственную жизнь.
— И у вас еще хватает наглости и бесчеловечности запугивать меня, и это после всего того, что вы сделали с моей сестрой, почти ребенком…
Генриху было очень жаль английскую женщину, и тем более сестру его девчонки, почти родственницу в конце концов, но fucking world [117]устроен так глупо, что доброта и сострадание ассоциируются со слабостью. Нужно было запугать мисс Магги.
— Если вы действительно знаете все, — спокойно продолжал Супермен, — то вам, наверное, известно, что я профессиональный шпион. — Генрих замолчал, давая время подошедшему официанту разгрузить напитки с подноса. — Полковник Генрих Петров, — сказал он с легкой улыбкой, приподымая свой виски, — честь имею. Комитет государственной безопасности, широко известный у вас, на Западе, под криптонимом Кэй Джи Би.
Глаза простой женщины мисс Магги выразили страх, недоверие и снова — недоверие и страх по очереди. Генрих улыбнулся ей.
— Пожалуйста, не верьте в этот вздор, который вы слышали о моей организации. Мы не более жестоки или зловещи, чем любой другой «секретный сервис» в мире. Мы более могущественны, да, но не более зловещи. — Генрих замолчал. — Если бы вы обратились во французскую полицию или в ДСТ, впрочем, полиция в конце концов обратилась бы в ДСТ, очень возможно, что меня бы арестовали… Но… ваша судьба, мисс Магги, в таком случае сложилась бы весьма незавидно… Моя организация, — Генрих замялся, подыскивая слова, — моя организация вынуждена поддерживать свой имидж могущественной организации, а посему ни одно преступление, направленное против организации или ее индивидуального члена, не остается безнаказанным. Увы, — Генрих вздохнул. — За выдачу полковника КГБ Генриха Петрова в руки французской полиции (и впоследствии ДСТ) вас бы просто-напросто убрали. — Генрих опять вздохнул, словно подтверждая своими вздохами, что сам Генрих — человек неплохой и организация у него не зловещая, но служба есть служба, жизнь есть жизнь, борьба между государствами есть серьезная борьба. — Вы бы однажды вышли из этого бара и не вернулись бы домой. Никогда. Пропали бы. — Он замолчал и, сморщившись, проглотил свое виски…
Мисс Магги в этот момент ненавидела его еще больше.
— Вы — бандит, соблазнивший девочку-подростка деньгами, алкоголем, подарками и, наконец, героином… Вы убили человека — не знаю, одного ли, но одного точно, — вам место в тюремном сумасшедшем доме.
Супермен дал Магги сказать все, что она о нем думает.
Генрих сам возненавидел себя за произнесенную тираду, потому что то, что он говорил, нужно было сказать для дела, это не были его, Супермена, мысли и чувства. Мисс Магги, ах, если бы мисс Магги была другим человеком, внутренне свободным от предрассудков воспитания, образования, отвратительного каннибализма, называемого «гуманизмом», Генрих с удовольствием сказал бы ей правду. А правда состояла в том, что он и девчонка были два вольных, непорабощенных духа, встретившиеся случайно, но сблизившиеся на равных началах взаимной симпатии и удовольствия от партнера. Оба «развращают» друг друга, если воспользоваться лексиконом сестрички Магги, а не старший — Генрих — развращает девчонку. Девчонка не хочет быть сестричкой Магги и всю жизнь оставаться заключенной в стенах нуднейшего офиса, девчонка хочет жить как в сказке. А в сказках счастье человека неразрывно связано с битвами, убийствами и победами. Очень часто герои попадают в плен или в госпиталь.
Объяснить 32-летней executive, что сказка — это схема жизни, в соответствии с которой и должен жить настоящий человек — Супермен, Генрих не мог.
Посему он остановил льющиеся неиссякаемым потоком из уст мисс Магги обвинения в его адрес, довольно нелюбезно встав.
— Вы уходите? — Магги выглядела потрясенной.
— Да, — сказал Генрих. — Мы, я думаю, все сказали друг другу. Я ничем не могу вам помочь.
— Поклянитесь, что вы никогда больше не будете пытаться увидеть мою девочку. — Мисс Магги внезапно почти заплакала, еще раз осознав свое бессилие в отношениях с этим ужасным иностранцем.
Генрих задумался.
— Нет, — наконец сказал он, — я не могу вам сделать этого подарка. К тому же… я почти уверен, что Алис все равно придет ко мне сама…
— Я увезу ее из Парижа, как только она выйдет из госпиталя…
— Э, — Супермен махнул рукой, — вы же отлично знаете характер девочки. Она убежит от вас на следующий день. Прыгнет с моста, спустится по веревке из окна. Вы же не будете сидеть и охранять ее круглые сутки… Алис дикая и свободная девочка, или я ее совсем не знаю. — Генрих улыбнулся.
Магги молчала, грустно уронив голову на руки. Генриху стало жаль ее, и он сказал:
— Послушайте, Магги, вы, конечно, не поверите в то, что я вам скажу, но я люблю Алис. Для вас она — девочка, ребенок, для меня юная женщина… Дикая, смешная, с фантазией, мужественная, храбрая… Ну и что, что ей четырнадцать? Общество установило нелепые числовые барьеры и всех затискивает в глупейшие категории. Алис, простите меня, но в чем-то она взрослее вас. — Генрих помолчал. — Я обещаю вам, что я не буду пытаться видеть Алис, если она сама не захочет меня видеть… В конце концов, это совпадает и с моими желаниями.
— Я знаю, в чем дело, — грустно посмотрела на Супермена Магги. — Я всегда этого боялась… У девочки не было матери, и я заменила ей мать… В какой-то степени… Но я не могла заменить ей отца. Ее привязанность к вам можно объяснить только тем, что у Алис не было отца. Она пишет о вас с таким восхищением, хотела бы я, чтобы она обо мне так писала, — вздохнула Магги. И прибавила, не удержалась: — Зло притягательно.
Темная и в обычное время, квартира Супермена становилась и вовсе мрачной, когда в Париже шел дождь. А шел он, увы, часто. В декабре почти каждый день.
Из открытого окна Генриха вынул звонок. Дли-и-и-и-инное тире и потом короткие удары точек. Звонок, на который способна была только одна рука в мире. Алискина…
Генрих преодолел пространство от окна до двери в прихожей в несколько прыжков. Рванул одним поворотом замок… За дверью стояла мокрая, ужасно накрашенная и ужасно бледная Алиска с допотопным потертым саквояжиком в руках.
— Бэби!
— Генри!
На голове существа дотаивал дождь-снег, и потому мокрые волосы девчонки выглядели темнее обычного. Генрих схватил существо и ее саквояжик в охапку и втащил их в свою темную берлогу. Сквозь пленку дождя и ветра внутри существо оказалось теплым. Подержав существо в руках некоторое время, Генрих почувствовал это. Он все целовал и целовал существо в мокрые волосы, ушки, шею и глаза. Оно раскрасило глаза фиолетовым, и они расплылись от снега…
— Бэби, я так ждал тебя!
— Врешь, — всхлипнуло дитя. — Ты должен ненавидеть меня, я знаю. Магги нашла дневник… Я — ебаная идиотка…
— Я ждал, ждал тебя каждый день…
— Они держали меня в больнице, Генри. Я не могла убежать раньше. Посмотри, — дитя завернуло широкий рукав пальто, показало Генриху голую руку, — видишь, сколько уколов. Лечили… животные. — Дитя всхлипнуло…
— Но зачем ты это сделала, kid, без меня?
— От возбуждения, Генри, мне хотелось чего-то необычного, праздника. Концерт меня возбудил. Я подумала, как я счастлива, что у меня есть ты, что я потом возьму такси и приеду к тебе. Немножко героина, чтобы стать еще счастливее. Я всегда после дозы чувствую себя очень счастливой, даже плачу… от счастья.
— Перестаралась, kid…
— Генри, мы бегали в туалет каждые пятнадцать минут, всадить еще дозу. Я думала, они маленькие, эти порции.
— Бэби, бэби, столько людей думало, что они маленькие, столько… И Джанис Джоплин, и Джимми Хендрикс, и твой Сид Вишес… и еще десятки тысяч, может быть, или даже больше, думали, что они маленькие…
— Генри, я не хотела тебя предавать. Магги нашла, что я писала о Супермене. Там немного, всего несколько записей. Потом она выудила твой телефон из моей книжки. Там не было даже твоего имени. Только буква S и телефон… Что теперь делать?
— Ничего, kid, твоя сестра побоится нас предать…
— Лучше все-таки нам уехать из Парижа, Генри, и, может быть, из Франции. Давай уедем…
— Ты хочешь уехать со мной, правда?
— Конечно, Генри, я люблю тебя. Ты для меня самый близкий человек в целом мире. Я все обдумала в госпитале. Я хочу быть с тобой…
— И я тебя люблю, kid, ты моя женщина… Ты женщина для меня.
— Правда? — хлопнула глазами девчонка, пристально поглядев вверх на Генриха, гордая только что присвоенным ей званием женщины.
— Правда, правда…
— Выеби меня, а, Генри? — вдруг стеснительно попросила девчонка. — Я в госпитале только об этом и думала, даже мастурбировала, вспоминая, как ты меня трахаешь…
Генрих расхохотался от этой просьбы и признания. Услышала бы сестра Магги грубое «выеби», что бы она подумала… Между тем на жаргоне Алис и Генриха это значило: «Люби меня, пожалуйста. Люби меня нежно, я тебя хочу». Генрих взял девчонку на руки, девчонка так и была еще в мокром пальто, и унес ее в спальню, где, похихикивая и повизгивая от смущения, отвыкшее от него дитя через некоторое время превратилось в женщину Генриха. Куда лучше всех других женщин его жизни.
«Я прошу тебя оставить нас в покое…»
«Я верю в то, что ты любишь меня…»
«Магги, я сама пришла к нему…» «Сама»… «Это мое решение»…
Генрих подумал, что в госпитале девчонка, очевидно, действительно обдумала свою жизнь, ибо неожиданным уверенным спокойствием веяло от ее тона.
— Все в порядке, — сообщила Алис, вернувшись в спальню. — Я убедила ее заткнуться и оставить нас в покое. Случился очередной пожар. Кто-то показал ей старый номер «Либерасьон». Этот, со статьей об ограблении в «Плаза Атэнэ». Она узнала из описания того, что взяли, кольцо и запела старую песню…
— Какую из старых? — спросил Супермен.
— А, скучную и нудную песню буржуазной пизды… «Ты погибнешь, этот сумасшедший шпион поймал тебя в свои сети… Если он шпион, то почему он превратился в грабителя… Вас застрелят…» Весь набор говна, каким может быть полна голова ехecutive woman [118]из Бритиш Бродкастинг корпорейшн…
Девчонка легла рядом с Генрихом и положила голову ему на грудь. Генрих лежал и думал о том, что положение их дел — его и Алискиных — не блестящее и даже угрожающее. Слишком тяжелый груз лежит сейчас на хрупкой истеричной женщине Магги, законопослушной, нормальной и трусливой. И неизвестно, долго ли еще она будет верить в то, что «Организация» Генриха убьет ее, если она обратится в полицию. Очень даже возможно, что однажды она вдруг поверит в то, что полиция сильнее невидимой советской «Организации» и сумеет защитить Магги от ее мести. Алис? Магги может также уверить себя, что для блага же Алис будет лучше, если девчонка посидит несколько лет в исправительном заведении. Не много, уверит себя Магги, год или два… Уверит, для того чтобы свалился груз с нее, Магги. А чувство тяжести груза и есть трусость.
Генрих слишком хорошо знал людей, чтобы доверять им. Он был предан в этой жизни бесчисленное количество раз, в мелких и больших делах, он не верил, как Алис, что все в порядке. Магги не оставит в покое ни их, ни себя… Настоящим побудительным мотивом может быть что угодно, даже зависть Магги к счастливой сумасшедшей младшей сестре… Конечно, Магги любит Алис, но подсознательно, может быть, она ее ненавидит. После того как однажды Генриху пришлось прослушать пленку беседы его будто бы лучшего друга с представителями британского закона, Супермена уже ничем не удивишь… Что же делать с Магги? Как заставить ее молчать? И возможно ли это? Не лучше ли убежать от нее? Все равно ведь Генрих собирался уехать в «страны»…
— А правда, Генрих, — вдруг прошептала с его груди девчонка, — кто же ты больше, грабитель или шпион? Ты прости, что я спрашиваю, но я не совсем понимаю.
— Я — шпион-ренегат, — вздохнул Супермен. — Как бы тебе это объяснить… Мне надоело защищать дело, в которое я не верю… Нет, даже не так — я устал служить кому бы то ни было. Я пытаюсь сейчас служить только себе, kid. Да, себе, это будет точнее.
— Да, я понимаю, — шмыгнула носом девчонка, — они тебя достали, да? Я всегда, когда смотрю фильмы про шпионов, не могу понять, почему эти ребята, такие сильные, смелые и героические, не начнут вдруг работать на себя, вместо того чтобы выполнять указания старых и ничтожных клиентов. Я понимаю тебя, Супермен…
— Вот-вот, kid, что-то в этом духе, — обрадовался Супермен, — старых и ничтожных клиентов.
— Но, Генри, — опять зашептала девчонка, — теперь они, должно быть, ищут тебя, чтобы ликвидировать? А?
— Да, kid. Но вряд ли кто-нибудь догадывается, что я в Париже. Из Англии мне удалось выбраться не совсем обычным способом… Я применил один трюк… Короче, мои бывшие сотоварищи думают, что я, вероятнее всего, давно мертв…
— Ух ты, — задохнулась завистью девчонка, — мне тоже хочется иной раз исчезнуть, чтобы никто никогда не узнал, где я…
— Кажется, нам придется исчезнуть, и тебе, и мне, kid. — Супермен задумался. — Хотим мы этого или нет. Твоя сестра в конце концов расколется. Слишком неудобоваримые для ее сознания происшествия и факты известны ей…
— Прости, Генри, это я виновата… Прости.
— Что сделано, kid, то сделано. Сейчас задача состоит в том, чтобы выкарабкаться из настоящей ситуации.
— Куда же мы поедем, Генри?
— Это второстепенно для нас, kid. Важнее сейчас, как мы поедем. Нам нужны новые паспорта. Деньги, слава Богу, у нас есть… И нам нужно для начала, как минимум, уйти отсюда, с этой улицы… Увы, хотя я очень привык к моей темной берлоге.
— Когда уйти, Генри?
— Лучше сегодня, kid, мне кажется, у твоей сестрички Магги сейчас очень напряженное время в жизни. Мы не можем так рисковать. Может быть, именно сейчас она набирает номер телефона полиции.
— Я не верю в то, что Магги предаст меня, Генри… Она, конечно, другой человек, мы с ней разные, но она моя сестра, я — ее сестра…
— Она назовет свое предательство не предательством, kid. Назовет это «спасением заблудшей Алис»… Ты еще маленькая, не знаешь, как удивительно гибко умеют человеческие существа беседовать со своей совестью…
— Куда же мы пойдем отсюда, Генри?
— Пойдем в отель, бэби, хотя и отель не назовешь безопасным местом, но им хотя бы придется нас поискать.
Алиска плюхнулась на кровать.
— Lovely place, — сказала она, оглядывая большую комнату с двумя кроватями, двумя ночными столиками, двумя креслами и двумя торшерами. Белое с золотом, облупленное белое с облупленным золотом.
— Отель двухзвездочный, — пожал плечами Супермен, — мы, конечно, можем себе позволить и лучший, но мне не хотелось бы, чтобы мы уж очень были на виду, моя маленькая Элен. — И Супермен выглянул, отодвинув штору, на рю Сент-Оноре. Внизу было светло от фонарей, и резво ходили по улице люди, направляясь в рестораны или выходя из них. Обычная человеческая активность.
— Ты знаешь, Генри, мне нравится имя Элен, — сказала девчонка и, поерзав спиной по кровати, повторила медленно: — Эллен, Хэллен. Ты можешь называть меня Элен все время?
— Пожалуйста, — пожал плечами Супермен. — Я не уверен, что я буду помнить об этом каждую минуту, но я попытаюсь. Троянская Елена.
— Что? — спросила девчонка.
— Троянская Елена — мифологический персонаж, — начал объяснять терпеливый Супермен девчонке.
— Я знаю, кто такая Helen of Troy, — обиделась девчонка. — Я не расслышала.
— Извини, — сказал учтивый Генрих. — Я понятия не имею, преподают ли они вам греческую историю и мифологию в английской школе… И если преподают, то как…
— Я сама читала греческие мифы, — опять обиделась Элен-Алис. — При чем здесь школа?
— Сдаюсь, сдаюсь, — поднял руки Супермен. — Сдаюсь на милость Троянской Елены…
— То-то, — самодовольно сказала девчонка. — Я даже Апулея читала… Я вообще много книг прочла. Много болела в детстве, Генри, лежала в постели и читала… Запоем. — Девчонка вдруг закинула руки за голову и уже другим тоном, тихим и мечтательным, попросила: — Генри, а Генри, обними меня, а?
— Да, мисс Магги?.. — Генрих открыл, что он не знает, какая у Алиски и ее сестры фамилия. Поэтому он ограничился столь же глупым, как и «мсье Генрих», — «мисс Магги». И привстал.
Сестра Алис опустилась на стул напротив Супермена и некоторое время смотрела ему в лицо, как показалось Генриху, ненавидящим взглядом…
— Так вот вы какой, Супермен, — произнесла она вдруг и чуть наклонила голову набок, как будто для того, чтобы еще лучше рассмотреть Генриха.
У Генриха могло быть сколько угодно внутренних проблем, он мог разваливаться от них на части, но внешне он всегда оставался уверенным в себе, крепким, сильным человеком. Cool мужчина сидел напротив сестрички Магги и невозмутимо смотрел на нее. Воротник светло-серого плаща был приподнят, а на фоне воротника сестричке Алис была видна четкая линия его выдрессированной прически, сухой рот Супермена, чуть впалые щеки, как ни странно, без следов растительности на них, только на верхней губе и подбородке сквозь кожу просвечивали чисто срезанные хорошей бритвой волоски. «Он же другой расы, — вспомнила Магги. — Это у наших мужчин сизые или как бы воспаленные щеки».
— Что случилось с Алис? — спросил Супермен. Рот мсье Генриха открылся, обнажая его породистые зубы. Вопрос был задан на английском языке с акцентом неясного происхождения…
— Я всезнаю! — объявила Магги и, сняв серую шляпу с черной лентой, положила ее на стол. Светлые волосы, как у младшей сестры, но длинные и тонкие, были заколоты сзади. Неяркая помада, мелькнувшие вместе со шляпой такие же неяркие, чуть розоватым лаком покрытые, ногти. Строгие осуждающие серые глаза с чуть подкрашенными веками ненавидели Генриха.
— Я уверен, что вы все знаете, мисс Магги, — хмуро объявил Генрих. — Но прежде я хотел бы узнать, что случилось с Алис. Где она? Что с ней?
— Алис в госпитале, — устало сдалась женщина. — Овердоза… героина…
У Генриха противно застучало в висках. Сидящий напротив Магги человек вдруг скорчился, как от боли.
— Она в сознании?
— Да, сейчас в сознании. Ей колят торазин…
Подошел мсье официант и спросил, что они хотят. Супермен, не колеблясь, заказал двойную порцию виски. Магги — перье, но передумала и попросила бренди. Мужчина и женщина молчали.
— Если вы все знаете, — негромко начал Супермен, — то, наверное, знаете и то, что я не заставлял девочку колоть героин и что меня с нею в этот момент не было. Если бы я был с ней, этого бы не случилось…
— Я все знаю! — упрямо повторила Магги, упирая на слово все.
— О'кей, — кивнул Супермен, — высказывайтесь.
— Я приехала в госпиталь в пять часов утра. — Магги остановилась и придвинула свое лицо ближе к лицу Супермена. — Мне позвонил ее приятель, Джим. — Магги опять остановилась, исследуя лицо Супермена. Лицо выражало хмурое внимание, и только.
— Это Джим привез Алис в госпиталь. Несмотря на то, что сам был не в лучшем состоянии. Он сказал мне, что у Алис были деньги, много денег, и это она купила героин…
Генрих молчал. Он дал Алис несколько тысяч франков на расходы. Еще несколько дней назад. Девчонке, подумал он, могут понадобиться деньги. Понадобились…
— Алис, Джим и еще два мальчика после концерта пошли в кафе и, спустившись вниз, по очереди запершись в туалете, вкололи себе по дозе… Потом еще. — Мисс Магги замолчала. — В госпитале мне не позволили повидать Алис, но в регистратуре мне отдали… — Мисс Магги остановилась, раскрыла плоскую сумку, тоже серую, как ее пальто и шляпа, как усталое выражение ее лица, и вынула оттуда конверт. — Вот это.
«245 на 175 миллиметров», — определил тренированный Супермен. В одном углу конверт протаранивало что-то острое.
Из конверта мисс Магги вынула пачку стофранковых банкнот и кольцо. Кольцо американки Пат. С бриллиантом. Генрих спокойно посмотрел на деньги и кольцо. Потом оглядел бар за спиною женщины. На них как будто бы никто не смотрел. Если в зале и находились полицейские, то они хорошо замаскировались.
— Вот что отдали мне в госпитале. — Мисс Магги неженским жестом провела рукой по подбородку и посмотрела на Супермена вопросительно, как бы желая, чтобы он объяснил ей, что все это значит. Супермен предпочел промолчать.
— Откуда у девочки четырнадцати лет такие деньги и кольцо с бриллиантом, спросила я себя, — продолжала Магги.
«Девчонка прибавила себе год, — подумал Супермен и тут же шепнул себе: — Как хорошо, что девчонка осталась жива, как хорошо», — и вернулся в бар к мисс Магги.
— Придя домой, я обыскала ее комнату. Я позволила себе это только потому, — оправдалась Магги, — что я ее старшая сестра, я воспитала ее без матери, она для меня как мой собственный ребенок. И я имею право знать, что происходит с моим ребенком…
«Она имела право, — согласился Супермен, — хотя в педагогических книжках сказано, что ребенок, узнав о такой инспекции, никогда не простит взрослому вторжения в его личный секретный мир. Никогда».
— Я нашла дневник Алис, — сказала печальная женщина Магги. — Из ее дневника я узнала о существовании Супермена и еще множество других ужасных вещей, которые я предпочла бы не знать…
«Конечно, — подумал Супермен, — четырнадцатилетние девочки ведут дневники, он мог бы об этом догадаться, остолоп. Четырнадцатилетним девочкам, хоть коротко, но нужно записать все те ужасно интересные вещи, которые с ними случаются. Тем более такие секретные, о которых нельзя никому сказать. Четырнадцатилетним девочкам не приходит в голову, что самое ненадежное место для сокрытия секретов — это их дневники. Как много знает Магги? Что именно записала девчонка? Есть ли упоминание об убийстве?..»
— Да, — сказал Супермен обычным голосом, — я вижу теперь, что вы действительно все знаете. — И замолчал. Ему было важно, что скажет Магги. Его задача сейчас — выглядеть как можно спокойнее. И не затем, чтобы поддержать репутацию Супермена, но чтобы не вызвать мисс Магги на припадок истеричности. Чтобы не спровоцировать ее на неконтролируемые действия. «Спокойно!» — предупредил себя Супермен.
Так как он молчал, то заговорила Магги:
— А вы действительно заслуживаете вашу кличку, Супермен. Удивительное самообладание…
— Спасибо, — решился сказать Супермен.
— Первым моим побуждением было позвонить в полицию или частному детективу. Я не знала, куда раньше… Но, поразмыслив, я испугалась, что участие ребенка в до такой степени грязных и кровавых делах… — Супермен мгновенно понял, что в дневнике упоминалось убийство Юрия, — непоправимо изуродует всю жизнь девочки. — Магги вздохнула и допила бренди. — …Все эти ужасы до такой степени ужасны, что власти не смогут, даже если бы и захотели, уберечь девчонку от наказания. А если она попадет в тюрьму или в исправительную колонию, даже только на несколько лет, с ее темпераментом она или не выйдет оттуда, или выйдет закоренелой преступницей, — Магги опять тяжело вздохнула.
— И вы захотели встретиться со мной?.. — полувопросительно произнес Генрих. — Зачем?
— Я не знаю, совсем не знаю, что делать. — Рука Магги потянулась к бокалу, но, обнаружив, что там уже нет бренди, обессиленно опустилась на стол.
— Мсье, — окликнул Супермен проходящего официанта. — То же самое. Виски и бренди для леди.
— Вам повезло, что я действительно леди, — слабо усмехнулась Магги. Супермен понимал ее и ее состояние, но он не мог показать свое дружелюбное понимание женщине, сидевшей напротив. Нельзя. Потому он сказал совершенно противоположное тому, что чувствовал:
— Это вам повезло, мисс Магги. Вы избавились от очень крупных неприятностей. Если хотите точнее, — Супермен спокойно оглядел бар, — точнее, вы спасли собственную жизнь.
— И у вас еще хватает наглости и бесчеловечности запугивать меня, и это после всего того, что вы сделали с моей сестрой, почти ребенком…
Генриху было очень жаль английскую женщину, и тем более сестру его девчонки, почти родственницу в конце концов, но fucking world [117]устроен так глупо, что доброта и сострадание ассоциируются со слабостью. Нужно было запугать мисс Магги.
— Если вы действительно знаете все, — спокойно продолжал Супермен, — то вам, наверное, известно, что я профессиональный шпион. — Генрих замолчал, давая время подошедшему официанту разгрузить напитки с подноса. — Полковник Генрих Петров, — сказал он с легкой улыбкой, приподымая свой виски, — честь имею. Комитет государственной безопасности, широко известный у вас, на Западе, под криптонимом Кэй Джи Би.
Глаза простой женщины мисс Магги выразили страх, недоверие и снова — недоверие и страх по очереди. Генрих улыбнулся ей.
— Пожалуйста, не верьте в этот вздор, который вы слышали о моей организации. Мы не более жестоки или зловещи, чем любой другой «секретный сервис» в мире. Мы более могущественны, да, но не более зловещи. — Генрих замолчал. — Если бы вы обратились во французскую полицию или в ДСТ, впрочем, полиция в конце концов обратилась бы в ДСТ, очень возможно, что меня бы арестовали… Но… ваша судьба, мисс Магги, в таком случае сложилась бы весьма незавидно… Моя организация, — Генрих замялся, подыскивая слова, — моя организация вынуждена поддерживать свой имидж могущественной организации, а посему ни одно преступление, направленное против организации или ее индивидуального члена, не остается безнаказанным. Увы, — Генрих вздохнул. — За выдачу полковника КГБ Генриха Петрова в руки французской полиции (и впоследствии ДСТ) вас бы просто-напросто убрали. — Генрих опять вздохнул, словно подтверждая своими вздохами, что сам Генрих — человек неплохой и организация у него не зловещая, но служба есть служба, жизнь есть жизнь, борьба между государствами есть серьезная борьба. — Вы бы однажды вышли из этого бара и не вернулись бы домой. Никогда. Пропали бы. — Он замолчал и, сморщившись, проглотил свое виски…
Мисс Магги в этот момент ненавидела его еще больше.
— Вы — бандит, соблазнивший девочку-подростка деньгами, алкоголем, подарками и, наконец, героином… Вы убили человека — не знаю, одного ли, но одного точно, — вам место в тюремном сумасшедшем доме.
Супермен дал Магги сказать все, что она о нем думает.
Генрих сам возненавидел себя за произнесенную тираду, потому что то, что он говорил, нужно было сказать для дела, это не были его, Супермена, мысли и чувства. Мисс Магги, ах, если бы мисс Магги была другим человеком, внутренне свободным от предрассудков воспитания, образования, отвратительного каннибализма, называемого «гуманизмом», Генрих с удовольствием сказал бы ей правду. А правда состояла в том, что он и девчонка были два вольных, непорабощенных духа, встретившиеся случайно, но сблизившиеся на равных началах взаимной симпатии и удовольствия от партнера. Оба «развращают» друг друга, если воспользоваться лексиконом сестрички Магги, а не старший — Генрих — развращает девчонку. Девчонка не хочет быть сестричкой Магги и всю жизнь оставаться заключенной в стенах нуднейшего офиса, девчонка хочет жить как в сказке. А в сказках счастье человека неразрывно связано с битвами, убийствами и победами. Очень часто герои попадают в плен или в госпиталь.
Объяснить 32-летней executive, что сказка — это схема жизни, в соответствии с которой и должен жить настоящий человек — Супермен, Генрих не мог.
Посему он остановил льющиеся неиссякаемым потоком из уст мисс Магги обвинения в его адрес, довольно нелюбезно встав.
— Вы уходите? — Магги выглядела потрясенной.
— Да, — сказал Генрих. — Мы, я думаю, все сказали друг другу. Я ничем не могу вам помочь.
— Поклянитесь, что вы никогда больше не будете пытаться увидеть мою девочку. — Мисс Магги внезапно почти заплакала, еще раз осознав свое бессилие в отношениях с этим ужасным иностранцем.
Генрих задумался.
— Нет, — наконец сказал он, — я не могу вам сделать этого подарка. К тому же… я почти уверен, что Алис все равно придет ко мне сама…
— Я увезу ее из Парижа, как только она выйдет из госпиталя…
— Э, — Супермен махнул рукой, — вы же отлично знаете характер девочки. Она убежит от вас на следующий день. Прыгнет с моста, спустится по веревке из окна. Вы же не будете сидеть и охранять ее круглые сутки… Алис дикая и свободная девочка, или я ее совсем не знаю. — Генрих улыбнулся.
Магги молчала, грустно уронив голову на руки. Генриху стало жаль ее, и он сказал:
— Послушайте, Магги, вы, конечно, не поверите в то, что я вам скажу, но я люблю Алис. Для вас она — девочка, ребенок, для меня юная женщина… Дикая, смешная, с фантазией, мужественная, храбрая… Ну и что, что ей четырнадцать? Общество установило нелепые числовые барьеры и всех затискивает в глупейшие категории. Алис, простите меня, но в чем-то она взрослее вас. — Генрих помолчал. — Я обещаю вам, что я не буду пытаться видеть Алис, если она сама не захочет меня видеть… В конце концов, это совпадает и с моими желаниями.
— Я знаю, в чем дело, — грустно посмотрела на Супермена Магги. — Я всегда этого боялась… У девочки не было матери, и я заменила ей мать… В какой-то степени… Но я не могла заменить ей отца. Ее привязанность к вам можно объяснить только тем, что у Алис не было отца. Она пишет о вас с таким восхищением, хотела бы я, чтобы она обо мне так писала, — вздохнула Магги. И прибавила, не удержалась: — Зло притягательно.
45
Как обычно, в Париже шел дождь. Вернее — снег, который на уровне третьего этажа превращался в дождь. По улицам брели с зонтами и подняв капюшоны курток школьники. Генрих, стоя у открытого в сырость и ветер окна, позавидовал направляющимся вниз, к рю де Риволи, детям. Вернее — их времени. Их многим годам, которые у них впереди.Темная и в обычное время, квартира Супермена становилась и вовсе мрачной, когда в Париже шел дождь. А шел он, увы, часто. В декабре почти каждый день.
Из открытого окна Генриха вынул звонок. Дли-и-и-и-инное тире и потом короткие удары точек. Звонок, на который способна была только одна рука в мире. Алискина…
Генрих преодолел пространство от окна до двери в прихожей в несколько прыжков. Рванул одним поворотом замок… За дверью стояла мокрая, ужасно накрашенная и ужасно бледная Алиска с допотопным потертым саквояжиком в руках.
— Бэби!
— Генри!
На голове существа дотаивал дождь-снег, и потому мокрые волосы девчонки выглядели темнее обычного. Генрих схватил существо и ее саквояжик в охапку и втащил их в свою темную берлогу. Сквозь пленку дождя и ветра внутри существо оказалось теплым. Подержав существо в руках некоторое время, Генрих почувствовал это. Он все целовал и целовал существо в мокрые волосы, ушки, шею и глаза. Оно раскрасило глаза фиолетовым, и они расплылись от снега…
— Бэби, я так ждал тебя!
— Врешь, — всхлипнуло дитя. — Ты должен ненавидеть меня, я знаю. Магги нашла дневник… Я — ебаная идиотка…
— Я ждал, ждал тебя каждый день…
— Они держали меня в больнице, Генри. Я не могла убежать раньше. Посмотри, — дитя завернуло широкий рукав пальто, показало Генриху голую руку, — видишь, сколько уколов. Лечили… животные. — Дитя всхлипнуло…
— Но зачем ты это сделала, kid, без меня?
— От возбуждения, Генри, мне хотелось чего-то необычного, праздника. Концерт меня возбудил. Я подумала, как я счастлива, что у меня есть ты, что я потом возьму такси и приеду к тебе. Немножко героина, чтобы стать еще счастливее. Я всегда после дозы чувствую себя очень счастливой, даже плачу… от счастья.
— Перестаралась, kid…
— Генри, мы бегали в туалет каждые пятнадцать минут, всадить еще дозу. Я думала, они маленькие, эти порции.
— Бэби, бэби, столько людей думало, что они маленькие, столько… И Джанис Джоплин, и Джимми Хендрикс, и твой Сид Вишес… и еще десятки тысяч, может быть, или даже больше, думали, что они маленькие…
— Генри, я не хотела тебя предавать. Магги нашла, что я писала о Супермене. Там немного, всего несколько записей. Потом она выудила твой телефон из моей книжки. Там не было даже твоего имени. Только буква S и телефон… Что теперь делать?
— Ничего, kid, твоя сестра побоится нас предать…
— Лучше все-таки нам уехать из Парижа, Генри, и, может быть, из Франции. Давай уедем…
— Ты хочешь уехать со мной, правда?
— Конечно, Генри, я люблю тебя. Ты для меня самый близкий человек в целом мире. Я все обдумала в госпитале. Я хочу быть с тобой…
— И я тебя люблю, kid, ты моя женщина… Ты женщина для меня.
— Правда? — хлопнула глазами девчонка, пристально поглядев вверх на Генриха, гордая только что присвоенным ей званием женщины.
— Правда, правда…
— Выеби меня, а, Генри? — вдруг стеснительно попросила девчонка. — Я в госпитале только об этом и думала, даже мастурбировала, вспоминая, как ты меня трахаешь…
Генрих расхохотался от этой просьбы и признания. Услышала бы сестра Магги грубое «выеби», что бы она подумала… Между тем на жаргоне Алис и Генриха это значило: «Люби меня, пожалуйста. Люби меня нежно, я тебя хочу». Генрих взял девчонку на руки, девчонка так и была еще в мокром пальто, и унес ее в спальню, где, похихикивая и повизгивая от смущения, отвыкшее от него дитя через некоторое время превратилось в женщину Генриха. Куда лучше всех других женщин его жизни.
46
Сестра Магги позвонила после полудня и потребовала Алис к телефону. Шлепая по полу босыми ногами, девчонка прошла в ливинг-рум и поговорила с сестрой странно спокойным, непохожим на своевольную Алис тоном. До Генриха, вернувшегося в темноту спальни, донеслись несколько фраз:«Я прошу тебя оставить нас в покое…»
«Я верю в то, что ты любишь меня…»
«Магги, я сама пришла к нему…» «Сама»… «Это мое решение»…
Генрих подумал, что в госпитале девчонка, очевидно, действительно обдумала свою жизнь, ибо неожиданным уверенным спокойствием веяло от ее тона.
— Все в порядке, — сообщила Алис, вернувшись в спальню. — Я убедила ее заткнуться и оставить нас в покое. Случился очередной пожар. Кто-то показал ей старый номер «Либерасьон». Этот, со статьей об ограблении в «Плаза Атэнэ». Она узнала из описания того, что взяли, кольцо и запела старую песню…
— Какую из старых? — спросил Супермен.
— А, скучную и нудную песню буржуазной пизды… «Ты погибнешь, этот сумасшедший шпион поймал тебя в свои сети… Если он шпион, то почему он превратился в грабителя… Вас застрелят…» Весь набор говна, каким может быть полна голова ехecutive woman [118]из Бритиш Бродкастинг корпорейшн…
Девчонка легла рядом с Генрихом и положила голову ему на грудь. Генрих лежал и думал о том, что положение их дел — его и Алискиных — не блестящее и даже угрожающее. Слишком тяжелый груз лежит сейчас на хрупкой истеричной женщине Магги, законопослушной, нормальной и трусливой. И неизвестно, долго ли еще она будет верить в то, что «Организация» Генриха убьет ее, если она обратится в полицию. Очень даже возможно, что однажды она вдруг поверит в то, что полиция сильнее невидимой советской «Организации» и сумеет защитить Магги от ее мести. Алис? Магги может также уверить себя, что для блага же Алис будет лучше, если девчонка посидит несколько лет в исправительном заведении. Не много, уверит себя Магги, год или два… Уверит, для того чтобы свалился груз с нее, Магги. А чувство тяжести груза и есть трусость.
Генрих слишком хорошо знал людей, чтобы доверять им. Он был предан в этой жизни бесчисленное количество раз, в мелких и больших делах, он не верил, как Алис, что все в порядке. Магги не оставит в покое ни их, ни себя… Настоящим побудительным мотивом может быть что угодно, даже зависть Магги к счастливой сумасшедшей младшей сестре… Конечно, Магги любит Алис, но подсознательно, может быть, она ее ненавидит. После того как однажды Генриху пришлось прослушать пленку беседы его будто бы лучшего друга с представителями британского закона, Супермена уже ничем не удивишь… Что же делать с Магги? Как заставить ее молчать? И возможно ли это? Не лучше ли убежать от нее? Все равно ведь Генрих собирался уехать в «страны»…
— А правда, Генрих, — вдруг прошептала с его груди девчонка, — кто же ты больше, грабитель или шпион? Ты прости, что я спрашиваю, но я не совсем понимаю.
— Я — шпион-ренегат, — вздохнул Супермен. — Как бы тебе это объяснить… Мне надоело защищать дело, в которое я не верю… Нет, даже не так — я устал служить кому бы то ни было. Я пытаюсь сейчас служить только себе, kid. Да, себе, это будет точнее.
— Да, я понимаю, — шмыгнула носом девчонка, — они тебя достали, да? Я всегда, когда смотрю фильмы про шпионов, не могу понять, почему эти ребята, такие сильные, смелые и героические, не начнут вдруг работать на себя, вместо того чтобы выполнять указания старых и ничтожных клиентов. Я понимаю тебя, Супермен…
— Вот-вот, kid, что-то в этом духе, — обрадовался Супермен, — старых и ничтожных клиентов.
— Но, Генри, — опять зашептала девчонка, — теперь они, должно быть, ищут тебя, чтобы ликвидировать? А?
— Да, kid. Но вряд ли кто-нибудь догадывается, что я в Париже. Из Англии мне удалось выбраться не совсем обычным способом… Я применил один трюк… Короче, мои бывшие сотоварищи думают, что я, вероятнее всего, давно мертв…
— Ух ты, — задохнулась завистью девчонка, — мне тоже хочется иной раз исчезнуть, чтобы никто никогда не узнал, где я…
— Кажется, нам придется исчезнуть, и тебе, и мне, kid. — Супермен задумался. — Хотим мы этого или нет. Твоя сестра в конце концов расколется. Слишком неудобоваримые для ее сознания происшествия и факты известны ей…
— Прости, Генри, это я виновата… Прости.
— Что сделано, kid, то сделано. Сейчас задача состоит в том, чтобы выкарабкаться из настоящей ситуации.
— Куда же мы поедем, Генри?
— Это второстепенно для нас, kid. Важнее сейчас, как мы поедем. Нам нужны новые паспорта. Деньги, слава Богу, у нас есть… И нам нужно для начала, как минимум, уйти отсюда, с этой улицы… Увы, хотя я очень привык к моей темной берлоге.
— Когда уйти, Генри?
— Лучше сегодня, kid, мне кажется, у твоей сестрички Магги сейчас очень напряженное время в жизни. Мы не можем так рисковать. Может быть, именно сейчас она набирает номер телефона полиции.
— Я не верю в то, что Магги предаст меня, Генри… Она, конечно, другой человек, мы с ней разные, но она моя сестра, я — ее сестра…
— Она назовет свое предательство не предательством, kid. Назовет это «спасением заблудшей Алис»… Ты еще маленькая, не знаешь, как удивительно гибко умеют человеческие существа беседовать со своей совестью…
— Куда же мы пойдем отсюда, Генри?
— Пойдем в отель, бэби, хотя и отель не назовешь безопасным местом, но им хотя бы придется нас поискать.
47
Мистер Майкл Хогарт и его дочь Элен прибыли в Париж ненадолго. Может быть, неделю они собирались прожить в отеле «Иль де Франс», и только. Белл-бой внес в лифт несколько чемоданов мистера Хогарта и его панк-дочки. Девчонка в черном пальто и мистер Хогарт в плаще прошествовали за белл-боем из лифта в отведенную им комнату на третьем этаже, девчонка гордо помахивала при этом маленьким ободранным саквояжиком. Получив от мистера Хогарта две монеты, каждая достоинством в десять франков, пожилой белл-бой простил мистеру Хогарту его панк-дочку и даже улыбнулся ей, на каковую улыбку существо в черном никак не прореагировало.Алиска плюхнулась на кровать.
— Lovely place, — сказала она, оглядывая большую комнату с двумя кроватями, двумя ночными столиками, двумя креслами и двумя торшерами. Белое с золотом, облупленное белое с облупленным золотом.
— Отель двухзвездочный, — пожал плечами Супермен, — мы, конечно, можем себе позволить и лучший, но мне не хотелось бы, чтобы мы уж очень были на виду, моя маленькая Элен. — И Супермен выглянул, отодвинув штору, на рю Сент-Оноре. Внизу было светло от фонарей, и резво ходили по улице люди, направляясь в рестораны или выходя из них. Обычная человеческая активность.
— Ты знаешь, Генри, мне нравится имя Элен, — сказала девчонка и, поерзав спиной по кровати, повторила медленно: — Эллен, Хэллен. Ты можешь называть меня Элен все время?
— Пожалуйста, — пожал плечами Супермен. — Я не уверен, что я буду помнить об этом каждую минуту, но я попытаюсь. Троянская Елена.
— Что? — спросила девчонка.
— Троянская Елена — мифологический персонаж, — начал объяснять терпеливый Супермен девчонке.
— Я знаю, кто такая Helen of Troy, — обиделась девчонка. — Я не расслышала.
— Извини, — сказал учтивый Генрих. — Я понятия не имею, преподают ли они вам греческую историю и мифологию в английской школе… И если преподают, то как…
— Я сама читала греческие мифы, — опять обиделась Элен-Алис. — При чем здесь школа?
— Сдаюсь, сдаюсь, — поднял руки Супермен. — Сдаюсь на милость Троянской Елены…
— То-то, — самодовольно сказала девчонка. — Я даже Апулея читала… Я вообще много книг прочла. Много болела в детстве, Генри, лежала в постели и читала… Запоем. — Девчонка вдруг закинула руки за голову и уже другим тоном, тихим и мечтательным, попросила: — Генри, а Генри, обними меня, а?