Страница:
Излияниям Риштона положил предел Либерти. Вероятно, его мать испытывала такие же чувства, как моя.
– Вы выступаете по телевизору, да? – прокричал он, сверля глазами Риштона. – Моя мама говорит, что вы противный.
Тут наконец последовала пауза. Риштон внимательно оглядел дерзкого шотландца.
– Он со мной случайно, – поспешил объяснить я. Каким бы верным ни было замечание Либерти, работа есть работа. – Я сегодня впервые увидел этого сорванца. Ты не хочешь отвести его обратно в офис, Джей? По пути можешь засунуть ему в рот пару гамбургеров в «Макдональдсе».
Риштон бросил на меня скептический взгляд.
К счастью, Джей повиновался, и они с Либерти зашагали прочь.
– Это ваш молодой помощник? – спросил Риштон, когда Джей увел мальчишку.
– Едва ли. Когда мне что-нибудь нужно – быстрее сделать это самому. Но некоторый прок от него есть, и я кое-чем ему обязан. Он вроде моего стажера, – ответил я.
– Поедем, я знаю место, где подают отличные бифштексы, – скомандовал Риштон, неожиданно мягко беря меня за руку и открывая дверь «мазды». – Вы не похожи на вегетарианца, Дейв. Не надо церемоний, называйте меня Саймон. Как я уже сказал, мне надо сообщить вам подробности насчет вечернего поручения. По-моему, Кэт не совсем понимает, почему мне необходимо послать кого-то к Глории.
Теперь он говорил чуть более вразумительно, но я не рассчитывал, что это продлится долго.
– Мне не вполне ясно, почему вы не можете просто позвонить ей сами, – сказал я.
– Абсолютно исключено! Совершенно невозможно! Дейв, старина, я все вам расскажу, когда мы приедем в ресторан. – Он сконцентрировался на дороге, резко прибавив скорость у Динсгейта и круто лавируя между машинами. Я наблюдал за ним краешком глаза.
Он подтверждал расхожее представление о том, что в жизни телеведущие менее внушительны, чем кажутся на экране. Возраст Риштона уже перевалил за критический, и чтобы замедлить процесс старения, были приняты все возможные меры. Роста он был не выше среднего и выглядел так, словно над каждым квадратным дюймом его тела потрудилась команда искусных реставраторов. Он прямо-таки лучился богатством и роскошью, как старинная дорогая картина из частной коллекции – предмет заботливого ухода хозяина. И никаких следов злоупотребления тем видом отдыха, который сам он обозначил как «горизонтальный». Возможно, под этим подразумевалось лишь то, что он много спит.
Несколько седых прядей в его шевелюре выглядели уступкой действительности, но преобладал неестественный светло-каштановый оттенок. Он либо красил волосы, либо носил искусно изготовленный парик.
Лицо его также выглядело свежим и моложавым; теперь, когда он отогрелся после долгого пребывания на холоде, на щеках его заиграл румянец; кожа казалась молодой и эластичной. Морщин вокруг глаз не было. Внизу левой щеки я рассмотрел едва заметную светлую линию; очевидно, Риштон пользовался услугами пластического хирурга, в отличие от Кэт Хэдлам, хотя она нуждалась в них несравненно больше.
На левой руке, лежавшей на руле, сверкало широкое золотое обручальное кольцо, а на мизинце правой – большой перстень с крупным полудрагоценным кабошоном, на мой взгляд чересчур крикливым.
Целью нашего путешествия оказался паб-ресторан на набережной под названием «Док-хаус». Нижний этаж занимал паб, где декадентствующие молодые яппи распивали мексиканское пиво, а верхний – уютный ресторан в стиле старого аристократического клуба. Риштоновский статус звезды пришелся весьма кстати. Хотя все столики, казалось, были заняты публикой, уже начавшей праздновать Рождество, и у дверей стояла очередь, метрдотель немедленно нашел для нас место.
Как только Риштон устроился в удобном кресле, поток его болтовни возобновился. Быстро пробежав меню сквозь очки-«половинки», он бросил официанту:
– Мне как обычно, Джордж.
Официант, угодливый шотландец, просто пресмыкался перед Риштоном.
Я поспешно выбрал себе блюдо и весь обратился в слух.
– Это старая история, Дейв. Скоро жениться – долго маяться. Я женился на ней в восемьдесят девятом году… Глория – моя четвертая жена. Казалось бы, пора чему-то научиться – так нет же… Не могу я без них. Мне надо два раза в день… иначе голова пухнет. Где творческая энергия, там и сексуальная…
Его руки с прекрасно ухоженными ногтями порхали по столу, перекладывали приборы, поправляли хлеб.
Я сидел на краешке стула, ожидая его следующего откровения. Неудивительно, что человек с такой способностью драматизировать ситуацию мог создавать занимательные телепередачи.
Его монолог прервало появление официанта с огромным едва обжаренным бифштексом.
– Ваш будет чуть позже, сэр, – извинился он передо мной.
Заметив, с каким недоверием я рассматриваю кровавый кусок мяса у него на тарелке, Риштон пояснил:
– Это они готовят специально для меня… начинают, как только я появляюсь. Вам надо было взять такой же… больше энергии.
Речитатив Риштона и его манера самому отвечать на все задаваемые им вопросы начинали меня утомлять. Я поймал себя на том, что киваю в такт его двусоставным фразам.
– Я не испытываю недостатка в энергии. На это никогда не жаловался, – попробовал защититься я.
– Ну, вы еще молоды. Посмотрите на себя… так и подпрыгиваете на стуле. Как ученик раввина, читающий молитвы. Не можете усидеть на месте. Не сомневаюсь, ваша девушка кормит вас энергетической пищей… Мюсли, питта, домашний сыр, а?… Моя вторая жена Арабелла попробовала проделать это со мной. Я сказал: «Мюсли или я». – Он глубоко вздохнул. – Она выбрала мюсли и немного денег.
Хотя последнее замечание было сделано в самоуничижительном тоне, Риштон не улыбался. Во всем, что касалось его лично, он был совершенно серьезен. Тщеславие не позволяло ему показаться смешным ни на минуту.
Улучив момент, когда он закладывал в рот кусок сырого мяса, я вернул разговор в его основное русло.
– Вы обрисуете мне мою сегодняшнюю задачу, Саймон? Мисс Хэдлам не объяснила в точности, что вам нужно.
– Да, мне тоже, чтобы понять это, пришлось жениться четыре раза… В конечном счете содержанка обходится гораздо дешевле жены. Знает свое место… не начинает пичкать вас травой… Кэт славная девушка… всегда держал ее в резерве, как хорошее бренди, которое ждет дождливого дня… Первое место в классе А… подходит, когда не ладятся дела в Лиге чемпионов!
Появление моего прожаренного бифштекса помешало мне снова напомнить ему о вечернем деле. Теперь Риштон жадно глотал красное вино, прекрасное сухое «Ламбруско», и язык его не собирался сбавлять обороты.
Насытившись бифштексом, он начал хлопать себя по груди, а потом по карманам брюк.
– Я оставлю вас на минутку. – Он отодвинул свой стул. – У вас не найдется крупной купюры?
Сначала я решил, что он просит меня заплатить за обед, но потом понял. Старая обезьяна собиралась нюхнуть кокаина.
– Только на минутку, я вам сразу отдам.
Я вынул пачку пятидесятифунтовых бумажек, полученных от Мэри Вуд, и протянул ему одну. Все банкноты были новенькие.
– Бог ты мой, вот это бабки! Вы всегда так ходите? Я наличных с собой не ношу. Только припудрюсь и обратно. – Он удалился в направлении уборной и оставил меня спокойно доедать мой стейк.
Вернувшись, Риштон протянул мне купюру. Глаза его блестели еще ярче, чем раньше, а на левой ноздре он неосторожно оставил немного белого порошка.
Поймав мой взгляд, он смахнул его.
– Знаете, что говорят о кокаине? Так Бог дает тебе знать, что у тебя слишком много денег… Если хотите, могу угостить… Способствует пищеварению. – Он говорил медленнее и уже не так напряженно, как раньше.
– Я не употребляю, – поспешно ответил я.
– Предпочитаете крэк? Вам достает ваш юный друг?
Этот реликт 60-х годов не только принимал меня за наркоторговца, но и трубил об этом на весь ресторан.
– Он мой ученик, и я ничего подобного ему не позволяю! – Я знал, что мои слова звучат патетически, но в тех кругах, где вращаемся мы с Джеем, такими вещами не шутят.
– Ну хорошо, хорошо, не волнуйтесь! Просто увидел у вас пачку денег и подумал, что вы можете иметь отношение. Не обижайтесь.
Он улыбнулся самой широкой из своих улыбок. Я расслабился и откинулся на спинку стула. Нимб знаменитости вокруг тщательно ухоженной головы Риштона производил несомненный эффект на простых смертных, и я спустил ему то, за что другому пересчитал бы все кости.
– Мистер Риштон, я пришел сюда обсудить подробности визита к вашей супруге, о котором меня попросила ваша подруга Кэт Хэдлам. Другие темы меня не интересуют, – холодно произнес я.
– Отлично, Дейв! Кстати, вы похожи на Аль Пачино в «Крестном отце-2». Вы никогда не думали о карьере на телевидении? Наверное, нет… не принимайте меня всерьез, Дейв, берите пример с моих друзей. Я просто мальчишка…
Я подумал, что в его эскападах и правда есть что-то ребяческое.
– Ладно, Саймон! – примирительно, но энергично ответил я. – Но если вы сейчас же не скажете мне, что вы хотите мне поручить, я ухожу.
– О, прекрасно, прекрасно. Итак… Я не хочу, чтобы вы пугали Глорию или что-нибудь в этом роде, ни в коем случае. Если вас волнует это – пожалуйста, успокойтесь.
– Саймон, а могу я попросить вас слегка убавить громкость? Вас слушает половина Манчестера. – Я постепенно начинал привыкать к нему, но не понимал, почему о наших делах должны знать все окружающие.
Он приподнял очки, подался вперед и заговорил заговорщицким тоном:
– Я хочу только, чтобы вы убедились, что она нормально проводит праздники, и передали ей вот этот конверт… В нем немного денег. Если я отправлюсь вручать ей его сам, она может неправильно понять и устроить мне очередную сцену… Если хотите, называйте эту передачу очисткой совести. Кэт такая сентиментальная особа… Не может допустить, чтобы бедная Глория осталась на Рождество покинутой.
Он через стол протянул мне конверт, несколько раз обмотанный скотчем.
Я к нему не притронулся. Этот артист полчаса кричал на весь зал о наркотиках, а теперь решил передать мне толстый конверт на виду у тридцати человек. Отдел по борьбе с наркобизнесом мог сцапать меня, стоило мне взять конверт в руки.
Риштон понял мои опасения.
– О, господи, да это же просто деньги!
– Правда? – спросил я. – А почему вы доверяете их совершенно незнакомому человеку? Почему не пошлете к Глории курьера? И кстати, Саймон, должен вам сказать, что моя мать всегда выключает телевизор, как только видит вас на экране.
В первый раз с момента нашей встречи он показался несколько смущенным. Он сконфуженно рассмеялся, не понимая, говорю я всерьез или шучу.
– Всем не угодишь, – произнес он наконец. – Некоторые женщины реагируют на меня таким образом… Так вот, это просто деньги. Дело в том, что если пронюхают адвокаты Глории, они объявят, что я посылаю ей регулярное содержание. Вы нужны мне как агент, от которого я смогу отказаться. Потому я и не хочу обращаться к кому-нибудь из общих знакомых. Пожалуйста, передайте конверт Глории. В нем нет ничего, кроме наличных денег.
Настал момент принять или отклонить предложение. Я убрал конверт во внутренний карман кожаного пиджака. Даже если он содержал купюры по пять фунтов, сумма, судя по толщине, была немаленькая. Конверт был так перемотан клейкой лентой, что для проверки содержимого мне понадобился бы нож, а если Деклан и Шон снова найдут меня спящим на земле, они решат, что выиграли тотализатор.
– Да, я прошу вас только отдать ей это.
Я начал рыться в кармане в поисках бланка, чтобы написать ему расписку, но ничего не находил.
Тогда я начал писать на чистой салфетке, но Риштон вырвал ее и смял.
– Я не хочу никаких письменных свидетельств. Все это может каким-нибудь образом попасть к ее адвокатам. – Риштон следил за выражением своего лица, и прочесть по нему что-либо мне не удалось.
Такие условия не слишком меня устраивали. Если бы на меня не смотрели косо все клерки в банке, когда я приходил просить об очередном продлении кредита, я швырнул бы конверт ему в морду. Но он безошибочно меня вычислил. За хороший гонорар и освобождение от долгов к Новому году я был готов на любую сделку, хоть сколько-нибудь напоминающую законную. Правда, от этой работы воняло, как от рыбной фабрики.
Риштон уверял, что опасается сам отвозить деньги жене – и в то же время поручал мне сделать это в битком набитом ресторане. Мне не хватало только мигающего неонового знака, или куртки с надписью «посредник» на спине.
– Сколько в этом конверте, мистер Риштон? – спросил я.
– Десять штук, сын мой, – ответил он из-за облака дыма. – Вы знаете, я вам действительно доверяю. А скажите, Дейв, что именно не нравится во мне вашей матери? – Он снова выглядел смущенно.
Я сделал честное лицо.
– Я просто пошутил, Саймон. Она обожает ваши передачи, никогда их не пропускает.
Его черты просветлели. Я не сомневался, что он искренне мне поверил.
Он снова заговорил, гораздо более уверенным тоном, уже не крича. Казалось, он хочет выговориться.
– Дело в том, что… На «Альгамбре» сейчас неважные дела… – Он сделал очень долгую паузу, и я уже решил, что Люси Лонгстафф вчера нанесла своей сопернице тяжкие телесные повреждения. – Прежняя администрация, в которой я играл одну из ключевых ролей, немножко зарвалась – и просчиталась… Слишком много мрамора… слишком много стекла… Словом, промотались, а кончили тем, что решили распрощаться с вашим покорным слугой, не сказав ему спасибо и не назначив персональной пенсии.
Он вдруг стукнул кулаком по столу так, что чашки зазвенели, а зрители отвернулись, чтобы не стать соучастниками какой-нибудь некрасивой сцены.
– Черт возьми! Я сделал эту студию из ничего, вот этими руками! – Он опять заговорил в полный голос. – Вы не представляете себе, каких трудов это стоило в первые годы! Но некоторые из моих оппонентов, особенно один, имеют хорошие связи в государственных структурах… – Его лицо побагровело. – Не Тревоз, этот просто клерк, козявка. Я говорю о другом… Господи, они просто мечтают потопить «Следеридж-Пит»!
Новая пауза означала, вероятно, что я должен оправиться от потрясения. Я ничего не ответил, и он продолжал:
– Простите… Я отклоняюсь от темы… Есть люди, не очень далекие от желтой прессы, которые были бы счастливы заплатить Глории за подробности наших любовных отношений и разнести их по газетным киоскам… Поэтому я хочу, чтобы вы передали ей эти деньги и дали бы ей понять, что это только символическая помощь… что она получит гораздо больше, если будет умницей, но если она начнет болтать… Пусть ее содержит национальная пресса, а за мой счет она жить в Престбери не будет! Вы меня поняли?
– Успокойтесь, Саймон! Вы доведете себя до инфаркта. – Он выглядел почти невменяемым.
Я не поверил ни одному его слову. Что нового могли напечатать о Риштоне газеты? Чего еще не было о нем написано? Если он отправляет Глории десять тысяч через посредника, которого в первый раз видит, – значит, у Глории есть на него что-то очень серьезное.
– Вы не против вернуться на такси? – спросил он, когда мы шли к машине. – Все эти разговоры о сексе… Хочу заглянуть в одно местечко, немного освежиться, перед тем как возвращаться на работу. Не составите мне компанию?
Я коротко попрощался, отказавшись от его любезного предложения, и с радостью отправился искать такси. Он рванул со стоянки с такой скоростью, что я подумал: если он будет продолжать в том же духе, то кончит в доке, под тридцатью футами грязной воды. Однако он притормозил, помахал мне рукой с поблескивающим кольцом и, устремившись в сторону магистрали, скрылся в тумане.
5
Несмотря на промозглый ветер, я не стал брать такси и двинулся пешком в сторону Трэффорд-бара, чтобы сесть на трамвай в сторону центра (довольно смелое решение, если учесть количество наличности в моих карманах). Настроение по сравнению со вчерашним немного улучшилось. Нужно было спокойно подумать. Развязность Риштона возмутила во мне впитанное с молоком матери пуританство, – и тем не менее к чувству отвращения примешивалось что-то вроде восхищения. Этот человек умел выжимать сок из каждого момента жизни – и кое-чего достиг. Ведущий нескольких телепередач, богатый и знаменитый. Человек, которого узнают в лицо, где бы он ни появился. Четыре жены, плюс любовницы, плюс проститутки: секс был необходим ему в огромных количествах. Не очень разборчив, но впечатляюще вынослив. Если он чего-то хотел – желание должно было исполняться немедленно, и никто не мог встать на его пути. Я задумался о собственной сексуальной жизни. Вчерашняя встреча с Делиз была краткой, почти мимолетной.
Скоро я понял, что выбрал плохое время и место для прогулки. Жители квартала, возвращавшиеся домой на машинах, бросали подозрительные взгляды на чужака, спешащего мимо доков. Видно было, что приличная публика перемещается здесь только на колесах. Уличная сырость быстро вытеснила тепло, впитанное с коньяком Риштона. Я перешел на бег. Ветер злобно подталкивал меня в спину.
Джей и его приятель так погрузились в компьютер, что почти не заметили моего появления. Я прошел в свою комнату и наградил себя за пробежку рюмкой скотч-виски.
В дверь заглянул Джей.
– Эта тачка была просто класс. Почему бы вам не обменять на нее свой «ниссан»?
– «Синяя птица» меня вполне устраивает, Джей. Ты, кстати, поставил ее на место?
– За кого вы меня принимаете? Ваша машина в большей безопасности, чем около вашего дома в Чорлтоне, – похвастался он.
Я не стал возражать.
– Ну хорошо, хорошо, я только спросил. А все же кто такой этот Либерти? Я знаю, что сейчас Рождество, но раньше ты как будто не имел привычки приводить к нам посторонних.
– Это долго объяснять, босс…
– Я никуда не тороплюсь.
Джей повращал полусжатыми кулаками, как делал всегда, когда чувствовал замешательство. Вероятно, это означало, что он предпочел бы избежать подробных расспросов, но мне хотелось выяснить истинное положение дел. В конце концов, детектив я или нет? Да, я вынужден был терпеть наглый стиль поведения Риштона, но тот оплачивал мой ипотечный кредит и поддерживал фирму. Джей ничего подобного не делал.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Мальчишка в довольно сложном положении, босс. Я говорил вам, что он глухой? Но при этом он чертовски умен, потрясающе читает по губам. Больше того, он может угадать, что люди говорят, по их движениям, даже когда он не видит губ. Просто феномен! Может понять разговор за сотню ярдов!
– И чем же это ему грозит?
– Ему собираются открутить голову. Он начал прогуливать школу, таскается по улице со всякой шпаной, часто не ночует дома. Мать заявила в полицию, но когда его поймали и привели домой, он рассказал об очень интересном разговоре, который услышал – то есть, получается, увидел – на улице. Копы им очень заинтересовались. Одному социальному работнику поручили наблюдать за ним, но сейчас он в отпуске – да и вообще ему не под силу держать Либерти в узде!
Я рассмеялся.
– Я совершенно серьезно, босс! Если эта уличная банда поймет, что Либерти грозит им неприятностями, они могут просто пристрелить его.
– Все это очень интересно, Джей, но при чем тут ты? – Я начинал заводиться. Моя маленькая фирма уже внесла изрядный вклад в воспитание молодежи, приняв на работу Джея Андерсона, а он собирался навязать на мою голову еще одну жертву социальной несправедливости. Впрочем, подумал я, это, видимо, закон: подобрал одного пассажира, и скоро весь автобус уже трещит по швам. Делиз меня предупреждала.
Джей был озадачен, почувствовав напряжение. Он снова посмотрел на свои руки, крутанул запястьями и мрачно улыбнулся.
– Он мой родственник, босс, – признался он. – Когда отец вышел после первой отсидки, мать его не приняла. Тогда он сошелся с одной белой девушкой из Глазго. Она родила Либерти. Мать думает, что его назвали Либерти – «свобода»– назло ей.
– Значит, он твой единокровный брат?
– Выходит, что так, – угрюмо отозвался Джей.
– Так да или нет? – настаивал я.
– Да, и мне поручили за ним присматривать.
– С какой стати? Для этого есть социальная служба.
Джей явно не соглашался.
– У них ничего не выйдет. Они не заставят его ходить в школу. Он не желает знать ничего, кроме компьютера и своих барабанов. Мне все равно придется вмешиваться.
– А Ловена ничем не может помочь? – спросил я. Мать Джея Ловена Андерсон была опорой местной общины.
– Нет, она его на порог не пускает. Говорит, это мои отношения с отцом, а вы ведь знаете, что он отбывает пожизненный срок в специальном отделении «Барлинни».
Возня с десятилетним пацаном, несомненно, плохо вписывалась в пижонский стиль жизни Джея. Удивляло меня и отношение Ловены. Я знал ее как очень отзывчивую женщину – хотя в данном случае ее, вероятно, можно было понять. Она одна, без мужа вырастила троих детей и, конечно, не обязана была следить еще и за беспризорным отпрыском отца Джея. Тем более что его мать жива и здорова.
Взглянув еще раз на смущенное лицо Джея, я смягчился и, повинуясь какому-то непонятному импульсу, выдал ему 50 фунтов.
– Отвези Либерти на аттракционы – в «Лазерквест» или боулинг. Скажи, что это мой подарок к Рождеству и что поход повторится, если он обещает тебе больше не болтаться по улицам. Возьми машину. На обратном пути завези его домой и возвращайся к пяти часам. И не забудь заполнить бак.
Лицо Джея просветлело.
– Есть, босс! Все будет в лучшем виде!
Не знаю, что сказали бы педагоги о моих методах воспитания, но, кажется, я поступил лучше, чем если бы просто выгнал мальчишку взашей. Деньги можно будет записать на счет Риштона, в графу накладных расходов.
Когда Джей ушел, я положил ноги на стол и задремал, читая учебник судебной медицины. Я еще не брался за дело Мэри Вуд, но за два дня до Рождества это вряд ли имело смысл.
Разбудил меня звонок Кэт Хэдлам. Она говорила очень деловито:
– Хочу поблагодарить вас за возврат машины, но звоню не только за этим. Здесь кое-что произошло, и мне необходимо с вами встретиться. Вы могли бы приехать на «Альгамбру»?
Я всегда знал, что спать на работе вредно, и теперь усиленно старался собраться с мыслями.
Если они с Риштоном собираются отменить мою поездку к Глории в Престбери – прекрасно. В любом случае они должны будут заплатить мне за сегодняшний день.
– Сейчас начало пятого, мисс Хэдлам, а ровно в пять я собираюсь выехать в Престбери. Боюсь, что к вам я не успеваю. Вы не можете объяснить мне суть дела по телефону?
– Я хочу поговорить с вами как раз о поездке в Престбери. Глория уходит с работы только в половине шестого, так что времени у вас предостаточно. Мне необходимо обсудить с вами кое-что очень важное. – Тон ее сделался резче, и мне это не понравилось.
– Если вы хотите отменить нашу сделку – пожалуйста, – сказал я. – Я могу положить десять тысяч в пломбированный контейнер и отослать его с курьером. Вы получите деньги через полчаса.
Когда я произнес «десять тысяч», в трубке послышался сдавленный стон, но Хэдлам быстро взяла себя в руки.
– В таком случае нам тем более необходимо поговорить… если только вы соизволите не горячиться. Дело в том, что мне нужно обсудить все с Саймоном – но непременно в вашем присутствии. Не волнуйтесь, я оплачу ваше время, только, пожалуйста, приезжайте, мистер Кьюнан…
Отказать ей я не мог и снова вышел в холодную зимнюю мглу. Перед выездом я позвонил из машины Джею и велел ему ждать меня у входа в «Альгамбру» сразу после пяти часов.
Скоро передо мной замаячило здание «Альгамбры» с его темными дверными проемами, мрачными навесами, причудливыми арками и кривой крышей – зрелище в сумерках еще более зловещее, чем днем. Против обыкновения, здесь было пустынно. Когда я прибыл на место вчерашней унизительной сцены, мой враг Пултер дежурил у входа один.
Взгляд его был холоден, как зимний вечер.
– Поднимайтесь в кабинет мисс Хэдлам. Она ждет вас. Вы знаете, как пройти, – резко отчеканил он.
Дорогу я и в самом деле нашел без труда, ориентируясь по кричащим картинам на стенах. Студия пустовала.
В кабинете у Хэдлам я застал только ее и Риштона. Маленькая фигурка знаменитого ведущего, вдавленная в подушки низкого дивана, напоминала манекен или причуду модного скульптора. Хэдлам сидела за своим столом. В воздухе висело напряжение, оба молчали. Хэдлам предложила мне сесть на низкое кресло напротив Риштона, но, взглянув на его лицо, я счел благоразумным отказаться.
В углу стоял стул – стальная конструкция в форме радара с натянутым на нее кожаным сиденьем. Когда я опустился на него, радар жалобно заскрипел, но выдержал. Теперь я оказался на одной высоте с Кэт Хэдлам, а Риштон сидел напротив нас почти на полу.
– Мы говорили о том, действительно ли вам стоит отправляться к Глории, – нерешительно начала Хэдлам.
– Об этом говорила ты!– вскричал Риштон. – Я не собирался ничего менять!
Зная взгляды Риштона на вмешательство женщин в его планы, я начинал сомневаться, что сидящую за столом даму ждет роль его спутницы. В лучшем случае ей светило сохранить место в резервном подразделении. До сих пор в общении с этой парой я вел себя как кроткая овечка. Вчера вечером разговор взяла на себя Делиз, сегодня за ланчем я лишь слушал Риштона. Мне это надоело.
– Вы выступаете по телевизору, да? – прокричал он, сверля глазами Риштона. – Моя мама говорит, что вы противный.
Тут наконец последовала пауза. Риштон внимательно оглядел дерзкого шотландца.
– Он со мной случайно, – поспешил объяснить я. Каким бы верным ни было замечание Либерти, работа есть работа. – Я сегодня впервые увидел этого сорванца. Ты не хочешь отвести его обратно в офис, Джей? По пути можешь засунуть ему в рот пару гамбургеров в «Макдональдсе».
Риштон бросил на меня скептический взгляд.
К счастью, Джей повиновался, и они с Либерти зашагали прочь.
– Это ваш молодой помощник? – спросил Риштон, когда Джей увел мальчишку.
– Едва ли. Когда мне что-нибудь нужно – быстрее сделать это самому. Но некоторый прок от него есть, и я кое-чем ему обязан. Он вроде моего стажера, – ответил я.
– Поедем, я знаю место, где подают отличные бифштексы, – скомандовал Риштон, неожиданно мягко беря меня за руку и открывая дверь «мазды». – Вы не похожи на вегетарианца, Дейв. Не надо церемоний, называйте меня Саймон. Как я уже сказал, мне надо сообщить вам подробности насчет вечернего поручения. По-моему, Кэт не совсем понимает, почему мне необходимо послать кого-то к Глории.
Теперь он говорил чуть более вразумительно, но я не рассчитывал, что это продлится долго.
– Мне не вполне ясно, почему вы не можете просто позвонить ей сами, – сказал я.
– Абсолютно исключено! Совершенно невозможно! Дейв, старина, я все вам расскажу, когда мы приедем в ресторан. – Он сконцентрировался на дороге, резко прибавив скорость у Динсгейта и круто лавируя между машинами. Я наблюдал за ним краешком глаза.
Он подтверждал расхожее представление о том, что в жизни телеведущие менее внушительны, чем кажутся на экране. Возраст Риштона уже перевалил за критический, и чтобы замедлить процесс старения, были приняты все возможные меры. Роста он был не выше среднего и выглядел так, словно над каждым квадратным дюймом его тела потрудилась команда искусных реставраторов. Он прямо-таки лучился богатством и роскошью, как старинная дорогая картина из частной коллекции – предмет заботливого ухода хозяина. И никаких следов злоупотребления тем видом отдыха, который сам он обозначил как «горизонтальный». Возможно, под этим подразумевалось лишь то, что он много спит.
Несколько седых прядей в его шевелюре выглядели уступкой действительности, но преобладал неестественный светло-каштановый оттенок. Он либо красил волосы, либо носил искусно изготовленный парик.
Лицо его также выглядело свежим и моложавым; теперь, когда он отогрелся после долгого пребывания на холоде, на щеках его заиграл румянец; кожа казалась молодой и эластичной. Морщин вокруг глаз не было. Внизу левой щеки я рассмотрел едва заметную светлую линию; очевидно, Риштон пользовался услугами пластического хирурга, в отличие от Кэт Хэдлам, хотя она нуждалась в них несравненно больше.
На левой руке, лежавшей на руле, сверкало широкое золотое обручальное кольцо, а на мизинце правой – большой перстень с крупным полудрагоценным кабошоном, на мой взгляд чересчур крикливым.
Целью нашего путешествия оказался паб-ресторан на набережной под названием «Док-хаус». Нижний этаж занимал паб, где декадентствующие молодые яппи распивали мексиканское пиво, а верхний – уютный ресторан в стиле старого аристократического клуба. Риштоновский статус звезды пришелся весьма кстати. Хотя все столики, казалось, были заняты публикой, уже начавшей праздновать Рождество, и у дверей стояла очередь, метрдотель немедленно нашел для нас место.
Как только Риштон устроился в удобном кресле, поток его болтовни возобновился. Быстро пробежав меню сквозь очки-«половинки», он бросил официанту:
– Мне как обычно, Джордж.
Официант, угодливый шотландец, просто пресмыкался перед Риштоном.
Я поспешно выбрал себе блюдо и весь обратился в слух.
– Это старая история, Дейв. Скоро жениться – долго маяться. Я женился на ней в восемьдесят девятом году… Глория – моя четвертая жена. Казалось бы, пора чему-то научиться – так нет же… Не могу я без них. Мне надо два раза в день… иначе голова пухнет. Где творческая энергия, там и сексуальная…
Его руки с прекрасно ухоженными ногтями порхали по столу, перекладывали приборы, поправляли хлеб.
Я сидел на краешке стула, ожидая его следующего откровения. Неудивительно, что человек с такой способностью драматизировать ситуацию мог создавать занимательные телепередачи.
Его монолог прервало появление официанта с огромным едва обжаренным бифштексом.
– Ваш будет чуть позже, сэр, – извинился он передо мной.
Заметив, с каким недоверием я рассматриваю кровавый кусок мяса у него на тарелке, Риштон пояснил:
– Это они готовят специально для меня… начинают, как только я появляюсь. Вам надо было взять такой же… больше энергии.
Речитатив Риштона и его манера самому отвечать на все задаваемые им вопросы начинали меня утомлять. Я поймал себя на том, что киваю в такт его двусоставным фразам.
– Я не испытываю недостатка в энергии. На это никогда не жаловался, – попробовал защититься я.
– Ну, вы еще молоды. Посмотрите на себя… так и подпрыгиваете на стуле. Как ученик раввина, читающий молитвы. Не можете усидеть на месте. Не сомневаюсь, ваша девушка кормит вас энергетической пищей… Мюсли, питта, домашний сыр, а?… Моя вторая жена Арабелла попробовала проделать это со мной. Я сказал: «Мюсли или я». – Он глубоко вздохнул. – Она выбрала мюсли и немного денег.
Хотя последнее замечание было сделано в самоуничижительном тоне, Риштон не улыбался. Во всем, что касалось его лично, он был совершенно серьезен. Тщеславие не позволяло ему показаться смешным ни на минуту.
Улучив момент, когда он закладывал в рот кусок сырого мяса, я вернул разговор в его основное русло.
– Вы обрисуете мне мою сегодняшнюю задачу, Саймон? Мисс Хэдлам не объяснила в точности, что вам нужно.
– Да, мне тоже, чтобы понять это, пришлось жениться четыре раза… В конечном счете содержанка обходится гораздо дешевле жены. Знает свое место… не начинает пичкать вас травой… Кэт славная девушка… всегда держал ее в резерве, как хорошее бренди, которое ждет дождливого дня… Первое место в классе А… подходит, когда не ладятся дела в Лиге чемпионов!
Появление моего прожаренного бифштекса помешало мне снова напомнить ему о вечернем деле. Теперь Риштон жадно глотал красное вино, прекрасное сухое «Ламбруско», и язык его не собирался сбавлять обороты.
Насытившись бифштексом, он начал хлопать себя по груди, а потом по карманам брюк.
– Я оставлю вас на минутку. – Он отодвинул свой стул. – У вас не найдется крупной купюры?
Сначала я решил, что он просит меня заплатить за обед, но потом понял. Старая обезьяна собиралась нюхнуть кокаина.
– Только на минутку, я вам сразу отдам.
Я вынул пачку пятидесятифунтовых бумажек, полученных от Мэри Вуд, и протянул ему одну. Все банкноты были новенькие.
– Бог ты мой, вот это бабки! Вы всегда так ходите? Я наличных с собой не ношу. Только припудрюсь и обратно. – Он удалился в направлении уборной и оставил меня спокойно доедать мой стейк.
Вернувшись, Риштон протянул мне купюру. Глаза его блестели еще ярче, чем раньше, а на левой ноздре он неосторожно оставил немного белого порошка.
Поймав мой взгляд, он смахнул его.
– Знаете, что говорят о кокаине? Так Бог дает тебе знать, что у тебя слишком много денег… Если хотите, могу угостить… Способствует пищеварению. – Он говорил медленнее и уже не так напряженно, как раньше.
– Я не употребляю, – поспешно ответил я.
– Предпочитаете крэк? Вам достает ваш юный друг?
Этот реликт 60-х годов не только принимал меня за наркоторговца, но и трубил об этом на весь ресторан.
– Он мой ученик, и я ничего подобного ему не позволяю! – Я знал, что мои слова звучат патетически, но в тех кругах, где вращаемся мы с Джеем, такими вещами не шутят.
– Ну хорошо, хорошо, не волнуйтесь! Просто увидел у вас пачку денег и подумал, что вы можете иметь отношение. Не обижайтесь.
Он улыбнулся самой широкой из своих улыбок. Я расслабился и откинулся на спинку стула. Нимб знаменитости вокруг тщательно ухоженной головы Риштона производил несомненный эффект на простых смертных, и я спустил ему то, за что другому пересчитал бы все кости.
– Мистер Риштон, я пришел сюда обсудить подробности визита к вашей супруге, о котором меня попросила ваша подруга Кэт Хэдлам. Другие темы меня не интересуют, – холодно произнес я.
– Отлично, Дейв! Кстати, вы похожи на Аль Пачино в «Крестном отце-2». Вы никогда не думали о карьере на телевидении? Наверное, нет… не принимайте меня всерьез, Дейв, берите пример с моих друзей. Я просто мальчишка…
Я подумал, что в его эскападах и правда есть что-то ребяческое.
– Ладно, Саймон! – примирительно, но энергично ответил я. – Но если вы сейчас же не скажете мне, что вы хотите мне поручить, я ухожу.
– О, прекрасно, прекрасно. Итак… Я не хочу, чтобы вы пугали Глорию или что-нибудь в этом роде, ни в коем случае. Если вас волнует это – пожалуйста, успокойтесь.
– Саймон, а могу я попросить вас слегка убавить громкость? Вас слушает половина Манчестера. – Я постепенно начинал привыкать к нему, но не понимал, почему о наших делах должны знать все окружающие.
Он приподнял очки, подался вперед и заговорил заговорщицким тоном:
– Я хочу только, чтобы вы убедились, что она нормально проводит праздники, и передали ей вот этот конверт… В нем немного денег. Если я отправлюсь вручать ей его сам, она может неправильно понять и устроить мне очередную сцену… Если хотите, называйте эту передачу очисткой совести. Кэт такая сентиментальная особа… Не может допустить, чтобы бедная Глория осталась на Рождество покинутой.
Он через стол протянул мне конверт, несколько раз обмотанный скотчем.
Я к нему не притронулся. Этот артист полчаса кричал на весь зал о наркотиках, а теперь решил передать мне толстый конверт на виду у тридцати человек. Отдел по борьбе с наркобизнесом мог сцапать меня, стоило мне взять конверт в руки.
Риштон понял мои опасения.
– О, господи, да это же просто деньги!
– Правда? – спросил я. – А почему вы доверяете их совершенно незнакомому человеку? Почему не пошлете к Глории курьера? И кстати, Саймон, должен вам сказать, что моя мать всегда выключает телевизор, как только видит вас на экране.
В первый раз с момента нашей встречи он показался несколько смущенным. Он сконфуженно рассмеялся, не понимая, говорю я всерьез или шучу.
– Всем не угодишь, – произнес он наконец. – Некоторые женщины реагируют на меня таким образом… Так вот, это просто деньги. Дело в том, что если пронюхают адвокаты Глории, они объявят, что я посылаю ей регулярное содержание. Вы нужны мне как агент, от которого я смогу отказаться. Потому я и не хочу обращаться к кому-нибудь из общих знакомых. Пожалуйста, передайте конверт Глории. В нем нет ничего, кроме наличных денег.
Настал момент принять или отклонить предложение. Я убрал конверт во внутренний карман кожаного пиджака. Даже если он содержал купюры по пять фунтов, сумма, судя по толщине, была немаленькая. Конверт был так перемотан клейкой лентой, что для проверки содержимого мне понадобился бы нож, а если Деклан и Шон снова найдут меня спящим на земле, они решат, что выиграли тотализатор.
– Да, я прошу вас только отдать ей это.
Я начал рыться в кармане в поисках бланка, чтобы написать ему расписку, но ничего не находил.
Тогда я начал писать на чистой салфетке, но Риштон вырвал ее и смял.
– Я не хочу никаких письменных свидетельств. Все это может каким-нибудь образом попасть к ее адвокатам. – Риштон следил за выражением своего лица, и прочесть по нему что-либо мне не удалось.
Такие условия не слишком меня устраивали. Если бы на меня не смотрели косо все клерки в банке, когда я приходил просить об очередном продлении кредита, я швырнул бы конверт ему в морду. Но он безошибочно меня вычислил. За хороший гонорар и освобождение от долгов к Новому году я был готов на любую сделку, хоть сколько-нибудь напоминающую законную. Правда, от этой работы воняло, как от рыбной фабрики.
Риштон уверял, что опасается сам отвозить деньги жене – и в то же время поручал мне сделать это в битком набитом ресторане. Мне не хватало только мигающего неонового знака, или куртки с надписью «посредник» на спине.
– Сколько в этом конверте, мистер Риштон? – спросил я.
– Десять штук, сын мой, – ответил он из-за облака дыма. – Вы знаете, я вам действительно доверяю. А скажите, Дейв, что именно не нравится во мне вашей матери? – Он снова выглядел смущенно.
Я сделал честное лицо.
– Я просто пошутил, Саймон. Она обожает ваши передачи, никогда их не пропускает.
Его черты просветлели. Я не сомневался, что он искренне мне поверил.
Он снова заговорил, гораздо более уверенным тоном, уже не крича. Казалось, он хочет выговориться.
– Дело в том, что… На «Альгамбре» сейчас неважные дела… – Он сделал очень долгую паузу, и я уже решил, что Люси Лонгстафф вчера нанесла своей сопернице тяжкие телесные повреждения. – Прежняя администрация, в которой я играл одну из ключевых ролей, немножко зарвалась – и просчиталась… Слишком много мрамора… слишком много стекла… Словом, промотались, а кончили тем, что решили распрощаться с вашим покорным слугой, не сказав ему спасибо и не назначив персональной пенсии.
Он вдруг стукнул кулаком по столу так, что чашки зазвенели, а зрители отвернулись, чтобы не стать соучастниками какой-нибудь некрасивой сцены.
– Черт возьми! Я сделал эту студию из ничего, вот этими руками! – Он опять заговорил в полный голос. – Вы не представляете себе, каких трудов это стоило в первые годы! Но некоторые из моих оппонентов, особенно один, имеют хорошие связи в государственных структурах… – Его лицо побагровело. – Не Тревоз, этот просто клерк, козявка. Я говорю о другом… Господи, они просто мечтают потопить «Следеридж-Пит»!
Новая пауза означала, вероятно, что я должен оправиться от потрясения. Я ничего не ответил, и он продолжал:
– Простите… Я отклоняюсь от темы… Есть люди, не очень далекие от желтой прессы, которые были бы счастливы заплатить Глории за подробности наших любовных отношений и разнести их по газетным киоскам… Поэтому я хочу, чтобы вы передали ей эти деньги и дали бы ей понять, что это только символическая помощь… что она получит гораздо больше, если будет умницей, но если она начнет болтать… Пусть ее содержит национальная пресса, а за мой счет она жить в Престбери не будет! Вы меня поняли?
– Успокойтесь, Саймон! Вы доведете себя до инфаркта. – Он выглядел почти невменяемым.
Я не поверил ни одному его слову. Что нового могли напечатать о Риштоне газеты? Чего еще не было о нем написано? Если он отправляет Глории десять тысяч через посредника, которого в первый раз видит, – значит, у Глории есть на него что-то очень серьезное.
– Вы не против вернуться на такси? – спросил он, когда мы шли к машине. – Все эти разговоры о сексе… Хочу заглянуть в одно местечко, немного освежиться, перед тем как возвращаться на работу. Не составите мне компанию?
Я коротко попрощался, отказавшись от его любезного предложения, и с радостью отправился искать такси. Он рванул со стоянки с такой скоростью, что я подумал: если он будет продолжать в том же духе, то кончит в доке, под тридцатью футами грязной воды. Однако он притормозил, помахал мне рукой с поблескивающим кольцом и, устремившись в сторону магистрали, скрылся в тумане.
5
Манчестер. Четверг, после полудня.
Стоя в тумане на набережной, я дрожал – не от холода, хотя в самом деле погода стояла нежаркая, – но от ощущения, что попытки удержать на плаву «Пимпернел инвестигейшнз лтд.» уводят меня в несколько сомнительном направлении.Несмотря на промозглый ветер, я не стал брать такси и двинулся пешком в сторону Трэффорд-бара, чтобы сесть на трамвай в сторону центра (довольно смелое решение, если учесть количество наличности в моих карманах). Настроение по сравнению со вчерашним немного улучшилось. Нужно было спокойно подумать. Развязность Риштона возмутила во мне впитанное с молоком матери пуританство, – и тем не менее к чувству отвращения примешивалось что-то вроде восхищения. Этот человек умел выжимать сок из каждого момента жизни – и кое-чего достиг. Ведущий нескольких телепередач, богатый и знаменитый. Человек, которого узнают в лицо, где бы он ни появился. Четыре жены, плюс любовницы, плюс проститутки: секс был необходим ему в огромных количествах. Не очень разборчив, но впечатляюще вынослив. Если он чего-то хотел – желание должно было исполняться немедленно, и никто не мог встать на его пути. Я задумался о собственной сексуальной жизни. Вчерашняя встреча с Делиз была краткой, почти мимолетной.
Скоро я понял, что выбрал плохое время и место для прогулки. Жители квартала, возвращавшиеся домой на машинах, бросали подозрительные взгляды на чужака, спешащего мимо доков. Видно было, что приличная публика перемещается здесь только на колесах. Уличная сырость быстро вытеснила тепло, впитанное с коньяком Риштона. Я перешел на бег. Ветер злобно подталкивал меня в спину.
Джей и его приятель так погрузились в компьютер, что почти не заметили моего появления. Я прошел в свою комнату и наградил себя за пробежку рюмкой скотч-виски.
В дверь заглянул Джей.
– Эта тачка была просто класс. Почему бы вам не обменять на нее свой «ниссан»?
– «Синяя птица» меня вполне устраивает, Джей. Ты, кстати, поставил ее на место?
– За кого вы меня принимаете? Ваша машина в большей безопасности, чем около вашего дома в Чорлтоне, – похвастался он.
Я не стал возражать.
– Ну хорошо, хорошо, я только спросил. А все же кто такой этот Либерти? Я знаю, что сейчас Рождество, но раньше ты как будто не имел привычки приводить к нам посторонних.
– Это долго объяснять, босс…
– Я никуда не тороплюсь.
Джей повращал полусжатыми кулаками, как делал всегда, когда чувствовал замешательство. Вероятно, это означало, что он предпочел бы избежать подробных расспросов, но мне хотелось выяснить истинное положение дел. В конце концов, детектив я или нет? Да, я вынужден был терпеть наглый стиль поведения Риштона, но тот оплачивал мой ипотечный кредит и поддерживал фирму. Джей ничего подобного не делал.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Мальчишка в довольно сложном положении, босс. Я говорил вам, что он глухой? Но при этом он чертовски умен, потрясающе читает по губам. Больше того, он может угадать, что люди говорят, по их движениям, даже когда он не видит губ. Просто феномен! Может понять разговор за сотню ярдов!
– И чем же это ему грозит?
– Ему собираются открутить голову. Он начал прогуливать школу, таскается по улице со всякой шпаной, часто не ночует дома. Мать заявила в полицию, но когда его поймали и привели домой, он рассказал об очень интересном разговоре, который услышал – то есть, получается, увидел – на улице. Копы им очень заинтересовались. Одному социальному работнику поручили наблюдать за ним, но сейчас он в отпуске – да и вообще ему не под силу держать Либерти в узде!
Я рассмеялся.
– Я совершенно серьезно, босс! Если эта уличная банда поймет, что Либерти грозит им неприятностями, они могут просто пристрелить его.
– Все это очень интересно, Джей, но при чем тут ты? – Я начинал заводиться. Моя маленькая фирма уже внесла изрядный вклад в воспитание молодежи, приняв на работу Джея Андерсона, а он собирался навязать на мою голову еще одну жертву социальной несправедливости. Впрочем, подумал я, это, видимо, закон: подобрал одного пассажира, и скоро весь автобус уже трещит по швам. Делиз меня предупреждала.
Джей был озадачен, почувствовав напряжение. Он снова посмотрел на свои руки, крутанул запястьями и мрачно улыбнулся.
– Он мой родственник, босс, – признался он. – Когда отец вышел после первой отсидки, мать его не приняла. Тогда он сошелся с одной белой девушкой из Глазго. Она родила Либерти. Мать думает, что его назвали Либерти – «свобода»– назло ей.
– Значит, он твой единокровный брат?
– Выходит, что так, – угрюмо отозвался Джей.
– Так да или нет? – настаивал я.
– Да, и мне поручили за ним присматривать.
– С какой стати? Для этого есть социальная служба.
Джей явно не соглашался.
– У них ничего не выйдет. Они не заставят его ходить в школу. Он не желает знать ничего, кроме компьютера и своих барабанов. Мне все равно придется вмешиваться.
– А Ловена ничем не может помочь? – спросил я. Мать Джея Ловена Андерсон была опорой местной общины.
– Нет, она его на порог не пускает. Говорит, это мои отношения с отцом, а вы ведь знаете, что он отбывает пожизненный срок в специальном отделении «Барлинни».
Возня с десятилетним пацаном, несомненно, плохо вписывалась в пижонский стиль жизни Джея. Удивляло меня и отношение Ловены. Я знал ее как очень отзывчивую женщину – хотя в данном случае ее, вероятно, можно было понять. Она одна, без мужа вырастила троих детей и, конечно, не обязана была следить еще и за беспризорным отпрыском отца Джея. Тем более что его мать жива и здорова.
Взглянув еще раз на смущенное лицо Джея, я смягчился и, повинуясь какому-то непонятному импульсу, выдал ему 50 фунтов.
– Отвези Либерти на аттракционы – в «Лазерквест» или боулинг. Скажи, что это мой подарок к Рождеству и что поход повторится, если он обещает тебе больше не болтаться по улицам. Возьми машину. На обратном пути завези его домой и возвращайся к пяти часам. И не забудь заполнить бак.
Лицо Джея просветлело.
– Есть, босс! Все будет в лучшем виде!
Не знаю, что сказали бы педагоги о моих методах воспитания, но, кажется, я поступил лучше, чем если бы просто выгнал мальчишку взашей. Деньги можно будет записать на счет Риштона, в графу накладных расходов.
Когда Джей ушел, я положил ноги на стол и задремал, читая учебник судебной медицины. Я еще не брался за дело Мэри Вуд, но за два дня до Рождества это вряд ли имело смысл.
Разбудил меня звонок Кэт Хэдлам. Она говорила очень деловито:
– Хочу поблагодарить вас за возврат машины, но звоню не только за этим. Здесь кое-что произошло, и мне необходимо с вами встретиться. Вы могли бы приехать на «Альгамбру»?
Я всегда знал, что спать на работе вредно, и теперь усиленно старался собраться с мыслями.
Если они с Риштоном собираются отменить мою поездку к Глории в Престбери – прекрасно. В любом случае они должны будут заплатить мне за сегодняшний день.
– Сейчас начало пятого, мисс Хэдлам, а ровно в пять я собираюсь выехать в Престбери. Боюсь, что к вам я не успеваю. Вы не можете объяснить мне суть дела по телефону?
– Я хочу поговорить с вами как раз о поездке в Престбери. Глория уходит с работы только в половине шестого, так что времени у вас предостаточно. Мне необходимо обсудить с вами кое-что очень важное. – Тон ее сделался резче, и мне это не понравилось.
– Если вы хотите отменить нашу сделку – пожалуйста, – сказал я. – Я могу положить десять тысяч в пломбированный контейнер и отослать его с курьером. Вы получите деньги через полчаса.
Когда я произнес «десять тысяч», в трубке послышался сдавленный стон, но Хэдлам быстро взяла себя в руки.
– В таком случае нам тем более необходимо поговорить… если только вы соизволите не горячиться. Дело в том, что мне нужно обсудить все с Саймоном – но непременно в вашем присутствии. Не волнуйтесь, я оплачу ваше время, только, пожалуйста, приезжайте, мистер Кьюнан…
Отказать ей я не мог и снова вышел в холодную зимнюю мглу. Перед выездом я позвонил из машины Джею и велел ему ждать меня у входа в «Альгамбру» сразу после пяти часов.
Скоро передо мной замаячило здание «Альгамбры» с его темными дверными проемами, мрачными навесами, причудливыми арками и кривой крышей – зрелище в сумерках еще более зловещее, чем днем. Против обыкновения, здесь было пустынно. Когда я прибыл на место вчерашней унизительной сцены, мой враг Пултер дежурил у входа один.
Взгляд его был холоден, как зимний вечер.
– Поднимайтесь в кабинет мисс Хэдлам. Она ждет вас. Вы знаете, как пройти, – резко отчеканил он.
Дорогу я и в самом деле нашел без труда, ориентируясь по кричащим картинам на стенах. Студия пустовала.
В кабинете у Хэдлам я застал только ее и Риштона. Маленькая фигурка знаменитого ведущего, вдавленная в подушки низкого дивана, напоминала манекен или причуду модного скульптора. Хэдлам сидела за своим столом. В воздухе висело напряжение, оба молчали. Хэдлам предложила мне сесть на низкое кресло напротив Риштона, но, взглянув на его лицо, я счел благоразумным отказаться.
В углу стоял стул – стальная конструкция в форме радара с натянутым на нее кожаным сиденьем. Когда я опустился на него, радар жалобно заскрипел, но выдержал. Теперь я оказался на одной высоте с Кэт Хэдлам, а Риштон сидел напротив нас почти на полу.
– Мы говорили о том, действительно ли вам стоит отправляться к Глории, – нерешительно начала Хэдлам.
– Об этом говорила ты!– вскричал Риштон. – Я не собирался ничего менять!
Зная взгляды Риштона на вмешательство женщин в его планы, я начинал сомневаться, что сидящую за столом даму ждет роль его спутницы. В лучшем случае ей светило сохранить место в резервном подразделении. До сих пор в общении с этой парой я вел себя как кроткая овечка. Вчера вечером разговор взяла на себя Делиз, сегодня за ланчем я лишь слушал Риштона. Мне это надоело.