Она обвила себя руками и ходила по комнате, недоумевая, как она могла мгновенно отказаться от обретенного счастья? Да, но чтобы сохранить его, надо сказать Джейми всю правду о себе.
   Раздался тихий стук в дверь. Кто это мог быть? Свою горничную Брайенна отослала спать. Снова Мариза?
   Стук повторился, мужской голос позвал:
   – Брайенна!
   «Это Джейми», – испуганно подумала молодая женщина.
   Накинув пеньюар, она подбежала к двери и отодвинула задвижку. Мужчина и женщина оказались лицом к лицу.
   – Вы разрешите мне войти? – спросил он.
   – Уже очень поздно, .. – слабо протестовала она.
   – Да, извините, я не думал, что так поздно, – сказал Джейми, решительно входя в комнату. – Но что это такое? – спросил он, увидев наполовину уложенные сундучки. – Вы куда-то уезжаете?
   Он обернулся к ней. Брайенна стояла в пеньюаре, украшенном кружевами и бантиком у ворота. Ноги ее были босы.
   Она отвернулась от Джейми, почувствовав себя не одетой. «Не смешно ли, – подумала она, – скромничать перед мужчиной, который сегодня прижимал к себе ее обнаженное тело?» Джейми выжидательно глядел ей в глаза.
   – Я хочу вернуться в Ирландию, – с трудом выговорила она.
   – И вы собирались отправиться туда, не известив меня?
   – Да, я хотела.
   – Хотела?
   – Но передумала. Мариза отговорила меня.
   – Благодарю Бога за это.
   – Я поняла, что нанесу вам обиду, уехав без предупреждения.
   Джейми подошел к ней вплотную, поднял ее лицо за подбородок, нагнулся и поцеловал ее, нежно прижав к себе.
   – Я люблю вас, Брайенна.
   – Я тоже люблю вас. И всю жизнь буду любить.
   – Тогда почему же вы хотели уехать?
   – Я… боялась, – с трудом выговорила она.
   – Но чего же?
   – Того, что наши отношения оборвутся… Это неизбежно.
   – Почему же? – спросил Джейми. – Разве я непостоянный человек? Никогда, моя любимая, я не давал опрометчивых или ложных обещаний. – Вдруг у него возникло сомнение:
   – Может быть, ваша семья будет возражать против брака со мной? Ведь я англичанин, некатолик и не занимаю видного положения в обществе…
   – Моя семья была бы счастлива, если бы я соеди – инлась с тем, кого полюбила. Нет, Джейми, – пылко сказала она, – я должна оставить вас ради вас самого.
   – Ради меня? – сказал он, выпуская ее из объятий. – Вы думаете, что должны разбить мне сердце в моих же интересах!
   Брайенна схватила Джейми за руку и подвела его к маленькой софе. Он сел рядом с ней, глядя на нее спокойным ясным взглядом. Она крепко сжала его теплую руку и, наконец, решилась.
   – – Я не могу дать вам детей. Я бесплодна.
   Джейми молчал, понимая, как трудно было молодой женщине решиться на такое признание. Он понял: она отказывалась от любви, чтобы он мог иметь наследника.
   Брайенна была испугана его молчанием. Значит Мариза ошибалась?
   Джейми поднес ее руку к губам и поцеловал каждый палец, потом нежно поцеловал ладонь.
   – Любовь моя! – сказал он. – Я хочу вас. Люблю вас. Если надо выбирать между вами и наследником, я выбираю вас без всякого раздумья. Потерять вас – выше моих сил.
   Золотисто – карие глаза Брайенны наполнились слезами.
   – Вы по-прежнему хотите жениться на мне? – недоверчиво спросила она.
   – Если вы окажете мне честь принять мое предложение.
   – О, дорогой мой Джейми, – прошептала Брайенна, прильнув к нему, – стать вашей женой – для меня – честь и радость…
   Джейми, обняв Брайенну одной рукой, ласково гладил ее темные кудри.
   – Любимая моя, сердце мое, я не могу обеспечить образ жизни, достойный вашего происхождения, но я сделаю все, чтобы «ы не пожалели о своем решении!
   – Вы дадите мне счастье, – прошептала Брайенна, – и я испытаю его впервые в жизни. – Душа ее переполнилась благодарностью Маризе, и она пожелала кузине проложить тропу любви к ожесточенному сердцу Бьюкенена.
   Ведь любовь, поняла наконец Брайенна, – самая могучая, непреодолимая сила в нашей жизни.

ГЛАВА 24

   Холодный ужин, заказанный Маризой, стоял на столе, покрытый салфеткой. Она ожидала своего мужа.
   Дуновение воздуха из открытого окна слегка шевелило легкие кудри, падающие на щеки; волны каштановых волос, распущенных по плечам – отливали золотым блеском. Комната была ярко освещена множеством зажженных свечей.
   Мариза нагнулась над сундуком, стоящим у стены, достала два длинных узких шелковых шарфа, недавно купленных ею, и подергала их, испытывая прочность. Удовлетворенная, она бросила полоски шелка обратно в сундук. Едва она успела закрыть обитую изнутри бархатную крышку, стукнула дверь спальни.
   Мариза удивленно оглянулась – у дверей стоял Кэм.
   – Не было заперто, – сказал он, пристально глядя на Маризу. На ней было необычное одеяние – прямое платье сочного зеленого цвета, такого же, как изумруд в ее кольце. Глубокий треугольный вырез, обшитый золотым шнуром, щедро обнажал грудь; платье было подпоясано золотым шнуром с изумрудной застежкой и под платьем, очевидно, ничего не было надето. Кэмерон видел движения стройных ног Маризы, которая шла ему навстречу, и высокую грудь, обтянутую зеленым шелком.
   Его тело словно охватило жаром, как будто он вошел с холода в натопленную комнату.
   – Вам нравится мой наряд? – приветливо спросила Мариза, легко ступая по ковру в своих мягких туфельках.
   – Я никогда такого не видел, – ответил Кэм, добавив про себя: «такого соблазна». Если б он не знал Маризы, то подумал бы, что она переняла приемы куртизанок – искусительниц.
   – Это – с Востока. Называется «кафтан», – непринужденно заметила Мариза.
   – Откуда это у вас?
   Мариз бросила на него лукавый взгляд.
   – А вы знаете, что мои предки еще в средние века вели торговлю с Востоком? И сейчас наши корабли Привозят товары из Индии и других стран. Но этот «кафтан» привезен давно, если он из Индии, то может быть, еще во времена Великих Моголов. Любимые жены и наложницы падишаха в этой одежде принимали своего повелителя. Когда мы были в Дорсете, моя бабушка нашла его в одном из сундуков и подарила мне. Она подумала, что мне понравится. И мне действительно очень нравится. – Мариза медленно повернулась кругом, и зеленые волны легкого шелка заструились вокруг ее тела.
   «Будь я падишахом, – подумал Кэм, – я сорвал бы с нее это диковинное платье, осязал бы ее тело руками, жадно прижался бы ртом к ее губам, и слился бы с ней, как тогда, в коттедже». Ее стон и потом крик восторга, победный крик наслаждения ожили в его памяти.
   – Вы тоже, милорд, одеты сегодня не так, как обычно, – услышал он веселый голос Маризы. Она протягивала ему серебряный кубок с вином.
   На Кэме был костюм, какой Мариза видела когда-то в детстве, проезжая с родителями через Шотландию. На нем была снежно – белая рубашка из льняной ткани, еще пахнущая солнцем, должно быть, ее только что сушили после стирки. А вместо коротких штанов – юбка из клетчатой ткани цвета Бьюкененов. На икрах было темно – серые шерстяные носки, на ногах – открытые черные туфли с низкими каблуками.
   Когда он брал из ее руки кубок, пальцы их на краткий миг соприкоснулись. Мариза потупилась. Кэм, отпивая глоток сладкого вина, думал о том, как сладостно было бы впивать аромат груди, жадно лаская все ее тело, слизывать выступившую на нем опьяняющую влагу.
   Маризу бросило в жар от его взгляда, который как будто раздевал ее, и она почувствовала, как под тонкой тканью платья напрягаются ее груди и отвердевают соски. Она заставила себя отвернуться и сдержать свои эмоции, это было необходимо для того, чтобы осуществить свой план.
   – Садитесь, пожалуйста, за стол, – сказала она тоном любезной хозяйки. – Ваш костюм – из Шотландии, не так ли?
   – Да, его привез мне в подарок отец, – сказал Кэм. Мариза поглядела на него – в одежде родного края он вдруг показался ей незнакомцем, и она почему-то почувствовала себя менее скованной и напряженной, и ее непринужденный тон давался ей легче. Кэм сел в низкое кресло и оглядел комнату.
   – А где же Лайонхарт? – спросил он о черном котенке, который всегда находился в комнате Маризы.
   – Я отнесла его в детскую, Эльсбет захотела поиграть с ним. Котенок развлечет ее, – не то она может затосковать в новом доме на первых порах. Потом она привыкнет и поймет, что если в жизни что-то меняется, то что-то остается неизменным. Ведь в Шотландии у нее, конечно, был котенок.
   Кэма тронула забота Маризы о его дочери.
   – Я должен был раньше рассказать вам о моей маленькой лесси, – сказал он.
   – Не беспокойтесь об этом, – возразила она.
   – Нет, я должен сказать. Я люблю свою дочку.
   – И она вас тоже, – заметила Мариза. – Она показала мне серебряный медальон с вашим портретом и гордо сказала: «Это мой папа».
   – Правда? – задумчиво спросил Кэм. Мариза уловила в его голосе тоску, потребность любви вопреки неверию в то, что его, обезображенного, можно любить.
   – Да, – подтвердила она. – Эльсбет любит вас, как я счастлива, что сейчас она с вами. – Мариза отпила глоток вина и украдкой посмотрела на Кэма, который поставил свой кубок на стол и больше не брал его. А она рассчитывала, что он осушит кубок сразу, ведь от этого зависел успех ее плана. – Эльсбет даже спрашивала меня, останется ли она здесь или уедет с бабушкой и дедушкой.
   – И что вы ей сказали? – спросил Кэм с наигранным безразличием. Он взял наконец кубок и осушил до дна.
   – Я сказала ей, что она будет жить у нас, и мы этому рады. Угадала ли я ваше желание?
   – Вы поступили великодушно, – признал; Кэм, – не глядя на Маризу.
   – Чепуха, – отрезала Мариза. – Она ваша дочь. Леди Терн сказала мне, что мать Эльсбет умерла в родах. Могу ли я отказать сироте вправе жить со своим отцом?
   – Она – незаконнорожденная. Я не венчался с ее матерью.
   – Для меня это не имеет значения.
   – Благодарю, – просто сказал Кэм.
   – Я люблю детей, милорд, они оживляют дом, – сказала Мариза и, откинув салфетку, накрывавшую еду, жестом пригласила Кэма отведать угощения. Стол был заставлен холодными закусками: гусь, ветчина, цыпленок, оленина, копченый лосось, сыр. На красивом блюде горкой лежали яблоки, на другом – инжир и финики. – Пожалуйста, возьмите, что вам нравится, – сказала Мариза и отрезала себе острым ножом кусочек сыра. – Эльсбег еще спросила меня, может ли она называть меня мамой, – сообщила она, стараясь не выдать, как растрогал ее вопрос ребенка.
   – Ну, и что же вы ответили? – спросил Кэм, не глядя на Маризу.
   – Я сказала ей, что буду этому рада и хочу называть ее дочкой. Даете вы на это согласие?
   – Да, еще бы! – Длинные губы Кэма изогнулись в довольной улыбке, пронзительный синий взгляд смягчился. Он смотрел на Маризу, освещенную пламенем свечей. Последние недели между ними царило отчуждение, и вдруг она присылает ему приглашение на ужин, надевает этот наряд искусительницы, смотрит на него неотступным ласковым взглядом.
   Мариза увидела, что Кэм прикрыл рукою зевок. Сонное питье начинает действовать! Оно не причинит ему вреда, через час – два его действие пройдет. Мариза как раз успеет сделать то, что задумала. А Кэм, вдобавок, облегчил ей задачу, , надев сегодня вечером шотландскую юбку.
   Кэм снова зевнул.
   – Простите меня, – сказал он, не понимая, почему вдруг начинает впадать в сонное оцепенение.
   – Как долго пробудут у нас ваши родители? – спросила Мариза, скрывая восторг, – ее план начинал удаваться.
   – Точно не знаю, – невнятно пробормотал он. Его подбородок уткнулся в грудь, веки смыкались.
   «Господи Боже, что это со мной?» – смутно подумал Кэм. Ведь он не чувствовал никакой усталости, когда вошел в эту комнату. Он загорелся при виде Маризы в ее удивительном «кафтане», и все его тело затрепетало от возбуждения, так ясно видны были под тонким шелком ее тонкая талия, полная грудь и маленькие круглые ягодицы. Нет, сонливости и усталости в нем тогда и в помине не было.
   – Вы же ничего не едите, милорд. Или вам не нравятся блюда? Я закажу тогда на кухне то, что вам по вкусу, только скажите!
   Голос Маризы доносился до Кэма словно издалека. Да, он хотел «других блюд» – ее губ, ее ласкающих рук… ее любви! – «Да, – понял он, – я страстно желаю, чтобы она всем сердцем полюбила меня! Но она не сможет. Красота не в состоянии полюбить уродство. Ни одна женщина не сможет».
   «Ты так считаешь? – насмехался внутренний голос, – твоя дочка смогла же!».
   – «Это другое дело, – возразил Кэм, – она моя плоть и кровь». Внутренний голос не унимался: «Так же как и твоя мать. Но она-то не выдержала испытания».
   Кэм посмотрел на сидевшую напротив него красавицу – жену. В ней – его надежда на исцеление и новую жизнь. Он полюбил ее прекрасное тело и ее такую же прекрасную душу – ее силу, целеустремленность, искренность, верность родным и близким, преданность королю. Но он не отважится сказать ей, что полюбил ее. У Кэма закружилась голова, и он решил уйти, но, с трудом поднявшись на ноги, пошатывался и у него стало темно в глазу….
   – Кэмерон, – закричала Мариза, подбегая k – нему и обвив его руками за пояс. – Вам нужно лечь, идемте же, – она подталкивала его к кровати.
   – Нет, я пойду в свою комнату, – вяло возражал он. Кэм испытывал отвратительное чувство слабости и беспомощности.
   «В чем дело? – промелькнуло в его сознании. – Я выпил всего лишь кубок вина, и голова у меня всегда была крепкая. И ведь Мариза тоже осушила свой кубок». Кэм почувствовал, что его уложили на мягкий матрац.
   – В мою комнату! – настойчиво повторил он, но сразу словно провалился в беспамятство.
   В последнем проблеске сознания он услышал нежный голос, шепчущий ему прямо в ухо:
   – Тише, милорд. Вам надо отдохнуть! – и ощутил, как его голова погружается в мягкие подушки.
   Мариза выждала несколько минут и, снова посмотрев на мужа, увидела, что он погрузился в глубокий сон. Питье подействовало. Он лежал на правом боку, обезображенная правая половина лица погрузилась в подушку, и Мариза залюбовалась его ангельским левым профилем. Золотистые ресницы тихо опущены на щеки, рот изогнут, как лук Купидона, и Кэм дышит во сне неслышно, как ребенок.
   Опуская на постель его тело, Мариза заметила то, чего не видела раньше, – шрамы, покрывающие правое колено, и явно неправильно сросшиеся кости. Пальцы ее нежно погладили изуродованную ногу, и она снова перевела взгляд на его лицо, ангельски кроткое и спокойное в глубоком сне. «О любовь моя, – воззвала она в душе к мужу, – я хочу облегчить твою боль и сделаю это».
   Мариза подошла к сундуку в изножье кровати, достала узкие шелковые шарфы и привязала их к перекладине изголовья. Сделав все, что она собиралась сделать, она вернулась к накрытому столу, взяла с блюда сочный кусок куриной грудки и впилась зубами в белое мясо. Через два часа Кэмерон проснется. Она должна подкрепиться для предстоящей битвы.
   Кэм проснулся и открыл здоровый глаз. Он все еще находился в спальне жены и, очевидно, заснул на ее кровати.
   Когда он попытался встать, он почувствовал, что связан. Паника охватила его. Пресвятой Иисус! Он был привязан к кровати. Шелковые ленты крепко связывали его руки и ноги. Он все еще чувствовал тяжесть в голове.
   Мариза связала его, но с какой целью? Значит, она зачем-то опоила его настоем сонных трав. Как она посмела?
   – Мариза! – закричал он. – Развяжи меня немедленно!
   – Успокойтесь, успокойтесь же. Я здесь, с вами, мой дорогой муж, – нежно прошептал женский голос.
   – Что это значит? – он продолжал дергать свои путы.
   – Как вы себя чувствуете? – спросила Мариза, садясь на краешек кровати.
   – Как, по-твоему, я могу себя чувствовать? – гневно спросил он. – Как пленник.
   – Значит, теперь вы лучше поймете меня, милорд, – когда вспомните, как вы привязали меня к кровати в коттедже.
   – Это другое дело! – сердито воскликнул он.
   – Почему? – Мариза подняла красивые каштановые брови. – Потому что я – женщина, а вы – Мужчина?
   – Не поэтому. Я должен был так сделать.
   – Почему – должен? – спросила она, положив руку под рубашку на его широкую грудь и пощипывая волоски на ней.
   – У меня были свои причины, – угрюмо ответил он, явно не желая что – либо объяснить ей.
   – Но мне недостаточно такого ответа, уверяю вас, милорд, – насмешливо возразила она.
   – Это нужно было.
   – Нет, это не ответ. – Мариза нагнулась над мужем, чтобы проверить, крепко ли завязаны широкие шелковые ленты в изголовьи кровати. Она почти коснулась его своей горячей грудью, и мужская плоть его восстала. Проклятье! Ведь он связан и не может даже дотронуться до нее.
   Как ни странно, страха он не чувствовал. Раздражение, досаду, но не страх. Кэм поглядел в зеленые глаза жены. С каким гнусным злорадством глядела на него эта женщина, Фейт Беллэми, когда привязала его к кровати. Глаза Маризы смотрели на него ясным и чистым взглядом. Он не прочел в их изумрудной глубине ни жажды мести, ни ненависти, ни предательства – только быстро промелькнувшая тень обиды, гнева, когда она напомнила ему о ночи в коттедже. Мог ли он поведать ей правду? Мариза ждала ответа. В тишине комнаты раздавался стук настенных часов. Через открытое окно донесся крик какой-то птицы, лай собаки.
   – Это было сделано для того, чтобы я не видела, как обезобразила вас другая женщина? – Мариза протянула руку и нежно погладила Кэма по обезображенной щеке.
   Он резко повернул голову, отклоняясь от ласки.
   – Можешь не отвечать, – я знаю, этого ты и боялся. Я знаю, как отпрянула от тебя родная мать, увидев тебя обезображенным, когда ты вернулся, в Шотландию.
   – Она рассказала тебе? – Кэмерон едва мог поверить, что его мать решилась на такую исповедь его жене.
   – Да. Ее поведение заслуживает упрека, но, – четко выговорила Мариза, – я – не она.
   – Да, – язвительно засмеялся Кэм, – это сейчас ты ведешь такие речи. А вот как увидишь, отпрянешь в ужасе, как и она. И не пытайся.
   – Нет, – сказала Мариза, – я решила, и я попытаюсь.
   Она положила руку на широкую грудь Кэма, отстегнула золотую застежку, скалывающую ворот и завернула рубашку вверх, обнажив грудь, поросшую темно – золотым волосом. Потом подошла к своему рабочему столику, взяла позолоченные ножницы и снова подошла к Кэму.
   – Что ты собираешься делать?
   – Убрать ненужную материю. – Она кромсала рубашку, пока та не превратилась в клочья. Потом она бросила ножницы на пол и, окончательно разорвав ткань руками, обнажила правую сторону груди Кэма, покрытую страшными шрамами. У Маризы перехватило дыхание.
   – Ну, теперь хватит с тебя? – сурово спросил Кэм. Мариза ответила, сперва наклонившись и поцеловав ужасную борозду.
   – Это знак доблести и верности на службе родине и королю.
   – Это знак моего неразумия и недооценки коварной шлюхи, – с досадой возразил Кэм.
   – Всем случается ошибаться в жизни. Доверься мне, Кэмерон, – настойчиво попросила Мариза.
   – Незачем, лучше…
   – Перестань!
   – Нет, ты перестань! – пытался убедить Маризу Кэмерон, – не то пожалеешь, а мне станет еще хуже.
   – Как ты смеешь говорить со мной словно с неразумным ребенком? – глядя ему в лицо, твердо сказала Мариза. – Я знаю, кого я хочу, кого я люблю – тебя!
   – Любишь? – Кэм был потрясен пылкими словами жены. Но ведь теперь будет еще ужаснее, когда она обнажит все его тело и увидит его уродство.
   – Да, люблю, – сказала Мариза. Гневно выпалив свое признание, теперь она была полна нежности. Руки ее быстро расстегивали серебряную пряжку широкого кожаного пояса, держащего клетчатую юбку.
   – Проклятье, что ты делаешь! – вскрикнул Кэм. Мариза словно и не слышала его, тихонько отгибая ткань, словно разворачивала заботливо обернутый драгоценный камень.
   Кэм закрыл свой зрячий глаз… Он не хотел уввдеть, как исказится ужасом лицо Маризы
   Под клетчатым пледом на Кэме ничего не было. Крестообразные шрамы испещрили правую ногу выше колена, и самый страшный шрам тянулся вдоль правой половины живота, доходя до самой мужской плоти Кэма.
   Он почувствовал на своем животе горячие капли. Слезы? Жалость? Кэм неистово рванулся из пут. Но Мариза склонилась еще ниже, ее волосы защекотали мужскую плоть Кэма, а губы припали к ней, лаская и целуя. Никогда Мариза не осмелилась бы на это, если бы не верила всей душой, что ее любовь исцелит любимого… и если бы не бабушкина книга, раскрывшая ей мир любви.
   Губы Маризы осыпали тело Кэма дождем поцелуев, шелковистые пряди распущенных волос ласкали его кожу. Она целовала шрам все выше и выше, пока не дошла до темно – золотого треугольника волос на груди Кэма. Пальцы ее тянули кудрявые волосы, а язык вылизывал сосок груди, как Кэм делал с ней самой.
   – Приятно тебе? – прошептала она, зная, что ответ будет утвердительный.
   – Уж как приятно, лесси, девчонка моя… – почти простонал Кэм. Восторг охватывал его тело, словно лесной пожар.
   Мариза продолжала свое нежное путешествие, покрыв поцелуями каждый шрам на плече, на груди и на шее, и, на минуту прильнув головой к груди Кэма, с наслаждением вдохнула запах его разгоряченной кожи, мужской запах, – ответ на ее ласки.
   Оставался последний шрам и, погрузив свою руку в золотые кудри Кэма, она одним движением сдвинула черную повязку. Обнажилась иссеченная шрамами глазница вытекшего, выдавленного глаза. Кэм вскрикнул. Его единственный голубой глаз глядел в ее зеленые глаза пронзительно и гневно, – ведь она обнажила его последнюю тайну.
   – Ну, теперь вы все увидела, что хотели?
   – Я увидела человека, – торжественно сказала Мариза, – который претерпел великие страдания и проявил великое мужество. Человека, более отважного, чем вся королевская рать. Я люблю тебя, Кэмерон Бьюкенен, даю тебе в этом нерушимое слово Фицджеральдов, – сказала Мариза, – наклоняясь и целуя слепой глаз, а потом прильнула к чувственным губам Кэма.
   И его губы ответили ей страстным поцелуем, в котором он выразил всю так долго скрываемую любовь и нежность к ней. Его жена совершила чудо – Кэмерон больше не был пленником в тюрьме одиночества.
   – Она заставила его понять всемогущество любви, заставила поверить тому, что он считал невозможным.
   – Развяжи меня! – прошептал он.
   – Еще рано, – нежно ответила она, продолжая осыпать его тело дождем милых маленьких ласк. Потом она начала вылизывать его, дюйм за дюймом, и его тело плавилось от наслаждения. Инстинкт и уроки бабушкиной книги делали Маризу одновременно робкой и смелой, ученицей и искушенной женщиной, готовой пройти все фазы любви.
   Кэм хрипло дышал, его грудь поднималась и опускалась, пока Мариза нежно и дерзко ласкала его член, и Кэму казалось, что он сейчас взорвется от наслаждения.
   – Можно, я буду сверху, милорд? – отважно спросила она.
   – Давай, лесси! – одобрил ее нетерпеливый Кэм. – Давай, скорее!
   Завернув ввехр подол кафтана, Мариза кошачьим движением прильнула к Кэму и, погрузив его член в свое лоно, начала раскачиваться над ним, омывая его при этом шелковой волной волос.
   Горячий, набухший член входил в женскую плоть все глубже и глубже, Кэм двигался в такт с Маризой, и с каждым движением они приближались к моменту экстаза.
   Мариза застонала, и Кэм в последнем толчке излил в нее свое горячее семя. Мариза прильнула к груди Кэма, орошенной потом, ее платье тоже было насквозь влажным.
   Крики экстаза мужчины и женщины звучали как песнь торжествующей любви. В необычном обратном соединении Кэм снова почувствовал себя полноценным мужчиной, который дарит радость женщине. Женщине, которая его любит, которая вернула к жизни его тело и душу.
   – Я люблю тебя, – прошептал он. Мариза замерла, не веря своим ушам.
   – А как же с другой женщиной? Той, о которой ты мне говорил, что любишь ее и не можешь добиться ее любви?
   – Эта женщина – ты! – прошептал Кэм проникновенно.
   – Я? – моргнула от удивления Мариза.
   – Да. Я полюбил тебя уже давно.
   – Почему же не сказал об этом?
   – Разве не ясно? Боялся. Она перевела дыхание.
   – Боялся, что убегу от тебя, увидев твое тело?
   – Да, – признался он. – Теперь, когда увидела, ты знаешь, что у меня были основания бояться этого.
   – Ну, а наша свадебная ночь? Почему ты отказался от меня?
   – Мне почудилось, что ты надменно снисходишь ко мне. Моя гордость взбунтовалась.
   – Ну, а я тебя сочла надменным, – сказала она, сердито стукнув кулачком по его груди. – Ведь я была готова…
   – К чему?
   – Исполнить свой долг, – честно признала она. – Ведь я дала обеты Богу перед Королем.
   – И для тебя неважно было, что твой муж – Чудовище?
   – Ты не Чудовище, – улыбнулась Мариза.
   – Нет, ты ответь на мой вопрос. Легла бы ты со мной в постель, если бы я вызывал в тебе отвращение?
   – Да, – ответила Мариза. – Я держу свое слово. Это в крови Фицджеральдов.
   – И Бьюкененов тоже, – заметил Кэм.
   – Ну, чего же ты теперь хочешь, дорогой? – нежно проворковала Мариза.
   – Развяжи меня, – потребовал Кэм.
   – Теперь можно.
   Кэм потер запястья, которые Мариза освободила, и смотрел, как она аккуратно свернула шелковые полосы и уложила их в свой сундучок для одежды. Потом он стряхнул с себя оставшиеся клочья рубашки, сбросил на пол шерстяные носки и протянул к Маризе левую руку с длинными пальцами.
   – Иди сюда, – позвал он.
   Мариза поспешила на его зов. Он оглядел ее с макушки до пят и хрипло прошептал:
   – Сними же платье.