Лири Патрик О. Невозможная птица

   Иногда ненадолго устанавливалась тишина. Потом снова шаги, и человек в белом, и дети опять начинали кричать.
   И эта кашица, которую им заливали в рот, на вкус как прогорклый желатин. Половники для жаркого^[59]. Он вспомнил: вот что для этого использовали. Половники для жаркого.
   Изредка выдавались спокойные часы. Он поворачивался к мальчику на соседней койке. Мальчику, который плакал больше всех. «Папа, папа, папа». Костлявый маленький японский мальчик на соседней койке, который называл себя «Кио». Самый младший в их комнате и самый напуганный. «Я хочу домой», — кричал он. Чёрные доверчивые глаза, окружённые ужасными коричнево-жёлтыми синяками. И Майк дал клятву. «Я вытащу тебя из этого, Кио. Клянусь. Когда-нибудь я вытащу тебя из этого». И мальчик, не верящий ему, желающий ему поверить. Верящий. Плачущий. Благодарящий его.
   В этот день Майк дал себе обещание, которое будет держать до конца своей жизни. Он никогда больше никому не будет верить, никогда не ослабит контроль, никогда не будет пешкой в чьей-то игре. Он поклялся. Он скорее умрёт, чем допустит, чтобы это случилось снова.
   И эти облака, которые они насосом закачивали в комнату. И птицы. Птицы, порхающие повсюду. Протяжённый, вибрирующий гул, который не смолкал ни днём ни ночью. И иногда ему казалось, что он слышал голос, зовущий его по имени откуда-то издалека.
   И иголки.
   Именно там он научился уменьшать вещи. Он мог переместить себя далеко-далеко отсюда, шагнуть за пределы запахов и криков, пройти сквозь сочащуюся кирпичную стену и красную неоновую вывеску и посмотреть на все это глазами птицы, парящей высоко в небесах. Съёмка с крана. Фокус, благодаря которому любой объект становился настолько маленьким, что он мог зажать его между большим и указательным пальцами. И как бы близко они к нему ни подходили, они никогда не могли его достать.
   Он смотрел на них из далёкого-далёкого далека.
   Как стая птиц, летящая высоко над двумя мальчишками, лежащими в пшеничном поле.
   По ту сторону красного неонового огня за окном, никогда не прекращавшего вспыхивать и гаснуть:
   ТЕН ВОРЕМОН.
   Майк вспомнил. Кио произнёс это странное слово в магазине «7-Eleven». Он подумал тогда, что тот говорит по-русски.
   — Тен-во-ремон, — прошептал Майк и открыл глаза. — Номеров нет.
   Кио плакал и курил.
   — Я знал, что однажды ты придёшь, Майк. Я всегда знал, что ты придёшь.
   — Кио? — спросил он. Это был первый раз, когда он назвал его по имени.
   Кио кивнул.
   Помолчав долгое время, Майк спросил:
   — Они делают это с Шоном?
   — Да. Вот почему я здесь. Вот почему мы должны остановить их.
   — Убить их, — сказал он. — Назовём это своим именем.
   — Убить их.
   — И мальчика тоже, — сказал Майк.
   — Да.
   — И он будет мёртвым мертвецом.
   — Да, — сказал Кио, вытирая слезы.
   — Что происходит с мёртвыми мертвецами? — спросил Майк.
   — Они отправляются домой.
   Какое странное слово: домой. Оно застряло в его мозгу, как непроизносимое имя. Что бы это могло значить — домой? Дом — это место, где ты стираешь бельё. Где ты спишь. Он постоянно жил в отелях. Что такое дом? Это то, что было у Денни. Жена и ребёнок. Закладная и ограда из планок. Место, где лучше, чем в гостях. Место, куда тебя приглашают к себе. В страшной ярости Майк понял, что не имеет ни малейшего представления, о чем идёт речь. Он никогда не бывал там.
   Он встал и подошёл к шкафчику, отпертому Кио. Взял банку с жидкостью для зажигалок и полил из неё кучу. Перья в тех местах, куда попала жидкость, потемнели. Он выхватил у Кио сигарету изо рта и швырнул её в спящих птиц. Пламя побежало дорожками там, куда плеснула жидкость, крест-накрест перечёркивая кучу, иногда ныряя в расщелины. Дым разрастался. Огонь охватил птиц. Через несколько минут это был уже настоящий костёр, полыхающий в углу раздевалки. Майк ждал, что раздадутся крики толпы людей, но ничего не услышал. Они приняли это так же, как тот буддийский монах во Вьетнаме. Они даже не проснулись.
   Он представил себе, что сжигает кучу видеоплёнок, коллекцию садистских фильмов. Правда, он предполагал, что в этом не было большого смысла. Корректоров, скорее всего, снабдят новыми птицами, когда они возвратятся в следующий раз. От кучи шёл сладковатый запах, как от горящей травы. Дым чёрной колонной, как из дымовой трубы, поднимался к потолку, где разбивался, заворачиваясь по краям, образуя что-то вроде облака. В пятидесятых был такой примитивный эффект, ещё до цифровой обработки: облако чернил выпускалось через шприц в ёмкость с водой, наполняя её образами демонической угрозы, или божественного возмездия, или кильватерными следами НЛО.
   Он хотел сжечь весь мир. Он хотел домой.
   Удовлетворённый, он повернулся к Кио.
   — Вы планировали эту операцию годами?
   — Да. У меня есть все коды. Как только ты будешь готов, мы раздавим их. Хоть сегодня ночью.
   Майк сказал:
   — Так давай сделаем это.
   Кио встал перед ним на колени в странном порыве восхищения и благодарности.
   — Осанна, — сказал он.
   — Заткнись, — ответил Майк. — Отдай мне мою пушку.

ПАПА?

   В течение долгого времени Дэниел рассматривал человека в бумажном костюме. Человека, который утверждал, что был его отцом.
   — Есть вопросы? — спросил наконец Клиндер. Дэниел решился на самую большую грубость, какую
   мог придумать. Игнорировать вопрос. Лишить его удовольствия. По правде говоря, он не был уверен, что смог бы ответить — в его глотке застрял комок. Но слова вырвались из него против воли, удивив его самого. Такое ощущение, что он ждал всю свою жизнь, чтобы сказать это.
   — Почему ты бросил нас?
   — Твой любимый вопрос — почему, не так ли? Я учёный, сынок. Я спрашиваю — как? — Он посмотрел в лицо Дэниела. — Было вторжение, господи боже мой! Мы были в осаде. Под угрозой завоевания. Не зная, как защищаться. Я был нужен моей стране. Я был нужен всему миру. Что я должен был делать?
   Странно, но благодаря этому Дэниелу стало легче отвергнуть его. У Клиндера не было ответа на самый важный вопрос его жизни. Это сказало ему все, что он хотел знать. Доктор больше не мог причинить ему боль.
   — Дядюшка Луи был единственным, что у меня было вместо отца. Он был настоящей сволочью, но он был рядом.
   — Прости. Я надеялся, что ты поймёшь. Поскольку, честно говоря, мне нужна твоя помощь, Дэниел. Такие отрывки, как этот — наши лучшие люди годами работали над ними. И мы истощили свои возможности. Ничто из того, что они делают, уже не имеет смысла. Мы думали, что ты сможешь уговорить Шона… ну, как бы это сказать, снова наладить связь.
   — Снова?
   Повисла неуютная пауза.
   — Он единственный, с кем они вообще говорят. А он ничего нам не рассказывает.
   — Когда они в последний раз говорили с тобой? — спросил Дэниел.
   Клиндер сглотнул.
   — Восемь лет назад.
   — Восемь лёг?
   Клиндер, нахмурившись, кивнул.
   — Ты имеешь в виду… Все это, — Дэниел обвёл рукой вокруг, охватывая весь комплекс, процедуры, бюрократию, философию Перешедших — все это, все эти хитроумные разработки — все это… просто догадки?
   Клиндер сложил руки перед собой и стал сцеплять и разжимать пальцы.
   — Это… был довольно спорный проект. Мы… вынуждены были оперировать предположениями и устаревшими данными. Но… мы достигли значительной достоверности в чертовски нестабильных условиях. И люди верят в меня.
   — Видимо, это означает да , — сухо сказал Дэниел.
   — Ты нужен нам, Дэниел, — повторил Клиндер, вращая руками, словно пытался заклинанием решить проблему. — Как переводчик. Как расшифровщик кодов, если хочешь. Мы думали, что ты, возможно, будешь в состоянии помочь нам.
   Бог мой, подумал Дэниел. Вот почему они его захватили. Дневник не был кодом. Они просто хотели отделаться от него, чтобы защитить репутацию Клиндера. Предотвратить возможность, что последователи узнают о его экспериментах над детьми. В «Буффало». Код — это Шон. И они хотят, чтобы я взломал его.
   — Ты обладаешь удивительным даром. Твои навыки интерпретации в качестве критика. Твой аналитически-гуманистический подход к текстам.
   — Таким как дневник? — спросил Дэниел.
   Рука Клиндера, держащая дымящуюся сигарету, на мгновение застыла на полпути к его рту.
   — Дневник? — спросил Клиндер, делая жалкое усилие, чтобы это прозвучало спокойно.
   — Дневник Майка. Когда ему было десять, а ты был самым умным человеком в мире.
   — Мы давно его ищем! — ликующе провозгласил Клиндер. — Ты хочешь сказать, что он у тебя?
   — Да.
   — Где он?
   — Я его спрятал, — сказал Дэниел. — Это личная вещь.
   — Личная? Сынок! Это исторический документ! Он может раскрыть всю тайну колибри, — Клиндер воздел пухлый указательный палец. — Он может оказаться недостающим звеном!
   — Опусти палец, — сказал Дэниел.
   Клиндер посмотрел на него.
   — Ну. Опусти, — повторил Дэниел, и Клиндер снова спрятал палец в кулаке.
   Дэниел наклонился вперёд в своём кресле и посмотрел Клиндеру прямо в глаза.
   — Никогда. Больше. Не пытайся меня гипнотизировать.
   — Сынок…
   — Не называй меня так. Никогда не называй меня так. Ты не заслужил этого права.
   — Дэниел, успокойся.
   — Ты не отец. Настоящий отец не сделал бы этого со своим сыном.
   Повисла долгая пауза. Клиндер, глядя в сторону, кивнул несколько раз. Казалось, многое было сказано этой паузой, хотя никто не произнёс ни слова. В конце концов Клиндер выпрямился в кресле, положил руки на колени и вздохнул.
   — Я вижу, что ты не понял меня. Но возможно, тебе придётся, Дэниел. Возможно, тебе придётся понять много вещей. Неприятных вещей. Большая часть людей живёт в мире, не неся никакой ответственности, как ты знаешь. За свою жизнь я понял, что для того чтобы достигнуть великого блага, иногда требуется великая жертва. Иногда приходится делать ужасный выбор. Перед некоторыми людьми такой выбор не встаёт. Передо мной встал.
   Он что, оправдывается? Он действительно сидит здесь и оправдывается?
   — До меня дошли беспокоящие новости. Корректоры ясно дали понять, что сделают все что угодно, чтобы выбраться отсюда. Я уже рассказывал тебе о том, что их любимое развлечение — убивать людей?
   — Да, — сказал Дэниел. Почему он меняет тему? Кому какое дело до группы террористов? Они были здесь в безопасности.
   — Единственное, чего я не сказал тебе — это что они добиваются успеха. Определённое сочетание убийств выбрасывает их из этой реальности.
   — Почему?
   — Полагаю, это превышает допустимые нормы существования в этом мире. Пришельцы ненавидят смерть. В конце концов, именно из-за этого мы вообще находимся здесь. Но после нескольких определённых убийств некоторые из убийц освобождаются.
   — Освобождаются?
   — Стираются из программы, по сути говоря. Что-то вроде высшей меры. Они оскорбляют птиц, и их выставляют. Это имеет отношение к родственным связям.
   — Я не вполне понимаю.
   — Наша разведка донесла, что Майк перешёл на сторону Корректоров.
   — И что?
   — Он будет пытаться убить Шона. Дэниел фыркнул.
   — Это безумие. Зачем Майку делать это?
   — Это единственное, благодаря чему Корректоры могут победить.
   — Я не верю тебе.
   — Дэниел, — сказал Клиндер, — я могу только предполагать, насколько ошеломляющим все это является для тебя. Но боюсь, есть кое-что ещё, — он выставил вперёд сигарету. — Нет способа сказать тебе об этом помягче. Так что я буду говорить так, как есть. Шон не твой сын.
   Тишина, воцарившаяся после этих слов, продолжалась долгое время. Дэниел хотел было рассмеяться, но понял, что это не смешно. Совсем не смешно.
   Клиндер что-то говорил, но Дэниел не мог удерживать внимание на его словах; его куда-то уносило. Каким-то образом у него сложилось впечатление, что Клиндер украл у него все. Его детство. Его брата. Джулию. А теперь он пытается отобрать и Шона. Он знал, что это выглядит бессмысленно. Но так он это чувствовал. Словно его ограбили.
   — Сынок, — говорил Клиндер, и Дэниел снова вернулся к разговору. — Мы не знали этого, пока не исследовали твою ДНК. Такахаши только вчера сообщил мне результаты анализа. Отец Шона — не ты. Его отец — Майк.
   — Ты лжёшь.
   — Хотел бы я, чтобы было так. Но это ещё не самое плохое. Самое плохое — это то, что никто не может остановить Майка, кроме тебя. Колибри никому не позволят причинить Майку вред. Он у них на особом положении. Перед тобой выбор. Или ты убьёшь его. Или он убьёт Шона.
   Повисла долгая пауза. Наконец Дэниел сказал:
   — Папа?
   Это слово растопило лицо Клиндера в гордой и лучезарной улыбке. Словно он услышал самый лучший из всех возможных комплиментов.
   — Да? — сказал он.
   — Пошёл ты на хуй.
   И тут начались взрывы.

СВЕТЛЯЧКИ

   Взрыв разнёс первый пост охраны компаунда и уничтожил шестерых охранников. Майк ощутил жар на лице даже стоя за углом, прижавшись к стене рядом с Кио; они держали пистолеты наготове, подняв к уху. Он отдёрнул голову, и точки света закружились под его веками, как светлячки. Когда он открыл глаза, у его ног лежала дымящаяся кисть руки, и Кио сказал:
   — Пусть твои пальчики погуляют.

ОПЕРАЦИЯ

   Сигналы тревоги выли по всему компаунду как сирены «скорой помощи».
   — Это что за чертовщина? — спросил Дэниел.
   — Пластиковые бомбы, — ответил доктор, хлопая ладонью по интеркому на белой стене. — Доложите обстановку!
   Дэниел спросил:
   — Что происходит?
   Клиндер поднёс палец к губам, и интерком ответил:
   — Они прорвались! Мы контролируем ситуацию.
   — Где они?
   — Второй уровень под обстрелом. Клиндер пробормотал, поражённый:
   — Они никогда ещё не забирались так далеко. — Он знаком поманил Дэниела в коридор. — Мы должны найти Шона.
   — Разве ты не можешь просто выяснить по интеркому?
   — Кто-нибудь может услышать.
   — В последний раз я видел его в кафетерии.
   — Одиннадцатый уровень, — сказал Клиндер. — Дотуда они никогда не доберутся.
   — Кто они? — спросил Дэниел.
   — Как ты думаешь?
   — Ты не можешь просто запереться от них?
   — Здесь нет замков. Только охрана.
   — Почему?
   Клиндер испустил раздражённый вздох.
   — Они не разрешают замки. Но они не понимают кодов, так что мы используем их.
   Дэниел высоко поднял брови.
   Клиндер ударил кулаком по интеркому на пересечении двух коридоров.
   — Доложите обстановку!
   — Кто говорит? — спросил нервозный голос.
   — Клиндер.
   — Доктор! Думаю, мы зажали их в угол на третьем уровне.
   — На третьем?! — Паника исказила его черты.
   — Они забаррикадированы в эпидермической.
   — Черт! Оттуда по крайней мере семь выходов!
   Идя дальше по коридору, Клиндер хлопнул по следующему интеркому.
   — Рапорт.
   — Прорвались. Четвёртый уровень.
   — Как им это удалось?
   — Они, должно быть, разделились. Все входы разрушены. У нас потери. На втором уровне стрельба.
   — Подавите.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Попробуйте газ.
   — Они вывели из строя газовые шашки. Не могу понять, каким образом. Сэр…
   Голос на заднем плане воскликнул:
   — Господи, Джейкоб! Там ещё новые! Отдалённая стрельба. Дэниел подумал: как попкорн в
   микроволновке. Клиндер:
   — Подавить огонь!
   — Мы не можем, сэр.
   — Господи! — Клиндер побежал, всасывая в себя воздух и со свистом выдыхая.
   Дэниел бежал следом, спрашивая на бегу:
   — Они не разрешают замки? А газовые шашки — это нормально?
   Они были на одиннадцатом — почти на самом дне. Сигналы тревоги раздавались со всех сторон, пока они мчались вниз по лестнице. Затем мощный приглушённый удар раскатился эхом по лестничному пролёту и, казалось, сотряс весь компаунд. Клиндер споткнулся, потеряв равновесие на ступеньке; Дэниел поймал его.
   — Боже мой, — сказал он, поднимая доктора на ноги.
   — Это было что-то серьёзное, — сказал Клиндер, открывая дверь холла.
   — Доктор Клиндер! — надрывался отдалённый интерком. — Здесь прорыв!
   Клиндер, раздражённый и запыхавшийся, подбежал к переговорнику на стене. — Клиндер слушает.
   — Они разнесли весь пятый уровень. Что-то вроде бомбы. Нам пришлось использовать спасательный проход.
   — Сколько?
   — Мы не знаем, сэр. Докладывают, что они везде. Похоже, они планировали это несколько месяцев.
   Женский голос внезапно перехватил интерком.
   — Скажи лучше — несколько лет.
   — Дот, — сказал Клиндер. — Чего вы надеетесь добиться этой резнёй?
   — Я знаю, и ты тоже скоро узнаешь. Мы позаботимся об этом.
   — Убейте здесь всех, и через час мы будем опять на своих местах.
   — Ну и что?
   — Вы там на ногах-то ещё держитесь? Что, у студентов-Корректоров так принято отмечать выпуск? Или это какая-нибудь долбаная семейная вечеринка?
   — Можешь назвать это хирургической операцией.
   — Сэр! Я не знаю, как она перехватила канал! У них, похоже, кто-то есть среди нас.
   — Выключи, — сказал Клиндер.
   — Ты можешь убегать, но спрятаться тебе не удастся, — успела сказать Дот, прежде чем связь прервалась.
   Сильный взрыв. Отдалённые крики. Дэниел:
   — Это где-то близко.
   — Доктор? Они на восьмом. Они приближаются. Но как только я их засёк, они разнесли камеру. Они знают, где расположены камеры!
   — Восьмой? Это же практически сейф!
   — Без замков? — спросил Дэниел. Клиндер только закатил глаза. Голос сказал:
   — Сэр? Это Джейкоб. Я бы не хотел, чтобы это ещё раз повторилось.
   Клиндер вздохнул.
   — Ты знал цену, когда подписывался, Джейкоб. Ты дал присягу.
   Человек на интеркоме плакал.
   — Я боюсь. Это так больно!
   — Успокойся, сынок. Может быть, до этого не дойдёт.
   — Я иду к Шону, — сказал Дэниел.
   Он побежал, заворачивая за угол белой стены. Двери кафетерия, раскрытые настежь. Запах макарон и сыра. Стерео содрогается от хип-хопа. Нержавеющая сталь раздаточного стола перед кухонным окошком. Пластиковые подносы в стопках. Ящик со столовыми приборами. Столы и стулья. Белые стены. И — о облегчение! — спокойно сидящий в белом углу — Шон. Раскладывает карты. Солитёр. Приблизившись, Дэниел почувствовал поток холодного воздуха, идущий от потолка. Шон сидел прямо под вентиляционным отверстием; сквозняк трепал светлые завитки волос на его макушке. Дэниел поёжился и почувствовал — избитая фраза — как у него стынет кровь.
   — Привет, дружище.
   — Привет.
   Он должен был слышать взрывы. Почему он никуда не спрятался?
   — Здесь Корректоры.
   Клиндер, совсем выдохшийся, возник в дверях.
   — Двенадцатый — самый надёжный. Нам лучше спуститься.
   Дэниел сказал:
   — Думаю, нам стоит поискать какое-нибудь укрытие.
   — Зачем? — спросил мальчик с невозмутимым спокойствием.
   — Шон, не создавай трудностей. Там стреляют.
   — И что?
   — Нам лучше…
   — И что?
   Дэниел мягко положил руку мальчику на затылок:
   — Дружище, да что с тобой такое?
   — Пойдём скорее, — сказал Клиндер.
   — Твои глаза ещё болят? Поосторожнее там на лестнице.
   Шон начал ловко тасовать колоду, не глядя, профессионально.
   — Это не имеет значения, — сказал он, свирепо глядя на Клиндера. — Они все врут. Они зовут меня Птенцом, но они не хотят дружить со мной. Они только хотят посмотреть, — он посмотрел на потолок. — Вы знаете, что это так. И что?.. Мне все равно… ей наплевать на меня… тогда почему она ушла?
   Дэниел спросил:
   — Ты слышишь их?
   — У нас нет на это времени, — сказал Клиндер.
   — Что они говорят? — спросил Дэниел.
   — Это неважно, — сказал Шон. — Посмотри, какой фокус, — он разложил колоду у себя на ладони и одним движением веером разбросал её по столу. Он улыбнулся. — Полный расклад — пятьдесят две.
   Дэниел присел на корточки, чтобы заглянуть мальчику в лицо.
   — Ты говорил о своей маме, да?
   Рот мальчика вытянулся в прямую линию. Он рассматривал разбросанные карты.
   — Мне кажется, что я напоминал ей о чем-то, от чего она становилась печальной. Я думаю, что она меня не очень-то любила.
   — Шон! Что за ерунда! — он тронул его за плечо. — Твоя мама любила тебя. Очень сильно. Она обожала тебя.
   Шон посмотрел на Дэниела. В его взгляде было потрясающее одиночество — выражение, которое любой родитель страшится увидеть на лице своего ребёнка, ибо оно означает, что его лишили чего-то дорогого и невозместимого. Дэниел уже видел его раньше. Такое же выражение было на лице Майка после Буффало. Шон сказал:
   — Я уже не маленький ребёнок.
   Рёв сирен резко оборвался. Внезапная тишина после столь продолжительного шума вмешалась в мысли Дэниела как раз в тот момент, когда он был готов понять что-то. Он пытался провести параллель между своим сыном и своим братом. Здесь было что-то, о чем не говорилось. Что-то общее было между ними. Что-то, что касалось специализации Клиндера: дети и гипноз.
   На этаже над ними раздалась стрельба, словно кто-то колотил по стене трубой; это окончательно спутало его мысли.
   Клиндер закричал:
   — Идём со мной!
   — Ох, заткнись ты, — сказал Шон.
   Дэниел смотрел, как Клиндер вытаскивает из кармана курносый пистолет тридцать восьмого калибра, и не уловил яростного взгляда, который Шон бросил на доктора.
   Дэниел потерял свою мысль, так и не успев додумать её.
   — Пистолеты разрешены? — спросил он в полном замешательстве. — Почему пистолеты разрешены?
   — Для них это просто инструменты, — Клиндер нетерпеливо вздохнул. — Смотри. Если они отнимут пушки и патроны, им придётся также отнять все тяжёлые предметы. Лопаты. Доски. Большие палки. Понимаешь?
   — Нет, — признался Дэниел.
   — Оружие можно сделать из чего угодно. Послушай, Дэниел. Мы должны идти. Я слышал, они говорили, что их целью является мальчик.
   Дэниел подумал: единственный мальчик здесь Шон.
   Он стащил Шона со стула и повёл его к выходу.
   Они спускались вслед за Клиндером по узкой потайной лестнице на двенадцатый уровень, когда услышали свист пуль, отскакивающих от цементных стен и стальных перил.
   — Быстрее! — сказал Клиндер.
   Бросок через выкрашенный жёлтым теплоцентр, затем петляющий коридор с грязным губчатым ковром, который привёл их к чулану. Клиндер набрал код и открыл дверь. Потом тихо закрыл её за ними.
   Комнатка была маленькой и пахла аммиаком. Она напомнила Дэниелу грязную дворницкую в их старой школе. Светло-зеленые стены. Старый настенный календарь, застрявший на июне 1990 года. Кофеварка «Mr. Coffee», которую явно не чистили месяцами. Ряд серых шкафчиков. Рукоятка швабры, торчащая из металлической раковины. Помойное ведро на колёсиках. Зелёный линолеум на полу. Дэниел прошёл вперёд и уселся на стул за большим дубовым столом в углу. Шон сел к нему на колени и положил голову ему на грудь. Стул скрипнул.
   — В верхнем ящике — револьвер, — сказал Клиндер.
   Дэниел взглянул на него.
   — И что?
   — Полагаю, он может тебе пригодиться.
   Он открыл большой ящик и тут же закрыл обратно.
   — Я не прикоснусь к нему.
   Клиндер пожал плечами.
   — Твоё дело.
   На столе была медная пепельница, полная старых окурков. И большой блокнот из белой бумаги в бордовом кожаном переплёте, изрисованный завитушками, заметками и рожицами. Клиндер щёлкнул выключателем, и флюоресцентные лампы над их головами погасли.
   Внезапная темнота.
   Щелчок кнопки интеркома.
   — Рапорт, — прошептал Клиндер.
   Молчание.
   — Доложите обстановку.
   Ничего.
   — Джейкоб?
   Тишина.
   Клиндер с чудовищным треском выпустил газы. Он не извинился. Он продолжал вести себя так, словно ничего не случилось.
   Дэниел хихикнул и почувствовал тёплую голову и знакомую дрожь мальчика на своей груди. Как в те ночи, после кошмара. Он прошептал:
   — Что с тобой, дружок?
   — Что происходит после того, как тебя застрелят? — спросил Шон в темноте. Это звучало так, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову.
   — Ш-ш-ш, — прошептал Дэниел и потрепал его по руке. Почему этого вопроса нет ни в одной книге? Должна же быть хоть одна книга об этом?
   — Скажи, что?
   Дэниел хотел посмотреть Шону в лицо, но его глаза ещё не приспособились к темноте. Он мог только смутно различить фигуру Клиндера, стоявшего около двери. В его левой руке поблёскивал металл.
   — Что ты име… — начал было Дэниел, но тут увидел, что мальчик смотрит на него снизу вверх, слушая его с доверием, или по крайней мере пытаясь доверять его словам. Должен ли, может ли он действительно ответить на этот вопрос?
   — Ну… — начал он, — довольно трудно сказать…
   Он увидел, как разочарование поселяется в глазах Шона. Он вспомнил, как тот сказал: «Потому что вы лжёте». Дэниел потёр поясницу и сказал:
   — Боль.
   Шон удовлетворённо кивнул.
   — А потом?
   — Я не знаю, — сказал Дэниел, прижимая его к себе. — Никто не знает.
   Знаешь что, а ведь мне совершенно все равно, кто твой отец. На самом деле все равно.