Литтл Бентли. Господство

   Или решил, что его новый Олимп должен выглядеть именно так?
   Пенелопа медленно двинулась вперед. Домики все были довольно маленькие, не выше двух метров – размер небольшого сарая. Фасад одного из них выглядел, как плохая пародия на Пантеон – фанера и ветки имитировали белый мрамор, – но подражание было каким-то несолидным, и, кроме того, другие строения ничего общего с этим не имели.
   Пенелопа с трудом вытащила из нечистот босую ногу и заглянула в открытую дверь первого домика.
   На грязном полу темной лачуги лежала голая мать Марго.
   Пенелопа в испуге отступила, но не отвернулась. Помедлив несколько секунд, она снова двинулась вперед и вошла внутрь.
   Мать Марго лежала, свернувшись в эмбриональной позе, ее лицо искажала гримаса боли. Раздутое тело чуть ли не лопалось, грязная кожа на жирном лице, чрезмерно толстых руках, огромных слоновьих ногах, невероятно вздутом животе была туго натянута. Она вскрикивала, дергалась, конвульсивно выгибала окровавленные бедра, затем опадала назад и вскрикивала снова, причем крик этот временами переходил в маниакальный хохот.
   – Мать Марго, – прошептала Пенелопа.
   Мать Марго замолчала, вскинула глаза, слабо, понимающе улыбнулась, а потом произнесла через силу:
   – Это Зевс. Он зреет внутри меня.
   Пенелопа окаменела, ее всю обдало холодом. Она мгновенно поняла, что произошло. Значит, раз она не захотела соединиться с Дионисом, чтобы произвести на свет остальных богов Олимпа, поэтому вместо нее мать Марго предложила Дионису себя.
   Но сейчас, глядя на нее, Пенелопа не могла сказать, что все получилось. Мать Марго была беременна, но родить бога не могла. Не была способна.
   Более того, эта беременность ее убивает.
   Она опять дико захохотала, потянулась за чем-то, что лежало позади нее в тени, и вытащила мех с вином. Подняв его над лицом, мать Марго влила красную жидкость в рот.
   – Если бы ты знала, какой он большой!
   Пенелопа прошла дальше в комнату. В голове у нее звенело, только не понятно, от вина или от стресса. Когда дверной проход освободился, в комнату проник солнечный луч, и только сейчас она разглядела, почему бедра матери Марго окровавлены.
   Между ее раскинутыми ногами зияла огромная дыра.
   Мать Марго была разорвана пополам.
   Внутри дыры двигалось что-то маленькое и белое. И пищало.
   Кевин рванулся вперед, поднял отвертку, но Пенелопа его удержала.
   – Не надо, – сказала она.
   – Но ведь она…
   – Она умирает.
   – Но она рожает!
   В голове у Пенелопы стучало. Она чувствовала запах крови, вкус вина, и ей захотелось убивать. Она представила, как прыгает на мать Марго, впивается ногтями в ее кожу, рвет ее плоть, вырывает сердце.
   Она закрыла глаза. Нет. Она не сдастся. Это все нужно сохранить для Диониса.
   – Я поимела его раньше тебя! – захихикала мать Марго. – Даже если ты трахнешься с ним, я все равно была первой! И я ношу его ребенка! Я ношу его отца! Я ношу Зевса!
   Пенелопа взяла Кевина за руку и потащила к выходу из домика.
   – Оставим ее.
   – Я убью ее, если ты не можешь.
   – Она все равно умрет.
   – А может быть, и нет.
   «А ведь он прав. Рисковать ни в коем случае нельзя», – подумала она и молча выпустила руку Кевина.
   Он пошел обратно в хижину, а она опустила глаза в землю и стала ждать. Несмотря на то что мать Марго в агонии, у нее еще достаточно сил, чтобы разорвать его на части, – ведь она менада, а он всего лишь выпускник средней школы. Но Пенелопа не пошла за ним, не стала ему помогать. Пусть случится то, что должно случиться. Это от нее не зависит. Она должна сохранить себя для Диониса.
   Через пару минут она услышала, как мать Марго вскрикнула. А затем раздался еще один звук, более низкий, глубокий, какое-то захлебывающееся бульканье.
   Зевс?
   Еще через пару минут ее плеча коснулась рука, и она увидела Кевина. Его лицо было белым. Свою отвертку он оставил там.
   Она не проронила ни слова, и они пошли дальше, заглядывая в каждую хижину и не находя там ничего, кроме грязи, засохшей крови и костей. Все хижины были пустые.
   Пенелопа закрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь остановить болезненные толчки в черепе.
   Это не помогло.
   Вот ведь что интересно: существовало целое общество, призванное остановить эту катастрофу. Существовало в течение многих веков. Они специально готовили себя к этому, но оказывается, и понятия не имели, как с этим справиться.
   Но может, так и должно быть? Похоже, так называемые эксперты по разного рода авариям и чрезвычайным ситуациям, убеждающие себя и всех остальных, что готовы к любым катаклизмам, тоже, когда придет время, спрячутся за спины других? Нет, вряд ли. Просто эту чрезвычайную ситуацию никто и вообразить не мог, даже последователи Овидия.
   «И вот теперь я осталась одна, и от меня одной зависит, закончится весь этот кошмар или нет.
   Конечно, я в этом деле не совсем посторонняя и имею к нему некоторое отношение. Правда, роль я сыграла второстепенную, но тем не менее сыграла».
   Пенелопа открыла глаза и оглянулась. Где же Дионис? Здесь его нет. Неужели он вернулся обратно в долину? Ее глаза рыскали по берегу озера.
   Никого.
   Они поспешили вперед, миновали последнюю хижину…
   И он был там.
   Он лежал на земле, как будто в беспамятстве, почти незаметный среди деревьев, окружающих береговую линию. Его ноги были вытянуты между двумя кустами, которые почти не претерпели трансформации.
   Она посмотрела на Кевина.
   «Повезет ли нам на этот раз? А ведь пока везло. Нам пришлось пройти через очень многое, даже не верится, что человек может это выдержать, но мы выдержали. И вот после всего этого сможем ли мы справиться со своей последней задачей, самой трудной? Ведь на карту поставлено все. Не только наша жизнь, но и жизни всех людей, возможно, всего человечества. От нас сейчас зависит, будет ли продолжать существование наша цивилизация, или землю населят зомбированные фанаты Диониса».
   Дионис лежал. Казалось, он был расслаблен полностью.
   Затем начал дергаться.
   Пенелопа с Кевином остановились как вкопанные.
   Раздался рев – бог зевнул, – затем огромная нога согнулась в колене.
   Бог встал и увидел их.
   Пенелопа глядела на него во все глаза.
   На Диониса было больно смотреть. Он начал разлагаться, плоть на его огромном скелете начала сжиматься, под кожей лопнули капилляры, оставив на ней цветные разводы в виде цветов, похожих на татуировку. Его лицо теперь все время менялось. В какую-то секунду он был больше похож на Диона, а уже в следующую на бога.
   – Время кончается, – сказал он, и хотя его голос был громким, но прежний повелительный тон исчез. В нем появилась какая-то загадочность, уязвимость. – Все… случилось… слишком быстро. Быстрее, чем должно было.
   Пенелопа кивнула.
   – У меня должен был быть в распоряжении по крайней мере год.
   Она откашлялась.
   – Я знаю.
   – Сезон уже кончился.
   Он умирал. Хотя бы в этом последователи Овидия оказались правы. Процесс распада начался, и теперь он не остановится. Дионис был одновременно и палачом, и жертвой.
   – Я знаю, почему вы здесь, – сказал он, обращаясь к ней. Затем посмотрел на Кевина. – Вы оба.
   – Дион, – тихо произнес Кевин.
   – Его больше нет. – Он протянул руку за дерево и извлек огромный мех с вином. – Чертовски хочется пить. – Поднеся мех к лицу, Дионис рывком открыл его. Вино хлынуло в рот, проливаясь на подбородок и грудь. Он тяжело вздохнул, видимо, удовлетворенный, и сделал несколько шагов вперед. Затем скорчил гримасу, сконцентрировался, и в воздухе сразу что-то задрожало и замерцало. Его кожа стала глаже, мускулы рельефнее, татуированные разводы побледнели.
   Он направился к ним, не отрывая глаз от груди Пенелопы. Она ощутила, как в ней поднимается желание. Несмотря ни на что. Она знала, что его нужно убить, но одновременно ей хотелось быть беременной его семенем.
   Как будто прочитав ее мысли, он улыбнулся и тихо, насколько мог, произнес:
   – Да.
   Она слабо покачала головой.
   – Нет.
   Он повернулся к Кевину.
   – Как хорошо, что вы оба здесь. Я люблю вас. Обоих.
   – Мне всегда казалось, что с тобой что-то не так, Дион, – проронил Кевин.
   Печаль пробежала по лицу бога. И что-то еще. Появилось какое-то чисто человеческое выражение, совершенно неуместное для такой огромной махины. Его губы дрогнули, он собирался что-то ответить, наверное, возразить, но затем его лицо сморщилось, и он замолчал.
   Пенелопа почувствовала, что ей плохо. Дион не умер, он все еще присутствовал в нем.
   – Но может быть, удастся как-то разорвать цикл, – проговорил бог. – Это ведь новый мир. Я имею в виду для меня. Старые законы здесь не действуют. – Он снова улыбнулся. – Ты можешь меня возродить, тогда я никогда не умру.
   Она покачала головой.
   – Я возьму тебя…
   – Это не поможет.
   Он подошел к ним и поднял ее, приблизив к своему лицу. Пенелопа не сопротивлялась. Дионис держал ее долго и все смотрел в глаза, а затем коснулся ее груди своим огромным языком. Он был одновременно и шершавым, и слизистым, и клейким.
   У нее вдруг появилась сила вырваться из его ручищ.
   Его очень удивило, что она осмелилась попытаться это сделать и что ей это удалось. Пенелопа упала в грязь у его ног, но быстро вскочила на ноги.
   – Я могу возродить остальных богов, Зевса, Гермеса и… любого. Но тебе я ничем помочь не могу.
   – Нет, можешь, – выдохнул он горячо.
   – Я не хочу делать этого.
   – Ты должна. – В его лице поровну смешались гнев, решимость и похоть. – Я заставлю тебя сделать это.
   Холбрук был прав. Эти существа не боги. Скорее всего монстры, но уж никак не боги.
   «Но достаточно ли он ослабел, чтобы я могла с ним справиться?»
   Она жалела, что выпила только половину бутылки. Надо бы полную. Диониса должны растерзать менады, поэтому шансы у нее, конечно, есть. Но…
   А может быть, надо было дождаться, когда это сделают матери? В любом случае это их обязанность. А потом с ними справиться было бы, наверное, проще?
   Но в данный момент рассуждать об этом слишком поздно. Задним умом каждый крепок. Конечно, все могло сложиться иначе, знай она прежде то, что знает сейчас. Назад хода нет – только вперед.
   Она закрыла глаза и заставила себя сделать шаг навстречу ему, приказав себе стать разгневанной. Теперь она ощущала только гнев. В ней проснулась менада, и пришло время действовать. Действовать как менаде.
   Пенелопа устремила руки к низу его живота.
   Действовала она инстинктивно, ее рациональное мышление ушло куда-то вглубь, потонуло в тумане свирепости. Ее ногти коснулись его плоти, она вцепилась в нее и начала безумно рвать, чувствуя ободряющее тепло крови, слыша сладостные звуки боли. Обеими руками она сжала его гигантские гениталии и… была немедленно отброшена далеко назад, к одной из хижин. Пенелопа упала во взбаламученное грязное месиво и долго оставалась лежать, пока оно не стало снова гладким, как черное зеркало.
   Ее отбросил Дионис. И Кевина тоже. Что с ним случилось, Пенелопа не знала.
   Глаза бога вспыхнули настоящим гневом. А затем… это все ушло.
   Он коснулся ее, поднял, и его касание было на удивление нежным.
   – Ты не поранилась? Я вовсе не хотел причинить тебе боль.
   Это был голос Диона.
   Это было уже слишком, и она заплакала, не зная, что делать, как реагировать, не зная… ничего.
   Этот монстр не имел ничего общего с Дионисом. Это был Дион.
   Он нежно поцеловал ее в макушку.
   – Я люблю тебя.
   Она моргнула, чтобы смахнуть с ресниц слезы.
   – Я тоже люблю тебя.
   Он повернул голову и крикнул Кевину:
   – Извини, друг.
   Она подняла голову и увидела, что Кевин отброшен в озеро и отчаянно плывет, лавируя между мертвыми телами, пытаясь достичь берега.
   «Мы просто получили временную передышку. Гнев, страх, любовь позволили Диону на какое-то недолгое время подмять под себя бога. Но это ничего не значит». Не мешкая, она быстро схватила ладонями его огромное лицо и крикнула:
   – Я должна тебя убить.
   – Знаю, знаю, – отозвался он и посмотрел ей в глаза. И вновь разглядев в них Диона, Пенелопа заплакала. – Я сам прошу тебя это сделать. – Аккуратно, как мог, он попытался утереть ей слезы. – И не бойся, я сопротивляться не буду.
   Ей так много всего хотелось ему сказать, о многом спросить. Но времени не было. Это осторожное прикосновение его руки в любую секунду могло стать последним объятием, и тогда они с Кевином в один момент будут мертвы.
   – Твоя мама просила передать, что любит тебя, – проговорила она.
   И начала его убивать.
   Дионис не сопротивлялся, как и обещал. Пенелопа сконцентрировалась, ощутив в себе туго свернутую мощную пружину. Это все чрезвычайно поразило ее, но рассуждать было некогда. Как персонаж фильма ужасов, как смерч, она ввинтилась в него, вгрызлась и начала рвать плоть, ломать кости, калечить органы. Она била, хватала, царапала, кричала и плакала одновременно. Соленый привкус его крови смешивался со слезами, но она продолжала, не в силах сдержаться, приканчивать существо, навсегда укравшее у нее Диона.
   Остановилась она, лишь когда совсем выбилась из сил. Голосовые связки болели от крика, слезы струились по залитому кровью лицу. От Диониса ничего не осталось – ни головы, ни рук, ни ног, ни пальцев, ничего, даже отдаленно узнаваемого. Остались только обломки костей и куски плоти, разбросанные вдоль берега. И еще кровь. Много крови.
   Кевин все еще был в воде. Он стоял и смотрел на нее. На лице его был написан страх. Страх не за себя, за нее. Ей очень хотелось крикнуть ему, что все в порядке, что все прекрасно, но она не смогла произнести ни звука.
   «Я убила Диона.
   Свою любовь.
   Я его убила».
   Все мигом пропало – ее возбуждение, гнев, свирепость. Куда-то исчезла сила, ощущалась одна усталость, огромная усталость. Очень хотелось знать, что там происходит сейчас в долине. Продолжают ли люди все еще пить и безумствовать? Или, как только сигналы от бога перестали поступать, они встряхнули головами, очнулись от этого кошмарного сна, с удивлением огляделись по сторонам, не понимая, что произошло?
   Пенелопа огляделась. По крайней мере деревья и кусты, что росли поблизости, не изменились. Те, что были трансформированы, так и остались в прежнем состоянии.
   А что стало с сатирами, кентаврами и нимфами?
   «Господи, как же я устала!»
   Она опустила голову на землю и застыла, не в силах пошевелиться.
   Подошел Кевин и остановился рядом с ней.
   – А что мешает ему возродиться снова? – спросил он после долгого молчания.
   – Менады, от которых это зависит, больше не существуют. Осталась одна только я.
   – Но его жизнь связана с временами года. Он каждый год умирает осенью и возрождается весной.
   – Ему не удалось главное – возродить остальных богов, а теперь никто не может возродить его. Он бог, для существования которого нужна человеческая плоть. А плоти этой больше нет и, надо надеяться, никогда не будет.
   – Значит, все? Конец?
   Она утомленно кивнула.
   – Да. Думаю, что так.
   Пенелопа закрыла глаза, всего на несколько секунд, как ей показалось, но когда открыла их вновь, было уже совсем темно. Была ночь. А Кевин все так же стоял над ней и смотрел.
   Пенелопа села. В голове гудело.
   – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
   – Нормально. – Произнеся это слово, она с удивлением поняла, что действительно в полном порядке. – Мне никогда не было так хорошо, как сейчас.
   Она встала и медленно двинулась вдоль берега. Затем сбросила брюки, посмотрела на Кевина, улыбнулась и прыгнула в холодную, освежающую воду, чтобы смыть кровь.

Эпилог

   Федеральным правительством и администрацией штата было принято решение придерживаться версии об утечке радиоактивных материалов. В долину были направлены воинские подразделения, одетые в белые защитные комбинезоны, и сотни агентов ФБР. Они прочесали регион и подвергли всех оставшихся в живых интенсивной психологической обработке. Цель ее была ясна: промыть мозги этим сбитым с толку, только что очнувшимся от помешательства и испытывающим жутчайшее похмелье несчастным людям, и объяснить им: того, что они видели и в чем принимали участие, никогда не было. Произошла ядерная катастрофа, которая сейчас ликвидирована.
   Лишь два человека знали правду: Пенелопа и Кевин.
   Они стали еще ближе друг другу и почти не разлучались. Родители Кевина, к счастью, выжили, и он возвратился к ним. Что же касается ее, то она, оставшись сиротой, правда, достаточно взрослой, чтобы на нее не распространялся закон об установлении опеки штата до совершеннолетия, сняла квартиру рядом со школой. Состояние ее матерей, наследницей которых она являлась, уточнялось адвокатами, и, видимо, это должно было продлиться по крайней мере еще год. Пока же она получила месячное содержание, которого ей вполне хватало для безбедного существования.
   В конце учебного года они с Кевином объявили об официальной помолвке. После окончания школы он переехал к ней, но только на лето, а осенью она отправилась в Беркли. Одна. Их объединяло слишком много воспоминаний. Встречаясь постоянно, они не давали ранам зарубцеваться, все время напоминая друг другу о случившемся.
   И между ними все время стоял Дион.
   Но прошлое не отпускало их друг от друга. То, что понимали они, больше никто понять не мог, и эту связь разорвать было невозможно. Прошло два года. Они не виделись, даже не переписывались, каждый по-своему приспособившись жить в этом постдионисовском мире. И вот встретились снова. Пенелопа перевелась в Калифорнийский университет, Кевин ей позвонил и предложил увидеться.
   Она согласилась.
   Через два года они поженились.
   Год спустя она забеременела.
   Пенелопа сидела у окна в кресле в комнате, которую они собирались оборудовать под детскую, и смотрела в окно на игравших во дворе детей. Она уже получила наследство от матерей (довольно большие деньги), оба имели хорошую работу, так что их ребенку с финансовыми трудностями встретиться не придется. Она считала себя счастливой. Кевин был хорошим мужем, и она его любила.
   Но…
   Порой она пыталась себе представить, как бы все было, если бы Дион остался жив и она вышла замуж за него. Ведь это его ребенка она бы сейчас носила. Какой была бы ее жизнь?
   Она любила Кевина.
   Но иногда, правда, нечасто, его место вдруг занимал ни с того ни с сего Дион.
   Наверное, все было бы по-другому?
   Пенелопа услышала, как внизу отворилась дверь, вошел Кевин и бросил почту, которую достал из ящика, на стол в холле.
   – Я пришел! – объявил он.
   – Поднимайся сюда! – крикнула она.
   Его появление она встретила улыбкой. Ступая по мягкому ковру, он поспешил к ней.
   – Как самочувствие?
   Она пожала плечами.
   – Прекрасно.
   Он сел рядом в неширокое кресло и ослабил галстук. Затем посмотрел на коробки у ее ног – печенье с сыром и йогурт.
   – Опять разыгрался аппетит?
   Она засмеялась.
   – Ага.
   Он положил руку на ее увеличившийся живот.
   – Принести еще чего-нибудь? Может быть, пикули или мороженое? Анчоусы, апельсиновый сок?
   Она собралась что-то сказать, но передумала.
   – Нет.
   – В чем дело? Только скажи.
   Она вскинула на него глаза.
   – Я не…
   – Я вполне серьезно. Говори. Я достану все, что пожелаешь.
   Она глубоко вздохнула.
   – Все?
   Он улыбнулся.
   – Все, что пожелает моя любимая жена.
   Она встретилась с ним взглядом и поднялась на ноги.
   – Вина, – произнесла она вкрадчиво. – Я бы выпила вина.