Литтл Бентли. Идущие

   Майлс понятия не имел о величине Сидэр-Сити, но не сомневался, что туда можно добраться на самолете. Включив компьютер, он вышел на сайт бюро путешествий и принялся изучать расписание. Компания «Америкэн эрлайнс» имела прямой рейс до Лас-Вегаса со стыковочным рейсом до Сидэр-Сити, который вылетал из Лос-Анджелеса в шесть утра. Таким образом, он мог попасть в Сидэр-Сити в восемь и даже получить пятнадцатипроцентную скидку в компании «Авис» на аренду автомобиля. Заказав себе билет с помощью номера кредитной карточки «Виза», он зашел на сайт еще раз для подтверждения.
   Сделано.
   Тут же мелькнула мысль, не следовало бы сначала дождаться Клер и переговорить с ней, не захотела ли бы она поехать с ним, но он убедил себя, что поступил правильно. Она к этому не имеет отношения. Вне зависимости от того, пожелала бы она поехать с ним или нет, он должен сделать это сам, пускай это покажется проявлением тупоголового мачизма – мужчины должны делать мужские дела, —но если экстрасенсорика еще подталкивает его, она и подсказывала, что это путешествие он должен совершить в одиночку.
   Ну, может, не в одиночку...
   Он позвонил Хеку Тибберту. В рубке прозвучало три гудка, десять, двадцать.
   Он положил трубку, убеждая себя в том, что Тибберт вышел в магазин, или в кино, или в лавку Фреда Бродски, но понимая, что старик скорее всего мертв. Возбуждение, которое его охватило, пропало, на его место вернулся привычный ужас, который был его неизменным спутником в течение последних двух месяцев.
   Подумав немного, он позвонил в офис коронера. К счастью, Ральф еще не ушел домой, и Майлс рассказал другу о своей находке и о том, что намерен делать. Коронер не проявил особого скептицизма в отношении статьи из таблоида, равно как и ранее, но одновременно и не был убежден, что информации можно доверять стопроцентно.
   – Ты уже звонил Грэму? Что он думает?
   – Нет, я с ним не разговаривал.
   – Если я помню, ты специально предупреждал его, чтобы это не просочилось в газеты?
   – Мы говорили про «Уикли Уорлд ньюс». А это «Инсайдер».
   – Но ты сообщишь ему об этом?
   – Возможно. Когда вернусь.
   – Значит, позвонил спросить моего благословения?
   – В основном да.
   – Ну что ж, – вздохнул Ральф, – поступай так, как считаешь нужным, но будь готов ко всему. Если вдруг в этом что-то есть и ты добудешь какую-нибудь информацию, как только вернешься, немедленно звони мне. В нашем положении буду рад чему угодно.
   – Как думаешь, надо ли мне звонить в полицию? Поставить их в известность?
   – Погоди, пока не узнаешь, что там на самом деле. А кроме того, если они хоть чуть-чуть шевелятся, у них есть свои детективы, которые отслеживают публикации в бульварной прессе.
   – Смеешься?
   – Хотел бы.
   Клер приехала вскоре после девяти, и Майлс посвятил ее в свой план. Она притихла, но не стала напрашиваться в компанию, и тот факт, что она инстинктивно поняла его желание поехать одному, в очередной раз дал ему понять, насколько счастлив он от того, что она снова возникла в его жизни. Даже спустя столько времени, спустя столько лет жизни врозь они очень хорошо понимали друг друга.
   – Будь осторожнее, – сказала она.
   – Обещаю, – ответил Майлс.
   Возникла пауза. Потом Клер нашла его взгляд.
   – Я тебя люблю.
   Майлс крепко обнял ее, чувствуя теплую мягкость ее грудей и хрупкую тонкость ключиц под ладонями. Он не мог вспомнить, когда она последний раз произносила эти слова, и, несмотря на ситуацию, расплылся в глупой улыбке.
   – Я тоже тебя люблю.

2

   Дэн Дэйсон смеялся.
   Потому что если бы не смеялся, он бы заорал.
   Дэн положил руку на привязанную ногу покойника и почувствовал, как под кожей пульсируют, напрягаясь и расслабляясь, мышцы, от чего обнаженная мошонка трупа слегка подрагивала н качалась из стороны в сторону.
   Это было неслыханно. Прошла неделя, а тело Джона Энгстрема все еще пыталось ходить. За все это время не было заметно ни малейшего ослабления усилий, ни секунды передышки. Впрочем, труп также и не начал разлагаться. От плоти не исходило и намека на запах гниения. По всем правилам уже должно было начаться разложение. Конечно, помещение охлаждалось, но процесс бальзамирования не проводили, никаких иных способов консервации тоже не применялось, с телом вообще ничего не делали, за исключением того, что его крепко привязали к анатомическому столу.
   Но разложение не начиналось.
   И мышцы ног продолжали сокращаться.
   Дэн уже десять лет работал окружным патологоанатомом, а до того – восемь лет помощником судебно-медицинского эксперта, но ничего подобного в его практике еще не встречалось. Он уже проштудировал море специальной литературы, пытаясь обнаружить хотя бы отдаленно сходный случай, но тщетно.
   Придется все-таки связываться с ФБР и Центром контроля заболеваний, потому что совершенно непонятно, что делать. С тех пор как в начале недели эта история появилась на страницах несчастной газетенки, его офис заполонили телефонные звонки и факсы от всяких психов со всего мира, причем многие из них давали омерзительные советы, как поступать с ожившим трупом. Некоторые даже предсказывали, что это – первый знак грядущего Апокалипсиса.
   Слава Богу, в газете написали, что тело кремировали. Ему даже не хотелось думать, какая поднялась бы истерика, если бы публика пронюхала, что тело Джона Энгстрема до сих пор существует и, более того, продолжает ходить.
   Или – ходило бы, если бы не было привязано.
   Дэн звонил за помощью коронеру Солт-Лейк-Сити, коронеру Лас-Вегаса, звонил своему другу Дэйву Френчу, который читал курс патологии в университете Сидэр-Сити, но никто не мог подсказать ничего путного. Все находились в таком же недоумении, что и он, только ему надо было принимать какое-то решение и какие-то действия. В конце концов, отчаявшись, он связался и с ФБР, и с Центром контроля заболеваний в Атланте. Медикам из ФБР, вероятно, больше, чем кому бы то ни было в мире, приходится иметь дело с неестественными смертями. И хотя он сомневался, что это может быть связано с какой-то болезнью. Центр наверняка пришлет кого-нибудь посмотреть. Дополнительное мнение не повредит.
   Дэн отошел от анатомического стола и еще раз принялся проверять, все ли необходимые инструменты на месте и под рукой. Сколь бы неловко ни было в этом признаться, ему было страшно входить в это помещение.
   Привыкание не рождало спокойствия, и спустя неделю он испытывал больший страх перед этим трупом, чем в первый день. Он держал постоянно включенным радио, настроенное на волну кантри, потому что при отсутствии посторонних звуков он бы слышал звуки, издаваемые ногами Энгстрема, – легкое потрескивание привязных ремней, аритмичное постукивание напрягающихся мышц о металлический стол.
   Свет он тоже постоянно держал включенным. На этой неделе ему неоднократно снились кошмары. Ему снилось, что он приходит на работу, открывает дверь прозекторской, включает свет и обнаруживает, что тело исчезло. Или стоит прямо перед ним, освободившееся от пут, и тянет к нему руки, чтобы убить.
   Однако врач из Центра и агент ФБР должны были появиться пять минут назад. Дэн уже собрался уйти и дождаться их снаружи, поскольку совершенно не знал, чем себя занять, и не имел ни малейшего желания продолжать находиться в одном помещении с этим дергающимся трупом, но тут распашные двери прозекторской открылись, и вошли двое – в комбинезонах и хирургических масках.
   – Доктор Дэйсон, я полагаю?
   Дэн кивнул, не очень поняв, кто из них задал вопрос.
   – Я – доктор Ховард из Центра. – Мужчина поменьше ростом кивнул и подошел к столу. – А это доктор Бригэм из Бюро.
   Дэн глубоко выдохнул, чувствуя почти физическое облегчение. Он даже не понимал, в каком, оказывается, напряжении все это время находился. Возможность переложить ответственность и уступить власть дала возможность почувствовать себя значительно свободнее.
   Все трое обменялись рукопожатиями, и Дэн кратко посвятил их в суть дела. Оба познакомились с докладами и документами, которые он пересылал им по факсу, поэтому сосредоточился преимущественно на событиях последней недели в офисе коронера, на некоторых тестах, которые он проводил, пытаясь понять причину столь упорного и пока необъяснимого возвращения к жизни.
   Ховард хотел немедленно приступить к аутопсии, что вызвало у Дэна некоторое замешательство. Он не мог решиться взять в руки скальпель, потому что тело... до сих пор казалось как бы живым.
   И это была правда. Даже хирурги работают с неподвижными людьми, находящимися под анестезией, а сам он лично вообще никогда не резал живое тело. Перспектива вскрытия грудной клетки умершего человека, чьи ноги продолжают двигаться, вызывала у него тошнотворную реакцию.
   – Я начну, – заявил Ховард.
   – Я ассистирую, – кивнул Бригэм.
   Из этого следовало, что Дэн останется на подхвате и, возможно, даже не примет участия во вскрытии, останется наблюдателем. Это его очень даже устраивало.
   Они вымыли руки, натянули перчатки, включили видеокамеры и магнитофоны. Ховард придвинул поднос с инструментами ближе к столу и, комментируя свои действия, сначала измерил тело, тщательно изучил внешний вид, а потом взял в руку скальпель. Сокращения мышц, похоже, не смущали его. Без малейшего колебания он сделал первый разрез и ввел катетер.
   Дэн молча стоял рядом с врачом из Центра; в ушах пульсировала кровь. Руки в латексных перчатках неприятно вспотели.
   Кровь откачали, но никакого заметного изменения в движении ног трупа не произошло. Мышцы, удерживаемые ремнями, по-прежнему поочередно напрягались – левая нога, правая нога, левая, правая... Когда грудная клетка уже была вскрыта и Ховард начал извлекать внутренние органы, взвешивать их и упаковывать, неутомимые мышцы нижних конечностей продолжали сокращаться по-прежнему. От этого зрелища по коже Дэна побежали мурашки. Это было самым противоестественным зрелищем, какое он когда-либо видел, и даже в этом залитом светом помещении, в окружении самого современного медицинского оборудования и двух врачей, его охватил страх.
   – Мы намерены ампутировать ноги, – под конец произнес Ховард, когда уже был вскрыт череп, а мозг извлечен и также помещен в специальный сосуд. Тело представляло собой не более чем распотрошенную оболочку, но ноги продолжали двигаться.
   Некоторое время они обсуждали, что делать с конечностями, кто возьмет их на исследование. Была договоренность, что Ховард и Бригэм возьмут фрагменты от каждого органа, а сами внутренние органы останутся в морозильнике под охраной службы коронера до того момента, пока все три агентства не придут к согласованному мнению относительно ситуации, но ноги – это нечто иное, поэтому Дэн быстро дал понять, что лучшим вариантом будет, если Центр возьмет для исследования одну, а ФБР – другую. Бригэм и Ховард, посовещавшись, согласились с этим предложением, и Дэн извлек из шкафа два герметичных пластиковых мешка величины достаточной, чтобы ноги Энгстрема поместились в них целиком – от ступни до бедра.
   В этот момент оба врача наконец-то проявили некоторое волнение. Руки Ховарда, когда он вставлял новое лезвие в дисковую пилу, действовали не столь уверенно, как раньше, а Бригэм, рассматривая ноги и нанося линии разрезов на напряженной коже, выглядел озадаченным.
   – Ампутация левой ноги в паху, – произнес Ховард в микрофон, прежде чем включить пилу, в воющем визге которой уже ничего расслышать было нельзя.
   Диск пилы прошел кожу, плоть, мышцы, кость. Дэн почти был готов к тому, чтобы услышать крик Энгстрема, увидеть, как тело начнет вырываться из пут или даже порвет их, как Франкенштейн, и вскочит на ноги, но ничего такого не произошло, а неподвязанная челюсть и незашитые глаза оставались такими же открытыми и мертвыми.
   Левая нога была отрезана. Ховард отрезал последний слой кожи.
   Нога продолжала двигаться.
   Столь дикого зрелища Дэну никогда в жизни видеть не приходилось, и первым импульсивным желанием было порубить ампутированную конечность на куски или сжечь ее в кремационной печи. Но тут же возникла картинка мелко порубленных осколков, каждый из которых продолжает двигаться сам по себе, подчиняясь неведомой силе, и обугленных костей, прыгающих среди пепла.
   Отделенная от тела, нога выскользнула из-под удерживающих ремней, упала на пол и, лежа на боку, продолжала сгибаться и разгибаться в колене, описывая круг по линолеуму в тщетной попытке ходьбы.
   В его обязанность входило запаковать ногу, но лишь втроем им удалось усмирить конечность, поднять и упрятать ее в мешок. Дэн отнес ее в морозильную камеру, где уже находились другие части тела Энгстрема. Нога продолжала биться в пластиковом мешке, и он очень надеялся, что с Божьей помощью мороз как минимум замедлит ее движения, если не прекратит их окончательно.
   Потом он вернулся к столу, где производилось вскрытие.
   И они повторили всю операцию еще раз.
   Лишь почти в три часа дня, спустя шесть часов после того, как в прозекторской появились Ховард и Бригэм, все было закончено, стол вычищен, видеокамеры и магнитофоны выключены. Пока все трое отдыхали в кабинете Дэна, выпивали, обменивались бумагами и обсуждали процесс аутопсии, были сделаны копии видеопленок и аудиозаписей. Ховард признался, что ничего подобного ему видеть не приходилось и что он бессилен объяснить такую посмертную активность. Именно длительная, непрекращающаяся природа этой деятельности, столь четкой и целенаправленной, более всего заинтриговала Бригэма. Он не мог представить, как это могло произойти, но специфичность этой деятельности предполагала причину и цель. При этом в причине смерти Энгстрема никто не сомневался – раковые опухоли были настолько ярко выраженными и метастазирующими, что можно было счесть почти чудом, что тот продержался столько, сколько продержался, – но причина его жизни послесмерти оставалась вне постижения.
   Они расстались, так ничего и не решив. Ховард и Бригэм оба пообещали подключить мощные ресурсы своих уважаемых организаций и обменяться мнениями через неделю.
   Сотрудник Центра взял одну ногу, сотрудник ФБР – другую. Остальное тело принадлежало ему, и оно было абсолютно и безусловно мертвым. Таким образом, проблема была решена. Дэн напечатал отчет о проведенной аутопсии и разрешил передать то, что осталось от Джона Энгстрема, в морг, определенный семьей покойного.
   Он проследил, как работники морга переложили укрытое в мешок тело – или то, что от него осталось, – на растяжку, помещенную на носилки. Рука еще помнила движение сокращающихся мышц. Сегодня утром он, находясь один в прозекторской, смеялся этому ощущению, но сейчас он даже не мог вспомнить, что его так рассмешило.
   Его передернуло.
   Это было не смешно.
   Всё это было совершенно не смешно.

3

   Он оказался у него на столе утром в понедельник. Доставленный анонимно, как и предыдущие.
   На наклейке было напечатано название: ВОЛЧИЙ КАНЬОН.
   Прежде чем вскрыть, Маккормэк некоторое время разглядывал большой конверт из плотной желтой бумаги. Последний раз он получал такой два года назад. В нем было сообщение, что Тодд Голдмэн, его правая рука и связующее звено с местными представителями власти Волчьего Каньона, покончил с собой.
   Волчий Каньон.
   Именно он возглавлял расследование. Или то, что официальноименовалось «расследованием». Ибо для установления истинных причин происшедшего никаких особых усилий и не предпринималось. Никто не был заинтересован в выяснении того, почему не были эвакуированы жители города или, тем более, кто несет за это ответственность. Главной задачей было сохранение тайны, умолчание о самом факте существования этого поселения и полная гарантия того, что ни одно слово не просочится наружу – тем более в прессу – о том, что правительство Соединенных Штатов не только приютило, но и активно поддерживало целое сообщество колдунов.
   Выражение «убедительное опровержение» еще не было высказано, но смысл, стоящий за ним, был актуален определенное время, а это и было их истинной целью – если какая-то информация о Волчьем Каньоне каким-то образом вдруг всё-таки всплывет, сделать так, чтобы все лица, находящиеся выше определенной ступени служебной иерархии, могли и перед судом заявить о своем полном неведении. Суть же была в том, что тогда, в начале «холодной войны», действующий президент никаким образом не мог быть ассоциирован с бандой безбожных колдунов. Хватало одних язычников-комми, ибо поддержка тайного общества любителей заклинаний здесь, дома, на доллары налогоплательщиков, могла вполне стать основой для импичмента.
   Операция прошла с полным успехом. Не только никто ничего не узнал про колдунов – даже сами строители плотины, – но и ни пресса, ни широкая публика ничего не узнали про затопление. Никто из имеющих отношение к Волчьему Каньону не выступил с публичными заявлениями и не обладал достаточными сведениями, чтобы представить их на слушания в Конгрессе – за закрытыми дверями или как-то иначе. Этаплотина выдержала.
   Но у него самого остались вопросы. Несмотря на то, что он сам возглавлял расследование, Маккормэк так и не смог установить, было затопление случайным или преднамеренным. Их истинной миссией было подавить все слухи, а не докопаться до правды, и они следовали своему предписанию буквально: посещали место события, обследовали трупы, беседовали с рабочими и тихо закрывали папки с делами. Нельзя было исключить, что кто-то где-то из верхних слоев администрации Эйзенхауэра прознал о существовании Волчьего Каньона, проявил политическую благонадежность и решил, что город следует уничтожить, а населению заткнуть рот. Сама по себе идея возведения второй плотины в такой близости от первой была весьма необычной, и хотя доводы выглядели убедительными, он не исключал и наличие высшего мотива в решении, направленном на нейтрализацию того, что могло бы стать политической атомной бомбой в те времена гонений на коммунистов.
   А может, тут вообще не обошлось без нечистой силы.
   Прошло много времени, и он начал заниматься неофициальными поисками. По мере того как он поднимался по ступеням служебной лестницы, былая осмотрительность уступала место любопытству, и он давал понять некоторым надежным людям из различных агентств, что интересуется всеми новостями, имеющими отношение к Волчьему Каньону.
   И вот пришел очередной конверт. Маккормэк сидел и перебирал копии присланных документов. По мере знакомства с материалами настроение портилось. Как и ранее, здесь не было ничего конкретного, но даже косвенное отношение к Волчьему Каньону накладывало на них зловещую тень, которой в ином случае никто бы и не почувствовал.
   Он прочитал одно свидетельство о смерти и результаты вскрытия.
   Второе.
   Честно говоря, он никогда всерьез не верил в колдунов. Нет, он верил, что они сами считают себя колдунами, но что касается магических порошков, мистических ядов и прочих фокусов-покусов мумбо-юмбо, то это, на его взгляд, было полнейшей чушью. Наследие семнадцатого века, а отнюдь не то, к чему можно серьезно относиться в конце второй половины века двадцатого.
   По крайней мере он так думал до недавних пор.
   Сейчас он в этом уже сомневался.
   Несколько недель назад Расс Уинстон, один из заместителей министра министерства внутренних дел, был убит здесь, в округе Колумбия, в своем собственном гараже, весьма «необычным», как было сообщено прессе, способом. На самом деле это было очень мягко сказано. Он был разорван пополам, а его сын и внук рассказали следователям, что на него напало мелкое создание, волосатая зубастая тварь, которая затаилась в ожидании Уинстона и мгновенно исчезла после того, как все произошло.
   Монстр.
   Монстры и колдуны.
   Это персонажи детских сказок, а не явления, которые следует всерьез воспринимать государственному агентству. Но государство отнеслось к этому серьезно и вновь сделало все возможное, чтобы уберечь общество от информации, с которой, по его мнению, его граждане совладать не в состоянии.
   Он знал Расса Уинстона по Волчьему Каньону. В ходе расследования он брал у него интервью. Расс был одним из начальников смен и показался ему более сообразительным, более толковым, более наблюдательным, чем многие его коллеги, и неудивительно, что тот постепенно оказался в Вашингтоне. В течение многих лет они поддерживали ни к чему не обязывающие контакты, которые возникают между случайными знакомыми, но никто из них ни разу больше не заговаривал про Волчий Каньон, и сейчас Маккормэк жалел об этом. У него всегда было впечатление, что Расс чувствует себя виноватым за затопление и так и не смог смириться с этим. Это была одна из причин, по которым Маккормэк никогда не затрагивал эту тему при их редких возможностях для общения. Сейчас ему оставалось лишь теряться в догадках – знал ли бывший начальник смены и замминистра больше, чем говорил, и основано ли было его чувство вины скорее на этом знании, нежели на ошибочно взятой на себя ответственности.
   Другое сообщение касалось человека из Юты, бухгалтера, умершего от рака. Бухгалтера ничто не связывало с Волчьим Каньоном, но местный коронер обратился к ФБР и Центру контроля заболеваний, потому что человек продолжал ходить после смерти.
   Очевидно, тот, кто доставил ему этот конверт, решил, что какая-то связь существует.
   Маккормэк тоже так думал, поэтому внимательно прочитал всю информацию, включая две статьи – из местной газеты штата Юта и одного таблоида. Из них следовало, что признаки жизни после смерти проявлялись в ногах. Сейчас их изучением занялись большие люди из Бюро. Южная Юта не так далеко от Аризоны и Волчьего Каньона, и не требовалось большого усилия предположить, что некая связь действительно существует.
   Но правда ли всё это?
   Постоянно циркулировали слухи о том, что Советы занимаются изучением экстрасенсорики, психокинеза, эффекта Кирлиан и тому подобного. Если подобные психические феномены действительно существуют, возможно, Соединенным Штатам следовало бы пойти в масть. Возможно, надо было бы дать возможность Пентагону проникнуть в Волчий Каньон, использовать тамошних колдунов как дополнительный ресурс, а не уничтожать их самих и все следы их существования под рукотворным озером.
   Но было ли это результатом несчастного случая или обдуманных действий – сейчас уже слишком поздно что-либо изменить.
   Он позвонил Грегу Росситеру из Бюро. Росситер имел некоторый опыт общения с паранормальными явлениями и так или иначе считал себя специалистом в этом вопросе. Недавно ему удалось выбить из тайных бюджетных источников финансирование на установку новой базы данных, чтобы систематизировать незавершенные дела по основаниям потенциальных сверхъестественных явлений. Росситер мог бы стать посмешищем для всего ФБР, если бы не тот факт, что ему действительно удалось распутать множество нераскрытых убийств за последние несколько десятилетий. Доказав, что все они были совершены одним и тем же убийцей, а убийца этот был вампиром и скрывался в Аризонской пустыне. Он был в составе той группы, которая выезжала по делу о монстре, и хотя тело не было обнаружено, косвенных доказательств и показаний очевидцев было достаточно, чтобы подтвердить его гипотезу. Не все поверили в историю Росситера про вампира, но среди высокопоставленных лиц хватило и других, благодаря чему он перебрался из Феникса в Вашингтон. Маккормэк знал его по многочисленным курсам и семинарам, и хотя Росситер не относился к тем, с кем бы он захотел поделиться своими предположениями по поводу Волчьего Каньона, похоже, настало время посвятить агента в это дело.
   Росситер прибыл после ленча. Обменявшись краткими неформальными приветствиями, Маккормэк передал агенту папку и попросил ознакомиться с представленными материалами. Росситер сел и начал листать документы.
   – Я знаю этот район, – заметил он, подняв голову. – Аризона. Я там вырос.
   – Читайте дальше.
   Маккормэк смотрел на потоки машин за окном. Тишину кабинета нарушало лишь негромкое гудение вентиляции, наполняющей комнату теплым воздухом, да периодическое шуршание перелистываемых агентом страниц.
   Дочитав до конца, Росситер встал и принялся энергично расхаживать по кабинету, из чего Маккормэк мог сделать вывод, что информация его очень взволновала.
   – Какова подоплека всего этого? В чем здесь ваш интерес? Я увидел здесь некоторые документы Бюро, стало быть, у вас есть определенные связи, снабжающие вас подобной информацией, но зачем? И почему вы обратились ко мне?
   Маккормэк сделал ему беглый обзор дела под названием «Катастрофа в Волчьем Каньоне», как они собирались назвать его, если какая-то информация просочится в прессу. Он объяснил, каким образом возникло поселение колдунов, где они могли избежать гонений, и каким образом после завершения строительства второй плотины в Волчьем Каньоне город был затоплен, хотя эвакуация была проведена не полностью и погибли шестьдесят три человека. В то время он работал в министерстве юстиции и возглавлял расследование по личному распоряжению Генерального прокурора.