Страница:
Если бы он верил в знамения, он бы сказал, что это – знак, что некая невидимая сила специально подкинула ему это дело, чтобы помочь продвинуться по карьерной лестнице.
Черт. Кого он пытается обмануть? Он верит в знамения. Почему не признать это? После всего, что ему довелось увидеть и узнать, он просто имеет на это право. На самом деле сразу же после разговора с Маккормэком он уже понял, что поедет в Волчий Каньон. Это дело захватило его с первых же минут, и если бы этот трусливый Маккормэк воспользовался хотя бы немногими из тех возможностей, которые у него имелись, а не пугался бы собственной тени и крутился бы вокруг Вашингтона, как виноватый хорек, Росситер мог на самых законных основаниях, а не втайне, как сейчас, заниматься этим делом.
Впрочем, может, это и к лучшему. Если бы появилось законное распоряжение, ему скорее всего не дали его возглавить, он бы оказался одним из членов команды, а не лидером команды и не получил бы права довести его до конца лично. А так он снова может оказаться тем, кто его раскроет, сможет возложить на себя всю ответственность и, вне всякого сомнения, поднимется еще на одну ступеньку в иерархической лестнице ФБР.
Но что это за дело?
Этого он не знал. Не совсем. Некий человек в Юте превратился в ходячий труп, помощник министра внутренних дел был убит в собственном гараже неким монстром – и сорок лет назад инженеры, выполняя правительственный заказ, построили плотину, в результате чего оказался затоплен город колдунов. Как ни крути, дело крупное. Может, не столь крупное, как было в Рио-Верде, но достаточно крупное, и если то, что ему удалось вычитать между строк из секретного доклада Маккормэка, окажется правдой, вполне возможно, что очень скоро могут грянуть серьезные события.
Он взял такси из аэропорта Феникса до местного отделения ФБР, где выписал себе машину. Энгельс, его старый начальник, был на работе, но Росситер не потрудился увидеться с ним. Между ними никогда не было особенно теплых отношений, а перебравшись в Вашингтон, он и подавно утер нос. Энгельсу, так что скорее всего начальство затаило на него злобу.
Быстро перекусив в забегаловке под названием «Что За Бургеры!», он двинулся в путь – мимо станций Меса и Апач – на открытое пространство. Как большинство автомобилей ФБР, эта машина была оборудована антирадарным устройством, что избавляло от риска быть остановленным за превышение скорости и необходимости объясняться с каким-нибудь тупым местным дорожным патрулем. Как только появилась такая возможность, Росситер вдавил в пол педаль газа и понесся по двухполосному шоссе, окаймленному голой чапарралем, загнав стрелку спидометра за сотню миль. Даже на такой скорости до места назначения ехать было не меньше двух часов, и он включил автомобильный сканер, слушая всегда любопытные переговоры неотесанных представителей власти этого дикого Дикого Запада.
Может, на обратном пути.
За границей Рио-Верде шоссе шло вдоль реки. Через двадцать миль к северу дорога раздваивалась. Одна уходила по пустыне в сторону Нью-Мексико, другая, петляя между холмами и возвышенностями, вела к озеру. Трасса обогнула скалистый утес, потом сузилась до одной полосы, проходя по плотине: Его машина была единственной, но Росситер ехал аккуратно, сознавая ненадежность перил, которые отделяли его от водной глади справа и отвесной кручи тела плотины слева. За плотиной уже была грунтовая дорога, которая упиралась в небольшую засыпанную гравием стоянку для машин, окруженную покосившимися старыми столами для пикника.
Он вышел из машины, потянулся и подошел к берегу озера. Оглядел плотину, берег, водное пространство.
Он не знал, что ожидает увидеть, но чего-то все равно ждал.
Росситер огляделся по сторонам. Насколько хватало глаз, в окружающей пустыне не было ни машин, ни людей, ни вампиров – ничего необычного или неординарного. Послеполуденный воздух был тих, за исключением присвистывающего гула от вырывающейся из-под плотины воды, что неслась в Рио-Верде.
Боже, как же он возненавидел этот штат за то время, что вынужден был работать здесь! Два срока в столице ничуть не уменьшили уровень антипатии. Какой идиот захочет жить в такой Богом забытой дыре, кроме тупой вырождающейся деревенщины?
Он вздохнул и пошел осматривать плотину.
Уже закралось подозрение, что он совершил ошибку и отреагировал слишком поспешно. Совершенно незачем было сюда мчаться. Даже если в этом месте и присутствует какая-то сила, нельзя было надеяться изгнать ее одним собственным появлением. Сверхъестественное явление – это не дрессированная обезьянка, прыгающая через обруч по его расписанию и показывающая свою личность тогда, когда ему это удобно.
Впрочем, теперь ничего не оставалось, кроме как следовать намеченному плану. Росситер еще раз оглядел плотину и пошел вдоль берега, жалея, что забыл захватить какие-нибудь кроссовки.
3
Черт. Кого он пытается обмануть? Он верит в знамения. Почему не признать это? После всего, что ему довелось увидеть и узнать, он просто имеет на это право. На самом деле сразу же после разговора с Маккормэком он уже понял, что поедет в Волчий Каньон. Это дело захватило его с первых же минут, и если бы этот трусливый Маккормэк воспользовался хотя бы немногими из тех возможностей, которые у него имелись, а не пугался бы собственной тени и крутился бы вокруг Вашингтона, как виноватый хорек, Росситер мог на самых законных основаниях, а не втайне, как сейчас, заниматься этим делом.
Впрочем, может, это и к лучшему. Если бы появилось законное распоряжение, ему скорее всего не дали его возглавить, он бы оказался одним из членов команды, а не лидером команды и не получил бы права довести его до конца лично. А так он снова может оказаться тем, кто его раскроет, сможет возложить на себя всю ответственность и, вне всякого сомнения, поднимется еще на одну ступеньку в иерархической лестнице ФБР.
Но что это за дело?
Этого он не знал. Не совсем. Некий человек в Юте превратился в ходячий труп, помощник министра внутренних дел был убит в собственном гараже неким монстром – и сорок лет назад инженеры, выполняя правительственный заказ, построили плотину, в результате чего оказался затоплен город колдунов. Как ни крути, дело крупное. Может, не столь крупное, как было в Рио-Верде, но достаточно крупное, и если то, что ему удалось вычитать между строк из секретного доклада Маккормэка, окажется правдой, вполне возможно, что очень скоро могут грянуть серьезные события.
Он взял такси из аэропорта Феникса до местного отделения ФБР, где выписал себе машину. Энгельс, его старый начальник, был на работе, но Росситер не потрудился увидеться с ним. Между ними никогда не было особенно теплых отношений, а перебравшись в Вашингтон, он и подавно утер нос. Энгельсу, так что скорее всего начальство затаило на него злобу.
Быстро перекусив в забегаловке под названием «Что За Бургеры!», он двинулся в путь – мимо станций Меса и Апач – на открытое пространство. Как большинство автомобилей ФБР, эта машина была оборудована антирадарным устройством, что избавляло от риска быть остановленным за превышение скорости и необходимости объясняться с каким-нибудь тупым местным дорожным патрулем. Как только появилась такая возможность, Росситер вдавил в пол педаль газа и понесся по двухполосному шоссе, окаймленному голой чапарралем, загнав стрелку спидометра за сотню миль. Даже на такой скорости до места назначения ехать было не меньше двух часов, и он включил автомобильный сканер, слушая всегда любопытные переговоры неотесанных представителей власти этого дикого Дикого Запада.
* * *
Он подъехал к плотине с юга, через Рио-Верде. Это вызывало не всегда приятные воспоминания. Проезжая мимо китайского ресторана на пути к центру города, он подумал о том, чтобы заглянуть в местный полицейский участок и нанести неожиданный визит своему старому приятелю шерифу Картеру. Росситер улыбнулся. Такой щипок был бы забавным – он знал, что Картер не имеет ни малейшего желания его видеть, – но как бы ни хотелось лишний раз поддеть этого жирного ублюдка, нужно было спешить на озеро. Он понятия не имел, что там происходит и происходит ли вообще, слишком рано или слишком поздно он торопится на праздник, но все равно прежде всего нужно оказаться там и оценить ситуацию.Может, на обратном пути.
За границей Рио-Верде шоссе шло вдоль реки. Через двадцать миль к северу дорога раздваивалась. Одна уходила по пустыне в сторону Нью-Мексико, другая, петляя между холмами и возвышенностями, вела к озеру. Трасса обогнула скалистый утес, потом сузилась до одной полосы, проходя по плотине: Его машина была единственной, но Росситер ехал аккуратно, сознавая ненадежность перил, которые отделяли его от водной глади справа и отвесной кручи тела плотины слева. За плотиной уже была грунтовая дорога, которая упиралась в небольшую засыпанную гравием стоянку для машин, окруженную покосившимися старыми столами для пикника.
Он вышел из машины, потянулся и подошел к берегу озера. Оглядел плотину, берег, водное пространство.
Он не знал, что ожидает увидеть, но чего-то все равно ждал.
Росситер огляделся по сторонам. Насколько хватало глаз, в окружающей пустыне не было ни машин, ни людей, ни вампиров – ничего необычного или неординарного. Послеполуденный воздух был тих, за исключением присвистывающего гула от вырывающейся из-под плотины воды, что неслась в Рио-Верде.
Боже, как же он возненавидел этот штат за то время, что вынужден был работать здесь! Два срока в столице ничуть не уменьшили уровень антипатии. Какой идиот захочет жить в такой Богом забытой дыре, кроме тупой вырождающейся деревенщины?
Он вздохнул и пошел осматривать плотину.
Уже закралось подозрение, что он совершил ошибку и отреагировал слишком поспешно. Совершенно незачем было сюда мчаться. Даже если в этом месте и присутствует какая-то сила, нельзя было надеяться изгнать ее одним собственным появлением. Сверхъестественное явление – это не дрессированная обезьянка, прыгающая через обруч по его расписанию и показывающая свою личность тогда, когда ему это удобно.
Впрочем, теперь ничего не оставалось, кроме как следовать намеченному плану. Росситер еще раз оглядел плотину и пошел вдоль берега, жалея, что забыл захватить какие-нибудь кроссовки.
3
Ночью тихо шептались.
Майлс узнал мягкий шелест, едва различимые звуки, которые слышал в доме перед возвращением отца из больницы. Эти звуки тогда его здорово напугали, но сейчас – еще больше. Его спутники спали – Гарден в спальном мешке на земле, Дженет на заднем сиденье машины, и Майлс испытал желание разбудить их, чтобы они тоже услышали и подтвердили, что это не его собственные галлюцинации, но не был уверен, смогут ли они правильно оценить подобную манеру поведения и не посчитать его трусливым дураком, лишающим людей сна лишь потому, что услышал какие-то шорохи.
Впрочем, звуки были пугающими, особенно в данных обстоятельствах, и он уже сомневался, будут ли винить его Дженет или Гарден за нежелание их слушать в одиночестве.
Он лежал и смотрел в звездное небо. Звуки слышались отовсюду – из-за дерева, с близлежащих камней, с черной поверхности самого озера. Как и раньше, ему казалось, что различает слова, имена – Мэй. Лизабет.
Майлс устроил себе ночлег на столе для пикника. Сложенная куртка Гардена служила подушкой. Спасаясь от неожиданно холодной ночи, он закутался наподобие мумии в грязное одеяло из багажника джипа.
Мэй.
Что это могло значить? Он не знал и не хотел знать. Это было то, ради чего он приехал, из-за чего их всех потянуло в Волчий Каньон, но сейчас, оказавшись здесь, когда ответы, которые он искал, сами давали о себе знать, он понял, что на самом деле боится их.
Мэй, —снова послышался тот же шепот, за ним – несколько неразборчивых слов, среди которых он мог различить лишь два. Мэй. Лизабет. Лизабет Мэй...
Если бы Гарден или Дженет проснулись, было бы не так страшно, но он по-прежнему не мог позволить себе сдаться и разбудить их. Вместо этого он закрыл глаза, повернулся набок, натянул одеяло на голову и начал мычать себе что-то под нос, чтобы заглушить посторонние звуки.
Постепенно он заснул.
И ему приснился сон.
Он был в Лос-Анджелесе, на стадионе Доджера. Стояла глубокая ночь. Стадион был пуст, все прожектора выключены; единственным источником освещения был оранжеватый смог на небе, отражавший огни большого города.
На автомобильной стоянке перед стадионом он увидел небольшую фанерную хижину – сложенное на скорую руку из отходов строительных материалов жилище. В открытом дверном проеме хижины стоял человек, старик, одетый в пропылившееся платье и кожаные ковбойские краги на манер пионеров Запада. Он молча курил, и было что-то зловещее в том, как двигалась его рука, поднося сигарету к губам и опускаясь, вто время как вся фигура оставалась неподвижной, как мраморная статуя.
Старик отбросил сигарету, развернулся и вошел в помещение. Майлс понял, что ему следует, идти за ним. Он не хотел этого делать, боялся и старика, и хижины, и темноты, но, будучи не властным над собой, покорно потащился вслед за скрывшейся в хижине фигурой.
Внутри строение оказалось очень большим – гораздо большим, чем это можно было себе представить по внешнему виду. Старик провел его по захламленному помещению к столу, на котором стояла зажженная керосиновая лампа, ваза для фруктов с отрезанной головой женщины. На дне стеклянной вазы можно было различить ломтики очищенных фруктов – апельсинов, персиков, груш. Голова покоилась сверху; из шеи выступали обескровленные жилы и похожие на струны вены. Мужчина взял старую ржавую ложку, зачерпнул ею сахарного песка с одного из двух расположенных рядом с вазой блюдец и посыпал им голову. Затем из другого блюдца зачерпнул полную ложку листьев мяты и тоже высыпал ее сверху.
– Это сохраняет голову свежей, – пояснил он, взглянув на Майлса. Голос оказался высоким, надтреснутым – совсем не таким, как ожидал Майлс.
Майлс кивнул, не зная, что сказать.
Мужчина взял керосиновую лампу и пошел с ней через другой проем в следующее помещение, выглядевшее не менее просторным, чем сам стадион Доджера. Мерцающий огонь освещал лишь небольшое пространство, моментально обступившее их. На земляном полу были разбросаны голые фарфоровые куклы с нарисованными грудями и лобками. Майлс прошел за старым ковбоем мимо кукол и остановился перед огромным отверстием в земле. Широкая настолько, что в нее можно было бы поместить поперек легковой автомобиль, яма уходила в чернильную пустоту непостижимой глубины.
– Я вырыл эту дыру, – признался мужчина. – Она ведет в Китай.
– Чем вы ее рыли? – спросил Майлс.
– Ложкой для мяты.
– Где вы ее взяли?
– Мне дал ее карлик.
Разговор казался бессмысленным, но за отсутствием буквального смысла чувствовалось какое-то глубинное значение. Майлс глубокомысленно кивнул, словно ожидал услышать именно это.
Старик положил Майлсу на плечо холодную руку. Потом приблизил к нему лицо, и Майлс ощутил запах табака, кофе и чего-то еще, сладкого и весьма неприятного.
– Здесь я поместил ее тело, – произнес старик. – Когда голова будет готова, она тоже отправится сюда.
Утренняя пустыня была прекрасна. Окружающий ландшафт еще не приобрел свой дневной монохромный цвет, и каменистые холмы и скалы купались в оранжевом восходе; четкие тени подчеркивали все трещины, выступы и углубления. Среди валунов стояли высокие сагуаро с поднятыми и распростертыми руками, как сдающиеся в плен солдаты. Глубокое безоблачное небо переливалось всеми цветами радуги от оранжевого на востоке до фиолетового на западе. Над вершиной ближайшего холма лениво кружил коршун.
Само озеро было черным.
Это была игра света – так должно было быть, – но эффект тем не менее оказался тревожным. Майлс с облечением услышал, как за спиной открылась дверца машины и Дженет вышла наружу, потягиваясь и зевая.
Звук дверцы разбудил и Гардена. Он выбрался из спального мешка и огляделся. Все неловко молчали, не зная, что сказать.
– У кого-нибудь есть еда? – поинтересовался Майлс.
– У меня есть пирожки, – кивнул Гарден. – С голубикой. Надеюсь, они вам понравятся, потому что до ближайшего ресторана ехать далековато.
Он принялся рыться в багажнике своего джипа. Майлс с Дженет терпеливо ждали, пока он найдет коробку с пирожками.
Завтракая, все трое смотрели на озеро.
– Никого... – прокашлялась Дженет, – никого ночью не появилось? Ходоков больше не было?
– Я не слышал, – откликнулся Гарден.
– Если и были, мы их проспали, – добавил Майлс.
Тишина.
Пирожки кончились.
– И что мы будем делать дальше? – спросила Дженет, отряхивая с рук крошки.
– Не знаю, – признался Майлс. – Проблема в том, что мы на самом деле не знаем, хорошо все или плохо. Я имею в виду – может, из происходящего вообще ничего не следует. Ясно одно – много лет назад, даже десятилетий здесь жил и люди. Кто сказал, что теперь происходит что-то плохое?
– Потому что я это чувствую, – прищурился Гарден. – И могу поспорить, вы тоже.
Он был прав, и Майлс неохотно кивнул. Здесь действительно что-то было, некое неопределимое чувство дурного предзнаменования, и оно давило с огромной тяжестью. Он еще в нем толком не разобрался, но ощущал его с первого момента появления на озере. Только сейчас Майлс понял, что у него на самом деле естьплан: ждать, что будет происходить, и после этого реагировать.
Но что дает ему основание думать, что он – любой из них – сможет отреагировать адекватно?
Ничто.
Единственное, что он знал, – они должны попытаться.
– Майлс! – услышал он обеспокоенный голос Дженет, обернулся, проследил за ее взглядом и увидел, что по берегу идет человек – одетый совершенно неподходящим образом в нечто напоминающее черные слаксы, белую рубашку и вполне стандартный деловой пиджак. Черные очки от солнца придавали ему вид секретного агента, и это несоответствие внешнего вида моментально зажгло красный фонарь в мозгу Майлса. Что-то в облике незнакомца выдавало человека из силовых структур, и с тянущим ощущением в желудке Майлс подумал, что сейчас их выставят вон отсюда, объявив, что весь район закрыт и подлежит эвакуации.
Мужчина, очевидно, тоже увидел их периферийным зрением, поскольку резко изменил направление и, не поднимая головы, двинулся вверх по склону.
Через считанные секунды он уже оказался на вершине и выставил перед собой всем известный значок.
– Агент Росситер, – представился мужчина. – ФБР.
– Ну? – откликнулся Гарден.
– Могу я спросить, что вы делаете на озере?
– Спросить можете, но отвечать я вам не обязан. Разумеется, если я не арестован или в таком роде.
Агент обернулся к Дженет. Та бросила скрытный взгляд на Майлса.
Внимание Росситера переключилось на него, и Майлс вздохнул. Он не понял ничем не спровоцированной грубости Гардена, но нервозность Дженет была вполне понятной реакцией на представителя власти. Майлс решил взять разговор на себя.
– Агент Росситер? – кивнул он. – Я Майлс Хьюрдин.
– Мистер Хьюрдин. Могу я узнать, зачем вы здесь?
Майлс уже был готов ответить, сочинить какую-нибудь правдоподобную и безобидную ложь, но тут небо резко изменилось. Сплошная облачность не наползла, она просто появилась мгновенно, полностью перекрыв голубое небо, превратив солнечный свет в слабое сероватое свечение над сразу же почерневшими горами.
По воде прошла рябь – движение началось на середине озера, направилось к югу и так же внезапно исчезло, словно лох-несское чудовище вдруг решило подняться на минутку из глубин. Они все увидели это, и по непроизвольно напрягшемуся выражению лица агента Майлс все понял.
– Думаю, мы всезнаем, зачем мы здесь, – ответил он.
– Что вы знаете? – прищурился Росситер.
– Вы первый.
Майлс ожидал сопротивления, но, к его немалому удивлению, агент ФБР деловито сообщил, что прибыл сюда расследовать серию загадочных смертей, на которые обратили внимание в Вашингтоне и которые явно имеют непосредственное отношение к Волчьему Каньону, бывшей поддерживаемой правительством колонии колдунов, которая нынче покоится на дне озера.
Колония колдунов.
Это многое проясняло; фрагменты головоломки уже начали складываться в его мозгу в целостную картину. Теперь стали понятны и существование магических атрибутов, и сверхъестественные аспекты смертей. Тем не менее это никак не объясняло источник недавней активности. Колдуны погибли, когда город был затоплен, и теперь наступила пора возмездия. Но от кого? Живы ли колдуны до сих пор, или они восстали из могил, чтобы покарать тех, кто совершил с ними такое?
Тут же вспомнился отец. Майлс не мог поверить, что Боб мог иметь к этому какое-то отношение, что его отец был колдуном.
– Ваша очередь, – кивнул Росситер, завершив свой рассказ.
Майлс, выступая за всех троих, вкратце описал ситуации со своим отцом, с дядей Дженет и дедом Гардена. Заодно сообщил агенту, что является частным сыщиком, и рассказал про список Лиэма.
– У вас есть копия? – быстро спросил Росситер.
– В машине.
– Я хочу взглянуть.
Майлс кивнул.
Небо между тем продолжало темнеть. Завеса странных облаков продолжала сгущаться. Черная поверхность озера была неестественно гладкой. Его не тревожили ни ветерок, ни птица, ни рыба. С исчезновением солнца не перестало теплеть, и сочетание полярного неба с аризонской температурой полностью соответствовало ледяным мурашкам, которые уже побежали по мокрой от пота спине Майлса.
– И каков ваш план? – спросил Росситер. – Что вы собирались делать? Зачем вы приехали?
Майлс перевел взгляд с Дженет на Гардена, не зная, что сказать.
– Не знаю, – решил он наконец сознаться. – Мы как раз это обсуждали перед вашим появлением.
Агент открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут озеро снова пришло в движение. Снизу пошли пузыри, сопровождаемые высоким острым звуком. Все обернулись, и Майлс почувствовал, что инстинктивно сделал пару шагов назад, подальше от склона.
Вода расступилась, не так впечатляюще, как киношное Красное море, но дешево, как на студии «Юниверсал», восстанавливающей событие для своих автобусных туристических групп. Ближайшая к ним часть озера расступилась узким клином.
Они начали выходить по двое, друг за другом – все, кто когда-то ушел туда. Самые последние вышли первыми, включая отца Майлса. Уставившись перед собой невидящим взглядом, они маршировали – причем более осмысленно и контролируемо, чем той походкой, которая привела их сюда. Можно было подумать, что срочность пропала, что они больше не стремятся во что бы то ни стало достичь цели, что они обрели ее, и теперь действуют, подчиняясь иным командам. Они были похожи на рабов, трусливых, избитых, покорившихся... При виде своего отца Майлс почувствовал не страх, а жалость.
Идущие впереди были одеты в мокрые, рваные одежды; на тех, кто шел сзади, одежды не было вовсе. Они выходили обнаженными на песок, но двигались не наверх, к автостоянке, а вдоль берега – в сторону.
– Я не вижу моего дядю, – повторяла Дженет шепотом маленькой девочки. – Я не вижу моего дядю.
– Я вижу своего дядю, – с ужасом произнес Гарден. – И деда вижу.
Росситер ничего не говорил, но Майлс видел, что агент достал револьвер, и хотя сомневался, что это может помочь, все равно почувствовал некоторое облегчение.
Из расступившихся вод выходили все новые и новые мужчины и женщины.
И наконец появилась она.
Она здесь.
Он мгновенно понял, что это именно та, о которой говорили и его отец, и дядя Дженет. Та самая личность, о которой пыталась предупредить его женщина в торговых рядах.
Она вышла из воды, обнаженная. Лицо было в потеках грязи, спутанные, свисающие прядями волосы позеленели от тины и водорослей, но, как и у остальных, кожа осталась не тронутой разложением. Можно сказать, что для столь длительного пребывания в воде она прекрасно сохранилась. Голова ее кренилась под странным углом, словно шея была сломана. Бесспорно прекрасное, лицо ее вместе с тем имело отпечаток какой-то дикой чуждости, нездешности, и это вызывало непреодолимый страх. Он не понимал, кто она такая, но от нее исходила осязаемая аура силы.
Изабелла.
Имя пришло само, ниоткуда, но он мгновенно понял, что это – ее. И чувство, что за всем происходящим стоит именно она, окрепло.
Она повернула склоненную набок голову, взглянула в его сторону...
И он оказался на перекрестке дорог под луной, глядя глазами Изабеллы, которая приблизилась к телу повешенной ведьмы. Обнаженное тело женщины – настоящей карги с дикой гривой седых волос – покачивалось на толстой растрепанной веревке, прикрепленной к суку разбитого молнией дуба. От колдуньи исходило слабое сияние – остатки силы, несомненно, невидимые обычному глазу, и именно это было нужно Изабелле. В окрестностях этого проклятого места не было ни души, и даже огней отдаленных поселений не было видно – настолько поздним был час. Невидимая, она свободно подкралась к дереву, взобралась на него, чтобы сбросить тело, а когда то упало, прыгнула на него сверху и впилась губами в открытый рот трупа. Она начала впитывать в себя оставшуюся энергию, а вместе с ней – высасывать и кровь, и желчь, и остатки непереваренной пищи. Это была энергия, в которой нуждалась Изабелла, которую она желала, и он чувствовал, как она укрепляется по мере поглощения темной силы колдуньи, извлекаемой единственно доступным способом.
А затем он оказался в селении анасази. Изабелла перед собравшейся толпой проводила некую церемонию с шаманом племени. Она иссушала пожилого человека через ладони его вытянутых рук, испытывая потребность исключительно в его жизненной энергии, но заодно, для вящей убедительности его соплеменников, забирала и его кровь. Голая Изабелла постанывала, кровь брызгала на ее груди, живот, густую шерсть лобка. Публика, наблюдающая за этим, скандировала благодарственные молитвы. Наконец Изабелла вобрала в себя последние капли жизненной сущности человека, и мощные волны оргазма сотрясли ее лоно.
Затем селение исчезло, а он оказался в темной хижине, в которой человек силы демонстрировал свое искусство. Человек стоял на коленях перед вырезанной им статуей – статуей бога в форме стручка спаржи. На земле вокруг него лежали мертвые женщины, обнаженные, с раздвинутыми ногами, и у каждой в интимных местах торчали пучки спаржи. Была поздняя весна, сезон спаржи, и снаружи мужчины собирали урожай этого растения, в то время как их жены и дочери, запертые в бамбуковых клетках, извивались, верещали и умоляли выпустить на волю.
Это была другая земля, очень древняя земля – потому что ландшафт не был похож ни на что, существующее в настоящее время; горы на горизонте были слишком высокими и странной формы, небо и почва полей отличались по цвету от того, каким им следовало бы быть.
Изабелла недавно насытилась, потому не было оснований отведать силы этого мужчины. Наоборот, она опустилась рядом с ним на колени, и они заговорили в унисон, вознося молитву этому древнему богу. Потом она поползла туда, где лежали приготовленные тела. Встав на четвереньки перед первой из мертвых женщин, она произнесла Слова, просунула голову между холодных ляжек и принялась поедать спаржу.
Затем он оказался в огромной черной пещере с обнаженными мужчинами, женщинами и странными созданиями, которые никогда не видели дневного света, монстрами, которых никогда не изображала человеческая рука, которые никогда не возникали даже в самых необузданных фантазиях самых богохульствующих иллюстраторов мира. Под ногами была жидкая грязь – земля, смешанная скорее с кровью, нежели с водой. Изабелла стояла в центре пещеры, раздвинув ноги и воздев руки, и завывала. Мужчины и женщины тряслись перед ней от страха. Она нагнулась, подхватила с земли пытавшуюся убежать мелкую тварь и сожрала ее. Зубы с хрустом раздирали склизкую белесую шкурку и пережевывали мерзкую плоть. Она опять взвыла, схватила другого маленького монстра, разорвала зубами на две части и заглотнула его сущность. Потом вскрикнула – это был нечленораздельный вопль голода и боли – и на сей раз напала на более крупного монстра – дольчатого, многоногого, многоротого, многоглазого чудовища, которое запищало от ее прикосновения и попыталось сопротивляться. Она без труда убила его, вцепившись зубами в резиноподобную шкуру у него на хребте.
И опять взвыла.
И тут видения оборвались. Он снова оказался самим собой. Майлс быстро огляделся. Прошло не больше секунды. Он стоял на том же самом месте, ничто не сдвинулось, ничто не изменилось. Он почувствовал легкое головокружение. Он не очень сознавал, что произошло, но между ним и этой женщиной явно установилась какая-то связь. Он не знал, как и почему, но она дала ему возможность мельком увидеть... что? Ее воспоминания? Ее фантазии? Ее планы? Ее прошлое?
Быстрый взгляд на Дженет, Гардена и Росситера убедил его в том, что никто из них не испытал ничего подобного. Что бы это ни было за явление, оно предназначалось исключительно ему лично.
Изабелла полностью вышла из воды и уже шла по песку. Она опять посмотрела в его сторону, на губах появилась леденящая улыбка...
И вновь его озарило видение.
Плотину прорвало, вода из озера Волчий Каньон хлынула гигантской волной высотой в несколько сотен футов – вырываясь из горной теснины на пустынные пространства внизу, полностью смыв небольшой город и разметав по равнине сотни трупов.
Гибельное опустошение прокатилось по всей земле.
Феникс оказался погребен под гигантской пыльной бурей, которая охватила весь юго-запад, поглотив также Альбукерк и Лас-Вегас. Нью-Йорк был весь в огне; улицы переполняли обезумевшие толпы людей, которым некуда было бежать. Чикаго провалился под землю, воды озера Мичиган ринулись в гигантскую воронку и затопили ее. Лос-Анджелес сотрясали бесконечные землетрясения, которые, казалось, готовы были сравнять с землей каждое сооружение штата...
Майлс узнал мягкий шелест, едва различимые звуки, которые слышал в доме перед возвращением отца из больницы. Эти звуки тогда его здорово напугали, но сейчас – еще больше. Его спутники спали – Гарден в спальном мешке на земле, Дженет на заднем сиденье машины, и Майлс испытал желание разбудить их, чтобы они тоже услышали и подтвердили, что это не его собственные галлюцинации, но не был уверен, смогут ли они правильно оценить подобную манеру поведения и не посчитать его трусливым дураком, лишающим людей сна лишь потому, что услышал какие-то шорохи.
Впрочем, звуки были пугающими, особенно в данных обстоятельствах, и он уже сомневался, будут ли винить его Дженет или Гарден за нежелание их слушать в одиночестве.
Он лежал и смотрел в звездное небо. Звуки слышались отовсюду – из-за дерева, с близлежащих камней, с черной поверхности самого озера. Как и раньше, ему казалось, что различает слова, имена – Мэй. Лизабет.
Майлс устроил себе ночлег на столе для пикника. Сложенная куртка Гардена служила подушкой. Спасаясь от неожиданно холодной ночи, он закутался наподобие мумии в грязное одеяло из багажника джипа.
Мэй.
Что это могло значить? Он не знал и не хотел знать. Это было то, ради чего он приехал, из-за чего их всех потянуло в Волчий Каньон, но сейчас, оказавшись здесь, когда ответы, которые он искал, сами давали о себе знать, он понял, что на самом деле боится их.
Мэй, —снова послышался тот же шепот, за ним – несколько неразборчивых слов, среди которых он мог различить лишь два. Мэй. Лизабет. Лизабет Мэй...
Если бы Гарден или Дженет проснулись, было бы не так страшно, но он по-прежнему не мог позволить себе сдаться и разбудить их. Вместо этого он закрыл глаза, повернулся набок, натянул одеяло на голову и начал мычать себе что-то под нос, чтобы заглушить посторонние звуки.
Постепенно он заснул.
И ему приснился сон.
Он был в Лос-Анджелесе, на стадионе Доджера. Стояла глубокая ночь. Стадион был пуст, все прожектора выключены; единственным источником освещения был оранжеватый смог на небе, отражавший огни большого города.
На автомобильной стоянке перед стадионом он увидел небольшую фанерную хижину – сложенное на скорую руку из отходов строительных материалов жилище. В открытом дверном проеме хижины стоял человек, старик, одетый в пропылившееся платье и кожаные ковбойские краги на манер пионеров Запада. Он молча курил, и было что-то зловещее в том, как двигалась его рука, поднося сигарету к губам и опускаясь, вто время как вся фигура оставалась неподвижной, как мраморная статуя.
Старик отбросил сигарету, развернулся и вошел в помещение. Майлс понял, что ему следует, идти за ним. Он не хотел этого делать, боялся и старика, и хижины, и темноты, но, будучи не властным над собой, покорно потащился вслед за скрывшейся в хижине фигурой.
Внутри строение оказалось очень большим – гораздо большим, чем это можно было себе представить по внешнему виду. Старик провел его по захламленному помещению к столу, на котором стояла зажженная керосиновая лампа, ваза для фруктов с отрезанной головой женщины. На дне стеклянной вазы можно было различить ломтики очищенных фруктов – апельсинов, персиков, груш. Голова покоилась сверху; из шеи выступали обескровленные жилы и похожие на струны вены. Мужчина взял старую ржавую ложку, зачерпнул ею сахарного песка с одного из двух расположенных рядом с вазой блюдец и посыпал им голову. Затем из другого блюдца зачерпнул полную ложку листьев мяты и тоже высыпал ее сверху.
– Это сохраняет голову свежей, – пояснил он, взглянув на Майлса. Голос оказался высоким, надтреснутым – совсем не таким, как ожидал Майлс.
Майлс кивнул, не зная, что сказать.
Мужчина взял керосиновую лампу и пошел с ней через другой проем в следующее помещение, выглядевшее не менее просторным, чем сам стадион Доджера. Мерцающий огонь освещал лишь небольшое пространство, моментально обступившее их. На земляном полу были разбросаны голые фарфоровые куклы с нарисованными грудями и лобками. Майлс прошел за старым ковбоем мимо кукол и остановился перед огромным отверстием в земле. Широкая настолько, что в нее можно было бы поместить поперек легковой автомобиль, яма уходила в чернильную пустоту непостижимой глубины.
– Я вырыл эту дыру, – признался мужчина. – Она ведет в Китай.
– Чем вы ее рыли? – спросил Майлс.
– Ложкой для мяты.
– Где вы ее взяли?
– Мне дал ее карлик.
Разговор казался бессмысленным, но за отсутствием буквального смысла чувствовалось какое-то глубинное значение. Майлс глубокомысленно кивнул, словно ожидал услышать именно это.
Старик положил Майлсу на плечо холодную руку. Потом приблизил к нему лицо, и Майлс ощутил запах табака, кофе и чего-то еще, сладкого и весьма неприятного.
– Здесь я поместил ее тело, – произнес старик. – Когда голова будет готова, она тоже отправится сюда.
* * *
Майлс проснулся с рассветом. Теплые лучи восходящего солнца уже разогнали ночной холод. Дженет и Гарден еще спали. Откинув одеяло, он сел, спустил ноги со стола и, стараясь не шуметь, встал на землю.Утренняя пустыня была прекрасна. Окружающий ландшафт еще не приобрел свой дневной монохромный цвет, и каменистые холмы и скалы купались в оранжевом восходе; четкие тени подчеркивали все трещины, выступы и углубления. Среди валунов стояли высокие сагуаро с поднятыми и распростертыми руками, как сдающиеся в плен солдаты. Глубокое безоблачное небо переливалось всеми цветами радуги от оранжевого на востоке до фиолетового на западе. Над вершиной ближайшего холма лениво кружил коршун.
Само озеро было черным.
Это была игра света – так должно было быть, – но эффект тем не менее оказался тревожным. Майлс с облечением услышал, как за спиной открылась дверца машины и Дженет вышла наружу, потягиваясь и зевая.
Звук дверцы разбудил и Гардена. Он выбрался из спального мешка и огляделся. Все неловко молчали, не зная, что сказать.
– У кого-нибудь есть еда? – поинтересовался Майлс.
– У меня есть пирожки, – кивнул Гарден. – С голубикой. Надеюсь, они вам понравятся, потому что до ближайшего ресторана ехать далековато.
Он принялся рыться в багажнике своего джипа. Майлс с Дженет терпеливо ждали, пока он найдет коробку с пирожками.
Завтракая, все трое смотрели на озеро.
– Никого... – прокашлялась Дженет, – никого ночью не появилось? Ходоков больше не было?
– Я не слышал, – откликнулся Гарден.
– Если и были, мы их проспали, – добавил Майлс.
Тишина.
Пирожки кончились.
– И что мы будем делать дальше? – спросила Дженет, отряхивая с рук крошки.
– Не знаю, – признался Майлс. – Проблема в том, что мы на самом деле не знаем, хорошо все или плохо. Я имею в виду – может, из происходящего вообще ничего не следует. Ясно одно – много лет назад, даже десятилетий здесь жил и люди. Кто сказал, что теперь происходит что-то плохое?
– Потому что я это чувствую, – прищурился Гарден. – И могу поспорить, вы тоже.
Он был прав, и Майлс неохотно кивнул. Здесь действительно что-то было, некое неопределимое чувство дурного предзнаменования, и оно давило с огромной тяжестью. Он еще в нем толком не разобрался, но ощущал его с первого момента появления на озере. Только сейчас Майлс понял, что у него на самом деле естьплан: ждать, что будет происходить, и после этого реагировать.
Но что дает ему основание думать, что он – любой из них – сможет отреагировать адекватно?
Ничто.
Единственное, что он знал, – они должны попытаться.
– Майлс! – услышал он обеспокоенный голос Дженет, обернулся, проследил за ее взглядом и увидел, что по берегу идет человек – одетый совершенно неподходящим образом в нечто напоминающее черные слаксы, белую рубашку и вполне стандартный деловой пиджак. Черные очки от солнца придавали ему вид секретного агента, и это несоответствие внешнего вида моментально зажгло красный фонарь в мозгу Майлса. Что-то в облике незнакомца выдавало человека из силовых структур, и с тянущим ощущением в желудке Майлс подумал, что сейчас их выставят вон отсюда, объявив, что весь район закрыт и подлежит эвакуации.
Мужчина, очевидно, тоже увидел их периферийным зрением, поскольку резко изменил направление и, не поднимая головы, двинулся вверх по склону.
Через считанные секунды он уже оказался на вершине и выставил перед собой всем известный значок.
– Агент Росситер, – представился мужчина. – ФБР.
– Ну? – откликнулся Гарден.
– Могу я спросить, что вы делаете на озере?
– Спросить можете, но отвечать я вам не обязан. Разумеется, если я не арестован или в таком роде.
Агент обернулся к Дженет. Та бросила скрытный взгляд на Майлса.
Внимание Росситера переключилось на него, и Майлс вздохнул. Он не понял ничем не спровоцированной грубости Гардена, но нервозность Дженет была вполне понятной реакцией на представителя власти. Майлс решил взять разговор на себя.
– Агент Росситер? – кивнул он. – Я Майлс Хьюрдин.
– Мистер Хьюрдин. Могу я узнать, зачем вы здесь?
Майлс уже был готов ответить, сочинить какую-нибудь правдоподобную и безобидную ложь, но тут небо резко изменилось. Сплошная облачность не наползла, она просто появилась мгновенно, полностью перекрыв голубое небо, превратив солнечный свет в слабое сероватое свечение над сразу же почерневшими горами.
По воде прошла рябь – движение началось на середине озера, направилось к югу и так же внезапно исчезло, словно лох-несское чудовище вдруг решило подняться на минутку из глубин. Они все увидели это, и по непроизвольно напрягшемуся выражению лица агента Майлс все понял.
– Думаю, мы всезнаем, зачем мы здесь, – ответил он.
– Что вы знаете? – прищурился Росситер.
– Вы первый.
Майлс ожидал сопротивления, но, к его немалому удивлению, агент ФБР деловито сообщил, что прибыл сюда расследовать серию загадочных смертей, на которые обратили внимание в Вашингтоне и которые явно имеют непосредственное отношение к Волчьему Каньону, бывшей поддерживаемой правительством колонии колдунов, которая нынче покоится на дне озера.
Колония колдунов.
Это многое проясняло; фрагменты головоломки уже начали складываться в его мозгу в целостную картину. Теперь стали понятны и существование магических атрибутов, и сверхъестественные аспекты смертей. Тем не менее это никак не объясняло источник недавней активности. Колдуны погибли, когда город был затоплен, и теперь наступила пора возмездия. Но от кого? Живы ли колдуны до сих пор, или они восстали из могил, чтобы покарать тех, кто совершил с ними такое?
Тут же вспомнился отец. Майлс не мог поверить, что Боб мог иметь к этому какое-то отношение, что его отец был колдуном.
– Ваша очередь, – кивнул Росситер, завершив свой рассказ.
Майлс, выступая за всех троих, вкратце описал ситуации со своим отцом, с дядей Дженет и дедом Гардена. Заодно сообщил агенту, что является частным сыщиком, и рассказал про список Лиэма.
– У вас есть копия? – быстро спросил Росситер.
– В машине.
– Я хочу взглянуть.
Майлс кивнул.
Небо между тем продолжало темнеть. Завеса странных облаков продолжала сгущаться. Черная поверхность озера была неестественно гладкой. Его не тревожили ни ветерок, ни птица, ни рыба. С исчезновением солнца не перестало теплеть, и сочетание полярного неба с аризонской температурой полностью соответствовало ледяным мурашкам, которые уже побежали по мокрой от пота спине Майлса.
– И каков ваш план? – спросил Росситер. – Что вы собирались делать? Зачем вы приехали?
Майлс перевел взгляд с Дженет на Гардена, не зная, что сказать.
– Не знаю, – решил он наконец сознаться. – Мы как раз это обсуждали перед вашим появлением.
Агент открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут озеро снова пришло в движение. Снизу пошли пузыри, сопровождаемые высоким острым звуком. Все обернулись, и Майлс почувствовал, что инстинктивно сделал пару шагов назад, подальше от склона.
Вода расступилась, не так впечатляюще, как киношное Красное море, но дешево, как на студии «Юниверсал», восстанавливающей событие для своих автобусных туристических групп. Ближайшая к ним часть озера расступилась узким клином.
Они начали выходить по двое, друг за другом – все, кто когда-то ушел туда. Самые последние вышли первыми, включая отца Майлса. Уставившись перед собой невидящим взглядом, они маршировали – причем более осмысленно и контролируемо, чем той походкой, которая привела их сюда. Можно было подумать, что срочность пропала, что они больше не стремятся во что бы то ни стало достичь цели, что они обрели ее, и теперь действуют, подчиняясь иным командам. Они были похожи на рабов, трусливых, избитых, покорившихся... При виде своего отца Майлс почувствовал не страх, а жалость.
Идущие впереди были одеты в мокрые, рваные одежды; на тех, кто шел сзади, одежды не было вовсе. Они выходили обнаженными на песок, но двигались не наверх, к автостоянке, а вдоль берега – в сторону.
– Я не вижу моего дядю, – повторяла Дженет шепотом маленькой девочки. – Я не вижу моего дядю.
– Я вижу своего дядю, – с ужасом произнес Гарден. – И деда вижу.
Росситер ничего не говорил, но Майлс видел, что агент достал револьвер, и хотя сомневался, что это может помочь, все равно почувствовал некоторое облегчение.
Из расступившихся вод выходили все новые и новые мужчины и женщины.
И наконец появилась она.
Она здесь.
Он мгновенно понял, что это именно та, о которой говорили и его отец, и дядя Дженет. Та самая личность, о которой пыталась предупредить его женщина в торговых рядах.
Она вышла из воды, обнаженная. Лицо было в потеках грязи, спутанные, свисающие прядями волосы позеленели от тины и водорослей, но, как и у остальных, кожа осталась не тронутой разложением. Можно сказать, что для столь длительного пребывания в воде она прекрасно сохранилась. Голова ее кренилась под странным углом, словно шея была сломана. Бесспорно прекрасное, лицо ее вместе с тем имело отпечаток какой-то дикой чуждости, нездешности, и это вызывало непреодолимый страх. Он не понимал, кто она такая, но от нее исходила осязаемая аура силы.
Изабелла.
Имя пришло само, ниоткуда, но он мгновенно понял, что это – ее. И чувство, что за всем происходящим стоит именно она, окрепло.
Она повернула склоненную набок голову, взглянула в его сторону...
И он оказался на перекрестке дорог под луной, глядя глазами Изабеллы, которая приблизилась к телу повешенной ведьмы. Обнаженное тело женщины – настоящей карги с дикой гривой седых волос – покачивалось на толстой растрепанной веревке, прикрепленной к суку разбитого молнией дуба. От колдуньи исходило слабое сияние – остатки силы, несомненно, невидимые обычному глазу, и именно это было нужно Изабелле. В окрестностях этого проклятого места не было ни души, и даже огней отдаленных поселений не было видно – настолько поздним был час. Невидимая, она свободно подкралась к дереву, взобралась на него, чтобы сбросить тело, а когда то упало, прыгнула на него сверху и впилась губами в открытый рот трупа. Она начала впитывать в себя оставшуюся энергию, а вместе с ней – высасывать и кровь, и желчь, и остатки непереваренной пищи. Это была энергия, в которой нуждалась Изабелла, которую она желала, и он чувствовал, как она укрепляется по мере поглощения темной силы колдуньи, извлекаемой единственно доступным способом.
А затем он оказался в селении анасази. Изабелла перед собравшейся толпой проводила некую церемонию с шаманом племени. Она иссушала пожилого человека через ладони его вытянутых рук, испытывая потребность исключительно в его жизненной энергии, но заодно, для вящей убедительности его соплеменников, забирала и его кровь. Голая Изабелла постанывала, кровь брызгала на ее груди, живот, густую шерсть лобка. Публика, наблюдающая за этим, скандировала благодарственные молитвы. Наконец Изабелла вобрала в себя последние капли жизненной сущности человека, и мощные волны оргазма сотрясли ее лоно.
Затем селение исчезло, а он оказался в темной хижине, в которой человек силы демонстрировал свое искусство. Человек стоял на коленях перед вырезанной им статуей – статуей бога в форме стручка спаржи. На земле вокруг него лежали мертвые женщины, обнаженные, с раздвинутыми ногами, и у каждой в интимных местах торчали пучки спаржи. Была поздняя весна, сезон спаржи, и снаружи мужчины собирали урожай этого растения, в то время как их жены и дочери, запертые в бамбуковых клетках, извивались, верещали и умоляли выпустить на волю.
Это была другая земля, очень древняя земля – потому что ландшафт не был похож ни на что, существующее в настоящее время; горы на горизонте были слишком высокими и странной формы, небо и почва полей отличались по цвету от того, каким им следовало бы быть.
Изабелла недавно насытилась, потому не было оснований отведать силы этого мужчины. Наоборот, она опустилась рядом с ним на колени, и они заговорили в унисон, вознося молитву этому древнему богу. Потом она поползла туда, где лежали приготовленные тела. Встав на четвереньки перед первой из мертвых женщин, она произнесла Слова, просунула голову между холодных ляжек и принялась поедать спаржу.
Затем он оказался в огромной черной пещере с обнаженными мужчинами, женщинами и странными созданиями, которые никогда не видели дневного света, монстрами, которых никогда не изображала человеческая рука, которые никогда не возникали даже в самых необузданных фантазиях самых богохульствующих иллюстраторов мира. Под ногами была жидкая грязь – земля, смешанная скорее с кровью, нежели с водой. Изабелла стояла в центре пещеры, раздвинув ноги и воздев руки, и завывала. Мужчины и женщины тряслись перед ней от страха. Она нагнулась, подхватила с земли пытавшуюся убежать мелкую тварь и сожрала ее. Зубы с хрустом раздирали склизкую белесую шкурку и пережевывали мерзкую плоть. Она опять взвыла, схватила другого маленького монстра, разорвала зубами на две части и заглотнула его сущность. Потом вскрикнула – это был нечленораздельный вопль голода и боли – и на сей раз напала на более крупного монстра – дольчатого, многоногого, многоротого, многоглазого чудовища, которое запищало от ее прикосновения и попыталось сопротивляться. Она без труда убила его, вцепившись зубами в резиноподобную шкуру у него на хребте.
И опять взвыла.
И тут видения оборвались. Он снова оказался самим собой. Майлс быстро огляделся. Прошло не больше секунды. Он стоял на том же самом месте, ничто не сдвинулось, ничто не изменилось. Он почувствовал легкое головокружение. Он не очень сознавал, что произошло, но между ним и этой женщиной явно установилась какая-то связь. Он не знал, как и почему, но она дала ему возможность мельком увидеть... что? Ее воспоминания? Ее фантазии? Ее планы? Ее прошлое?
Быстрый взгляд на Дженет, Гардена и Росситера убедил его в том, что никто из них не испытал ничего подобного. Что бы это ни было за явление, оно предназначалось исключительно ему лично.
Изабелла полностью вышла из воды и уже шла по песку. Она опять посмотрела в его сторону, на губах появилась леденящая улыбка...
И вновь его озарило видение.
Плотину прорвало, вода из озера Волчий Каньон хлынула гигантской волной высотой в несколько сотен футов – вырываясь из горной теснины на пустынные пространства внизу, полностью смыв небольшой город и разметав по равнине сотни трупов.
Гибельное опустошение прокатилось по всей земле.
Феникс оказался погребен под гигантской пыльной бурей, которая охватила весь юго-запад, поглотив также Альбукерк и Лас-Вегас. Нью-Йорк был весь в огне; улицы переполняли обезумевшие толпы людей, которым некуда было бежать. Чикаго провалился под землю, воды озера Мичиган ринулись в гигантскую воронку и затопили ее. Лос-Анджелес сотрясали бесконечные землетрясения, которые, казалось, готовы были сравнять с землей каждое сооружение штата...