– Что происходит? – продолжал Майлс.
   – Ничего.
   – Я же вижу.
   – Давай лучше не будем. – В голосе отца прозвучала злость, и Майлс умиротворяющим жестом вскинул руку.
   – Хорошо, хорошо. Я не собираюсь придавать этому вопросу государственную важность.
   Но он вспомнил про сон отца и почувствовал тревогу. Он привык повиноваться интуиции, следовать своим чувствам, но обычно это происходило при поиске фактов, а смутный оккультный аспект озадачивал.
   Вырулив со стоянки, он выехал на улицу и направил машину к дому.
   – Насколько я понимаю, у тебя сейчас никого нет, – решил сменить тему отец. – А какие-то перспективы намечаются?
   – Что? – с недоумением повернул голову Майлс. – Что это на тебя нашло?
   – Нет, просто любопытно. Просто не совсем нормально, когда взрослый мужчина не интересуется сексом.
   – Во-первых, я не собираюсь с тобой это обсуждать, а во-вторых, кто сказал, что я не интересуюсь?
   – Не похоже.
   – У меня сейчас период воздержания.
   – Слишком длительный период.
   – А что это тебя вдруг так заинтересовала моя личная жизнь?
   – Когда человек достигает определенного возраста, он кочет быть уверенным, что, когда его не станет, о его сыне будет кому позаботиться, у него будет любовь и покой.
   Когда его не станет.
   Может, отец вовсе и не менял тему.
   – Ты планируешь умереть у меня на руках? – с наигранной легкостью поинтересовался Майлс.
   – Нет, просто спрашиваю, – усмехнулся Боб. – А кроме того, никому не хочется думать, что он не состоялся как отец, что он вырастил сына – жалкого неудачника, который даже бабу завести себе не может.
   – Кто не может?
   – А когда у тебя кто был?
   – Ну, была Дженис. Мы с ней довольно часто встречались.
   – Она была замужем. Ты ее на ланч водил.
   – Она не была замужем. У нее был приятель.
   – То же самое, – покачал головой Боб. – Слава Богу, что тебе не приходится работать в команде. Никогда не встречал человека, которому так не везет.
   – Ну, не преувеличивай.
   – А что с Мэри?
   – Давно ее не видел, – нахмурился Майлс.
   – Об этом я и говорю. Почему бы тебе не позвонить ей, не пригласить куда-нибудь?
   – Не могу, – покачал головой сын. – Да и вообще, у нее наверняка уже кто-нибудь есть.
   – А может, и нет. Может, она в такой же ситуации, как ты. Кто знает? Может, она только и ждет твоего звонка?
   Майлс промолчал. Он не мог сказать отцу, что Мэри не ждет его звонка, что он пару месяцев назад видел ее в городе выходящей из кинотеатра, шикарно одетой, восхитительно выглядящей, заливающейся счастливым смехом и интимно прижимающейся к высокому атлетического сложения мужчине в дорогом спортивном костюме.
   – Не знаешь, – продолжал гнуть свое отец. – Позвони и поймешь. Хуже-то не будет.
   Будет хуже, мрачно подумал про себя Майлс и отвернулся.
   – Нет, отец. Я ей не стану звонить.
   – Так и будешь один до моей смерти.
   – Ничего. Переживу.
   – Это меня и расстраивает, – вздохнул Боб. – Вижу, что переживешь.
   Несколько кварталов они проехали молча.
   – Лучше Клер у тебя все равно никого не было, – снова заговорил отец. – Ты это понимаешь?
   – Понимаю, – кивнул Майлс, глядя прямо перед собой.
   – Не надо было тебе отпускать эту девочку.
   – Я ее не отпускал. Она сама захотела, она не была счастлива, мы развелись.
   – Ты мог бы постараться ее удержать.
   Майлс не ответил. Эта мысль ему самому неоднократно приходила в голову. Он дал согласие на развод, но не хотел этого. Он любил ее, да и скорее всего и сейчас любит, хотя и пытается убедить себя в обратном. Прошло уже пять лет с тех пор, как были подписаны последние документы, но не было ни одного дня, чтобы он не вспомнил о ней. Как правило, по мелочам – что бы она сказала по тому или иному поводу, – но она оставалась в его жизни как призрак, как совесть, как мерило в сознании, если не как физическое присутствие.
   На самом деле, возможно, им и не надо было разводиться. Не было каких-то иных людей, не было любовных связей ни с его, ни с ее стороны. Единственное, на что она жаловалась, – что он уделяет ей слишком мало внимания, что работа его интересует гораздо больше, чем семья. Это было неправдой, но он понимал, почему она так считает, и на самом деле это можно было легко исправить. Если бы он проявил хотя бы небольшое желание уступить, признать свои ошибки, перестать приносить работу на дом, проводить с ней больше времени и чуть более откровенно демонстрировать свои чувства, они бы вполне смогли жить вместе. Он понимал это уже тогда, но какое-то упрямство не позволяло ему совершить эти шаги и, сознавая собственную вину, перелагать ответственность за решение проблемы на ее плечи. Если она действительно любит его, то должна понять и простить его, смириться со всем, что он делает, быть благодарной. Она во многом пошла ему навстречу, но он полагал, что она должна пойти навстречу во всем, сама пройти весь путь, и от этого проблемы только усугублялись. Развод казался крайним выходом, и хотя это было не то, чего он хотел, он не приложил усилий, чтобы избежать его.
   Майлс заметил, что отец по-прежнему смотрит в его сторону, и вздохнул.
   – Отец, у меня был тяжелый день. Давай лучше оставим эту тему.
   – Хорошо, хорошо, – с деланной невинностью вскинул руки отец.
   Они подъехали к дому. Майлс остановил машину, выключил двигатель, поставил на ручной тормоз. Боб, прежде чем выбраться, собрал стопку книжек, и взгляд Майлса опять невольно упал на одну из обложек – «Колдовство и сатанизм в древней Америке».
   Подхватив свои материалы, он вслед за отцом направился в дом.
   Боб, вместо того чтобы завалиться на диван, как обычно, чтобы заснуть под очередную телевизионную комедию, быстро удалился в свою комнату, пожелав сыну спокойной ночи и закрыв – более того, заперев за собой дверь.
   «Предсказания Нострадамуса».
   У Майлса по-прежнему лежала на душе какая-то тяжесть. Он запасся пивом и провел на диване не меньше двух часов, пытаясь разобраться в информации, которую раздобыл, но толком так и не смог сосредоточиться и решил сдаться, отправившись в постель намного раньше своих обычных одиннадцати часов вечера.
   Но заснуть не смог.
   Повертевшись с боку на бок какое-то время, показавшееся ему вечностью, он встал. Включил небольшой телевизор, стоящий на тумбочке, поглазел на дежурный рекламный блок, потом выключил его и подошел к окну. В щель между неплотно задернутыми шторами виднелась луна, ныряющая между тяжелыми зимними облаками.
   Он вспомнил о Клер и подумал – спит ли она сейчас?
   И с кем она сейчас спит?
   Майлс отвернулся от окна и посмотрел на пустую постель. Он уже очень давно не занимался сексом. И тосковал без этого. Он попытался вспомнить обнаженную Клер, попытался представить себе ее формы, но время уже стерло все характерные черты. Черт побери, он даже не смог вспомнить в подробностях тело Мэри. Помнились места, позиции, но чувственного ощущения, обычно возникающего при воспоминании об интимных моментах, не возникало. Странно, но зато очень четко запечатлелся в мозгу образ голой Черис – девицы, с которой он провел одну ночь три года назад.
   Вздохнув, он вернулся в постель. Без удовольствия, чисто функционально помастурбировал и, наконец, заснул, думая об огромных волнах, ведьмах и снах о конце света.

2

   На следующее утро Майлс пришел на работу такой уставший, что даже Хал обратил внимание, когда они встретились у лифта.
   – Тебя как будто из тюрьмы выпустили.
   – Спасибо, – сухо усмехнулся Майлс.
   – Как говорил великий Дион Уорвик, друзья для того и существуют.
   – У тебя крошки в бороде, – сообщил Майлс.
   Бородатый сыщик быстро запустил пятерню в свою густую растительность.
   – Все?
   – Шутка, – улыбнулся Майлс.
   – Осел.
   Лифт поднялся на их этаж, двери открылись, Хал вышел первым.
   – Привет, крошка, – помахал он рукой Наоми, сидевшей за столом. – Как тебе это чудесное утро?
   Секретарша разговаривала по телефону. Попросив собеседника подождать, она сняла наушники с микрофоном и внимательно оглядела Хала и Майлса.
   – Простите за глупый вопрос, – полюбопытствовала она, – но кто-нибудь из вас читал вчерашнее объявление?
   – Какое объявление? – откликнулись они хором.
   – Великие люди мыслят похоже, – улыбнулся Хал Майлсу.
   – Объявление, которое положили каждому из вас на стол, – с бесконечно терпеливой улыбкой продолжала Наоми. – Там было сказано, что сегодня утром будут отключены телефоны. Прокладывают оптоволоконную линию и подсоединяют компьютеры. Закончат не раньше двенадцати, и до этого времени все звонки переведены на меня. Мой телефон и платный городской – единственные, которые работают.
   – Похоже, я этого не читал, – признался Майлс.
   – Потрясающе! – замотал головой Хал. – А мне миллион звонков нужно сделать!
   – Значит, иди менять четвертаки, – с милой улыбкой посоветовала секретарша. – Я не могу отдать тебе свою линию.
   – Спасибо, – буркнул Хал и потащился в свою кабину.
   Наоми взяла наушники, но, словно только что вспомнив, кивнула Майлсу:
   – А у тебя клиент. Минут десять как ждет. Сказала, по рекомендации Филипа Эммонса.
   Майлс кивнул в знак благодарности, но она уже натянула наушники и продолжила разговор. Он двинулся по широкому центральному коридору в направлении своего рабочего места. Филип Эммонс. Старина Фил всегда был готов подбросить какую-нибудь работенку. Майлс дал себе обещание как-нибудь на неделе позвонить Филу. Давно не виделись; надо будет пойти куда-нибудь посидеть.
   Женщина, ожидающая в кресле для клиентов, сидела совершенно спокойно и разглядывала голливудские холмы, на которые выходили окна офиса. Миловидная брюнетка, в облегающей блузке без лифчика и короткой, по последней моде, юбке встала при его приближении и протянула руку.
   Времена Рэймонда Чандлера.
   – Меня зовут Марина Льюис.
   – Майлс Хьюрдин, – произнес он, отвечая на рукопожатие. Первое, что он заметил, было обручальное кольцо, и надежды, сколь призрачны они ни были, улетучились. Он улыбнулся и кивком пригласил женщину садиться.
   – Что я могу для вас сделать, миссис Льюис?
   – Зовите меня Марина.
   – Хорошо, Марина.
   Она подождала, пока он устроится за столом, и только потом, глубоко вздохнув, заговорила:
   – Мне вас рекомендовал Филип Эммонс. Я сказала ему, что ищу человека, который... что мне нужно определенного рода помощь...
   – В чем ваша проблема? – мягко поинтересовался Майлс.
   – Кто-то преследует моего отца, – прокашлявшись, сообщила женщина. – Но полиция отказывается принимать какие-нибудь меры.
   Майлс кивнул – спокойно, профессионально, но внутри уже был на взводе. Наконец-то реальное дело. В традициях бульварной литературы – прекрасная дама и старик, за которым идёт охота. О чем еще можно мечтать?
   – Кто преследует вашего отца?
   – Мы не знаем. Именно это я и хотела бы выяснить.
   – Как вы установили, что его преследуют?
   – На самом деле сначала мы так не думали. Возникали всякие мелочи. Например, он возвращался домой и обнаруживал, что задняя дверь открыта, хотя был уверен, что запирал ее. В таком роде. Это могло быть плодом воображения или случайным совпадением. Но на прошлой неделе, как раз перед тем, как мы приехали его навестить, ему позвонила какая-то женщина и сказала, что он помечен знаком смерти. Она подробно описала, как выглядит его дом изнутри – словно видела своими глазами, и сообщила, что собирается убить его во сне. Потом, через несколько дней, позвонила ещё раз и начала нести какую-то чушь про то, что никому не могло быть известно, за исключением членов нашей семьи. А два дня назад, когда он переходил улицу, его едва не сбил черный автомобиль с тонированными стеклами. Причем машина специально неслась на него. Его спасло то, что он успел отпрыгнуть на тротуар и ввалиться в дверь ювелирного магазинчика.
   – Вы сообщили об этом в полицию?
   Она кивнула.
   – И что они сказали?
   Женщина открыла сумочку, извлекла визитную карточку и протянула Майлсу.
   – Я разговаривала вот с этим человеком. Детектив Маддер. Он заявил, что они ничего не могут сделать, пока не произойдет что-то конкретное. Информацию о телефонных звонках он записал, попросил дать описание машины, после чего сообщил, что все это пока ляжет в папку, а никаких шагов предпринимать не будут. Потом вручил визитку и попросил держать его в курсе. Мой отец даже не хотел идти в полицию, я его едва уговорила, но после этого категорически заявил, что намерен разобраться со всем этим своими силами. Так что я пришла к вам по собственной инициативе. Он об этом не знает.
   – Мы не можем обеспечить защиту, – напомнил Майлс. – У нас детективное бюро, а не охранная фирма...
   – Я знаю, – прервала женщина. – Я хочу, чтобы вы выяснили, кто этим занимается и почему. Затем мы либо обратимся в полицию с тем, что у нас будет, либо... либо придумаем что-нибудь еще.
   Выяснить, кто это делает и почему.
   Как бы детски и глупо это ни выглядело, но он ощутил прилив энергии. Наконец-то он оказался в своем собственном кино, и это оправдывало все остальные занудные канцелярские дела, которыми он по преимуществу вынужден был заниматься.
   – Где живет ваш отец? – спросил он, доставая блокнот и ручку.
   – В Санта-Монике. Восьмая улица, двести одиннадцать.
   – А вы с мужем?
   – В Аризоне. Мы здесь на пару недель. Мой муж – писатель, он здесь встречается с киношниками по поводу экранизации своего романа.
   – Как долго вы намереваетесь пробыть в Калифорнии?
   – Видимо, еще неделю или около того. – Она помолчала. – Если ничего не случится. Я учительница, второго января мне надо выходить на работу, но если отцу угрожает опасность...
   – Мы постараемся побыстрее с этим разобраться, – улыбнулся Майлс, и она улыбнулась в ответ. – Говорите, ваш муж – писатель? Тогда я догадываюсь, как вы познакомились с Филом Эммонсом.
   – О да, – просияла женщина. – Филип оказался для нас просто счастьем. Гордон познакомился с ним на симпозиуме по романам ужасов в Фениксе в прошлом году, и именно он помог нам выйти на агента, который занимается кино. Мы здесь исключительно благодаря Филипу.
   – Да, он хороший парень, – улыбнулся Майлс. Марина смущенно кашлянула.
   – Он что-то упомянул о «разумных ценах». Не знаю, какой у вас гонорар, но много нам не потянуть. Если бы вы могли назвать мне... хотя бы приблизительно, чтобы я могла сориентироваться...
   – Об этом не беспокойтесь. Мы...
   В этот момент в кабинке показалась голова Наоми.
   – Майлс, телефон.
   – У меня клиент! – поднял он руку. – Запиши номер и скажи, что я перезвоню.
   – Майлс, это срочно. Твой отец. Он в больнице. Майлс в одно мгновение выскочил из кресла.
   – Займись ею! – крикнул он Халу, пробегая мимо его кабинки. Промчавшись по коридору до стола секретарши, он почувствовал, что сердце колотится как бешеное и ломит в груди. Оказывается, он, преодолел все это расстояние на одном дыхании. Пришлось сделать глубокий вдох и выдох, прежде чем нажать мигающую кнопку на консоли и прижать трубку к уху.
   – Алло?
   – Мистер Хьюрдин?
   Сердце опять екнуло. Не екнуло, а ударило в грудную клетку. В ушах запульсировала кровь.
   – Да, что случилось?
   – Сожалею, мистер Хьюрдин, но у вашего отца – инсульт.
   Инсульт.
   Этого он совершенно не ожидал, никогда не думал об этом и даже не рассматривал такой ситуации. Во рту пересохло. В какой-то момент ему даже показалось, что он потерял дар речи, но слова наконец нашлись – жалкие и испуганные.
   – Как... как это случилось?
   – Он упал в продуктовом магазине. Менеджер тут же вызвал «скорую», они привезли его к нам. Ваше имя и телефон мы обнаружили в его бумажнике.
   – О господи, – только и смог выдохнуть Майлс. Прислонившись спиной к стене, он закрыл глаза. Внезапно в мозгу отчетливо нарисовалась картинка, как отец тянет руку к коробке с супом и внезапно падает на линолеумовый пол, роняя вместе с собой стеллажи с продуктами, умирая на глазах у чужих людей, которые пришли в магазин за покупками и бесстрастно наблюдают за расстающимся с жизнью стариком, продвигаясь между торговыми рядами.
   – Сейчас его состояние стабилизировалось, но он без сознания, мы держим его в реанимации на аппаратуре. Весьма вероятно, у него некоторое поражение головного мозга, хотя глубину мы не можем установить до тех пор, как...
   – Какая больница? – перебил Майлс.
   – Святого Луки, на...
   – Сейчас приеду! – Майлс швырнул трубку как раз в тот момент, когда подошла Наоми. – Попроси Хала, пусть подхватит мою клиентку, – бросил он секретарше, нажимая кнопку лифта. – Когда вернусь – не знаю.
   – Что с отцом?
   – Инсульт. – Майлс ударил ладонью по кнопке, словно подгоняя медлительный лифт, но реакции не последовало, и он метнулся к лестнице. – Я позвоню! – крикнул он на бегу.
   Перепрыгивая через ступеньки, он скатился с лестницы, промчался по широкому вестибюлю и выскочил на автомобильную стоянку, к машине.
   Святого Луки. Это на Виннетке, неподалеку от дома. Отец, наверное, пошел за покупками к Ральфу.
   Каким-то образом представление о том, где это произошло, привязка к месту события сделали его более осознанным, менее абстрактным, и Майлса окатила волна паники. Слава Богу, она не сказалась на способности к трезвому мышлению и координации действий. Ему не пришлось судорожно перебирать связку ключей, чтобы найти ключ от машины, и руки не тряслись, когда он заводил двигатель. Напротив, казалось, что голова работает даже более четко, чем обычно. Он полностью контролировал свои движения и мыслительный процесс. Вырулив со стоянки, он погнал машину мимо здания Армии спасения, на Уилшир, безуспешно стараясь найти просветы в плотном автомобильном потоке.
   Но здесь удача от него отвернулась.
   Было такое ощущение, что на всех улицах, ведущих к шоссе Вентура, одновременно начались дорожные работы, и дорога напоминала один кошмарный сон. Два квартала он проторчал в пробке, потом наконец смог вырулить на боковую дорогу, но лишь затем, чтобы через некоторое время воткнуться в аналогичный затор. Он потратил двадцать минут на то, чтобы проехать шесть миль, и к моменту выезда на шоссе нервы уже были на пределе. От боли сводило мышцы лица, потому что он бессознательно все время сжимал челюсти, прокручивая в мозгу десятки сценариев смерти в ожидании разрешающих сигналов светофора.
   Шоссе, впрочем, оказалось свободным, и уже через десять минут он стоял в больничном лифте, направляясь в отделение реанимации. В груди все ломило от боли, и хотя он понимал, что это всего лишь последствия стресса, не мог не подумать, что если суждено свалиться с сердечным приступом, то лучшего места для этого и не придумать.
   Пост медсестер, уставленный сплошным рядом мониторов, начинался сразу за лифтом. Майлс быстро направился к молодому человеку азиатской внешности в синем комбинезоне, который поднял голову при его появлении.
   – Я ищу отца. Боб Хьюрдин. У него инсульт, мне сказали, что он в реанимации.
   Все это он выпалил на одном дыхании, наполовину приготовившись к самому худшему, но мужчина кивнул, даже не дослушав конца фразы, и вышел из-за стола навстречу Майлсу.
   – Он в двенадцатой палате. Я вас провожу.
   Двенадцатая палата располагалась примерно посередине коридора и, как все остальные палаты на этом этаже, имела большое окно, выходящее в коридор, чтобы медперсонал, проходящий мимо, имел возможность постоянно наблюдать за находящимися внутри пациентами. Майлс увидел отца раньше, чем вошел в комнату. Старик лежал не шевелясь, с закрытыми глазами, подсоединенный к каким-то приборам, к одной вытянутой руке тянулись внутривенные трубки. Вид у него был как у покойника.
   Майлс проследовал за молодым человеком – интерном? врачом? медбратом? санитаром? – через открытую дверь в комнату. Он приготовился обуздывать наплыв эмоций, но ничего не почувствовал. Ни горечи, ни слез, ни гнева – один страх, ужас и панику, которые накатили на него в тот момент, когда Наоми сообщила, что отец в больнице.
   В комнате стояла тишина, если не считать постоянного попискивания аппарата, контролирующего работу сердца. Майлс прокашлялся, и этот звук показался оглушительно громким. Но заговорил он благоговейным шепотом.
   – Простите, вы врач?
   – Я интерн, – так же шепотом откликнулся мужчина, покачав головой. – Врач на обходе. Должен вернуться минут через пятнадцать, но я могу вызвать его, если хотите.
   – Значит... опасности для жизни нет? Я хочу сказать, отцу не надо делать срочную операцию или что-то такое?
   – Ваш отец едва не умер. Мог умереть. Таким образом, у него скорее всего весьма серьезное повреждение головного мозга. Мы даем ему разжижитель крови, а также другие препараты, которые способствуют растворению тромбов.
   – Прошу прощения, – покачал головой Майлс. – Я не понимаю. У него из-за этого случился инсульт?
   – Инсульт обычно происходит, когда в какой-нибудь из артерий отрывается сгусток, который начинает движение в потоке крови и застревает в одном из кровеносных сосудов мозга. Именно так произошло с вашим отцом. С инсультом, который уже произошел, мы ничего особенного сделать не можем, хотя врач, когда вы с ним увидитесь, обо всем расскажет подробнее. Анти коагулянты и разжижители крови даются для того, чтобы предотвратить повторные инсульты. Они часто происходят волнами. Сгустки перемещаются последовательно или частями, они могут стать причиной следующих закупорок сосудов, но мы надеемся, что лекарства это предотвратят.
   Майлс слушал, неотрывно глядя на отца. Он обернулся к интерну только тогда, когда тот замолчал.
   – Хотите, чтобы я позвал врача?
   – Да, – кивнул Майлс. – Это можно?
   – Я вернусь через пару минут, – улыбнулся молодой человек.
   У стены рядом с изножьем кровати стоял стул. Майлс пододвинул его поближе к отцу и сел. Человек, лежащий на кровати с закрытыми глазами, с трубками, прикрепленными к носу, был совсем не похож на его отца. Он не просто выглядел старше и изможденнее, все черты его лица как-то изменились. Нос казался более крупным, чем раньше, подбородок – длиннее и более заостренным. Зубы, видневшиеся между полуоткрытыми бледными губами, казались слишком большими и слишком белыми, непропорциональными относительно всего лица. Лишь одна рука, не прикрытая простыней, соединенная трубками со стойкой, на которой крепились сосуды с лечебными и питательными препаратами, вводимыми внутривенно, казалась знакомой.
   Он признал эту руку.
   И вид ее по каким-то причинам вызвал слезы, которых не было раньше. Глядя на нее, со вздувшимися венами, испещренную старческими желтыми пятнами, на костистые, четко очерченные костяшки пальцев, он мог вызвать в памяти те образы, которые никак не связывались с безжизненным лицом, с неподвижным, укрытым простыней телом. Он видел ту руку, которая помогала ему выкарабкиваться по железной лестнице бассейна ИМКА, которая шлепала его, когда он пальнул из воздушного ружья в зад собаки Вертера, которая показывала, как вязать узлы для получения очередного бойскаутского значка, учила вести баскетбольный мяч.
   От этого на глаза накатились слезы. Это вызвало тот эмоциональный всплеск, к которому он готовился.
   Он прикоснулся к отцовской руке. Погладил ее. Взял в свою руку.
   И когда через пять минут пришел врач, он все еще не мог унять слезы.

Тогда

   Дрожащая девушка сидела в темноте, мерцающее оранжевое пламя горящего камина лишь частично высвечивало ее испуганное лицо. Руки она держала крепко сжатыми на коленях, лишь нервно шевелились тонкие пальцы.
   – Тебе совершенно нечего бояться, – дружелюбно произнес Уильям, улыбнувшись девушке и стараясь ее успокоить, но от этих слов она, похоже, пришла в еще большее возбуждение. – Больно не будет. Это очень простая процедура.
   Девушка продолжала сплетать и расплетать пальцы рук, лежащих на коленях. В каких-то иных обстоятельствах она наверняка выглядела бы вполне симпатичной. Но сейчас на ее лице были лишь тревога и страх. Она судорожно вздохнула – вздох был слышен даже за потрескиванием бревен в камине.
   – Вам... – Она нервно закашлялась. – Вам обязательно меня видеть?
   – Нет, если ты этого не хочешь, – покачал головой Уильям. – Но должен в таком случае предупредить, как это будет. Я могу сделать все сам, но если ты не хочешь, чтобы я тебя видел, тебе придется самой избавиться от этого. – Он некоторое время помолчал, дожидаясь, пока она осмыслит сказанное. – Это может тебя, наверное, смущать, но гораздо легче, если я сделаю это сам. Обещаю, я не буду смотреть на тебя как мужчина. Если тебе от этого будет легче – могу сказать, что мне пришлось перевидать немало молодых женщин в подобной ситуации.
   – Кого? – спросила девушка. Страх временно уступил место обыкновенному любопытству.
   – Этого я не могу тебе сказать, – покачал головой Уильям.
   Некоторое время она молчала, потом впервые за все время посмотрела ему в глаза.
   – Значит, и обо мне никому не скажете?
   – Даже под страхом смерти.
   Он встал, подошел к окну и отодвинул занавеску. На пустынном пространстве лишь колыхались высокие травы, сгибаемые к земле холодным зимним ветром, дующим по равнине. Далеко у горизонта, как желтые звездочки, мерцали газовые фонари небольшого города. Отпустив занавеску, он пересек комнату и подошел к ряду полок, прибитых над кроватью. Взяв спичку, он чикнул ею по бревенчатой стене и зажег свечу.