Лобас Владимир. Желтые короли (Записки нью-йоркского таксиста)

   И жена, улыбаясь в темноту, тихо скажет:
   -- Спи, мой кэбби, спи...
   Всем на свете, даже семейным счастьем, может одарить таксиста швейцар!
   А как же насчет того, чтоб заглядывать в глаза? Заискивать? Унижаться?..
   Вот, согнувшись под дождем, перебегает через авеню старый мой знакомый -- доцент политэкономии из Ленинграда, прикрывает ладонью, словно огонек на ветру, сосиску с капустой и преподносит угощение бугаю в униформе "Шератона". Бугай принимает сосиску и делает вид, будто лезет в карман. Но бывший доцент, который у пассажира из горла вырвет недостающий пятак, испуганно отгораживается от швейцара ладонями, словно тот собирается достать из кармана не доллар, а -- револьвер! Нет, нет, ни за что на свете не возьмет он деньги за сосиску! Не доллара ждет от швейцара кэбби, а "Кеннеди"...
   Ну, и много таких добровольцев среди таксистов?
   Вроде бы совсем немного. Но все же их куда больше, чем швейцаров...
   Расположение швейцара иные кэбби ценят так высоко, что изо дня в день бесплатно возят своих покровителей с работы домой. А чтоб капиталы швейцаров не залеживались в кубышках, вездесущие кэбби подыскивают подходящие для инвестиций дома, бензоколонки да надежных честных парней, обычно из своих же, таксистов, попавших в беду -- украли "тачку", разбил "тачку", -- которым деньги нужны позарез и которым, стало быть, можно ссудить десять тысяч на новую машину под 33 процента годовых!.. 4.
   Но как подступиться к швейцару? Начинать-то дружбу надо не с тридцати трех процентов и не с бензоколонки, а с доллара в обмен на "Ла- Гвардию"... Поставив кэб у гостиницы, я подхожу к швейцару.
   -- Друг! -- говорю я с нежностью и пихаю ему в карман доллар. -- Дай мне, пожалуйста, аэропорт.
   Я плачу -- авансом! Я не привередничаю. Я согласен поехать в "Ла-Гвардию". Но швейцар отшатывается от меня, словно благовоспитанная девица от уличного приставалы. Прикрыл прорезь кармана одной рукой, а другой отпихивает -- мою, дающую!
   -- Пош-шел ты! -- цедит он сквозь зубы: -- Работать надо! Нечего под гостиницами сшиваться...
   И ведь знаю же я, что берет, подлец, у других кэбби. Еще Узбек, который в последнее время как сквозь землю провалился (помните таксиста, который вечно прижимал к груди, словно раненую, свою левую руку?), так вот, еще этот самый Узбек обещал познакомить меня со швейцарами "Шератона", которые -- аж гай гудит! -- продают аэропорты всем русским... Почему же мою мзду не принимает швейцар? Чей мой доллар хуже? И, разве, если сейчас вынесут "Кеннеди", я не дам -- второй? А поди ж ты -- не хочет...
   Потому что меня не знает. Может, я, заплатив доллар, обнаглею: полезу вертеться у подъезда и вместо швейцара допрашивать: "Такси? Куда ехать?" -появляющихся из дверей постояльцев, что есть непорядок. Увидит кто-нибудь из служащих отеля (а они все лютые завистники швейцара, ибо никто, включая главного управляющего, не зарабатывает столько, сколько швейцар) -накапают, подведут под монастырь ... Кому это нужно?
   Но даже и не в том заковыка, что не знает меня швейцар, а в том, что не хочет со мною знаться.
   -- Слышь, ты, кажется, водитель такси? А?
   -- Совершенно верно, мой друг!
   -- А где же твой кэб?
   -- Ди вот: это мой чекер...
   -- А ты не можешь сделать мне одолжение?
   -- С удовольствием! Какое?
   -- Стой возле своего кэба... 5.
   Дружбу с первым моим швейцаром судьба подарила мне нежданно, словно первую женщину -- шестнадцатилетнему мальчику. Она, первая женщина, всегда ведь сама находит своего обсыпанного прыщами Купидона...
   Как-то поздним вечером на злополучном углу Парк-авеню и Сорок второй улицы, где получил я повестку в уголовный суд (автобусы не только увозят оттуда пассажиров в аэропорты, но и привозят их туда же -- из аэропортов), сел в мой кэб седой человек с потертым чемоданчиком, с которого свисала бирка "Британские авиалинии", и назвал адрес -- где-то рядом с Карнеги-Холл. Сообщил, что прилетел сейчас из Лондона, покалякал о погоде. Очень мне интересно, какая в Лондоне погода. Целый день я только и думал, у кого бы разузнать: дождь там сегодня или туман?.. Вдруг старик погрустнел и говорит с обидой:
   -- Так, значит, ты меня не узнаешь?..
   Безбровое невыразительное лицо...
   -- Нет, не узнаю. А кто вы? Тут он меня и огорошил:
   -- Я швейцар отеля "Веллингтон"!
   Шутка ли: случайная эта встреча могла превратить непосильный мой труд в приятнейшее времяпрепровождение! Само небо, видать, сжалилось над моей долей, и мне оставалось только не испортить Высший Замысел.
   -- Не обижайтесь, СЭР, что я вас не узнал. Дело в том, что я новый водитель.
   Объяснение было принято благосклонно.
   -- Между прочим, сэр, вы так и не сказали, как долго вы пробыли в Лондоне...
   -- Два дня.
   -- Что же вы там делали? -- ласкался я.
   -- Да ничего особенного. Я ведь вдовец, во время отпуска себя девать некуда. -- (Какой удивительный, какой доступный швейцар!) -- А в Лондоне я сходил к отелю "Веллингтон"...
   -- Вот здорово!.. Гм, а зачем вы туда ходили?
   -- Познакомился со швейцаром...
   -- Ну, и о чем же вы с ним говорили?
   -- О чаевых...
   -- Ха! Куда ж ему с вами тягаться?!.. Нью-Йорк и Лондон -- смешно сравнивать...
   -- Как раз нет. У него дела не в пример лучше... Понимаешь, какая у меня проблема: рассыльные, молодые парни, когда выносят багаж, не хотят говорить мне, куда гость едет. А не зная этого, как я могу брать с таксистов деньги за аэропорты?
   Тоже мне называется -- швейцар! Недотепа. Потому и чемоданчик потрепанный.
   -- Зачем же вам, сэр, -- изумляюсь я; -- у рассыльных спрашивать? Вы у гостей спрашивайте. Кому же, как не швейцару, -- спрашивать?
   -- Так-то оно так... А под каким отелем ты работаешь?
   -- Под "Статлером" -- заливаю я.
   -- И хорошо зарабатываешь?
   -- Не особенно, -- скривился я, но земля подо мной не разверзлась. -Очереди кэбов у нас, под "Статлером", длинные. А у вас, под "Веллингтоном" -- тоже длинные?
   -- Не сказал бы. А сколько ты платишь за аэропорты?
   -- Как все, "Ла-Гвардия" -- доллар, "Кеннеди" -- два.
   -- Послезавтра я выхожу на работу, -- сказал старик. -- Приезжай ко мне послезавтра...
   Я не приехал -- прилетел! Швейцар встретил меня, как сына. Побежал к администратору, справился: сколько выездов назначено на утро. Выписывались из отеля человек тридцать. И горы чемоданов вскоре выросли и в вестибюле, и снаружи, у подъезда. И шайка жадных кэбов с невыключенными моторами собралась за моим чекером. И жестоко била меня лихорадка азарта.
   Но чемоданы веллингтоновских постояльцев разбирали водители маршрутных микроавтобусов, которые возили бережливых путешественников группами в "Кеннеди" -- за пять долларов, в "Ла-Гвардию" -- за четыре. Для гостя обедневшего нью-йоркского "Веллингтона", где люди останавливаются, чтобы сэкономить, -- расход на такси до аэропорта слишком чувствителен. Это вам не "Плаза" и даже не "Рузвельт".
   Потеряв два часа, я уехал пустым. Старик беспомощно развел руками. Он тоже был огорчен: мы ведь с ним так ладно, так по-деловому обо всем сговорились!.. 6.
   Да, отели бывают разные. И швейцары тоже. Черные, пуэрториканцы, англосаксы... Под "Плазой" стоит украинец, а под "Холоран Инн" -очаровательная блондинка. Лишь одна закономерность бросалась в глаза: все сговорчивые, "свои в доску" швейцары, которые охотно принимали мой однодолларовый аванс, стояли у захудалых гостиниц. А у процветающих, когда я, поставив свой чекер в очередь, подходил прощупать почву: "Доброе утро, дружище!", мне отвечали:
   -- Не крутись под ногами, парень! Стой там, где стоит твой кэб!
   Самый престижный, самый блистательный отель в Нью-Йорке -- это, конечно, "Вальдорф-Астория". Здесь останавливаются главы государств, нефтяные магнаты, владельцы контрольных пакетов, звезды... Это отель для хозяев жизни, здесь в чести лимузины. С телефонами и телевизорами, с холодильниками и барами... Если вы попросите, чтобы такой лимузин закрепили за вами на недельку -- на время вашего пребывания в Нью-Йорке, -- это вам обойдется тысчонки, эдак, в три-четыре...
   Швейцар, сосватавший промышляющему самостоятельно водителю лимузина такую работенку, получает двадцать процентов комиссионных. Зная это, не так уж трудно представить себе, с какой миной выслушивает швейцар "Астории" обычную таксистскую просьбу: "Будь другом, дай мне "Кеннеди". Я тебе заплачу..."
   Как ни странно, но чаще, чем богачи, лимузины заказывают вовсе не богачи. Тысячами эти "вовсе не" не разбрасываются, ни на неделю, ни на целый день им "роллс-ройс" не требуется, но и от таких швейцару перепадает куда больше, чем от таксистов.
   Вот у подъезда "Вальдорфа" под свисающими полотнищами звезднополосатых знамен появляется очень симпатичный и очень молодой человек.
   -- Чем могу служить? -- склоняется швейцар.
   -- Найдется тут у вас приличный лимузин?
   -- О, разумеется...
   -- Сколько будет стоить?
   -- Пятьдесят долларов в час...
   -- Но мне нужен еще и -- ээ -- и толковый парень...
   -- Понимаю. Том!
   Подлетает Том, на ходу снимает фуражку.
   -- Тебя зовут Том?
   -- Yes, Sir!
   -- Нужно съездить к Морскому вокзалу.
   -- Yes, Sir!
   -- Встретить одну леди.
   -- Yes, Sir!
   -- На обратном пути я выйду у "Тиффани", а ты отвезешь леди и по дороге, вроде бы к слову, скажешь, что возишь меня уже года три.
   Ясно?
   -- Yes, Sir! Если позволите, я на вас пожалуюсь.
   -- Это еще зачем?
   -- Скажу, что вы -- кошмарный человек: работаете день и ночь. Замучали и себя, и меня. Что я решил от вас уходить...
   -- Э, да ты неглуп.
   -- Yes, Sir!
   А на эстакаде, в порту, когда по сходням уже текут пассажиры, когда до ответственной встречи остаются -- минуты, когда молодой человек порывается выскочить из лимузина, Том -- не выпускает его... Том просит денег. Но сдачу с небрежно брошенной ему сотни -- не отдает. И требует еще...
   -- Ты чокнулся?! Мы же условились: пятьдесят долларов в час...
   -- Сэр, лимузин подается минимум на два часа.
   -- Так ты же получил за два часа!
   -- Сэр, вы, кажется, заказывали -- ээ -- особый сервис... К подъезду, украшенному флагами, подкатывает серебряный "роллс-ройс". Из салона выпархивает баловница лет шестидесятый с распущенными волосами, в простецкой ситцевой юбке и шлепает босиком по асфальту, по мраморным плитам вестибюля...
   Следом за баловницей шагает супермен. А за суперменом -- шофер в черном костюме, в форменной фуражке, несет на скрюченном пальце маленькие босоножки...
   Сегодня этот шофер получит на чай -- пятьдесят долларов... За что?
   Он идет, опустив глаза. У него седые виски и взрослые дети. Ему стыдно. И видавшему виды швейцару тоже стыдно. И мне...
   И только две девчонки-продавщицы застывают посреди тротуара с широко раскрытыми от восторга глазами. Много-много раз представляли они себя выпархивающими из "роллс-ройсов", в немыслимых туалетах, в невообразимых мехах. Но такая подробность едва ли рисовались им даже в самых отчаянных взлетах их марихуанной фантазии... 7.
   Впрочем, у всякого свой вкус: кому арбуз, а кому -- свиной хрящик. Может, главам иных государств и нравится помпезная "Вальдорф-Астория", а нам, таксистам, прямо скажем, не очень... Поджидая клиента у "Вальдорфа" или у отеля "Пьер" кэбби чувствует себя, как запасной игрок: его пустят в ход, если что-то не заладится с лимузинами... Нет, всем этим отелям-дворцам я, как и каждый нью-йоркский кэбби, предпочитаю "Хилтон", подпирающий небо над Пятьдесят четвертым кварталом Шестой авеню!
   Во всей некоронованной столице Америки не сыщется, наверное, таксиста, который хоть раз в недельку не тормознет у "Хилтона" сыгрануть в нашу "лотерею", возможный выигрыш в которой -- рейс в аэропорт, а ставка -десять минут ожидания в непрерывно ползущей очереди...
   Здесь, у. "Хилтона", таксисту не позволено заявлять: "Я не возьму Пенсильванский вокзал", "Я не поеду в универмаг "Мэйси". Никто не хочет "Мэйси"! А потому катись, "хитрый Митрий", подальше от нашего "Хилтона"! Шансы же на выигрыш в лотерее под "Хилтоном" -- самые высокие.
   Тысячу номеров этого небоскреба населяют не хозяева жизни, не ее генералы, а публика, стоящая на социальной лестнице ступенькой ниже -"полковники"... Это самые занятые в Америке люди; никто не ценит свое время так высоко, как обитатели "Хилтона". Они не позволяют себе застрять в Нью-Йорке на целую неделю. Они всегда спешат. Спешат стать завсегдатаями "Вальдорфа". От "Хилтона" до "Вальдорфа" всего шесть кварталов, но ведь большинству и целой жизни не хватает, чтоб эту дистанцию преодолеть...
   Обычно постояльцу "Хилтона" за время пребывания в городе такси требуется трижды. Утром он едет в офис. Вечером -- на развлечение. Завтра, в крайнем случае послезавтра -- прощай, Нью-Йорк!
   Ежедневно сотни гостей, покидая "Хилтон", по традиции благодарят швейцара денежкой. И "полковники" щедрее "генералов". Они самоутверждаются, когда суют швейцару пятерку или десятку, а, бывает, и больше...
   "И я по-царски его вознаградил". "Я чувствовал себя уверенней, когда дал непомерные чаевые". Это заметки не оптовика-бакалейщика и не биржевого спекулянта. Так написал о себе один из высокочтимых в нашем веке художников слова Джон Стейнбек ("Путешествие с Чарли"). 8.
   Двести долларов -- это нормальный для швейцаров "Хилтона" день...По пятницам получают они и по триста, в кануны праздников уносят и пятьсот! Скажите: какой же душой надо обладать, чтобы при таких доходах еще и воровать у стоящих в честной очереди таксистов дорогие работы и продавать их -- исподтишка?..
   В кои веки достался и мне счастливый билетик: едва мой кэб стал первым, выходит пассажир в сопровождении тележки с багажом. Но швейцар не отдает мне законный выигрыш. Он с поклоном о чем-то спросил гостя, а в мой кэб сажает другого -- "Колизей" или небоскреб "Крайслер" -- 1.45! Спрашиваю, в чем дело? И в лучшем случае удостаиваюсь ответа, что гость с багажом -- ждет. Знакомого... Жену...
   Казалось бы, все прекрасно: он ждет, и я подожду. Погружу его чемоданы, отъеду от центрального входа несколько метров и буду ждать, как мы всегда ждем клиентов, за которыми заезжаем по договоренности. Но швейцар специально засадил в мою машину "Колизей", чтоб я поскорей уматывал, не мешал коммерции. Позади меня из второго или третьего в очереди кэба посылает швейцару воздушные поцелуи, таксист, который ему платит... А гостю с багажом швейцар уже шепнул, что сейчас усадит его в хороший кэб, к хорошему таксисту51...
   Сколько раз, карауля свою удачу у "Хилтона" и услышав команду "чекер!", я выруливал было из очереди, но швейцар меня останавливал:
   -- Стой, где стоишь!
   Что тебе не так? Ты же сам позвал чекер!
   -- Нужен гаражный чекер! Это еще почему?
   -- Багажник без запасного колеса нужен -- вместительный. Понял?
   Вранье -- на голову не налезет. Пока я водил гаражный чекер, м о и багажник без запасного колеса не понадобился ни одному швейцару...
   -- Доллар таксистский тебе нужен, а не багажник, свинья ты в цилиндре! -- ору я.
   Гогочут кэбби. Омерзительны им бугаи в раззолоченных мундирах. Но кому охота наживать под отелем, у которого работаешь, недруга? Никто не вступится. Крики, скандал, и в результате я уезжаю пустым... Горите вы огнем без пламени!.. 9.
   Потом: лет шесть спустя, когда я уже больше не м о г водить кэб, и свободного времени стало вдруг у меня так много, что потянуло меня все это вспоминать и записывать -- понял я, что имелась, кроме прочих, у меня еще и личная причина, из-за которой никак не удавалось мне снюхаться со швейцарами: я их ненавидел! Попробуйте понравиться человеку, который вам ненавистен. Не думаю", что у вас это выйдет...
   Я старался не стоят под отелями. Мотался по улицам. Но часам к четырем пополудни, когда нервы окончательно выматывало -- бампер к бамперу! -скопление машин, а перед подъездом "Хилтона", в "гроте" выстраивалась вереница спешащих усесться в такси клиентов, когда желтая змея поползла безостановочно, словно удирала от опасности, я пристраивался в хвост -попытать удачу: может, мне удастся вырваться из городского ада -- в аэропорт!
   Однако, в часы "пик" рядом с общей очередью таксистов непременно возникала вторая -- для избранных. Это подъезжали дошлые кэбби, которых швейцары "Хилтона" избрали себе в подручные, чтобы обжуливать "дураков", то есть всех остальных водителей.
   Встав на раму кэба, как всадник в стременах, взмахом руки или гудком "конногвардеец" подает знак, чтоб его заметили. "Вижу!" -- кивнул швейцар и, не отрываясь от основной работы, усаживая подряд всех пассажиров на короткие расстояния, следит, величественный и расторопный, за приближением очередного чемодана...
   Чемодан!
   -- Куда вам ехать? Не знаете? Позвольте взглянуть на ваш билет. О, аэропорт Тетерборо. Я посажу вас, сэр, к надежному парню, который знает дорогу... О, сэр, большое-большое спасибо...
   Дирижерский знак приглашает солиста вступить, и в хилто-новский "грот", огибая голову желтой змеи, врывается "гвардеец".
   -- Эй, куда прешь, ублюдок!
   -- Не видишь -- очередь!
   -- Не давайте ему работы!
   Но работу дает швейцар. Гневным взглядом, короткой фразой укрощается бунт таксистов:
   -- Он подбирает своего пассажира -- по договоренности...
   И поди -- проверь. И когда -- проверять? И -- как? Уже захлопнут багажник. Уже умчался в овеянный легендами Тетерборо долларов за сорок, фыркнув гарью нам всем в морды, швейцаров данник, избранник -- поздно скандалить... Получай, горластый правдоискатель, свои 1.55...
   Поперхнулся бранным словом кэбби, поклялся, что в жизни колеса его не будет под этим гнусным "Хилтоном", и попадали в обморок от его угрозы и гости-"полковники", и швейцары, и рассыльные... Шваркнулось брюхо обделенного кэба о скошенную бровку при выезде из "грота" на Шестую авеню, а там -- очередной "орел" машет крыльями, чтоб его заметили... 10.
   -- Как же ты прорвался к этой кормушке? -- спросил я как-то одного из самых хищных хилтоновских коршунов -- Феликса, московского в недавнем прошлом фарцовщика и изрядного, надо сказать, негодяя. Он не брезговал воровать работу даже у своих, у русских, под "Мэдисоном", и когда его совестили Ежик или все тот же Скульптор -- простодушно объяснял:
   -- Вы тут годами стоите и один у другого работу не воруете потому, что вы все друзья. А мне никакие друзья на фиг не нужны. Мне нужны деньги в кармане!
   Но был все же Феля таксистом. Русским. Начинал в одно время со мной. И носил тот же тяжкий камень на шее -- 62.50, арендную плату. А, может, просто захотелось ему поразить меня своей пронырливостью -- не знаю. Только поделился он со мной своей тайной, как куском хлеба -- с другим голодным...
   Подступиться к трехсотдолларовому швейцару для кэбби -- немыслимо! Тем паче -- иммигранту, который и объясниться толком по-английски не может... "Мертвым" субботним утром, выбрившись, приодевшись, запарковал Феликс свой чекер неподалеку от "Хилтона" и вошел в винный магазин:
   -- Дайте мне коньячок французский, виски шотландское "Столичную" -- все в один пакет. В подарочной упаковке.
   Сделали.
   -- Еще один такой же пакет.
   Швейцары-то дежурят у "Хилтона" парами...
   С тяжелым пластиковым кульком в каждой руке отправился Феликс на штурм господствующей над таксистским Нью-Йорком твердыни. И сердце его не дрожало. Он знал, что победа будет за ним, что швейцары -- возьмут! Он имел к людям подход... Отель еще дремал. И караульные дремали. И желтая змея спала, растянувшись квартала на три... Людей у подъезда, в "гроте", почти не было.
   Феля -- к швейцарам. Показывает карточку -- таксистские права. Так и так, вчера гость из "Хилтона" забыл в моем кэбе эти два пакета...
   -- Какой еще гость? Фамилия? Номер комнаты?
   -- Откуда мне знать...
   Переглянулись швейцары, подозрительным чем-то пахнет. Но пакеты -нарядные, с бантами. И смотрит этот русский таксист такими честными глазами. Может, просто дурак?..
   -- Босс говорит: нельзя брать чужое. Но тут...
   -- О'кей, парень! В Америке самое главное -- слушаться босса. И брать чужое, конечно, нельзя. Давай-ка сюда эти пакеты. Ты хороший кэбби...
   Феля осмелел, подмигнул:
   -- Я внутрь не заглядывал, но по-моему, там коньячок, виски, "Столичная"... Увидимся, ребята, в следующую субботу...
   Минут через тридцать Феликсов чекер в порядке общей очереди вполз в просыпающийся "грот". Швейцары заметили, переглянулись. Тут -- выносят багаж. Да феля-то в очереди -- третий...
   Теперь, как птичка в кулаке, затрепыхалось Феликсово сердце. Неужто у людей совсем совести нет? Неужели -- обидят?.. Не обидели:
   -- Чекер! -- гаркнул швейцар.
   Ну, не орел? На моих ведь глазах доходил парень. Грязный, заросший, жена его бросила. Ушла к хозяину медальона, израильтянину. На стоянке в "Ла-Гвардии" отошел как-то Феликс купить булочку, возвращается -- чекер на брюхе лежит. Все четыре ската взрезаны. Не воруй у своих работу под "Мэдисоном"!.. И никто ничего не видел. Кому голову монтировкой раскалывать?!..
   А теперь Феликс заново на свет народился! Бодр и весел. Работает по десять часов. Посадок у него за день -- пятнадцать, выходной -- святыня. Жена? А что -- мало в Бруклине баб? Ты в русском бардаке на Брайтоне еще не был? Надо, надо сходить. Есть -- конфетки!..
   Раз в недельку паркуется Фелико. на Шестой авеню, заносит работодателям их долю. Тихо, скромно. В конвертике...
   Послушал я Фелю, посмотрел, как пересчитывает он свою выручку: шесть двадцаточек,-- четыре десяточки (мне ведь не надо, чтобы таксист рассказывал, как он "сделал бабки". Мне, как и любому кэбби, достаточно одним глазом на эти "бабки" взглянуть: где твои пригоршни мелочи? Где пачка скомканных, взмокших в кармане однодолларовых бумажек? Знаем, кто ты такой!..). Поблагодарил я за науку, за откровенность, пообещал не болтать (теперь-то уж сколько лет прошло, Феликс открыл магазин кошерных деликатесов; говорят, хорошо торгует) -- и подумал: а в самом-то деле, почему бы и мне не пойти столь заманчивой, а главное, уже протоптанной стежкой? В след ведь легче. И что я -- сотнягой для такого дела рискнуть не могу? И ведь Феля меня приглашал. Видать, нужен ему еще один русский в шобле. Иначе -- зачем бы рассказывал?..
   Субботним утречком надел я свежую рубашку, выбрился, запарковал свой чекер на Шестой авеню возле винного магазина и -- вошел.
   -- Вам помочь? -- налетает на меня продавец, а я -- отмахиваюсь:
   -- Погоди, дай поглядеть, подумать...
   И чувствуя, что меня мутит, как с перепою, подумал: разве мало и без того пропитался я всякой грязью в такси? Зачем же мне непременно еще и в этой луже вываляться? Не смогу я "честно" глядеть в лица этим мерзавцам, называя "пароль": "Нельзя брать чужое. Но гут..." Будут мои глазки юлить, бегать... Ну, а как не возьмут подношение, прогонят -- ведь какой будет позор!.. Нет, я уж как-нибудь иначе. Не сошелся свет клином на "Хилтоне".
   -- Дай мне бутылку "Смирновской", -- сказал я совсем уже было заскучавшему от моих раздумий продавцу. И купил еще для жены вишневки, этой, знаете, "Peter Hearing"...
   Глава пятнадцатая. ЧЕСТНЫЙ ШВЕЙЦАР
   1.
   Был в Манхеттене только один отель -- "Мэдисон"! -- швейцары которого позволяли любому таксисту, в том числе и мне, дожидаться пассажира в аэропорт. Но, само собой, уникальное это место собирало немыслимые очереди желтых кэбов.
   В первой половине дня у центрального подъезда "Мэдисона" дежурил молодой ирландец, не бравший с нас взяток; звали его Шон.
   Вот мое первое впечатление о Шоне.
   Погожий денек. После "Мэдисона" -- ни одного такси. Радуясь возможности получить аэропорт без всякой очереди, я выхожу из чекера и становлюсь в "засаду", укрывшись за кипарисом в бетонной тумбе при входе в отель. Отсюда я вижу всех, а меня не видит никто. Подойдет к моему чекеру клиент, подергает ручку, увидит, что водителя нет, и отправится себе на угол ловить такси. Я же спокойненько дожидаюсь заветной минуты. Как только рассыльные выкатят на тележке багаж, я эдаким Соловьем-Разбойником выскочу из засады и схвачу чемодан!
   Но пока чемоданов нет. И отель, и улица малолюдны. У подъезда прохаживается швейцар. Взад-вперед. Заложил руки на спину. Взгляд голубых глаз устремлен в пространство. Чуть шевелятся губы.
   Розовощекий, двадцатипятилетний, в светло-синем цилиндре, который ему к лицу, он проходит мимо меня, и теперь я вижу в одной из заложенных за спину рук -- книжку. Перегнута обложкой внутрь. Ба, да это стихи!..
   Нравится вам такой швейцар?
   Вдруг глаза под фетровыми полями вспыхнули: из отеля выплыла пожилая леди. Это ее появление зажгло Шона такой радостью. "Доброе утро. Такси?". Косой взгляд в мою сторону. Поднята рука, свисток. Скользнула в карман принятая с легким смущением монетка.
   Но, усадив даму в кэб, швейцар не захлопнул дверцу. Он почему-то снял с головы цилиндр, и верхняя половина его туловища скрылась в салоне машины...
   И снова мерные шаги взад-вперед. И губы, шепчущие стихи. И яркое, как фотоблиц, сияние глаз при появлении каждой женщины...
   За моим чекером пристроился еще один кэб. Толстый американец с трудом выбрался на тротуар и, указывая в сторону отеля, о чем-то спросил парня в цилиндре.
   Брови Шона взметнулись удивленными дугами. Таксиста, который был по возрасту вдвое старше, швейцар не удостоил объяснения, как пройти в туалет.
   И все-таки мне этот Шон понравился. И стихи. И галантность по отношению к пожилой даме. Даже влюбленность его во всех женщин показалась мне милым мальчишеством. Хамское же обращение с таксистом было, с моей точки зрения, простительно: мечтатель, а жизнь груба... Кэбби, наверное, досадили парню: известные ведь скандалисты.
   Но я наблюдал Шона не раз и не два... Его лицо, словно неправильный английский глагол, имело три навсегда застывшие формы: каждый гость отеля вызывал в Шоне прилив подобострастия; каждая женщина -- вспышку восторга; третья же форма (неприятного удивления: "Неужели я должен с этим ничтожеством общаться?") -- была обычно обращена уже к спине подходившего за чем-нибудь к Шону рассыльного или официанта из соседнего кафе, но не таксиста.