Страница:
Артем предостерегающе вскинул руку! Вот этого не надо. Чем меньше людей знает, кто пришел, тем лучше.
— ... Важный господин! — нашелся Сюнгаку. — Покажи ему Бьяку-Рю на своем плече!
— Не надо, — устало махнул рукой воздушный гимнаст.
— Тогда поклонись ему, Сиро, и уходи отсюда! Живо!
«Армейские сержанты, орущие на провинившихся рядовых, по сравнению с Сюнгаку, который просто разговаривает с подчиненным, — выглядят потомственными интеллигентами, занятыми учеными спорами».
Сиро начал пятиться назад, дополз до пятачка с обувью, схватил гэта и исчез из домика.
— Мне продолжать свой рассказ, господин Ямамото-сан? — спросил Сюнгаку, в поклоне едва не коснувшись лбом пола.
— Продолжай, — выдохнул Артем. «Пусть перечислит все, что натворил, а потом будем думать, как это исправлять».
— Уходя из города Дзути, я отправил одного из братьев Масахиро с письмом к Рэцуко, а сам пошел в Ицудо. В письме я написал, что направляюсь в Ицудо, где и останусь, потому что нечего мне расхаживать по дорогам, свое я отходил, а так как у нас появились деньги, мы наймем скороходов. Я взял с собой трех братьев Масахиро. Мы побывали в трех городах и везде поступали так же, как до того поступали в Яманаси и в Дзути. Мы взяли под охрану три игорных заведения в трех городах. Хозяина последнего заведения пришлось убеждать дольше прочих. Он и слышать не хотел об охране и был убежден, что со всеми бедами справится своими силами. Понадобился пожар, чтобы он передумал.
«Да-да, я породил монстра, я выпустил джина из бутылки», — повторял про себя Артем.
— В Ицудо я пришел уже с почти полным мешочком. — Сюнгаку наклонился и дотронулся пальцем до мешка с монетами, что лежал у ног Артема. — Но пришел сюда один — три брата Масахиро остались в трех предыдущих городах. И я вынужден был, придя в Ицудо, начать с поиска людей. Ни хакаси, ни бродячих циркачей, с которыми я мог бы без труда договориться, в городе я не нашел. Одному мне было не справиться. Надо было что-то измыслить. Я подумал: ведь люди отдают детей в подмастерья, чтобы те обучались какому-нибудь ремеслу — горшечника, каллиграфа, бродячего циркача. Почему людям не отдавать детей учиться ремеслу якудза? Я зашел на постоялый двор, поговорил с горожанами и выяснил, у кого из местных жителей много детей, кто при этом не слишком богат, а значит, ему нелегко прокормить всех детей и, конечно, он не откажется отдать их в обучение. Я говорил людям, что ищу учеников в саругаки. Я нашел таких горожан, я побывал у них в домах, поговорил об обучении юношей, заручился согласием отцов. И только после всего этого я зашел в игорное заведение города Ицудо.
— Одним словом, все повторилось и здесь. — Артем крутанул пальцем над головой.
— Нет, Ямамото-сан, — с явно угадываемым оттенком гордости произнес Сюнгаку. — Не повторилось и не здесь. Позволь, я расскажу обо всем по порядку? Я познакомился с игорным заведением Ицудо, и оказалось, что охрана у него вполне внушительная — три человека, один из которых самурай. Нечего было и пытаться. Я очень расстроился и, наверное, ушел бы из Ицудо ни с чем, но меня нашел гонец, отправленный Рэцуко...
Во время всего разговора Артем украдкой следил за Ацухимэ. Сперва происходящее девушку заметно веселило, она едва сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеху. Но потом она о чем-то глубоко задумалась, и мысль, посетившая ее, видимо, была безрадостной и никак ее не отпускала. Ацухимэ все больше мрачнела.
— Гонец вручил мне письмо от Рэцуко. Наш долговязый не просто справился с охраной заведения господина Мегуро. Он пошел дальше. На свой страх и риск он встретился с самураем Иширо, который чуть ли не целыми днями наматывал круги вокруг заведения Мегуро и искал случая на ком-нибудь сорвать свою злость и обиду. Сперва Рэцуко принес Иширо свои извинения, потом напоил сакэ, а потом сказал: «Мне господин Мегуро обещал три серебряные монеты в неделю. Я стану отдавать тебе одну. А ты за это посещай раз в неделю один постоялый двор и раз — другой. Там и там рассказывай, как велик Белый Дракон и как сильны и непобедимы люди, что ему служат». В конце письма Рэцуко написал мне, что, когда о Белом Драконе и тех, кто ему служит, узнает много людей, мы легко наймемся охранять постоялые дворы и самурая Иширо к себе наймем.
— После того как я прочитал это письмо, — продолжал свой рассказ Сюнгаку, — я пошел в единственное игорное заведение города Ицудо, что находится за Бездонным Оврагом, поговорил с его хозяином. «Город очень большой, — сказал я. — Многие приходили бы сюда с окраин, не будь путь домой так длинен. А он не только длинен, но и опасен, потому что проходит мимо Бездонного Оврага, где иногда на прохожих нападают грабители. Поэтому я хочу предложить тебе устроить еще одно игорное заведение на северной окраине Ицудо. У меня есть деньги, — я показал ему деньги, что принес с собой, — их мало, чтобы открыть заведение, но если добавить к ним еще по два раза столько же, будет как раз. Мы с тобой договоримся о долях, и я с моими кэнинами возьму на себя охрану заведения». — «Кто ты?» — спросил меня хозяин. Я показал ему татуировку на плече и ответил: «Я из тайного братства Белого Дракона. Пошли кого-нибудь в Яманаси, в Дзути, еще в три города провинции, пусть спросят там в игорных заведениях, кто их защищает? И они ответят тебе, что их оберегает могущество Белого Дракона и люди, которые отмечены знаком Бьяку-Рю, точно таким же знаком, как у меня». — «Оберегает могущество Белого Дракона, это хорошо звучит, — задумчиво почмокал губами хозяин. — У меня вырос сын, которого я хотел сделать своим преемником. Он пока помогает мне, но уже вполне и сам способен зарабатывать себе на жизнь. Он станет хозяином игорного заведения, а ты станешь его помощником. На нем будет игра, на тебе спокойствие игры. А без твоих денег я обойдусь, не люблю с кем-то считать доли». Хозяин купил этот большой дом, мы открыли в нем еще одно игорное заведение. Наши дела уже идут неплохо. Чуть хуже, конечно, чем у первого заведения, но мы и такого не ожидали. Мы с сыном хозяина первого заведения неплохо ладим, Ямамото-сан. А я набрал себе в помощники тех юношей, которых отцы хотели отдать в учение. Теперь они служат Белому Дракону и тебе, Ямамото, как его посланнику, а я их обучаю ремеслу якудза... Ты смеешься, Ямамото-сан! Значит, я сделал все правильно и ты доволен мной?
Вообще-то Артем смеялся по другому поводу. Гимнаста рассмешили слова «я их обучаю ремеслу якудза». Как, однако, далеко все зашло. И главное, как быстро! Вот что значит бросить зерно в давно заждавшийся чернозем.
— Дам тебе совет, Сюнгаку, как сделать ваше заведение еще более привлекательным для игроков. Бесплатно наливайте игрокам сакэ. У нас... э-э... — Артем понял, что чуть не проговорился, хотя вряд ли Сюнгаку обратил бы внимание на столь пустяковую оговорку — вон он как по-собачьи преданно смотрит, не может человек с таким взглядом засомневаться в своем хозяине из-за ерундовой неувязочки. — Я слышал от странников, Сюнгаку, что в дальних-дальних странах так делают в игорных заведениях — и это себя оправдывает. Игроки выпивают сакэ на одну монету, а, опьянев и потеряв голову, проигрывают десять. Попробуйте. Не получится — закроете бесплатный разлив.
— А если получится, тогда точно не избежать нам стычки с самураем из первого заведения и его помощниками. До меня уже доходят слухи, дескать, самурай не доволен тем, что не их послали охранять новое заведение, а каких-то пришлых. Нам придется быть постоянно начеку.
«Ух ты! Уже назревают криминальные войны, которые породил ты, товарищ Ямамото, своей неосторожной болтовней». Впрочем, вины и раскаяния Артем не чувствовал. Если подойти к проблеме философско-исторически, то напрашивается вывод, что неизбежного не избежать, как ни пытайся. Вопрос стоит по-другому: кто первый и как это будет выглядеть? Первым успел Артем. Раз уж так вышло, то он и дальше станет рулить процессом и постарается, чтобы не пролилось крови. Или, если кровопролития будет не избежать, пусть крови прольется как можно меньше.
Но, черт побери, какое дерево вымахало из его случайной, без всякого умысла болтовни! Поразительно!
— Или нанесите удар первыми, — сказал гимнаст. — Но не в темноте из-за угла. И не ножом или дубинкой. А... предложите этому вашему самураю и его помощникам стать членами братства Белого Дракона. Помощников подкупите деньгами, самурая... самураю... что бы такое придумать...
— Это, конечно, ронин, раз он нанялся на службу к горожанину, — неожиданно в разговор вступила Ацухимэ. — Любой ронин мечтает служить могущественному господину, состоять в дружине самураев, участвовать в сражениях, заслужить ратную славу, красиво умереть смертью воина.
Девушка замолчала.
— О! — поднял палец Артем. — А ты, Сюнгаку, говорил, «не подождет ли госпожа у колодца». Значит, так и делай. Расскажи самураю о таинственном и могущественном господине самурайского звания, посланнике Белого Дракона, наделенном изрядной толикой драконьего могущества. Расскажи, что господину скоро понадобятся воины, потому как грядут великие дела по спасению страны. Пусть лучше готовится к великим битвам и захватывающим поединкам, а не отвлекается на мелочные, недостойные самурая делишки.
— Спасибо, господин Ямамото, я так и сделаю. Я выполню все приказы.
Голос Сюнгаку вдруг зазвенел, как рельс, по которому ударили кувалдой:
— Ты указал нам путь, ты открыл нам глаза, ты сделал из нас людей, и ты наш господин навсегда, Ямамото — Белый Дракон. Спасибо, что ты принял о-сэйбо. Но этого мало для того, чтобы ты осознал всю глубину нашей преданности. Сейчас...
Сюнгаку отогнул половую циновку и достал из-под нее короткий широкий нож и узкую дощечку. Едва Артем все это увидел, как у него зашевелились нехорошие подозрения. И пятна на дощечке какие-то странные. А когда Сюнгаку положил на дощечку ладонь, отведя в сторону мизинец, и поднял нож...
— Стоять! — рявкнул Артем, не хуже, чем давеча орал на своего помощника сам Сюнгаку. — А-ат-ставить безобразие!
И перехватил занесенную руку Сюнгаку. «Ну, эти японцы прямо как дети, чес-слово!»
— Отдай нож... Вот так! Два замечания, Сюнгаку. — Артем старался говорить как можно спокойнее. — Первое — не стоит злоупотреблять отрезанием пальцев. Я все понимаю — красивый ритуал, вам всем понравилось. Не только у одних самураев должны быть красивые ритуалы, все верно. Но в нашем деле все хорошо в меру. Поэтому приказываю мизинцы впредь резать только тем, кто в чем-то провинился, и никак иначе. Это приказ, ясно? Очень хорошо.
Артем скосил глаза на Ацухимэ: грозовая мрачность ушла с лица девушки, теперь на ее место пришла глубокая задумчивость.
— Второе замечание, Сюнгаку, — продолжил Артем. — Не надо сразу отхватывать весь мизинец. Вполне достаточно на первый раз, за первую вину, отрезать одну верхнюю фалангу. За вторую вину — вторую фалангу. Постепенно, понятно?
Сюнгаку горячо кивнул, жадно поедая глазами начальство. Какой-нибудь прусский капрал из девятнадцатого века заплакал бы от умиления чистыми младенческими слезами, увидев это выражение лица рядового Сюнгаку.
Артем взглянул на Ацухимэ. Она пожала плечами и скорчила гримасу, мол, понимаю, надо — значит надо, придется перетерпеть. Ага, к девушке опять вернулось отменное настроение. Женщина есть женщина. Будь хоть дочь самурая, хоть сестра самурая, а настроение изменчивое, как и у всех остальных.
— Слушай сюда, Сюнгаку, — тяжко, как и положено перед нелегкой работой, вздохнул Артем. — Что скажу, будешь повторять за мной слово в слово, пока не выучишь...
Придется отложить прощание. А он-то уже собирался говорить «пока»! Думал, вот обговорит с Сюнгаку кое-какие несложные вопросики, главным образом по поводу того, как связь держать будут, и они с Ацухимэ откланяются. И пойдут себе дальше. Теперь Артем понял, что придется малость подзадержаться. Никуда теперь не денешься — раз признали за господина и поклоняются тебе, как идолу, придется нести начальственный крест. Придется вразумлять и наставлять, объяснять, что надо делать, а чего нельзя ни в коем случае, а также придется ставить подчиненным ближайшие и среднесрочные задачи. Такова уж ты, ноша командирская...
... Они с Ацухимэ стояли, облокотясь на перила деревянной ограды, сооруженной вдоль глубокого оврага. Тот ли это Бездонный Овраг, о котором упоминал Сюнгаку, или другой какой, они не знали и выяснять не собирались — ни к чему. Но овражец глубокий, этого не отнять.
Отсюда открывался отличнейший вид на замок Нобуиага. Впрочем, Артем знал и другие места, откуда вид был еще более впечатляющим. Например, с той горушки, откуда он любовался цитаделью даймё в прошлый раз.
А даймё сейчас там — за рвом с водой, за высокими зубчатыми стенами из бутового камня. Во всяком случае, в этом Артема заверил Сюнгаку. Новоявленному якудза можно было доверять — он был в курсе всех городских сплетен. Причем зачастую получал информацию из первых рук — в игорном заведении бывали всякие люди. И хотя сама игра проходила в молчании — болтать, как и проявлять свои эмоции, считалось неприличным и недопустимым, — но люди выходили на улицу, и далеко не всех сразу тянуло бежать домой. Некоторые сидели на веранде, пили сакэ и болтали — между собой или с тем же Сюнгаку, который, как правило, всегда по вечерам и ночам дежурил у входа.
Бывали в игорном заведении и самураи Нобунага. Вот от них Сюнгаку и знал, что Нобунага последние две недели почти безвылазно находится в замке. А затворником он стал после того, как на его жизнь неудачно покушались. Подробностей покушения Сюнгаку выяснить не удалось — едва речь заходила о подробностях, самураи замолкали, как бы пьяны они ни были. Но покушение имело место, это точно. И это плохо, понял Артем. Теперь даймё вдвойне, если не вдесятеро, будет настороже.
Из всех дел, намеченных на пребывание в Ицудо, им с Ацухимэ оставалось лишь посетить постоялый двор, чтобы помыться горячей водой в деревянных бочках-банях, ну а затем заглянуть в продуктовую лавку и купить кое-что в дорогу. Нежданно-негаданно оказалось, что они могут скупить при желании все продукты в лавке, а то и выкупить у хозяина саму лавку.
— Теперь мы с тобой богачи! — Артем пнул ногой стоявший у ног короб, в котором лежал заветный мешочек. Внутрь мешочка они пока не заглядывали, но не приходилось сомневаться, что их ждут сплошные приятные открытия. Хотя бы просто потому, что дареному коню в зубы не смотрят.
«На то, чтобы создать что-то хорошее, допустим Академию наук, нужно потратить годы, — вот о чем вдруг подумал Артем. — Зато дурное и криминальное вырастает в два счета, дунуть-плюнуть не успеешь. Отчего так?»
— Это хорошо, — сказала Ацухимэ, имея в виду привалившее богатство. — У нас теперь будет больше доводов в предстоящем разговоре.
— Может, лучше прогуляем денежки красиво, а? — игриво подмигнул ей Артем. — Снимем самый роскошный постоялый двор в городе Ицудо. Закажем лучшее сакэ в провинции. Столы будут ломиться от рисовых колобков и прочей вкуснятины. Самые красивые девушки провинции станут подавать нам еду и плясать перед нами до самого утра. Безостановочно перед нами будут выступать циркачи и акробаты, музыканты и шуты.
Понятное дело, Артем шутил, но Ацухимэ не была настроена воспринимать шутки, когда дело касалось родины.
— Мы не возьмем себе ничего, — суровым учительским тоном произнесла она. — И больше об этом не заговаривай...
Глава двадцатая
Путь от Ицудо в Долину Дымов Артем отыскал без труда. Как говорится, помнят ноги-то!
Конечно, яма-буси могло в Долине уже не быть. Давно их там могло уже не быть. Они могли покинуть долину сразу после исчезновения Артема. Они могли уйти искать помощи у других кланов яма-буси. Многие из них могли погибнуть во время неудачного покушения на Нобунага, если это, конечно, их рук было дело. Все что угодно могло случиться. Например, нельзя было исключать и такой вариант: яма-буси обитают, как и обитали, в долине, да только возвращению блудного Ямамото рады не будут. Причем настолько не будут, что уничтожат его, даже не дав рта раскрыть. Ведь неизвестно, что они там думают по поводу его исчезновения. Догадались ли по следам в лесу или путем дедуктивных умопостроений, что его тогда похитили разбойники, или полагают, что он подло сбежал, презренный предатель и трус? Они могут изничтожить его без всяческих бесед и расспросов уже только за то, что он привел с собой совсем постороннего человека к тайне из тайн всех кланов яма-буси — к Долине Дымов, где укрывался их легендарный Основатель и Учитель Энно Одзуну, куда сами яма-буси приходили лишь тогда, когда мрачные-премрачные тучи сгущались над их головами. Артем нехотя в душе признавал за яма-буси такую правоту — убить его сразу. Верить, что они поступят так безрассудно, даже не поддавшись на уговоры простого человеческого любопытства, не пожелав узнать, на что рассчитывал этот высокий беловолосый негодяй, возвращаясь. И даже не один, а в придачу с какой-то девкой!
Словом, гадать, что будет, можно было до бесконечности, и все равно не угадаешь. Только жизнь, как оно обычно и бывает, могла расставить все по своим местам.
Артем использовал все способы и приемы, чтобы отговорить Ацухимэ идти с ним в Долину Дымов. Он убеждал, он взывал к богам и к благоразумию, он пугал ее, нет, не страхом смерти (Артем сразу сообразил, что это с ней не пройдет, как и с большинством японцев), он пугал ее возможностью потери девичьей чести, из-за чего она потеряет возможность служить домоправительницей у какого-нибудь сегуна. Убеждать ее он начал задолго до прихода в Ицудо, продолжил в Ицудо и теперь продолжал в лесу. И все бесполезно. Ацухимэ ни в какую не соглашалась не идти к яма-буси.
С некоторого момента Артем стал прокручивать в голове такой план: оставить ее где-нибудь на постоялом дворе, пришпилив к стене кинжалом записку, в которой написать, так мол и так, вернусь с победой, жди в таверне, ну а если не вернусь через два дня или не пришлю верного человека с приветом от Алтёма — значит, все провалилось и нет меня в живых.
Но, видимо, что-то такое сестра самурая почувствовала, потому что вдруг предупредила его на одном из привалов:
— Вздумаешь обмануть меня, станешь моим личным врагом. А сама я пойду прямо в замок убивать Нобунага.
«И ведь пойдет убивать сама и прямо в замок», — нисколько не сомневался Артем.
Словом, пришлось взять ее с собой. И оттого муторно было на сердце. Он даже шел медленней, чем мог бы, то и дело останавливался, делая вид, что забыл, куда идти дальше, и высматривает ориентиры. Разумом Артем, ясно дело, понимал, что оттягивай, не оттягивай, ничего это не даст и не изменит. Но разум одно, а сердце — совсем другое. Давящее ощущение в затылке появилось возле ручья, где, помнится, когда-то (кажется, давным-давно, а не какой-то месяц с небольшим назад) они с Омицу по дороге в город останавливались попить воды и ополоснуть лица.
Конечно, это могло быть всего лишь плодом самовнушения. Внушал себе Артем, что на подступах к долине его могут подхватить, внушал... ну и появилось ощущение чужого взгляда. А разок даже примерещилось, будто что-то промелькнуло между валунами на пригорке.
Делиться подозрениями и тревогами с Ацухимэ он не стал. А что это даст? Чем облегчит уготованную им участь?
На этих лесных тропах их затея с яма-буси вдруг стала казаться Артему чрезмерно авантюрной, рискованной, непросчитанной. Если быть строгим в определениях — это была не их, а его, Артема, затея, потому что именно он предложил этот план, именно его знакомыми были яма-буси, именно он настоял на походе в Долину Дымов. «А ведь это в тебе, парень, говорит самый обыкновенный страх, — признался себе Артем. — Не хочется погибать по-глупому, так ничего путного и не совершив. Тем более погибать вместе с женщиной, рядом с которой хочется быть живым, а не мертвым».
Между прочим, о женщинах. Есть еще одна проблемка, о которой, может, неприлично вспоминать, когда речь идет о сохранении собственных жизней и когда на кону стоит спасение родины (единственной и исконной — для Ацухимэ — и приемной родины для него, Артема). Но проблемка имеется, и она может вырасти в Проблему или по крайней мере неслабо осложнить жизнь. Женщина по имени Омицу. С которой у Артема случился мимолетный лесной роман. Как отнесется она к появлению вместе с Артемом красотки самурайского роду-племени? Сама Омицу с прямолинейностью простой женщины, которая всю свою недлинную жизнь провела в лесу, заявляла, что ей от Артема нужен только ребенок. Да вот только заявлять они могут, что угодно... М-да, пытаться просчитать женщину бесполезно, однако же следует быть готовым ко всему...
— Ну вот, можно сказать, пришли. — Оглядевшись в очередной раз, Артем скинул с плеч короб. — Где-то в этих краях. Точнее не помню. Видишь, эти вздымающиеся прямо перед тобой горы? За ними и находится та самая долина. Эти густые заросли кустов, что прямо перед тобой, так и тянутся вдоль подножия скал вокруг всей долины. Где-то в кустах прячется расщелина, через которую единственно и можно попасть внутрь долины. В том-то и достоинство этого тайного места, что вход в нее нелегко отыскать. Даже тем, кто там уже побывал. Поотирайся я тут подольше, наверное, вывел бы прямо к нужной точке. А так... Что могу, то могу.
— И сколько мы можем проплутать в поисках входа?
— Долго. А уж ободрать наши одежки сможем в два счета — это я тебе обещаю, кусты, заразы, колючие. Но только мы не станем плутать и обдирать одежки.
— А что мы станем делать?
— А вот что!
Сложив руки рупором, Артема прокричал:
— Такамори! Омицу! Я — Ямамото! Я вернулся! Нас здесь только двое, и мы принесли хорошие вести!
Артем вскочил на мшистый валун, с него перепрыгнул на камень повыше и снова прокричал:
— Такамори! Омицу! Мы принесли хорошие вести!
Последнюю фразу Артем выкрикивал не абы почему, а с умыслом, основанном на глубоком понимании человеческой психологии. К Артему это понимание пришло от Витька, работавшего при их цирковом зверинце. Витек тот поменял в своей жизни множество профессий, полетал с места на место, пока наконец не обрел себя в качестве кормильщика цирковых хищников и уборщика в клетках. В том числе поработал он и торговым агентом. Да-да, одним из тех, про кого пишут на входных дверях магазинов: «Собакам и агентам вход воспрещен».
Так вот. На инструктажах будущим агентам втолковывали основы работы с клиентом. Среди прочего в головы им вбивали Великое Знание о Первой Фразе: «Первая фраза обязательно должна нести оптимистический заряд. Нейтральное "здрасьте" ничего вам не даст, ни за вас, ни против вас не сыграет. А то, что не играет "за", играет "против". И ни в коем разе, агенты, ни за что на свете вам не следует начинать фразу с отрицательных частиц "не" или "ни". Допустим, "не желаете ли посмотреть наш товар", "не будете ли вы столь любезны...". Не будут. Любое отрицание на подсознательном уровне вызывает у человека неприятие. Так что зарубите себе на носу, будущие Рокфеллеры и биллы гейтсы, — хорошего торгового агента от плохого отличает первая фраза. Если агент умудряется вложить в первую фразу заряд оптимизма, причем фраза эта должна быть не слишком длинна, чтобы не вызвать зевоту, то такой человек — молодец, годный, путевый агент, его ждет великое торгово-представительское будущее, сказочные барыши и обеспеченная старость».
Вот и Артем по дороге к Долине Дымов изобрел такую фразу: короткую, оптимистичную и интригующую. Может быть, благодаря ей и не застрелят из ядовитой плевалки, захотев сперва узнать, что это за вести такие он притаранил, да еще и хорошие, как он говорит?
— Такамори! Омицу! Мы принесли хорошие вести! — последний раз прокричал Артем, затем спрыгнул с камня, подошел к Ацухимэ.
— Вот так и станем действовать. — Он отряхнул руки от прилипчивого зеленого мха. — Пока на зов не выйдут, или пока мы сами не отыщем выход.
— Дай мне флягу с водой, — попросила Ацухимэ.
Артем присел перед коробом:
— Да завсегда пожалуйста. И вообще предлагаю устроить привал. С самого Ицудо ведь не приваливались. Да и кто знает, когда доведется в следующий раз немножко перекусить.
Сказав это, Артем поймал себя на мысли, что последняя фраза прозвучала зловеще. Агенты бы не одобрили...
Вообще-то Артему есть особо не хотелось. Первый рисовый колобок и первые жареные бобы он практически через силу впихивал в себя. Ну нельзя же оставлять организм без подпитки! Однако аппетит в полном согласии с поговоркой пришел во время еды и только еще больше разгорался с каждым новым съеденным рисовым шариком или жареным бобом. Ацухимэ же, наоборот, — лихо управившись с первым рисовым колобком, дальше угасла и, что называется, лишь клевала по зернышку, как птичка. «Может, разные начала виноваты — мужское и женское?»
— Ты слышал об иайдзюцу? — вдруг спросила Ацухимэ.
— Нет, — с набитым ртом ответил Артем.
— Это искусство убивать, только достав меч из ножен. Одним слитным движением. Мастер Мацудайра отменно владел иайдзюцу, хотя ни разу не был на ристалище Хатиман [53]. А я хочу там побывать. Это моя заветная мечта, Алтём.
— Где побывать? — Артем закинул в рот очередную пригоршню жареных бобов.
— Раз в пять лет, Алтём, мастера иайдзюцу собираются неподалеку от синтоистского святилища бога Хатимана
— ... Важный господин! — нашелся Сюнгаку. — Покажи ему Бьяку-Рю на своем плече!
— Не надо, — устало махнул рукой воздушный гимнаст.
— Тогда поклонись ему, Сиро, и уходи отсюда! Живо!
«Армейские сержанты, орущие на провинившихся рядовых, по сравнению с Сюнгаку, который просто разговаривает с подчиненным, — выглядят потомственными интеллигентами, занятыми учеными спорами».
Сиро начал пятиться назад, дополз до пятачка с обувью, схватил гэта и исчез из домика.
— Мне продолжать свой рассказ, господин Ямамото-сан? — спросил Сюнгаку, в поклоне едва не коснувшись лбом пола.
— Продолжай, — выдохнул Артем. «Пусть перечислит все, что натворил, а потом будем думать, как это исправлять».
— Уходя из города Дзути, я отправил одного из братьев Масахиро с письмом к Рэцуко, а сам пошел в Ицудо. В письме я написал, что направляюсь в Ицудо, где и останусь, потому что нечего мне расхаживать по дорогам, свое я отходил, а так как у нас появились деньги, мы наймем скороходов. Я взял с собой трех братьев Масахиро. Мы побывали в трех городах и везде поступали так же, как до того поступали в Яманаси и в Дзути. Мы взяли под охрану три игорных заведения в трех городах. Хозяина последнего заведения пришлось убеждать дольше прочих. Он и слышать не хотел об охране и был убежден, что со всеми бедами справится своими силами. Понадобился пожар, чтобы он передумал.
«Да-да, я породил монстра, я выпустил джина из бутылки», — повторял про себя Артем.
— В Ицудо я пришел уже с почти полным мешочком. — Сюнгаку наклонился и дотронулся пальцем до мешка с монетами, что лежал у ног Артема. — Но пришел сюда один — три брата Масахиро остались в трех предыдущих городах. И я вынужден был, придя в Ицудо, начать с поиска людей. Ни хакаси, ни бродячих циркачей, с которыми я мог бы без труда договориться, в городе я не нашел. Одному мне было не справиться. Надо было что-то измыслить. Я подумал: ведь люди отдают детей в подмастерья, чтобы те обучались какому-нибудь ремеслу — горшечника, каллиграфа, бродячего циркача. Почему людям не отдавать детей учиться ремеслу якудза? Я зашел на постоялый двор, поговорил с горожанами и выяснил, у кого из местных жителей много детей, кто при этом не слишком богат, а значит, ему нелегко прокормить всех детей и, конечно, он не откажется отдать их в обучение. Я говорил людям, что ищу учеников в саругаки. Я нашел таких горожан, я побывал у них в домах, поговорил об обучении юношей, заручился согласием отцов. И только после всего этого я зашел в игорное заведение города Ицудо.
— Одним словом, все повторилось и здесь. — Артем крутанул пальцем над головой.
— Нет, Ямамото-сан, — с явно угадываемым оттенком гордости произнес Сюнгаку. — Не повторилось и не здесь. Позволь, я расскажу обо всем по порядку? Я познакомился с игорным заведением Ицудо, и оказалось, что охрана у него вполне внушительная — три человека, один из которых самурай. Нечего было и пытаться. Я очень расстроился и, наверное, ушел бы из Ицудо ни с чем, но меня нашел гонец, отправленный Рэцуко...
Во время всего разговора Артем украдкой следил за Ацухимэ. Сперва происходящее девушку заметно веселило, она едва сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеху. Но потом она о чем-то глубоко задумалась, и мысль, посетившая ее, видимо, была безрадостной и никак ее не отпускала. Ацухимэ все больше мрачнела.
— Гонец вручил мне письмо от Рэцуко. Наш долговязый не просто справился с охраной заведения господина Мегуро. Он пошел дальше. На свой страх и риск он встретился с самураем Иширо, который чуть ли не целыми днями наматывал круги вокруг заведения Мегуро и искал случая на ком-нибудь сорвать свою злость и обиду. Сперва Рэцуко принес Иширо свои извинения, потом напоил сакэ, а потом сказал: «Мне господин Мегуро обещал три серебряные монеты в неделю. Я стану отдавать тебе одну. А ты за это посещай раз в неделю один постоялый двор и раз — другой. Там и там рассказывай, как велик Белый Дракон и как сильны и непобедимы люди, что ему служат». В конце письма Рэцуко написал мне, что, когда о Белом Драконе и тех, кто ему служит, узнает много людей, мы легко наймемся охранять постоялые дворы и самурая Иширо к себе наймем.
— После того как я прочитал это письмо, — продолжал свой рассказ Сюнгаку, — я пошел в единственное игорное заведение города Ицудо, что находится за Бездонным Оврагом, поговорил с его хозяином. «Город очень большой, — сказал я. — Многие приходили бы сюда с окраин, не будь путь домой так длинен. А он не только длинен, но и опасен, потому что проходит мимо Бездонного Оврага, где иногда на прохожих нападают грабители. Поэтому я хочу предложить тебе устроить еще одно игорное заведение на северной окраине Ицудо. У меня есть деньги, — я показал ему деньги, что принес с собой, — их мало, чтобы открыть заведение, но если добавить к ним еще по два раза столько же, будет как раз. Мы с тобой договоримся о долях, и я с моими кэнинами возьму на себя охрану заведения». — «Кто ты?» — спросил меня хозяин. Я показал ему татуировку на плече и ответил: «Я из тайного братства Белого Дракона. Пошли кого-нибудь в Яманаси, в Дзути, еще в три города провинции, пусть спросят там в игорных заведениях, кто их защищает? И они ответят тебе, что их оберегает могущество Белого Дракона и люди, которые отмечены знаком Бьяку-Рю, точно таким же знаком, как у меня». — «Оберегает могущество Белого Дракона, это хорошо звучит, — задумчиво почмокал губами хозяин. — У меня вырос сын, которого я хотел сделать своим преемником. Он пока помогает мне, но уже вполне и сам способен зарабатывать себе на жизнь. Он станет хозяином игорного заведения, а ты станешь его помощником. На нем будет игра, на тебе спокойствие игры. А без твоих денег я обойдусь, не люблю с кем-то считать доли». Хозяин купил этот большой дом, мы открыли в нем еще одно игорное заведение. Наши дела уже идут неплохо. Чуть хуже, конечно, чем у первого заведения, но мы и такого не ожидали. Мы с сыном хозяина первого заведения неплохо ладим, Ямамото-сан. А я набрал себе в помощники тех юношей, которых отцы хотели отдать в учение. Теперь они служат Белому Дракону и тебе, Ямамото, как его посланнику, а я их обучаю ремеслу якудза... Ты смеешься, Ямамото-сан! Значит, я сделал все правильно и ты доволен мной?
Вообще-то Артем смеялся по другому поводу. Гимнаста рассмешили слова «я их обучаю ремеслу якудза». Как, однако, далеко все зашло. И главное, как быстро! Вот что значит бросить зерно в давно заждавшийся чернозем.
— Дам тебе совет, Сюнгаку, как сделать ваше заведение еще более привлекательным для игроков. Бесплатно наливайте игрокам сакэ. У нас... э-э... — Артем понял, что чуть не проговорился, хотя вряд ли Сюнгаку обратил бы внимание на столь пустяковую оговорку — вон он как по-собачьи преданно смотрит, не может человек с таким взглядом засомневаться в своем хозяине из-за ерундовой неувязочки. — Я слышал от странников, Сюнгаку, что в дальних-дальних странах так делают в игорных заведениях — и это себя оправдывает. Игроки выпивают сакэ на одну монету, а, опьянев и потеряв голову, проигрывают десять. Попробуйте. Не получится — закроете бесплатный разлив.
— А если получится, тогда точно не избежать нам стычки с самураем из первого заведения и его помощниками. До меня уже доходят слухи, дескать, самурай не доволен тем, что не их послали охранять новое заведение, а каких-то пришлых. Нам придется быть постоянно начеку.
«Ух ты! Уже назревают криминальные войны, которые породил ты, товарищ Ямамото, своей неосторожной болтовней». Впрочем, вины и раскаяния Артем не чувствовал. Если подойти к проблеме философско-исторически, то напрашивается вывод, что неизбежного не избежать, как ни пытайся. Вопрос стоит по-другому: кто первый и как это будет выглядеть? Первым успел Артем. Раз уж так вышло, то он и дальше станет рулить процессом и постарается, чтобы не пролилось крови. Или, если кровопролития будет не избежать, пусть крови прольется как можно меньше.
Но, черт побери, какое дерево вымахало из его случайной, без всякого умысла болтовни! Поразительно!
— Или нанесите удар первыми, — сказал гимнаст. — Но не в темноте из-за угла. И не ножом или дубинкой. А... предложите этому вашему самураю и его помощникам стать членами братства Белого Дракона. Помощников подкупите деньгами, самурая... самураю... что бы такое придумать...
— Это, конечно, ронин, раз он нанялся на службу к горожанину, — неожиданно в разговор вступила Ацухимэ. — Любой ронин мечтает служить могущественному господину, состоять в дружине самураев, участвовать в сражениях, заслужить ратную славу, красиво умереть смертью воина.
Девушка замолчала.
— О! — поднял палец Артем. — А ты, Сюнгаку, говорил, «не подождет ли госпожа у колодца». Значит, так и делай. Расскажи самураю о таинственном и могущественном господине самурайского звания, посланнике Белого Дракона, наделенном изрядной толикой драконьего могущества. Расскажи, что господину скоро понадобятся воины, потому как грядут великие дела по спасению страны. Пусть лучше готовится к великим битвам и захватывающим поединкам, а не отвлекается на мелочные, недостойные самурая делишки.
— Спасибо, господин Ямамото, я так и сделаю. Я выполню все приказы.
Голос Сюнгаку вдруг зазвенел, как рельс, по которому ударили кувалдой:
— Ты указал нам путь, ты открыл нам глаза, ты сделал из нас людей, и ты наш господин навсегда, Ямамото — Белый Дракон. Спасибо, что ты принял о-сэйбо. Но этого мало для того, чтобы ты осознал всю глубину нашей преданности. Сейчас...
Сюнгаку отогнул половую циновку и достал из-под нее короткий широкий нож и узкую дощечку. Едва Артем все это увидел, как у него зашевелились нехорошие подозрения. И пятна на дощечке какие-то странные. А когда Сюнгаку положил на дощечку ладонь, отведя в сторону мизинец, и поднял нож...
— Стоять! — рявкнул Артем, не хуже, чем давеча орал на своего помощника сам Сюнгаку. — А-ат-ставить безобразие!
И перехватил занесенную руку Сюнгаку. «Ну, эти японцы прямо как дети, чес-слово!»
— Отдай нож... Вот так! Два замечания, Сюнгаку. — Артем старался говорить как можно спокойнее. — Первое — не стоит злоупотреблять отрезанием пальцев. Я все понимаю — красивый ритуал, вам всем понравилось. Не только у одних самураев должны быть красивые ритуалы, все верно. Но в нашем деле все хорошо в меру. Поэтому приказываю мизинцы впредь резать только тем, кто в чем-то провинился, и никак иначе. Это приказ, ясно? Очень хорошо.
Артем скосил глаза на Ацухимэ: грозовая мрачность ушла с лица девушки, теперь на ее место пришла глубокая задумчивость.
— Второе замечание, Сюнгаку, — продолжил Артем. — Не надо сразу отхватывать весь мизинец. Вполне достаточно на первый раз, за первую вину, отрезать одну верхнюю фалангу. За вторую вину — вторую фалангу. Постепенно, понятно?
Сюнгаку горячо кивнул, жадно поедая глазами начальство. Какой-нибудь прусский капрал из девятнадцатого века заплакал бы от умиления чистыми младенческими слезами, увидев это выражение лица рядового Сюнгаку.
Артем взглянул на Ацухимэ. Она пожала плечами и скорчила гримасу, мол, понимаю, надо — значит надо, придется перетерпеть. Ага, к девушке опять вернулось отменное настроение. Женщина есть женщина. Будь хоть дочь самурая, хоть сестра самурая, а настроение изменчивое, как и у всех остальных.
— Слушай сюда, Сюнгаку, — тяжко, как и положено перед нелегкой работой, вздохнул Артем. — Что скажу, будешь повторять за мной слово в слово, пока не выучишь...
Придется отложить прощание. А он-то уже собирался говорить «пока»! Думал, вот обговорит с Сюнгаку кое-какие несложные вопросики, главным образом по поводу того, как связь держать будут, и они с Ацухимэ откланяются. И пойдут себе дальше. Теперь Артем понял, что придется малость подзадержаться. Никуда теперь не денешься — раз признали за господина и поклоняются тебе, как идолу, придется нести начальственный крест. Придется вразумлять и наставлять, объяснять, что надо делать, а чего нельзя ни в коем случае, а также придется ставить подчиненным ближайшие и среднесрочные задачи. Такова уж ты, ноша командирская...
... Они с Ацухимэ стояли, облокотясь на перила деревянной ограды, сооруженной вдоль глубокого оврага. Тот ли это Бездонный Овраг, о котором упоминал Сюнгаку, или другой какой, они не знали и выяснять не собирались — ни к чему. Но овражец глубокий, этого не отнять.
Отсюда открывался отличнейший вид на замок Нобуиага. Впрочем, Артем знал и другие места, откуда вид был еще более впечатляющим. Например, с той горушки, откуда он любовался цитаделью даймё в прошлый раз.
А даймё сейчас там — за рвом с водой, за высокими зубчатыми стенами из бутового камня. Во всяком случае, в этом Артема заверил Сюнгаку. Новоявленному якудза можно было доверять — он был в курсе всех городских сплетен. Причем зачастую получал информацию из первых рук — в игорном заведении бывали всякие люди. И хотя сама игра проходила в молчании — болтать, как и проявлять свои эмоции, считалось неприличным и недопустимым, — но люди выходили на улицу, и далеко не всех сразу тянуло бежать домой. Некоторые сидели на веранде, пили сакэ и болтали — между собой или с тем же Сюнгаку, который, как правило, всегда по вечерам и ночам дежурил у входа.
Бывали в игорном заведении и самураи Нобунага. Вот от них Сюнгаку и знал, что Нобунага последние две недели почти безвылазно находится в замке. А затворником он стал после того, как на его жизнь неудачно покушались. Подробностей покушения Сюнгаку выяснить не удалось — едва речь заходила о подробностях, самураи замолкали, как бы пьяны они ни были. Но покушение имело место, это точно. И это плохо, понял Артем. Теперь даймё вдвойне, если не вдесятеро, будет настороже.
Из всех дел, намеченных на пребывание в Ицудо, им с Ацухимэ оставалось лишь посетить постоялый двор, чтобы помыться горячей водой в деревянных бочках-банях, ну а затем заглянуть в продуктовую лавку и купить кое-что в дорогу. Нежданно-негаданно оказалось, что они могут скупить при желании все продукты в лавке, а то и выкупить у хозяина саму лавку.
— Теперь мы с тобой богачи! — Артем пнул ногой стоявший у ног короб, в котором лежал заветный мешочек. Внутрь мешочка они пока не заглядывали, но не приходилось сомневаться, что их ждут сплошные приятные открытия. Хотя бы просто потому, что дареному коню в зубы не смотрят.
«На то, чтобы создать что-то хорошее, допустим Академию наук, нужно потратить годы, — вот о чем вдруг подумал Артем. — Зато дурное и криминальное вырастает в два счета, дунуть-плюнуть не успеешь. Отчего так?»
— Это хорошо, — сказала Ацухимэ, имея в виду привалившее богатство. — У нас теперь будет больше доводов в предстоящем разговоре.
— Может, лучше прогуляем денежки красиво, а? — игриво подмигнул ей Артем. — Снимем самый роскошный постоялый двор в городе Ицудо. Закажем лучшее сакэ в провинции. Столы будут ломиться от рисовых колобков и прочей вкуснятины. Самые красивые девушки провинции станут подавать нам еду и плясать перед нами до самого утра. Безостановочно перед нами будут выступать циркачи и акробаты, музыканты и шуты.
Понятное дело, Артем шутил, но Ацухимэ не была настроена воспринимать шутки, когда дело касалось родины.
— Мы не возьмем себе ничего, — суровым учительским тоном произнесла она. — И больше об этом не заговаривай...
Глава двадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО НИНДЗЯ
Гору Фудзи вдали плащом
зеленым укрыла молодая листва.
Бусон
Путь от Ицудо в Долину Дымов Артем отыскал без труда. Как говорится, помнят ноги-то!
Конечно, яма-буси могло в Долине уже не быть. Давно их там могло уже не быть. Они могли покинуть долину сразу после исчезновения Артема. Они могли уйти искать помощи у других кланов яма-буси. Многие из них могли погибнуть во время неудачного покушения на Нобунага, если это, конечно, их рук было дело. Все что угодно могло случиться. Например, нельзя было исключать и такой вариант: яма-буси обитают, как и обитали, в долине, да только возвращению блудного Ямамото рады не будут. Причем настолько не будут, что уничтожат его, даже не дав рта раскрыть. Ведь неизвестно, что они там думают по поводу его исчезновения. Догадались ли по следам в лесу или путем дедуктивных умопостроений, что его тогда похитили разбойники, или полагают, что он подло сбежал, презренный предатель и трус? Они могут изничтожить его без всяческих бесед и расспросов уже только за то, что он привел с собой совсем постороннего человека к тайне из тайн всех кланов яма-буси — к Долине Дымов, где укрывался их легендарный Основатель и Учитель Энно Одзуну, куда сами яма-буси приходили лишь тогда, когда мрачные-премрачные тучи сгущались над их головами. Артем нехотя в душе признавал за яма-буси такую правоту — убить его сразу. Верить, что они поступят так безрассудно, даже не поддавшись на уговоры простого человеческого любопытства, не пожелав узнать, на что рассчитывал этот высокий беловолосый негодяй, возвращаясь. И даже не один, а в придачу с какой-то девкой!
Словом, гадать, что будет, можно было до бесконечности, и все равно не угадаешь. Только жизнь, как оно обычно и бывает, могла расставить все по своим местам.
Артем использовал все способы и приемы, чтобы отговорить Ацухимэ идти с ним в Долину Дымов. Он убеждал, он взывал к богам и к благоразумию, он пугал ее, нет, не страхом смерти (Артем сразу сообразил, что это с ней не пройдет, как и с большинством японцев), он пугал ее возможностью потери девичьей чести, из-за чего она потеряет возможность служить домоправительницей у какого-нибудь сегуна. Убеждать ее он начал задолго до прихода в Ицудо, продолжил в Ицудо и теперь продолжал в лесу. И все бесполезно. Ацухимэ ни в какую не соглашалась не идти к яма-буси.
С некоторого момента Артем стал прокручивать в голове такой план: оставить ее где-нибудь на постоялом дворе, пришпилив к стене кинжалом записку, в которой написать, так мол и так, вернусь с победой, жди в таверне, ну а если не вернусь через два дня или не пришлю верного человека с приветом от Алтёма — значит, все провалилось и нет меня в живых.
Но, видимо, что-то такое сестра самурая почувствовала, потому что вдруг предупредила его на одном из привалов:
— Вздумаешь обмануть меня, станешь моим личным врагом. А сама я пойду прямо в замок убивать Нобунага.
«И ведь пойдет убивать сама и прямо в замок», — нисколько не сомневался Артем.
Словом, пришлось взять ее с собой. И оттого муторно было на сердце. Он даже шел медленней, чем мог бы, то и дело останавливался, делая вид, что забыл, куда идти дальше, и высматривает ориентиры. Разумом Артем, ясно дело, понимал, что оттягивай, не оттягивай, ничего это не даст и не изменит. Но разум одно, а сердце — совсем другое. Давящее ощущение в затылке появилось возле ручья, где, помнится, когда-то (кажется, давным-давно, а не какой-то месяц с небольшим назад) они с Омицу по дороге в город останавливались попить воды и ополоснуть лица.
Конечно, это могло быть всего лишь плодом самовнушения. Внушал себе Артем, что на подступах к долине его могут подхватить, внушал... ну и появилось ощущение чужого взгляда. А разок даже примерещилось, будто что-то промелькнуло между валунами на пригорке.
Делиться подозрениями и тревогами с Ацухимэ он не стал. А что это даст? Чем облегчит уготованную им участь?
На этих лесных тропах их затея с яма-буси вдруг стала казаться Артему чрезмерно авантюрной, рискованной, непросчитанной. Если быть строгим в определениях — это была не их, а его, Артема, затея, потому что именно он предложил этот план, именно его знакомыми были яма-буси, именно он настоял на походе в Долину Дымов. «А ведь это в тебе, парень, говорит самый обыкновенный страх, — признался себе Артем. — Не хочется погибать по-глупому, так ничего путного и не совершив. Тем более погибать вместе с женщиной, рядом с которой хочется быть живым, а не мертвым».
Между прочим, о женщинах. Есть еще одна проблемка, о которой, может, неприлично вспоминать, когда речь идет о сохранении собственных жизней и когда на кону стоит спасение родины (единственной и исконной — для Ацухимэ — и приемной родины для него, Артема). Но проблемка имеется, и она может вырасти в Проблему или по крайней мере неслабо осложнить жизнь. Женщина по имени Омицу. С которой у Артема случился мимолетный лесной роман. Как отнесется она к появлению вместе с Артемом красотки самурайского роду-племени? Сама Омицу с прямолинейностью простой женщины, которая всю свою недлинную жизнь провела в лесу, заявляла, что ей от Артема нужен только ребенок. Да вот только заявлять они могут, что угодно... М-да, пытаться просчитать женщину бесполезно, однако же следует быть готовым ко всему...
— Ну вот, можно сказать, пришли. — Оглядевшись в очередной раз, Артем скинул с плеч короб. — Где-то в этих краях. Точнее не помню. Видишь, эти вздымающиеся прямо перед тобой горы? За ними и находится та самая долина. Эти густые заросли кустов, что прямо перед тобой, так и тянутся вдоль подножия скал вокруг всей долины. Где-то в кустах прячется расщелина, через которую единственно и можно попасть внутрь долины. В том-то и достоинство этого тайного места, что вход в нее нелегко отыскать. Даже тем, кто там уже побывал. Поотирайся я тут подольше, наверное, вывел бы прямо к нужной точке. А так... Что могу, то могу.
— И сколько мы можем проплутать в поисках входа?
— Долго. А уж ободрать наши одежки сможем в два счета — это я тебе обещаю, кусты, заразы, колючие. Но только мы не станем плутать и обдирать одежки.
— А что мы станем делать?
— А вот что!
Сложив руки рупором, Артема прокричал:
— Такамори! Омицу! Я — Ямамото! Я вернулся! Нас здесь только двое, и мы принесли хорошие вести!
Артем вскочил на мшистый валун, с него перепрыгнул на камень повыше и снова прокричал:
— Такамори! Омицу! Мы принесли хорошие вести!
Последнюю фразу Артем выкрикивал не абы почему, а с умыслом, основанном на глубоком понимании человеческой психологии. К Артему это понимание пришло от Витька, работавшего при их цирковом зверинце. Витек тот поменял в своей жизни множество профессий, полетал с места на место, пока наконец не обрел себя в качестве кормильщика цирковых хищников и уборщика в клетках. В том числе поработал он и торговым агентом. Да-да, одним из тех, про кого пишут на входных дверях магазинов: «Собакам и агентам вход воспрещен».
Так вот. На инструктажах будущим агентам втолковывали основы работы с клиентом. Среди прочего в головы им вбивали Великое Знание о Первой Фразе: «Первая фраза обязательно должна нести оптимистический заряд. Нейтральное "здрасьте" ничего вам не даст, ни за вас, ни против вас не сыграет. А то, что не играет "за", играет "против". И ни в коем разе, агенты, ни за что на свете вам не следует начинать фразу с отрицательных частиц "не" или "ни". Допустим, "не желаете ли посмотреть наш товар", "не будете ли вы столь любезны...". Не будут. Любое отрицание на подсознательном уровне вызывает у человека неприятие. Так что зарубите себе на носу, будущие Рокфеллеры и биллы гейтсы, — хорошего торгового агента от плохого отличает первая фраза. Если агент умудряется вложить в первую фразу заряд оптимизма, причем фраза эта должна быть не слишком длинна, чтобы не вызвать зевоту, то такой человек — молодец, годный, путевый агент, его ждет великое торгово-представительское будущее, сказочные барыши и обеспеченная старость».
Вот и Артем по дороге к Долине Дымов изобрел такую фразу: короткую, оптимистичную и интригующую. Может быть, благодаря ей и не застрелят из ядовитой плевалки, захотев сперва узнать, что это за вести такие он притаранил, да еще и хорошие, как он говорит?
— Такамори! Омицу! Мы принесли хорошие вести! — последний раз прокричал Артем, затем спрыгнул с камня, подошел к Ацухимэ.
— Вот так и станем действовать. — Он отряхнул руки от прилипчивого зеленого мха. — Пока на зов не выйдут, или пока мы сами не отыщем выход.
— Дай мне флягу с водой, — попросила Ацухимэ.
Артем присел перед коробом:
— Да завсегда пожалуйста. И вообще предлагаю устроить привал. С самого Ицудо ведь не приваливались. Да и кто знает, когда доведется в следующий раз немножко перекусить.
Сказав это, Артем поймал себя на мысли, что последняя фраза прозвучала зловеще. Агенты бы не одобрили...
Вообще-то Артему есть особо не хотелось. Первый рисовый колобок и первые жареные бобы он практически через силу впихивал в себя. Ну нельзя же оставлять организм без подпитки! Однако аппетит в полном согласии с поговоркой пришел во время еды и только еще больше разгорался с каждым новым съеденным рисовым шариком или жареным бобом. Ацухимэ же, наоборот, — лихо управившись с первым рисовым колобком, дальше угасла и, что называется, лишь клевала по зернышку, как птичка. «Может, разные начала виноваты — мужское и женское?»
— Ты слышал об иайдзюцу? — вдруг спросила Ацухимэ.
— Нет, — с набитым ртом ответил Артем.
— Это искусство убивать, только достав меч из ножен. Одним слитным движением. Мастер Мацудайра отменно владел иайдзюцу, хотя ни разу не был на ристалище Хатиман [53]. А я хочу там побывать. Это моя заветная мечта, Алтём.
— Где побывать? — Артем закинул в рот очередную пригоршню жареных бобов.
— Раз в пять лет, Алтём, мастера иайдзюцу собираются неподалеку от синтоистского святилища бога Хатимана