Логачев Александр. Мечи Ямато

   Хорошо. Пусть невероятными усилиями он все же снимет отпечатки с орудия преступления и «откатает пальчики» у всех самураев. Пускай какие-то отпечатки совпадут. А как убедить этих дремучих нехристей, что папиллярные линии у людей уникальны и их совпадение есть неоспоримое доказательство виновности, какими аргументами достучаться до их деревянных мозгов? Одного утра на все это громадье задач явно не хватит. Так стоит ли вообще затевать? Думается, что нет.
   И вообще, ни черта тут у них нет полезного и нужного! Нет даже увеличительного стекла, с которым можно было, поползав на коленях, изучить каждый миллиметр, а то, глядишь, и удалось бы разыскать на соломенных матах некий волосок, который неоспоримо укажет на убийцу... Можно, конечно, все бросить и заняться изготовлением увеличительного стекла. Кто ж спорит, можно! А пока он будет его тут непонятно из чего и как изготавливать, его двенадцать раз казнят и пятнадцать раз сожгут на погребальном костре по буддистскому обряду... ну, или сто раз отправят в мир иной по обряду синтоистскому. З-замечательно!
   Короче, оставалось полагаться лишь на свой острый ум и скрытые дедуктивные способности. А также на то, что ум еще более прежнего обострится под дамокловым мечом отправки гонцов к Нобунага. Уж больно не хотелось попадать в лапы Нобунага...
   Первое, на что Артем обратил свое внимание, приступив к расследованию, — беспечность мастера Мацудайра. Как же это он позволил убийце подобраться к себе вплотную? Убийца, что ли, ступал бесшумно, аки призрак бестелесный? Вот именно — ему следовало быть призраком, и только призраком, чтобы в ночной тишине подобраться к мастеру совершенно бесшумно. Ничем не хрустнув, не выдав себя дыханием или шорохом соломенных матов под ногами. Нет, к обычному человеку (ко мне, допустим, признал Артем) необычных способностей убийца, может, и сумел бы подкрасться незаметно, но тут ведь мастер кэмпо! Да и сам убийца побоялся бы так рисковать. Малейшая оплошность, мастер оборачивается, и все — гудбай успех, провал затеи. Словом, вывод напрашивался сам собой — мастер знал убийцу и всецело ему доверял. Настолько всецело, что спокойно повернулся к нему спиной. А значит...
   А значит, убийцей непременно должен быть кто-то из домашних! Кто-то из других наставников школы, из учеников, из слуг или... может быть, кто-то из женщин.
   Погоди-погоди, сам себе возразил Артем. А если ночью тайно прибыл некто, кого мастер хорошо знал и кому доверял как себе? Скажем, тот же Хидейоши или кто-то вроде него. Убил мастера и незамеченным убыл восвояси. Вероятность такого сценария невелика, слишком уж ловким получается этот убийца, прямо ниндзя какой-то, но пока какая-то вероятность сохраняется, версию скидывать со счетов не стоит. Но все же домашние — первые на подозрении. «Э-хе-хе, — вздохнул в этом месте расследования Артем, — нелегка ты, участь частного сыщика».
   Воздушный гимнаст, конечно, как мог тщательно осмотрел место преступления. Прилежно с фонарем исползал на коленях все маты вокруг трупа, осмотрел труп. Но не переворачивал. Решил не будить лихо в виде и без того злобно позыркивающих на него самураев. Осмотрел Артем и кинжал.
   На вопрос «чей кинжал», которым почему-то никто не задавался до сего момента, в том числе и сам Артем, ему ответила Ацухимэ:
   — Это кинжал самого сэнсэя. Убийца взял его из комнаты оружия.
   — А попасть в эту комнату легко?
   — Да. Она находится на другой стороне внутреннего двора, рядом с залом для трапез.
   — Что из оружия в ней хранится?
   — Все то оружие, что использовал мастер для занятий воинским искусством. Тебе перечислить все? Там хранится тёкуто, кэн, тати, нодати, танто ^[35]...
   — Не обязательно перечислять! — остановил Артем. — Оружейная комната не охраняется?
   — Зачем? — искренне удивилась Ацухимэ.
   «А и действительно! — гимнаст поразился собственной недогадливости. — Когда они и так тут все разгуливают с оружием».
   — Но ты же говорила мне, что в детстве тайком пробиралась в эту комнату, нарушая строжайший из запретов, — нашелся Артем.
   — Конечно, тайком, как же еще! Туда нельзя входить женщинам, — сказала Ацухимэ. — А у вас не так?
   Некогда было поддерживать разговор о бедственном положении женщин в разных странах Средневековья... Кстати говоря... Еще раз Артему пришло в голову, что убийцей могла быть и женщина. Ну, сами... сами эти подлые мысли приходили! И от них невозможно было отмахнуться! Тем более... Тем более, как убеждала других сама Ацухимэ, причины желать мастеру смерти были у многих. Не было ли таких причин у самой Ацухимэ? Например, та же ревность? Или мастер — он ведь мужчина, не надо об этом забывать! — когда-то взял ее силой, и она давно вынашивала план мести...
   «Все, хватит, хватит! — приказал себе гимнаст. — Подозревать можно любого. Поэтому надо идти не от людей, а от фактов и улик. Где эти факты и улики? Нету? Так ищи!»
   — Меня другое занимает, — сказал Артем, пальцем смахнув со лба каплю пота. — Убийца взял кинжал. Почему он не взял ни один из мечей, боевой веер, нагината, лук и далее по списку? Почему он предпочел именно кинжал? Причем взял не какой-нибудь другой, а собственный кинжал мастера?
   — Я поняла тебя. Действительно есть о чем подумать. — Девушка нахмурила лоб. — Я не знаю ответа.
   — Может, убийца лучше всего управляется именно с кинжалом, — предположил Артем. — Кто у вас всему остальному предпочитает кинжал?
   — Чтобы всадить в спину, большого умения не нужно. Любой справится. Даже любая женщина, даже слабый, больной мальчик.
   — А может, он метнул его?
   Ацухимэ взглянула на него как на маленького. И сказала со снисходительностью в голосе:
   — Это же ёрой-доси, «кинжал милосердия». Им на полях сражений добивают безнадежно раненых, чтобы облегчить страдания. Для метания убийца выбрал бы коцука ^[36]. Но даже метни он ёрой-доси, тот не вошел бы по самую рукоять.
   — Понятно. — Артем устало потер ладонью лоб. — Неплохо было бы опросить всех домашних. Не только самураев, но и вообще всех, включая женщин, слуг и малых детей. Как говорил один весьма известный у меня в стране мастер розыскных дел, в любом дельце всегда найдется человечек, который что-либо слышал, что-либо видел.
   — Если бы кто-то что-то видел, он бы вышел и сказал об этом, — сказала Ацухимэ, резким движением головы отбрасывая со лба прядь черных волос.
   «Сложно с вами, — подумал Артем. — Впрочем, идея с допросами заранее обречена. Гайдзин проводит допросы, ха! Кто из них согласился бы на такой позор — отвечать на вопросы гайдзина! Каждого пришлось бы уговаривать по целому дню».
   Артем еще раз внимательно все облазил и осмотрел. Стыдно перед памятью великого Холмса, но он так ничего и не обнаружил. Ни малейшего следочка. Хотя добросовестно все обшаривал! «Ладно. Забудь и думай дальше, — приказал себе гимнаст. — Должна быть где-то зацепка!»
   Например, место и время преступления. Время — глухая ночь, в это время люди обычно спят мертвецким сном. Место — фехтовальный зал, куда люди обычно по ночам не ходят. Или ходят?
   — Скажи, а часто ли мастер посещал ночью фехтовальный зал?
   Со своим вопросом он опять обратился к Ацухимэ. А к кому еще? Нет никакого желания общаться с хмурыми самурайскими личностями. К тому же, сдается, девушка уж никак не глупее своих однодомцев мужеского полу.
   — Я ничего не знаю об этом, — ответила Ацухимэ.
   — Тогда, — Артем наклонился к самому ее уху, прошептал, покосившись на супящих брови самураев, — спроси об этом у моей почетной охраны. Может, кто-то из них знает.
   — Они тем более не знают, — сказала девушка. — Если что-то в доме неизвестно женщинам, это неизвестно никому.
   — Ну хорошо, а тебя саму ничуть не удивляет, что мастер посреди ночи оказался в фехтовальном зале?
   — Я не вижу в этом ничего странного, — пожала плечами Ацухимэ. — Ночь — прекрасное время, чтобы медитировать в одиночестве.
   — Подожди... — От пришедшей на ум мысли Артем непроизвольно щелкнул пальцами. — А кто обнаружил труп?
   Вообще-то этим вопросом следовало озадачиться давным-давно, может быть даже в первую очередь, а не тогда, когда прошло уже черт знает сколько времени с начала следствия. От подобного сыщицкого дилетантства Холмс, наверное, все бока отмял, ворочаясь в литературной могиле.
   — Сибо! — Ацухимэ громко обратилась к самому старшему из самураев. — Кто нашел убитого сэнсэя?
   Сибо знал ответ. Оказалось, труп обнаружил старый знакомый Артема Наканэ. Он проходил мимо фехтовального зала, в приоткрытую дверь увидел свет фонаря, из свойственного ему любопытства заглянул внутрь и разглядел распростертого на полу сэнсэя, из спины которого торчала рукоять кинжала. Ах вот как... У Артема сразу же появился новый вопрос: «А почему сам Наканэ бродил ночью по дому, аки тень Мертвого Императора?» Вот на этот вопрос Сибо ответа не знал. А знал его, разумеется, только сам Наканэ. Бежать искать его и будить, если спит? Да нет, тема того не стоит. Ну, услышишь от самурайчика, что он вставал по нужде, или признается, что ходил к этой самой Кабуке... Кабуко... ну, в общем, к своей подружке, о которой Ацухимэ говорила.
   Артем с тоскливой безнадежностью понял: он не знает, что делать. Но что-то делать надо было. А может... сорваться с низкого старта, броситься наутек — и пусть догоняют? Какие-то шансы есть...
   Все самураи, стерегущие Артема, смирнехонько разместились по углам фехтовального зала, освещенного фонарями-укидару. Гимнаст сидел на корточках, прислонившись к стене. Рядом с ним на коленях сидела Ацухимэ. Ее одолевала утренняя дремота, то и дело ее голова начинала клониться, она вздрагивала и героическими усилиями воли распахивала глаза.
   Уже разгорался рассвет — Артем только что вернулся с улицы (понятно, что его сопровождали самураи в полном составе и с их присутствием примиряло только присутствие Ацухимэ). На улице он тоже пытался обнаружить зацепки, сам не очень представляя, что это может быть. Например, извилистая цепочка следов на сырой земле с капелькой крови в каждом отпечатке, и цепочка та приведет в комнату преступника... Или вдруг удалось бы найти случайно оброненный дневник самурая, где все преступление чистосердечно описано с момента его обдумывания.
   «Шути, шути, — пробурчал внутренний голос. — Дошутишься до плахи с топором или до бамбукового кола. На всякий случай я бы на твоем месте поинтересовался, как в здешних пенделях казнят преступников. Может быть, и нет ничего страшного. Чирк по горлу — и ты на небесах. Кр-расота!»
   Хорошо хоть эти преимущественно детско-юношеские самураи не донимали глупыми расспросами типа: «Как продвигается расследование, скоро ли пойдем на задержание?»
   Твою мать, короче!!! Артем на совесть (так во всяком случае ему самому представлялось) отработал следы преступления. И ничего не выходит!!!
   Честно говоря, приступая к расследованию, Артем был преисполнен оптимизма. Почему-то ему казалось, что он сможет выйти на след убийцы и если не выявит его в течение ночи, то сумеет убедительно доказать хотя бы свою непричастность. Однако ни того ни другого...
   — Ты узнал, кто убил сэнсэя? — разлепив глаза и подавляя зевоту, спросила Ацухимэ, и в голосе ее было столько надежды, что у Артема сдавило горло.
   — Я на пути к этому. Я много узнал этой ночью.
   Ну, не мог! Не мог он сказать ей правду: «Ты знаешь, свет моих очей, признаюсь тебе как на духу: перспективы у следствия самые унылые. Никаких зацепок, никаких ниточек, ухватившись за которые можно было бы размотать клубок. Ни-чего. "Глухарь" вырисовывается, одним словом».
   Артем закрыл глаза. Неужели он полный ноль как сыщик? Столько прочитано и просмотрено. Надо думать дальше, напряженно думать...
   Он поймал себя на том, что уже пошел в своих размышлениях по второму кругу: пальчики, невозможность их откатать и далее по списку.
   Но ведь где-то должна быть подсказка...
   Скоро утро, снова все соберутся, убийца не найден.
   — Джек Лондон!!! — вскочил Артем. — Ну конечно! Это оно...
   На него смотрели, как на сумасшедшего.
   — Священный предмет, — бормотал Артем себе под нос, наматывая круги по фехтовальному залу. — Какой же, какой? «Свет восемнадцати лун». Что может быть более подходящим!
   «Ведь они в сущности такие же дикари, как и эскимосы из рассказов Джека Лондона, — это он уже произносил не вслух, а про себя. — Они верят в колдовство, их мир населяют духи, которых они зовут ками. Должно получиться. Только надо все как следует продумать, чтоб без ошибки...
   Артем бросился к Ацухимэ, опустился с нею рядом на пол, схватил ее за руку, горячо зашептал, наклонившись к самому ее уху:
   — Я найду вам убийцу. От тебя, Ацухимэ, потребуется немногое, вернее, одно лишь потребуется. Ты должна помочь убедить самураев, что до меча мастера Мацудайра, известного как «Свет восемнадцати лун», может дотронуться не только сам мастер...

Глава двенадцатая
«СВЕТ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛУН»
(Продолжение)

   Перепела в полях
   квохчут, квохчут — должно быть, решили,
   что ястреб дремлет.

Басе

 
   Собрать в одном месте всех обитателей «гасиенды дона Мацудайра» оказалось невероятно сложным делом. Собственно, Артем отлично представлял себе, что затея однозначно обречена на провал, исходи предложение от него. Оно должно было непременно исходить от какого-то авторитетного лица. Но где его взять и как заручиться его поддержкой?
   Ацухимэ таковым лицом быть не могла, потому что была женщиной. Ха, женщина и гайдзин! Трудно вообразить себе что-либо менее авторитетное в японских глазах. Чтобы там эти двое ни наплели, какими бы убедительными ни были их аргументы, кто станет их слушать! Но зато Ацухимэ могла стать гайдзину добрым советчиком. Например, могла подсказать, с кем говорить и как вести разговор. Поэтому Артем поделился с ней замыслом.
   Сначала сестра Хидейоши вполне ожидаемо ему не верила — до тех пор, пока он не показал ей татуировку. Увидев дракона на плече, она сперва испуганно отшатнулась, потом на смену испугу пришло изумление, потом крепко призадумалась.
   — Тебя не станут слушать, — наконец сказала она, задумчиво теребя прядь волос. — Они скажут — пусть приедет даймё Нобунага, он нас рассудит.
   Они с Ацухимэ разговаривали во внутреннем дворике у пруда. В пруду над камнями и корягами плавали карпы и еще какие-то рыбы с золотыми плавниками. А самураи топтались неподалеку — на галерее, оттуда и наблюдали за гайдзином.
   — Тогда надо напомнить им, что мастер Мацудайра терпеть не мог Нобунага и не хотел видеть даймё в селении Касивадзаки, — напористо произнес Артем. — Тому, кто будет яростно против, можно сказать: «А не ты ли и убил мастера, раз противишься выявлению истинного убийцы»!
   — Верно, Алтём. — Ацухимэ решительно поднялась с камней, которыми был выложен берег пруда. — Я схожу к Хара Итиноси и сама поговорю с ним...
   «Ага, все-таки Итиноси, — подумал гимнаст. — Видимо, по сложившейся у них иерархии именно он теперь как бы главный. Временно или постоянно. Занял свято место. Типа, как место президента во всяких там развитых странах автоматически занимает вице-президент... Вот вам, кстати, еще один повод для убийства мастера Мацудайра...»
   Хара Итиноси и Ацухимэ вернулись вместе, оживленно разговаривая на ходу. Они остановились, пяти шагов не дойдя до Артема, возле украшенных разноцветными лентами, врытых в землю двух лакированных столбиков.
   — Если гайдзин все же обманет нас, я покрою себя позором. Ты подумала об этом? — донеслось до Артема. Это говорил Хара Итиноси.
   — Не иди от себя, от своих страхов! Подумай, как бы поступил сейчас сэнсэй, и поступи так же! — громко и отчетливо произнесла Ацухимэ, потом низко поклонилась и отошла в сторону.
   «Однако эта женщина все же имеет здесь авторитет, заслужила, к ней прислушиваются даже после смерти мастера». Артем не мог ничего утверждать, слишком мало еще покрутился в здешних сферах общества, но все же было у него стойкое подозрение, что такое положение женщины отнюдь не обычное дело в стране самураев, а скорее редкое и приятное для Артема исключение.
   Озадаченный словами женщины, Хара Итиноси какое-то время сосредоточенно размышлял, расхаживая между столбиками с лентами и грудой мшистых камней. Потом самурай, видимо, приняв какое-то решение, быстрым шагом направился к Артему.
   — Покажи знак Белого Дракона на твоем плече!
   Итиоси рассматривал татуировку внимательно и долго.
   — Да, это Бьяку-Рю, — сказал он, наконец перестав мять Артему плечо и водить пальцем по коже. — Могущество Белого Дракона известно всем... Если человек носит на своем теле изображение Белого Дракона и с ним не происходит ничего плохого, значит, он пользуется покровительством Бьяку-Рю. Хорошо, сделаем так, как ты сказал. Меч «Свет восемнадцати лун» обладает столь сильным ками, что он не допустит ошибки. Но если ты нас обманываешь, мы больше не станем слушать тебя, гайдзин, и до прихода Нобунага ты будешь сидеть взаперти...
   — Согласен, господин Итиноси, — сказал Артем и поклонился, выказывая глубиной поклона и плотно прижатыми к бокам руками глубокую признательность господину Итиноси за мудрое решение...
   И вот все собрались во внутреннем дворике и на огибающей его галерее — свободного места не осталось. Артем и не ожидал, что на этом «ранчо» проживает столько людей.
   Самураи держались отдельно, слуги отдельно. Отдельно от тех и других держались женщины. Одни малые дети бегали повсюду, не придавая никакого значения сословным и половым различиям. И уж совсем отдельно ото всех, как заметил Артем, держалась Ацухимэ. «Впрочем, оно и понятно, — подумал гимнаст. — Женщины, даже самурайские жены, не могут принять ее за свою, уж больно неправильно себя ведет».
   — Вы уже знаете, что случилось этой ночью.
   Едва заговорил Хара Итиноси, установилась тишина. Вместе с Артемом, в окружении наиболее взрослых и, надо думать, наиболее влиятельных в этом доме самураев он стоял на ступеньках, ведущих с галереи во внутренний дворик.
   — Мастера убили подло. В спину. Так убивают только варвары и ямабуси.
   Понятное дело, Артема тут же опалили десятки пылающих ненавистью взглядов. Неуютно было под ними, признаться.
   — Господин Мацудайра позвал к себе чужестранца по имени Ямамото, — Итиноси показал рукой на Артема, — потому что тот находится под покровительством Белого Дракона и наделен крупицей его могущества. Покажи им знак Бьяку-Рю на своем плече!
   В третий раз за это утро Артем заголил плечо. И опять ему пришлось наблюдать уже привычную реакцию на своего дракона — страх и изумление. Страх, кстати, преобладал.
   Во дворе и на галерее поднялся шум. Хара Итиноси властно поднял правую руку вверх, призывая всех к тишине.
   — Чужестранец Ямамото говорит, что может силой Белого Дракона пробудить к отмщению ками, заключенный в мече господина Мацудайра, что носит имя «Свет восемнадцати лун». И меч сам отомстит подлому убийце хозяина меча. А теперь ты скажи, Ямамото!
   — Это так, — сказал Артем. Даже не пришлось особо напрягать связки, чтобы его голос услышали все люди на галерее и во дворе — с акустикой тут было все в порядке. — Меч сам найдет убийцу и отомстит ему. Как только убийца дотронется до ножен, клинок отсечет ему голову. Невинным людям нечего бояться. Невинным людям ничего не грозит. Все, что вам нужно сделать, — это подойти к мечу, сжать ножны руками, подержать немного, отпустить и отойти. Меч лежит рядом с господином Мацудайра в фехтовальном зале.
   Артем выразительно посмотрел на самурая Итиноси.
   — Делайте так, как сказал Ямамото! — приказал Хара Итиноси.
   И началось. Люди по одному входили в фехтовальный зал. Двери зала не задвигали, и поэтому стоящие у порога могли видеть, как люди подходят к центру зала и опускаются на колени перед телом мастера. Они низко склонялись перед покойным. Катана мастера, носящая имя «Свет восемнадцати лун», лежала у ног Мацудайра. (Собственно, лежала там, куда ее положил Артем. Он зашел в фехтовальный зал перед началом, закрыл за собой дверь, мотивируя это секретами своей мистической связи с Белым Драконом, и кое-что подготовил. Что должно было, по его мнению, сработать. Потому что если не сработает... Впрочем, об этом лучше пока не думать.) А вот как люди кладут руки на меч, от двери не было видно, потому что они располагались спиной к двери.
   Все происходило в благоговейной тишине — такая бывает, пожалуй, только на кладбище зимой. Даже самые беспокойные дети и те угомонились. Тишина так и продержалась до самого окончания мероприятия. То есть до тех пор, пока последний из людей (к мастеру подходили и дотрагивались до меча даже женщины и дети) не вышел из фехтовального зала. Последним был Артем.
   — Ничего не случилось, меч никого не покарал, — прошептал Хара Итиноси, широко распахнутыми от удивления глазами уставившись на Артема. — В доме не осталось никого, кто бы не прикоснулся к «Свету восемнадцати лун». Как так, Ямамото?
   — Все ясно! — диким голосом закричал Наканэ. Вид у него сейчас был по-настоящему страшный. — Гайдзин — убийца сэнсэя!
   — Он обманул нас! Мерзкий гайдзин! Смерть ему! Смерть гайдзину!
   Из ножен вылетели катаны. Сталь засверкала вокруг Артема. Надвинулись перекошенные, страшные, злобные лица.
   — Подождите! — Гимнаст вскинул руку. — Это еще не все! Сейчас и наступит момент истины! Сейчас мы увидим убийцу. Пусть все выставят перед собой открытые ладони. Вот так! Делайте, как я!
   Артем выбросил перед собой руки, повернув их ладонями вверх. На коже его ладоней были видны две отчетливые темные полосы.
   — Прикажи им, Итиноси! Ну же! — повысил голос Артем. — Пусть все покажут ладони.
   Хара Итиноси не спешил ничего приказывать. Он молча поднял руки и взглянул на свои ладони.
   — Что это? — Он тоже увидел на них две темные полосы.
   — Это простая сажа. Самая обыкновенная сажа. Ты еще не понял, в чем дело? У кого чистые ладони, тот и убийца. Мы же не видели от двери, кто прикасается к ножнам, а кто только делает вид. Убийца ни за что не стал бы трогать ножны, испугавшись мести «Света восемнадцати лун». Понимаешь теперь?
   — Всем показать ладони! — рявкнул Хара Итиноси. — Ты!
   Самурай шагнул к ближайшему человеку — им оказался Наканэ, силой перевернул его ладони. Ладони оказались запачканы.
   — Оступи назад, не мешай! — приказал Итиноси. — Переворачивайте ладони, вытягивайте руки, чего ждете!
   Младшие самураи один за другим стали вытягивать руки ладонями вверх. Старшие самураи пока только хмурились и не торопились следовать их примеру.
   — А почему я должен потакать гайдзинским выходкам? — крикнул Куримото.
   — И почему ты, Итиноси, слушаешь гайдзина? — подхватил вслед за ним Хасимото.
   — Верно! Верно! — зашумели другие старшие самураи.
   — Замолчите! — вдруг рявкнул Итиноси. Артем аж вздрогнул — он никак не ожидал от Итиноси такого генеральского рыка. Человек превращался в главного прямо на глазах.
   — Если ты чего-то не понимаешь, Куримото, это не значит, что этого не понимаю я! — Так Хара Итиноси изящно назвал Куримото болваном.
   И тут Артем увидел, как кто-то из самураев под шумок бочком выбирается из толпы, явно собираясь выскользнуть с галереи в коридор.
   — Распорядись, чтоб никого не выпускали! — Артем подскочил к Итиноси и не слишком вежливо схватил его за руку. — Посмотри!
   Гимнаст вытянул руку в направлении пытающегося улизнуть самурая. Бритоголовый... Артему даже показалось, что он знает его. Впрочем, сейчас это было неважно.
   — Куда он хотел уйти?! — Артем вдруг четко осознал, что должен брать инициативу и нагнетать, иначе все опять выльется в самурайскую перепалку и в этом увязнет. Поэтому Артем не ограничился привлечением внимания, а быстрым шагом через двор направился з сторону бритоголового самурая. И продолжал говорить: — Может, он хочет тихо улизнуть, надеясь, что его отсутствия не заметят? Или хочет где-то вымазать руки сажей и вернуться?
   Бритоголовый обернулся. С кустистыми бровями, с первой неряшливой растительностью на круглом юношеском лице — гимнаст вспомнил это лицо: «Ночью он много кричал и даже хотел пытать меня деревянным мечом-боккэном. Его имя начинается на Ц. И вроде бы на ё заканчивается».
   Бритоголовый задержал взгляд на Артеме. Никаких особых эмоций на его лице не отразилось. Потом самурай быстро огляделся по сторонам.
   Стараниями Артема на бритоголового смотрели уже все, а те, кто находился поблизости от него, отступили, образовав вокруг этого самурая круг отчуждения. И Хара Итиноси уже направился к нему, и кто-то из старших самураев уже пробирался к нему.
   Выкрикнув что-то нечленораздельное, бритоголовый выдрал из ножен вакидзаси, рывком распахнул кимоно, всадил короткий меч себе в левый бок и быстро провел клинок к центру живота, вспарывая его.
   Он рухнул на колени, потом медленно повалился лицом в пол. К нему кинулись отовсюду, кинулся туда и Артем. Гимнаст пробился к зарезавшему себя самураю, увидел, как его перевернули на спину.