Страница:
Такамори слушал с непроницаемым лицом — ничего по нему не прочитать, как ни вглядывайся. «Ему бы в покер играть, — подумал Артем. — Пропадает талант за неимением в Ямато покера и вообще карточных игр как таковых».
— Может быть, ни мне, ни Ацухимэ не было бы никакого дела до этих ваших запутанных отношений с Нобунага. Однако нам стало достоверно известно, что Нобунага вступил в сговор с монголами. Даймё должен обеспечить высадку монгольских войск, даймё собирается объединить свои войска с войсками монголов, собирается завоевать Японию и от имени императора провозгласить себя сегуном. Его замыслам можно помешать, только убив его. Вероятно, тот, от кого вам поступил заказ, раньше нас узнал о замыслах Нобунага и, тысячекратно все обдумав, пришел к тому же выводу, что и мы...
Артем помолчал, ожидая, не последует ли реплик и вопросов. Не последовало.
— Я понимаю, что имя заказчика вы мне не откроете. Наверное, очень немногие из вас знают это имя А может быть, всего один из вас знает его. Да и ладно, не очень-то нужно знать! Я наслышан, что яма-буси, пока не выполнят заказ, считают себя как бы вассалами заказчика и новых заказов не берут. Но мы и не намереваемся делать вам новый заказ. Ты хочешь спросить, так какого демона мы сюда пришли и для чего предназначен мешок с монетами?
Артем подвигал головой. Петля шею не стягивала, удушьем не грозила, но натерла кожу. Поэтому Артем попытался хотя бы сдвинуть ее на другое, не-натертое место.
— Представь, Такамори, что двое хотят одного и того же, допустим, хотят пообедать. У одного есть котелок и дрова, у другого — рис. Да, первый может поработать и заработать на рис. Да, второй может сходить в лес нарубить дрова и на последние деньги купить котелок. Но уйдет время, потратятся силы, голод усилится до полной невозможности его терпеть. А если эти двое соединят усилия, они легко добьются, чего хотят, то есть пообедают. То же и с нами. Мы можем соединить усилия и вернее добиться цели, а цель у нас одна и та же.
Ацухимэ, которая сидела, опустив голову, тихо, едва слышно кашлянула. Явно, с намеком кашлянула. Артем понял ее намек так — мол, хватить притчи рассказывать, переходи к сути.
— Итак, у нас одна цель — устранить Нобунага. Не знаю, какие сроки поставлены вам, но у нас в распоряжении полтора месяца. Через полтора месяца появятся монголы. У нас есть деньги, Такамори, и мы предлагаем их вам. Что мы хотим получить взамен? Хотим всего лишь действовать сообща, соединить усилия. У нас в городах есть верные люди, которые могут стать нашими глазами и ушами, в первую очередь, в Ицудо. Мы можем раздобыть еще денег и приобрести все, что потребуется. У меня есть знания, которых не ведают еще в стране Ямато. Ацухимэ отлично владеет мечом, алебардой и другим холодным оружием. Что есть у вас? У вас есть подготовленные люди и, что важнее, опыт подобных предприятий.
Артем взял несколько секунд передышки. Говорил он долго и малость подустал. Горло бы, конечно, не мешало промочить.
— Я шел сюда с предложением к вам — вызвать на подмогу людей других кланов, но вижу, что и без меня это уже произошло. Наверное, виной тому неудачное покушение, да? Я слышал краем уха, что на даймё было совершено покушение, но оно закончилось неудачей — даймё остался жив. После чего ты, Такамори, понял, что собственными силами не справиться, и позвал на помощь единомышленников... Еще подозреваю, что в том покушении кто-то погиб. Я прав?
Артем не ждал, что Такамори ответит, полагал, что тот продолжит сидеть каменной статуей. Однако ошибся гимнаст воздушный.
— Ты прав, — сказал Такамори. — Покушение не удалось. Погибли Ёсико, Миноура и Сибо...
Две женщины и один ребенок.
Артем не стал выпытывать подробностей покушения. Ни к чему пока. И дурацких вопросов, вроде «зачем детей на смерть посылал?», не задавал. А кого еще мог отправить Такамори, когда в его распоряжении оставались одни женщины и дети!
— Ты хитро плетешь сеть разговора, — неожиданно раскрыл рот Такамори. — Но вот что я совершенно не понял из твоего рассказа. Я готов поверить, что вас не подослали самураи. Я готов поверить в монголов. Я готов поверить, что пришедшая с тобой женщина по имени Ацухимэ печется о судьбе родины. Но пока я не услышал, зачем тебе самому все это нужно, Ямамото?
Артем посмотрел на Ацухимэ, которая чуть подняла голову и украдкой поглядывала на него. Посмотрел на Фудзита, который по-прежнему сидел с видом полного обалдения.
— Я хочу, чтобы даймё был не просто устранен, — сказал Артем. — Я хочу, чтобы его место занял Белый Дракон. И я знаю, как это можно сделать...
Глава двадцать третья
Они собрались на горе, где, по утверждению Такамори, очень много лет тому назад зажигал костры-гома легендарный отшельник Энно Одзуну — тот самый, что основал секту горных мудрецов, кого яма-буси называли Учителем и по чьим заветам они жили.
Здесь ли проводил предзакатные часы в раздумьях великий и могучий Энно Одзуну? Артем легко мог поверить, что здесь — подходящее место для размышлений о путях обретения могущества уже в этой жизни. Учение Энно Одзуну, помнится, так и назвалось — «Путь обретения могущества». Учение, как уяснил Артем из бесед с Такамори, сводилось к нескольким нехитрым истинам: раскрывай скрытые возможности, наблюдай за явлениями природы и живыми существами, учись у них, обретай единение с природой, ежедневно тренируй свой дух и тело... Впрочем, может быть, Артем и клевещет на Учение. Может быть, Учение и посложнее будет — вникнуть глубже он просто в свое время не успел.
Так вот, о месте... Вообразите себе скалу, из вершины которой будто вырезали гигантским ножом, как из торта, треугольный кусок. В результате чего образовалась площадка, с трех сторон прикрытая отвесными каменными стенами. Четвертая, открытая, сторона площадки смотрит на закат. Ветра здесь, на площадке, как сказал Такамори, почти никогда не бывает. Такая в этих краях роза ветров — преобладает юго-восточный ветер, а западный ветер, наоборот, гость наиредчайший.
Посреди скальной площадки этим вечером зажгли костер-гома. Дым вертикальным столбом поднимался в небо, начинал рассеиваться лишь высоко над головами. Высокий, особым образом сложенный костер обращался к духам этих гор, служил своего рода почтительным поклоном этим духам...
Солнце как раз закатывалось за горизонт. К этому часу яма-буси и подгадали восхождение на скалу — чтобы увидеть, как горную страну заливает гранатовым соком уходящего солнца.
Люди полукругом сидели у костра на принесенных с собой циновках, смотрели на закат, переводили взгляд на огонь. Молчали. По праву хозяина первое слово принадлежало Такамори, но тот не торопился его произносить, — как предполагал Артем, он давал настроиться всем на нужный лад...
... Дневной разговор в пещере закончился неожиданно быстро. После того как Артем поведал Такамори о своем интересе в истории с Нобунага, дзёнин [55]клана яма-буси ненадолго призадумался, потом сказал:
— Сейчас не я один решаю, Ямамото. Решает совет. Совет соберем этим вечером...
До вечера они с Ацухимэ находились все в той же пещере. Правда, условия содержания им несколько облегчили. Так сказать, перевели со строго режима на общий. Путы сняли, но покидать пещеру разрешили только по одному, ненадолго, под присмотром и по великой надобности.
Полдня их охранял Фудзита, полдня другой караульщик (совсем зеленый юноша по имени Касаи). Фудзита догадался, что гайдзин Ямамото его примитивно разыграл, выдав себя за внебрачного сына императора. Бочкоподобный караульщик дулся за розыгрыш, извинений не принимал, никаких объяснений, что это была всего лишь веселая шутка, слышать не хотел.
Из-за того же самого Артем чуть не поссорился и с Ацухимэ. Девушка сказала ему буквально следующее:
— Никогда не трогай больше микадо. Если бы на моём месте был мой брат или любой другой самурай, тебя бы уже не было в живых. Тебя бы не спасло, что ты чужестранец и в чем-то не разбираешься. Ты говорил об императоре непочтительно, и это заслуживает смерти. На твое счастье яма-буси — не самураи, и честь страны их мало волнует, а я — женщина и умею прощать.
Потом девушка горестно вздохнула:
— Ты — странный человек, Алтём. Иногда я тобой восхищаюсь, иногда готова без раздумий убить.
— Зато, как следует из последних твоих слов, со мной не скучно, — пробурчал в ответ Артем, подумав при этом, что не зря древние говорили: «Молчание — золото». Надо сдерживать себя, даже если язык будет невыносимо чесаться...
До вечера ничего любопытного не происходило. Лесную девушку по имени Омицу гимнаст в этот день так больше и не увидел. И Такамори до вечера тоже больше не показывался в пещере.
И вот он, вечер.
Не считая Артема и Такамори, вокруг костра-гома сидело четверо яма-буси. Собственно говоря, на скале сейчас собрались все мужчины яма-буси, имевшиеся на сегодняшний день в Долине Дымов.
По дороге наверх Такамори успел объяснить Артему, что после того как во время покушения на Нобунага погибли Ёсико и Миноура и от его клана остались только он сам, Омицу и малые дети, он запросил помощи у другого клана, обитавшего ближе других кланов — в соседней провинции. И тот клан полностью переселился в Долину Дымов и останется здесь по крайней мере до тех пор, пока не закончится история с Нобунага. Дзёнином, то есть главой клана (а в данном случае двух объединившихся кланов), признали Такамори.
Когда солнце полностью закатилось за горы и лишь багровый закатный огонь еще полыхал над вершинами, Такамори наконец заговорил:
— Мой клан чуть было поголовно не вырезали самураи даймё Нобунага. Вы об этом знаете. Рядом со мной сидит человек, которому мой клан обязан тем, что все еще существует...
«Ого, — подумал Артем, — какая приятная неожиданность. Неужели Такамори всецело на моей стороне? Отрадно».
— Мы никогда не относились к чужакам плохо, — продолжал Такамори. — В долине среди нас находится Каишаку Ли. Ее мать родом из Китая, яма-буси приняли ее к себе, а ее дочь стала полноправной и уважаемой женщиной клана яма-буси. Пусть Ямамото родом из более далеких стран, где живут люди, совсем не похожие на жителей страны Ямато. Но он помог нам, он захотел остаться с нами, только нелепая случайность разлучила его с нами чуть больше месяца назад. Но он вернулся и хочет помогать нам и дальше. Нужно ли нам отвергать помощь? Я знаю, о чем вы спросите меня. Почему в свое время я привел чужака в наше последнее убежище, в священное для яма-буси место, о котором не имеет права знать никто кроме учеников Энно Одзуну? Я скажу вам правду...
И он сказал правду. Он начал свой рассказ с того, как впервые увидел беловолосого чужака. Это случилось во время боя в деревне. Такамори углядел появление на поле боя незнакомца и даже краем глаза сумел проследить за единоборством незнакомца с самураем.
— Уже тогда я сразу отметил, — сказал Такамори, — что у него очень хорошие сидзэн и рицудо [56]...
Такамори продолжал свой рассказ, повествуя о событиях, Артему хорошо известных, и на протяжении всего повествования старик давал гаидзину лестную характеристику: быстр, вынослив, физически силен, имеет неплохие задатки ма-ай, то есть чувства дистанции...
Так, неторопливо перелистывая страницы пребывания Ямамото среди яма-буси, дзёнин довел рассказ до своего поединка с Ямамото в нише.
— Он оказал мне достойнейшее сопротивление. В схватке был момент, когда я находился в одном шаге от проигрыша. Я долго не мог понять, как это произошло. Ямамото не воин. Он говорил, что не участвовал в сражениях. Он не участвовал в схватках, где победитель получал жизнь, а проигравший — смерть. Он говорил, что никого в своей жизни не убил. Он не умеет подчинять свое сознание и управлять жизненной энергией. Я не мог понять, почему, за счет чего он чуть не победил меня. Я долго искал ответ. И я нашел его.
Такамори паузой отделил одну часть рассказа от другой и, обведя долгим взглядом людей за костром, дал понять, что сейчас он скажет, может быть, самое главное.
— Я понял, что для чужака Ямамото не существует застывших ката, не существует ката, от которых он не может отступить. Ямамото сам создает себе ката и каждый раз новые. Вот почему я был в одном шаге от проигрыша — под него трудно приспособиться.
Артем перевел для себя термин «создает ката» более понятным термином «импровизирует». Ведь «ката» — это у нас готовая форма, штамп, стандарт. Значит, я, получается, действую не по шаблону. Что ж, трудно не согласиться с Такамори...
— Я поясню, о чем говорю, примером, — продолжал дзёнин. — Мы знаем ката самураев. Когда тебе противостоит самурай, ты можешь быть уверен, что он не отступит от своих ката. Он не станет наносить рубящие удары по ногам, наносить колющие удары в пах, притворяться усталым или раненым. Но если самурай вдруг выйдет за пределы своих ката, это может застать тебя врасплох...
Такамори сделал еще одну отсечку паузой и продолжил:
— Тогда я сделал следующий шаг в своих раздумьях. У нас, у яма-буси, тоже есть свои ката. Мы не отступаем от наших ката, потому что привыкли к ним. Но помогает ли это нам или вяжет веревками? Я не мог уверенно ответить ни «да», ни «нет»... Я вам пересказал наш сегодняшний разговор с Ямамото. Вы подумали над его словами. Но, может быть, сам Ямамото хочет что-то добавить. Сейчас мы выслушаем его. Вы же помните — наш учитель Энно Одзуну сперва выслушал всех и только потом заговорил сам.
Выражаясь языком эпохи телевизора, Такамори замечательно отпиарил Артема. Выдающиеся политтехнологи оставленной Артемом российской действительности, такие, например, как Глеб Павловский и Михаил Карчик, рукоплескали бы старику Такамори. И так же, как любят делать политологи, Такамори кое о чем не упомянул, кое-что приукрасил. Ну да и пусть, раз это работает на наше благо!
Артем выждал несколько секунд, чтобы мозги слушателей несколько остыли от предыдущего перегрева и приготовились впитывать новые посылы. И приступил.
— Я не буду говорить вам сейчас о Нобунага. Вы уже знаете от уважаемого господина Такамори, что наши цели здесь совпадают. Нобунага должен быть разрушен! В смысле побежден и устранен. Я буду говорить сейчас о Белом Драконе. О том, зачем вам, горным отшельникам, нужно поддерживать приход Белого Дракона. Я предлагаю вам сперва взглянуть на меня. Что вы видите? Вы видите человека, совершенно не похожего на вас. Цвет кожи и волос, разрез глаз, рост, — все отличается. А я вижу перед собой людей, ровно настолько же не похожих на меня и моих соотечественников, которые живут очень далеко отсюда. И что же? А то, что я живу среди непохожих на меня людей и с каждым днем все больше убеждаюсь — мы удивительно похожи. Яблоко может быть большим, маленьким, зеленым, красным, червивым, сочным или сморщенным. Но оно все равно остается яблоком, обязательно имеет кожуру, мякоть, сердцевину, семечки. Так же и с людьми. Что главное для нас, то главное и для вас. Что волнует вас, волнует и нас. Что мешает вам, мешает и нам. Раз люди из разных стран так похожи, мы можем учиться друг у друга. Мы можем взять, как яблоки в руки, истории наших стран и сравнить их между собой...
Артем мысленно попросил прощения у мадам Истории: «Пардон, мадам, я сейчас стану обращаться с вами крайне вольно и непочтительно, замешивая страшный, непозволительный и исторически неприличный коктейль».
— Однажды в моей стране зародилось учение под названием большевизм. Большевиков было не больше, чем яма-буси, и преследовали их не менее жестоко. Их сажали в клетку с тигром-людоедом, привязывали к столбам и расстреливали из луков, вынуждали жить под землей в лабиринтах пещер, называемых катакомбами. Большевиков загоняли в подполье. Большевиков отправляли в ссылку, что в переводе означает — отправляли в край, где круглый год зима. В конце концов уцелела всего дюжина большевиков. И эта дюжина в одну ночь захватила власть над сотнями тысяч людей. Как удалось горстке людей захватить огромную страну, которая в несколько раз больше страны Ямато и в которой проживает несравненно много больше людей? Такамори рассказывал мне об ударе одного касания. Когда одним пальцем наносится удар в определенную точку на теле человека, и в зависимости от того, что это за точка, человек гибнет, или засыпает, или его парализует. Сравните размеры всего тела и размеры одного пальца. Разве не сопоставимы эти размеры с горсткой людей и со всей огромной страной? Главное — точно попасть пальцем в строго определенную точку. Раз страна — это то же тело, значит, можно на этом теле отыскать смертельную или болевую точку и выверенно по ней ударить. И уж тем более все намного упрощается, когда речь идет не о целой стране, а всего лишь об одной ее провинции.
Я вам могу привести множество других примеров из истории, когда горстка людей захватывала власть в огромных странах, не говоря уже про страны маленькие. Достаточно вспомнить многочисленные истории с самозванцами. Не знаю, как у вас, а у нас самозванцев хватало. Появлялись откуда ни возьмись люди, которые утверждали, что имеют законные права на престол, потому что они — дети, внуки, братья, сестры или иные родственники правителей. Бывало, они называли себя именами умерших или казненных людей. И некоторые из этих самозванцев при поддержке небольшого числа людей захватывали селения, города, целые провинции и даже добирались до вершины власти.
Артем перевел дух. Провел взглядом по лицам слушателей — лица хранили непроницаемость. Не поймешь, что делается в их умах. Лишь по лицу юнца можно было угадать, о чем тот сейчас думает: о том, какая ему выпала честь — сидеть на горе, где размышлял обо всем сам Энно Одзуну, сидеть наравне с лучшими людьми двух кланов яма-буси.
— Но захватить — это половина дела. Удержать — вот главное и основное. Большевики, о которых я говорил, удерживали власть аж семьсот семьдесят лет! Могли бы и дольше, если бы не перессорились друг с другом, не поубивали бы друг друга и не затевали бы вечные ссоры с соседями. Иные самозванцы тоже, случалось, засиживались на тронах подолгу. А какие не засиживались, винить в этом могут лишь себя самих — слишком быстро расслаблялись, уверовав, что им теперь ничего не грозит, раз они теперь главнее всех. Итак, кто-то оставался на троне на столетия, кто-то на десятилетия, а кому-то удавалось всего лишь день просидеть. Значит, дело в людях, захвативших власть, и в совершаемых ими действиях, а не в расположении звезд, благоволении богов и иных неподвластных смертным причинах.
Артем пожалел, что не попросил яма-буси захватить на гору кувшин с водой — а то нечем смочить пересохшее горло. Чуть переведя дух, он продолжал:
— Большинство людей в моей и соседних странах исповедуют веру в Христа и зовутся христианами. Но вот однажды появились люди, которые тоже верили в Христа, но верили по-другому. Они назвали себя протестантами. Их стали преследовать и убивать, как сейчас преследуют и убивают яма-буси. Еще немного, и их истребили бы всех под корень. Что им оставалось? Или дать себя убить, или отказаться от веры, или рискнуть своими жизнями в последнем бою за свою веру. Они выбрали последнее. И они победили. Вместе с ними победила и их вера. Их вера превратилась из веры единиц в веру народов нескольких стран. И теперь целые народы, будь в том необходимость, с готовностью отдадут жизнь за эту веру! Итак, мы считаем доказанным, что вместе с людьми побеждает и их вера. Теперь я скажу о себе и о вас.
Я — чужак, чужой, гайдзин. Разве кто с этим спорит! Но кто вы сами? Вы — ровно такие же чужаки. Только в своей стране. Чужаками вам суждено оставаться и дальше. И вашим детям суждено оставаться чужаками, и детям ваших детей. И вере вашей суждено оставаться чужой для всех остальных людей. Суждено... если вы не решите рискнуть. Да, можно погибнуть, можно проиграть. Но если вы не рискнете, вы потом станете жалеть, что не сделали этого. Станете жалеть, когда будут гореть ваши хижины, а самураи на ваших глазах будут убивать ваших женщин и детей. Станете жалеть, когда в кланах вовсе не останется мужчин и некому будет продолжать род. Станете жалеть, когда поймете, что просто-напросто некому запомнить учение Энно Одзуну и некому уже его передать. Я бы не стал говорить с вами сегодня, если бы не видел, как нам можно добиться победы, что сделать, как сделать, какую пользу можно извлечь при помощи великого и ужасного существа, известного под именем Белый Дракон. Вы уже знаете от Такамори мой план. Я думаю, он передал вам его вплоть до мельчайших деталей и нет смысла повторять... Тогда я закончил.
Артем так и не понял, какое действие возымели его слова на умы сидящих перед ним людей. Сплошная невозмутимость, непроницаемость черт, каменные лица. Индейцы хреновы. Столько было потрачено пламенной риторики, красочных ораторских оборотов и исторических аналогий и — никакой реакции. Неужто все впустую? Или Артем слишком сложно изъяснялся и до них просто не дошло, о чем он говорил? Что ж, теперь пусть говорят они, теперь только и остается, что ждать их умозаключений.
Такамори выждал несколько минут, видимо, давая впитаться Артемовым речам в умы. Потом сказал:
— Мы никогда не слышали ничего подобного. Но еще никогда ни один гайдзин не сидел с нами здесь, на горе, где зажигал костры-гома Энно Одзуну. Когда-нибудь все происходит впервые. Теперь скажите свое слово вы. Стоит ли нам менять свою жизнь, к чему призывает Ямамото? Верить ли нам в то, что яма-буси смогут повторить подвиги людей из его страны, добывавших победу и для себя, и для своей веры? Согласуются ли его слова с нашей верой — с учением Энно Одзуну? И в первую голову — стоит ли нам принимать его деньги и его помощь для устранения Нобунага, или мы управимся сами? Пусть первым говорит Фудзита.
Едва закончил Такамори, как заговорил старый знакомый Артема.
— Я верю нашему Учителю Энно Одзуну, — сказал Фудзита. — Он сказал, что каждый может обрести могущество, стать буддой еще в этом теле. Но он не говорил, что для этого надо поверить словам красноволосого гайдзина. Он не говорил, что для этого надо идти на верную смерть. Он не говорил ни про какого Белого Дракона. Я думаю — пусть все будет так, как есть. Помощь и деньги от гайдзина Ямамото принять можно. Мы же принимаем деньги от самураев, а гайдзины все-таки лучше самураев. Но всему остальному я говорю — нет. Я сказал, пусть говорит следующий.
«Ах ты гад такой! — с тоской подумал Артем. — Личная обида ему не дает покоя». Понять Фудзита, конечно, можно, только все равно — гад он...
— Теперь пусть скажет Куримото, — распорядился Такамори.
Тому, кого звали Куримото, было примерно лет тридцать. Он был самого что ни на есть среднего для японца роста. По телосложению напоминал Брюса Ли. Его тело состояло из перекрученных, как корабельные канаты, мышц. Думается, и силенкой в руках он был вполне сопоставим с тем же Брюсом. И при этом Куримото был невероятно гибок, прямо пластилиновый человек какой-то — Артем наблюдал за ним во время восхождения на гору.
— Достигнуть могущества можно и в этой жизни, — на площадке под открытым горным небом зазвучал голос Куримото. — Только раньше, чем я его достигну, меня убьют самураи. Напомню уважаемому Фудзита, как живет наш клан. Мы живем в вечной войне. Мы не ночуем по два раза на одном месте. У нас нет времени заглянуть в себя, мы все время вынуждены смотреть по сторонам. Получается, мы находимся в вечном движении, но совсем не к совершенству. Мы хотим спокойствия и ради него готовы на любую битву, лишь бы она стала последней. Я вдвойне готов на битву, если это будет битва с самураями.
Вот так — простенько и красиво. Молодец Куримото. Артему понравилась его речь.
— Теперь скажи ты, Касаи. — Такамори посмотрел на юнца.
Юнец зарделся, заерзал на циновке. Похоже, нечасто интересовались его мнением, если вообще не впервые. И возможно, впервые он высказывался перед взрослыми людьми. Оттого и здорово волновался. Но выступил вполне достойно. И слова — по мнению Артема — произнес исключительно правильные.
— Я так понял смысл сказанного Ямамото, — сказал Касаи. — Он предложил нам путь, пройдя по которому, наши кланы займут на землях Нобунага то положение, какое занимают сейчас знатные самурайские роды. Я считаю, наши кланы достойны этого положения, и я готов сделать все, чтобы они его заняли. Умереть лучше на пути к высокой цели, а не убегая от самурайских мечей. Даймё Нобунага — враг Ямамото. Потому он не может быть нам врагом и ему можно верить. Я готов поверить Ямамото. А если Ямамото предаст нас, я положу остаток жизни, чтобы убить его своей рукой. Я сказал, пусть говорит следующий.
Следующий — он же последний, кто еще не высказался. Как там его у нас зовут...
— Теперь скажи ты, Тадаката, — произнес Такамори.
Глядя на Тадаката со стороны и проводя при этом в уме такую полезную штуку, как физиогномический анализ, непременно придешь к такому заключению: Тадаката у нас — добродушный, веселый человек, явно склонный к лени и полноте, да вот только беспокойная и полуголодная жизнь горных отшельников не дает ему возможности залениться и обрасти жирком. Проживай он не в лесах, а среди людей, Тадаката стал бы ярым противником любой работы, завсегдатаем дружеских попоек и любителем доступного женского пола. Причем предпочитал бы он девиц крепкотелых и никогда не унывающих. Вот какие выводы сделал Артем из своего физиогномического анализа. «И по идее, такой человек должен поддержать меня, — подвел итоговую черту Артем. — Потому что мой план обещает уход яма-буси из лесов в более приспособленные к эпикурейской жизни места. Только ради этого он должен поддержать меня».
— Может быть, ни мне, ни Ацухимэ не было бы никакого дела до этих ваших запутанных отношений с Нобунага. Однако нам стало достоверно известно, что Нобунага вступил в сговор с монголами. Даймё должен обеспечить высадку монгольских войск, даймё собирается объединить свои войска с войсками монголов, собирается завоевать Японию и от имени императора провозгласить себя сегуном. Его замыслам можно помешать, только убив его. Вероятно, тот, от кого вам поступил заказ, раньше нас узнал о замыслах Нобунага и, тысячекратно все обдумав, пришел к тому же выводу, что и мы...
Артем помолчал, ожидая, не последует ли реплик и вопросов. Не последовало.
— Я понимаю, что имя заказчика вы мне не откроете. Наверное, очень немногие из вас знают это имя А может быть, всего один из вас знает его. Да и ладно, не очень-то нужно знать! Я наслышан, что яма-буси, пока не выполнят заказ, считают себя как бы вассалами заказчика и новых заказов не берут. Но мы и не намереваемся делать вам новый заказ. Ты хочешь спросить, так какого демона мы сюда пришли и для чего предназначен мешок с монетами?
Артем подвигал головой. Петля шею не стягивала, удушьем не грозила, но натерла кожу. Поэтому Артем попытался хотя бы сдвинуть ее на другое, не-натертое место.
— Представь, Такамори, что двое хотят одного и того же, допустим, хотят пообедать. У одного есть котелок и дрова, у другого — рис. Да, первый может поработать и заработать на рис. Да, второй может сходить в лес нарубить дрова и на последние деньги купить котелок. Но уйдет время, потратятся силы, голод усилится до полной невозможности его терпеть. А если эти двое соединят усилия, они легко добьются, чего хотят, то есть пообедают. То же и с нами. Мы можем соединить усилия и вернее добиться цели, а цель у нас одна и та же.
Ацухимэ, которая сидела, опустив голову, тихо, едва слышно кашлянула. Явно, с намеком кашлянула. Артем понял ее намек так — мол, хватить притчи рассказывать, переходи к сути.
— Итак, у нас одна цель — устранить Нобунага. Не знаю, какие сроки поставлены вам, но у нас в распоряжении полтора месяца. Через полтора месяца появятся монголы. У нас есть деньги, Такамори, и мы предлагаем их вам. Что мы хотим получить взамен? Хотим всего лишь действовать сообща, соединить усилия. У нас в городах есть верные люди, которые могут стать нашими глазами и ушами, в первую очередь, в Ицудо. Мы можем раздобыть еще денег и приобрести все, что потребуется. У меня есть знания, которых не ведают еще в стране Ямато. Ацухимэ отлично владеет мечом, алебардой и другим холодным оружием. Что есть у вас? У вас есть подготовленные люди и, что важнее, опыт подобных предприятий.
Артем взял несколько секунд передышки. Говорил он долго и малость подустал. Горло бы, конечно, не мешало промочить.
— Я шел сюда с предложением к вам — вызвать на подмогу людей других кланов, но вижу, что и без меня это уже произошло. Наверное, виной тому неудачное покушение, да? Я слышал краем уха, что на даймё было совершено покушение, но оно закончилось неудачей — даймё остался жив. После чего ты, Такамори, понял, что собственными силами не справиться, и позвал на помощь единомышленников... Еще подозреваю, что в том покушении кто-то погиб. Я прав?
Артем не ждал, что Такамори ответит, полагал, что тот продолжит сидеть каменной статуей. Однако ошибся гимнаст воздушный.
— Ты прав, — сказал Такамори. — Покушение не удалось. Погибли Ёсико, Миноура и Сибо...
Две женщины и один ребенок.
Артем не стал выпытывать подробностей покушения. Ни к чему пока. И дурацких вопросов, вроде «зачем детей на смерть посылал?», не задавал. А кого еще мог отправить Такамори, когда в его распоряжении оставались одни женщины и дети!
— Ты хитро плетешь сеть разговора, — неожиданно раскрыл рот Такамори. — Но вот что я совершенно не понял из твоего рассказа. Я готов поверить, что вас не подослали самураи. Я готов поверить в монголов. Я готов поверить, что пришедшая с тобой женщина по имени Ацухимэ печется о судьбе родины. Но пока я не услышал, зачем тебе самому все это нужно, Ямамото?
Артем посмотрел на Ацухимэ, которая чуть подняла голову и украдкой поглядывала на него. Посмотрел на Фудзита, который по-прежнему сидел с видом полного обалдения.
— Я хочу, чтобы даймё был не просто устранен, — сказал Артем. — Я хочу, чтобы его место занял Белый Дракон. И я знаю, как это можно сделать...
Глава двадцать третья
ПОКА ГОРИТ КОСТЕР-ГОМА
Долгий-долгий день. Вдалеке
все глуше и глуше скрип маслобойки...
Яха
Они собрались на горе, где, по утверждению Такамори, очень много лет тому назад зажигал костры-гома легендарный отшельник Энно Одзуну — тот самый, что основал секту горных мудрецов, кого яма-буси называли Учителем и по чьим заветам они жили.
Здесь ли проводил предзакатные часы в раздумьях великий и могучий Энно Одзуну? Артем легко мог поверить, что здесь — подходящее место для размышлений о путях обретения могущества уже в этой жизни. Учение Энно Одзуну, помнится, так и назвалось — «Путь обретения могущества». Учение, как уяснил Артем из бесед с Такамори, сводилось к нескольким нехитрым истинам: раскрывай скрытые возможности, наблюдай за явлениями природы и живыми существами, учись у них, обретай единение с природой, ежедневно тренируй свой дух и тело... Впрочем, может быть, Артем и клевещет на Учение. Может быть, Учение и посложнее будет — вникнуть глубже он просто в свое время не успел.
Так вот, о месте... Вообразите себе скалу, из вершины которой будто вырезали гигантским ножом, как из торта, треугольный кусок. В результате чего образовалась площадка, с трех сторон прикрытая отвесными каменными стенами. Четвертая, открытая, сторона площадки смотрит на закат. Ветра здесь, на площадке, как сказал Такамори, почти никогда не бывает. Такая в этих краях роза ветров — преобладает юго-восточный ветер, а западный ветер, наоборот, гость наиредчайший.
Посреди скальной площадки этим вечером зажгли костер-гома. Дым вертикальным столбом поднимался в небо, начинал рассеиваться лишь высоко над головами. Высокий, особым образом сложенный костер обращался к духам этих гор, служил своего рода почтительным поклоном этим духам...
Солнце как раз закатывалось за горизонт. К этому часу яма-буси и подгадали восхождение на скалу — чтобы увидеть, как горную страну заливает гранатовым соком уходящего солнца.
Люди полукругом сидели у костра на принесенных с собой циновках, смотрели на закат, переводили взгляд на огонь. Молчали. По праву хозяина первое слово принадлежало Такамори, но тот не торопился его произносить, — как предполагал Артем, он давал настроиться всем на нужный лад...
... Дневной разговор в пещере закончился неожиданно быстро. После того как Артем поведал Такамори о своем интересе в истории с Нобунага, дзёнин [55]клана яма-буси ненадолго призадумался, потом сказал:
— Сейчас не я один решаю, Ямамото. Решает совет. Совет соберем этим вечером...
До вечера они с Ацухимэ находились все в той же пещере. Правда, условия содержания им несколько облегчили. Так сказать, перевели со строго режима на общий. Путы сняли, но покидать пещеру разрешили только по одному, ненадолго, под присмотром и по великой надобности.
Полдня их охранял Фудзита, полдня другой караульщик (совсем зеленый юноша по имени Касаи). Фудзита догадался, что гайдзин Ямамото его примитивно разыграл, выдав себя за внебрачного сына императора. Бочкоподобный караульщик дулся за розыгрыш, извинений не принимал, никаких объяснений, что это была всего лишь веселая шутка, слышать не хотел.
Из-за того же самого Артем чуть не поссорился и с Ацухимэ. Девушка сказала ему буквально следующее:
— Никогда не трогай больше микадо. Если бы на моём месте был мой брат или любой другой самурай, тебя бы уже не было в живых. Тебя бы не спасло, что ты чужестранец и в чем-то не разбираешься. Ты говорил об императоре непочтительно, и это заслуживает смерти. На твое счастье яма-буси — не самураи, и честь страны их мало волнует, а я — женщина и умею прощать.
Потом девушка горестно вздохнула:
— Ты — странный человек, Алтём. Иногда я тобой восхищаюсь, иногда готова без раздумий убить.
— Зато, как следует из последних твоих слов, со мной не скучно, — пробурчал в ответ Артем, подумав при этом, что не зря древние говорили: «Молчание — золото». Надо сдерживать себя, даже если язык будет невыносимо чесаться...
До вечера ничего любопытного не происходило. Лесную девушку по имени Омицу гимнаст в этот день так больше и не увидел. И Такамори до вечера тоже больше не показывался в пещере.
И вот он, вечер.
Не считая Артема и Такамори, вокруг костра-гома сидело четверо яма-буси. Собственно говоря, на скале сейчас собрались все мужчины яма-буси, имевшиеся на сегодняшний день в Долине Дымов.
По дороге наверх Такамори успел объяснить Артему, что после того как во время покушения на Нобунага погибли Ёсико и Миноура и от его клана остались только он сам, Омицу и малые дети, он запросил помощи у другого клана, обитавшего ближе других кланов — в соседней провинции. И тот клан полностью переселился в Долину Дымов и останется здесь по крайней мере до тех пор, пока не закончится история с Нобунага. Дзёнином, то есть главой клана (а в данном случае двух объединившихся кланов), признали Такамори.
Когда солнце полностью закатилось за горы и лишь багровый закатный огонь еще полыхал над вершинами, Такамори наконец заговорил:
— Мой клан чуть было поголовно не вырезали самураи даймё Нобунага. Вы об этом знаете. Рядом со мной сидит человек, которому мой клан обязан тем, что все еще существует...
«Ого, — подумал Артем, — какая приятная неожиданность. Неужели Такамори всецело на моей стороне? Отрадно».
— Мы никогда не относились к чужакам плохо, — продолжал Такамори. — В долине среди нас находится Каишаку Ли. Ее мать родом из Китая, яма-буси приняли ее к себе, а ее дочь стала полноправной и уважаемой женщиной клана яма-буси. Пусть Ямамото родом из более далеких стран, где живут люди, совсем не похожие на жителей страны Ямато. Но он помог нам, он захотел остаться с нами, только нелепая случайность разлучила его с нами чуть больше месяца назад. Но он вернулся и хочет помогать нам и дальше. Нужно ли нам отвергать помощь? Я знаю, о чем вы спросите меня. Почему в свое время я привел чужака в наше последнее убежище, в священное для яма-буси место, о котором не имеет права знать никто кроме учеников Энно Одзуну? Я скажу вам правду...
И он сказал правду. Он начал свой рассказ с того, как впервые увидел беловолосого чужака. Это случилось во время боя в деревне. Такамори углядел появление на поле боя незнакомца и даже краем глаза сумел проследить за единоборством незнакомца с самураем.
— Уже тогда я сразу отметил, — сказал Такамори, — что у него очень хорошие сидзэн и рицудо [56]...
Такамори продолжал свой рассказ, повествуя о событиях, Артему хорошо известных, и на протяжении всего повествования старик давал гаидзину лестную характеристику: быстр, вынослив, физически силен, имеет неплохие задатки ма-ай, то есть чувства дистанции...
Так, неторопливо перелистывая страницы пребывания Ямамото среди яма-буси, дзёнин довел рассказ до своего поединка с Ямамото в нише.
— Он оказал мне достойнейшее сопротивление. В схватке был момент, когда я находился в одном шаге от проигрыша. Я долго не мог понять, как это произошло. Ямамото не воин. Он говорил, что не участвовал в сражениях. Он не участвовал в схватках, где победитель получал жизнь, а проигравший — смерть. Он говорил, что никого в своей жизни не убил. Он не умеет подчинять свое сознание и управлять жизненной энергией. Я не мог понять, почему, за счет чего он чуть не победил меня. Я долго искал ответ. И я нашел его.
Такамори паузой отделил одну часть рассказа от другой и, обведя долгим взглядом людей за костром, дал понять, что сейчас он скажет, может быть, самое главное.
— Я понял, что для чужака Ямамото не существует застывших ката, не существует ката, от которых он не может отступить. Ямамото сам создает себе ката и каждый раз новые. Вот почему я был в одном шаге от проигрыша — под него трудно приспособиться.
Артем перевел для себя термин «создает ката» более понятным термином «импровизирует». Ведь «ката» — это у нас готовая форма, штамп, стандарт. Значит, я, получается, действую не по шаблону. Что ж, трудно не согласиться с Такамори...
— Я поясню, о чем говорю, примером, — продолжал дзёнин. — Мы знаем ката самураев. Когда тебе противостоит самурай, ты можешь быть уверен, что он не отступит от своих ката. Он не станет наносить рубящие удары по ногам, наносить колющие удары в пах, притворяться усталым или раненым. Но если самурай вдруг выйдет за пределы своих ката, это может застать тебя врасплох...
Такамори сделал еще одну отсечку паузой и продолжил:
— Тогда я сделал следующий шаг в своих раздумьях. У нас, у яма-буси, тоже есть свои ката. Мы не отступаем от наших ката, потому что привыкли к ним. Но помогает ли это нам или вяжет веревками? Я не мог уверенно ответить ни «да», ни «нет»... Я вам пересказал наш сегодняшний разговор с Ямамото. Вы подумали над его словами. Но, может быть, сам Ямамото хочет что-то добавить. Сейчас мы выслушаем его. Вы же помните — наш учитель Энно Одзуну сперва выслушал всех и только потом заговорил сам.
Выражаясь языком эпохи телевизора, Такамори замечательно отпиарил Артема. Выдающиеся политтехнологи оставленной Артемом российской действительности, такие, например, как Глеб Павловский и Михаил Карчик, рукоплескали бы старику Такамори. И так же, как любят делать политологи, Такамори кое о чем не упомянул, кое-что приукрасил. Ну да и пусть, раз это работает на наше благо!
Артем выждал несколько секунд, чтобы мозги слушателей несколько остыли от предыдущего перегрева и приготовились впитывать новые посылы. И приступил.
— Я не буду говорить вам сейчас о Нобунага. Вы уже знаете от уважаемого господина Такамори, что наши цели здесь совпадают. Нобунага должен быть разрушен! В смысле побежден и устранен. Я буду говорить сейчас о Белом Драконе. О том, зачем вам, горным отшельникам, нужно поддерживать приход Белого Дракона. Я предлагаю вам сперва взглянуть на меня. Что вы видите? Вы видите человека, совершенно не похожего на вас. Цвет кожи и волос, разрез глаз, рост, — все отличается. А я вижу перед собой людей, ровно настолько же не похожих на меня и моих соотечественников, которые живут очень далеко отсюда. И что же? А то, что я живу среди непохожих на меня людей и с каждым днем все больше убеждаюсь — мы удивительно похожи. Яблоко может быть большим, маленьким, зеленым, красным, червивым, сочным или сморщенным. Но оно все равно остается яблоком, обязательно имеет кожуру, мякоть, сердцевину, семечки. Так же и с людьми. Что главное для нас, то главное и для вас. Что волнует вас, волнует и нас. Что мешает вам, мешает и нам. Раз люди из разных стран так похожи, мы можем учиться друг у друга. Мы можем взять, как яблоки в руки, истории наших стран и сравнить их между собой...
Артем мысленно попросил прощения у мадам Истории: «Пардон, мадам, я сейчас стану обращаться с вами крайне вольно и непочтительно, замешивая страшный, непозволительный и исторически неприличный коктейль».
— Однажды в моей стране зародилось учение под названием большевизм. Большевиков было не больше, чем яма-буси, и преследовали их не менее жестоко. Их сажали в клетку с тигром-людоедом, привязывали к столбам и расстреливали из луков, вынуждали жить под землей в лабиринтах пещер, называемых катакомбами. Большевиков загоняли в подполье. Большевиков отправляли в ссылку, что в переводе означает — отправляли в край, где круглый год зима. В конце концов уцелела всего дюжина большевиков. И эта дюжина в одну ночь захватила власть над сотнями тысяч людей. Как удалось горстке людей захватить огромную страну, которая в несколько раз больше страны Ямато и в которой проживает несравненно много больше людей? Такамори рассказывал мне об ударе одного касания. Когда одним пальцем наносится удар в определенную точку на теле человека, и в зависимости от того, что это за точка, человек гибнет, или засыпает, или его парализует. Сравните размеры всего тела и размеры одного пальца. Разве не сопоставимы эти размеры с горсткой людей и со всей огромной страной? Главное — точно попасть пальцем в строго определенную точку. Раз страна — это то же тело, значит, можно на этом теле отыскать смертельную или болевую точку и выверенно по ней ударить. И уж тем более все намного упрощается, когда речь идет не о целой стране, а всего лишь об одной ее провинции.
Я вам могу привести множество других примеров из истории, когда горстка людей захватывала власть в огромных странах, не говоря уже про страны маленькие. Достаточно вспомнить многочисленные истории с самозванцами. Не знаю, как у вас, а у нас самозванцев хватало. Появлялись откуда ни возьмись люди, которые утверждали, что имеют законные права на престол, потому что они — дети, внуки, братья, сестры или иные родственники правителей. Бывало, они называли себя именами умерших или казненных людей. И некоторые из этих самозванцев при поддержке небольшого числа людей захватывали селения, города, целые провинции и даже добирались до вершины власти.
Артем перевел дух. Провел взглядом по лицам слушателей — лица хранили непроницаемость. Не поймешь, что делается в их умах. Лишь по лицу юнца можно было угадать, о чем тот сейчас думает: о том, какая ему выпала честь — сидеть на горе, где размышлял обо всем сам Энно Одзуну, сидеть наравне с лучшими людьми двух кланов яма-буси.
— Но захватить — это половина дела. Удержать — вот главное и основное. Большевики, о которых я говорил, удерживали власть аж семьсот семьдесят лет! Могли бы и дольше, если бы не перессорились друг с другом, не поубивали бы друг друга и не затевали бы вечные ссоры с соседями. Иные самозванцы тоже, случалось, засиживались на тронах подолгу. А какие не засиживались, винить в этом могут лишь себя самих — слишком быстро расслаблялись, уверовав, что им теперь ничего не грозит, раз они теперь главнее всех. Итак, кто-то оставался на троне на столетия, кто-то на десятилетия, а кому-то удавалось всего лишь день просидеть. Значит, дело в людях, захвативших власть, и в совершаемых ими действиях, а не в расположении звезд, благоволении богов и иных неподвластных смертным причинах.
Артем пожалел, что не попросил яма-буси захватить на гору кувшин с водой — а то нечем смочить пересохшее горло. Чуть переведя дух, он продолжал:
— Большинство людей в моей и соседних странах исповедуют веру в Христа и зовутся христианами. Но вот однажды появились люди, которые тоже верили в Христа, но верили по-другому. Они назвали себя протестантами. Их стали преследовать и убивать, как сейчас преследуют и убивают яма-буси. Еще немного, и их истребили бы всех под корень. Что им оставалось? Или дать себя убить, или отказаться от веры, или рискнуть своими жизнями в последнем бою за свою веру. Они выбрали последнее. И они победили. Вместе с ними победила и их вера. Их вера превратилась из веры единиц в веру народов нескольких стран. И теперь целые народы, будь в том необходимость, с готовностью отдадут жизнь за эту веру! Итак, мы считаем доказанным, что вместе с людьми побеждает и их вера. Теперь я скажу о себе и о вас.
Я — чужак, чужой, гайдзин. Разве кто с этим спорит! Но кто вы сами? Вы — ровно такие же чужаки. Только в своей стране. Чужаками вам суждено оставаться и дальше. И вашим детям суждено оставаться чужаками, и детям ваших детей. И вере вашей суждено оставаться чужой для всех остальных людей. Суждено... если вы не решите рискнуть. Да, можно погибнуть, можно проиграть. Но если вы не рискнете, вы потом станете жалеть, что не сделали этого. Станете жалеть, когда будут гореть ваши хижины, а самураи на ваших глазах будут убивать ваших женщин и детей. Станете жалеть, когда в кланах вовсе не останется мужчин и некому будет продолжать род. Станете жалеть, когда поймете, что просто-напросто некому запомнить учение Энно Одзуну и некому уже его передать. Я бы не стал говорить с вами сегодня, если бы не видел, как нам можно добиться победы, что сделать, как сделать, какую пользу можно извлечь при помощи великого и ужасного существа, известного под именем Белый Дракон. Вы уже знаете от Такамори мой план. Я думаю, он передал вам его вплоть до мельчайших деталей и нет смысла повторять... Тогда я закончил.
Артем так и не понял, какое действие возымели его слова на умы сидящих перед ним людей. Сплошная невозмутимость, непроницаемость черт, каменные лица. Индейцы хреновы. Столько было потрачено пламенной риторики, красочных ораторских оборотов и исторических аналогий и — никакой реакции. Неужто все впустую? Или Артем слишком сложно изъяснялся и до них просто не дошло, о чем он говорил? Что ж, теперь пусть говорят они, теперь только и остается, что ждать их умозаключений.
Такамори выждал несколько минут, видимо, давая впитаться Артемовым речам в умы. Потом сказал:
— Мы никогда не слышали ничего подобного. Но еще никогда ни один гайдзин не сидел с нами здесь, на горе, где зажигал костры-гома Энно Одзуну. Когда-нибудь все происходит впервые. Теперь скажите свое слово вы. Стоит ли нам менять свою жизнь, к чему призывает Ямамото? Верить ли нам в то, что яма-буси смогут повторить подвиги людей из его страны, добывавших победу и для себя, и для своей веры? Согласуются ли его слова с нашей верой — с учением Энно Одзуну? И в первую голову — стоит ли нам принимать его деньги и его помощь для устранения Нобунага, или мы управимся сами? Пусть первым говорит Фудзита.
Едва закончил Такамори, как заговорил старый знакомый Артема.
— Я верю нашему Учителю Энно Одзуну, — сказал Фудзита. — Он сказал, что каждый может обрести могущество, стать буддой еще в этом теле. Но он не говорил, что для этого надо поверить словам красноволосого гайдзина. Он не говорил, что для этого надо идти на верную смерть. Он не говорил ни про какого Белого Дракона. Я думаю — пусть все будет так, как есть. Помощь и деньги от гайдзина Ямамото принять можно. Мы же принимаем деньги от самураев, а гайдзины все-таки лучше самураев. Но всему остальному я говорю — нет. Я сказал, пусть говорит следующий.
«Ах ты гад такой! — с тоской подумал Артем. — Личная обида ему не дает покоя». Понять Фудзита, конечно, можно, только все равно — гад он...
— Теперь пусть скажет Куримото, — распорядился Такамори.
Тому, кого звали Куримото, было примерно лет тридцать. Он был самого что ни на есть среднего для японца роста. По телосложению напоминал Брюса Ли. Его тело состояло из перекрученных, как корабельные канаты, мышц. Думается, и силенкой в руках он был вполне сопоставим с тем же Брюсом. И при этом Куримото был невероятно гибок, прямо пластилиновый человек какой-то — Артем наблюдал за ним во время восхождения на гору.
— Достигнуть могущества можно и в этой жизни, — на площадке под открытым горным небом зазвучал голос Куримото. — Только раньше, чем я его достигну, меня убьют самураи. Напомню уважаемому Фудзита, как живет наш клан. Мы живем в вечной войне. Мы не ночуем по два раза на одном месте. У нас нет времени заглянуть в себя, мы все время вынуждены смотреть по сторонам. Получается, мы находимся в вечном движении, но совсем не к совершенству. Мы хотим спокойствия и ради него готовы на любую битву, лишь бы она стала последней. Я вдвойне готов на битву, если это будет битва с самураями.
Вот так — простенько и красиво. Молодец Куримото. Артему понравилась его речь.
— Теперь скажи ты, Касаи. — Такамори посмотрел на юнца.
Юнец зарделся, заерзал на циновке. Похоже, нечасто интересовались его мнением, если вообще не впервые. И возможно, впервые он высказывался перед взрослыми людьми. Оттого и здорово волновался. Но выступил вполне достойно. И слова — по мнению Артема — произнес исключительно правильные.
— Я так понял смысл сказанного Ямамото, — сказал Касаи. — Он предложил нам путь, пройдя по которому, наши кланы займут на землях Нобунага то положение, какое занимают сейчас знатные самурайские роды. Я считаю, наши кланы достойны этого положения, и я готов сделать все, чтобы они его заняли. Умереть лучше на пути к высокой цели, а не убегая от самурайских мечей. Даймё Нобунага — враг Ямамото. Потому он не может быть нам врагом и ему можно верить. Я готов поверить Ямамото. А если Ямамото предаст нас, я положу остаток жизни, чтобы убить его своей рукой. Я сказал, пусть говорит следующий.
Следующий — он же последний, кто еще не высказался. Как там его у нас зовут...
— Теперь скажи ты, Тадаката, — произнес Такамори.
Глядя на Тадаката со стороны и проводя при этом в уме такую полезную штуку, как физиогномический анализ, непременно придешь к такому заключению: Тадаката у нас — добродушный, веселый человек, явно склонный к лени и полноте, да вот только беспокойная и полуголодная жизнь горных отшельников не дает ему возможности залениться и обрасти жирком. Проживай он не в лесах, а среди людей, Тадаката стал бы ярым противником любой работы, завсегдатаем дружеских попоек и любителем доступного женского пола. Причем предпочитал бы он девиц крепкотелых и никогда не унывающих. Вот какие выводы сделал Артем из своего физиогномического анализа. «И по идее, такой человек должен поддержать меня, — подвел итоговую черту Артем. — Потому что мой план обещает уход яма-буси из лесов в более приспособленные к эпикурейской жизни места. Только ради этого он должен поддержать меня».