Страница:
— Вряд ли. Слишком жестоко.
— Что именно? Держать птиц или позволять им самим добывать себе корм? Соколиная охота — один из древнейших видов спорта. Птицы погибли бы, если бы Джим не подобрал их. Отношения «хозяин — слуга» с хищной птицей невозможны. Они могли бы прожить и на воле и признают меня лишь потому, что я им по душе. Хочешь пойти посмотреть?
Он сказал — и сам удивился своему предложению.
— Ну ладно, — любопытство у Хоуп пересилило страх.
Позади каменного дома прятались от ветра несколько деревянных строений.
— Осторожнее на льду, — предупредил Алекс, пока Хоуп с черепашьей скоростью, ковыляла по скользким булыжникам.
Снег быстро таял, превращаясь в жидкую грязь, но утром Алекс успел расчистить дорожки. Хоуп смотрела, как он кормил двух птиц — по сравнению с хрупким, легким телом их громадные когти казались еще страшнее. Да, жестокие создания, но все равно очень красивые.
— С Гекатой ты уже знакома, а это Просперо.
— Какой маленький! — изумилась Хоуп.
— Вот, надень. — Он натянул ей на руку кожаную рукавицу. — Прислонись ко мне, — посоветовал он, и Хоуп автоматически повиновалась. — Ты вся дрожишь, надо было надеть пальто.
— Можно подумать, — ты дал мне время!
— Теперь подними руку над головой. Птица всегда садится на самую высокую точку, так что в противном случае она просто приземлится тебе на голову.
Хоуп недоверчиво посмотрела на Алекса, но послушалась.
Бесшумно развернув огромные крылья, сова покинула насест и, скользнув под потолком, описала плавный полукруг, демонстрируя белоснежное оперение.
— Она движется совсем неслышно! — восхитилась Хоуп.
— У сов мягкие перья, поэтому они смертельно опасны для своих жертв. Осторожно, она тяжелая, — предостерег Алекс за секунду до того, как когти заскребли по кожаной рукавице.
— Откуда она прилетает? — тихо спросила Хоуп, не в силах отвести взгляд от великолепной птицы.
— По ночам она охотится, а гнездо у нее на другой стороне дома. Подержи, пока я ее покормлю. Сможешь?
— Какая красавица, Алекс! — благоговейно прошептала Хоуп.
— Да. — Он имел в виду не сову.
Глава 7
— Что именно? Держать птиц или позволять им самим добывать себе корм? Соколиная охота — один из древнейших видов спорта. Птицы погибли бы, если бы Джим не подобрал их. Отношения «хозяин — слуга» с хищной птицей невозможны. Они могли бы прожить и на воле и признают меня лишь потому, что я им по душе. Хочешь пойти посмотреть?
Он сказал — и сам удивился своему предложению.
— Ну ладно, — любопытство у Хоуп пересилило страх.
Позади каменного дома прятались от ветра несколько деревянных строений.
— Осторожнее на льду, — предупредил Алекс, пока Хоуп с черепашьей скоростью, ковыляла по скользким булыжникам.
Снег быстро таял, превращаясь в жидкую грязь, но утром Алекс успел расчистить дорожки. Хоуп смотрела, как он кормил двух птиц — по сравнению с хрупким, легким телом их громадные когти казались еще страшнее. Да, жестокие создания, но все равно очень красивые.
— С Гекатой ты уже знакома, а это Просперо.
— Какой маленький! — изумилась Хоуп.
— Вот, надень. — Он натянул ей на руку кожаную рукавицу. — Прислонись ко мне, — посоветовал он, и Хоуп автоматически повиновалась. — Ты вся дрожишь, надо было надеть пальто.
— Можно подумать, — ты дал мне время!
— Теперь подними руку над головой. Птица всегда садится на самую высокую точку, так что в противном случае она просто приземлится тебе на голову.
Хоуп недоверчиво посмотрела на Алекса, но послушалась.
Бесшумно развернув огромные крылья, сова покинула насест и, скользнув под потолком, описала плавный полукруг, демонстрируя белоснежное оперение.
— Она движется совсем неслышно! — восхитилась Хоуп.
— У сов мягкие перья, поэтому они смертельно опасны для своих жертв. Осторожно, она тяжелая, — предостерег Алекс за секунду до того, как когти заскребли по кожаной рукавице.
— Откуда она прилетает? — тихо спросила Хоуп, не в силах отвести взгляд от великолепной птицы.
— По ночам она охотится, а гнездо у нее на другой стороне дома. Подержи, пока я ее покормлю. Сможешь?
— Какая красавица, Алекс! — благоговейно прошептала Хоуп.
— Да. — Он имел в виду не сову.
Глава 7
— Готово? — Хоуп приоткрыла один глаз, с опаской глядя на зятя.
— Порядок.
— Я ничего не чувствовала, — удивилась она, критически посмотрев на бледную ногу и пошевелив пальцами. — Как жужжит эта твоя штуковина, — пожаловалась она, покосившись на пилу, которую только что отложил Адам.
— Ты просто трусиха, — поддразнил он. — Надеюсь, ты в курсе, что обычно я оставляю эту рутину ассистенту?
— Благодарю за честь.
— Ты кошмарная пациентка. Это у вас семейное.
— Анна еще хуже! — возразила Хоуп.
— Я и говорю, семейное. Ты сейчас прямиком в Лондон?
— Не терпится поскорее избавиться от меня? — притворно возмутилась она.
— Давай-давай, плати черной неблагодарностью за мои труды!
Хоуп усмехнулась.
— Вообще-то вещи у меня уже уложены, но я думала заехать на ферму, посмотреть, как идет ремонт. Завтра утром у меня пробы на роль.
— В Вест-Энде? Неужели не нервничаешь?
— Еще как! — призналась она. — Но все равно интересно.
Предложение поработать в театре было заманчиво, тем более что ее всегда тянуло на сцену. По правде говоря, ей до сих пор не верилось, что представилась такая возможность.
— А я всегда считал, что, когда на моем операционном столе лежит с аппендицитом какая-нибудь известная актриса, ее роль в это время исполняет кто-нибудь из второго состава, — протянул Адам.
— Так оно и есть; но у дублерши начались приступы тошноты по утрам, которых никто не ожидал, — знаешь, из тех, что длятся первые три месяца. Бедняжка еле стоит на ногах, так что куда уж тут спасать пьесу! — Может, я, конечно, делаю ошибку, — размышляла она вслух. — Не так-то просто войти в труппу, где все друг друга наизусть знают, тем более — подменить заболевшую звезду. Я, наверное, спятила! Но по крайней мере роль я знаю — наш драмкружок ставил когда-то эту пьесу.
— У тебя все получится, — заявил уверенно Адам. — А я и не знал, что ты когда-то играла на сцене.
— Да какая там игра — просто участвовала в массовках! В тринадцать лет я была на голову выше сверстников и учила все роли наизусть, мечтая, что кого-нибудь свалит грипп. — Хоуп рассмеялась. «Будем надеяться, что хоть из этого я выросла», — с вымученной улыбкой подумала она.
Сесть за руль, почувствовать себя ни от кого не зависимой было поистине райским наслаждением.
Утро выдалось морозным и солнечным, и Хоуп ощущала себя молодой и здоровой, как никогда. Впереди у нее долгая счастливая жизнь. Если бы не одно обстоятельство… Алекс! Выкинуть его из головы не было никакой возможности.
Она оставила машину во дворе фермы рядом с незнакомым фургоном. «Кто это сегодня там работает?» Ковровые покрытия настелили еще в пятницу, и Хоуп надеялась, что все идет по плану.
Координировать работу сантехников, электриков, штукатуров и плотников оказалось делом нелегким. Ремонт надо было закончить к возвращению родителей, и Хоуп совсем отчаялась.
Когда она уже была готова рвать на себе волосы, Адам поднапрягся и сотворил чудо. Хоуп подозревала, что дело не обошлось без дополнительных «вливаний», но ей уже было все равно.
Входная дверь оказалась приоткрытой, и она неслышно вошла в дом.
— Эй, есть тут кто живой? — громко позвала она. Никто не отозвался, и Хоуп двинулась на второй этаж, откуда доносился слабый шум. Штукатурку на площадке второго этажа уже сняли, и на фоне серой стены были видны ноги в заляпанных башмаках. Хоуп обошла электрический камин, от которого исходило тепло — значит, электрики уже все сделали! — Вот это мне нравится — с утра пораньше, и за работу!
Мужчина спрыгнул со стремянки с неожиданным для высокого роста проворством.
— Главное — чтобы клиент был доволен. Хоуп оторопела, краска залила ей лицо. Она быстро оглянулась: увы, он был один.
— Что ты здесь делаешь, Алекс?
— Стараюсь вести себя как примерный сосед. А что тут такого? Думаешь, не справлюсь?
— Тебе и без того есть чем заняться.
— Если честно, я рад любой возможности замарать руки. Мне кажется, в тяжелой работе нет ничего унизительного. — Он вытянул вперед большие, почти квадратные ладони, и у Хоуп по спине побежали мурашки — совсем недавно эти руки…
— Я не о том. — Она поспешно отвела глаза. Впрочем, это не помогло. Темно-зеленая фланелевая рубашка у него была расстегнута до пояса, и мышцы на груди поблескивали от крошечных капелек пота. Хоуп резко вскинула голову, оглушенная стуком собственного сердца, и наткнулась на внимательный взгляд Алекса.
— Иногда я чувствую, что больше видеть не могу бизнес-планов, торговых представителей и даже солидных клиентов, — признался он. — Тогда я превращаюсь в злостного прогульщика и отправляюсь в сборочный цех. Когда-то отец заставил меня начать профессиональную карьеру с подметания полов в мастерских. Потом я прошел все этапы производства. Конечно, я работаю медленнее любого из моих рабочих, но зато и теперь могу собрать и разобрать любой из наших автомобилей до последнего винтика. — Лицо у него сияло от гордости.
— А твоим рабочим не бывает не по себе, когда является босс и начинает возиться в цеху?
— Отнюдь. Я ведь не отделяю себя от них. Такой стиль себя не оправдывает. Кроме того, они не смотрят на меня такими голодными глазами, как ты.
Хоуп задохнулась от унижения.
— Мужчинам, значит, можно смотреть, а женщинам нельзя! У тебя отличная фигура — говорю это, поскольку знаю толк в модельном бизнесе. — Она даже не ожидала, что сумеет так ловко вывернуться.
Алекс с восхищением взглянул на нее.
— Ну, ты профессионал! — Потом перевел глаза на ее точеные ножки, обтянутые тонкими черными чулками. — И гипс тебе больше не мешает! — Его взгляд на мгновение задержался на безупречной формы коленях и словно скользнул под подол короткой кожаной юбки.
— Да, слава Богу, я теперь снова могу носить джинсы. Знал бы ты, как приятно избавиться от этого панциря! Почти так же, как от тебя! — съехидничала она.
— Тебе не нравится моя работа? — Он взял со стремянки влажную тряпку и медленно вытер руки.
— Не сомневаюсь, что она на высоте, но… тебе не следует быть здесь, — поджав губы, ответила она.
— Будь добра, поясни. Ты наверняка уже заметила, что я изрядный тугодум. Если бы!
— Мне, видишь ли, чертовски надоело чувствовать себя обязанной тебе! — не подумав, огрызнулась она.
— Боишься, что я потребую уплатить должок? — ухмыльнулся он.
Интересно, в какой валюте он предпочитает? Скорее всего, бартер.
— Ничего я не боюсь, — отозвалась Хоуп, — только хочу, чтобы ты ушел. — И она величественно повела рукой.
— Но я обещал Адаму помочь.
— Адам здесь не хозяин! — вспылила она. Не вызвать ли подъемный кран, чтобы выставить его наконец отсюда!
— Ты тоже, — с возмутительным спокойствием напомнил Алекс. — Я же сказал, что стараюсь быть хорошим соседом. Твои родители — мои ближайшие соседи, и я решил начать новую жизнь.
— С чего бы это?
Он сокрушенно вздохнул.
— Такая молодая — и такая недоверчивая! Не ты ли упрекала меня, что я живу бирюком и даже не заглядываю на чай?
— А мне казалось, недоверие — это твой конек.
Выдержка вдруг изменила Алексу.
— Слушай, почему ты думаешь, что я все делаю с какой-то задней мыслью? — вскинулся он. — А вдруг я взялся за ум… из-за любви?
Эти его шуточки… Из-за любви!.. Она скрипнула зубами, но гордость не позволила показать обиду.
— Или чтобы позлить меня.
— Ну да, мне больше нечем заняться! Кстати, если б ты не явилась сегодня, ничего бы не узнала.
— Пришли мне счет, я возмещу тебе расходы. Его даже перекосило.
— Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме денег?
— А именно? — с мастерским хладнокровием поинтересовалась она. — Ты ведь ожидаешь вознаграждения за труды — так чем я хуже?
— Наверное, все зависит от того, кто чем занимается, — высокомерно протянул он, и Хоуп едва сдержалась, чтобы не дать ему по физиономии. — Ты, например, раздеваешься за деньги.
Хоуп вздернула подбородок.
— Я никогда не раздевалась за деньги! — воскликнула она. Сколько раз она отказывалась от совсем неплохого гонорара! — Мне платят за то, чтобы я надевала одежду, а не снимала ее!
Как он смеет, святоша чертов! Она трудится как лошадь, а он с таким надменным презрением отзывается о ее работе!
— А тебе не кажется унизительным позировать перед объективом с одной-единственной целью — довести до возбуждения определенное количество мужчин?
— С одной-единственной целью — продать что-нибудь, чаще всего — одежду, и почти всегда — женщинам! — горячо возразила Хоуп. — И ничто из того, чем мне доводилось заниматься, не кажется мне унизительным — разве только та ночь с тобой! Моя работа — это тяжкий труд! — Она нервно расхохоталась. — Но то же самое можно сказать и о той ночи!
Хоуп улыбалась, но внутри у нее все дрожало. Наверное, не следовало заходить так далеко, но она уже не могла остановиться.
На скулах Алекса выступили желваки.
— В таком случае ты помнишь ее лучше меня.
— Ложь! — задохнулась она. Никогда он ей не докажет, что забыл ту ночь! Усмешка скривила ему губы.
— Ложь за ложь, — хрипло пробормотал он. — Ты первая начала.
— Ладно… так и быть, возьму свои слова назад… Но только если ты сделаешь то же самое! — быстро проговорила она, требовательно вскинув на него глаза. И тихо добавила:
— Не такой уж и тяжкий это был труд.
У него в глазах на долю секунды мелькнуло удовлетворение — обжигающе горячее и тем более неожиданное.
— А я помню каждое мгновение той ночи. Хоуп кашлянула.
— Ну ладно… В таком случае мы квиты.
— И даже можем повторить — если только в твоем расписании найдется для меня свободный часок…
Ну конечно, всего лишь приятное времяпровождение… Нельзя сказать, чтобы она об этом не догадывалась, но все равно было обидно.
— Неплохая идея, но я должна ехать в Лондон — собственно, уже уезжаю. Больше меня тут ничего не держит. — В подтверждение она согнула ногу в колене и повертела туфелькой из стороны в сторону.
— И что же ждет тебя в Лондоне? — обычный вопрос, с обычной долей любопытства.
Хоуп отчаянно боялась, что Алекс станет уговаривать ее остаться, но он даже бровью не повел, и к обиде прибавилась оскорбленная гордость.
— Работа. Друзья. Завтра у меня пробы на роль в Вест-Энде.
— Хоуп Лейси завоевывает мир.
Нет, ей не хотелось покорять мир. Ей хотелось покорить лишь одного-единственного мужчину. Хотелось, чтобы он умолял ее остаться; чтобы сказал, что не может жить без нее. Но все это — из области фантазий. Алекс Мэтьюсон, разумеется, не прочь заниматься с ней любовью. Но ей этого мало!
— Пока рано даже мечтать об этом — может быть, через год-другой.
— В таком случае до свидания.
«Не плачь, идиотка, — приказала она себе. — Не смей плакать!» — Хоуп заморгала и почти сумела избавиться от жжения непролитых слез.
— До свидания.
Она повернулась, чтобы уйти, но тут ей на запястье легли сильные пальцы.
— Ты ничего не забыла?
— Вроде нет.
— А мой счет?
— У Анны есть мой адрес, — ответила она и снова отвернулась. Не хватало только долгих и нежных прощаний. Господи, если она не уйдет отсюда сию же минуту, то обязательно выкинет какую-нибудь глупость — например, скажет: «Я люблю тебя!»
— Мне кажется, мы обойдемся без посредников. — Он рывком привлек ее к себе. У Хоуп перехватило дыхание.
— Ты, часом, не предлагаешь мне переспать с тобой из благодарности за оказанные услуги? По-моему, ты опять слишком много на себя берешь, Алекс. — Она старалась говорить спокойно, с непринужденной иронией, но дрожащий голос ее выдавал. Только бы он не догадался, как охотно она приняла бы его предложение.
— Я вовсе не предлагаю тебе делать что-либо из благодарности, — тихо произнес он, обнимая ее. — Желание, Хоуп, — вот что главное. Взаимное желание. Я пытался не обращать на него внимания, пытался следовать рассудку — ничего не получилось, я ничего не могу с собой поделать. — Он не отрываясь смотрел на нее сверху вниз. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе вот так уйти? Отправиться, так сказать, на новые пастбища?!
— По правде говоря, Алекс, ты мало что можешь сделать, чтобы задержать меня. — У него в глазах она видела вожделение и презрение, и ей стало нехорошо. Она больше не вырывалась — от сопротивления хватка его становилась еще крепче.
— Тебе, наверное, спокойнее, когда твои бывшие любовники оказываются за много миль от тебя?
— Не знаю, что ты имеешь в виду.
— А тебе никогда не приходило в голову остановиться и задуматься, что тебе, быть может, нужен один-единственный мужчина?
Вот уж этого Хоуп никак не ожидала.
— Ты?
Он по-своему понял ее удивление и нахмурился.
— Мне не нравится делить мою женщину с другими.
Никакой нежности, никакой любви — он лишь защищает свои «охотничьи угодья».
— Между прочим, Алекс Мэтьюсон, я не твоя собственность. У нас была ночь, только одна ночь — больше между нами ничего нет и быть не может! — прошипела она. — И как только у тебя хватает наглости? А как же Ребекка?
— Она мой друг.
— Ну а Ллойд — мой друг.
— Ты переводишь бывших любовников в категорию друзей? Теперь понятно, почему «друзей» у тебя так много.
— Ллойд вовсе не бывший любовник. Он…
— Ну, так будет лучше, если он поскорее станет бывшим, — резко перебил ее Алекс. — Пока у тебя есть я, тебе никто не будет нужен.
— Вопрос в том, нужен ли мне ты? Есть множество женщин, которых привлекают грубая сила и накачанные мускулы. Я к ним не отношусь. — Она видела его лицо словно в тумане — гнев застилал глаза. Гнев и возбуждение.
— Ты уверена?
— Совершенно.
— Тогда почему ты дрожишь?
— Я… мне холодно, — запинаясь, прошептала она.
— Если ты бросишь меня, кто же тебя согреет?
— Я куплю грелку, — с трудом выговорила она. — Господи, Алекс, глупости все это! Отпусти меня. Я же знаю, ты не сторонник насилия.
— По-твоему, я все-таки не лишен некоторой порядочности? И на этом спасибо, — невесело протянул он.
Хоуп не могла отвести взгляд от жилки, бившейся у него в уголке рта. Его губы… «О Господи, спаси и помилуй!» — взмолилась она про себя.
— Мы не подходим друг другу. Я тебе даже не нравлюсь.
Он нетерпеливо дернул головой.
— Мы отлично подходим друг другу в постели. Не строй из себя ледышку, Хоуп. Не противься самой себе.
— Ты хочешь сказать, что у нас нет выбора? Он обхватил ее лицо ладонями и прижался к губам — как человек, долго страдавший от жажды.
— О Боже, я мечтал об этом каждый день, каждую минуту, — выдохнул он, поднимая наконец голову. — А ты?
— Да! — Хоуп со стоном обняла его за шею, легко касаясь губами подбородка, уголков рта… — Это безумие!
Она прижималась к нему всем телом, чувствуя исходивший от него пряный аромат, неистовость возбуждения. Да разве можно лишить себя такого заслуженного наслаждения?!
Алекс что-то неразборчиво проворчал и принялся быстро расстегивать ей одежду. Хоуп повела плечами, помогая ему.
— Ты так прекрасна, что на тебя больно смотреть. — Поцелуй помешал ему договорить — им казалось, что жизни у них осталось на несколько минут. Неровное дыхание Алекса обжигало ей губы. — Ты знаешь, как ты прекрасна?
— Я хочу… — Она чуть не всхлипывала, торопясь поскорее разделаться с пряжкой у него на джинсах. Ноги у нее подгибались, и, едва юбка соскользнула на пол, Хоуп упала на колени. — Не могу! — возмущенно пожаловалась она. Желание было настойчивым и властным, словно в жилах у нее струился расплавленный огонь.
Бросив пряжку, Хоуп быстро расстегнула рубашку Алекса, и ее руки нырнули под мягкую фланель. Чуть влажная кожа была гладкой, как шелк. Хоуп так и не удалось сомкнуть пальцы на его широкой спине. Прижавшись к груди Алекса, она жадно целовала его, нежно покусывая упругую кожу.
Она даже не заметила, как он успел бросить на пол свое пальто, и лишь испытала несказанное облегчение, когда он осторожно уложил ее. Она поймала лацканы его рубашки и притянула Алекса к себе, а тот отвел в сторону кружево на чашечке ее бюстгальтера и благоговейно прикоснулся к груди.
— Это от холода или?.. — спросил он, наблюдая, как розовый бутон напрягся, словно распускаясь.
— Ты сам знаешь. — Хоуп погрузила пальцы в его жесткие волосы, пока горячие губы ласкали ее вздрагивающую грудь. Она закинула ногу на бедро Алекса, даже через ткань ощущая, как пульсирует его плоть, но тут же дернулась — острый край пряжки оцарапал ее.
— Что такое? — Черты лица у него стали еще резче, губы — еще чувственнее и ненасытней, а глаза… О Господи! Под этим взглядом Хоуп теряла всякое представление о действительности.
— Твоя пряжка…
Слегка отодвинув ее колено, он одной рукой ловко расстегнул ремень.
— Дай я. — Хоуп накрыла его руку своей, когда он взялся за молнию. Приподнявшись на колени и зажав зубами язычок молнии, она начала медленно расстегивать ее. Алекс, прищурившись, наблюдал за ней. Грудь у него вздымалась, словно ему не хватало воздуха. Хоуп чувствовала, как по его телу пробегает дрожь, и, в упор глядя на него, не торопилась закончить начатое дело.
Она была так поглощена своим занятием, что не сразу расслышала собственное имя.
— Хоуп, ты тут? Я привезла Алексу перекусить, но, боюсь, на двоих тут не хватит! — Уже скрипнула вторая ступенька на лестнице. Анна! Окинув диким взглядом свое полуобнаженное тело, Хоуп вскочила как ошпаренная. У нее не хватило смелости взглянуть в лицо Алекса.
— Господи помилуй! — Она кинулась в соседнюю комнату и там в лихорадочной спешке оделась.
— Алекс, ты настоящий герой! Хоуп была бы ужасно расстроена, если бы мы не смогли вовремя закончить ремонт. Почему-то она считает, что виновата в случившемся; но я сама слышала, как сантехник говорил, что вентиль цистерны давным-давно проржавел. А, вот и ты, Хоуп. Ну что, водопровод уже подключили? Я как раз говорила Алексу, — бодро щебетала Анна, — как чудесно, когда человек умеет поработать не только головой, но и руками. Что случилось? Я что-то не так сказала?
С бледных губ Хоуп сорвалось невнятное восклицание.
— Все в порядке, Анна.
Анна стянула через голову ремень пухлой сумки.
— Надеюсь, не помешала? Прости, пожалуйста, я просто подумала, что Алекс, наверное, проголодался, — но ты, похоже, тоже об этом вспомнила. Ну, мне пора — малыши ждут в машине. Надо еще забрать Сэма и Натана из садика.
— Я тоже ухожу. — Хоуп выскользнула из комнаты.
— Анна, извини, я на минутку.
— Не обращайте на меня… — начала было Анна, но Алекс уже исчез.
Хоуп услышала позади тяжелые шаги и, забыв о приличиях, бросилась наутек. Ей удалось добежать до машины, прежде чем Алекс нагнал ее.
— Отпусти меня! — Она обернулась к нему, задыхаясь.
Алекс схватил ее за локти.
— Успокойся, — твердо приказал он. — Как ты себя ведешь?
— В жизни не испытывала подобного унижения.
— Ты считаешь унизительным, что кому-то стало известно, что мы с тобой занимались любовью?
Он поморщилась от хладнокровной формулировки.
— Думаешь, она догадалась?
— Ну, если и не догадалась сразу, твое поведение не оставило у нее никаких сомнений. Я правильно понимаю, что тебе стыдно? — — Он отчужденно посмотрел на нее.
— А разве может быть иначе? — вспылила она. — Мы катались по полу, как… как…
— Животные?
— Вот именно, — неохотно согласилась Хоуп. Она сама себе удивлялась. Она никогда не считала себя способной на подобную пылкость чувств; но ведь, с другой стороны, у нее никогда не было Алекса.
— Извини, Хоуп, меня нельзя назвать спокойным и, так сказать, цивилизованным возлюбленным, но ведь я нравлюсь тебе именно такой: неотесанный и грубый.
— Нет, — вырвалось помимо ее воли, и она тут же пожалела об этом.
Алекс приподнял ей голову за подбородок, заставив посмотреть ему в лицо.
— Что «нет»? — Он требовал ответа и, судя по всему, готов был добиться правды любой ценой.
— Ты не такой.
— А какой же? — Она почувствовала, как он напрягся.
Ей вдруг стало легко: наконец-то не надо скрывать своих мыслей.
— Ты красивый. — Она произнесла это слово медленно, словно смакуя. Долой стыд! — Ты самый лучший на свете… — Горло у нее сжималось от сладкой боли. — И такой непредсказуемый… — Смешавшись, она умолкла.
Алекс недоверчиво всматривался ей в лицо.
— Ты это серьезно? — Он порывисто вздохнул, словно ему не хватало воздуха.
— А по-твоему, я тут шутки шучу? — «Я признаюсь тебе в любви, — с возмущением подумала она, — и что же слышу в ответ?» — Думаешь, мне приятно все это говорить?
— Должно быть, приятно. Может, нам стоит придумать что-нибудь вместе? — Он весь прямо светился от удовольствия — похоже, ей таки удалось поднять ему настроение.
— Алекс, мне правда надо в Лондон. — Если он попросит остаться, у нее не хватит сил отказать ему.
— А где ты остановишься?
— У подруги, — с раздражением ответила она. — Так что нечего смотреть на меня с таким подозрением.
— У меня в Лондоне квартира, которой ты могла бы воспользоваться.
Квартира. А она — всего лишь содержанка, которую ее повелитель посещает, когда ему заблагорассудится.
— Спасибо, обойдусь. — Она и так соглашается на многое, что ей не по душе.
— Как хочешь. Я думаю, что смогу выбраться в конце недели. Встретимся?
Хоуп кивнула. Свидание… как старомодно и мило, тем более что их встреча станет безумной оргией чувственного наслаждения. Ему не нужна ее любовь, но он находит желанным ее тело. Возможно, когда-нибудь она пожалеет о своей уступчивости; однако по крайней мере будет что вспомнить.
Хоуп вывернулась из объятий Алекса с видом опытной обольстительницы, привыкшей к подобным поворотам судьбы.
— До встречи.
— Посмотри, который час! — возмущенно фыркнула Миранда.
Хоуп застыла в прихожей, даже не вынув ключ из замка.
— Думаешь, я сама не знаю? — устало отозвалась она. Она чувствовала себя выжатой как лимон. Кажется, решение сыграть в театре было не самым разумным в ее жизни. — Ты представляешь, они пригласили меня потому, что вообразили, будто мое имя на афишах поможет продать побольше билетов! Я, понимаешь ли, хорошо продаюсь! — с горечью воскликнула она. — Вот увидишь, половина зрителей будет сидеть и ждать, не ляпну ли я какую-нибудь глупость!
Подруга не проявила даже намека на сочувствие.
— Ничего, все обойдется, — нетерпеливо ответила она.
Миранда была самой близкой подругой, которую Хоуп удалось найти в мире искусства. Они были знакомы не первый год, и Хоуп вдруг заметила, что Миранда сама не своя от волнения. У нее была бледная кожа, отлично сочетавшаяся с облаком ярко-рыжих волос, и сейчас лицо порозовело от возбуждения.
— Что-нибудь случилось?
— Он ждет тебя уже три часа. — Безупречный английский подводил Миранду лишь в исключительных случаях — вот и теперь стал ясно заметен норвежский акцент. — Темноволосый, высокий… очень высокий… — Она задумчиво облизнулась. — Шикарная фигура — из тех, что лучше смотрятся без одежды. — Она одобрительно закивала, когда Хоуп красноречиво покраснела. — Ага, я угадала! Никакие тряпки не скроют такое тело! Знаешь, мне до смерти надоели костлявые красавчики. Как думаешь, он не согласится позировать как натурщик? — вполне серьезно поинтересовалась она. — Стоит только посмотреть на него — и я чувствую себя прирожденной художницей.
— Порядок.
— Я ничего не чувствовала, — удивилась она, критически посмотрев на бледную ногу и пошевелив пальцами. — Как жужжит эта твоя штуковина, — пожаловалась она, покосившись на пилу, которую только что отложил Адам.
— Ты просто трусиха, — поддразнил он. — Надеюсь, ты в курсе, что обычно я оставляю эту рутину ассистенту?
— Благодарю за честь.
— Ты кошмарная пациентка. Это у вас семейное.
— Анна еще хуже! — возразила Хоуп.
— Я и говорю, семейное. Ты сейчас прямиком в Лондон?
— Не терпится поскорее избавиться от меня? — притворно возмутилась она.
— Давай-давай, плати черной неблагодарностью за мои труды!
Хоуп усмехнулась.
— Вообще-то вещи у меня уже уложены, но я думала заехать на ферму, посмотреть, как идет ремонт. Завтра утром у меня пробы на роль.
— В Вест-Энде? Неужели не нервничаешь?
— Еще как! — призналась она. — Но все равно интересно.
Предложение поработать в театре было заманчиво, тем более что ее всегда тянуло на сцену. По правде говоря, ей до сих пор не верилось, что представилась такая возможность.
— А я всегда считал, что, когда на моем операционном столе лежит с аппендицитом какая-нибудь известная актриса, ее роль в это время исполняет кто-нибудь из второго состава, — протянул Адам.
— Так оно и есть; но у дублерши начались приступы тошноты по утрам, которых никто не ожидал, — знаешь, из тех, что длятся первые три месяца. Бедняжка еле стоит на ногах, так что куда уж тут спасать пьесу! — Может, я, конечно, делаю ошибку, — размышляла она вслух. — Не так-то просто войти в труппу, где все друг друга наизусть знают, тем более — подменить заболевшую звезду. Я, наверное, спятила! Но по крайней мере роль я знаю — наш драмкружок ставил когда-то эту пьесу.
— У тебя все получится, — заявил уверенно Адам. — А я и не знал, что ты когда-то играла на сцене.
— Да какая там игра — просто участвовала в массовках! В тринадцать лет я была на голову выше сверстников и учила все роли наизусть, мечтая, что кого-нибудь свалит грипп. — Хоуп рассмеялась. «Будем надеяться, что хоть из этого я выросла», — с вымученной улыбкой подумала она.
Сесть за руль, почувствовать себя ни от кого не зависимой было поистине райским наслаждением.
Утро выдалось морозным и солнечным, и Хоуп ощущала себя молодой и здоровой, как никогда. Впереди у нее долгая счастливая жизнь. Если бы не одно обстоятельство… Алекс! Выкинуть его из головы не было никакой возможности.
Она оставила машину во дворе фермы рядом с незнакомым фургоном. «Кто это сегодня там работает?» Ковровые покрытия настелили еще в пятницу, и Хоуп надеялась, что все идет по плану.
Координировать работу сантехников, электриков, штукатуров и плотников оказалось делом нелегким. Ремонт надо было закончить к возвращению родителей, и Хоуп совсем отчаялась.
Когда она уже была готова рвать на себе волосы, Адам поднапрягся и сотворил чудо. Хоуп подозревала, что дело не обошлось без дополнительных «вливаний», но ей уже было все равно.
Входная дверь оказалась приоткрытой, и она неслышно вошла в дом.
— Эй, есть тут кто живой? — громко позвала она. Никто не отозвался, и Хоуп двинулась на второй этаж, откуда доносился слабый шум. Штукатурку на площадке второго этажа уже сняли, и на фоне серой стены были видны ноги в заляпанных башмаках. Хоуп обошла электрический камин, от которого исходило тепло — значит, электрики уже все сделали! — Вот это мне нравится — с утра пораньше, и за работу!
Мужчина спрыгнул со стремянки с неожиданным для высокого роста проворством.
— Главное — чтобы клиент был доволен. Хоуп оторопела, краска залила ей лицо. Она быстро оглянулась: увы, он был один.
— Что ты здесь делаешь, Алекс?
— Стараюсь вести себя как примерный сосед. А что тут такого? Думаешь, не справлюсь?
— Тебе и без того есть чем заняться.
— Если честно, я рад любой возможности замарать руки. Мне кажется, в тяжелой работе нет ничего унизительного. — Он вытянул вперед большие, почти квадратные ладони, и у Хоуп по спине побежали мурашки — совсем недавно эти руки…
— Я не о том. — Она поспешно отвела глаза. Впрочем, это не помогло. Темно-зеленая фланелевая рубашка у него была расстегнута до пояса, и мышцы на груди поблескивали от крошечных капелек пота. Хоуп резко вскинула голову, оглушенная стуком собственного сердца, и наткнулась на внимательный взгляд Алекса.
— Иногда я чувствую, что больше видеть не могу бизнес-планов, торговых представителей и даже солидных клиентов, — признался он. — Тогда я превращаюсь в злостного прогульщика и отправляюсь в сборочный цех. Когда-то отец заставил меня начать профессиональную карьеру с подметания полов в мастерских. Потом я прошел все этапы производства. Конечно, я работаю медленнее любого из моих рабочих, но зато и теперь могу собрать и разобрать любой из наших автомобилей до последнего винтика. — Лицо у него сияло от гордости.
— А твоим рабочим не бывает не по себе, когда является босс и начинает возиться в цеху?
— Отнюдь. Я ведь не отделяю себя от них. Такой стиль себя не оправдывает. Кроме того, они не смотрят на меня такими голодными глазами, как ты.
Хоуп задохнулась от унижения.
— Мужчинам, значит, можно смотреть, а женщинам нельзя! У тебя отличная фигура — говорю это, поскольку знаю толк в модельном бизнесе. — Она даже не ожидала, что сумеет так ловко вывернуться.
Алекс с восхищением взглянул на нее.
— Ну, ты профессионал! — Потом перевел глаза на ее точеные ножки, обтянутые тонкими черными чулками. — И гипс тебе больше не мешает! — Его взгляд на мгновение задержался на безупречной формы коленях и словно скользнул под подол короткой кожаной юбки.
— Да, слава Богу, я теперь снова могу носить джинсы. Знал бы ты, как приятно избавиться от этого панциря! Почти так же, как от тебя! — съехидничала она.
— Тебе не нравится моя работа? — Он взял со стремянки влажную тряпку и медленно вытер руки.
— Не сомневаюсь, что она на высоте, но… тебе не следует быть здесь, — поджав губы, ответила она.
— Будь добра, поясни. Ты наверняка уже заметила, что я изрядный тугодум. Если бы!
— Мне, видишь ли, чертовски надоело чувствовать себя обязанной тебе! — не подумав, огрызнулась она.
— Боишься, что я потребую уплатить должок? — ухмыльнулся он.
Интересно, в какой валюте он предпочитает? Скорее всего, бартер.
— Ничего я не боюсь, — отозвалась Хоуп, — только хочу, чтобы ты ушел. — И она величественно повела рукой.
— Но я обещал Адаму помочь.
— Адам здесь не хозяин! — вспылила она. Не вызвать ли подъемный кран, чтобы выставить его наконец отсюда!
— Ты тоже, — с возмутительным спокойствием напомнил Алекс. — Я же сказал, что стараюсь быть хорошим соседом. Твои родители — мои ближайшие соседи, и я решил начать новую жизнь.
— С чего бы это?
Он сокрушенно вздохнул.
— Такая молодая — и такая недоверчивая! Не ты ли упрекала меня, что я живу бирюком и даже не заглядываю на чай?
— А мне казалось, недоверие — это твой конек.
Выдержка вдруг изменила Алексу.
— Слушай, почему ты думаешь, что я все делаю с какой-то задней мыслью? — вскинулся он. — А вдруг я взялся за ум… из-за любви?
Эти его шуточки… Из-за любви!.. Она скрипнула зубами, но гордость не позволила показать обиду.
— Или чтобы позлить меня.
— Ну да, мне больше нечем заняться! Кстати, если б ты не явилась сегодня, ничего бы не узнала.
— Пришли мне счет, я возмещу тебе расходы. Его даже перекосило.
— Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме денег?
— А именно? — с мастерским хладнокровием поинтересовалась она. — Ты ведь ожидаешь вознаграждения за труды — так чем я хуже?
— Наверное, все зависит от того, кто чем занимается, — высокомерно протянул он, и Хоуп едва сдержалась, чтобы не дать ему по физиономии. — Ты, например, раздеваешься за деньги.
Хоуп вздернула подбородок.
— Я никогда не раздевалась за деньги! — воскликнула она. Сколько раз она отказывалась от совсем неплохого гонорара! — Мне платят за то, чтобы я надевала одежду, а не снимала ее!
Как он смеет, святоша чертов! Она трудится как лошадь, а он с таким надменным презрением отзывается о ее работе!
— А тебе не кажется унизительным позировать перед объективом с одной-единственной целью — довести до возбуждения определенное количество мужчин?
— С одной-единственной целью — продать что-нибудь, чаще всего — одежду, и почти всегда — женщинам! — горячо возразила Хоуп. — И ничто из того, чем мне доводилось заниматься, не кажется мне унизительным — разве только та ночь с тобой! Моя работа — это тяжкий труд! — Она нервно расхохоталась. — Но то же самое можно сказать и о той ночи!
Хоуп улыбалась, но внутри у нее все дрожало. Наверное, не следовало заходить так далеко, но она уже не могла остановиться.
На скулах Алекса выступили желваки.
— В таком случае ты помнишь ее лучше меня.
— Ложь! — задохнулась она. Никогда он ей не докажет, что забыл ту ночь! Усмешка скривила ему губы.
— Ложь за ложь, — хрипло пробормотал он. — Ты первая начала.
— Ладно… так и быть, возьму свои слова назад… Но только если ты сделаешь то же самое! — быстро проговорила она, требовательно вскинув на него глаза. И тихо добавила:
— Не такой уж и тяжкий это был труд.
У него в глазах на долю секунды мелькнуло удовлетворение — обжигающе горячее и тем более неожиданное.
— А я помню каждое мгновение той ночи. Хоуп кашлянула.
— Ну ладно… В таком случае мы квиты.
— И даже можем повторить — если только в твоем расписании найдется для меня свободный часок…
Ну конечно, всего лишь приятное времяпровождение… Нельзя сказать, чтобы она об этом не догадывалась, но все равно было обидно.
— Неплохая идея, но я должна ехать в Лондон — собственно, уже уезжаю. Больше меня тут ничего не держит. — В подтверждение она согнула ногу в колене и повертела туфелькой из стороны в сторону.
— И что же ждет тебя в Лондоне? — обычный вопрос, с обычной долей любопытства.
Хоуп отчаянно боялась, что Алекс станет уговаривать ее остаться, но он даже бровью не повел, и к обиде прибавилась оскорбленная гордость.
— Работа. Друзья. Завтра у меня пробы на роль в Вест-Энде.
— Хоуп Лейси завоевывает мир.
Нет, ей не хотелось покорять мир. Ей хотелось покорить лишь одного-единственного мужчину. Хотелось, чтобы он умолял ее остаться; чтобы сказал, что не может жить без нее. Но все это — из области фантазий. Алекс Мэтьюсон, разумеется, не прочь заниматься с ней любовью. Но ей этого мало!
— Пока рано даже мечтать об этом — может быть, через год-другой.
— В таком случае до свидания.
«Не плачь, идиотка, — приказала она себе. — Не смей плакать!» — Хоуп заморгала и почти сумела избавиться от жжения непролитых слез.
— До свидания.
Она повернулась, чтобы уйти, но тут ей на запястье легли сильные пальцы.
— Ты ничего не забыла?
— Вроде нет.
— А мой счет?
— У Анны есть мой адрес, — ответила она и снова отвернулась. Не хватало только долгих и нежных прощаний. Господи, если она не уйдет отсюда сию же минуту, то обязательно выкинет какую-нибудь глупость — например, скажет: «Я люблю тебя!»
— Мне кажется, мы обойдемся без посредников. — Он рывком привлек ее к себе. У Хоуп перехватило дыхание.
— Ты, часом, не предлагаешь мне переспать с тобой из благодарности за оказанные услуги? По-моему, ты опять слишком много на себя берешь, Алекс. — Она старалась говорить спокойно, с непринужденной иронией, но дрожащий голос ее выдавал. Только бы он не догадался, как охотно она приняла бы его предложение.
— Я вовсе не предлагаю тебе делать что-либо из благодарности, — тихо произнес он, обнимая ее. — Желание, Хоуп, — вот что главное. Взаимное желание. Я пытался не обращать на него внимания, пытался следовать рассудку — ничего не получилось, я ничего не могу с собой поделать. — Он не отрываясь смотрел на нее сверху вниз. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе вот так уйти? Отправиться, так сказать, на новые пастбища?!
— По правде говоря, Алекс, ты мало что можешь сделать, чтобы задержать меня. — У него в глазах она видела вожделение и презрение, и ей стало нехорошо. Она больше не вырывалась — от сопротивления хватка его становилась еще крепче.
— Тебе, наверное, спокойнее, когда твои бывшие любовники оказываются за много миль от тебя?
— Не знаю, что ты имеешь в виду.
— А тебе никогда не приходило в голову остановиться и задуматься, что тебе, быть может, нужен один-единственный мужчина?
Вот уж этого Хоуп никак не ожидала.
— Ты?
Он по-своему понял ее удивление и нахмурился.
— Мне не нравится делить мою женщину с другими.
Никакой нежности, никакой любви — он лишь защищает свои «охотничьи угодья».
— Между прочим, Алекс Мэтьюсон, я не твоя собственность. У нас была ночь, только одна ночь — больше между нами ничего нет и быть не может! — прошипела она. — И как только у тебя хватает наглости? А как же Ребекка?
— Она мой друг.
— Ну а Ллойд — мой друг.
— Ты переводишь бывших любовников в категорию друзей? Теперь понятно, почему «друзей» у тебя так много.
— Ллойд вовсе не бывший любовник. Он…
— Ну, так будет лучше, если он поскорее станет бывшим, — резко перебил ее Алекс. — Пока у тебя есть я, тебе никто не будет нужен.
— Вопрос в том, нужен ли мне ты? Есть множество женщин, которых привлекают грубая сила и накачанные мускулы. Я к ним не отношусь. — Она видела его лицо словно в тумане — гнев застилал глаза. Гнев и возбуждение.
— Ты уверена?
— Совершенно.
— Тогда почему ты дрожишь?
— Я… мне холодно, — запинаясь, прошептала она.
— Если ты бросишь меня, кто же тебя согреет?
— Я куплю грелку, — с трудом выговорила она. — Господи, Алекс, глупости все это! Отпусти меня. Я же знаю, ты не сторонник насилия.
— По-твоему, я все-таки не лишен некоторой порядочности? И на этом спасибо, — невесело протянул он.
Хоуп не могла отвести взгляд от жилки, бившейся у него в уголке рта. Его губы… «О Господи, спаси и помилуй!» — взмолилась она про себя.
— Мы не подходим друг другу. Я тебе даже не нравлюсь.
Он нетерпеливо дернул головой.
— Мы отлично подходим друг другу в постели. Не строй из себя ледышку, Хоуп. Не противься самой себе.
— Ты хочешь сказать, что у нас нет выбора? Он обхватил ее лицо ладонями и прижался к губам — как человек, долго страдавший от жажды.
— О Боже, я мечтал об этом каждый день, каждую минуту, — выдохнул он, поднимая наконец голову. — А ты?
— Да! — Хоуп со стоном обняла его за шею, легко касаясь губами подбородка, уголков рта… — Это безумие!
Она прижималась к нему всем телом, чувствуя исходивший от него пряный аромат, неистовость возбуждения. Да разве можно лишить себя такого заслуженного наслаждения?!
Алекс что-то неразборчиво проворчал и принялся быстро расстегивать ей одежду. Хоуп повела плечами, помогая ему.
— Ты так прекрасна, что на тебя больно смотреть. — Поцелуй помешал ему договорить — им казалось, что жизни у них осталось на несколько минут. Неровное дыхание Алекса обжигало ей губы. — Ты знаешь, как ты прекрасна?
— Я хочу… — Она чуть не всхлипывала, торопясь поскорее разделаться с пряжкой у него на джинсах. Ноги у нее подгибались, и, едва юбка соскользнула на пол, Хоуп упала на колени. — Не могу! — возмущенно пожаловалась она. Желание было настойчивым и властным, словно в жилах у нее струился расплавленный огонь.
Бросив пряжку, Хоуп быстро расстегнула рубашку Алекса, и ее руки нырнули под мягкую фланель. Чуть влажная кожа была гладкой, как шелк. Хоуп так и не удалось сомкнуть пальцы на его широкой спине. Прижавшись к груди Алекса, она жадно целовала его, нежно покусывая упругую кожу.
Она даже не заметила, как он успел бросить на пол свое пальто, и лишь испытала несказанное облегчение, когда он осторожно уложил ее. Она поймала лацканы его рубашки и притянула Алекса к себе, а тот отвел в сторону кружево на чашечке ее бюстгальтера и благоговейно прикоснулся к груди.
— Это от холода или?.. — спросил он, наблюдая, как розовый бутон напрягся, словно распускаясь.
— Ты сам знаешь. — Хоуп погрузила пальцы в его жесткие волосы, пока горячие губы ласкали ее вздрагивающую грудь. Она закинула ногу на бедро Алекса, даже через ткань ощущая, как пульсирует его плоть, но тут же дернулась — острый край пряжки оцарапал ее.
— Что такое? — Черты лица у него стали еще резче, губы — еще чувственнее и ненасытней, а глаза… О Господи! Под этим взглядом Хоуп теряла всякое представление о действительности.
— Твоя пряжка…
Слегка отодвинув ее колено, он одной рукой ловко расстегнул ремень.
— Дай я. — Хоуп накрыла его руку своей, когда он взялся за молнию. Приподнявшись на колени и зажав зубами язычок молнии, она начала медленно расстегивать ее. Алекс, прищурившись, наблюдал за ней. Грудь у него вздымалась, словно ему не хватало воздуха. Хоуп чувствовала, как по его телу пробегает дрожь, и, в упор глядя на него, не торопилась закончить начатое дело.
Она была так поглощена своим занятием, что не сразу расслышала собственное имя.
— Хоуп, ты тут? Я привезла Алексу перекусить, но, боюсь, на двоих тут не хватит! — Уже скрипнула вторая ступенька на лестнице. Анна! Окинув диким взглядом свое полуобнаженное тело, Хоуп вскочила как ошпаренная. У нее не хватило смелости взглянуть в лицо Алекса.
— Господи помилуй! — Она кинулась в соседнюю комнату и там в лихорадочной спешке оделась.
— Алекс, ты настоящий герой! Хоуп была бы ужасно расстроена, если бы мы не смогли вовремя закончить ремонт. Почему-то она считает, что виновата в случившемся; но я сама слышала, как сантехник говорил, что вентиль цистерны давным-давно проржавел. А, вот и ты, Хоуп. Ну что, водопровод уже подключили? Я как раз говорила Алексу, — бодро щебетала Анна, — как чудесно, когда человек умеет поработать не только головой, но и руками. Что случилось? Я что-то не так сказала?
С бледных губ Хоуп сорвалось невнятное восклицание.
— Все в порядке, Анна.
Анна стянула через голову ремень пухлой сумки.
— Надеюсь, не помешала? Прости, пожалуйста, я просто подумала, что Алекс, наверное, проголодался, — но ты, похоже, тоже об этом вспомнила. Ну, мне пора — малыши ждут в машине. Надо еще забрать Сэма и Натана из садика.
— Я тоже ухожу. — Хоуп выскользнула из комнаты.
— Анна, извини, я на минутку.
— Не обращайте на меня… — начала было Анна, но Алекс уже исчез.
Хоуп услышала позади тяжелые шаги и, забыв о приличиях, бросилась наутек. Ей удалось добежать до машины, прежде чем Алекс нагнал ее.
— Отпусти меня! — Она обернулась к нему, задыхаясь.
Алекс схватил ее за локти.
— Успокойся, — твердо приказал он. — Как ты себя ведешь?
— В жизни не испытывала подобного унижения.
— Ты считаешь унизительным, что кому-то стало известно, что мы с тобой занимались любовью?
Он поморщилась от хладнокровной формулировки.
— Думаешь, она догадалась?
— Ну, если и не догадалась сразу, твое поведение не оставило у нее никаких сомнений. Я правильно понимаю, что тебе стыдно? — — Он отчужденно посмотрел на нее.
— А разве может быть иначе? — вспылила она. — Мы катались по полу, как… как…
— Животные?
— Вот именно, — неохотно согласилась Хоуп. Она сама себе удивлялась. Она никогда не считала себя способной на подобную пылкость чувств; но ведь, с другой стороны, у нее никогда не было Алекса.
— Извини, Хоуп, меня нельзя назвать спокойным и, так сказать, цивилизованным возлюбленным, но ведь я нравлюсь тебе именно такой: неотесанный и грубый.
— Нет, — вырвалось помимо ее воли, и она тут же пожалела об этом.
Алекс приподнял ей голову за подбородок, заставив посмотреть ему в лицо.
— Что «нет»? — Он требовал ответа и, судя по всему, готов был добиться правды любой ценой.
— Ты не такой.
— А какой же? — Она почувствовала, как он напрягся.
Ей вдруг стало легко: наконец-то не надо скрывать своих мыслей.
— Ты красивый. — Она произнесла это слово медленно, словно смакуя. Долой стыд! — Ты самый лучший на свете… — Горло у нее сжималось от сладкой боли. — И такой непредсказуемый… — Смешавшись, она умолкла.
Алекс недоверчиво всматривался ей в лицо.
— Ты это серьезно? — Он порывисто вздохнул, словно ему не хватало воздуха.
— А по-твоему, я тут шутки шучу? — «Я признаюсь тебе в любви, — с возмущением подумала она, — и что же слышу в ответ?» — Думаешь, мне приятно все это говорить?
— Должно быть, приятно. Может, нам стоит придумать что-нибудь вместе? — Он весь прямо светился от удовольствия — похоже, ей таки удалось поднять ему настроение.
— Алекс, мне правда надо в Лондон. — Если он попросит остаться, у нее не хватит сил отказать ему.
— А где ты остановишься?
— У подруги, — с раздражением ответила она. — Так что нечего смотреть на меня с таким подозрением.
— У меня в Лондоне квартира, которой ты могла бы воспользоваться.
Квартира. А она — всего лишь содержанка, которую ее повелитель посещает, когда ему заблагорассудится.
— Спасибо, обойдусь. — Она и так соглашается на многое, что ей не по душе.
— Как хочешь. Я думаю, что смогу выбраться в конце недели. Встретимся?
Хоуп кивнула. Свидание… как старомодно и мило, тем более что их встреча станет безумной оргией чувственного наслаждения. Ему не нужна ее любовь, но он находит желанным ее тело. Возможно, когда-нибудь она пожалеет о своей уступчивости; однако по крайней мере будет что вспомнить.
Хоуп вывернулась из объятий Алекса с видом опытной обольстительницы, привыкшей к подобным поворотам судьбы.
— До встречи.
— Посмотри, который час! — возмущенно фыркнула Миранда.
Хоуп застыла в прихожей, даже не вынув ключ из замка.
— Думаешь, я сама не знаю? — устало отозвалась она. Она чувствовала себя выжатой как лимон. Кажется, решение сыграть в театре было не самым разумным в ее жизни. — Ты представляешь, они пригласили меня потому, что вообразили, будто мое имя на афишах поможет продать побольше билетов! Я, понимаешь ли, хорошо продаюсь! — с горечью воскликнула она. — Вот увидишь, половина зрителей будет сидеть и ждать, не ляпну ли я какую-нибудь глупость!
Подруга не проявила даже намека на сочувствие.
— Ничего, все обойдется, — нетерпеливо ответила она.
Миранда была самой близкой подругой, которую Хоуп удалось найти в мире искусства. Они были знакомы не первый год, и Хоуп вдруг заметила, что Миранда сама не своя от волнения. У нее была бледная кожа, отлично сочетавшаяся с облаком ярко-рыжих волос, и сейчас лицо порозовело от возбуждения.
— Что-нибудь случилось?
— Он ждет тебя уже три часа. — Безупречный английский подводил Миранду лишь в исключительных случаях — вот и теперь стал ясно заметен норвежский акцент. — Темноволосый, высокий… очень высокий… — Она задумчиво облизнулась. — Шикарная фигура — из тех, что лучше смотрятся без одежды. — Она одобрительно закивала, когда Хоуп красноречиво покраснела. — Ага, я угадала! Никакие тряпки не скроют такое тело! Знаешь, мне до смерти надоели костлявые красавчики. Как думаешь, он не согласится позировать как натурщик? — вполне серьезно поинтересовалась она. — Стоит только посмотреть на него — и я чувствую себя прирожденной художницей.