– Ты все сделал правильно. Я горжусь тобой, Кевин. А назавтра у нас с тобой есть работа на ховере: ты будешь пилотом, а я навигатором.
Кевин усмехнулся, обнажив по человечески свои зубы. Он должно быть увидел что-то в глазах своего отца, потому что сжал губы прежде, чем усмешка исчезла. Потом он сказал:
– Мне жаль, что я забыл вернуть шлем. Я сейчас его принесу.
Корсал направил свои мысли к компьютеру. Да, инженерный компьютер все еще был связан с компьютером больницы; вероятно это останется так, пока не закончится критическое положение. Он углубился в поиски статистики Териана, над которой тот работал как раз перед своей смертью. Он предположил что статистика имела отношение к развитию различных типов болезни у детей.
Информация была на месте, и компьютер снабдил его всевозможной информацией, которую он искал: возраст, пол, раса, даже вес тела. Не было никакой системы в том, что он видел.
Поэтому он решил проверить еще одну догадку, затребовав статистику только о детях смешанной крови. На Найсусе их было почти четыре сотни. И почти все из них имели некоторую форму чумы, но Корсал все еще не видел системы.
Расстроенный, он добавил данные о взрослых, внутренне понимая, что ответ так или иначе следует искать в родословной. Тем не менее эти числа тоже ничего ему не говорили.
Что имел в виду Териан? Был ли протест андорианца просто первым признаком безумия? Почему Корсал продолжает упорствовать в своей вере в то, что слова андорианца не были лишены ясности? Он напрягся, чтобы вспомнить все остальное, что тогда сказал Териан о видах информации, которую он вызвал. Занятия, местоположение.
– Компьютер, – сказал внезапно Корсал, и его внутренности сжались, как будто он приготовился для сражению, – покажи мне тенденцию распространения трех напряжений болезни среди всех граждан Найсуса смешанного происхождения, их семейств, наблюдателей, преподавателей, студентов, партнеров, коллег, и всех, с кем они имели ежедневный контакт.
– Работаю, – ответил холодный механический голос.
А затем появилась схема – бесспорная, летальная. Не нужна была вулканская логика, чтобы почувствовать черезвычайную важность этой схемы. То, что смотрело на Корсала с равнодушного экрана, отрицало все цели Найсуса.
Глава тринадцать
На борту «Энтерпрайза» Спок делил свое время между обычними обязанностями и компьютером изолятора. Он игнорировал периоды сна, пока не изучил все медицинские отчеты, которые мог предложить им Звездный Флот. Только тогда он признал утверждение доктора Маккоя, что если он не отдохнет пока для этого есть время, он не будет готов исполнить с максимальной эффективностью свои обязанности, когда они получат новые данные. Иногда Маккой мог быть раздражающе логичным.
Поэтому Спок решил отдохнуть в изоляторе… Пока он не был разбужен неистовым шепотом. Он поднялся с кушетки и направился в офис Маккоя. Леонард Маккой пристально разглядывал цветной дисплей, на который поступала информация с его компьютера.
– О, Боже, – шептал он. – Это слишком грязная уловка даже для вируса!
– Вы что-то обнаружили, доктор?
– Это обнаружил не я, а инженер с Найсуса. Посмотрите на распространение этого образца, Спок. Перейти к настенному экрану и проиграть заново, – обратился он к компьютеру.
Большой настенный экран, используемый для контроля во время операций, ожил. Сначала бежали только бесконечные линии статистики того же типа, какие они видели прежде дюжину раз.
– Вот что будет, если нанести на карту разным цветом статистические данные по разным видам жертв, – сказал Маккой. Имена и числа исчезли с экрана, и на нем появилась разноцветная сетка. – Синий для андорианцев, зеленый для вулканцев, красный для людей, и т.д. Здесь нет никакой закономерности, если не рассматривать группу людей, не имеющих отношения ни к одной расе – а именно люди смешанной крови. На Найсусе таких сотни, и большинству из них не больше двадцати стандартных лет.
Спок нахмурился.
– Биологически такая несоизмеримая группа людей не подходит ни под один медицинский профиль.
– Именно, но почему-то никто из медецинского персонала не подумал о них как об однородной группе. Нашего друга инженера это не остановило. Перейти к следующей схеме, – сказал Маккой компьютеру, и внезапно массы разноцветных пятен все стали белыми. – Это жители Найсуса смешанного происхождения, – объяснил доктор.
– Теперь, – продолжил он, – эта сетка ассоциации – цветные точки около белых представляют собой семьи, соседей, близких друзей, одноклассников, и коллег людей смешанной крови. Вариации чумы – круги вокруг точек: фиолетовый цвет для первого, довольно безопасного вида A; серый для вида B; и черный для смертельного вида C. Анализ во времени, – проинструктировал он компьютер, и на экране в верхнем правом углу начался отсчет дней.
Круги появлялись здесь и там вокруг точек. Точки имели различные цвета, но все круги были фиолетовыми. Пока хронометр отсчитывал дни дальше, все больше точек окружались ореолом, и белые точки с той же частотой, что и цветные. Потом появились первые серые круги, представляющие вид B… И всегда вокруг цветных точек в непосредственной близости к белым, окруженным фиолетовым ореолом.
Маккой посмотрел на Спока, который по своему обыкновению ничем не выдал своего беспокойства. Образец продолжал изменяться. Белые точки, которые никогда не имели фиолетовых кругов, обрели серый ореол, а около них появились первые черные круги, даже чаще, чем вокруг фиолетовых.
– Мутации к более смертельным разновидностям, – прокомментировал Спок, игнорируя комок в горле, – кажется, имеют место… в системах людей смешанной крови.
– Это что-то напоминает, – сказал Маккой. – Все становится еще хуже.
– Хуже? – Спок задался невольным вопросом, как Маккой при такой низкой температуре в изоляторе справляется с дрожью.
– Из-за лекарства, которое мы ищем для решения проблемы, – сказал ему Маккой. – Прививать, используя болезнь против себя. Было бы… логично обратиться к тем людям, в которых болезнь видоизменяется, но которые остаются устойчивыми к видоизмененным штаммам.
– Я понимаю, доктор, – сказал Спок. – Их кровь должна содержать антитела против новых видов болезни.
– Точно, – сказал Маккой. – Такие люди должны показать устойчивость к заражениюю, и этот фактор устойчивости можно было бы выделить из их крови и привить другим людям.
– Конечно, – сказал Спок кивнув с надеждой. Но когда он сказал это, на экране появилась причина, по которой это нельзя было считать решением. Некоторые из белых точек начали окружаться черным ореолом…, включая и те немногие, которые уже имели фиолетовый ореол. Те, в ком видоизменялась болезнь, сами по себе не обретали иммунитет.
– Болезнь не вызывает образование антител, – сказал Спок, – и не дает никакой защиты против мутировавших видов. Болезнь видоизменяется в полукровках, но мы не можем произвести вакцину из их крови.
Экран погас. Маккой положил голову на руки, и потер висок.
– По крайней мере это улаживает один вопрос, Спок. Вы не будете высаживаться на Найсус.
Глава четырнадцать
Несмотря на усилия Сеелы, Корсал провел беспокойную ночь после того, как он передал свое открытие относительно распространения образца чумы в эпидемиологическую секцию больницы. То, что его собственные дети не были подвержены болезни, не подавляло его беспокойства. Какой-нибудь новый и гротескно измененный вид чумы может появиться завтра, и возможно поразит его сыновей – и поместить их в инкубаторы новых ужасов?
Он очень хотел заполучить физического врага, которого можно увидеть, взять дисраптор или нож, или даже голыми руками. Тогда он мог делать хоть что-то, чтобы защитить свою семью!
Сеела наконец заснула, свернувшись калачиком на его груди. Начинало светать, он смотрел на ее мягкую зеленую кожу, ее красивое невинное лицо, и вспоминал, как ужасно она хотела детей. Ее и его. Но для этого потребуется помощь генетиков; клингоны и орионцы различались гораздо сильнее, чем клингоны и люди. Но это делалось прежде, и Корсал немного терялся от возможности увеличить семью перед чумой.
Теперь… действительно ли эта чума была намеком природы, которая как и клингоны рассматривала полукровок, как низших существ? Он не мог поверить в это – не перед лицом Кевина и Карла. Погрузившись в мысли, он не сразу услышал движение в прихожей. Кевин был нетерпеливым, и уже собирался на летное поле. Корсал встал, оделся, и присоединился к сыну за завтраком.
Сеела была такой совершенной хозяйкой, что иногда Корсал желал хоть какого-нибудь недостатка в ее домашнем хозяйстве; она оставила кофе и два приготовленных завтрака в стазисе. Все, что им оставалось сделать, так это разогреть его.
В этом не было ничего нового ни для Корсала, ни для Кевина; еще до Сеелы, они привыкли разогревать приготовленную пищу. Это случалось и до того как уехала Кэти, правда обеды они тогда покупали. А Сеела готовила сама. И никогда с тех пор как он женился на Сееле, Корсал не заказывал обеды у кухонного процессора. Он задавался вопросом, было ли это что-то большее.
Они быстро поели и взяли термос с свежим горячим кофе с собой. Весенняя погода снова испортилась. В горах было холодно. Они надели ботинки, свитеры, и тяжелые жакеты, и Корсал бросил Кевину шлем.
– Нам надо получить второй, – сказал он. – Теперь, когда ты получил лицензию на ховер, мы можем летать вместе, как этим утром, или же при необходимости по отдельности.
– Можно позаимствовать запасной шлем на поле, – сказал Кевин. – Когда они вызвали меня на днях они попросили, чтобы я принес свой, потому что у них не оказалось нужных вещей для всех пилотов. Думаю, что я был в самом конце списка.
– Ты откликнулся, – напомнил ему Корсал, – и ты выполнил свою задачу ответственно. Я сомневаюсь, что в следующий раз когда понадобится, ты будешь в конце списка.
Диспетчер на летном поле подтвердила мнение Корсала. Она уже заказала для них корабль, сообщив Корсалу:
– Ваш сын показал себя весьма хорошим пилотом во время эвакуации. Но хорошо, что сегодня вы полетите вместе. В горах назревает шторм, и вы можете часа через три столкнуться с непогодой.
– Это опасно? – спросил Корсал.
– Не для пилота с вашим опытом, – ответила лемнорианка. – Однако, вы знаете насколько непредсказуемыми могут быть горы. Повернете обратно, если станет слишком опасно.
Сын оправдал ожидание Корсала. Он никогда не летал с Кевином прежде, поскольку уроки Кевина вел профессиональный инструктор, и день когда он гордо пришел домой с лицензией, был последним днем перед закрытием летного поля для всех кроме экстренных рейсов.
Ховер представлял собой маленький самолет, который скользил над землей на высоте десяти – двенадцати метров. Так как ховеры работали на комбинации воздушной подушки и антигравов, полет был нелегкой задачей, так как самолет то взмывал вверх, то падал вниз, следуя линиям ландшафта.
Навык пилотирования ховера заключался в компенсацию изгибов ландшафта: самолет реагировал по разному на воду, деревья, вспаханную землю и здания. Пилот низкой квалификации позволил бы машине трястись и противиться каждый раз измененю рельефа местности, и весьма возможно врезался бы в гору или высокое здание, если бы недооценил реакцию сенсоров.
Кевин доказал свое искусство пилота. Корсал отдал сыну левое место. Правда в ховере было двойное управление, и если бы сын столкнулся с чем-то слишком сложным, он мог перехватить управление в любой момент.
Навигационный трикодер вел их через дамбу вверх по реке, которую питали горные потоки. Корсал был доволен тем как Кевин поддерживал высоту. Когда он сказал об этом вслух, мальчик усмехнулся.
– Мне пришлось пройти по этому пути во время спасательной миссии. Я занимался полетами над дамбой для лицензии, но мне впервые пришлось лететь по реке. Я едва не растерял зубы от толчков, пока не научился их компенсировать. Зато эвакуируемые на обратном пути ничего не почувствовали.
– И ты сумел не растрясти болты ховера, – сказал Корсал с уважением инженера к сложным машинам.
Хотя облака собрались на пике горы, здесь на более низких склонах было красивое утро. Горы около города все еще сохранили местные растения и мелких животных, но среди них все же попадались сосновые и видоизмененные деревья, дикие розы, начинающие распускаться, и живую природу дюжины прочих планет.
Испуганные олени, пьющие у кромки воды, сбежал при приближении ховера. Семейство диких сехлатов, приняло брошенный вызов и бросилось им навстречу.
– Вот здесь мы поворачивали к лагерю геологов. – Кевин указал левый из притоков. – С этого места начинается новая для меня территория.
– Главное держи глаза открытыми и гляди куда летишь, – сказал ему Корсал. – Ветер усиливается, потому что мы поднялись намного выше.
На земле еще лежал снег, а на реке лед, хотя Корсал не видел ничего настолько большого, что могло бы повредить турбину. Кроме того, эти маленькие глыбы растаяли бы прежде, чем добрались до плотины.
Но чем выше они поднимались, тем большее количество льда встречалось им на пути. Огромные глыбы указывали на то, что система экранирования действительно не работала. Облака наверху сгустились, и пелена дождя уменьшила видимость.
Холмы с обеих сторон реки стали более крутыми, пока они не оказались в пределах крутого каньона, со стремнинами на дне. Связь с летным полем исчезла. Слишком много теперь было твердой скальной породы между ними и городом.
Хлопья снега смешались с дождем. Ветер швырял ховер, и Корсал схватился за свое управление, чтобы помочь Кевину держать ховер в устойчивом положении. Если бы мальчик был один, он обязан был бы повернуть обратно; Корсал поступил бы так же, не окажись они так близко к цели.
– Мы почти на месте, – сказал он сыну. – Здесь должно быть самое низкое место, и оно не функционирует…
Они заложили крутой вираж, и увидели это. Шлюз безопасности был разгромлен, бетон взломан, а металлические конструкции искривлены.
– Khest, – воскликнул Кевин, и впервые за все время Корсал понял, что его сын знает клингонские ругательства.
Но даже вулканец, подумал Корсал, решил бы, что причина для этого была вполне достаточна. Очевидно кусок льда, который сокрушил турбину, был намного больше, когда пробился через шлюз. То, что осталось от системы безопасности, теперь уже ничего не задержит. Ее нужно срочно восстанавливать.
– Включи камеры, – сказал Корсал сыну. – Я постараюсь подойти как можно ближе. Постарайся сделать несколько хороших снимков; этот ремонт будет иметь чрезвычайный приоритет.
Корсал провел машину как можно ниже над разрушеннымт иметьвычайный приоритет. "тив себяаторомстве как мужчина шлюзом безопасности, сражаясь с бурей, пока Кевин не сказал:
– Готово!
Только после этого он позволил ветру поднять и закружить ховер подобно листу, брошенному в вихрь.
– Отец! – Кевин задыхался, добежав до пульта.
– Все отлично! – пояснил Корсал. – Я боролся с этим воходящим потоком до поры до времени, и преднамеренно позволил ему поднять нас снова. Ты еще научишься этим уловкам. – Он выровнял ховер на нужной высоте. – А теперь нужно решить, стоит ли нам подняться и посмотреть, поврежден ли шлюз безопасности выше этого места, или же повернуть назад?
– Я никогда не летал при таком ветре и снеге, – сказал Кевин. – Я не знаю, как судить об этом, отец.
– Так же как и я, – признался Корсал. – Если мы сможем пройти еще несколько километров, то увидим, готов ли ледяной покров ломаться. Если нет, и если шлюзы безопасности выше этого места не повреждены, ремонт не настолько срочен, чтобы рисковать здесь ремонтной бригадой, пока зима грозит новыми штормами.
Они решили продолжать насколько позволит видимость и пройти сквозь шторм к следующему повороту.
– Хорошо, – сказал Корсал, уставившись на погодные сенсоры.
Окруженные стеной в этом месте сенсоры почти не работали; прямо сейчас они указывали на прояснение впереди, насколько могли достать. Ветер дул порывами. Кевин несколько раз был вынужден остановить разведку для того, чтобы помочь Корсалу удержать управление.
Они обогнули поворот и столкнулись со стеной снежной бури. Погодный сенсор начал громко свистеть.
– Пора возвращаться домой! – сказал Корсал, и начал разворачивать ховер вокруг вертикальной оси.
– Думаю, я кое-что для себя выяснил! – сказал Кевин.
– Ты нашел что-то, что не предусмотрели в научном проекте, Кевин? – спросил Корсал.
– Да.
– Тогда почему бы тебе не разработать систему предупреждения, на тот случай, если что-то прорвет шлюзы?
– Если такое возможно, почему ты не спроектировал это много лет назад, отец?
– Потому что до сегодняшнего дня я никогда не задумывался над этим!
Мальчик затих, пока они скользили вдоль крутых изгибов каньона, тревожась как никогда об изменении ветра. Потом он сказал, размышляя вслух:
– Система должна противостоять погоде и зверям, и быть достаточно чувствительной к неполадкам. Это проблема, не так ли? Любая система, достаточно чувствительная посылает слишком много ложных сигналов.
– Это проблема, – согласился Корсал.
– Система должна включать в себя компьютер, способный рассуждать, –но компьютеры слишком чувствительны к холоду и сырости.
Улыбаясь сам себе, Корсал слушал сына, обдумывая проблему. К тому времени, когда они доберутся домой, он вероятно разработает в уме проект опытного образца. Его улыбка погасла, когда они повернули за изгиб, за которым скрывался разрушенный шлюз и обнаружили, что шторм остался позади.
Они стояли перед кружащейся стеной снега и льда, полностью блокировавшей узкий каньон. Корсал боролся с ховером и смотрел на смертельную белизну.
– Непростительно! – сказал он. – Мы разрешили врагу окружить нас.
Краем глаза он поймал резкое движение головы сына, когда Кевин повернулся к нему.
– Это…, это шторм, отец, – сказал он неуверенно. – Это не разумно.
– Надеюсь ты помнишь все, что узнал о выживании?
– Природа более опасна, чем любой враг. Она часто бывает дружелюбна, но того кто проявляет небрежность в самый неожиданный момент может убить.
Он слышал напряжение в голосе мальчика. Кевин прошел курс выживания в возрасте шести лет, но очевидно с тех пор ни разу не задумывался над этими уроками. Я потерпел неудачу, как отец, думал Корсал. Мои сыновья не думают как клингоны.
– Какими должны быть действия? – подсказал он.
– Всегда считать, что природа враг, – ответил Кевин. Он немедленно стал изменять регулировку погодного сканера, чтобы тот следил за тем, что происходит сзади. Слабый след указал, что снежная буря, которая заставила их отступить, теперь преследовала их. – Мы отрезаны спереди и с тыла. Мы не можем видеть, что творится побокам из-за стен каньона, но это наш единственный шанс.
Если бы ситуация не была настолько серьезна, Корсал с удовольствием принял бы ответ сына.
– Сможет ли машина сделать это? – спросил он.
– Оборудование сможет, – ответил Кевин немедленно. – Я поднимался над дамбой.
– Ты что?
– Я сказал сказал своему инструктору, что все рассчитал.
– Не бери в голову! Лучше вспомни, как ты это сделал.
– Ветер на вершине дамбы был устойчивым, обеспечивая подъем, – объяснил Кевин. – Я не уверен, сможем ли мы подняться здесь над стеной каньона, если не найдем восходящий поток, но… это – наш единственный шанс.
– Альтернативы?
– Приземлиться, но где?
Действительно, где? Под ними река уже раздулась от весенних вод, заполняя каньон от одного берега до другого. Ховер не был водонепроницаемым, а если бы и был, он совсем не предназначался для плавания. Река просто снесла бы их в стремнину и разбила бы о камни. Пока они вели поспешную беседу, оба боролись с управлением.
– Видимость ухудшается, – отметил Кевин.
Это не было новостью для его отца.
– Значит надо действовать.
Он позволил кораблю повернуть налево, потом вправо, чувствуя усиление ветра. Когда он нашел то, что искал, то подлетел к правой стене каньона.
– Друг или враг?
– Если враг дает преимущество, – ответил Кевин, – нужно использовать это против него. Там. Тот оползень! Нам пригодится этот угол, отец.
Они быстро поднялись, пока маневровые двигатели не достигли предела высоты. Теперь у них остался только угловой импульс, и безумно наклоняя маленькое судно они направили его к стене камня, льда и снега. Корсал увеличивал мощность до тех пор, пока двигатели не взвыли, протестуя против такого насилия. Снег закрыл все вокруг.
– Нулевая видимость, – сообщил Кевин.
Двигатели ховера не предназначались для такого полета, но Корсал вытянул из них все, что было можно чтобы лететь "задним местом", как говорил когда-то его инструктор землянин.
Швыряемые ветром, они больше не могли сказать поднимаются ли они вообще.
– Барометрический альтиметр! – сказал он Кевину. Этот прибор отсчитывал расстояние от ближайшее поверхности под ними. Теперь он регистрировал медленный но определенный подъем. – Хорошо, – сказал Корсал, вглядываясь через летящий снег.
– Антиграв предупреждает, – сказал внезапно Кевин. – Перегрев!
Корсал видел красное свечение, но теперь у него не было выбора – или продолжать, или упасть в реку. Они все еще поднимались, но отклонялись от курса, а он все не решался изменить направление. Если он выровняется слишком рано, они врежутся в стену каньона; если он выровняется поздно… Зазвенела система контроля антиграва.
– Высота относительно поверхности! – приказал Корсал, разглядывая альтиметр, потом он вернул корабль в горизонтальный полет, поскольку теперь они находились на высоте примерно двух метров от поверхности земли!
Он летел в слепую, намереваясь сесть на карниз каньона и переждать бурю. Но он не подумал о перегретом антиграве. Раздалось предупреждающее шипение, когда они уселись на слой снега и льда.
– Маневровый двигатель! – воскликнул он. – Это испаряется его изоляция! Кевин прыгай! Беги!
Холодный воздух ворвался в крошечную рубку, когда Кевин открыл левую дверь и прыгнул в снег. Корсал толкнул дверь со своей стороны, и в этот момент раздался взрыв.
Его подняло и подбросило в воздух подобно комьям снега. Он упал на что-то большое и твердое. Он слышал как хрустнули ребра, затем почувствовал боль, но мгновение он был все еще способен думать, пока его тело безвольно скользило по земле.
Кевин! Он хотел кричать, но не было ни сил ни дыхания. Успел ли мальчик отбежать от машины? Или же взрыв так же поймал его? Корсал попробовал двинуться, но не смог. Он пробовал кричать, но издал только тихий булькающий звук. Потом темнота и холод поглотили все его мысли.
Глава пятнадцать
Когда Спок сообщил новые результаты по чуме на Найсусе капитану Кирку, он увидел как побледнело лицо его друга. Но естественный оптимизм человека не заставил себя долго ждать.
– Это ключ, Спок. Медицина не моя область, она для Маккоя и других экспертов. Они воспользуются этой информацией, чтобы найти вакцину или лекарство.
– Какой класс безопасности вы хотите ввести для этой информации? – спросил Спок.
– Знание необходимо, – ответил Кирк, – но все же продолжайте кодировать все сообщения для Звездного Флота. Боунз кратко введет в курс дела каждого из медицинской миссии, но нет смысла давать эту информацию остальной части команды… или кому-либо из пассажиров.
– Но мои родители, – начал Спок, но Кирк оборвал его.
– Нет смысла волновать их, Спок. Ноги вашей не будет на этой планете.
Спок устало кивнул. Вулканцы были реалистами, основывая свою жизнь на фактах и логике. Однако, он нашел неприятным, что его смешанная кровь стала теперь физической обузой. Много раз в своей жизни он возлагал ответственность за нелогичность или эмоциональность на частицу человеческой крови, но тогда это было его личным выбором и под его контролем. А эта мутирующая чума контролю не поддавалась.
Загадка этой чумы казалась неразрешимой. Пока вчера вечером не пришла новая информация, он был настроен найти логическую причину, чтобы спуститься вниз на Найсус вместе с Маккоем. Как случалось смущающее слишком часто, Кирк уловил его мысли.
– Спок, я тоже расстроен, – сказал капитан. – Но по серьезной причине я не могу спуститься на Найсус, а это означает, что мне придется передать по системам связи сообщение, которое я предпочел бы доставить человеку лично.
– И что это? – спросил Спок.
– Кажется на Найсусе появился молодой человек, который только что опередил меня в книге рекордов по возрасту зачисления в Звездную Академию.
Кирк не казался особенно несчастным, из-за того, что кто-то побил его рекорд.
– Вулканец? – предположил Спок.
Кирк усмехнулся.
– Нет, если только вулканцы не изменили своим обычаям давать имена. Имя этого молодого человека Кевин Катасаи.
Катасаи! Спок почувствовал как его брови невольно взмыли вверх. Кирк увидел это и нахмурился.
– Вы что его знаете, Спок?
– Нет. Однако… Инженер, который раскрыл способ распространения чумы Корсал Катасаи, возможно родственник этого успешного кандидата.
Кевин усмехнулся, обнажив по человечески свои зубы. Он должно быть увидел что-то в глазах своего отца, потому что сжал губы прежде, чем усмешка исчезла. Потом он сказал:
– Мне жаль, что я забыл вернуть шлем. Я сейчас его принесу.
Корсал направил свои мысли к компьютеру. Да, инженерный компьютер все еще был связан с компьютером больницы; вероятно это останется так, пока не закончится критическое положение. Он углубился в поиски статистики Териана, над которой тот работал как раз перед своей смертью. Он предположил что статистика имела отношение к развитию различных типов болезни у детей.
Информация была на месте, и компьютер снабдил его всевозможной информацией, которую он искал: возраст, пол, раса, даже вес тела. Не было никакой системы в том, что он видел.
Поэтому он решил проверить еще одну догадку, затребовав статистику только о детях смешанной крови. На Найсусе их было почти четыре сотни. И почти все из них имели некоторую форму чумы, но Корсал все еще не видел системы.
Расстроенный, он добавил данные о взрослых, внутренне понимая, что ответ так или иначе следует искать в родословной. Тем не менее эти числа тоже ничего ему не говорили.
Что имел в виду Териан? Был ли протест андорианца просто первым признаком безумия? Почему Корсал продолжает упорствовать в своей вере в то, что слова андорианца не были лишены ясности? Он напрягся, чтобы вспомнить все остальное, что тогда сказал Териан о видах информации, которую он вызвал. Занятия, местоположение.
– Компьютер, – сказал внезапно Корсал, и его внутренности сжались, как будто он приготовился для сражению, – покажи мне тенденцию распространения трех напряжений болезни среди всех граждан Найсуса смешанного происхождения, их семейств, наблюдателей, преподавателей, студентов, партнеров, коллег, и всех, с кем они имели ежедневный контакт.
– Работаю, – ответил холодный механический голос.
А затем появилась схема – бесспорная, летальная. Не нужна была вулканская логика, чтобы почувствовать черезвычайную важность этой схемы. То, что смотрело на Корсала с равнодушного экрана, отрицало все цели Найсуса.
Глава тринадцать
На борту «Энтерпрайза» Спок делил свое время между обычними обязанностями и компьютером изолятора. Он игнорировал периоды сна, пока не изучил все медицинские отчеты, которые мог предложить им Звездный Флот. Только тогда он признал утверждение доктора Маккоя, что если он не отдохнет пока для этого есть время, он не будет готов исполнить с максимальной эффективностью свои обязанности, когда они получат новые данные. Иногда Маккой мог быть раздражающе логичным.
Поэтому Спок решил отдохнуть в изоляторе… Пока он не был разбужен неистовым шепотом. Он поднялся с кушетки и направился в офис Маккоя. Леонард Маккой пристально разглядывал цветной дисплей, на который поступала информация с его компьютера.
– О, Боже, – шептал он. – Это слишком грязная уловка даже для вируса!
– Вы что-то обнаружили, доктор?
– Это обнаружил не я, а инженер с Найсуса. Посмотрите на распространение этого образца, Спок. Перейти к настенному экрану и проиграть заново, – обратился он к компьютеру.
Большой настенный экран, используемый для контроля во время операций, ожил. Сначала бежали только бесконечные линии статистики того же типа, какие они видели прежде дюжину раз.
– Вот что будет, если нанести на карту разным цветом статистические данные по разным видам жертв, – сказал Маккой. Имена и числа исчезли с экрана, и на нем появилась разноцветная сетка. – Синий для андорианцев, зеленый для вулканцев, красный для людей, и т.д. Здесь нет никакой закономерности, если не рассматривать группу людей, не имеющих отношения ни к одной расе – а именно люди смешанной крови. На Найсусе таких сотни, и большинству из них не больше двадцати стандартных лет.
Спок нахмурился.
– Биологически такая несоизмеримая группа людей не подходит ни под один медицинский профиль.
– Именно, но почему-то никто из медецинского персонала не подумал о них как об однородной группе. Нашего друга инженера это не остановило. Перейти к следующей схеме, – сказал Маккой компьютеру, и внезапно массы разноцветных пятен все стали белыми. – Это жители Найсуса смешанного происхождения, – объяснил доктор.
– Теперь, – продолжил он, – эта сетка ассоциации – цветные точки около белых представляют собой семьи, соседей, близких друзей, одноклассников, и коллег людей смешанной крови. Вариации чумы – круги вокруг точек: фиолетовый цвет для первого, довольно безопасного вида A; серый для вида B; и черный для смертельного вида C. Анализ во времени, – проинструктировал он компьютер, и на экране в верхнем правом углу начался отсчет дней.
Круги появлялись здесь и там вокруг точек. Точки имели различные цвета, но все круги были фиолетовыми. Пока хронометр отсчитывал дни дальше, все больше точек окружались ореолом, и белые точки с той же частотой, что и цветные. Потом появились первые серые круги, представляющие вид B… И всегда вокруг цветных точек в непосредственной близости к белым, окруженным фиолетовым ореолом.
Маккой посмотрел на Спока, который по своему обыкновению ничем не выдал своего беспокойства. Образец продолжал изменяться. Белые точки, которые никогда не имели фиолетовых кругов, обрели серый ореол, а около них появились первые черные круги, даже чаще, чем вокруг фиолетовых.
– Мутации к более смертельным разновидностям, – прокомментировал Спок, игнорируя комок в горле, – кажется, имеют место… в системах людей смешанной крови.
– Это что-то напоминает, – сказал Маккой. – Все становится еще хуже.
– Хуже? – Спок задался невольным вопросом, как Маккой при такой низкой температуре в изоляторе справляется с дрожью.
– Из-за лекарства, которое мы ищем для решения проблемы, – сказал ему Маккой. – Прививать, используя болезнь против себя. Было бы… логично обратиться к тем людям, в которых болезнь видоизменяется, но которые остаются устойчивыми к видоизмененным штаммам.
– Я понимаю, доктор, – сказал Спок. – Их кровь должна содержать антитела против новых видов болезни.
– Точно, – сказал Маккой. – Такие люди должны показать устойчивость к заражениюю, и этот фактор устойчивости можно было бы выделить из их крови и привить другим людям.
– Конечно, – сказал Спок кивнув с надеждой. Но когда он сказал это, на экране появилась причина, по которой это нельзя было считать решением. Некоторые из белых точек начали окружаться черным ореолом…, включая и те немногие, которые уже имели фиолетовый ореол. Те, в ком видоизменялась болезнь, сами по себе не обретали иммунитет.
– Болезнь не вызывает образование антител, – сказал Спок, – и не дает никакой защиты против мутировавших видов. Болезнь видоизменяется в полукровках, но мы не можем произвести вакцину из их крови.
Экран погас. Маккой положил голову на руки, и потер висок.
– По крайней мере это улаживает один вопрос, Спок. Вы не будете высаживаться на Найсус.
Глава четырнадцать
Несмотря на усилия Сеелы, Корсал провел беспокойную ночь после того, как он передал свое открытие относительно распространения образца чумы в эпидемиологическую секцию больницы. То, что его собственные дети не были подвержены болезни, не подавляло его беспокойства. Какой-нибудь новый и гротескно измененный вид чумы может появиться завтра, и возможно поразит его сыновей – и поместить их в инкубаторы новых ужасов?
Он очень хотел заполучить физического врага, которого можно увидеть, взять дисраптор или нож, или даже голыми руками. Тогда он мог делать хоть что-то, чтобы защитить свою семью!
Сеела наконец заснула, свернувшись калачиком на его груди. Начинало светать, он смотрел на ее мягкую зеленую кожу, ее красивое невинное лицо, и вспоминал, как ужасно она хотела детей. Ее и его. Но для этого потребуется помощь генетиков; клингоны и орионцы различались гораздо сильнее, чем клингоны и люди. Но это делалось прежде, и Корсал немного терялся от возможности увеличить семью перед чумой.
Теперь… действительно ли эта чума была намеком природы, которая как и клингоны рассматривала полукровок, как низших существ? Он не мог поверить в это – не перед лицом Кевина и Карла. Погрузившись в мысли, он не сразу услышал движение в прихожей. Кевин был нетерпеливым, и уже собирался на летное поле. Корсал встал, оделся, и присоединился к сыну за завтраком.
Сеела была такой совершенной хозяйкой, что иногда Корсал желал хоть какого-нибудь недостатка в ее домашнем хозяйстве; она оставила кофе и два приготовленных завтрака в стазисе. Все, что им оставалось сделать, так это разогреть его.
В этом не было ничего нового ни для Корсала, ни для Кевина; еще до Сеелы, они привыкли разогревать приготовленную пищу. Это случалось и до того как уехала Кэти, правда обеды они тогда покупали. А Сеела готовила сама. И никогда с тех пор как он женился на Сееле, Корсал не заказывал обеды у кухонного процессора. Он задавался вопросом, было ли это что-то большее.
Они быстро поели и взяли термос с свежим горячим кофе с собой. Весенняя погода снова испортилась. В горах было холодно. Они надели ботинки, свитеры, и тяжелые жакеты, и Корсал бросил Кевину шлем.
– Нам надо получить второй, – сказал он. – Теперь, когда ты получил лицензию на ховер, мы можем летать вместе, как этим утром, или же при необходимости по отдельности.
– Можно позаимствовать запасной шлем на поле, – сказал Кевин. – Когда они вызвали меня на днях они попросили, чтобы я принес свой, потому что у них не оказалось нужных вещей для всех пилотов. Думаю, что я был в самом конце списка.
– Ты откликнулся, – напомнил ему Корсал, – и ты выполнил свою задачу ответственно. Я сомневаюсь, что в следующий раз когда понадобится, ты будешь в конце списка.
Диспетчер на летном поле подтвердила мнение Корсала. Она уже заказала для них корабль, сообщив Корсалу:
– Ваш сын показал себя весьма хорошим пилотом во время эвакуации. Но хорошо, что сегодня вы полетите вместе. В горах назревает шторм, и вы можете часа через три столкнуться с непогодой.
– Это опасно? – спросил Корсал.
– Не для пилота с вашим опытом, – ответила лемнорианка. – Однако, вы знаете насколько непредсказуемыми могут быть горы. Повернете обратно, если станет слишком опасно.
Сын оправдал ожидание Корсала. Он никогда не летал с Кевином прежде, поскольку уроки Кевина вел профессиональный инструктор, и день когда он гордо пришел домой с лицензией, был последним днем перед закрытием летного поля для всех кроме экстренных рейсов.
Ховер представлял собой маленький самолет, который скользил над землей на высоте десяти – двенадцати метров. Так как ховеры работали на комбинации воздушной подушки и антигравов, полет был нелегкой задачей, так как самолет то взмывал вверх, то падал вниз, следуя линиям ландшафта.
Навык пилотирования ховера заключался в компенсацию изгибов ландшафта: самолет реагировал по разному на воду, деревья, вспаханную землю и здания. Пилот низкой квалификации позволил бы машине трястись и противиться каждый раз измененю рельефа местности, и весьма возможно врезался бы в гору или высокое здание, если бы недооценил реакцию сенсоров.
Кевин доказал свое искусство пилота. Корсал отдал сыну левое место. Правда в ховере было двойное управление, и если бы сын столкнулся с чем-то слишком сложным, он мог перехватить управление в любой момент.
Навигационный трикодер вел их через дамбу вверх по реке, которую питали горные потоки. Корсал был доволен тем как Кевин поддерживал высоту. Когда он сказал об этом вслух, мальчик усмехнулся.
– Мне пришлось пройти по этому пути во время спасательной миссии. Я занимался полетами над дамбой для лицензии, но мне впервые пришлось лететь по реке. Я едва не растерял зубы от толчков, пока не научился их компенсировать. Зато эвакуируемые на обратном пути ничего не почувствовали.
– И ты сумел не растрясти болты ховера, – сказал Корсал с уважением инженера к сложным машинам.
Хотя облака собрались на пике горы, здесь на более низких склонах было красивое утро. Горы около города все еще сохранили местные растения и мелких животных, но среди них все же попадались сосновые и видоизмененные деревья, дикие розы, начинающие распускаться, и живую природу дюжины прочих планет.
Испуганные олени, пьющие у кромки воды, сбежал при приближении ховера. Семейство диких сехлатов, приняло брошенный вызов и бросилось им навстречу.
– Вот здесь мы поворачивали к лагерю геологов. – Кевин указал левый из притоков. – С этого места начинается новая для меня территория.
– Главное держи глаза открытыми и гляди куда летишь, – сказал ему Корсал. – Ветер усиливается, потому что мы поднялись намного выше.
На земле еще лежал снег, а на реке лед, хотя Корсал не видел ничего настолько большого, что могло бы повредить турбину. Кроме того, эти маленькие глыбы растаяли бы прежде, чем добрались до плотины.
Но чем выше они поднимались, тем большее количество льда встречалось им на пути. Огромные глыбы указывали на то, что система экранирования действительно не работала. Облака наверху сгустились, и пелена дождя уменьшила видимость.
Холмы с обеих сторон реки стали более крутыми, пока они не оказались в пределах крутого каньона, со стремнинами на дне. Связь с летным полем исчезла. Слишком много теперь было твердой скальной породы между ними и городом.
Хлопья снега смешались с дождем. Ветер швырял ховер, и Корсал схватился за свое управление, чтобы помочь Кевину держать ховер в устойчивом положении. Если бы мальчик был один, он обязан был бы повернуть обратно; Корсал поступил бы так же, не окажись они так близко к цели.
– Мы почти на месте, – сказал он сыну. – Здесь должно быть самое низкое место, и оно не функционирует…
Они заложили крутой вираж, и увидели это. Шлюз безопасности был разгромлен, бетон взломан, а металлические конструкции искривлены.
– Khest, – воскликнул Кевин, и впервые за все время Корсал понял, что его сын знает клингонские ругательства.
Но даже вулканец, подумал Корсал, решил бы, что причина для этого была вполне достаточна. Очевидно кусок льда, который сокрушил турбину, был намного больше, когда пробился через шлюз. То, что осталось от системы безопасности, теперь уже ничего не задержит. Ее нужно срочно восстанавливать.
– Включи камеры, – сказал Корсал сыну. – Я постараюсь подойти как можно ближе. Постарайся сделать несколько хороших снимков; этот ремонт будет иметь чрезвычайный приоритет.
Корсал провел машину как можно ниже над разрушеннымт иметьвычайный приоритет. "тив себяаторомстве как мужчина шлюзом безопасности, сражаясь с бурей, пока Кевин не сказал:
– Готово!
Только после этого он позволил ветру поднять и закружить ховер подобно листу, брошенному в вихрь.
– Отец! – Кевин задыхался, добежав до пульта.
– Все отлично! – пояснил Корсал. – Я боролся с этим воходящим потоком до поры до времени, и преднамеренно позволил ему поднять нас снова. Ты еще научишься этим уловкам. – Он выровнял ховер на нужной высоте. – А теперь нужно решить, стоит ли нам подняться и посмотреть, поврежден ли шлюз безопасности выше этого места, или же повернуть назад?
– Я никогда не летал при таком ветре и снеге, – сказал Кевин. – Я не знаю, как судить об этом, отец.
– Так же как и я, – признался Корсал. – Если мы сможем пройти еще несколько километров, то увидим, готов ли ледяной покров ломаться. Если нет, и если шлюзы безопасности выше этого места не повреждены, ремонт не настолько срочен, чтобы рисковать здесь ремонтной бригадой, пока зима грозит новыми штормами.
Они решили продолжать насколько позволит видимость и пройти сквозь шторм к следующему повороту.
– Хорошо, – сказал Корсал, уставившись на погодные сенсоры.
Окруженные стеной в этом месте сенсоры почти не работали; прямо сейчас они указывали на прояснение впереди, насколько могли достать. Ветер дул порывами. Кевин несколько раз был вынужден остановить разведку для того, чтобы помочь Корсалу удержать управление.
Они обогнули поворот и столкнулись со стеной снежной бури. Погодный сенсор начал громко свистеть.
– Пора возвращаться домой! – сказал Корсал, и начал разворачивать ховер вокруг вертикальной оси.
– Думаю, я кое-что для себя выяснил! – сказал Кевин.
– Ты нашел что-то, что не предусмотрели в научном проекте, Кевин? – спросил Корсал.
– Да.
– Тогда почему бы тебе не разработать систему предупреждения, на тот случай, если что-то прорвет шлюзы?
– Если такое возможно, почему ты не спроектировал это много лет назад, отец?
– Потому что до сегодняшнего дня я никогда не задумывался над этим!
Мальчик затих, пока они скользили вдоль крутых изгибов каньона, тревожась как никогда об изменении ветра. Потом он сказал, размышляя вслух:
– Система должна противостоять погоде и зверям, и быть достаточно чувствительной к неполадкам. Это проблема, не так ли? Любая система, достаточно чувствительная посылает слишком много ложных сигналов.
– Это проблема, – согласился Корсал.
– Система должна включать в себя компьютер, способный рассуждать, –но компьютеры слишком чувствительны к холоду и сырости.
Улыбаясь сам себе, Корсал слушал сына, обдумывая проблему. К тому времени, когда они доберутся домой, он вероятно разработает в уме проект опытного образца. Его улыбка погасла, когда они повернули за изгиб, за которым скрывался разрушенный шлюз и обнаружили, что шторм остался позади.
Они стояли перед кружащейся стеной снега и льда, полностью блокировавшей узкий каньон. Корсал боролся с ховером и смотрел на смертельную белизну.
– Непростительно! – сказал он. – Мы разрешили врагу окружить нас.
Краем глаза он поймал резкое движение головы сына, когда Кевин повернулся к нему.
– Это…, это шторм, отец, – сказал он неуверенно. – Это не разумно.
– Надеюсь ты помнишь все, что узнал о выживании?
– Природа более опасна, чем любой враг. Она часто бывает дружелюбна, но того кто проявляет небрежность в самый неожиданный момент может убить.
Он слышал напряжение в голосе мальчика. Кевин прошел курс выживания в возрасте шести лет, но очевидно с тех пор ни разу не задумывался над этими уроками. Я потерпел неудачу, как отец, думал Корсал. Мои сыновья не думают как клингоны.
– Какими должны быть действия? – подсказал он.
– Всегда считать, что природа враг, – ответил Кевин. Он немедленно стал изменять регулировку погодного сканера, чтобы тот следил за тем, что происходит сзади. Слабый след указал, что снежная буря, которая заставила их отступить, теперь преследовала их. – Мы отрезаны спереди и с тыла. Мы не можем видеть, что творится побокам из-за стен каньона, но это наш единственный шанс.
Если бы ситуация не была настолько серьезна, Корсал с удовольствием принял бы ответ сына.
– Сможет ли машина сделать это? – спросил он.
– Оборудование сможет, – ответил Кевин немедленно. – Я поднимался над дамбой.
– Ты что?
– Я сказал сказал своему инструктору, что все рассчитал.
– Не бери в голову! Лучше вспомни, как ты это сделал.
– Ветер на вершине дамбы был устойчивым, обеспечивая подъем, – объяснил Кевин. – Я не уверен, сможем ли мы подняться здесь над стеной каньона, если не найдем восходящий поток, но… это – наш единственный шанс.
– Альтернативы?
– Приземлиться, но где?
Действительно, где? Под ними река уже раздулась от весенних вод, заполняя каньон от одного берега до другого. Ховер не был водонепроницаемым, а если бы и был, он совсем не предназначался для плавания. Река просто снесла бы их в стремнину и разбила бы о камни. Пока они вели поспешную беседу, оба боролись с управлением.
– Видимость ухудшается, – отметил Кевин.
Это не было новостью для его отца.
– Значит надо действовать.
Он позволил кораблю повернуть налево, потом вправо, чувствуя усиление ветра. Когда он нашел то, что искал, то подлетел к правой стене каньона.
– Друг или враг?
– Если враг дает преимущество, – ответил Кевин, – нужно использовать это против него. Там. Тот оползень! Нам пригодится этот угол, отец.
Они быстро поднялись, пока маневровые двигатели не достигли предела высоты. Теперь у них остался только угловой импульс, и безумно наклоняя маленькое судно они направили его к стене камня, льда и снега. Корсал увеличивал мощность до тех пор, пока двигатели не взвыли, протестуя против такого насилия. Снег закрыл все вокруг.
– Нулевая видимость, – сообщил Кевин.
Двигатели ховера не предназначались для такого полета, но Корсал вытянул из них все, что было можно чтобы лететь "задним местом", как говорил когда-то его инструктор землянин.
Швыряемые ветром, они больше не могли сказать поднимаются ли они вообще.
– Барометрический альтиметр! – сказал он Кевину. Этот прибор отсчитывал расстояние от ближайшее поверхности под ними. Теперь он регистрировал медленный но определенный подъем. – Хорошо, – сказал Корсал, вглядываясь через летящий снег.
– Антиграв предупреждает, – сказал внезапно Кевин. – Перегрев!
Корсал видел красное свечение, но теперь у него не было выбора – или продолжать, или упасть в реку. Они все еще поднимались, но отклонялись от курса, а он все не решался изменить направление. Если он выровняется слишком рано, они врежутся в стену каньона; если он выровняется поздно… Зазвенела система контроля антиграва.
– Высота относительно поверхности! – приказал Корсал, разглядывая альтиметр, потом он вернул корабль в горизонтальный полет, поскольку теперь они находились на высоте примерно двух метров от поверхности земли!
Он летел в слепую, намереваясь сесть на карниз каньона и переждать бурю. Но он не подумал о перегретом антиграве. Раздалось предупреждающее шипение, когда они уселись на слой снега и льда.
– Маневровый двигатель! – воскликнул он. – Это испаряется его изоляция! Кевин прыгай! Беги!
Холодный воздух ворвался в крошечную рубку, когда Кевин открыл левую дверь и прыгнул в снег. Корсал толкнул дверь со своей стороны, и в этот момент раздался взрыв.
Его подняло и подбросило в воздух подобно комьям снега. Он упал на что-то большое и твердое. Он слышал как хрустнули ребра, затем почувствовал боль, но мгновение он был все еще способен думать, пока его тело безвольно скользило по земле.
Кевин! Он хотел кричать, но не было ни сил ни дыхания. Успел ли мальчик отбежать от машины? Или же взрыв так же поймал его? Корсал попробовал двинуться, но не смог. Он пробовал кричать, но издал только тихий булькающий звук. Потом темнота и холод поглотили все его мысли.
Глава пятнадцать
Когда Спок сообщил новые результаты по чуме на Найсусе капитану Кирку, он увидел как побледнело лицо его друга. Но естественный оптимизм человека не заставил себя долго ждать.
– Это ключ, Спок. Медицина не моя область, она для Маккоя и других экспертов. Они воспользуются этой информацией, чтобы найти вакцину или лекарство.
– Какой класс безопасности вы хотите ввести для этой информации? – спросил Спок.
– Знание необходимо, – ответил Кирк, – но все же продолжайте кодировать все сообщения для Звездного Флота. Боунз кратко введет в курс дела каждого из медицинской миссии, но нет смысла давать эту информацию остальной части команды… или кому-либо из пассажиров.
– Но мои родители, – начал Спок, но Кирк оборвал его.
– Нет смысла волновать их, Спок. Ноги вашей не будет на этой планете.
Спок устало кивнул. Вулканцы были реалистами, основывая свою жизнь на фактах и логике. Однако, он нашел неприятным, что его смешанная кровь стала теперь физической обузой. Много раз в своей жизни он возлагал ответственность за нелогичность или эмоциональность на частицу человеческой крови, но тогда это было его личным выбором и под его контролем. А эта мутирующая чума контролю не поддавалась.
Загадка этой чумы казалась неразрешимой. Пока вчера вечером не пришла новая информация, он был настроен найти логическую причину, чтобы спуститься вниз на Найсус вместе с Маккоем. Как случалось смущающее слишком часто, Кирк уловил его мысли.
– Спок, я тоже расстроен, – сказал капитан. – Но по серьезной причине я не могу спуститься на Найсус, а это означает, что мне придется передать по системам связи сообщение, которое я предпочел бы доставить человеку лично.
– И что это? – спросил Спок.
– Кажется на Найсусе появился молодой человек, который только что опередил меня в книге рекордов по возрасту зачисления в Звездную Академию.
Кирк не казался особенно несчастным, из-за того, что кто-то побил его рекорд.
– Вулканец? – предположил Спок.
Кирк усмехнулся.
– Нет, если только вулканцы не изменили своим обычаям давать имена. Имя этого молодого человека Кевин Катасаи.
Катасаи! Спок почувствовал как его брови невольно взмыли вверх. Кирк увидел это и нахмурился.
– Вы что его знаете, Спок?
– Нет. Однако… Инженер, который раскрыл способ распространения чумы Корсал Катасаи, возможно родственник этого успешного кандидата.