Страница:
Зорге хорошо знал начальника военной разведки. Он понимал, что если Ян Берзин предложил ему отправиться для выполнения специального задания в Японию, то это значит, что Берзин уже подробно обдумал то, что сказал разведчику. Он доверял ему выполнение серьезной работы, которую не мог поручить какому-нибудь другому сотруднику военной разведки.
Рихард Зорге должен был принять решение и сделать выбор не завтра и не через неделю. Ответ должен прозвучать сегодня: «да» или «нет».
В жизни каждого человека рано или поздно наступает час, когда необходимо делать выбор: идти прямо, направо или налево. Направо – развлечения, налево – наслаждение, прямо – борьба. Сильные духом люди идут прямо. Зорге так и поступил. Он принял предложение Яна Берзина.
Начальник военной разведки встал, подошел к Зорге, Рихард тоже встал.
– Спасибо, Рихард, – сказал Берзин и пожал разведчику руку.
Рукопожатие было крепким. Оба еще были сильны, полны энергии, верили друг другу. Они были профессионалами военной разведки и хорошо понимали, какая трудная им выпала доля. Опасная разведывательная работа сближает людей, они с полуслова понимают друг друга и готовы в любую минуту к работе в особых условиях. Сведения, которые они добывали, преодолевая в чужих странах невероятные трудности, укрепляли безопасность страны.
– Задание обсудим завтра. Борис Николаевич Мельников обещал к 10.00 представить соображение, что бы мы хотели создать в Токио.
– Прибуду без опоздания, – сказал Зорге и вышел из кабинета начальника военной разведки. В приемной он попрощался с Наташей Звонаревой и попросил ее заказать ему пропуск в Разведуправление.
На следующий день в кабинете начальника разведки в 10 утра собрались Ян Берзин, Борис Мельников и Рихард Зорге. После коротких приветствий разведчики приступили к обсуждению деталей проникновения Рихарда Зорге в Токио. Разговор получился длительным, детальным и конкретным. После этого Мельников предложил обсудить задачи, которые Зорге предстояло решать в японской столице.
Зорге должен был прибыть в Японию, закрепить и усилить свое общественное положение, завоевать авторитет среди сотрудников германского посольства и пробиться в этот «высший дипломатический свет» японской столицы.
Задачи на командировку были изложены Мельниковым в специальном задании. Борис Николаевич передал это задание Рихарду Зорге и попросил внимательно изучить его.
В задании было семь пунктов. Зорге следовало установить:
«1. Совершит ли Япония нападение на Россию на маньчжурской границе.
2. Какие наземные и военно-воздушные силы могут быть брошены против Советского Союза.
3. Насколько тесные отношения сложились между Японией и Германией после прихода Гитлера к власти.
4. Какова политика Японии в отношении Китая.
5. Какова политика Японии по отношению к Англии и США.
6. Какова в действительности роль японской военной клики в выработке национальной внешней политики.
7. В какой степени японская тяжелая промышленность переведена на военные рельсы».
Содержание любого из перечисленных в задании пунктов было под силу решить целому коллективу специального научно-исследовательского института. Рихард Зорге должен был один добыть ответы не на один, а на все семь вопросов и своевременно сообщить эти ответы в Москву. От его донесений могло зависеть очень многое. Это понимали и Ян Берзин, и Борис Мельников, и Рихард Зорге. В тот момент Зорге осознал и другое – никто, кроме него, поставленную задачу выполнить не сможет. У разведчиков дублеров не бывает.
Когда Берзин убедился, что все пункты задания Рихарду Зорге ясны, он предложил придумать кодовое название операции, которую предстояло осуществлять в Японии военной разведке. Предложения Зорге и Мельникова почему-то не понравились Берзину.
– Как зовут нашего разведчика, который будет работать в Японии, – спросил Берзин, и сам ответил на свой вопрос: – Рихард Зорге. Значит – «Р. З.».
Подумав немного, Берзин сказал:
– Кодовое название нашей операции будет «Рамзай». На этом и остановимся.
Совещание в кабинете Берзина проходило в конце января 1933 года. В феврале Зорге начал готовиться к командировке. Он изучил все новинки специальной агентурной техники, запомнил личный шифр, условия связи в Берлине для встречи с доктором Бошем, которому он передаст шанхайскую резидентуру, задачи, которые он должен был выполнить, находясь в США, и многое другое.
В мае 1933 года «Рамзай» выехал из Москвы в Берлин. Специальная бессрочная командировка разведчика-нелегала Рихарда Зорге началась незаметно на Белорусском вокзале. Провожала Рихарда Екатерина Максимова. Берзин и Мельников простились с разведчиком в Разведуправлении.
Зорге улыбался. Обнимая Екатерину, он обещал ей вернуться, как всегда, целым и невредимым. Он действительно очень хотел выполнить задание Яна Берзина. Он верил в то, что настанет час и он снова будет в Москве, встретится с Екатериной, которая обещала ждать его до последнего дня. Он хотел возвратиться к своим товарищам в Разведуправлении и к своей Москве, которая стала для него родной и близкой.
Борьба, которую начал Рихард Зорге, завершилась не так, как он хотел, но в мае 1933 года «Рамзай» об этом не знал...
ЧАСТЬ III
Глава первая
Рихард Зорге должен был принять решение и сделать выбор не завтра и не через неделю. Ответ должен прозвучать сегодня: «да» или «нет».
В жизни каждого человека рано или поздно наступает час, когда необходимо делать выбор: идти прямо, направо или налево. Направо – развлечения, налево – наслаждение, прямо – борьба. Сильные духом люди идут прямо. Зорге так и поступил. Он принял предложение Яна Берзина.
Начальник военной разведки встал, подошел к Зорге, Рихард тоже встал.
– Спасибо, Рихард, – сказал Берзин и пожал разведчику руку.
Рукопожатие было крепким. Оба еще были сильны, полны энергии, верили друг другу. Они были профессионалами военной разведки и хорошо понимали, какая трудная им выпала доля. Опасная разведывательная работа сближает людей, они с полуслова понимают друг друга и готовы в любую минуту к работе в особых условиях. Сведения, которые они добывали, преодолевая в чужих странах невероятные трудности, укрепляли безопасность страны.
– Задание обсудим завтра. Борис Николаевич Мельников обещал к 10.00 представить соображение, что бы мы хотели создать в Токио.
– Прибуду без опоздания, – сказал Зорге и вышел из кабинета начальника военной разведки. В приемной он попрощался с Наташей Звонаревой и попросил ее заказать ему пропуск в Разведуправление.
На следующий день в кабинете начальника разведки в 10 утра собрались Ян Берзин, Борис Мельников и Рихард Зорге. После коротких приветствий разведчики приступили к обсуждению деталей проникновения Рихарда Зорге в Токио. Разговор получился длительным, детальным и конкретным. После этого Мельников предложил обсудить задачи, которые Зорге предстояло решать в японской столице.
Зорге должен был прибыть в Японию, закрепить и усилить свое общественное положение, завоевать авторитет среди сотрудников германского посольства и пробиться в этот «высший дипломатический свет» японской столицы.
Задачи на командировку были изложены Мельниковым в специальном задании. Борис Николаевич передал это задание Рихарду Зорге и попросил внимательно изучить его.
В задании было семь пунктов. Зорге следовало установить:
«1. Совершит ли Япония нападение на Россию на маньчжурской границе.
2. Какие наземные и военно-воздушные силы могут быть брошены против Советского Союза.
3. Насколько тесные отношения сложились между Японией и Германией после прихода Гитлера к власти.
4. Какова политика Японии в отношении Китая.
5. Какова политика Японии по отношению к Англии и США.
6. Какова в действительности роль японской военной клики в выработке национальной внешней политики.
7. В какой степени японская тяжелая промышленность переведена на военные рельсы».
Содержание любого из перечисленных в задании пунктов было под силу решить целому коллективу специального научно-исследовательского института. Рихард Зорге должен был один добыть ответы не на один, а на все семь вопросов и своевременно сообщить эти ответы в Москву. От его донесений могло зависеть очень многое. Это понимали и Ян Берзин, и Борис Мельников, и Рихард Зорге. В тот момент Зорге осознал и другое – никто, кроме него, поставленную задачу выполнить не сможет. У разведчиков дублеров не бывает.
Когда Берзин убедился, что все пункты задания Рихарду Зорге ясны, он предложил придумать кодовое название операции, которую предстояло осуществлять в Японии военной разведке. Предложения Зорге и Мельникова почему-то не понравились Берзину.
– Как зовут нашего разведчика, который будет работать в Японии, – спросил Берзин, и сам ответил на свой вопрос: – Рихард Зорге. Значит – «Р. З.».
Подумав немного, Берзин сказал:
– Кодовое название нашей операции будет «Рамзай». На этом и остановимся.
Совещание в кабинете Берзина проходило в конце января 1933 года. В феврале Зорге начал готовиться к командировке. Он изучил все новинки специальной агентурной техники, запомнил личный шифр, условия связи в Берлине для встречи с доктором Бошем, которому он передаст шанхайскую резидентуру, задачи, которые он должен был выполнить, находясь в США, и многое другое.
В мае 1933 года «Рамзай» выехал из Москвы в Берлин. Специальная бессрочная командировка разведчика-нелегала Рихарда Зорге началась незаметно на Белорусском вокзале. Провожала Рихарда Екатерина Максимова. Берзин и Мельников простились с разведчиком в Разведуправлении.
Зорге улыбался. Обнимая Екатерину, он обещал ей вернуться, как всегда, целым и невредимым. Он действительно очень хотел выполнить задание Яна Берзина. Он верил в то, что настанет час и он снова будет в Москве, встретится с Екатериной, которая обещала ждать его до последнего дня. Он хотел возвратиться к своим товарищам в Разведуправлении и к своей Москве, которая стала для него родной и близкой.
Борьба, которую начал Рихард Зорге, завершилась не так, как он хотел, но в мае 1933 года «Рамзай» об этом не знал...
ЧАСТЬ III
ВАРШАВСКАЯ ПЯТЕРКА И «АРИЕЦ»
В 1964 году Маршал Советского Союза Ф. Голиков, который в 1940 – 1941 годах был начальником Разведуправления Красной Армии, обратился к Н. Хрущеву с просьбой разрешить ему написать книгу о деятельности советской военной разведки накануне Великой Отечественной войны.
Ф. Голиков собирался, как он писал, «ответить советским людям, что она (военная разведка. – В. Л.) сделала, что имела и что дала политическому и военному руководству страны перед нападением гитлеровской Германии» на СССР.
Маршал обещал Н. Хрущеву представить рукопись своих мемуаров на рассмотрение в ЦК КПСС и считал, что «на разработку этой книги потребуется год – полтора».
Голиков надеялся на то, что Н. Хрущев одобрит его инициативу. Но маршал ошибся. Ни через год, ни через два он не получил разрешения на подготовку книги о военной разведке. Видимо, «воспоминания и размышления» бывшего начальника Разведуправления о результатах деятельности советской военной разведки накануне войны могли поколебать официальную точку зрения на трагический для СССР начальный период войны с Германией. 1941 год имел много тайн, которые Н. Хрущев, видимо, не хотел раскрывать.
В последующие годы Ф. Голиков трижды просил разрешения на публикацию в открытой печати его статьи о деятельности Разведуправления Красной Армии накануне войны. Но ни одна из его попыток не увенчалась успехом.
В 1966 году Ф. Голиков попытался внести некоторые изменения и дополнения в фундаментальный труд «50 лет Вооруженных Сил СССР», который готовился к полувековому юбилею Советской Армии и Военно-Морского Флота. Рецензируя рукопись этой объемной монографии, бывший начальник военной разведки писал: «Вопрос о роли советской военной разведки и о работе Разведуправления в книге обходится, причем словно преднамеренно. Между тем советская военная разведка во главе с РУ Генштаба может смело смотреть в глаза своему народу...»
В феврале 1968 года маршал Ф. Голиков написал письмо генерал-полковнику X. Мамсурову, первому заместителю начальника Главного Разведывательного управления, в котором, в частности, спрашивал: «Будет ли дана возможность самим разведчикам того времени открыто сказать нашей партии и народу о результатах работы военной разведки перед Великой Отечественной войной?» Далее Ф. Голиков сообщал: « Что касается меня, то я этой возможности добиваюсь уже не первый год и берусь написать, что будет признано необходимым: книгу или большую статью. Сделать это можно, отнюдь не раскрывая того, что должно быть скрыто».
Маршал считал, что настало время «положить предел разным догадкам, недомолвкам, кривотолкам, домыслам и вымыслам по этому важному вопросу». Голиков обращал внимание на то, что «при чтении материалов о Зорге у советских людей неизбежно возникает вопрос: а что же сделано с донесениями Зорге? Что сделано с донесениями других разведчиков? Ведь Зорге... был далеко не единственным из числа работников агентуры нашего Разведупра, которые добыли точные сведения о планах войны фашистской Германии против СССР».
Маршал Ф. Голиков был прав. Зорге был не единственным советским разведчиком, который смог добыть сведения о подготовке фашистской Германии к вероломному нападению на Советский Союз. Важные и точные сведения в первой половине 1941 года поступали в Москву от «Альты». В состав разведгруппы, которой руководила «Альта», входили некоторые агенты, работавшие с «Арбиным» в Варшаве. Оказалось, что их взаимодействие имело очень прочную основу. Четверо из них жили в 1929 – 1932 годах в Берлине и Бреслау, учились в одном университете, работали в одной и той же газете, принимали активное участие в борьбе против сил, стремившихся установить в Германии фашистскую диктатуру.
Ф. Голиков собирался, как он писал, «ответить советским людям, что она (военная разведка. – В. Л.) сделала, что имела и что дала политическому и военному руководству страны перед нападением гитлеровской Германии» на СССР.
Маршал обещал Н. Хрущеву представить рукопись своих мемуаров на рассмотрение в ЦК КПСС и считал, что «на разработку этой книги потребуется год – полтора».
Голиков надеялся на то, что Н. Хрущев одобрит его инициативу. Но маршал ошибся. Ни через год, ни через два он не получил разрешения на подготовку книги о военной разведке. Видимо, «воспоминания и размышления» бывшего начальника Разведуправления о результатах деятельности советской военной разведки накануне войны могли поколебать официальную точку зрения на трагический для СССР начальный период войны с Германией. 1941 год имел много тайн, которые Н. Хрущев, видимо, не хотел раскрывать.
В последующие годы Ф. Голиков трижды просил разрешения на публикацию в открытой печати его статьи о деятельности Разведуправления Красной Армии накануне войны. Но ни одна из его попыток не увенчалась успехом.
В 1966 году Ф. Голиков попытался внести некоторые изменения и дополнения в фундаментальный труд «50 лет Вооруженных Сил СССР», который готовился к полувековому юбилею Советской Армии и Военно-Морского Флота. Рецензируя рукопись этой объемной монографии, бывший начальник военной разведки писал: «Вопрос о роли советской военной разведки и о работе Разведуправления в книге обходится, причем словно преднамеренно. Между тем советская военная разведка во главе с РУ Генштаба может смело смотреть в глаза своему народу...»
В феврале 1968 года маршал Ф. Голиков написал письмо генерал-полковнику X. Мамсурову, первому заместителю начальника Главного Разведывательного управления, в котором, в частности, спрашивал: «Будет ли дана возможность самим разведчикам того времени открыто сказать нашей партии и народу о результатах работы военной разведки перед Великой Отечественной войной?» Далее Ф. Голиков сообщал: « Что касается меня, то я этой возможности добиваюсь уже не первый год и берусь написать, что будет признано необходимым: книгу или большую статью. Сделать это можно, отнюдь не раскрывая того, что должно быть скрыто».
Маршал считал, что настало время «положить предел разным догадкам, недомолвкам, кривотолкам, домыслам и вымыслам по этому важному вопросу». Голиков обращал внимание на то, что «при чтении материалов о Зорге у советских людей неизбежно возникает вопрос: а что же сделано с донесениями Зорге? Что сделано с донесениями других разведчиков? Ведь Зорге... был далеко не единственным из числа работников агентуры нашего Разведупра, которые добыли точные сведения о планах войны фашистской Германии против СССР».
Маршал Ф. Голиков был прав. Зорге был не единственным советским разведчиком, который смог добыть сведения о подготовке фашистской Германии к вероломному нападению на Советский Союз. Важные и точные сведения в первой половине 1941 года поступали в Москву от «Альты». В состав разведгруппы, которой руководила «Альта», входили некоторые агенты, работавшие с «Арбиным» в Варшаве. Оказалось, что их взаимодействие имело очень прочную основу. Четверо из них жили в 1929 – 1932 годах в Берлине и Бреслау, учились в одном университете, работали в одной и той же газете, принимали активное участие в борьбе против сил, стремившихся установить в Германии фашистскую диктатуру.
Глава первая
«Альта» и «Арбин»
Под псевдонимом «Альта» в военной разведке числилась немецкая журналистка Ильзе Штёбе. Удивительная женщина, жизнь которой напоминает судьбу библейской героини Есфири, которая стала женой персидского царя Артаксеркса и в трудный час защитила свой народ. «Альта» не стала известной, как Есфирь, но сделала гораздо больше и заплатила за это своей жизнью.
На связи у «Альты» в Берлине был агент «Ариец», который добывал ценную информацию. Второго члена группы – Карла Хельфриха (псевдоним «Хир») «Альта» завербовала в 1940 году.
«Альта» первой добыла сведения о плане операции «Барбаросса» – плане войны Германии против СССР.
Для того чтобы представить степень секретности этого документа, необходимо назвать только два связанных с ним факта.
Первый – план операции «Барбаросса» подписан Гитлером 18 декабря 1940 года. По указанию Гитлера было изготовлено восемь экземпляров этого документа. Четыре экземпляра Гитлер спрятал в свой личный сейф, а четыре других передал высшим политическим и военным руководителям Третьего рейха, которые отвечали за конкретную подготовку нападения Германии на Советский Союз.
Круг лиц, знавших о плане операции «Барбаросса», был ограничен...
Второй факт – сведения о плане операции «Барбаросса» стали известны «Альте» 28 декабря. Сообщение о том, что в Германии утвержден план войны против СССР, поступило генерал-лейтенанту Ф. Голикову 29 декабря 1940 года. Голиков незамедлительно доложил И. В. Сталину эти сведения, а также потребовал уточнить данные из Берлина, проверить их и добыть новые сведения по вопросу нападения Германии на Советский Союз.
5 января поступило новое донесение «Альты». В нем подтверждалось и уточнялось содержание первого сообщения.
Кроме И. В. Сталина это донесение военной разведки было доложено наркому иностранных дел СССР В. М. Молотову, наркому обороны СССР Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко и начальнику Генерального штаба генерал-полковнику К. А. Мерецкову. Эти государственные деятели входили в секретный «первый список» Разведуправления Красной Армии. Самые важные и неотложные сведения, которые касались безопасности государства, добывавшиеся военной разведкой, в первую очередь незамедлительно докладывались именно И. Сталину, В. Молотову, С. Тимошенко и К. Мерецкову. С первых дней февраля 1941 года, когда начальником Генерального штаба был назначен Г. К. Жуков, его фамилия была включена в «первый список» Разведуправления Красной Армии для рассылки специальных сообщений и специальных донесений, касавшихся неотложных проблем безопасности страны.
В первой половине 1941 года от «Альты» поступали данные, уточнявшие план операции «Барбаросса» и раскрывавшие сроки нападения Германии на СССР, а также ход поэтапной подготовки Третьего рейха к этой агрессии. Эти документы также направлялись И. Сталину, В. Молотову, С. Тимошенко и Г. Жукову.
В Разведуправлении существовал и «второй список», в который входили Л. Берия, А. Василевский, А. Микоян и другие первые лица советского государства. Этим лицам также направлялись разведсведения, полученные военной разведкой.
Когда же «Альта» стала сотрудничать с советской военной разведкой? Как ей удалось получить доступ к таким важным документам Третьего рейха? Обратимся к архивным данным и немецким источникам.
Ильзе Штёбе родилась 17 мая 1911 года в семье рабочих, проживавшей в пролетарском районе Берлина – Красный Веддинг.
Материальное положение семьи не позволило Ильзе закончить гимназию. После школы она поступила на курсы секретарей-стенографисток, получила диплом и устроилась на работу в издательский концерн «Моссе». В 1930 году стала сотрудницей газеты «Берлинер тагеблатт», которой более десяти лет руководил известный публицист Теодор Вольф. Он был широко известен в политических кругах Германии периода Веймарской республики. С помощью Вольфа Ильзе Штёбе сделала первые шаги в журналистике.
Об Ильзе Штёбе написано много статей. В некоторых из них она изображается в качестве активной секс-шпионки. В частности, в книге И. Свеченовской «Секс и советский шпионаж», опубликованной в 2002 году издательством «ОЛМА-ПРЕСС», утверждается, что «Москва порекомендовала Шелия (агенту военной разведки „Арийцу“. – В. Л.) взять в секретари Ильзе Штёбе, работавшую раньше корреспондентом в «Берлинер тагеблатт». Их отношения очень быстро перестали быть только деловыми. Ильзе практически стала женой пожилого дипломата. Этот служебный роман принес внушительные дивиденды советской разведке».
Дивиденды были действительно серьезные, но получены другим путем.
Работая в газете «Берлинер тагеблатт», Ильзе Штёбе познакомилась с корреспондентом этой газеты Рудольфом Гернштадтом. Они были молоды, красивы, имели общие интересы, принимали участие в забастовках рабочих, о которых иногда публиковали материалы в своей газете. Вскоре они стали мужем и женой. Но брак не зарегистрировали, так как время было напряженное. Они хотели посвятить себя борьбе за свободную Германию. Одним словом, решили, что гражданский брак – это тоже путь к семейному счастью.
Рудольф Гернштадт был несколько старше Ильзе Штёбе. Он родился 18 марта 1903 году в городе Глейвиц в Верхнесилезском промышленном округе. Отец Рудольфа, Людвиг Гернштадт, был крупным адвокатом, зарабатывал в месяц до 1200 марок, достаточно большая сумма, если учитывать, что средний заработок промышленного рабочего в то время составлял только 80 – 150 марок в месяц.
Семья Гернштадта принадлежала к еврейской части мелкой буржуазии Германии. Родственники со стороны отца (дед и прадед) были ремесленниками и извозчиками, которые постепенно, как писал Р. Гернштадт в своей автобиографии, «в поколении моего дедушки развились до мелких торговцев».
Со стороны матери родственники Рудольфа были выходцами из богатых коммерсантов, которые «играли ведущую роль в эксплуатации верхнесилезских рабочих в 1870 – 1900 годах».
Представители семей родителей Рудольфа Гернштадта никогда не общались друг с другом. Семья матери свысока смотрела на семью отца, а семья отца презирала семью его матери.
Отец Рудольфа, будучи в 1894 году студентом Берлинского университета, вступил в Германскую социалистическую партию. Он руководствовался честными соображениями, но позднее отказался от них, «поскольку и германская социал-демократия позже изменила свой характер. Эта партия, и мой отец в том числе, – писал в автобиографии Р. Гернштадт, – после 1900 года базировалась на практике обмана масс, как и до 1900 года – основывалась на честных началах».
С 1912 по 1921 год Рудольф Гернштадт учился в католической гуманитарной гимназии в городе Глейвиц. Весной 1921 года по настоянию родителей Гернштадт отправился на учебу в Берлин. Отец считал, что его сын тоже должен осилить юриспруденцию и стать адвокатом.
Молодой Гернштадт год продержался в Берлинском университете. Перспектива стать адвокатом его явно не прельщала. Поэтому в середине 1922 года он переехал на учебу в город Хайдерберг. В октябре 1922 года Рудольф набрался смелости и заявил своим родителям, что он не хочет изучать юриспруденцию, а хотел бы стать писателем. Требования отца и просьбы матери не привели ни к чему. Рудольф считал, что у него есть способности красиво и точно выражать свои мысли. Это, как он писал через несколько лет, «привело меня к неправильному пониманию и уверенности, что я обладаю поэтическим талантом».
Но это прозрение произойдет позже. В 1922 году отец Людвиг Гернштадт отправил своего сына в бюро «Обершлесишен Цоллитоферверкен», которое находилось в Краппитце. Там сын адвоката должен был начать изучение других наук, которые бы позволили ему стать менеджером промышленной компании. Обучение проходило в рамках программы «Хартман-концерн», принадлежавшей группе германских промышленников, с которыми сотрудничал Л. Гернштадт.
Период с осени 1922 по осень 1924 года был самым неинтересным в жизни Рудольфа. Он учился и работал в качестве бухгалтера-кассира на заводе фирмы «Обершлесишен Цоллитоферверкен». Благодаря протекции отца, он одно время дослужился до начальника склада готовой продукции и прошел школу секретаря директора.
Этот период работы на заводе позволил Рудольфу больше общаться с рабочими, возбудил у него интерес к социальным вопросам и политическим проблемам. Он стал поддерживать выступления рабочих против дирекции, «возненавидел социализм своего отца», но глубоких выводов из того, что он видел, молодой Гернштадт сделать не мог – не хватало образования. Поэтому, второй раз нарушив волю родителей, он в ноябре 1924 года бросил работу в Краппитце и отправился в Берлин в качестве «независимого писателя». На помощь родителей больше рассчитывать он не мог и поэтому жил на скудные средства, которые удавалось зарабатывать. Одно время Рудольф читал лекции в драматургическом издательстве «Три маски». Мать иногда присылала ему денежные почтовые переводы, которые помогали «независимому писателю» кое-как сводить концы с концами.
Три года, с марта 1925 по май 1928 года, Рудольф, как он признался однажды Ильзе Штёбе, «потратил на драматические искания и литературные опыты, писал драмы, в которых пытался в качестве героев показывать не королей, а коллектив». Он действительно работал очень много, по «1100 раз переписывал отдельные сцены своих литературных произведений, но не достиг никаких положительных результатов».
Несмотря на крупные неудачи на литературном поприще, Рудольф Гернштадт делал успехи на других направлениях. Он приобрел много новых интересных друзей, стал более глубоко понимать социальные проблемы, которые беспокоили германское общество, начал принимать активное участие в рабочем движении. Неудачи в драматургии компенсировались его заметными успехами в журналистике.
В мае 1928 года Р. Гернштадту удалось устроиться на работу в газету «Берлинер тагеблатт» сначала в качестве «неоплачиваемого помощника редактора». Обязательный испытательный срок он выдержал успешно. С июня ему начали выплачивать построчный гонорар, как репортеру, а с сентября 1928 года Р. Гернштадт стал полноправным сотрудником редакции газеты.
В 1927 – 1930 годах газета «Берлинер тагеблатт» была одной из наиболее популярных буржуазных газет Германии. Рудольф придерживался коммунистических взглядов и не скрывал своих убеждений. В редакции его считали коммунистом. Молодые сотрудники газеты часто шутили, спрашивая Рудольфа о том, не «собирается ли он ускорить мировую революцию», печатая свои заметки в «Берлинер тагеблатт».
«Моему решению вступить в компартию и порвать свою работу в буржуазных кругах способствовал целый ряд обстоятельств», – писал Р. Гернштадт уже после войны.
Одним из таких обстоятельств была поддержка, которую Гернштадт оказал рабочим, которых рурские промышленники в мае 1929 года, остановив свои предприятия, выбросили на улицу[14].
Рудольф нашел в конституции Веймарской республики положение, согласно которому государство могло взять на себя управление предприятием, если промышленники заявят, что они сами не в состоянии управлять дальше процессом производства.
В первый же день после увольнения рабочих Р. Гернштадт встретил в редакции газеты «Берлинер тагеблатт» бывшего министра юстиции доктора Ландсберга, одного из лидеров фракции социал-демократической партии в рейхстаге. Ландсберг был также адвокатом газеты и защищал ее интересы в различных «нестандартных» ситуациях, которые возникали в отношениях демократически настроенных журналистов и владельцев местных промышленных предприятий.
Гернштадт обратился к Ландсбергу и предложил ему выступить в защиту прав рабочих на основе действующей конституции. Гернштадт выразил согласие по поручению Ландсберга сделать сообщение в газете «Берлинер тагеблатт» о том, что социал-демократическая фракция рейхстага хочет добиться от правительства временной или постоянной конфискации рурских предприятий. Такое сообщение Гернштадт собирался опубликовать в ближайшем номере газеты. Журналист считал, что публикация материала подтолкнет власти к официальному разбирательству и поможет разрешить конфликт между рабочими и предпринимателями.
Ландсберг внимательно выслушал Гернштадта и спросил:
– Какое мое личное участие должно быть в этом деле?
– Вы должны добиться, чтобы социал-демократическая фракция действительно поставила этот вопрос на обсуждение на заседании рейхстага, – ответил журналист и добавил: – Было бы хорошо, если бы газеты социал-демократической партии перепечатали в своих номерах мое сообщение. Эта акция в печати привлечет внимание широкой общественности и, несомненно, будет содействовать изменению позиции предпринимателей, которые должны прекратить незаконное увольнение рабочих...
Ландсберг молчал. С легкой иронией посмотрел на Гернштадта и пообещал:
– Могу передать ваши соображения редактору газеты «Форвертс». Возможно, он опубликует ваш материал. Однако гарантий дать не могу...
К вечеру Гернштадт написал свою статью. В то время когда он уже собирался поставить последнюю точку, в рабочий кабинет журналиста вошел заведующий отделом и сказал, что его материал не может быть опубликован на страницах «Берлинер тагеблатт».
Гернштадт передал свою статью в редакцию газеты «Берлинер фольксцайтунг». Статья была опубликована в тот же день, она занимала практически целую газетную полосу. Но эффект от публикации его материала получился не такой, как он ожидал.
На следующий день в его «родной» газете «Берлинер тагеблатт» напечатали статью под броским заголовком «Большевизм в доме Моссе». В этом же номере газеты была и другая, не менее острая статья – «Рука Москвы на Ерусалименштрассе».
Газета «Форвертс», поддержку со стороны которой обещал Ландсберг, молчала. Фракция социал-демократической партии в рейхстаге тоже молчала и ничего не делала в поддержку рабочих. Ландсберг исчез. Точнее, Гернштадт нигде не мог его найти.
В дело вступили закулисные силы. Представитель предпринимателей заявил редактору газеты «Берлинер тагеблатт», что пока Гернштадт будет находиться в штате газеты, редакция не получит от предпринимателей ни одной рекламы... Гернштадта уволили.
Через несколько дней, когда страсти вокруг публикации Гернштадта в «Берлинер фольксцайтунг» несколько стихли, главный редактор «Берлинер тагеблатт» Теодор Вольф снова пригласил Рудольфа на работу в редакцию. Гернштадт знал, что Вольф, несмотря на весь свой «демократизм», не разделял точки зрения Гернштадта, но он не был согласен и с хозяином газетного дома Моссе, который уволил журналиста с работы.
Этот случай, а также многие другие подобные ситуации, которые возникали в то время в жизни Рудольфа Гернштадта, убедили его в том, что выступления одного человека против зла и несправедливости бесперспективны. Он понял, что общие интересы можно защищать только общими усилиями. Гернштадт решил вступить в германскую компартию. Так же решили поступить еще два сотрудника редакции – журналист Р. Оттс и секретарь главного редактора Ильзе Штёбе, с которой Рудольф уже поддерживал теплые дружеские отношения.
21 ноября 1929 года трое инакомыслящих из «Берлинер тагеблатт» отправились в Карл-Либкнехт хауз. Их принял депутат от КПГ Гольке. От имени всех троих Гернштадт попросил Гольке принять их в члены компартии и сказать, где и каким образом они могут начать работать в интересах партии.
На связи у «Альты» в Берлине был агент «Ариец», который добывал ценную информацию. Второго члена группы – Карла Хельфриха (псевдоним «Хир») «Альта» завербовала в 1940 году.
«Альта» первой добыла сведения о плане операции «Барбаросса» – плане войны Германии против СССР.
Для того чтобы представить степень секретности этого документа, необходимо назвать только два связанных с ним факта.
Первый – план операции «Барбаросса» подписан Гитлером 18 декабря 1940 года. По указанию Гитлера было изготовлено восемь экземпляров этого документа. Четыре экземпляра Гитлер спрятал в свой личный сейф, а четыре других передал высшим политическим и военным руководителям Третьего рейха, которые отвечали за конкретную подготовку нападения Германии на Советский Союз.
Круг лиц, знавших о плане операции «Барбаросса», был ограничен...
Второй факт – сведения о плане операции «Барбаросса» стали известны «Альте» 28 декабря. Сообщение о том, что в Германии утвержден план войны против СССР, поступило генерал-лейтенанту Ф. Голикову 29 декабря 1940 года. Голиков незамедлительно доложил И. В. Сталину эти сведения, а также потребовал уточнить данные из Берлина, проверить их и добыть новые сведения по вопросу нападения Германии на Советский Союз.
5 января поступило новое донесение «Альты». В нем подтверждалось и уточнялось содержание первого сообщения.
Кроме И. В. Сталина это донесение военной разведки было доложено наркому иностранных дел СССР В. М. Молотову, наркому обороны СССР Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко и начальнику Генерального штаба генерал-полковнику К. А. Мерецкову. Эти государственные деятели входили в секретный «первый список» Разведуправления Красной Армии. Самые важные и неотложные сведения, которые касались безопасности государства, добывавшиеся военной разведкой, в первую очередь незамедлительно докладывались именно И. Сталину, В. Молотову, С. Тимошенко и К. Мерецкову. С первых дней февраля 1941 года, когда начальником Генерального штаба был назначен Г. К. Жуков, его фамилия была включена в «первый список» Разведуправления Красной Армии для рассылки специальных сообщений и специальных донесений, касавшихся неотложных проблем безопасности страны.
В первой половине 1941 года от «Альты» поступали данные, уточнявшие план операции «Барбаросса» и раскрывавшие сроки нападения Германии на СССР, а также ход поэтапной подготовки Третьего рейха к этой агрессии. Эти документы также направлялись И. Сталину, В. Молотову, С. Тимошенко и Г. Жукову.
В Разведуправлении существовал и «второй список», в который входили Л. Берия, А. Василевский, А. Микоян и другие первые лица советского государства. Этим лицам также направлялись разведсведения, полученные военной разведкой.
Когда же «Альта» стала сотрудничать с советской военной разведкой? Как ей удалось получить доступ к таким важным документам Третьего рейха? Обратимся к архивным данным и немецким источникам.
Ильзе Штёбе родилась 17 мая 1911 года в семье рабочих, проживавшей в пролетарском районе Берлина – Красный Веддинг.
Материальное положение семьи не позволило Ильзе закончить гимназию. После школы она поступила на курсы секретарей-стенографисток, получила диплом и устроилась на работу в издательский концерн «Моссе». В 1930 году стала сотрудницей газеты «Берлинер тагеблатт», которой более десяти лет руководил известный публицист Теодор Вольф. Он был широко известен в политических кругах Германии периода Веймарской республики. С помощью Вольфа Ильзе Штёбе сделала первые шаги в журналистике.
Об Ильзе Штёбе написано много статей. В некоторых из них она изображается в качестве активной секс-шпионки. В частности, в книге И. Свеченовской «Секс и советский шпионаж», опубликованной в 2002 году издательством «ОЛМА-ПРЕСС», утверждается, что «Москва порекомендовала Шелия (агенту военной разведки „Арийцу“. – В. Л.) взять в секретари Ильзе Штёбе, работавшую раньше корреспондентом в «Берлинер тагеблатт». Их отношения очень быстро перестали быть только деловыми. Ильзе практически стала женой пожилого дипломата. Этот служебный роман принес внушительные дивиденды советской разведке».
Дивиденды были действительно серьезные, но получены другим путем.
Работая в газете «Берлинер тагеблатт», Ильзе Штёбе познакомилась с корреспондентом этой газеты Рудольфом Гернштадтом. Они были молоды, красивы, имели общие интересы, принимали участие в забастовках рабочих, о которых иногда публиковали материалы в своей газете. Вскоре они стали мужем и женой. Но брак не зарегистрировали, так как время было напряженное. Они хотели посвятить себя борьбе за свободную Германию. Одним словом, решили, что гражданский брак – это тоже путь к семейному счастью.
Рудольф Гернштадт был несколько старше Ильзе Штёбе. Он родился 18 марта 1903 году в городе Глейвиц в Верхнесилезском промышленном округе. Отец Рудольфа, Людвиг Гернштадт, был крупным адвокатом, зарабатывал в месяц до 1200 марок, достаточно большая сумма, если учитывать, что средний заработок промышленного рабочего в то время составлял только 80 – 150 марок в месяц.
Семья Гернштадта принадлежала к еврейской части мелкой буржуазии Германии. Родственники со стороны отца (дед и прадед) были ремесленниками и извозчиками, которые постепенно, как писал Р. Гернштадт в своей автобиографии, «в поколении моего дедушки развились до мелких торговцев».
Со стороны матери родственники Рудольфа были выходцами из богатых коммерсантов, которые «играли ведущую роль в эксплуатации верхнесилезских рабочих в 1870 – 1900 годах».
Представители семей родителей Рудольфа Гернштадта никогда не общались друг с другом. Семья матери свысока смотрела на семью отца, а семья отца презирала семью его матери.
Отец Рудольфа, будучи в 1894 году студентом Берлинского университета, вступил в Германскую социалистическую партию. Он руководствовался честными соображениями, но позднее отказался от них, «поскольку и германская социал-демократия позже изменила свой характер. Эта партия, и мой отец в том числе, – писал в автобиографии Р. Гернштадт, – после 1900 года базировалась на практике обмана масс, как и до 1900 года – основывалась на честных началах».
С 1912 по 1921 год Рудольф Гернштадт учился в католической гуманитарной гимназии в городе Глейвиц. Весной 1921 года по настоянию родителей Гернштадт отправился на учебу в Берлин. Отец считал, что его сын тоже должен осилить юриспруденцию и стать адвокатом.
Молодой Гернштадт год продержался в Берлинском университете. Перспектива стать адвокатом его явно не прельщала. Поэтому в середине 1922 года он переехал на учебу в город Хайдерберг. В октябре 1922 года Рудольф набрался смелости и заявил своим родителям, что он не хочет изучать юриспруденцию, а хотел бы стать писателем. Требования отца и просьбы матери не привели ни к чему. Рудольф считал, что у него есть способности красиво и точно выражать свои мысли. Это, как он писал через несколько лет, «привело меня к неправильному пониманию и уверенности, что я обладаю поэтическим талантом».
Но это прозрение произойдет позже. В 1922 году отец Людвиг Гернштадт отправил своего сына в бюро «Обершлесишен Цоллитоферверкен», которое находилось в Краппитце. Там сын адвоката должен был начать изучение других наук, которые бы позволили ему стать менеджером промышленной компании. Обучение проходило в рамках программы «Хартман-концерн», принадлежавшей группе германских промышленников, с которыми сотрудничал Л. Гернштадт.
Период с осени 1922 по осень 1924 года был самым неинтересным в жизни Рудольфа. Он учился и работал в качестве бухгалтера-кассира на заводе фирмы «Обершлесишен Цоллитоферверкен». Благодаря протекции отца, он одно время дослужился до начальника склада готовой продукции и прошел школу секретаря директора.
Этот период работы на заводе позволил Рудольфу больше общаться с рабочими, возбудил у него интерес к социальным вопросам и политическим проблемам. Он стал поддерживать выступления рабочих против дирекции, «возненавидел социализм своего отца», но глубоких выводов из того, что он видел, молодой Гернштадт сделать не мог – не хватало образования. Поэтому, второй раз нарушив волю родителей, он в ноябре 1924 года бросил работу в Краппитце и отправился в Берлин в качестве «независимого писателя». На помощь родителей больше рассчитывать он не мог и поэтому жил на скудные средства, которые удавалось зарабатывать. Одно время Рудольф читал лекции в драматургическом издательстве «Три маски». Мать иногда присылала ему денежные почтовые переводы, которые помогали «независимому писателю» кое-как сводить концы с концами.
Три года, с марта 1925 по май 1928 года, Рудольф, как он признался однажды Ильзе Штёбе, «потратил на драматические искания и литературные опыты, писал драмы, в которых пытался в качестве героев показывать не королей, а коллектив». Он действительно работал очень много, по «1100 раз переписывал отдельные сцены своих литературных произведений, но не достиг никаких положительных результатов».
Несмотря на крупные неудачи на литературном поприще, Рудольф Гернштадт делал успехи на других направлениях. Он приобрел много новых интересных друзей, стал более глубоко понимать социальные проблемы, которые беспокоили германское общество, начал принимать активное участие в рабочем движении. Неудачи в драматургии компенсировались его заметными успехами в журналистике.
В мае 1928 года Р. Гернштадту удалось устроиться на работу в газету «Берлинер тагеблатт» сначала в качестве «неоплачиваемого помощника редактора». Обязательный испытательный срок он выдержал успешно. С июня ему начали выплачивать построчный гонорар, как репортеру, а с сентября 1928 года Р. Гернштадт стал полноправным сотрудником редакции газеты.
В 1927 – 1930 годах газета «Берлинер тагеблатт» была одной из наиболее популярных буржуазных газет Германии. Рудольф придерживался коммунистических взглядов и не скрывал своих убеждений. В редакции его считали коммунистом. Молодые сотрудники газеты часто шутили, спрашивая Рудольфа о том, не «собирается ли он ускорить мировую революцию», печатая свои заметки в «Берлинер тагеблатт».
«Моему решению вступить в компартию и порвать свою работу в буржуазных кругах способствовал целый ряд обстоятельств», – писал Р. Гернштадт уже после войны.
Одним из таких обстоятельств была поддержка, которую Гернштадт оказал рабочим, которых рурские промышленники в мае 1929 года, остановив свои предприятия, выбросили на улицу[14].
Рудольф нашел в конституции Веймарской республики положение, согласно которому государство могло взять на себя управление предприятием, если промышленники заявят, что они сами не в состоянии управлять дальше процессом производства.
В первый же день после увольнения рабочих Р. Гернштадт встретил в редакции газеты «Берлинер тагеблатт» бывшего министра юстиции доктора Ландсберга, одного из лидеров фракции социал-демократической партии в рейхстаге. Ландсберг был также адвокатом газеты и защищал ее интересы в различных «нестандартных» ситуациях, которые возникали в отношениях демократически настроенных журналистов и владельцев местных промышленных предприятий.
Гернштадт обратился к Ландсбергу и предложил ему выступить в защиту прав рабочих на основе действующей конституции. Гернштадт выразил согласие по поручению Ландсберга сделать сообщение в газете «Берлинер тагеблатт» о том, что социал-демократическая фракция рейхстага хочет добиться от правительства временной или постоянной конфискации рурских предприятий. Такое сообщение Гернштадт собирался опубликовать в ближайшем номере газеты. Журналист считал, что публикация материала подтолкнет власти к официальному разбирательству и поможет разрешить конфликт между рабочими и предпринимателями.
Ландсберг внимательно выслушал Гернштадта и спросил:
– Какое мое личное участие должно быть в этом деле?
– Вы должны добиться, чтобы социал-демократическая фракция действительно поставила этот вопрос на обсуждение на заседании рейхстага, – ответил журналист и добавил: – Было бы хорошо, если бы газеты социал-демократической партии перепечатали в своих номерах мое сообщение. Эта акция в печати привлечет внимание широкой общественности и, несомненно, будет содействовать изменению позиции предпринимателей, которые должны прекратить незаконное увольнение рабочих...
Ландсберг молчал. С легкой иронией посмотрел на Гернштадта и пообещал:
– Могу передать ваши соображения редактору газеты «Форвертс». Возможно, он опубликует ваш материал. Однако гарантий дать не могу...
К вечеру Гернштадт написал свою статью. В то время когда он уже собирался поставить последнюю точку, в рабочий кабинет журналиста вошел заведующий отделом и сказал, что его материал не может быть опубликован на страницах «Берлинер тагеблатт».
Гернштадт передал свою статью в редакцию газеты «Берлинер фольксцайтунг». Статья была опубликована в тот же день, она занимала практически целую газетную полосу. Но эффект от публикации его материала получился не такой, как он ожидал.
На следующий день в его «родной» газете «Берлинер тагеблатт» напечатали статью под броским заголовком «Большевизм в доме Моссе». В этом же номере газеты была и другая, не менее острая статья – «Рука Москвы на Ерусалименштрассе».
Газета «Форвертс», поддержку со стороны которой обещал Ландсберг, молчала. Фракция социал-демократической партии в рейхстаге тоже молчала и ничего не делала в поддержку рабочих. Ландсберг исчез. Точнее, Гернштадт нигде не мог его найти.
В дело вступили закулисные силы. Представитель предпринимателей заявил редактору газеты «Берлинер тагеблатт», что пока Гернштадт будет находиться в штате газеты, редакция не получит от предпринимателей ни одной рекламы... Гернштадта уволили.
Через несколько дней, когда страсти вокруг публикации Гернштадта в «Берлинер фольксцайтунг» несколько стихли, главный редактор «Берлинер тагеблатт» Теодор Вольф снова пригласил Рудольфа на работу в редакцию. Гернштадт знал, что Вольф, несмотря на весь свой «демократизм», не разделял точки зрения Гернштадта, но он не был согласен и с хозяином газетного дома Моссе, который уволил журналиста с работы.
Этот случай, а также многие другие подобные ситуации, которые возникали в то время в жизни Рудольфа Гернштадта, убедили его в том, что выступления одного человека против зла и несправедливости бесперспективны. Он понял, что общие интересы можно защищать только общими усилиями. Гернштадт решил вступить в германскую компартию. Так же решили поступить еще два сотрудника редакции – журналист Р. Оттс и секретарь главного редактора Ильзе Штёбе, с которой Рудольф уже поддерживал теплые дружеские отношения.
21 ноября 1929 года трое инакомыслящих из «Берлинер тагеблатт» отправились в Карл-Либкнехт хауз. Их принял депутат от КПГ Гольке. От имени всех троих Гернштадт попросил Гольке принять их в члены компартии и сказать, где и каким образом они могут начать работать в интересах партии.