Страница:
После прихода к власти Гитлера, как неариец, Гернштадт преследовался со стороны властей, был уволен с работы и находился в очень трудных условиях. Несмотря на это, он был всегда там, где указывал ему Центр, и точно в срок выполнял все наши задания.
При вербовке одного высокопоставленного германского чиновника и при добывании документов Гернштадт смело шел на риск и блестяще выполнил эти операции.
В настоящее время Гернштадт находится в Москве и в ближайшее время должен выехать на нелегальную работу для выполнения важных заданий командования.
Такую характеристику дали «Арбину» в Разведуправлении Красной Армии в конце 1940 года. Резидент «Кузьма», который в октябре 1930 года руководил вербовкой Рудольфа Гернштадта, докладывал в Центр:
За последнее время «Альберт», надеюсь, поймал для нас «крупную рыбу» на Польшу, а именно – специального корреспондента «Берлинер тагеблатт» Рудольфа Гернштадта. Он 15 ноября едет на месяц в отпуск и 15 декабря уезжает в Варшаву в качестве специального корреспондента той же газеты. Согласен активно для нас работать.
«Кузьма» верил, что из Рудольфа, которому он дал псевдоним «Рита», получится профессиональный разведчик. «Кузьма» оказался прав. Центр трижды изменял псевдонимы Р. Гернштадта. «Арбин» – его последний оперативный псевдоним, который нравился самому разведчику.
После обстоятельных бесед с руководством Разведывательного управления Рудольф Гернштадт согласился подготовить несколько подробных справок об экономическом положении и внешней политике Германии. Написанные им обзоры получили высокую оценку.
В европейском отделе Разведуправления появился прекрасный консультант по Германии.
Гернштадт оказывал сотрудникам управления помощь не только в решении информационных вопросов. Он с большим удовольствием занимался оперативной работой. В его обязанности входила подготовка указаний для работы «Альты» и «Арийца», он помог сотрудникам Разведуправления восстановить связь с источником «ХВЦ», когда тот прибыл в Москву в составе германской торговой делегации. Он писал письма в Берлин «Арийцу», Курту и Маргарите Велкиш. Он писал письма Ильзе Штёбе, которые ей передавал капитан Николай Зайцев.
Читая письма «Альты», «Арбин» понимал, что Ильзе жила в мире, полном опасностей. Рудольф знал, что пока в Германии существует фашистский режим с его антиеврейскими законами, ему никогда не вернуться в ту страну, где он родился и вырос.
Первое время он надеялся, что Ильзе удастся получить должность корреспондента бреславской газеты в Бухаресте и таким образом вырваться из Берлина. Поэтому он согласился с предложением представителя военной разведки пройти специальную подготовку и выехать в командировку в Румынию.
Учился Гернштадт увлеченно и с большим интересом, одновременно выполняя обязанности консультанта военной разведки по Германии. Рудольф был человеком с необычным характером, быстрым и светлым умом, в котором рождалось множество различных планов по улучшению работы военной разведки в Германии. Они легли в основу личных докладов Гернштадта начальнику военной разведки.
Время шло. Поездка в Румынию не получилась. Встреча с Ильзе Штёбе откладывалась на неопределенное время или навсегда. В 1940 году Рудольф Гернштадт эти слова не произносил, но в глубине души он начинал понимать, что решение, которое они с Ильзе Штёбе приняли в Бреслау много лет тому назад – посвятить свою жизнь борьбе против фашизма и не создавать традиционную семью, было правильным. Когда же Штёбе и Гернштадт занялись серьезной разведывательной работой, они поняли, что создать счастливую семью им вряд ли в ближайшие годы удастся, но выбор был сделан. Борьба с фашизмом заняла первое место, а личная жизнь оказалась на втором плане...
Рабочий кабинет отдела находился на третьем этаже здания Разведуправления Красной Армии. За окном шумел Арбат, переполненный своими будничными заботами.
Офицеры решили перекусить. Коновалов позвонил в буфет и попросил принести в 321-й кабинет бутерброды и чай. Такое обслуживание офицеров – обычное дело. В Разведуправлении создавались максимально удобные условия для тех сотрудников, которые продолжали трудиться и после формального окончания рабочего дня.
Когда дверь в кабинет открылась, вместо сотрудницы буфета Нины вошел начальник Разведуправления генерал Иван Иосифович Проскуров. Коновалов и Леонтьев кратко доложили об обстановке в подчиненных им резидентурах. Выслушав офицеров, Проскуров неожиданно спросил:
– Кто из вас знает немецкий язык и может хорошо фотографировать документы? Срочно необходимо выполнить важную работу...
Военинженер 2-го ранга Константин Леонтьев был опытнее Коновалова. Он работал в Берлине, хорошо знал немецкий и профессионально владел техникой фотографирования документов. Леонтьев сказал, что готов выполнить любую задачу.
– Учтите, – подчеркнул Проскуров, обращаясь к Леонтьеву, – в вашем распоряжении будет всего полтора часа, затем документ должен быть возвращен источнику...
Леонтьев бывал в заграничных командировках, где приходилось фотографировать агентурные документы в различных условиях. Он быстро приготовил фотоаппарат и выехал на служебной автомашине по указанному адресу.
На служебной квартире Разведуправления Леонтьев получил от ожидавшего его разведчика материал для фотографирования. В квартире находился еще кто-то. Но кто это был, он не знал. Впрочем, это его и не должно было интересовать.
Документ был достаточно большим – несколько десятков страниц машинописного текста. Леонтьев понял, что документ, попавший ему в руки, является проектом договора, подготовленного в Берлине, о поставках советского сырья в Германию и о продаже СССР немецкого промышленного оборудования. Видимо, этот проект прошел согласование с германскими ответственными лицами, так как на нем сохранились пометки с максимальными ценами на советские товары, на которые берлинская торговая делегация, прибывшая в Москву, должна была ориентироваться.
Получив документ, Леонтьев удалился в одну из комнат, прикрыл дверь, быстро просмотрел и оценил полученный материал. Затем приступил к работе.
Выполнив задание, Леонтьев свернул свою аппаратуру, возвратил документ «хозяину» квартиры и через полчаса вернулся в Разведуправление.
Так Константин Леонтьев впервые узнал о том, что советская военная разведка имеет в германском посольстве источник ценных сведений. Но он ошибся. Источник был в немецкой торговой делегации.
Пройдет время, и Константин Леонтьев познакомится с этим источником лично, получит от него сведения особой важности – о точной дате и часе нападения фашистской Германии на СССР.
Документ, который передал источник в ноябре 1939 года, тоже был чрезвычайно важным. Он касался советско-германских торговых переговоров. В тот день советская военная разведка получила проект договора, где кто-то из высших чиновников германского руководства утвердил цены на товары.
На основе полученных данных было подготовлено специальное сообщение для И. В. Сталина, наркома внешней торговли А. И. Микояна и наркома обороны К. Е. Ворошилова.
Леонтьев полагал, что срочное задание начальника разведки – обычный эпизод, о котором он скоро забудет.
Получилось иначе. Материал, который он фотографировал на конспиративной квартире, был передан советской разведке весьма ценным источником – агентом «ХВЦ» – Герхардом Кегелем. О его прибытии в Москву в составе германской торговой делегации своевременно сообщила в Разведуправление «Альта».
Первую встречу с Кегелем в Москве, который проживал вместе с другими членами делегации в гостинице «Националь» на Манежной площади, организовывал и проводил Рудольф Гернштадт. Находясь в Москве, «Арбин» продолжал заниматься важной разведывательной работой.
По заданию Разведуправления Р. Гернштадт позвонил вечером Кегелю. «ХВЦ» сразу же узнал своего друга. Для установления контакта им не требовались принятые в разведке всякие премудрости и хитрости в виде специальных «паролей и отзывов». Спокойный голос проверенного друга – лучший пароль.
Р. Гернштадт и Г. Кегель договорились о встрече на одной из московских улиц. Даже находясь в Москве, «Арбин» не отступал от принятых в разведке правил конспирации. «Арбин» не исключал, что среди членов германской торговой делегации есть сотрудники гестапо или военной контрразведки. Они в любой момент могли «случайно» зайти в номер к Герхарду, длительное отсутствие которого могло быть ими зафиксировано.
Обговорив условия последующих встреч, друзья расстались. На этой встрече «ХВЦ» и передал «Арбину» проект торгового договора между Германией и СССР и сказал, что его «редактировал» сам Гитлер. Договорились, что через полтора часа Рудольф возвратит документ...
Герхард Кегель задержался в Москве надолго. Свое пребывание в СССР он позже определил так – «подпольщик в стране друзей». Рассказывая уже после окончания Великой Отечественной войны о своем положении в начале 1940 года в советской столице, Г. Кегель писал: «За обедом или ужином в какой-нибудь московской гостинице или в ресторане с другими членами торговой делегации, с сотрудниками посольства фашистской Германии и руководителями германских промышленных предприятий, которые приезжали в СССР для заключения сделок, конечно, часто возникали разговоры о Москве и о Советском Союзе. Это были очень разные люди. Одни, по крайней мере, пытались судить здраво и мыслить самостоятельно; другие же являлись безнадежно отравленными антикоммунизмом. И когда кто-нибудь из них начинал нести невероятный и зловредный вздор, я не мог запросто хлопнуть его по плечу и сказать то, к чему меня так и подмывало: „Вы, дорогой господин, просто политический кретин!“ Я, конечно, не мог без возражений выслушивать подобную чепуху, но мне приходилось тщательно выбирать слова для ответа».
Советско-германские торговые переговоры, начавшиеся в конце октября, затянулись. Р. Гернштадт поддерживал связь с Г. Кегелем один раз в неделю. Герхард передавал Рудольфу материалы об установках, которые торговая делегация Германии получала из Берлина, сообщал детали других крупных контрактов, готовившихся к подписанию, передавал информацию, которая позволяла понять не совсем понятный общий политический курс Германии в отношении СССР.
Руководитель германской торговой делегации посол Риттер выезжал в Берлин для согласования достигнутых в Москве предварительных договоренностей.
В начале января Риттер возвратился в советскую столицу с новыми инструкциями Гитлера. Немцы были вынуждены пойти на существенные уступки по ряду требований СССР, чтобы вывести переговоры из тупика.
О новых инструкциях, привезенных Риттером в Москву, Герхард Кегель также сообщил «Арбину».
Подготовка соглашения начала продвигаться быстрее. Это было вполне естественно, советская сторона хорошо знала те ценовые параметры, на которые была ориентирована немецкая делегация. В соответствии с подготовленным проектом договора, Советский Союз должен был поставить в Германию товаров и сырья на сумму в 500 миллионов рейхсмарок. Германия обязалась в соответствующем объеме поставить в СССР промышленные товары, оборудование и некоторые образцы боевой техники и оружия.
Окончательное согласование немецкого и русского текстов договора должно было завершиться к 11 февраля 1940 года. Г. Кегель отвечал за текст немецкого договора, который должен был полностью соответствовать русскому тексту. Г. Кегелю приходилось в эти дни часто общаться с наркомом внешней торговли СССР А. И. Микояном, германским послом Риттером, руководившим германской торговой делегацией, и другими ответственными сотрудниками германского посольства в СССР. В частности, в это время Кегель основательно «сработался» с советником германского посольства Хильгером, который считался в Берлине «знатоком русских проблем». Не без участия Хильгера после подписания советско-германского торгового договора Г. Кегель получит назначение на работу в германское посольство в СССР.
11 февраля 1940 года Микоян и Риттер должны были подписать договор. Согласование отдельных положений затянулось далеко за полночь. 12 февраля в 6 часов утра советско-германский торговый договор был подписан. Каждая из сторон получила то, что хотела.
Благодаря помощи Герхарда Кегеля нарком внешней торговли СССР А. Микоян имел в руках «ключ» к секретным установкам германской торговой делегации. Поэтому представители Наркомата внешней торговли СССР смогли заключить выгодное для СССР соглашение, которое позволило сэкономить несколько десятков миллионов золотых рублей...
В конце февраля 1940 года германская торговая делегация выехала из Москвы. Герхард Кегель тоже отправился в Германию. Находясь в Берлине, он встретился с Ильзе Штёбе, передал ей привет от Рудольфа Гернштадта, сообщил, что получил назначение на работу в германское посольство в Москве и собирается вскоре вновь выехать в Советский Союз. И. Штёбе разработала и сообщила Г. Кегелю условия восстановления связи с ним, когда он окажется в советской столице. После этого они распрощались, пожелав друг другу удачи и счастья. Они не знали, что видятся в последний раз...
После встречи с Г. Кегелем «Альта» сообщила в Москву следующее:
Курт получил приказ о немедленном выезде из Берлина в Москву. Он будет звонить между 14.00 и 14.30 по телефону, который ему сообщил «Арбин». Снявшему трубку он скажет: «Это герр Шмидт. Я прошу к телефону господина Петрова». В обусловленное время Курт выйдет с книгой на одну из московских улиц. В книге будет заложена газета...
Большаков вызвал к себе К. Леонтьева, предложил изучить донесение «Альты» и ждать телефонного звонка на одной из конспиративных квартир.
Четыре дня Леонтьев не отходил от телефона. И только под вечер пятого дня позвонил незнакомец, который представился Шмидтом и попросил пригласить к телефону господина Петрова.
Леонтьев сообщил Кегелю, где он будет его ждать. Вскоре на одной из московских улиц в районе станции метро «Аэропорт» Леонтьев-Петров встретил Кегеля.
Леонтьев прибыл на встречу на своей автомашине, он пригласил Герхарда проехать по вечерней Москве и обсудить интересующие их вопросы.
Вспоминая этот эпизод, Г. Кегель писал:
...Примерно через два месяца я познакомился с моим окончательным постоянным связным – очень симпатичным и деловым полковником Красной Армии. Он представился мне как Павел Иванович Петров.
Павел Иванович – имя вымышленное. Видимо, накануне войны этот псевдоним в Разведуправлении пользовался особым уважением. Известно, что начальник военной разведки Ян Карлович Берзин часто тоже представлялся как «Павел Иванович». Когда Берзин знакомился с Марией Поляковой, прибывшей для работы в Разведуправлении, он так и представился ей: «Называйте меня Павлом Ивановичем».
Известно, что и другие офицеры военной разведки тоже использовали этот псевдоним. В нем был скрыт какой-то психологический секрет – он звучал доверительно и располагал к откровенной беседе.
Возвратившись в Разведуправление, Леонтьев хотел доложить о результатах встречи с «Куртом», но начальник отдела полковник Большаков сказал, что Леонтьева ожидает начальник Разведывательного управления. Во время отчета о встрече с «Куртом» Леонтьев получил от начальника военной разведки указание лично обрабатывать все донесения нового источника и лично готовить по ним проекты спецсообщений для наркома обороны и начальника Генерального штаба.
Завершая инструктаж Леонтьева, начальник разведки сказал, что нельзя исключать поступления особо важных данных, касающихся советско-германских отношений, напомнил о необходимости соблюдения осторожности в работе с источником из германского посольства.
Так Герхард Кегель восстановил в Москве связь с Разведуправлением Красной Армии. В 1940 году он передал советской военной разведке большое количество ценных сведений, которые имели важное значение для понимания политики Гитлера в отношении СССР.
В первой половине 1941 года Герхард Кегель передаст Константину Леонтьеву точные данные о нападении Германии на СССР...
ЧАСТЬ V
Глава первая
При вербовке одного высокопоставленного германского чиновника и при добывании документов Гернштадт смело шел на риск и блестяще выполнил эти операции.
В настоящее время Гернштадт находится в Москве и в ближайшее время должен выехать на нелегальную работу для выполнения важных заданий командования.
Такую характеристику дали «Арбину» в Разведуправлении Красной Армии в конце 1940 года. Резидент «Кузьма», который в октябре 1930 года руководил вербовкой Рудольфа Гернштадта, докладывал в Центр:
За последнее время «Альберт», надеюсь, поймал для нас «крупную рыбу» на Польшу, а именно – специального корреспондента «Берлинер тагеблатт» Рудольфа Гернштадта. Он 15 ноября едет на месяц в отпуск и 15 декабря уезжает в Варшаву в качестве специального корреспондента той же газеты. Согласен активно для нас работать.
«Кузьма» верил, что из Рудольфа, которому он дал псевдоним «Рита», получится профессиональный разведчик. «Кузьма» оказался прав. Центр трижды изменял псевдонимы Р. Гернштадта. «Арбин» – его последний оперативный псевдоним, который нравился самому разведчику.
После обстоятельных бесед с руководством Разведывательного управления Рудольф Гернштадт согласился подготовить несколько подробных справок об экономическом положении и внешней политике Германии. Написанные им обзоры получили высокую оценку.
В европейском отделе Разведуправления появился прекрасный консультант по Германии.
Гернштадт оказывал сотрудникам управления помощь не только в решении информационных вопросов. Он с большим удовольствием занимался оперативной работой. В его обязанности входила подготовка указаний для работы «Альты» и «Арийца», он помог сотрудникам Разведуправления восстановить связь с источником «ХВЦ», когда тот прибыл в Москву в составе германской торговой делегации. Он писал письма в Берлин «Арийцу», Курту и Маргарите Велкиш. Он писал письма Ильзе Штёбе, которые ей передавал капитан Николай Зайцев.
Читая письма «Альты», «Арбин» понимал, что Ильзе жила в мире, полном опасностей. Рудольф знал, что пока в Германии существует фашистский режим с его антиеврейскими законами, ему никогда не вернуться в ту страну, где он родился и вырос.
Первое время он надеялся, что Ильзе удастся получить должность корреспондента бреславской газеты в Бухаресте и таким образом вырваться из Берлина. Поэтому он согласился с предложением представителя военной разведки пройти специальную подготовку и выехать в командировку в Румынию.
Учился Гернштадт увлеченно и с большим интересом, одновременно выполняя обязанности консультанта военной разведки по Германии. Рудольф был человеком с необычным характером, быстрым и светлым умом, в котором рождалось множество различных планов по улучшению работы военной разведки в Германии. Они легли в основу личных докладов Гернштадта начальнику военной разведки.
Время шло. Поездка в Румынию не получилась. Встреча с Ильзе Штёбе откладывалась на неопределенное время или навсегда. В 1940 году Рудольф Гернштадт эти слова не произносил, но в глубине души он начинал понимать, что решение, которое они с Ильзе Штёбе приняли в Бреслау много лет тому назад – посвятить свою жизнь борьбе против фашизма и не создавать традиционную семью, было правильным. Когда же Штёбе и Гернштадт занялись серьезной разведывательной работой, они поняли, что создать счастливую семью им вряд ли в ближайшие годы удастся, но выбор был сделан. Борьба с фашизмом заняла первое место, а личная жизнь оказалась на втором плане...
Задание начальника разведки
В один из вечеров поздней осени 1939 года сотрудники европейского отдела военной разведки Виктор Коновалов и Константин Леонтьев задержались в своем рабочем кабинете. День пролетел быстро. Сделано было много, но, как всегда, далеко не все.Рабочий кабинет отдела находился на третьем этаже здания Разведуправления Красной Армии. За окном шумел Арбат, переполненный своими будничными заботами.
Офицеры решили перекусить. Коновалов позвонил в буфет и попросил принести в 321-й кабинет бутерброды и чай. Такое обслуживание офицеров – обычное дело. В Разведуправлении создавались максимально удобные условия для тех сотрудников, которые продолжали трудиться и после формального окончания рабочего дня.
Когда дверь в кабинет открылась, вместо сотрудницы буфета Нины вошел начальник Разведуправления генерал Иван Иосифович Проскуров. Коновалов и Леонтьев кратко доложили об обстановке в подчиненных им резидентурах. Выслушав офицеров, Проскуров неожиданно спросил:
– Кто из вас знает немецкий язык и может хорошо фотографировать документы? Срочно необходимо выполнить важную работу...
Военинженер 2-го ранга Константин Леонтьев был опытнее Коновалова. Он работал в Берлине, хорошо знал немецкий и профессионально владел техникой фотографирования документов. Леонтьев сказал, что готов выполнить любую задачу.
– Учтите, – подчеркнул Проскуров, обращаясь к Леонтьеву, – в вашем распоряжении будет всего полтора часа, затем документ должен быть возвращен источнику...
Леонтьев бывал в заграничных командировках, где приходилось фотографировать агентурные документы в различных условиях. Он быстро приготовил фотоаппарат и выехал на служебной автомашине по указанному адресу.
На служебной квартире Разведуправления Леонтьев получил от ожидавшего его разведчика материал для фотографирования. В квартире находился еще кто-то. Но кто это был, он не знал. Впрочем, это его и не должно было интересовать.
Документ был достаточно большим – несколько десятков страниц машинописного текста. Леонтьев понял, что документ, попавший ему в руки, является проектом договора, подготовленного в Берлине, о поставках советского сырья в Германию и о продаже СССР немецкого промышленного оборудования. Видимо, этот проект прошел согласование с германскими ответственными лицами, так как на нем сохранились пометки с максимальными ценами на советские товары, на которые берлинская торговая делегация, прибывшая в Москву, должна была ориентироваться.
Получив документ, Леонтьев удалился в одну из комнат, прикрыл дверь, быстро просмотрел и оценил полученный материал. Затем приступил к работе.
Выполнив задание, Леонтьев свернул свою аппаратуру, возвратил документ «хозяину» квартиры и через полчаса вернулся в Разведуправление.
Так Константин Леонтьев впервые узнал о том, что советская военная разведка имеет в германском посольстве источник ценных сведений. Но он ошибся. Источник был в немецкой торговой делегации.
Пройдет время, и Константин Леонтьев познакомится с этим источником лично, получит от него сведения особой важности – о точной дате и часе нападения фашистской Германии на СССР.
Документ, который передал источник в ноябре 1939 года, тоже был чрезвычайно важным. Он касался советско-германских торговых переговоров. В тот день советская военная разведка получила проект договора, где кто-то из высших чиновников германского руководства утвердил цены на товары.
На основе полученных данных было подготовлено специальное сообщение для И. В. Сталина, наркома внешней торговли А. И. Микояна и наркома обороны К. Е. Ворошилова.
Леонтьев полагал, что срочное задание начальника разведки – обычный эпизод, о котором он скоро забудет.
Получилось иначе. Материал, который он фотографировал на конспиративной квартире, был передан советской разведке весьма ценным источником – агентом «ХВЦ» – Герхардом Кегелем. О его прибытии в Москву в составе германской торговой делегации своевременно сообщила в Разведуправление «Альта».
Первую встречу с Кегелем в Москве, который проживал вместе с другими членами делегации в гостинице «Националь» на Манежной площади, организовывал и проводил Рудольф Гернштадт. Находясь в Москве, «Арбин» продолжал заниматься важной разведывательной работой.
По заданию Разведуправления Р. Гернштадт позвонил вечером Кегелю. «ХВЦ» сразу же узнал своего друга. Для установления контакта им не требовались принятые в разведке всякие премудрости и хитрости в виде специальных «паролей и отзывов». Спокойный голос проверенного друга – лучший пароль.
Р. Гернштадт и Г. Кегель договорились о встрече на одной из московских улиц. Даже находясь в Москве, «Арбин» не отступал от принятых в разведке правил конспирации. «Арбин» не исключал, что среди членов германской торговой делегации есть сотрудники гестапо или военной контрразведки. Они в любой момент могли «случайно» зайти в номер к Герхарду, длительное отсутствие которого могло быть ими зафиксировано.
Обговорив условия последующих встреч, друзья расстались. На этой встрече «ХВЦ» и передал «Арбину» проект торгового договора между Германией и СССР и сказал, что его «редактировал» сам Гитлер. Договорились, что через полтора часа Рудольф возвратит документ...
Герхард Кегель задержался в Москве надолго. Свое пребывание в СССР он позже определил так – «подпольщик в стране друзей». Рассказывая уже после окончания Великой Отечественной войны о своем положении в начале 1940 года в советской столице, Г. Кегель писал: «За обедом или ужином в какой-нибудь московской гостинице или в ресторане с другими членами торговой делегации, с сотрудниками посольства фашистской Германии и руководителями германских промышленных предприятий, которые приезжали в СССР для заключения сделок, конечно, часто возникали разговоры о Москве и о Советском Союзе. Это были очень разные люди. Одни, по крайней мере, пытались судить здраво и мыслить самостоятельно; другие же являлись безнадежно отравленными антикоммунизмом. И когда кто-нибудь из них начинал нести невероятный и зловредный вздор, я не мог запросто хлопнуть его по плечу и сказать то, к чему меня так и подмывало: „Вы, дорогой господин, просто политический кретин!“ Я, конечно, не мог без возражений выслушивать подобную чепуху, но мне приходилось тщательно выбирать слова для ответа».
Советско-германские торговые переговоры, начавшиеся в конце октября, затянулись. Р. Гернштадт поддерживал связь с Г. Кегелем один раз в неделю. Герхард передавал Рудольфу материалы об установках, которые торговая делегация Германии получала из Берлина, сообщал детали других крупных контрактов, готовившихся к подписанию, передавал информацию, которая позволяла понять не совсем понятный общий политический курс Германии в отношении СССР.
Руководитель германской торговой делегации посол Риттер выезжал в Берлин для согласования достигнутых в Москве предварительных договоренностей.
В начале января Риттер возвратился в советскую столицу с новыми инструкциями Гитлера. Немцы были вынуждены пойти на существенные уступки по ряду требований СССР, чтобы вывести переговоры из тупика.
О новых инструкциях, привезенных Риттером в Москву, Герхард Кегель также сообщил «Арбину».
Подготовка соглашения начала продвигаться быстрее. Это было вполне естественно, советская сторона хорошо знала те ценовые параметры, на которые была ориентирована немецкая делегация. В соответствии с подготовленным проектом договора, Советский Союз должен был поставить в Германию товаров и сырья на сумму в 500 миллионов рейхсмарок. Германия обязалась в соответствующем объеме поставить в СССР промышленные товары, оборудование и некоторые образцы боевой техники и оружия.
Окончательное согласование немецкого и русского текстов договора должно было завершиться к 11 февраля 1940 года. Г. Кегель отвечал за текст немецкого договора, который должен был полностью соответствовать русскому тексту. Г. Кегелю приходилось в эти дни часто общаться с наркомом внешней торговли СССР А. И. Микояном, германским послом Риттером, руководившим германской торговой делегацией, и другими ответственными сотрудниками германского посольства в СССР. В частности, в это время Кегель основательно «сработался» с советником германского посольства Хильгером, который считался в Берлине «знатоком русских проблем». Не без участия Хильгера после подписания советско-германского торгового договора Г. Кегель получит назначение на работу в германское посольство в СССР.
11 февраля 1940 года Микоян и Риттер должны были подписать договор. Согласование отдельных положений затянулось далеко за полночь. 12 февраля в 6 часов утра советско-германский торговый договор был подписан. Каждая из сторон получила то, что хотела.
Благодаря помощи Герхарда Кегеля нарком внешней торговли СССР А. Микоян имел в руках «ключ» к секретным установкам германской торговой делегации. Поэтому представители Наркомата внешней торговли СССР смогли заключить выгодное для СССР соглашение, которое позволило сэкономить несколько десятков миллионов золотых рублей...
В конце февраля 1940 года германская торговая делегация выехала из Москвы. Герхард Кегель тоже отправился в Германию. Находясь в Берлине, он встретился с Ильзе Штёбе, передал ей привет от Рудольфа Гернштадта, сообщил, что получил назначение на работу в германское посольство в Москве и собирается вскоре вновь выехать в Советский Союз. И. Штёбе разработала и сообщила Г. Кегелю условия восстановления связи с ним, когда он окажется в советской столице. После этого они распрощались, пожелав друг другу удачи и счастья. Они не знали, что видятся в последний раз...
После встречи с Г. Кегелем «Альта» сообщила в Москву следующее:
Курт получил приказ о немедленном выезде из Берлина в Москву. Он будет звонить между 14.00 и 14.30 по телефону, который ему сообщил «Арбин». Снявшему трубку он скажет: «Это герр Шмидт. Я прошу к телефону господина Петрова». В обусловленное время Курт выйдет с книгой на одну из московских улиц. В книге будет заложена газета...
Большаков вызвал к себе К. Леонтьева, предложил изучить донесение «Альты» и ждать телефонного звонка на одной из конспиративных квартир.
Четыре дня Леонтьев не отходил от телефона. И только под вечер пятого дня позвонил незнакомец, который представился Шмидтом и попросил пригласить к телефону господина Петрова.
Леонтьев сообщил Кегелю, где он будет его ждать. Вскоре на одной из московских улиц в районе станции метро «Аэропорт» Леонтьев-Петров встретил Кегеля.
Леонтьев прибыл на встречу на своей автомашине, он пригласил Герхарда проехать по вечерней Москве и обсудить интересующие их вопросы.
Вспоминая этот эпизод, Г. Кегель писал:
...Примерно через два месяца я познакомился с моим окончательным постоянным связным – очень симпатичным и деловым полковником Красной Армии. Он представился мне как Павел Иванович Петров.
Павел Иванович – имя вымышленное. Видимо, накануне войны этот псевдоним в Разведуправлении пользовался особым уважением. Известно, что начальник военной разведки Ян Карлович Берзин часто тоже представлялся как «Павел Иванович». Когда Берзин знакомился с Марией Поляковой, прибывшей для работы в Разведуправлении, он так и представился ей: «Называйте меня Павлом Ивановичем».
Известно, что и другие офицеры военной разведки тоже использовали этот псевдоним. В нем был скрыт какой-то психологический секрет – он звучал доверительно и располагал к откровенной беседе.
Возвратившись в Разведуправление, Леонтьев хотел доложить о результатах встречи с «Куртом», но начальник отдела полковник Большаков сказал, что Леонтьева ожидает начальник Разведывательного управления. Во время отчета о встрече с «Куртом» Леонтьев получил от начальника военной разведки указание лично обрабатывать все донесения нового источника и лично готовить по ним проекты спецсообщений для наркома обороны и начальника Генерального штаба.
Завершая инструктаж Леонтьева, начальник разведки сказал, что нельзя исключать поступления особо важных данных, касающихся советско-германских отношений, напомнил о необходимости соблюдения осторожности в работе с источником из германского посольства.
Так Герхард Кегель восстановил в Москве связь с Разведуправлением Красной Армии. В 1940 году он передал советской военной разведке большое количество ценных сведений, которые имели важное значение для понимания политики Гитлера в отношении СССР.
В первой половине 1941 года Герхард Кегель передаст Константину Леонтьеву точные данные о нападении Германии на СССР...
ЧАСТЬ V
УГОЛ АГРЕССИИ
Глава первая
Смена «караула» на первом военном посту
Совет Народных Комиссаров СССР 8 мая 1940 года принял постановление, в соответствии с которым К. Е. Ворошилов должен был передать руководство Наркоматом обороны СССР маршалу С. К. Тимошенко.
В это же время было принято решение о назначении нового начальника военной разведки, которым 11 июля 1940 года стал генерал Филипп Иванович Голиков, командовавший до этого 6-й армией. Опыта работы в системе Разведуправления Красной Армии Ф. И. Голиков не имел.
Назначение Голикова на должность начальника военной разведки произведено «волевым» решением. Генерала никто никуда не вызывал, никто с ним не беседовал, никто не предлагал ему занять должность начальника военной разведки. Его мнением по поводу возможного назначения на должность начальника Разведуправления Красной Армии никто в управлении кадров Наркомата обороны не поинтересовался.
Почему Филипп Иванович был выдвинут на эту должность, до сих пор остается загадкой.
Попытки Голикова объяснить, что он не имеет опыта управления таким сложным «хозяйством», как военная разведка, были отвергнуты.
И. Проскурова в Разведуправлении Ф. Голиков не застал. Дела пришлось принимать без предшественника.
Герой Советского Союза генерал-лейтенант И. И. Проскуров, возглавлявший военную разведку с 14 апреля 1939 года, был освобожден от занимаемой должности и числился в распоряжении наркома обороны. В сентябре 1940 года он занимает должность командующего ВВС Дальневосточного фронта.
27 июня 1941 года генерал-лейтенант И. И. Проскуров был арестован и приговорен на основании обвинительного заключения НКВД к высшей мере наказания. Его уникальный опыт ведения воздушных боев, приобретенный во время гражданской войны в Испании, за что он и получил звание Героя Советского Союза, мог бы пригодиться в первые же дни войны, начатой фашистской Германией против СССР. Таких героев-летчиков в Советском Союзе было в то время очень мало. Тем не менее от И. Проскурова власть решила избавиться...[24]
Иначе обстояло дело с передачей должности наркома обороны – главной военной должности в СССР, образно говоря, первого военного поста в Советском Союзе.
В связи с тем, что постановлением СНК СССР не был определен точный срок передачи дел Наркомата обороны, смена «караула» на посту военных наркомов произошла только 7 декабря 1940 года.
По указанию И. В. Сталина, процедуру передачи дел контролировали Жданов, Маленков и Вознесенский.
Ответственные за смену наркомов обороны члены Политбюро заслушали доклады начальников центральных управлений и подписали «Акт о приеме Наркомата обороны Союза ССР С. К. Тимошенко от К. Е. Ворошилова».
Маршал Ворошилов пост сдал.
Маршал Тимошенко пост принял.
В «Акте...» имелся раздел – «Состояние разведывательной работы», в котором было зафиксировано следующее положение в Разведуправлении Красной Армии:
Организация разведки является одним из наиболее слабых участков в работе Наркомата обороны. Организационной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется.
Работа Разведывательного управления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведывательного управления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении, подготовке к развертыванию иностранных армий. К моменту приема Наркомат обороны такими разведывательными данными не располагает. Театры военных действий и их подготовка не изучены...
В этом «Акте...» «досталось» не только военной разведке. Такую же неудовлетворительную оценку получили и другие центральные управления Наркомата обороны, а также практически все службы и рода войск – пехота, противовоздушная оборона, авиация, бронетанковые войска, артиллерия, войска связи и другие.
Комиссия по приему дел Наркомата обороны отметила, что штаты и табели, по которым «войска живут и снабжаются, никем не утверждены и изданы для руководства, как временные», «к моменту приема и сдачи Наркомата обороны оперативного плана войны не было», «Генштаб не имеет данных о состоянии прикрытия границ», «точно установленной фактической численности Красной Армии в момент приема Наркомат не имеет, учет личного состава по вине Главного управления Красной Армии находится в исключительно запущенном состоянии», «крайняя запущенность учета военнообязанных запаса», «мобилизационный план нарушен», «слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки», «пехота подготовлена слабее всех других родов войск», «состояние учета самолетов и моторов неудовлетворительное, а качественный учет совершенно не организован и не ведется», «вооружение танковых частей в своем развитии отстает от современных требований вследствие того, что толстоброневые танки внедрены на вооружение с опозданием», войска связи «плохо обеспечены почти по всем видам имущества связи», «противовоздушная оборона войск и охраняемых пунктов находится в состоянии полной запущенности...»
Другие пункты «Акта...» были не менее тревожными.
«Странная война» СССР в 1939 году против Финляндии выявила множество недостатков Красной Армии. В финской кампании армия оказалась неспособной вести слаженные наступательные боевые действия, использовать танки, авиацию и артиллерию на направлениях главных ударов, организовывать взаимодействие в бою различных родов войск. Вероятно, это и стало причиной такой резко отрицательной оценки боеспособности Красной Армии в декабре 1940 года.
Красная Армия в 1940 году переживала трудные времена: не хватало опытных командиров, воинские части укомплектованы устаревшей боевой техникой, личный состав обучен слабо.
Такое состояние Красной Армии было зафиксировано германской военной разведкой и было доложено Гитлеру. 9 января 1941 года, беседуя с Риббентропом, он сказал своему министру иностранных дел: «Сталин, хозяин России, – умный парень. Он не станет открыто выступать против Германии... Сейчас русские вооруженные силы – это обезглавленный колосс на глиняных ногах, но невозможно предсказать его будущее развитие. Коль скоро Россия должна быть разбита, лучше сделать это сейчас, когда русские войска не имеют хорошего руководства, плохо оснащены и когда русские испытывают большие трудности в военной промышленности... Уничтожение русской армии, захват наиболее важных индустриальных районов и уничтожение остальных станет целью этой операции...»
Гитлер говорил с Риббентропом об операции «Барбаросса». Именно об этой операции, план которой Гитлер утвердил 18 декабря 1940 года, «Альта» сообщила «Бине» на встрече 28 декабря. 29 декабря данные «Альты» уже были в Центре. Голиков приказал доложить радиограмму «Альты» Сталину, Молотову, Тимошенко и Мерецкову...
Положение в системе военной разведки, судя по содержанию «Акта...», подписанного новым наркомом обороны, тоже было не блестящим. Репрессии 1937 – 1939 годов в военной разведке не прошли бесследно.
До начала нападения фашистской Германии на СССР оставалось всего шесть месяцев. Что же удалось сделать советской военной разведке в этот критический для страны период?
Найти объективный ответ на этот вопрос, который играл и продолжает играть ключевую роль в понимании трагедии начального периода Великой Отечественной войны, достаточно сложно.
До сих пор существует твердое убеждение, что в трагическом начале войны в июне 1941 года виновен И. В. Сталин.
Это мнение сложилось под влиянием многих факторов. И как это ни странно, особую роль сыграл и маршал Г. К. Жуков. В его неопубликованных воспоминаниях есть такие оценки:
И. В. Сталин был общепризнанным марксистом-диалектиком. Сталина все привыкли считать дальновидным, осторожным государственным руководителем, мудрым вождем партии и советского народа. Члены Политбюро в лице Молотова, Жданова, Маленкова, Ворошилова, Хрущева, Калинина и других были полностью согласны со Сталиным в его оценках обстановки и всех прогнозах в отношении действий гитлеровской Германии.
...Могло ли высшее военное руководство в лице Тимошенко и Жукова заранее развернуть войска прикрытия в боевые порядки и создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск, обеспечить мобилизацию, сосредоточение и развертывание главных группировок вооруженных сил? Без решения Политбюро и лично Сталина этого сделать никто не мог...
Как же мог Сталин, который не имел специальной военной подготовки, строить прогнозы о возможных военных действиях Гитлера против СССР? Для того чтобы разбираться в этих вопросах, в советском правительстве тех лет были нарком обороны, начальник Генерального штаба и другие крупные военные фигуры, маршалы и генералы, которые должны были объективно оценивать состояние советско-германских отношений и прогнозировать возможные пути их развития. Военная разведка предоставляла высшему военному руководству страны достаточно сведений, чтобы заставить ответственных лиц Наркомата обороны серьезно подумать о безопасности страны...
В это же время было принято решение о назначении нового начальника военной разведки, которым 11 июля 1940 года стал генерал Филипп Иванович Голиков, командовавший до этого 6-й армией. Опыта работы в системе Разведуправления Красной Армии Ф. И. Голиков не имел.
Назначение Голикова на должность начальника военной разведки произведено «волевым» решением. Генерала никто никуда не вызывал, никто с ним не беседовал, никто не предлагал ему занять должность начальника военной разведки. Его мнением по поводу возможного назначения на должность начальника Разведуправления Красной Армии никто в управлении кадров Наркомата обороны не поинтересовался.
Почему Филипп Иванович был выдвинут на эту должность, до сих пор остается загадкой.
Попытки Голикова объяснить, что он не имеет опыта управления таким сложным «хозяйством», как военная разведка, были отвергнуты.
И. Проскурова в Разведуправлении Ф. Голиков не застал. Дела пришлось принимать без предшественника.
Герой Советского Союза генерал-лейтенант И. И. Проскуров, возглавлявший военную разведку с 14 апреля 1939 года, был освобожден от занимаемой должности и числился в распоряжении наркома обороны. В сентябре 1940 года он занимает должность командующего ВВС Дальневосточного фронта.
27 июня 1941 года генерал-лейтенант И. И. Проскуров был арестован и приговорен на основании обвинительного заключения НКВД к высшей мере наказания. Его уникальный опыт ведения воздушных боев, приобретенный во время гражданской войны в Испании, за что он и получил звание Героя Советского Союза, мог бы пригодиться в первые же дни войны, начатой фашистской Германией против СССР. Таких героев-летчиков в Советском Союзе было в то время очень мало. Тем не менее от И. Проскурова власть решила избавиться...[24]
Иначе обстояло дело с передачей должности наркома обороны – главной военной должности в СССР, образно говоря, первого военного поста в Советском Союзе.
В связи с тем, что постановлением СНК СССР не был определен точный срок передачи дел Наркомата обороны, смена «караула» на посту военных наркомов произошла только 7 декабря 1940 года.
По указанию И. В. Сталина, процедуру передачи дел контролировали Жданов, Маленков и Вознесенский.
Ответственные за смену наркомов обороны члены Политбюро заслушали доклады начальников центральных управлений и подписали «Акт о приеме Наркомата обороны Союза ССР С. К. Тимошенко от К. Е. Ворошилова».
Маршал Ворошилов пост сдал.
В «Акте...» имелся раздел – «Состояние разведывательной работы», в котором было зафиксировано следующее положение в Разведуправлении Красной Армии:
Организация разведки является одним из наиболее слабых участков в работе Наркомата обороны. Организационной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется.
Работа Разведывательного управления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведывательного управления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении, подготовке к развертыванию иностранных армий. К моменту приема Наркомат обороны такими разведывательными данными не располагает. Театры военных действий и их подготовка не изучены...
В этом «Акте...» «досталось» не только военной разведке. Такую же неудовлетворительную оценку получили и другие центральные управления Наркомата обороны, а также практически все службы и рода войск – пехота, противовоздушная оборона, авиация, бронетанковые войска, артиллерия, войска связи и другие.
Комиссия по приему дел Наркомата обороны отметила, что штаты и табели, по которым «войска живут и снабжаются, никем не утверждены и изданы для руководства, как временные», «к моменту приема и сдачи Наркомата обороны оперативного плана войны не было», «Генштаб не имеет данных о состоянии прикрытия границ», «точно установленной фактической численности Красной Армии в момент приема Наркомат не имеет, учет личного состава по вине Главного управления Красной Армии находится в исключительно запущенном состоянии», «крайняя запущенность учета военнообязанных запаса», «мобилизационный план нарушен», «слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки», «пехота подготовлена слабее всех других родов войск», «состояние учета самолетов и моторов неудовлетворительное, а качественный учет совершенно не организован и не ведется», «вооружение танковых частей в своем развитии отстает от современных требований вследствие того, что толстоброневые танки внедрены на вооружение с опозданием», войска связи «плохо обеспечены почти по всем видам имущества связи», «противовоздушная оборона войск и охраняемых пунктов находится в состоянии полной запущенности...»
Другие пункты «Акта...» были не менее тревожными.
«Странная война» СССР в 1939 году против Финляндии выявила множество недостатков Красной Армии. В финской кампании армия оказалась неспособной вести слаженные наступательные боевые действия, использовать танки, авиацию и артиллерию на направлениях главных ударов, организовывать взаимодействие в бою различных родов войск. Вероятно, это и стало причиной такой резко отрицательной оценки боеспособности Красной Армии в декабре 1940 года.
Красная Армия в 1940 году переживала трудные времена: не хватало опытных командиров, воинские части укомплектованы устаревшей боевой техникой, личный состав обучен слабо.
Такое состояние Красной Армии было зафиксировано германской военной разведкой и было доложено Гитлеру. 9 января 1941 года, беседуя с Риббентропом, он сказал своему министру иностранных дел: «Сталин, хозяин России, – умный парень. Он не станет открыто выступать против Германии... Сейчас русские вооруженные силы – это обезглавленный колосс на глиняных ногах, но невозможно предсказать его будущее развитие. Коль скоро Россия должна быть разбита, лучше сделать это сейчас, когда русские войска не имеют хорошего руководства, плохо оснащены и когда русские испытывают большие трудности в военной промышленности... Уничтожение русской армии, захват наиболее важных индустриальных районов и уничтожение остальных станет целью этой операции...»
Гитлер говорил с Риббентропом об операции «Барбаросса». Именно об этой операции, план которой Гитлер утвердил 18 декабря 1940 года, «Альта» сообщила «Бине» на встрече 28 декабря. 29 декабря данные «Альты» уже были в Центре. Голиков приказал доложить радиограмму «Альты» Сталину, Молотову, Тимошенко и Мерецкову...
Положение в системе военной разведки, судя по содержанию «Акта...», подписанного новым наркомом обороны, тоже было не блестящим. Репрессии 1937 – 1939 годов в военной разведке не прошли бесследно.
До начала нападения фашистской Германии на СССР оставалось всего шесть месяцев. Что же удалось сделать советской военной разведке в этот критический для страны период?
Найти объективный ответ на этот вопрос, который играл и продолжает играть ключевую роль в понимании трагедии начального периода Великой Отечественной войны, достаточно сложно.
До сих пор существует твердое убеждение, что в трагическом начале войны в июне 1941 года виновен И. В. Сталин.
Это мнение сложилось под влиянием многих факторов. И как это ни странно, особую роль сыграл и маршал Г. К. Жуков. В его неопубликованных воспоминаниях есть такие оценки:
И. В. Сталин был общепризнанным марксистом-диалектиком. Сталина все привыкли считать дальновидным, осторожным государственным руководителем, мудрым вождем партии и советского народа. Члены Политбюро в лице Молотова, Жданова, Маленкова, Ворошилова, Хрущева, Калинина и других были полностью согласны со Сталиным в его оценках обстановки и всех прогнозах в отношении действий гитлеровской Германии.
...Могло ли высшее военное руководство в лице Тимошенко и Жукова заранее развернуть войска прикрытия в боевые порядки и создать на всех стратегических направлениях группировки войск, способные отразить массированные удары германских войск, обеспечить мобилизацию, сосредоточение и развертывание главных группировок вооруженных сил? Без решения Политбюро и лично Сталина этого сделать никто не мог...
Как же мог Сталин, который не имел специальной военной подготовки, строить прогнозы о возможных военных действиях Гитлера против СССР? Для того чтобы разбираться в этих вопросах, в советском правительстве тех лет были нарком обороны, начальник Генерального штаба и другие крупные военные фигуры, маршалы и генералы, которые должны были объективно оценивать состояние советско-германских отношений и прогнозировать возможные пути их развития. Военная разведка предоставляла высшему военному руководству страны достаточно сведений, чтобы заставить ответственных лиц Наркомата обороны серьезно подумать о безопасности страны...