Он мыслит: "Буду ей спаситель.
   Не потерплю, чтоб развратитель
   Огнем и вздохов и похвал
   Младое сердце искушал"
   (VI, XV. XVI. XVII, 5-8).
   Автор чужд такому осмыслению своего героя: Онегин не оказывается соблазнителем - степень его демонической опасности Татьяной преувеличена:
   Вы согласитесь, мой читатель,
   Что очень мило поступил
   С печальной Таней наш приятель;
   Не в первый раз он тут явил
   Души прямое благородство...
   (IV, XVIII, 1-5).
   Но он и не положительный герой романов XVIII века:
   Но наш герой, кто б ни был он,
   Уж верно был не Грандисон
   (III, X, 13-14)
   Посылая письмо Онегину, Татьяна ведет себя по нормам поведения героини романа, однако реальные бытовые нормы поведения русской дворянской барышни начала XIX в. делали такой поступок немыслимым: и то, что она вступает без ведома матери в переписку с почти неизвестным ей человеком, и то, что она первая признается ему в любви, делало ее поступок находящимся по ту сторону всех норм приличия. Если бы Онегин разгласил тайну получения им письма, репутация Татьяны пострадала бы неисправимо. Но если по отношению к высокой прозе жизни взгляд сквозь призму романов кажется наивным и вызывает иронию, то в сопоставлении с системой светских приличий он обнаруживает связь со "своенравием страстей" и получает оправдание со стороны автора. Это определяет сочетание иронии и симпатии в тоне авторского повествования.
   Бытовое неприличие поступка Татьяны заставляет скептически отнестись к предположению о том, что образцом для письма явилось реальное письмо, якобы полученное П от девочки Марии Раевской (см.: "Рукою Пушкина", с. 299; Сержан Л. С., цит. соч., с. 536). В виду отсутствия сколь-либо серьезных доказательств, мнение это не нуждается в опровержении.
   XXXII, 3 - Облатка розовая сохнет... - Облатка - кружок из клейкой массы или проклеенной бумаги, которым запечатывали конверты (ср.: И на письмо не напирает Своей печати вырезной - III, XXXIII, 3-4), Письма запечатывались кольцом или специальной печаткой с гравированным ("вырезным") камнем.
   XXXVI, 3 - Бледна как тень, с утра одета... - Обычным было одевать утром "дезабилье" ("утренний убор"), в котором выходили к завтраку, виделись с домашними или близкими друзьями. Утренний туалет для женщины заключался в платьях особого покроя. Дезабилье столичных модниц могло состоять из дорогих парижских туалетов нарочито небрежного вида. Утренний убор провинциальной барышни состоял из простенького платья домашнего покроя, широких "покойных кофт" и пр. В утреннем уборе дама считалась неодетой. К обеду полагалось "одеваться", т. е. менять туалет. Вечером в городе при выезде в театр или на бал, в деревне в праздник надевались вечерние туалеты. "С утра одета" - психологическая деталь, раскрывающая напряженность ожидания Татьяной приезда Онегина. См. об этом: Маймин Е. А. Опыты литературного анализа. М., 1972, с. 15.
   12 - Да, видно, почта задержала. - Почтовая корреспонденция отправлялась два раза в неделю, в т. н. почтовые дни, когда, как правило, писали письма. Тогда же приходила корреспонденция.
   13-14 - Татьяна потупила взор... - В разговоре о том, что Онегин задержался из-за почты, Татьяна увидала намек на свое письмо.
   Песня девушек
   Введенная в текст нестрофическая "Песня девушек" представляет второй, после письма Татьяны, "человеческий документ", вмонтированный в роман. Песня также говорит о любви (в первом варианте - трагической, однако, в дальнейшем для большего контраста П заменил его сюжетом счастливой любви), но вносит при этом совершенно новую, фольклорную точку зрения, что являлось антитезой не только письму Татьяны, но и словам няни ("Мы не слыхали про любовь" - III, XVIII, 2). В первоначальном замысле П полагал дать такой текст песни:
   Вышла Дуня на дорогу
   Помолившись богу
   Дуня плачет, завывает
   Друга провожает
   Друг поехал на чужбину
   Дальнюю сторонку
   Ох уж эта мне чужбина
   Горькая кручина!
   На чужбине молодицы,
   Красные девицы,
   Осталась я молодая
   Горькою вдовицей
   Вспомяни меня младую
   Аль я приревную
   Вспомяни меня заочно
   Хоть и не нарочно
   (VI, 329-330).
   Оба текста "Песни девушек" являются творчеством П, хотя и навеяны фольклорными впечатлениями Михайловского. Однако для автора существенно уверить читателя в их подлинности.
   Сменив первый вариант "Песни девушек" вторым, П отдал предпочтение образцу свадебной лирики, что тесно связано со смыслом фольклорной символики в последующих главах. "Песня девушек" ориентирована на, видимо, известные П свадебные песни с символикой жениха - "вишенья" - и невесты "ягоды".
   Из саду в сад путь-дороженька лежит,
   Из зелена тут и проторена.
   Кто эту дорожку прошел-проторил?
   Проторил дорожку Иванович Алексей
   - Ягода Марья, куда пошла?
   -Вишенье Алексей, в лес по ягоды.
   - Ягода Марья, во что будешь брать?
   - Вишенье Алексей, в твою шапоцку.
   - Ягода Марья, кому поднесешь?
   - Вишенье Алексей, твоему батюшку.
   -Ягода Марья, поклонишься ли?
   -Вишенье Алексей - до пояску.
   (Колпакова Н.
   Свадебный обряд на р. Пинеге.
   "Крестьянское искусство СССР",
   т. 2. Л., 1928, с. 158).
   Включение песни в текст EO имеет двойную мотивировку. Упоминание ягод связывает ее с бытовой ситуацией - сбором крепостными девушками ягод в помещичьем саду, символическое же значение мотива связывает эпизод с переживаниями героини.
   XLI, 5-6 - Блистая взорами, Евгений
   Стоит подобно грозной тени...
   Сгущенно-романтическая стилистика этих стихов вводит в текст "точку зрения" Татьяны. Следующий далее резкий стилистический слом - переход к демонстративно-фамильярной авторской речи - подчеркивает этот эффект, заставляя предполагать существование третьей позиции, возвышающейся над обоими стилями.
   13-14 - И погулять и отдохнуть:
   Докончу после как-нибудь.
   Реминисценция заключительных стихов 4-й песни "Орлеанской девственницы" Вольтера:
   Но мне пора, читатель, отдохнуть,
   Мне предстоит еще немалый путь
   (Вольтер. Орлеанская девственница.
   Пер. под ред. М. Л. Лозинского. М., 1971, с. 81).
   Нарисовав картину, полную бытового и психологического правдоподобия, П не только "подсветил" ее двумя противоположными точками зрения, фольклорной в песне девушек и романтической, принадлежащей героине ("блистая взорами", "подобен грозной тени"), но и завершил главу резким стилистическим переходом к условной манере шутливого повествования в духе иронической поэзии эпохи барокко (концовка Вольтера, вероятно, восходит к заключительным стихам III песни "Неистового Роланда" Ариосто). Источники эти были хорошо известны читателю пушкинской эпохи и, бесспорно, им ощущались. Это делает "я" повествователя в заключительных стихах неадекватным автору.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   La morale est dans la nature des choses.
   Necker.
   "Нравственность (мораль) - в природе вещей". Неккер. Неккер Жак (1732-1804) - политический деятель и финансист, в начале французской революции XVIII в. был министром Людовика XVI, отец Ж. де-Сталь. Эпиграф взят П из книги Ж. Сталь "Размышление о французской революции" (1818), где эти слова включены в следующий контекст: "Вы слишком умны, сказал однажды Неккер Мирабо, чтобы рано или поздно не заметить, что нравственность в природе вещей" (M-me de Staлl, Oeuvres, XII, p. 404; см.: Томашевский Б. Французская литература в письмах Пушкина к E. M. Хитрово. - В кн.: Письма Пушкина к E. M. Хитрово, 1827-1832. Л., 1927, с. 254-255).
   В сопоставлении с содержанием главы эпиграф получает ироническое звучание. Неккер говорит о том, что нравственность - основа поведения человека и общества. Однако в русском контексте слово "мораль" могло звучать и как нравоучение, проповедь нравственности (ср.: Словарь языка Пушкина, II, 622; "Не докучал моралью строгой" (I, III, 12) и более позднее: "Мне граф (Орлов) мораль читал" - Некрасов, "Суд"). Показательна ошибка Бродского, который перевел эпиграф: "Нравоучение в природе вещей" (Бродский, с. 206). Возможность двусмысленности, при которой нравственность, управляющая миром, путается с нравоучением, которое читает в саду молодой героине "сверкающий взорами" герой, создавала ситуацию скрытого комизма.
   Строфы I-VI в тексте романа опущены и заменены точками, хотя I - IV из них были уже известны читателю по публикации 1827 г. в № 20 "Московского вестника" (с. 365-367. См.: VI, 646-648). То, что автор исключил уже известные читателям четыре строфы, прибавив к ним номера еще двух, видимо, вообще де написанных, одновременно напоминает о существовании исключенного текста и мистифицирует относительно несуществующего с помощью "пустых" номеров. Это как бы выводило роман за пределы собственного его текста, показывая, что известный читателю ряд строф и уже, и шире романа подобно тому, как всякий рассказ о событии уже и шире самого этого происшествия. Ср. с отступлением, данным в скобках в гл. LII "Красного и черного" Стендаля: ("Здесь автор хотел поместить страницу многоточий. Это будет иметь плохой вид, сказал издатель, а для такого легкого произведения плохой вид - смерть..."). Далее Стендаль поместил пространное рассуждение автора и издателя о том, как следует сочетать в романе политику и искусство. Демонстративное введение внетекстовых элементов в текст романа было порождено новаторскими поисками в области реалистической структуры.
   VII, 1-10 - Чем меньше женщину мы любим... - Рассуждение, данное в романе как принадлежащее Онегину ("Так точно думал мой Евгений" - IV, IX, 1), - переложение в стихах отрывка из письма П к брату: "То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны XVIII столетия" (XIII, 50 и 524).
   13-14 - Со славой красных каблуков
   И величавых париков.
   Высокие красные каблуки были в моде при дворе Людовика XV. "Красные каблуки" сделалось прозванием предреволюционной аристократии. Большие парики были модны в первую половину XVIII века. На рубеже XVIII и XIX в. они уменьшились, а затем вышли из моды и сохранялись лишь в быту у стариков, а также в особо церемониальных случаях (например, как часть дипломатической одежды, в торжественных придворных приемах, в одежде лакеев и пр.).
   X, 9 - На вист вечерний приезжает... - Вист - карточная игра для четырех партнеров. Считалась игрой "степенных" солидных людей ([Н. Страхов] Переписка моды... М., 1791, с. 31). Вист - коммерческая, а не азартная игра, носила спокойный характер.
   XI,1- И в сладостный, безгрешный сон... - "Сон" у П часто употребляется как синоним "мечты". Такая синонимия, с одной стороны, поддерживалась специфической семантикой слова "мечта" в церковнославянском языке ("призрак", "сновидение"; ср.: "сонное мечтание" - Церковный словарь [...] соч. П. Алексеевым, ч. IV. СПб., 1819, с. 135), а с другой - наличием единого адеквата во французском языке - "le reve".
   XII-XVI - "Проповедь" Онегина противопоставлена Письму Татьяны совершенным отсутствием в ней литературных клише и реминисценций. Комментаторы иногда сопоставляли XIV, 9 - 14, с "Оберманом" Сенанкура. Сближение это представляется искусственным. Смысл речи Онегина именно в том, что он неожиданно для Татьяны повел себя не как литературный герой ("спаситель" или "соблазнитель"), а просто как хорошо воспитанный светский и к тому же вполне порядочный человек, который "очень мило поступил С печальной Таней". Онегин повел себя не по законам литературы, а по нормам и правилам, которыми руководствовался достойный человек пушкинского круга в жизни. Этим он обескуражил романтическую героиню, которая была готова и к "счастливым свиданьям", и к "гибели", но не к переключению своих чувств в плоскость приличного светского поведения, а П продемонстрировал ложность всех штампованных сюжетных схем, намеки на которые были так щедро разбросаны в предшествующем тексте. Светская отповедь Онегина отсекала возможность и идиллического, и трагического литературного романного трафарета. Им противопоставлялись законы лежащей вне литературы жизни. Не случайно во всех последующих строфах главы доминирующей делается тема литературной полемики, разоблачения литературных штампов и противопоставления им действительности, истины и прозы. Однако при наивной книжности у начитавшейся романов героини есть непосредственность и способность к чувству, отсутствующие в душе "трезвого" героя.
   Гимений - см. с. 255.
   XVII, 6 - (Как говорится, машинально)... - Машинально выделено курсивом, поскольку воспринималось как шокирующая в поэтическом тексте цитата из разговорного языка. В 1820-е гг. это слово встречалось в бытовом употреблении. 27 ноября 1820 г. Жуковский писал А. И. Тургеневу: "Тебе надобно [...] любить добро (к которому ты до сих пор был привязан машинально, без наслаждения)" (Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу. М., 1895, с. 193). Однако в поэтическом контексте оно воспринималось как резкий диссонанс, цитата из бытовой речи.
   XVIII-XXII - Строфы представляют собой полемическое сопоставление литературного культа любви и дружбы и бытовой реальности светской жизни. И идиллическое прославление дружбы и любви, и романтическое в них разочарование как явления "литературы" сопоставлены с бытовой реальностью с целью разоблачения их условного, нежизненного характера. Противопоставляемая культу пламенных чувств проповедь эгоизма ("любите самого себя" - XXII - 11) также имеет характер не философского обобщения, а практического рецепта относительно того, как себя следует вести в свете (ср. совет брату: "Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит" XIII, 49 и 524), чтобы сохранить независимость и личное достоинство. Бросая иронический свет на романтические штампы, голос здравого рассудка сам делается объектом авторской иронии, раскрывающей относительность его истины.
   XIX, 1-2 - А что? Да так. Я усыпляю
   Пустые, черные мечты...
   Строфа, как и следующая XX, начинается имитацией непосредственного и доверительного разговора с читателем. Подражание устной речи достигается введением слов, значение которых целиком определяется интонацией ("А что? Да так", "Гм! гм!"). Это подчеркивается торжественностью интонации последующей фразы, звучащей как ироническая цитата из какой-то посторонней официальной речи. "Мечты" - зд.: в исконном церковнославянском значении ложные мнения, обманные призраки. Оценка авторских горьких наблюдений над эгоизмом окружающего света как "пустых, черных" мечтаний и торжественный глагол "усыплять" в значении "опровергать", "отбрасывать" составляют очевидное стилистически инородное включение в строфу.
   3 - Я только в скобках замечаю... - Вводя в текст романа рассуждения о принципах его построения ("метапостроения"), П создавал исключительно своеобразный интонационный рисунок.
   5 - На чердаке вралем рожденной... - Смысл стихов раскрывается сопоставлением с письмом П. А. Вяземскому 1 сентября 1822 г.: "...мое намерение было [не] заводить остроумную литературную войну, но резкой обидой отплатить за тайные обиды человека, с которым расстался я приятелем и которого с жаром защищал всякий раз, как представлялся тому случай. Ему по[ка]за[лось][за]бавно сделать из меня неприятеля и смешить на мой счет письмами чердак к.[нязя] Шаховского, я узнал обо всем, будучи уже сослан, и, почитая мщение одной из первых христианских добродетелей - в бессилии своего бешенства закидал издали Толстого журнальной грязью" (XIII, 43). Возможно, с этими стихами связан оставшийся нереализованным замысел включения в четвертую главу памфлетной характеристики Ф. И. Толстого ("Толстой явится у меня во всем блеске в 4-й песне Онег.[ина]" - XIII, 163). Толстой Федор Иванович ("Американец") (1782-1846) - отставной гвардейский офицер, бреттер, картежник, одна из наиболее ярких личностей XIX в. Его имел в виду Грибоедов, когда писал о "ночном разбойнике, дуэлисте" (IV, 4).
   Л. Н. Толстой, называвший Толстого-Американца "необыкновенным, преступным и привлекательным человеком", использовал его черты в образе старшего Турбина ("Два гусара") и Долохова ("Война и мир"). П узнал об участии Толстого-Американца в распространении позорящих его слухов и ответил эпиграммой ("В жизни мрачной и презренной...") и резкими стихами в послании "Чаадаеву". П долгое время собирался драться с Толстым на дуэли (см.: Толстой С. Л. Федор Толстой Американец. М., 1926). Чердак литературно-театральный салон А. А. Шаховского. "Чердак" помещался в доме Шаховского в Петербурге на Малой Морской (ныне ул. Гоголя), на углу Исаакиевской площади. Постоянными посетителями его были представители театральной богемы и литераторы, близкие к "архаистам": Катенин, Грибоедов, Крылов, Жихарев и др. "Долго я жил уединен от всех, вдруг тоска выехала на белый свет, куда, как не к Шаховскому? Там по крайней мере можно гулять смелою рукою по лебяжьему пуху милых грудей etc." (Грибоедов А. С. Сочинения. М., 1956 с. 578). О сплетнях, распространяемых Толстым на "чердаке", П узнал от Катенина.
   XX, 5 - Что значит имянно родные. - "Родные" выделено курсивом как слово, интонационно выпадающее из общего контекста. Здесь оно является элементом бытовой разговорной дворянской речи, отражая исключительное значение родственных связей в быту пушкинской эпохи. Всякое знакомство начиналось с того, чтобы "счесться родными", выяснить, если возможно, степень родства. Это же влияло и на все виды карьерных и должностных продвижений. Ср. реплику Фамусова: "Ну как не порадеть родному человечку!.." (II, 5).
   Ср. воспоминания Н. П Брусилова о Е. А. Архаровой: "Бывало приедет из захолустья помещик и прямо к ней. - Я к вам, матушка Катерина Александровна, с просьбой. - Чем, батюшка, могу служить? Мы с тобой нечужие. Твой дед был внучатым моему покойному Ивану Петровичу по первой его жене. Стало быть свои. [...] - Родня, точно родня, близкая родня, шептала между тем бабушка" (Помещичья Россия.., с. 110).
   10 - О рожестве их навещать... - Сочельник Рождества (обращает внимание подчеркнуто разговорная формула "о рожестве"!) был временем обязательных официальных визитов (ср.: "Меня в сочельник навестил" - VII, XLI, 13).
   XXIII, 13-14 - Так одевает бури тень
   Едва рождающийся день.
   Реминисценция из поэмы Баратынского "Эда":
   Что ж изменить ее могло?
   Что ж это утро облекло
   И так внезапно в сумрак ночи?
   (Баратынский, II, с. 150).
   "Эда" была опубликована в 1826 г. отдельным изданием, вместе с "Пирами", а до этого ряд отрывков в 1825 г. появился в "Мнемозине", "Полярной звезде", "Московском телеграфе". Однако можно предположить, что рукописные тексты, если не всей поэмы, то каких-то ее отрывков, П получил еще в конце 1824 г. По крайней мере, в письмах к брату с конца ноября 1824 г. до конца декабря постоянно звучат настойчивые требования присылки поэмы ("Торопи Дельвига, присылай мне чухонку Баратынского, не то прокляну тебя", "Пришли же мне Эду Баратынскую", "Пришли мне Цветов да Эду" - XIII, 123, 127, 131). Затем эти требования исчезают, а в письме, видимо, от конца января
   1825 г., П уже уверенно выражает надежду на то, что в судьбе Баратынского "Эда все поправит" (XIII, 143), В стихотворении "К [Керн]" (между 16 и 19 июля 1825 г.) уже встречается реминисценция, бесспорно, свидетельствующая об определенном знакомстве с текстом "Эды". Ср.:
   В томленьях грусти безнадежной (II, 1, 406);
   В молчаньи грусти безнадежной
   (Баратынский, II, с. 161).
   Под строфой XXIII в черновой рукописи стоит помета: "1 Генв.[аря] 1825", "31 дек.[абря] 1824" (VI, 356).
   Текстуальная близость стихов 13-14 к "Эде" по существу полемична: у Баратынского они характеризуют состояние "падшей" героини, соблазненной "злодеем" ("Ему, злодею, в эту ночь Досталась полная победа..." Баратынский, II, с. 141). Такой ситуации; повторенной в бесчисленном ряду литературных текстов, но составляющей в реальном быту пушкинской эпохи событие аномальное, эксцесс, П противопоставляет каждодневное бытовое течение вещей ("не-событие", по литературным нормам), являющееся одновременно совершенно уникальным в литературе той поры. Эда "увядает" в результате победы "лукавого соблазнителя" (Баратынский, II, 161), Татьяна "увядает", хотя ни ее романтическое письмо, ни "роковое" свидание ни в чем не изменило ее судьбы, а Онегин решительно отказался от роли литературного соблазнителя.
   XXIV, 7 - Пора, пора бы замуж ей!.. - Татьяне во время действия IV-й главы 17 лет. См. с. 19.
   XXVI, 3-4 -...автор знает боле
   Природу, чем Шатобриан...
   Шатобриан Рене (1768-1848) - французский писатель и политический деятель. Природа зд.: "nature" - сущность вещей и человека. В комментарии Бродского ошибочно - как "картины природы" (Бродский, 215). Литературные вкусы Ленского тяготеют к предромантизму, а не к романтизму: он окружен воспоминаниями о Шиллере, Гете (конечно, как авторе "Вертера"), Стерне, о нравоучительном романе XVIII в. К Шатобриану он относится отрицательно, романтические бунтари и пессимисты XIX в., в первую очередь Байрон, из его мира исключены. Энтузиазм и чувствительность, оптимизм и вера в свободу предромантической литературы противопоставлялись эгоизму, разочарованности и скепсису романтизма. Это следует подчеркнуть, поскольку в исследовательской литературе имеется тенденция трактовать Ленского как воплощение романтизма как такового,
   XXVII-XXX - Альбом был важным фактом "массовой культуры" второй половины XVIII - первой половины XIX вв., являясь своеобразным рукописным альманахом. Аккумулируя наиболее популярные произведения печатной литературы, альбом одновременно отражал большую роль семейной, родовой и кружковой традиций как организующих культуру факторов. Соединяя текст и его оформление - рисунок, альбом определенным образом был связан с традицией рукописной книги; одновременно он испытывал - по составу и в композиционном отношении - воздействие печатной книги - альманаха и в свою очередь влиял на нее. Характеризуя отмеченное П превращение альбома из факта низовой "семейной" культуры в великосветскую моду, П. Л. Яковлев в "Записках москвича" писал: "Все на свете стремится к совершенству, - альбом красноречиво доказывает эту великую истину. Что был альбом 20 лет назад? Книжка в алом сафьяне в 32-ю долю листа. Что находили в таких книжках? Песни Хованского, Николева, конфектные билетцы [бумажка, в которую завернута конфета, с напечатанным на ней стихотворением. - Ю. Л.] и любовные объяснения. Теперь, о! теперь не то! Переплетчики истощили все свое искусство на украшение этих книжек. [...] Теперь редко найдете в них выписки из печатного, или дурные рисунки цветков и домиков. В нынешних альбомах хотят иметь рисунки лучших артистов, почерк известных литераторов. Есть альбомы, которые, через 50 лет, будут дороже целой русской библиотеки". Характеризуя разные типы альбомов, Яковлев так описывает альбом девиц: "В 8-ку. Переплет обернут веленевою бумажкою. На первом листке советы от матери, - стихи французские, английские, итальянские; выписки из Жуковского, много рисунков карандашом. Травки и сушеные цветы между листами" "П. Л. Яковлев) Записки москвича, кн. I. M., 1828, с. 122-126), ср. описание альбома самого Яковлева. Медведева И. Павел Лукьянович Яковлев и его альбом. - "Звенья", VI. М.-Л., 1936, с. 79-94.
   XXVII, 4 - Прилежно украшает ей... - Альбомы начала XIX в. включали не только стихи, но и рисунки. Часто в них вклеивались вырезанные из книг офорты и гравюры. Обучение живописи было весьма распространено в домашнем дворянском воспитании и входило в обязательную программу военных корпусов и ряда гражданских училищ. Многие дилетанты-любители (Жуковский, декабристы А. М. Муравьев, А. П. Юшневский, В. П. Ивашев и др.), не говоря уж о профессионально владевших кистью и карандашом Бестужеве, М. Ю. Лермонтове, превосходно рисовали.
   6 - Надгробный камень, храм Киприды... - аллегорический рисунок: "Любовь до гроба". Киприда - Афродита - по имени посвященного ей храма на Кипре.
   7 - Или на лире голубка... - Лира - символ поэзии, голубок - птица богини любви Венеры. Аллегорический рисунок означает: "Поэзия служит любви".
   10 - Пониже подписи других... - Хотя альбомы заполнялись в хронологической последовательности, место, на котором делалась запись, имело значение: первые страницы отводились родителям и старшим, затем шли подруги и друзья. Для выражения более нежных чувств предназначался конец альбома - особенно значимыми считались подписи на последнем листе (см. IV, XXVIII, 13-14). Самый первый лист часто оставался незаполненным, поскольку существовало поверье, что с открывшим первую страницу альбома случится несчастье.
   XXVIII-XXIX - Выделенные курсивом стихи - включения "чужой речи": в строфе XXVIII - стереотипные альбомные стишки, в строфе XXIX - столь же стереотипные поэтические клише, бытующие в провинциальной среде.
   XXX, 6 - Толстого кистью чудотворной... - Толстой Федор Петрович (1783-1873) - художник, иллюстратор, медальер и скульптор, вице-президент Академии художеств (1828-1859), член Союза Благоденствия, встречался с Я в 1817-1820 и в 1830-е гг. См.: Ковалевская Н. Н. Художник-декабрист Ф. П. Толстой. - В кн.: Очерки из истории движения декабристов. М., 1954, с. 516-560; Никулина Н. И., Силуэты Ф. П. Толстого в собрании Эрмитажа. Л., 1961.
   14 - А мадригалы им пиши! - Мадригал зд.: комплимент в стихах, лирический жанр "салонной и альбомной поэзии" (Квятковский А. Поэтический словарь. М., 1966, с. 149).
   XXXI - В четвертой главе в поэзии Ленского усилены элегические, мечтательно-романтические черты.
   - 14 - И полны истинны живой... - П отмечает ту особенность романтической лирики, о которой Г. А. Гуковский писал: "...творчество Жуковского, создавшее характер, сливается в некое единство, где отдельные произведения служат элементами, частями, восполняющими друг друга, а все они вместе предстают как некий роман души; это был первый очерк первого психологического романа в русской литературе, без опыта которого не мог бы быть построен потом и реалистический роман" (Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. М., 1965, с. 139).