Страница:
XLIII. XLIV, 7 - Какой-то пошлый мадригал... - Пошлый, зд. "обыкновенный, ничем не примечательный, заурядный" (Словарь языка Пушкина, III, 626); мадригал - см. с. 243, зд.: комплимент.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
La sotto i giorni nubilosi e brevi
Nasce una gente а cui l'morir non dole.
Petr.
Эпиграф взят из книги Петрарки "На жизнь мадонны Лауры" (канцона XXVIII), см.: Розанов M. H. Пушкин и Данте. - Пушкин и его современники, XXXVII, 1928, с. 16.
В четвертой станце канцоны содержатся стихи:
La sotto i giorni nubilosi e brevi,
Nemica naturalmente di расе,
Nasce una gente, a cui l'morir non dole.
П, цитируя, опустил средний стих, отчего смысл цитаты изменился. У Петрарки: "Там, где дни туманны и кратки - прирожденный враг мира - родится народ, которому не больно умирать". Причина отсутствия страха смерти - во врожденной свирепости этого племени. С пропуском среднего стиха возникла возможность истолковать причину небоязни смерти иначе, как следствие разочарованности и "преждевременной старости души".
I, И - 12 - Ночлег отводят от сеней
До самой девичьи...
Ср.: "После ужина все помещения в доме: и гостиная, и зала, не говоря о внутренних комнатах, устилались перинами, и гости ложились в повалку" (Селиванов, с. 127).
II, 5 - И Флянов, не совсем здоровый... - Т. е. пьяный. П вводит выражение "не совсем здоровый" как элемент "чужой речи", выражающей точку зрения "затра[пезного] этикета" (VI, 351) провинциальных дам, по язвительному определению П. Ср. у Гоголя: "Дамы города N отличались, подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: "я высморкалась, я вспотела, я плюнула", а говорили: "я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка". Ни в каком случае нельзя было сказать: "этот стакан или эта тарелка воняет" [...] а говорили вместо того: "этот стакан нехорошо ведет себя..." ("Мертвые души", т. I, гл. VIII). Ср.: "Как зюзя пьяный" (VI, V, 9). См. с. 290.
III, 6-9
...тревожит
Ее ревнивая тоска
Как будто хладная рука
Ей сердце жмет..
- Ср.: VI, 611 и в пушкинском переводе "Из Ариостова "Orlando furioso" (1826) во время, близкое к работе над шестой главой EO:
И нестерпимая тоска,
Как бы холодная рука,
Сжимает сердце в нем ужасно
(III, 1, 17).
Возможно, что именно интерес к психологии ревности определил выбор этого текста для перевода. С этим же связано и сближение с текстом EO: Татьяна смущена "странным с Ольгой поведеньем" (VI, III, 3) Онегина; как и Ленский, она испытывает ревность. Этим объясняется неожиданное, казалось бы, совпадение текстов EO и перевода из Ариосто.
11-14 - "Погибну", Таня говорит... "Не может он мне счастья дать". Романтико-фольклорное сознание героини подсказывает ей жесткие стереотипы для осмысления загадки Онегина: "хранитель" или "искуситель", Грандисон или Ловелас, суженый или разбойник (показательно, что так же мыслит и Ленский см. с. 295).
Однако влияние романтической литературы, делавшей образ носителя зла обаятельным, фольклорные образы жениха-разбойника, соблазнителя сестры и убийцы брата, с одной стороны, и очевидность того, что Онегин "уж верно был не Грандисон", с другой, заставляют Татьяну видеть в нем именно "погубителя". Литературное воображение героини рисует ей и возможное развитие будущих событий: сладостную гибель девушки, влюбленной в злодея, в духе сюжета "Мель-мота" Матюрина ("но гибель от него любезна..." - VI, III, 12). Ожидания Татьяны во многом совпадали с литературными представлениями читателя онегинской поры, воспитанного на тех же книгах. Именно на их фоне поведение героев по законам обыденной жизни приобретало характер художественной неожиданности.
IV - Высказывалось мнение, что в основе образа Зарецкого лежит реальное лицо - Ф. И. Толстой-Американец (см. с. 238 - 239). Даже если это так, П подверг черты реального прототипа существенной переработке.
8 - Картежной шайки атаман... - Азартные игры, хотя и были формально запрещены, но фактически являлись общераспространенным времяпровождением. Известия о крупных проигрышах и выигрышах составляли обычную тему разговоров в обществе.
Хотя обвинение в нечестной игре считалось тяжелейшим оскорблением, в обществе были известны люди, чья безупречность в этом отношении находилась под сильным и вполне оправданным подозрением, что не мешало им быть людьми, принятыми в порядочном обществе. К таким людям принадлежал и Ф. И. Толстой-Американец. Ср. в рассказах А. Н. Вульфа: "Где-то в Москве Пушкин встретился с Толстым за карточным столом. Была игра. Толстой передернул. Пушкин заметил ему это. "Да, я сам это знаю, - отвечал ему Толстой, - но не люблю, чтобы мне это замечали" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 413). Составление опытными и не всегда честными игроками "шайки" не низводило их в глазах общества на степень профессиональных шулеров. Ср. в "Пиковой даме": "В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги" (VIII, 1, 249).
11 - Отец семейства холостой... - Несмотря на иронический характер, это выражение являлось почти термином для обозначения владельца крепостного гарема и могло употребляться в нейтральном контексте. Ср.: "Алексей Степанович Лихарев [...] был холостяк, отец многочисленного семейства, состоявшего из двух матерей и целой толпы мальчиков и девочек, наполнявших дом. Он был очень честный и хороший человек..." (Селиванов, с. 109). Ср. об Иване Ивановиче в "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" Н. В. Гоголя: "Детей у него не было. У Гапки есть дети и бегают часто по двору. Иван Иванович всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу".
13 - И даже честный человек... - Цитата из "Кандида" Вольтера ("et mкme devint honnкte homme"). См.: Лернер, с. 77-78.
14 - Так исправляется наш век! - Цитата из начала IV песни поэмы Вольтера "Гражданская война в Женеве" ("...combien le siиcle se perfectionne").
V, 2 - В нем злую храбрость выхвалял... - Бреттер и дуэлянт Толстой-Американец гордился и военными заслугами: в 1812 г. он самовольно оставил калужскую деревню, "в которую сослан он был на житье", и явился на Бородинское поле: "тут надел он солдатскую шинель, ходил с рядовыми на бой с неприятелем, отличился и получил Георгиевский крест 4-й степени". Ср. в сохраненной Вяземским застольной песне. (Вяземский, Старая записная книжка, с. 71).
4 - В пяти саженях попадал... - Сажень - три аршина, или 2,134 м. Расстояние это - приблизительно около десяти шагов - было обычным для дуэлей (см. раздел "Дуэль", с. 97-98).
6 - Раз в настоящем упоеньи... - Игра слов: "упоенье битвы" распространенный в литературе тех лет поэтизм (ср.: "Есть упоение в бою"... - "Пир во время чумы", VII, 180); зд. означает, что Зарецкий был пьян. Противоречие между выражением и содержанием порождает иронию.
8 - С коня калмыцкого свалясь... - Эти детали не имеют отношения к реальной биографии Толстого-Американца, который являлся Преображенским (т. е. гвардейским пехотным) офицером и никогда в плену не бывал.
9 - Как зюзя пьяный... - Выражение из "гусарского языка". Специфически "гвардейский язык", имевший, впрочем, характерные подразделения по родам войск и даже полкам, отличался особым синонимическим богатством в описании состояния и стадий опьянения. Так, П. А. Вяземский вспоминает о некоем Раевском, командире конногвардейского полка (не родственнике героя 1812 г.), который "был в некотором отношении лингвист, по крайней мере, обогатил гвардейский язык многими новыми словами и выражениями, которые долго были в ходу и в общем употреблении, например: пропустить за галстук, немного под шефе (chauffй - разогретый), фрамбуаз (framboise - малиновый) и пр. Все это, по словотолкованию его, значило, что человек лишнее выпил, подгулял" (Вяземский, Старая записная книжка, с. 110). Выражение "как зюзя" в поэзию ввел Д. Давыдов:
А завтра - черт возьми! - как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
(Давыдов, с. 104).
11 - Новейший Регул, чести бог... - Регул - римский полководец III в. до н. э. Имеется в виду легенда о том, что Регул, взятый карфагенянами в плен и отправленный ими с предложениями мира в Рим, советовал сенату продолжать войну, после чего добровольно вернулся в Карфаген, откуда был отпущен под честное слово и где его ожидала мучительная смерть.
13 - Чтоб каждым утром у Бери... - Примечание П: "Парижский ресторатор" (VI, 194).
VI, 14 - И на барьер поставить их. - См. с. 97 - 98.
VII, 9 - Под сень черемух и акаций... - ироническая реминисценция из стихотворения Батюшкова "Беседа муз":
Пускай и в сединах, но с бодрою душой,
Беспечен, как дитя всегда беспечных Граций,
Он некогда придет вздохнуть в сени густой
Своих черемух и акаций
(Батюшков К. П. Соч. Л., 1934, с. 169,.
12 - Капусту садит, как Гораций... - Гораций (см. с. 176), удалившись после участия в гражданской войне в подаренное ему Меценатом имение, воспевал в стихах сельскую простоту жизни. "Сажать капусту" - франц. поговорка, означающая "вести сельскую жизнь". Ср.: "Отправившись "сажать капусту", по выражению первого герцога де Бирона, старый кирасир [...] хотел забыть о своем падении" (Бальзак, "Крестьяне". - Собр. соч. В 15-ти т. Т. 12. М., 1954, с. 316); первый герцог де Бирон - Шарль де Бирон (1562-1602) - маршал Франции.
VIII, 1-4 - Он был не глуп... - Создание образа умного, но безнравственного героя невозможно было бы с позиций, которыми руководствовался автор в первой главе. Под воздействием Союза Благоденствия П считал тогда, что ум и образование гарантируют и общественную прогрессивность, и высокую нравственность. Когда нравственность стала ассоциироваться с народностью, простотой и наивностью, сочетание ума и безнравственности сделалось художественно возможным, что изменило ценностные характеристики героев романа.
Показательно, что, когда, публикуя в "Сыне Отечества" послание "К Ч[аадаеву]", Греч изменил строку, посвященную Ф. Толстому, "или философа, который в прежни лета Развратом изумил четыре части света" на "глупца философа", П протестовал: "Там напечатано глупца философа, зачем глупца? стихи относятся к Американцу Толстому, который вовсе не глупец" (XIII, 32). О восприятии сочетания ума и безнравственности как парадоксального ср. в записках К. Полевого о странном человеке, шеллингианце Шелихове: Во время беседы "Шелихов вдруг воскликнул: "NN! ведь я знаю, что ты каналья, но я люблю тебя за то, что ты умен" (в кн.: Полевой Николай. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Л., [1934], с. 196).
11 - Онегину, осклабя взор... - Т. е. улыбнувшись (в высоком стиле, употребленном зд. иронически).
IX, 2 - Короткий вызов иль картель... - См. с. 96.
8 - Сказал, что он всегда готов. - Последние слова выделены автором как условная формула принятия вызова (см. с. 96).
11 - Имея дома много дел... - Условная формула отказа от продолжения разговора. Ср.: "Сожалея чрезвычайно, что многосложные занятия отнимают у меня возможность беспрерывно вникать в журнал, вами издаваемый..." (из письма Бенкендорфа к Н. Полевому в 1832 г. - "Русский архив", 1866, с. 1753); "Варравин (кланяясь и резко): Имея по должности моей многосложные занятия, прошу извинить (Уходит в кабинет)" (Сухово-Кобылин А., Дело, II, 6).
XI, 12 - И вот общественное мненье! - Примечание П: "Стих Грибоедова" (VI, 194); цитата из монолога Чацкого:
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют,
И вот общественное мненье! (IV, 10).
П отметил цитатную природу стиха, но не выделил его курсивом. Наличие или отсутствие указания на цитатность (курсива) образуют градацию выделенности чужой речи в общем контексте романа. Курсив обычно означает (кроме общей для типографской техники тех лет адекватности кавычкам) наличие в тексте ненейтральной - "чужой" - интонации, несущей некую выделенную точку зрения. В данном случае текст "от Онегина", взятый в кавычки, сменяется текстом "от автора". Грибоедовская цитата входит в последний, интонационно и идеологически в нем растворяясь: П как бы солидаризуется с Грибоедовым, опираясь на его авторитет. Поэтому он отмечает самый факт цитаты, но не выделяет ее графически.
XII, 3 - И вот сосед велеречивый... В. Л. Пушкина "Опасный сосед":
Цитата из поэмы
"Ни с места, - продолжал
Сосед велеречивый..."
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 670).
Цитата не отмечена и не выделена курсивом, однако, ввиду специфической славы "Опасного соседа", конечно, фиксировалась определенным кругом читателей. Интересно, что "сосед велеречивый" в поэме В. Л. Пушкина - это Буянов. Но этот персонаж уже фигурировал в пятой главе EO под собственным именем. Здесь автор предпочел лишь намекнуть на возможность отождествления с ним Зарецкого.
14 - И метить в ляжку иль в висок. - Технические выражения дуэлянтов. Выходя к барьеру, дуэлянт не может точно следовать заранее разработанной программе действий, поскольку ему еще предстоит разгадать планы противника в те считанные минуты, которые отделяют начало дуэли от первого выстрела. "Висок" зд.: точная фиксация позы дуэлянта, который, ожидая выстрела, отвернул голову и закрылся пистолетом. Прицел в ноги означал желание покончить дуэль легкой раной и совершить дело чести, не покушаясь на жизнь противника. Прицел в голову означал не просто желание выполнить дуэльный ритуал, а наличие мстительного чувства и жажду смерти противника. В этом случае и другой участник дуэли вынужден был менять тактику. Так, например, в дуэли Грибоедова с Якубовичем прослеживаются следующие побуждения участников: Грибоедов заметил, что Якубович метит ему в ноги, и ответил на миролюбивый жест аналогичным - после выстрела противника, которого он своей тактикой принудил стрелять с дальнего расстояния, он не подошел к барьеру, а выстрелил с того же места. Но в промежутке между этим решением и выстрелом он взглянул на свою изуродованную руку и под влиянием вспыхнувшего гнева стал целить в голову.
Противник, метивший в ноги, особенно с дальнего расстояния, т. е. поступавший как Онегин, часто попадал в грудь. Даже исключительно опытный дуэлянт Якубович, "метя в ляжку", попал в руку. Вспомним, как направление дула пистолета Грушницкого повлияло на настроение и решение Печорина. Печорин на место дуэли "приехал в довольно миролюбивом расположении духа". Желая заставить Грушницкого публично извиниться, он предложил дуэльные условия, неизбежно подразумевавшие смертельный исход; при этом он придрался к тому, что его враги, желая его испугать и надеясь, что дело кончится розыгрышем, в лучшем случае, или безопасным для Грушницкого убийством противника - в худшем, сами назначили смертельную дистанцию - шесть шагов. Своим условием Печорин отрезал возможность для Грушницкого "проучить" его, нанеся легкую рану в ногу. "Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности. В эту минуту я не желал бы быть на его месте". Но в дальнейшем Грушницкий обнаружил явное желание убить безоружного Печорина: "Он целил мне прямо в лоб. Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей". И хотя Грушницкий не смог осуществить своего замысла, опустил пистолет (при этом произошел, видимо, случайный выстрел - пуля задела колено Печорина), однако намерение его обнаружилось недвусмысленно. Это резко изменило настроение Печорина и побудило его совершить роковой выстрел. См. с. 100-101.
XV. XVI. XVII - Между строфами XIV и XVII в рукописи шли две строфы, посвященные теме ревности. Автографы шестой главы дошли до нас лишь в незначительной степени. Видимо, они были уничтожены автором в связи с опасениями за свою судьбу в 1826 г. Строфы известны по публикации Я. К. Грота (по копии В. Ф. Одоевского) - "Пушкин, его лицейские товарищи и наставники". СПб., 1887, с. 211 - 212).
XV
Да, да, ведь ревности припадки
Болезнь, так точно как чума.
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет,
Она свой жар, свой бред имеет,
Сны злые, призраки свои.
Помилуй бог, друзья мои!
Мучительней нет в мире казни
Ее терзаний роковых.
Поверьте мне: кто вынес их,
Тот уж конечно без боязни
Взойдет на пламенный костер,
Иль шею склонит под топор
XVI
Я не хочу пустой укорой
Могилы возмущать покой;
Тебя уж нет, о ты, которой
Я в бурях жизни молодой
Обязан опытом ужасным
И рая мигом сладострастным
Как учат слабое дитя,
Ты душу нежную, мутя,
Учила горести глубокой.
Ты негой волновала кровь,
Ты воспаляла в ней любовь
И пламя ревности жестокой;
Но он прошел, сей тяжкий день:
Почий, мучительная тень!
(VI, 611).
Строфы, исключенные, видимо, из-за чрезвычайной интимности их содержания, предположительно относились к А. Ризнич (см.: Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина. Изд. 3-е. М.-Л., 1931, с. 271 - 272). Ризнич Амалия (ок. 1803-1825) - жена одесского негоцианта и директора театра. П испытал к ней непродолжительное, но сильное чувство. Возможно, однако, что стихи адресованы и какому-то иному, неизвестному нам лицу: в зачеркнутом в рукописи продолжении стихотворения "Воспоминание" (1828) П говорит о двух уже почивших предметах своей страстной любви. Имя одной из этих женщин неизвестно.
Строфа XVII (получившая дополнительно номера двух пропущенных строф) построена на обнаженном стилистическом контрасте между цепью литературных штампов "от лица" Ленского ("он мыслит..." - 5) и прозаическим авторским ("все это значило" - 13).
XX, 4 - При свечке, Шиллера открыл... - Увлечение творчеством Шиллера особенно ярко проявилось в начале XIX в. (см.: Н.-В. Harder, Schiller in RuЯland... Berlin - Zьrich, 1969) и в среде молодых романтиков в начале 1830-х гг. В момент работы П над шестой главой влияние Шиллера более всего ощущалось в кругах романтиков школы Жуковского. Резкий выпад Кюхельбекера против Шиллера в многократно упоминавшейся статье Тынянова свидетельствует, что сопоставление Ленского с Кюхельбекером должно проводиться с большой осторожностью.
14 - Как Дельвиг пьяный на пиру. - Дельвиг Антон Антонович (1798-1831) - лицейский друг Я, который до самой своей кончины оставался ближайшим к нему литератором и человеком. Спокойный и уравновешенный, Дельвиг на дружеских пирушках выступал с поэтическими импровизациями. Однако такой Дельвиг был известен лишь очень тесному кружку ближайших к нему друзей-литераторов. Даже Вяземский, редко бывавший в Петербурге и мало с Дельвигом общавшийся, несмотря на близость в литературной расстановке сил, запомнил совсем другого Дельвига: "...был он мало разговорчив: речь его никогда не пенилась и не искрилась вместе с шампанским вином, которое у всех нас развязывало язык" (Вяземский, Старая записная книжка, с. 255).
Таким образом, этот стих был дважды закодирован: поскольку вместо имени Дельвига в прижизненных изданиях напечатано было "Д.", только определенный круг читателей, имевший не только печатный текст, но и внутрикружковую информацию, мог знать, о ком идет речь; но и для этих, осведомленных читателей стих был странен и неожидан, и только самый узкий круг, который видел и помнил Дельвига-лицеиста, Дельвига-импровизатора, понимал текст полностью. Этим создавался эффект глубочайшей интимности. Подобные включения выполняли важную стилистическую функцию: автор все время разнообразит меру близости текста к читателю, то создавая отрывки, рассчитанные на самое широкое понимание любым читателем, то требуя от читателя интимнейшей включенности в текст.
Произведение рассказывается как бы несколькими перебивающими друг друга голосами, из которых одни находятся вне событий, на дальнем расстоянии, как историки и летописцы, другие интимно знакомы с участниками, третьи сами непосредственно включены в текст. А поскольку все эти голоса объединены в авторском голосе, составляя гамму его разнообразных проявлений, возникает то сложное богатство авторской личности, которое характеризует роман. О проблеме автора в EO см.: Тынянов Ю. Н. О композиции "Евгения Онегина". - В кн.: Тынянов. Поэтика, история литературы, кино. М., 1977; Семенко И. М. О роли образа "автора" в "Евгении Онегине". - "Труды Ленингр. библ. ин-та им. Крупской", 1957, т. 2; Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин". Тарту, 1975; Бочаров С. Форма плана. - "Вопросы литературы", 1967, № 12.
XXI-XXII - Строфы представляют собой вставной текст - предсмертную элегию Ленского. Обращает внимание, что, в отличие от писем Татьяны и Онегина и песни девушек, элегия Ленского включена в общий строфический строй романа. Совершенно чуждая элегиям 1820-х гг., строфика накладывала на текст Ленского пласт пушкинской интонации. Поскольку элегия имеет насквозь цитатный характер, распадаясь на знакомые читателю штампы и обороты, без связующей стихии пушкинской интонации (образуемой не только строфикой) она представляла бы собой пародию в чистом виде, что, удовлетворяя целям литературной полемики, не соответствовало бы ее композиционному месту в общей структуре романа. В настоящем же виде текст Ленского, который одновременно все же и текст П, допускает ряд интерпретаций - от иронической и пародийной до лирической и трагической.
XXI, 2 - Я их имею; вот они... - Характерно стремление П имитировать документальность повествования. Ср.: "Письмо Татьяны предо мною" (III, XXXI., 1).
3-4 - "Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?..
Ср. стихотворение "К реке М...", приписываемое И. А. Крылову:
Куда же дни златые скрылись?
Невинные, блаженны дни!
(Крылов И. А. Соч.,
т. III. M., 1946, с. 325),
а также анонимное (Перевозчикова?) "Утро":
Дни первые любви! Дни сладостных мечтаний [...]
Куда, куда вы удалились?
("Цветник", 1809, № 8, с. 180;
ср.: Гиппиус В. В. К вопросу о пушкинских "плагиатах". - Пушкин и его современники, вып. XXXVIII - XXXIX. Л., 1930, с. 44). У Милонова в элегии "Падение листьев":
Как призрак легкий, улетели
Златые дни весны моей!
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 539).
У Жуковского в стихотворении "Мечты, песня [из Шиллера]":
О дней моих весна златая
(I, с. 146).
В оригинале Шиллера ("Die Ideale") O! meines Lebens golden Zeit..."
"Падение листьев" Милонова подсказывает не только фразеологические, но и сюжетно-ситуационные параллели к судьбе Ленского умирающий юноша поэт мечтает о том, как его возлюбленная будет проливать слезы на его могиле, но после его смерти невеста не появляется. "Близ дуба юноши могила" покинута, около нее сидит лишь деревенский пастух - судьба романтика развертывается в соответствии с романтическими штампами.
5 - Ч то день грядущий мне готовит? - Ср. в стихотворении Кюхельбекера "Пробуждение":
Что несешь мне, день грядущий?
(Кюхельбекер, т. I, с. 125).
Включение в элегию Ленского стиха из ранней элегии Кюхельбекера представляло тонкий полемический ход. Оно было ответом П на войну, объявленную Кюхельбекером элегиям. Ср. в том же стихотворении "Пробуждение":
Так лети ж, мечта златая,
Увядай, моя весна!
Ср.:
...счастья дни златые,
Как быстрый вихрь, промчались вы!
(Пушкин В. Л.
К жителям Нижнего Новгорода. - В кн.:
Поэты 1790-1810-х годов, с. 673).
9 - Паду ли я, стрелой пронзенный... - Стрела зд. не поэтизм, означающий "пуля", а утвержденный Карамзиным эвфемизм - замена слова "смерть". Ср.: "Счастливые швейцары! [...] Вся жизнь ваша есть, конечно, приятное сновидение, и самая роковая стрела должна кротко влетать в грудь вашу, не возмущаемую тиранскими страстями!" К этому месту Карамзин дал примечание: "Читатель, может быть, вспомнит о стрелах Аполлоновых, которые кротко умерщвляли смертных".
XXII, 1 - Блеснет заутра луч денницы... - Ср. аналогичный элегический мотив: приходит новый день, но влюбленного поэта уже нет в живых - в "Письме Вертера к Шарлоте" (Мерзлякова?) (не путать с одноименным посланием Туманского!):
Когда проснешься ты, увидишь солнца свет,
Узнаешь, что его в сем мире больше нет.
(Мерзляков А. Ф. Стихотворения. Л., 1958, с. 226).
7 - Забудет мир меня; но ты... - Ср.:
Забудет мир меня, и я его забуду (там же).
8 - Придешь ли, дева красоты... - Ср. в "Эде" Баратынского:
Недолго дева красоты,
Предателя чуждалась ты.
(Баратынский, II, 157),
в послании "Вертер к Шарлотте" (1819) В. Туманского:
Когда луна дрожащими лучами
Мой памятник простой озолотит,
Приди мечтать о мне и горести слезами
Ту урну окропи, где друга прах сокрыт
(Туманский В. И.
Стихотворения и письма. СПб., 1912, с. 63).
12 - Рассвет печальный жизни бурной!.. - Ср. "Бедный поэт, вольный перевод из Жильберта" Милонова:
Восход моей зари ты скорбью омрачила,
И скрылась от меня,
Как кроется от глаз, предвестник бурна дня,
В туманных облаках померкшее светило!"
(Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения
Михаила Милонова. СПб., 1819, с. 105)
Ср.:
Так одевает бури тень
Едва рождающийся день
(IV, XXIII, 13-14)
В том же стихотворении Милонова ср другие совпадения с элегией Ленского.
О дней моих весна! куда сокрылась ты? [...]
Кто знает, что судьба в грядущем нам готовит?
(там же)
Ср.:
"...бурных дней моих на пасмурном закате"
(Пушкин В. Л. К***.
Поэты 1790-1810-х годов, с. 682).
13-14 - Сердечный друг, желанный друг... - Рифма -"друг - супруг" встречается в "Письме Вертера к Шарлотте" (Мерзлякова?). Об отношении элегии Ленского к западноевропейской поэтической традиции см.: Савченко С. Элегия Ленского и французская элегия. - В кн.: Пушкин в мировой литературе. [Л.], 1926, с. 64-98; Томашевский Б. Пушкин - читатель французских поэтов. - Пушкинский сборник памяти С. А. Венгерова. М.-Пг., 1923, с. 210-228.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
La sotto i giorni nubilosi e brevi
Nasce una gente а cui l'morir non dole.
Petr.
Эпиграф взят из книги Петрарки "На жизнь мадонны Лауры" (канцона XXVIII), см.: Розанов M. H. Пушкин и Данте. - Пушкин и его современники, XXXVII, 1928, с. 16.
В четвертой станце канцоны содержатся стихи:
La sotto i giorni nubilosi e brevi,
Nemica naturalmente di расе,
Nasce una gente, a cui l'morir non dole.
П, цитируя, опустил средний стих, отчего смысл цитаты изменился. У Петрарки: "Там, где дни туманны и кратки - прирожденный враг мира - родится народ, которому не больно умирать". Причина отсутствия страха смерти - во врожденной свирепости этого племени. С пропуском среднего стиха возникла возможность истолковать причину небоязни смерти иначе, как следствие разочарованности и "преждевременной старости души".
I, И - 12 - Ночлег отводят от сеней
До самой девичьи...
Ср.: "После ужина все помещения в доме: и гостиная, и зала, не говоря о внутренних комнатах, устилались перинами, и гости ложились в повалку" (Селиванов, с. 127).
II, 5 - И Флянов, не совсем здоровый... - Т. е. пьяный. П вводит выражение "не совсем здоровый" как элемент "чужой речи", выражающей точку зрения "затра[пезного] этикета" (VI, 351) провинциальных дам, по язвительному определению П. Ср. у Гоголя: "Дамы города N отличались, подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: "я высморкалась, я вспотела, я плюнула", а говорили: "я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка". Ни в каком случае нельзя было сказать: "этот стакан или эта тарелка воняет" [...] а говорили вместо того: "этот стакан нехорошо ведет себя..." ("Мертвые души", т. I, гл. VIII). Ср.: "Как зюзя пьяный" (VI, V, 9). См. с. 290.
III, 6-9
...тревожит
Ее ревнивая тоска
Как будто хладная рука
Ей сердце жмет..
- Ср.: VI, 611 и в пушкинском переводе "Из Ариостова "Orlando furioso" (1826) во время, близкое к работе над шестой главой EO:
И нестерпимая тоска,
Как бы холодная рука,
Сжимает сердце в нем ужасно
(III, 1, 17).
Возможно, что именно интерес к психологии ревности определил выбор этого текста для перевода. С этим же связано и сближение с текстом EO: Татьяна смущена "странным с Ольгой поведеньем" (VI, III, 3) Онегина; как и Ленский, она испытывает ревность. Этим объясняется неожиданное, казалось бы, совпадение текстов EO и перевода из Ариосто.
11-14 - "Погибну", Таня говорит... "Не может он мне счастья дать". Романтико-фольклорное сознание героини подсказывает ей жесткие стереотипы для осмысления загадки Онегина: "хранитель" или "искуситель", Грандисон или Ловелас, суженый или разбойник (показательно, что так же мыслит и Ленский см. с. 295).
Однако влияние романтической литературы, делавшей образ носителя зла обаятельным, фольклорные образы жениха-разбойника, соблазнителя сестры и убийцы брата, с одной стороны, и очевидность того, что Онегин "уж верно был не Грандисон", с другой, заставляют Татьяну видеть в нем именно "погубителя". Литературное воображение героини рисует ей и возможное развитие будущих событий: сладостную гибель девушки, влюбленной в злодея, в духе сюжета "Мель-мота" Матюрина ("но гибель от него любезна..." - VI, III, 12). Ожидания Татьяны во многом совпадали с литературными представлениями читателя онегинской поры, воспитанного на тех же книгах. Именно на их фоне поведение героев по законам обыденной жизни приобретало характер художественной неожиданности.
IV - Высказывалось мнение, что в основе образа Зарецкого лежит реальное лицо - Ф. И. Толстой-Американец (см. с. 238 - 239). Даже если это так, П подверг черты реального прототипа существенной переработке.
8 - Картежной шайки атаман... - Азартные игры, хотя и были формально запрещены, но фактически являлись общераспространенным времяпровождением. Известия о крупных проигрышах и выигрышах составляли обычную тему разговоров в обществе.
Хотя обвинение в нечестной игре считалось тяжелейшим оскорблением, в обществе были известны люди, чья безупречность в этом отношении находилась под сильным и вполне оправданным подозрением, что не мешало им быть людьми, принятыми в порядочном обществе. К таким людям принадлежал и Ф. И. Толстой-Американец. Ср. в рассказах А. Н. Вульфа: "Где-то в Москве Пушкин встретился с Толстым за карточным столом. Была игра. Толстой передернул. Пушкин заметил ему это. "Да, я сам это знаю, - отвечал ему Толстой, - но не люблю, чтобы мне это замечали" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 413). Составление опытными и не всегда честными игроками "шайки" не низводило их в глазах общества на степень профессиональных шулеров. Ср. в "Пиковой даме": "В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги" (VIII, 1, 249).
11 - Отец семейства холостой... - Несмотря на иронический характер, это выражение являлось почти термином для обозначения владельца крепостного гарема и могло употребляться в нейтральном контексте. Ср.: "Алексей Степанович Лихарев [...] был холостяк, отец многочисленного семейства, состоявшего из двух матерей и целой толпы мальчиков и девочек, наполнявших дом. Он был очень честный и хороший человек..." (Селиванов, с. 109). Ср. об Иване Ивановиче в "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" Н. В. Гоголя: "Детей у него не было. У Гапки есть дети и бегают часто по двору. Иван Иванович всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу".
13 - И даже честный человек... - Цитата из "Кандида" Вольтера ("et mкme devint honnкte homme"). См.: Лернер, с. 77-78.
14 - Так исправляется наш век! - Цитата из начала IV песни поэмы Вольтера "Гражданская война в Женеве" ("...combien le siиcle se perfectionne").
V, 2 - В нем злую храбрость выхвалял... - Бреттер и дуэлянт Толстой-Американец гордился и военными заслугами: в 1812 г. он самовольно оставил калужскую деревню, "в которую сослан он был на житье", и явился на Бородинское поле: "тут надел он солдатскую шинель, ходил с рядовыми на бой с неприятелем, отличился и получил Георгиевский крест 4-й степени". Ср. в сохраненной Вяземским застольной песне. (Вяземский, Старая записная книжка, с. 71).
4 - В пяти саженях попадал... - Сажень - три аршина, или 2,134 м. Расстояние это - приблизительно около десяти шагов - было обычным для дуэлей (см. раздел "Дуэль", с. 97-98).
6 - Раз в настоящем упоеньи... - Игра слов: "упоенье битвы" распространенный в литературе тех лет поэтизм (ср.: "Есть упоение в бою"... - "Пир во время чумы", VII, 180); зд. означает, что Зарецкий был пьян. Противоречие между выражением и содержанием порождает иронию.
8 - С коня калмыцкого свалясь... - Эти детали не имеют отношения к реальной биографии Толстого-Американца, который являлся Преображенским (т. е. гвардейским пехотным) офицером и никогда в плену не бывал.
9 - Как зюзя пьяный... - Выражение из "гусарского языка". Специфически "гвардейский язык", имевший, впрочем, характерные подразделения по родам войск и даже полкам, отличался особым синонимическим богатством в описании состояния и стадий опьянения. Так, П. А. Вяземский вспоминает о некоем Раевском, командире конногвардейского полка (не родственнике героя 1812 г.), который "был в некотором отношении лингвист, по крайней мере, обогатил гвардейский язык многими новыми словами и выражениями, которые долго были в ходу и в общем употреблении, например: пропустить за галстук, немного под шефе (chauffй - разогретый), фрамбуаз (framboise - малиновый) и пр. Все это, по словотолкованию его, значило, что человек лишнее выпил, подгулял" (Вяземский, Старая записная книжка, с. 110). Выражение "как зюзя" в поэзию ввел Д. Давыдов:
А завтра - черт возьми! - как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
(Давыдов, с. 104).
11 - Новейший Регул, чести бог... - Регул - римский полководец III в. до н. э. Имеется в виду легенда о том, что Регул, взятый карфагенянами в плен и отправленный ими с предложениями мира в Рим, советовал сенату продолжать войну, после чего добровольно вернулся в Карфаген, откуда был отпущен под честное слово и где его ожидала мучительная смерть.
13 - Чтоб каждым утром у Бери... - Примечание П: "Парижский ресторатор" (VI, 194).
VI, 14 - И на барьер поставить их. - См. с. 97 - 98.
VII, 9 - Под сень черемух и акаций... - ироническая реминисценция из стихотворения Батюшкова "Беседа муз":
Пускай и в сединах, но с бодрою душой,
Беспечен, как дитя всегда беспечных Граций,
Он некогда придет вздохнуть в сени густой
Своих черемух и акаций
(Батюшков К. П. Соч. Л., 1934, с. 169,.
12 - Капусту садит, как Гораций... - Гораций (см. с. 176), удалившись после участия в гражданской войне в подаренное ему Меценатом имение, воспевал в стихах сельскую простоту жизни. "Сажать капусту" - франц. поговорка, означающая "вести сельскую жизнь". Ср.: "Отправившись "сажать капусту", по выражению первого герцога де Бирона, старый кирасир [...] хотел забыть о своем падении" (Бальзак, "Крестьяне". - Собр. соч. В 15-ти т. Т. 12. М., 1954, с. 316); первый герцог де Бирон - Шарль де Бирон (1562-1602) - маршал Франции.
VIII, 1-4 - Он был не глуп... - Создание образа умного, но безнравственного героя невозможно было бы с позиций, которыми руководствовался автор в первой главе. Под воздействием Союза Благоденствия П считал тогда, что ум и образование гарантируют и общественную прогрессивность, и высокую нравственность. Когда нравственность стала ассоциироваться с народностью, простотой и наивностью, сочетание ума и безнравственности сделалось художественно возможным, что изменило ценностные характеристики героев романа.
Показательно, что, когда, публикуя в "Сыне Отечества" послание "К Ч[аадаеву]", Греч изменил строку, посвященную Ф. Толстому, "или философа, который в прежни лета Развратом изумил четыре части света" на "глупца философа", П протестовал: "Там напечатано глупца философа, зачем глупца? стихи относятся к Американцу Толстому, который вовсе не глупец" (XIII, 32). О восприятии сочетания ума и безнравственности как парадоксального ср. в записках К. Полевого о странном человеке, шеллингианце Шелихове: Во время беседы "Шелихов вдруг воскликнул: "NN! ведь я знаю, что ты каналья, но я люблю тебя за то, что ты умен" (в кн.: Полевой Николай. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Л., [1934], с. 196).
11 - Онегину, осклабя взор... - Т. е. улыбнувшись (в высоком стиле, употребленном зд. иронически).
IX, 2 - Короткий вызов иль картель... - См. с. 96.
8 - Сказал, что он всегда готов. - Последние слова выделены автором как условная формула принятия вызова (см. с. 96).
11 - Имея дома много дел... - Условная формула отказа от продолжения разговора. Ср.: "Сожалея чрезвычайно, что многосложные занятия отнимают у меня возможность беспрерывно вникать в журнал, вами издаваемый..." (из письма Бенкендорфа к Н. Полевому в 1832 г. - "Русский архив", 1866, с. 1753); "Варравин (кланяясь и резко): Имея по должности моей многосложные занятия, прошу извинить (Уходит в кабинет)" (Сухово-Кобылин А., Дело, II, 6).
XI, 12 - И вот общественное мненье! - Примечание П: "Стих Грибоедова" (VI, 194); цитата из монолога Чацкого:
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют,
И вот общественное мненье! (IV, 10).
П отметил цитатную природу стиха, но не выделил его курсивом. Наличие или отсутствие указания на цитатность (курсива) образуют градацию выделенности чужой речи в общем контексте романа. Курсив обычно означает (кроме общей для типографской техники тех лет адекватности кавычкам) наличие в тексте ненейтральной - "чужой" - интонации, несущей некую выделенную точку зрения. В данном случае текст "от Онегина", взятый в кавычки, сменяется текстом "от автора". Грибоедовская цитата входит в последний, интонационно и идеологически в нем растворяясь: П как бы солидаризуется с Грибоедовым, опираясь на его авторитет. Поэтому он отмечает самый факт цитаты, но не выделяет ее графически.
XII, 3 - И вот сосед велеречивый... В. Л. Пушкина "Опасный сосед":
Цитата из поэмы
"Ни с места, - продолжал
Сосед велеречивый..."
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 670).
Цитата не отмечена и не выделена курсивом, однако, ввиду специфической славы "Опасного соседа", конечно, фиксировалась определенным кругом читателей. Интересно, что "сосед велеречивый" в поэме В. Л. Пушкина - это Буянов. Но этот персонаж уже фигурировал в пятой главе EO под собственным именем. Здесь автор предпочел лишь намекнуть на возможность отождествления с ним Зарецкого.
14 - И метить в ляжку иль в висок. - Технические выражения дуэлянтов. Выходя к барьеру, дуэлянт не может точно следовать заранее разработанной программе действий, поскольку ему еще предстоит разгадать планы противника в те считанные минуты, которые отделяют начало дуэли от первого выстрела. "Висок" зд.: точная фиксация позы дуэлянта, который, ожидая выстрела, отвернул голову и закрылся пистолетом. Прицел в ноги означал желание покончить дуэль легкой раной и совершить дело чести, не покушаясь на жизнь противника. Прицел в голову означал не просто желание выполнить дуэльный ритуал, а наличие мстительного чувства и жажду смерти противника. В этом случае и другой участник дуэли вынужден был менять тактику. Так, например, в дуэли Грибоедова с Якубовичем прослеживаются следующие побуждения участников: Грибоедов заметил, что Якубович метит ему в ноги, и ответил на миролюбивый жест аналогичным - после выстрела противника, которого он своей тактикой принудил стрелять с дальнего расстояния, он не подошел к барьеру, а выстрелил с того же места. Но в промежутке между этим решением и выстрелом он взглянул на свою изуродованную руку и под влиянием вспыхнувшего гнева стал целить в голову.
Противник, метивший в ноги, особенно с дальнего расстояния, т. е. поступавший как Онегин, часто попадал в грудь. Даже исключительно опытный дуэлянт Якубович, "метя в ляжку", попал в руку. Вспомним, как направление дула пистолета Грушницкого повлияло на настроение и решение Печорина. Печорин на место дуэли "приехал в довольно миролюбивом расположении духа". Желая заставить Грушницкого публично извиниться, он предложил дуэльные условия, неизбежно подразумевавшие смертельный исход; при этом он придрался к тому, что его враги, желая его испугать и надеясь, что дело кончится розыгрышем, в лучшем случае, или безопасным для Грушницкого убийством противника - в худшем, сами назначили смертельную дистанцию - шесть шагов. Своим условием Печорин отрезал возможность для Грушницкого "проучить" его, нанеся легкую рану в ногу. "Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности. В эту минуту я не желал бы быть на его месте". Но в дальнейшем Грушницкий обнаружил явное желание убить безоружного Печорина: "Он целил мне прямо в лоб. Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей". И хотя Грушницкий не смог осуществить своего замысла, опустил пистолет (при этом произошел, видимо, случайный выстрел - пуля задела колено Печорина), однако намерение его обнаружилось недвусмысленно. Это резко изменило настроение Печорина и побудило его совершить роковой выстрел. См. с. 100-101.
XV. XVI. XVII - Между строфами XIV и XVII в рукописи шли две строфы, посвященные теме ревности. Автографы шестой главы дошли до нас лишь в незначительной степени. Видимо, они были уничтожены автором в связи с опасениями за свою судьбу в 1826 г. Строфы известны по публикации Я. К. Грота (по копии В. Ф. Одоевского) - "Пушкин, его лицейские товарищи и наставники". СПб., 1887, с. 211 - 212).
XV
Да, да, ведь ревности припадки
Болезнь, так точно как чума.
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет,
Она свой жар, свой бред имеет,
Сны злые, призраки свои.
Помилуй бог, друзья мои!
Мучительней нет в мире казни
Ее терзаний роковых.
Поверьте мне: кто вынес их,
Тот уж конечно без боязни
Взойдет на пламенный костер,
Иль шею склонит под топор
XVI
Я не хочу пустой укорой
Могилы возмущать покой;
Тебя уж нет, о ты, которой
Я в бурях жизни молодой
Обязан опытом ужасным
И рая мигом сладострастным
Как учат слабое дитя,
Ты душу нежную, мутя,
Учила горести глубокой.
Ты негой волновала кровь,
Ты воспаляла в ней любовь
И пламя ревности жестокой;
Но он прошел, сей тяжкий день:
Почий, мучительная тень!
(VI, 611).
Строфы, исключенные, видимо, из-за чрезвычайной интимности их содержания, предположительно относились к А. Ризнич (см.: Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина. Изд. 3-е. М.-Л., 1931, с. 271 - 272). Ризнич Амалия (ок. 1803-1825) - жена одесского негоцианта и директора театра. П испытал к ней непродолжительное, но сильное чувство. Возможно, однако, что стихи адресованы и какому-то иному, неизвестному нам лицу: в зачеркнутом в рукописи продолжении стихотворения "Воспоминание" (1828) П говорит о двух уже почивших предметах своей страстной любви. Имя одной из этих женщин неизвестно.
Строфа XVII (получившая дополнительно номера двух пропущенных строф) построена на обнаженном стилистическом контрасте между цепью литературных штампов "от лица" Ленского ("он мыслит..." - 5) и прозаическим авторским ("все это значило" - 13).
XX, 4 - При свечке, Шиллера открыл... - Увлечение творчеством Шиллера особенно ярко проявилось в начале XIX в. (см.: Н.-В. Harder, Schiller in RuЯland... Berlin - Zьrich, 1969) и в среде молодых романтиков в начале 1830-х гг. В момент работы П над шестой главой влияние Шиллера более всего ощущалось в кругах романтиков школы Жуковского. Резкий выпад Кюхельбекера против Шиллера в многократно упоминавшейся статье Тынянова свидетельствует, что сопоставление Ленского с Кюхельбекером должно проводиться с большой осторожностью.
14 - Как Дельвиг пьяный на пиру. - Дельвиг Антон Антонович (1798-1831) - лицейский друг Я, который до самой своей кончины оставался ближайшим к нему литератором и человеком. Спокойный и уравновешенный, Дельвиг на дружеских пирушках выступал с поэтическими импровизациями. Однако такой Дельвиг был известен лишь очень тесному кружку ближайших к нему друзей-литераторов. Даже Вяземский, редко бывавший в Петербурге и мало с Дельвигом общавшийся, несмотря на близость в литературной расстановке сил, запомнил совсем другого Дельвига: "...был он мало разговорчив: речь его никогда не пенилась и не искрилась вместе с шампанским вином, которое у всех нас развязывало язык" (Вяземский, Старая записная книжка, с. 255).
Таким образом, этот стих был дважды закодирован: поскольку вместо имени Дельвига в прижизненных изданиях напечатано было "Д.", только определенный круг читателей, имевший не только печатный текст, но и внутрикружковую информацию, мог знать, о ком идет речь; но и для этих, осведомленных читателей стих был странен и неожидан, и только самый узкий круг, который видел и помнил Дельвига-лицеиста, Дельвига-импровизатора, понимал текст полностью. Этим создавался эффект глубочайшей интимности. Подобные включения выполняли важную стилистическую функцию: автор все время разнообразит меру близости текста к читателю, то создавая отрывки, рассчитанные на самое широкое понимание любым читателем, то требуя от читателя интимнейшей включенности в текст.
Произведение рассказывается как бы несколькими перебивающими друг друга голосами, из которых одни находятся вне событий, на дальнем расстоянии, как историки и летописцы, другие интимно знакомы с участниками, третьи сами непосредственно включены в текст. А поскольку все эти голоса объединены в авторском голосе, составляя гамму его разнообразных проявлений, возникает то сложное богатство авторской личности, которое характеризует роман. О проблеме автора в EO см.: Тынянов Ю. Н. О композиции "Евгения Онегина". - В кн.: Тынянов. Поэтика, история литературы, кино. М., 1977; Семенко И. М. О роли образа "автора" в "Евгении Онегине". - "Труды Ленингр. библ. ин-та им. Крупской", 1957, т. 2; Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин". Тарту, 1975; Бочаров С. Форма плана. - "Вопросы литературы", 1967, № 12.
XXI-XXII - Строфы представляют собой вставной текст - предсмертную элегию Ленского. Обращает внимание, что, в отличие от писем Татьяны и Онегина и песни девушек, элегия Ленского включена в общий строфический строй романа. Совершенно чуждая элегиям 1820-х гг., строфика накладывала на текст Ленского пласт пушкинской интонации. Поскольку элегия имеет насквозь цитатный характер, распадаясь на знакомые читателю штампы и обороты, без связующей стихии пушкинской интонации (образуемой не только строфикой) она представляла бы собой пародию в чистом виде, что, удовлетворяя целям литературной полемики, не соответствовало бы ее композиционному месту в общей структуре романа. В настоящем же виде текст Ленского, который одновременно все же и текст П, допускает ряд интерпретаций - от иронической и пародийной до лирической и трагической.
XXI, 2 - Я их имею; вот они... - Характерно стремление П имитировать документальность повествования. Ср.: "Письмо Татьяны предо мною" (III, XXXI., 1).
3-4 - "Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?..
Ср. стихотворение "К реке М...", приписываемое И. А. Крылову:
Куда же дни златые скрылись?
Невинные, блаженны дни!
(Крылов И. А. Соч.,
т. III. M., 1946, с. 325),
а также анонимное (Перевозчикова?) "Утро":
Дни первые любви! Дни сладостных мечтаний [...]
Куда, куда вы удалились?
("Цветник", 1809, № 8, с. 180;
ср.: Гиппиус В. В. К вопросу о пушкинских "плагиатах". - Пушкин и его современники, вып. XXXVIII - XXXIX. Л., 1930, с. 44). У Милонова в элегии "Падение листьев":
Как призрак легкий, улетели
Златые дни весны моей!
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 539).
У Жуковского в стихотворении "Мечты, песня [из Шиллера]":
О дней моих весна златая
(I, с. 146).
В оригинале Шиллера ("Die Ideale") O! meines Lebens golden Zeit..."
"Падение листьев" Милонова подсказывает не только фразеологические, но и сюжетно-ситуационные параллели к судьбе Ленского умирающий юноша поэт мечтает о том, как его возлюбленная будет проливать слезы на его могиле, но после его смерти невеста не появляется. "Близ дуба юноши могила" покинута, около нее сидит лишь деревенский пастух - судьба романтика развертывается в соответствии с романтическими штампами.
5 - Ч то день грядущий мне готовит? - Ср. в стихотворении Кюхельбекера "Пробуждение":
Что несешь мне, день грядущий?
(Кюхельбекер, т. I, с. 125).
Включение в элегию Ленского стиха из ранней элегии Кюхельбекера представляло тонкий полемический ход. Оно было ответом П на войну, объявленную Кюхельбекером элегиям. Ср. в том же стихотворении "Пробуждение":
Так лети ж, мечта златая,
Увядай, моя весна!
Ср.:
...счастья дни златые,
Как быстрый вихрь, промчались вы!
(Пушкин В. Л.
К жителям Нижнего Новгорода. - В кн.:
Поэты 1790-1810-х годов, с. 673).
9 - Паду ли я, стрелой пронзенный... - Стрела зд. не поэтизм, означающий "пуля", а утвержденный Карамзиным эвфемизм - замена слова "смерть". Ср.: "Счастливые швейцары! [...] Вся жизнь ваша есть, конечно, приятное сновидение, и самая роковая стрела должна кротко влетать в грудь вашу, не возмущаемую тиранскими страстями!" К этому месту Карамзин дал примечание: "Читатель, может быть, вспомнит о стрелах Аполлоновых, которые кротко умерщвляли смертных".
XXII, 1 - Блеснет заутра луч денницы... - Ср. аналогичный элегический мотив: приходит новый день, но влюбленного поэта уже нет в живых - в "Письме Вертера к Шарлоте" (Мерзлякова?) (не путать с одноименным посланием Туманского!):
Когда проснешься ты, увидишь солнца свет,
Узнаешь, что его в сем мире больше нет.
(Мерзляков А. Ф. Стихотворения. Л., 1958, с. 226).
7 - Забудет мир меня; но ты... - Ср.:
Забудет мир меня, и я его забуду (там же).
8 - Придешь ли, дева красоты... - Ср. в "Эде" Баратынского:
Недолго дева красоты,
Предателя чуждалась ты.
(Баратынский, II, 157),
в послании "Вертер к Шарлотте" (1819) В. Туманского:
Когда луна дрожащими лучами
Мой памятник простой озолотит,
Приди мечтать о мне и горести слезами
Ту урну окропи, где друга прах сокрыт
(Туманский В. И.
Стихотворения и письма. СПб., 1912, с. 63).
12 - Рассвет печальный жизни бурной!.. - Ср. "Бедный поэт, вольный перевод из Жильберта" Милонова:
Восход моей зари ты скорбью омрачила,
И скрылась от меня,
Как кроется от глаз, предвестник бурна дня,
В туманных облаках померкшее светило!"
(Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения
Михаила Милонова. СПб., 1819, с. 105)
Ср.:
Так одевает бури тень
Едва рождающийся день
(IV, XXIII, 13-14)
В том же стихотворении Милонова ср другие совпадения с элегией Ленского.
О дней моих весна! куда сокрылась ты? [...]
Кто знает, что судьба в грядущем нам готовит?
(там же)
Ср.:
"...бурных дней моих на пасмурном закате"
(Пушкин В. Л. К***.
Поэты 1790-1810-х годов, с. 682).
13-14 - Сердечный друг, желанный друг... - Рифма -"друг - супруг" встречается в "Письме Вертера к Шарлотте" (Мерзлякова?). Об отношении элегии Ленского к западноевропейской поэтической традиции см.: Савченко С. Элегия Ленского и французская элегия. - В кн.: Пушкин в мировой литературе. [Л.], 1926, с. 64-98; Томашевский Б. Пушкин - читатель французских поэтов. - Пушкинский сборник памяти С. А. Венгерова. М.-Пг., 1923, с. 210-228.