Страница:
В горнице вдоль по скамейкам сидят гости. Вошедший (как правило, это дружка) обращается к сидящим:
Здравствуйте, гости милосердые,
Прикажите сказать слово легкосердое,
Кто в доме начал?
Гости отвечают: Мать Пресвятая Богородица! Дружка молится, потом спрашивает:
Здравствуйте, гости милосердые,
Прикажите сказать слово легкосердое,
Кто в доме хозяин?
Гости отвечают: Леонтий Павлович! (Смирнов А. Песни крестьян Владимирской и Костромской губерний. М., 1847, с. 129-130 и 179-180).
Во сне Татьяны все происходит противоположным образом: прибывает в дом невеста (дом этот не обычный, а "лесной", т. е. "антидом", противоположность дому), войдя, она также застает сидящих вдоль стен на лавках, но это не "гости милосердые", а лесная нечисть. Возглавляющий их Хозяин оказывается предметом любви героини. Описание нечистой силы ("шайки домовых") подчинено распространенному в культуре и иконографии средних веков и в романтической литературе изображению нечистой силы как соединению несоединимых деталей и предметов. Ср. в вариантах "Вия" Гоголя: "Он увидел вдруг такое множество отвратительных крыл, ног и членов, каких не в силах бы был разобрать обхваченный ужасом наблюдатель! Выше всех возвышалось странное существо в виде правильной пирамиды, покрытое слизью. Вместо ног у него было внизу с одной стороны половина челюсти, с другой - другая; вверху, на самой верхушке этой пирамиды, высовывался беспрестанно длинный язык и беспрерывно ломался на все стороны. На противоположном крылосе уселось белое, широкое, с какими-то отвисшими до полу белыми мешками, вместо ног; вместо рук, ушей, глаз висели такие же белые мешки. Немного далее возвышалось какое-то черное, все покрытое чешуею, со множеством тонких рук, сложенных на груди, и вместо головы вверху у него была синяя человеческая рука. Огромный, величиною почти с слона, таракан остановился у дверей и просунул свои усы" (Гоголь Н. В., Полн. собр. соч., т. П. М.-Л., 1937, с. 574). О сходстве пушкинской "шайки домовых" с образами русской лубочной картинки "Бесы искушают св. Антония" и картины Иеронима Босха на ту же тему см.: Боцяновский В. Ф. Незамеченное у Пушкина. - "Вестник литературы", 1921, № 6-7. Интересно указание, что копия с картины Мурильо на тот же сюжет находилась в Михайловском (Бродский, 236). П, бесспорно, известно было описание нечистой силы у Чулкова: "Вся комната наполнилась дьяволами различного вида. Иные имели рост исполинский, и потолок трещал, когда они умещались в комнате; другие были так малы, как воробьи и жуки с крыльями, без крыльев, с рогами, комолые, многоголовые, безголовые" (цит. по: Сиповский В. В. Пушкин, жизнь и творчество. СПб., 1907, с. 470). В повести Ж. Казота "Влюбленный дьявол" бес является в образе отвратительного верблюда, во второй части книги Ж. Сталь "О Германии" (в пересказе "Фауста") П мог встретить в описании вальпургиевой ночи "полуобезьяну-полукошку". В поэме Г. Каменева "Громвал" читаем:
Духи, скелеты, руками схватись,
Гаркают, воют, рыкают, свистят..
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 604).
П уже знал в это время романтический сон Софьи из "Горя от ума":
Какие-то не люди и не звери
Нас врознь - и мучили сидевшего со мной [...]
Нас провожают стон, рев, хохот, свист чудовищ!
(I, 4).
Б. В. Томашевский опубликовал замечания и поправки П на чистых листах, вплетенных в подготавливавшийся им для отдельного издания экземпляр первой части романа (гл. I-VI). Здесь встречаем рисунок к строфе XVII пятой главы - скачущая мельница, череп на гусиной шее и проч. (см.: Пушкин, Временник, 2, вклейка между с. 8 и 9). Можно отметить, что такое изображение нечистой силы имеет западноевропейское происхождение и не поддерживается русской иконографией и фольклорными русскими текстами.
XVIII, 5 - Он там хозяин, это ясно... - Сцена связана, с одной стороны, с балладой П "Жених":
"Мне снилось, - говорит она,
Зашла я в лес дремучий,
И было поздно; чуть луна
Светила из-за тучи [...]
И вдруг, как будто наяву,
Изба передо мною [...]
Вдруг слышу крик и конский топ
Крик, хохот, песни, шум
И звон...
(II, 1, 412-413).
Разбойники "за стол садятся, не молясь И шапок не снимая" (там же). Старший разбойник убивает на пиру девицу-красавицу (См. подробное сопоставление "Жениха" со сном Татьяны в статье: Кукулевич А. М. и Лотман Л. М. Из творческой истории баллады Пушкина "Жених". - Пушкин, Временник, 6, с. 72-91). С другой стороны, текстуальная зависимость связывает это место "сна" с "Песнями о Стеньке Разине" (1826):
На корме сидит сам хозяин,
Сам хозяин, грозен Стенька Разин
(III, 1, 23).
В третьей из песен стих: "Что не конский топ, не людская молвь" (там же, с. 24) перекликается с "людская молвь и конский топ" строфы XVII. Сюжет о герое-разбойнике подразумевал сцену убийства. (Стенька Разин
В волны бросил красную девицу,
Волге-матушке ею поклонился
III, 1, 23).
Такая возможность потенциально присутствует и в сне Татьяны, которая находила "тайну прелесть" "и в самом ужасе" (V, VII, 1-2). Однако П, видимо, была известна и другая сюжетная возможность: жених (или похититель)-разбойник убивает брата своей невесты.
Захотелось красной девке за разбойничка замуж.
Как со вечера разбойник он сряжался под разбой;
На белой заре разбойник он двенадцать коней вел;
На тринадцатом конечке сам разбойничек сидит;
Подъезжает же разбойник ко широкому свому двору;
Он ударил же разбойник копьем новым ворота:
"Отворяй, жена, ворота, пущай молодца на двор;
Принимай, жена, рубашки, не развертывай - примай!"
Не стерпела, поглядела, чуть, опомнилась млада:
"Ты, разбестия-разбойник, погубитель, супостат,
Ты на что убил, зарезал брата роднова мово?"
(Смирнов А. Песни крестьян Владимирской и Костромской губерний. М., 1847, с. 71-72).
В свете такого сюжетного стереотипа становится понятным и убийство Онегиным Ленского во сне. Ср.: в главе седьмой Татьяна прямо называет Ленского братом ("Она должна в нем [Онегине, - Ю. Л.] ненавидеть Убийцу брата своего..." - VII, XIV, 6-7).
Атмосфера фольклорности, в которую погружает П Татьяну, основана на конкретной и разнообразной осведомленности поэта в обрядовой, сказочной и песенной народной поэзии и на точном знании деталей святочных и свадебных обрядов.
XXI, 11 - Авроры северной алей... - Аврора (древнеримск. мифол.) богиня утренней зари.
XXII, 8 - Но ни Виргилий, ни Расин... - См. с. 132 Расин Жан (16391699) - французский драматург корифей французского классического театра. Несмотря на ряд критических отзывов, П чрезвычайно высот ставил поэтический дар Расина (см.: Томашевский Б. В Пушкин и Франция. Л., 1960, с. по указателю). Расин (разумеется, в подлиннике) входил в начале XIX в в круг чтения среднего образованного русского дворянина. Ср. данные дневника Ф. Я. Мирковича - молодого офицера, раненного на Бородинском поле и находившегося на излечении в Рязани: "Целый день читал Расина", "Вечером пригласил к себе Пущина и Смиттена, мы вместе читали трагедию "Федра" [Пущин и Смиттен также раненые офицеры, у одного из них ампутирована нога. - Ю. Л.]. "Все утро читал "Митридата". Что за красноречие, что за прелесть слога, какая грация и чистота стихов, какое искусство и простота!" И рядом: "Моей ране стало лучше" (Миркович, с. 80-81). Миркович был рядовым читателем, обычным офицером, однако вкусы его интересны, поскольку с 1802 по 1805 гг. его учителем французского языка и словесности был де Будри. (См. с. 43).
9 - Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека... - Сенека (ок. 4 г. до н. э. - 65 г. н. э.) - римский философ-стоик и драматург.
10 - Ни даже Дамских Мод Журнал... - Бродский (Бродский, 238) полагает, что речь идет о "Дамском журнале" П. И. Шаликова. Принять это предположение невозможно: журнал Шаликова не был журналом мод, а представлял собой литературно-критическое издание. Публикация "модных картинок", после "Московского Меркурия" П. И. Макарова, производилась мно
гими журналами, что, однако, не давало оснований называть их "журналами мод". Так, истинно провинциальная барыня - Наталья Павловна из "Графа Нулина" - узнавала последние моды из "Московского телеграфа":
Позвольте видеть ваш убор...
Так: рюши, банты... здесь узор...
Все это к моде очень близко.
"Мы получаем Телеграф" (V, 7).
Однако о Татьяне П сказал прямо: "Журналов наших не читала" (III, XXVI, 6), а, перерабатывая для отдельного издания первых шести глав текст, заменил:
Я знаю: дам хотят заставить
Читать по-русски. Право, страх!
на:
Читать журналы. Право, страх!
(см.: Пушкин, Временник, 2, с. 9).
Представить Татьяну читающей имевший полуанекдотический характер журнал Шаликова значило бы приравнять ее к провинциальной посредственности псковских барышень, о которых П писал в набросках строфы XVII-а четвертой главы (см. с. 59).
Специального журнала дамских мод в России в начале XIX века не было; зд. имеется в виду европейски известное французское периодическое издание "Journal des dames et des modes", издаваемый в ту пору гравером Ламесанжером. Журнал этот выходил с 1797 по 1838 гг. (всего за 42 года издания вышло 3600 номеров) и считался общеевропейским законодателем мод.
12 - То был, друзья, Мартын Задека... - Примечание П: "Гадательные книги издаются у нас под фирмою Мартына Задеки, почтенного человека, не писавшего никогда гадательных книг, как замечает Б. М. Федоров" (VI, 194). Примечание представляет собой полемический ответ на нападки рептильного литератора Б. Федорова в его журнале "Санктпетербургский зритель" (кн. I, 1828). Мартын (Мартин) Задека - вымышленное лицо, якобы жившее в XI в. и являвшееся после смерти с загробными пророчествами (см.: Набоков, 2. 514-516). Приписываемая ему книга, - видимо, перевод с немецкого: "Древний и новый всегдашний гадательный оракул, найденный после смерти одного стошестилетнего старца Мартина Задека, по которому узнавал он судьбу каждого чрез круги счастия и несчастия человеческого, с присовокуплением Волшебного зеркала или толкования слов; также правил Физиогномии и Хиромантии, или Наук как узнавать по сложению тела и расположению руки или чертам свойства и участь мужеского и женского пола с приложением его же Задека предсказания любопытнейших в Европе происшествий, событием оправданное, с прибавлением Фокус-Покус и забавных загадок с отгадками". М., 1814. В 1821 г. вышло уже третье издание. 16 сентября 1827 г. А. Н. Вульф, посетив П в Михайловском, отметил в дневнике, что видел у него на столе "изъяснение снов, скрывшееся в полдюжине альманахов" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 415). П, видимо, пользовался этой книгой и после написания пятой главы EO. Сочинения Мартына Задеки воспринимались в кругу образованных современников П как курьез, однако были известны. В 1824 г. декабрист Батеньков в письме А. А. Елагину в свойственной ему шутливой манере извещал, что в 1825 г. непременно решил жениться "паче всего потому, что Мартын Задека, великий Альберт и г. Брюс предрешают единогласно рождение в 1826 году необыкновенного отрока..." (Письма Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Толля. М., 1936, с. 147).
XXIII, 5 - Его с разрозненной Maльвиной - "Мальвина" - роман в шести частях М. Коттен, см. с. 211.
9-10 - Грамматику, две Петриады,
Да Мармонтеля третий том. - Две Петриады - так П иронически именует произведения: "Петриада. Поэма эпическая, сочинения Александра Грузинцова". СПб., 1812 (второе "перетворенное" издание вышло в 1817 г.) и одну из двух поэм: "Петр Великий, лирическое песнопение в осьми песнях, сочинил кн. Сергий Шихматов" (СПб., 1810) или "Петр Великий, героическая поэма в шести песнях стихами сочиненная" Р. Сладковского (СПб., 1803). О Мармонтеле см. с. 212; в библиотеке П имелось полное собр. соч. Мармонтеля в 18-ти т. (1818-1819); см.: Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. - Пушкин и его современники, вып. IX-X. СПб., 1910, с. 282. Третий том включал в себя "Нравственные повести" (Contes moraux), которые в 1794-1798 гг. перевел Карамзин (второе изд. - 1815).
XXV, l - Но вот багряною рукою...
Утверждение П в примечании об этих стихах как пародии на Ломоносова было спровоцировано укоризненно-доносительным замечанием о них в рецензии М. Дмитриева: "Шутка над Ломоносовым [...] Так, кажется, старик начинает Оду свою на день восшествия на Престол Императрицы Елизаветы" (курс. М. Дмитриева, "Атеней", 1828, ч. I, № 4, с. 438). Однако пародия эта имеет более сложный характер: в стихотворении И. И. Дмитриева "Чужой толк" перечисляются штампы одических описаний торжеств:
На праздник иль на что подобное тому:
Тут найдешь то, чего б нехитрому уму
Не выдумать и ввек: зари багряны персты,
И райский крин, и Феб, и небеса отверсты!
(Дмитриев, с. 114).
"Чужой толк" вспомнился П в связи с полемикой вокруг статьи Кюхельбекера (см. выше, с. 244). В строфе XXXIII четвертой главы П спрашивал Кюхельбекера, неужели же тот предпочитает поэта из "Чужого толка" современным элегикам. Вопрос этот вызвал у П желание начать в этом ключе описание именин Татьяны, подобно тому, как в "Оде его снят, гр. Дм. Ив. Хвостову" он, как это показал Ю. Н. Тынянов (см.: с. 245), демонстрировал, как бы выглядело на практике осуществление призыва соединить политическую тематику и одическую поэтику. Объектом полемики в этих стихах был не Ломоносов, а Кюхельбекер.
5 - С утра дом Лариных гостями... - Ср.: "За ужином Елизавета Сергеевна объявила нам, что на другой день мы поедем на именины к ее соседям Требинским. Именины в деревне - магические слова" (Смирнова-Россет А. О. Автобиография. М., 1931, с. 44).
XXVI - П создает особый тип литературного фона: в него включены общеизвестные герои произведений, ставшие к этому времени литературными масками, одно упоминание которых оживляет в сознании читателей целый художественный мир.
3-4 - Гвоздин, хозяин превосходный,
Владелец нищих мужиков...
Это, конечно, несколько трансформированный капитан Гвоздилов из "Бригадира" Фонвизина, о котором Бригадирша говорит, что "...бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной: так, веришь ли богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее (свою жену. - Ю. Л.), бывало, в чем душа останется, а ни дай ни вынеси за что" (IV, 2) Знание этой цитаты раскрывает методы хозяйствования Гвоздина (см. с. 39). В традиции комедии XVIII в даны и имена других гостей, что создает специфическую комическую театрализацию фона всей сцены.
5-6 - Скотинины, чета седая,
С детьми всех возрастов, считая
От тридцати до двух годов...
Это родители Простаковой и Скотинина из "Недоросля" Фонвизина "Г-жа Простакова [...] Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек" (III, 5) Появление на балу у Лариных 12 января 1821 г. персонажей, жизнь которых приурочена к середине XVIII в., не смущало автора: он вывел их именно как литературные типы, сохраняющие актуальность для русской провинции и в его эпоху. Цитированный монолог Простаковой привлекал внимание П - из него он извлек эпиграф для гл. III "Капитанской дочки": "Старинные люди, мой батюшка. Недоросль" (VIII, 1, 294).
9-11 - Мой брат двоюродный, Буянов... - Введение в круг гостей героя поэмы В. Л. Пушкина "Опасный сосед" Буянова интересно не только как расширение литературного фона. П называет Буянова своим двоюродным братом (ср. дальше: "Буянов, братец мой задорный" - V, XLIII. XLIV, 1), имея в виду, что дядя автора EO, В. Л. Пушкин, "произвел на свет" Буянова, а С. Л. Пушкин - самого автора романа в стихах. Такое шокирующее уравнение реального и литературного отцовства приводит к тому, что в EO реально существовавшие и вымышленные герои соседствуют на равных правах, встречаются и влияют на судьбу друг друга. Это, с одной стороны, резко обостряет чувство условности текста (подобно тому, как если бы актер время от времени сходил со сцены в зал, а зрители прохаживались по сцене). Однако, с другой - это же способствует обострению читательского восприятия действия как реально имевших место событий (аналогично эффекту, производимому врезкой в игровой фильм кусков хроникальной ленты).
Можно отметить, что ироническая игра, основанная на смешении реального и литературного родства, у П, как правило, связывалась с образом его дяди В. Л. Пушкина. Ср. "Дяде, назвавшему сочинителя братом":
...Нет, нет - вы мне совсем не брат;
Вы дядя мне и на Парнасе
(I, 204).
Из письма к Вяземскому:
Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка - не дядя твой,
Но, милый, - музы наши сестры,
Итак, ты все же братец мой
(II, 1, 419).
XXVII, 2 - Приехал и мосье Трике... - Фамилия Трике образована по типу комедийных фамилий французов в русских пьесах XVIII - начала XIX вв. Ср.: "Трише" (trichet), т. е. "обманщик" в комедии Крылова "Модная лавка". Трике - trique (франц. фамильярн.) означает "битый палкой"; бить палкой кого-либо означало нанесение унизительного оскорбления человеку, недостойному быть вызванным на дуэль и, следовательно, исключенному из круга порядочных людей. Так можно было расправиться с мошенником или мелким шулером.
8 - Reveillez vous, belle endormie. - Проснись, прекрасная (франц.) "Упоминаемая здесь песенка - одно из популярнейших произведений Dufresny (1648-1724), драматурга и автора нескольких известных в свое время романсов и куплетов" (Томашевский Б. Заметки о Пушкине. III. О куплете Трике. Пушкин и его современники, вып. XXVIII. Пг., 1917, с. 67-70). Тот же автор отмечает, что текст с belle Nina неизвестен, но ряд поздравительных песен на этот мотив зафиксирован.
13-14 - И смело вместо belle Nina... - См. с. 197.
XXVIII, 13-14 - Мужчины против: и крестясь,
Толпа жужжит за стол садясь.
Места дам и мужчин за столом регулировались рядом правил, в частности расположением хозяев. Так, на именинах Наташи в "Войне и мире" хозяин и хозяйка сидели на двух концах длинного стола, и соответственно гости распределились по "дамскому" и "мужскому" концам друг против друга (т. I, ч. I, гл. 15). На именинах Татьяны дамы и мужчины сидели с двух сторон стола. Почетное место именинницы находилось в центре. Естественно, место для почетного гостя должно было быть против нее с мужской стороны. На это место посадили Онегина (см.: XXX, 1).
Татьяна смутилась, поскольку в том, что Онегина усадили на почетном месте против нее, все должны были усмотреть подтверждение возможности его сватовства.
Крестясь - знак крестного знамения означал начало трапезы. Креститься полагалось, когда гость садился на пододвинутый ему слугой стул (см.: Набоков, 2, 531).
XXXI, 1 - Траги-нервических явлений... - Обморок был одной из форм "любовного поведения" щеголих XVIII в., когда он составлял модную новинку. "Обмороки в это время вошли в большую моду и последние существовали различных названий: так, были обмороки Дидоны, капризы Медеи, спазмы Нины, валеры Омфалы, "обморок кстати", обморок коловратности и проч., и проч. Нервы стали известны чуть ли не в двадцатых годах нынешнего (XIX. - Ю. Л.) столетия" (Пыляев М. И. Старое житье. Очерки и рассказы. СПб., 1892, с. 82). Искренность и простота героини проявились в том, что она не упала в обморок, однако сама возможность такой скандальной и провинциальной сцены взбесила Онегина.
По рассказам Нащокина, П "уверял, что при необходимости можно удержаться от обморока" (Цявловский М. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым. М.-Л., 1925, с. 36-37 и 98-101). Совпадение эпизода в EO, написанного во время михайловской ссылки, со словами, сказанными Нащокину, проливает свет на смысл загадочного текста, который одни исследователи называют "устной новеллой.Пушкина" (см.: Гроссман Л. П. Этюды о Пушкине. М. - Пг., 1923, с. 111), а другие считают биографическим эпизодом из истории отношений П и Д. Фикельмон (свод данных см.: Раевский Н. Портреты заговорили. Алма-Ата, 1974, с. 278-287 и 393-396). Если даже в основе "устной новеллы" лежал реальный эпизод, то он должен был произойти значительно раньше - уже в 1825 г. - было известно, что усилием воли женщина может удержаться от обморока. То обстоятельство, что место действия "устной новеллы" напоминает дом австрийского посла в Петербурге (см.: Раевский, с. 279), с одной стороны, может объясняться типовым характером планировки барского особняка XVIII в. (П просто описывал обычное расположение комнат), а с другой - обычной для творческого воображения контаминацией разновременных событий и пространств.
XXXII, 7 - Между жарким и блан-манже... - Бланманже - сладкое блюдо, желе из миндального молока.
8 - Цимлянское несут уже... - Цимлянское - донское шипучее вино, по имени станицы Цимлянской. См. с. 254. В доме Онегина в обычные дни подают дорогое французское шампанское (в Петербурге Онегин пил шампанское высшей марки - "вино кометы" - I, XVI, 8), у Лариных на именинах - более дешевое цимлянское.
11 - Зизи, кристал души моей... - Зизи - детское и домашнее имя Евпраксии Николаевны Вульф (1810 - 1883), в замужестве Вревской, дочери от первого брака тригорской помещицы П. А. Осиповой, соседки и приятельницы П. Длительная дружеская связь Е. Н. Вульф с П стала особенно тесной в 1826 г., когда в Тригорском собирались П, Языков и А. Н. Вульф. См. в воспоминаниях последнего: "Сестра моя Euphrosine, бывало, заваривает всем нам после обеда жженку [горячий напиток, приготовлявшийся из коньяка или рома, сахара, лимона и пряностей; жженку поджигали и тушили вином. - Ю. Л.]: сестра прекрасно ее варила, да и Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтобы она заваривала жженку... и вот мы из этих самых звонких бокалов, о которых вы найдете немало упоминаний в посланиях ко мне Языкова, - сидим, беседуем да распиваем пунш" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, с. 413-414).
Пророк изящного! забуду ль [...]
Когда могущественный ром
С плодами сладостной Мессины,
С немного сахара, с вином,
Переработанный огнем,
Лился в стаканы-исполины?
Как мы, бывало, пьем да пьем,
Творим обеты нашей Гебе,
Зовем свободу в нашу Русь
(Языков H. M. А. С. Пушкину (1826)
Собр. стих., 1948, с. 107).
Языков именует Е. Н. Вульф в стихах Гебой (древнегреч.) - богиней, разливающей вино богам, а П вносит в текст EO ее домашнее прозвище, неизвестное, как и обстоятельства дружеских попоек, на которые намекает П, большинству читателей. Этим он придал тексту атмосферу интимности и стилистического многоголосия, создавая переход от сатирических интонаций предшествующих строф к лирической тайнописи.
XXXV, 9 - Столы зеленые раскрыты - Столы для карточной игры оклеивались или покрывались зеленым сукном, на котором мелом записывались взятки.
11-12 - Бостон и ломбер стариков... Бостон, ломбер, вист коммерческие игры, популярные начиная с XVIII в.
Еще в 1791 г. Н. Страхов называл ломбер и вист "играми, подавшими просьбы о помещении их в службу степенных и солидных людей" (Переписка Моды... М., 1791, с. 31). Азартные игры, которым молодежь могла посвящать ночи в холостой компании, в светском собрании или на семейном балу терпимы быть не могли. Вист - см. с. 236.
XXXVI, 1-3 - Уж восемь робертов сыграли... - Роберт (роббер) - "три сыгранных партии в вист, составляющие один круг игры, после которого производится денежный расчет" (Словарь языка Пушкина, III, с. 1024). После завершения роббера игроки пересаживаются. Восемь робертов - 24 партии.
13 - Как ты, божественный Омир... - О мир (Гомер) см. с. 133-134.
XXXVII, XXXVIII, XXXIX - В отдельной публикации главы эти строфы были приведены полностью, а в издании 1833 г. - опущены. В них дается ироническое сопоставление содержания EO и "Илиады".
XL, 3 - Хотелось в роде мне Альбана... - Альбин (Альбани) Франческо (1578-1660) - второстепенный итальянский художник, эпигон академического направления. Это имя встречается уже в лицейских стихах П и, видимо, почерпнуто из литературных источников.
XLI-XLIV - O танцах см. с. 79-89.
XLIII - Строфа в первом (отдельном) печатном издании была опубликована с пропуском первых четырех стихов, что можно рассматривать как акт автоцензуры, а в издании 1833 г. опущена совсем и заменена сдвоенным номером следующей строфы.
Как гонит бич в песку манежном
По корде резвых кобылиц
Мужчины в округе мятежном
Погнали, дернули девиц
Подковы, шпоры Петушкова,
(Канцеляриста отставного)
Стучат; Буянова каблук
Так и ломает пол вокруг
Треск, топот, грохот - по порядку
Чем дальше в лес, тем больше дров
Теперь пошло на молодцов
Пустились - только не в присядку
Ах! легче, легче! каблуки
Отдавят дамские носки
(VI, 610).
Описание танца в строфе XLIII композиционно завершает описание начала именин: "Шум, хохот, давка у порога" (V, XXV, 12) - "треск, топот, грохот", связывая всю эту картину с дьявольским шабашем сна Татьяны, что в целом бросает совершенно новый отсвет на, казалось бы, идиллический быт провинциального мира. Связь сна и бала была отмечена еще современной П критикой: "Из мира карикатур мечтательных Поэт переносит нас в мир карикатур существенных", - писал критик "Сына Отечества" (1828, ч. 118, № 7). Инфернальный облик каждодневного поместного быта, подготовляя возможность трагической развязки, не снимал вместе с тем возможности с другой точки зрения осмыслять эту же жизнь как идиллию. Однако он раскрывал возможность того, что в недрах этого быта, между куплетами Трике и мазуркой Буянова, созревает убийство Ленского и обстоятельства, разбившие жизнь Татьяны.
Строфа XLIII имела и другой смысл: она, видимо, была тесно связана с параллелью между EO и "Илиадой". Откровенно грубое сравнение девушки с кобылицей восходило к оде Анакреона "К африканской кобылице", подражание которой П написал в 1826 г. ("Кобылица молодая... - III, 1, 107). Образ манежного корда и мазурочного круга также находит параллель:
В мерный круг твой бег направлю...
(III, 1, 107).
Полемическое по отношению к классицизму восприятие античной поэзии как простонародной имело, однако, и другой смысл: Кюхельбекер в уже неоднократно цитировавшейся статье писал, что характер разочарованного человека, "отжившего для всего брюзги", размножившегося в литературе в образах, "которые слабы и недорисованы в "Пленнике" и в элегиях Пушкина", "далеко не стоят Ахилла Гомерова, ниже Ариостова Роланда" (Кюхельбекер, с. 457). Полемическое окончание картины бала в стиле Гомера имело тот же смысл, что и начало в духе Ломоносова.
Здравствуйте, гости милосердые,
Прикажите сказать слово легкосердое,
Кто в доме начал?
Гости отвечают: Мать Пресвятая Богородица! Дружка молится, потом спрашивает:
Здравствуйте, гости милосердые,
Прикажите сказать слово легкосердое,
Кто в доме хозяин?
Гости отвечают: Леонтий Павлович! (Смирнов А. Песни крестьян Владимирской и Костромской губерний. М., 1847, с. 129-130 и 179-180).
Во сне Татьяны все происходит противоположным образом: прибывает в дом невеста (дом этот не обычный, а "лесной", т. е. "антидом", противоположность дому), войдя, она также застает сидящих вдоль стен на лавках, но это не "гости милосердые", а лесная нечисть. Возглавляющий их Хозяин оказывается предметом любви героини. Описание нечистой силы ("шайки домовых") подчинено распространенному в культуре и иконографии средних веков и в романтической литературе изображению нечистой силы как соединению несоединимых деталей и предметов. Ср. в вариантах "Вия" Гоголя: "Он увидел вдруг такое множество отвратительных крыл, ног и членов, каких не в силах бы был разобрать обхваченный ужасом наблюдатель! Выше всех возвышалось странное существо в виде правильной пирамиды, покрытое слизью. Вместо ног у него было внизу с одной стороны половина челюсти, с другой - другая; вверху, на самой верхушке этой пирамиды, высовывался беспрестанно длинный язык и беспрерывно ломался на все стороны. На противоположном крылосе уселось белое, широкое, с какими-то отвисшими до полу белыми мешками, вместо ног; вместо рук, ушей, глаз висели такие же белые мешки. Немного далее возвышалось какое-то черное, все покрытое чешуею, со множеством тонких рук, сложенных на груди, и вместо головы вверху у него была синяя человеческая рука. Огромный, величиною почти с слона, таракан остановился у дверей и просунул свои усы" (Гоголь Н. В., Полн. собр. соч., т. П. М.-Л., 1937, с. 574). О сходстве пушкинской "шайки домовых" с образами русской лубочной картинки "Бесы искушают св. Антония" и картины Иеронима Босха на ту же тему см.: Боцяновский В. Ф. Незамеченное у Пушкина. - "Вестник литературы", 1921, № 6-7. Интересно указание, что копия с картины Мурильо на тот же сюжет находилась в Михайловском (Бродский, 236). П, бесспорно, известно было описание нечистой силы у Чулкова: "Вся комната наполнилась дьяволами различного вида. Иные имели рост исполинский, и потолок трещал, когда они умещались в комнате; другие были так малы, как воробьи и жуки с крыльями, без крыльев, с рогами, комолые, многоголовые, безголовые" (цит. по: Сиповский В. В. Пушкин, жизнь и творчество. СПб., 1907, с. 470). В повести Ж. Казота "Влюбленный дьявол" бес является в образе отвратительного верблюда, во второй части книги Ж. Сталь "О Германии" (в пересказе "Фауста") П мог встретить в описании вальпургиевой ночи "полуобезьяну-полукошку". В поэме Г. Каменева "Громвал" читаем:
Духи, скелеты, руками схватись,
Гаркают, воют, рыкают, свистят..
(Поэты 1790-1810-х годов, с. 604).
П уже знал в это время романтический сон Софьи из "Горя от ума":
Какие-то не люди и не звери
Нас врознь - и мучили сидевшего со мной [...]
Нас провожают стон, рев, хохот, свист чудовищ!
(I, 4).
Б. В. Томашевский опубликовал замечания и поправки П на чистых листах, вплетенных в подготавливавшийся им для отдельного издания экземпляр первой части романа (гл. I-VI). Здесь встречаем рисунок к строфе XVII пятой главы - скачущая мельница, череп на гусиной шее и проч. (см.: Пушкин, Временник, 2, вклейка между с. 8 и 9). Можно отметить, что такое изображение нечистой силы имеет западноевропейское происхождение и не поддерживается русской иконографией и фольклорными русскими текстами.
XVIII, 5 - Он там хозяин, это ясно... - Сцена связана, с одной стороны, с балладой П "Жених":
"Мне снилось, - говорит она,
Зашла я в лес дремучий,
И было поздно; чуть луна
Светила из-за тучи [...]
И вдруг, как будто наяву,
Изба передо мною [...]
Вдруг слышу крик и конский топ
Крик, хохот, песни, шум
И звон...
(II, 1, 412-413).
Разбойники "за стол садятся, не молясь И шапок не снимая" (там же). Старший разбойник убивает на пиру девицу-красавицу (См. подробное сопоставление "Жениха" со сном Татьяны в статье: Кукулевич А. М. и Лотман Л. М. Из творческой истории баллады Пушкина "Жених". - Пушкин, Временник, 6, с. 72-91). С другой стороны, текстуальная зависимость связывает это место "сна" с "Песнями о Стеньке Разине" (1826):
На корме сидит сам хозяин,
Сам хозяин, грозен Стенька Разин
(III, 1, 23).
В третьей из песен стих: "Что не конский топ, не людская молвь" (там же, с. 24) перекликается с "людская молвь и конский топ" строфы XVII. Сюжет о герое-разбойнике подразумевал сцену убийства. (Стенька Разин
В волны бросил красную девицу,
Волге-матушке ею поклонился
III, 1, 23).
Такая возможность потенциально присутствует и в сне Татьяны, которая находила "тайну прелесть" "и в самом ужасе" (V, VII, 1-2). Однако П, видимо, была известна и другая сюжетная возможность: жених (или похититель)-разбойник убивает брата своей невесты.
Захотелось красной девке за разбойничка замуж.
Как со вечера разбойник он сряжался под разбой;
На белой заре разбойник он двенадцать коней вел;
На тринадцатом конечке сам разбойничек сидит;
Подъезжает же разбойник ко широкому свому двору;
Он ударил же разбойник копьем новым ворота:
"Отворяй, жена, ворота, пущай молодца на двор;
Принимай, жена, рубашки, не развертывай - примай!"
Не стерпела, поглядела, чуть, опомнилась млада:
"Ты, разбестия-разбойник, погубитель, супостат,
Ты на что убил, зарезал брата роднова мово?"
(Смирнов А. Песни крестьян Владимирской и Костромской губерний. М., 1847, с. 71-72).
В свете такого сюжетного стереотипа становится понятным и убийство Онегиным Ленского во сне. Ср.: в главе седьмой Татьяна прямо называет Ленского братом ("Она должна в нем [Онегине, - Ю. Л.] ненавидеть Убийцу брата своего..." - VII, XIV, 6-7).
Атмосфера фольклорности, в которую погружает П Татьяну, основана на конкретной и разнообразной осведомленности поэта в обрядовой, сказочной и песенной народной поэзии и на точном знании деталей святочных и свадебных обрядов.
XXI, 11 - Авроры северной алей... - Аврора (древнеримск. мифол.) богиня утренней зари.
XXII, 8 - Но ни Виргилий, ни Расин... - См. с. 132 Расин Жан (16391699) - французский драматург корифей французского классического театра. Несмотря на ряд критических отзывов, П чрезвычайно высот ставил поэтический дар Расина (см.: Томашевский Б. В Пушкин и Франция. Л., 1960, с. по указателю). Расин (разумеется, в подлиннике) входил в начале XIX в в круг чтения среднего образованного русского дворянина. Ср. данные дневника Ф. Я. Мирковича - молодого офицера, раненного на Бородинском поле и находившегося на излечении в Рязани: "Целый день читал Расина", "Вечером пригласил к себе Пущина и Смиттена, мы вместе читали трагедию "Федра" [Пущин и Смиттен также раненые офицеры, у одного из них ампутирована нога. - Ю. Л.]. "Все утро читал "Митридата". Что за красноречие, что за прелесть слога, какая грация и чистота стихов, какое искусство и простота!" И рядом: "Моей ране стало лучше" (Миркович, с. 80-81). Миркович был рядовым читателем, обычным офицером, однако вкусы его интересны, поскольку с 1802 по 1805 гг. его учителем французского языка и словесности был де Будри. (См. с. 43).
9 - Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека... - Сенека (ок. 4 г. до н. э. - 65 г. н. э.) - римский философ-стоик и драматург.
10 - Ни даже Дамских Мод Журнал... - Бродский (Бродский, 238) полагает, что речь идет о "Дамском журнале" П. И. Шаликова. Принять это предположение невозможно: журнал Шаликова не был журналом мод, а представлял собой литературно-критическое издание. Публикация "модных картинок", после "Московского Меркурия" П. И. Макарова, производилась мно
гими журналами, что, однако, не давало оснований называть их "журналами мод". Так, истинно провинциальная барыня - Наталья Павловна из "Графа Нулина" - узнавала последние моды из "Московского телеграфа":
Позвольте видеть ваш убор...
Так: рюши, банты... здесь узор...
Все это к моде очень близко.
"Мы получаем Телеграф" (V, 7).
Однако о Татьяне П сказал прямо: "Журналов наших не читала" (III, XXVI, 6), а, перерабатывая для отдельного издания первых шести глав текст, заменил:
Я знаю: дам хотят заставить
Читать по-русски. Право, страх!
на:
Читать журналы. Право, страх!
(см.: Пушкин, Временник, 2, с. 9).
Представить Татьяну читающей имевший полуанекдотический характер журнал Шаликова значило бы приравнять ее к провинциальной посредственности псковских барышень, о которых П писал в набросках строфы XVII-а четвертой главы (см. с. 59).
Специального журнала дамских мод в России в начале XIX века не было; зд. имеется в виду европейски известное французское периодическое издание "Journal des dames et des modes", издаваемый в ту пору гравером Ламесанжером. Журнал этот выходил с 1797 по 1838 гг. (всего за 42 года издания вышло 3600 номеров) и считался общеевропейским законодателем мод.
12 - То был, друзья, Мартын Задека... - Примечание П: "Гадательные книги издаются у нас под фирмою Мартына Задеки, почтенного человека, не писавшего никогда гадательных книг, как замечает Б. М. Федоров" (VI, 194). Примечание представляет собой полемический ответ на нападки рептильного литератора Б. Федорова в его журнале "Санктпетербургский зритель" (кн. I, 1828). Мартын (Мартин) Задека - вымышленное лицо, якобы жившее в XI в. и являвшееся после смерти с загробными пророчествами (см.: Набоков, 2. 514-516). Приписываемая ему книга, - видимо, перевод с немецкого: "Древний и новый всегдашний гадательный оракул, найденный после смерти одного стошестилетнего старца Мартина Задека, по которому узнавал он судьбу каждого чрез круги счастия и несчастия человеческого, с присовокуплением Волшебного зеркала или толкования слов; также правил Физиогномии и Хиромантии, или Наук как узнавать по сложению тела и расположению руки или чертам свойства и участь мужеского и женского пола с приложением его же Задека предсказания любопытнейших в Европе происшествий, событием оправданное, с прибавлением Фокус-Покус и забавных загадок с отгадками". М., 1814. В 1821 г. вышло уже третье издание. 16 сентября 1827 г. А. Н. Вульф, посетив П в Михайловском, отметил в дневнике, что видел у него на столе "изъяснение снов, скрывшееся в полдюжине альманахов" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 415). П, видимо, пользовался этой книгой и после написания пятой главы EO. Сочинения Мартына Задеки воспринимались в кругу образованных современников П как курьез, однако были известны. В 1824 г. декабрист Батеньков в письме А. А. Елагину в свойственной ему шутливой манере извещал, что в 1825 г. непременно решил жениться "паче всего потому, что Мартын Задека, великий Альберт и г. Брюс предрешают единогласно рождение в 1826 году необыкновенного отрока..." (Письма Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Толля. М., 1936, с. 147).
XXIII, 5 - Его с разрозненной Maльвиной - "Мальвина" - роман в шести частях М. Коттен, см. с. 211.
9-10 - Грамматику, две Петриады,
Да Мармонтеля третий том. - Две Петриады - так П иронически именует произведения: "Петриада. Поэма эпическая, сочинения Александра Грузинцова". СПб., 1812 (второе "перетворенное" издание вышло в 1817 г.) и одну из двух поэм: "Петр Великий, лирическое песнопение в осьми песнях, сочинил кн. Сергий Шихматов" (СПб., 1810) или "Петр Великий, героическая поэма в шести песнях стихами сочиненная" Р. Сладковского (СПб., 1803). О Мармонтеле см. с. 212; в библиотеке П имелось полное собр. соч. Мармонтеля в 18-ти т. (1818-1819); см.: Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. - Пушкин и его современники, вып. IX-X. СПб., 1910, с. 282. Третий том включал в себя "Нравственные повести" (Contes moraux), которые в 1794-1798 гг. перевел Карамзин (второе изд. - 1815).
XXV, l - Но вот багряною рукою...
Утверждение П в примечании об этих стихах как пародии на Ломоносова было спровоцировано укоризненно-доносительным замечанием о них в рецензии М. Дмитриева: "Шутка над Ломоносовым [...] Так, кажется, старик начинает Оду свою на день восшествия на Престол Императрицы Елизаветы" (курс. М. Дмитриева, "Атеней", 1828, ч. I, № 4, с. 438). Однако пародия эта имеет более сложный характер: в стихотворении И. И. Дмитриева "Чужой толк" перечисляются штампы одических описаний торжеств:
На праздник иль на что подобное тому:
Тут найдешь то, чего б нехитрому уму
Не выдумать и ввек: зари багряны персты,
И райский крин, и Феб, и небеса отверсты!
(Дмитриев, с. 114).
"Чужой толк" вспомнился П в связи с полемикой вокруг статьи Кюхельбекера (см. выше, с. 244). В строфе XXXIII четвертой главы П спрашивал Кюхельбекера, неужели же тот предпочитает поэта из "Чужого толка" современным элегикам. Вопрос этот вызвал у П желание начать в этом ключе описание именин Татьяны, подобно тому, как в "Оде его снят, гр. Дм. Ив. Хвостову" он, как это показал Ю. Н. Тынянов (см.: с. 245), демонстрировал, как бы выглядело на практике осуществление призыва соединить политическую тематику и одическую поэтику. Объектом полемики в этих стихах был не Ломоносов, а Кюхельбекер.
5 - С утра дом Лариных гостями... - Ср.: "За ужином Елизавета Сергеевна объявила нам, что на другой день мы поедем на именины к ее соседям Требинским. Именины в деревне - магические слова" (Смирнова-Россет А. О. Автобиография. М., 1931, с. 44).
XXVI - П создает особый тип литературного фона: в него включены общеизвестные герои произведений, ставшие к этому времени литературными масками, одно упоминание которых оживляет в сознании читателей целый художественный мир.
3-4 - Гвоздин, хозяин превосходный,
Владелец нищих мужиков...
Это, конечно, несколько трансформированный капитан Гвоздилов из "Бригадира" Фонвизина, о котором Бригадирша говорит, что "...бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной: так, веришь ли богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее (свою жену. - Ю. Л.), бывало, в чем душа останется, а ни дай ни вынеси за что" (IV, 2) Знание этой цитаты раскрывает методы хозяйствования Гвоздина (см. с. 39). В традиции комедии XVIII в даны и имена других гостей, что создает специфическую комическую театрализацию фона всей сцены.
5-6 - Скотинины, чета седая,
С детьми всех возрастов, считая
От тридцати до двух годов...
Это родители Простаковой и Скотинина из "Недоросля" Фонвизина "Г-жа Простакова [...] Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек" (III, 5) Появление на балу у Лариных 12 января 1821 г. персонажей, жизнь которых приурочена к середине XVIII в., не смущало автора: он вывел их именно как литературные типы, сохраняющие актуальность для русской провинции и в его эпоху. Цитированный монолог Простаковой привлекал внимание П - из него он извлек эпиграф для гл. III "Капитанской дочки": "Старинные люди, мой батюшка. Недоросль" (VIII, 1, 294).
9-11 - Мой брат двоюродный, Буянов... - Введение в круг гостей героя поэмы В. Л. Пушкина "Опасный сосед" Буянова интересно не только как расширение литературного фона. П называет Буянова своим двоюродным братом (ср. дальше: "Буянов, братец мой задорный" - V, XLIII. XLIV, 1), имея в виду, что дядя автора EO, В. Л. Пушкин, "произвел на свет" Буянова, а С. Л. Пушкин - самого автора романа в стихах. Такое шокирующее уравнение реального и литературного отцовства приводит к тому, что в EO реально существовавшие и вымышленные герои соседствуют на равных правах, встречаются и влияют на судьбу друг друга. Это, с одной стороны, резко обостряет чувство условности текста (подобно тому, как если бы актер время от времени сходил со сцены в зал, а зрители прохаживались по сцене). Однако, с другой - это же способствует обострению читательского восприятия действия как реально имевших место событий (аналогично эффекту, производимому врезкой в игровой фильм кусков хроникальной ленты).
Можно отметить, что ироническая игра, основанная на смешении реального и литературного родства, у П, как правило, связывалась с образом его дяди В. Л. Пушкина. Ср. "Дяде, назвавшему сочинителя братом":
...Нет, нет - вы мне совсем не брат;
Вы дядя мне и на Парнасе
(I, 204).
Из письма к Вяземскому:
Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка - не дядя твой,
Но, милый, - музы наши сестры,
Итак, ты все же братец мой
(II, 1, 419).
XXVII, 2 - Приехал и мосье Трике... - Фамилия Трике образована по типу комедийных фамилий французов в русских пьесах XVIII - начала XIX вв. Ср.: "Трише" (trichet), т. е. "обманщик" в комедии Крылова "Модная лавка". Трике - trique (франц. фамильярн.) означает "битый палкой"; бить палкой кого-либо означало нанесение унизительного оскорбления человеку, недостойному быть вызванным на дуэль и, следовательно, исключенному из круга порядочных людей. Так можно было расправиться с мошенником или мелким шулером.
8 - Reveillez vous, belle endormie. - Проснись, прекрасная (франц.) "Упоминаемая здесь песенка - одно из популярнейших произведений Dufresny (1648-1724), драматурга и автора нескольких известных в свое время романсов и куплетов" (Томашевский Б. Заметки о Пушкине. III. О куплете Трике. Пушкин и его современники, вып. XXVIII. Пг., 1917, с. 67-70). Тот же автор отмечает, что текст с belle Nina неизвестен, но ряд поздравительных песен на этот мотив зафиксирован.
13-14 - И смело вместо belle Nina... - См. с. 197.
XXVIII, 13-14 - Мужчины против: и крестясь,
Толпа жужжит за стол садясь.
Места дам и мужчин за столом регулировались рядом правил, в частности расположением хозяев. Так, на именинах Наташи в "Войне и мире" хозяин и хозяйка сидели на двух концах длинного стола, и соответственно гости распределились по "дамскому" и "мужскому" концам друг против друга (т. I, ч. I, гл. 15). На именинах Татьяны дамы и мужчины сидели с двух сторон стола. Почетное место именинницы находилось в центре. Естественно, место для почетного гостя должно было быть против нее с мужской стороны. На это место посадили Онегина (см.: XXX, 1).
Татьяна смутилась, поскольку в том, что Онегина усадили на почетном месте против нее, все должны были усмотреть подтверждение возможности его сватовства.
Крестясь - знак крестного знамения означал начало трапезы. Креститься полагалось, когда гость садился на пододвинутый ему слугой стул (см.: Набоков, 2, 531).
XXXI, 1 - Траги-нервических явлений... - Обморок был одной из форм "любовного поведения" щеголих XVIII в., когда он составлял модную новинку. "Обмороки в это время вошли в большую моду и последние существовали различных названий: так, были обмороки Дидоны, капризы Медеи, спазмы Нины, валеры Омфалы, "обморок кстати", обморок коловратности и проч., и проч. Нервы стали известны чуть ли не в двадцатых годах нынешнего (XIX. - Ю. Л.) столетия" (Пыляев М. И. Старое житье. Очерки и рассказы. СПб., 1892, с. 82). Искренность и простота героини проявились в том, что она не упала в обморок, однако сама возможность такой скандальной и провинциальной сцены взбесила Онегина.
По рассказам Нащокина, П "уверял, что при необходимости можно удержаться от обморока" (Цявловский М. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым. М.-Л., 1925, с. 36-37 и 98-101). Совпадение эпизода в EO, написанного во время михайловской ссылки, со словами, сказанными Нащокину, проливает свет на смысл загадочного текста, который одни исследователи называют "устной новеллой.Пушкина" (см.: Гроссман Л. П. Этюды о Пушкине. М. - Пг., 1923, с. 111), а другие считают биографическим эпизодом из истории отношений П и Д. Фикельмон (свод данных см.: Раевский Н. Портреты заговорили. Алма-Ата, 1974, с. 278-287 и 393-396). Если даже в основе "устной новеллы" лежал реальный эпизод, то он должен был произойти значительно раньше - уже в 1825 г. - было известно, что усилием воли женщина может удержаться от обморока. То обстоятельство, что место действия "устной новеллы" напоминает дом австрийского посла в Петербурге (см.: Раевский, с. 279), с одной стороны, может объясняться типовым характером планировки барского особняка XVIII в. (П просто описывал обычное расположение комнат), а с другой - обычной для творческого воображения контаминацией разновременных событий и пространств.
XXXII, 7 - Между жарким и блан-манже... - Бланманже - сладкое блюдо, желе из миндального молока.
8 - Цимлянское несут уже... - Цимлянское - донское шипучее вино, по имени станицы Цимлянской. См. с. 254. В доме Онегина в обычные дни подают дорогое французское шампанское (в Петербурге Онегин пил шампанское высшей марки - "вино кометы" - I, XVI, 8), у Лариных на именинах - более дешевое цимлянское.
11 - Зизи, кристал души моей... - Зизи - детское и домашнее имя Евпраксии Николаевны Вульф (1810 - 1883), в замужестве Вревской, дочери от первого брака тригорской помещицы П. А. Осиповой, соседки и приятельницы П. Длительная дружеская связь Е. Н. Вульф с П стала особенно тесной в 1826 г., когда в Тригорском собирались П, Языков и А. Н. Вульф. См. в воспоминаниях последнего: "Сестра моя Euphrosine, бывало, заваривает всем нам после обеда жженку [горячий напиток, приготовлявшийся из коньяка или рома, сахара, лимона и пряностей; жженку поджигали и тушили вином. - Ю. Л.]: сестра прекрасно ее варила, да и Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтобы она заваривала жженку... и вот мы из этих самых звонких бокалов, о которых вы найдете немало упоминаний в посланиях ко мне Языкова, - сидим, беседуем да распиваем пунш" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, с. 413-414).
Пророк изящного! забуду ль [...]
Когда могущественный ром
С плодами сладостной Мессины,
С немного сахара, с вином,
Переработанный огнем,
Лился в стаканы-исполины?
Как мы, бывало, пьем да пьем,
Творим обеты нашей Гебе,
Зовем свободу в нашу Русь
(Языков H. M. А. С. Пушкину (1826)
Собр. стих., 1948, с. 107).
Языков именует Е. Н. Вульф в стихах Гебой (древнегреч.) - богиней, разливающей вино богам, а П вносит в текст EO ее домашнее прозвище, неизвестное, как и обстоятельства дружеских попоек, на которые намекает П, большинству читателей. Этим он придал тексту атмосферу интимности и стилистического многоголосия, создавая переход от сатирических интонаций предшествующих строф к лирической тайнописи.
XXXV, 9 - Столы зеленые раскрыты - Столы для карточной игры оклеивались или покрывались зеленым сукном, на котором мелом записывались взятки.
11-12 - Бостон и ломбер стариков... Бостон, ломбер, вист коммерческие игры, популярные начиная с XVIII в.
Еще в 1791 г. Н. Страхов называл ломбер и вист "играми, подавшими просьбы о помещении их в службу степенных и солидных людей" (Переписка Моды... М., 1791, с. 31). Азартные игры, которым молодежь могла посвящать ночи в холостой компании, в светском собрании или на семейном балу терпимы быть не могли. Вист - см. с. 236.
XXXVI, 1-3 - Уж восемь робертов сыграли... - Роберт (роббер) - "три сыгранных партии в вист, составляющие один круг игры, после которого производится денежный расчет" (Словарь языка Пушкина, III, с. 1024). После завершения роббера игроки пересаживаются. Восемь робертов - 24 партии.
13 - Как ты, божественный Омир... - О мир (Гомер) см. с. 133-134.
XXXVII, XXXVIII, XXXIX - В отдельной публикации главы эти строфы были приведены полностью, а в издании 1833 г. - опущены. В них дается ироническое сопоставление содержания EO и "Илиады".
XL, 3 - Хотелось в роде мне Альбана... - Альбин (Альбани) Франческо (1578-1660) - второстепенный итальянский художник, эпигон академического направления. Это имя встречается уже в лицейских стихах П и, видимо, почерпнуто из литературных источников.
XLI-XLIV - O танцах см. с. 79-89.
XLIII - Строфа в первом (отдельном) печатном издании была опубликована с пропуском первых четырех стихов, что можно рассматривать как акт автоцензуры, а в издании 1833 г. опущена совсем и заменена сдвоенным номером следующей строфы.
Как гонит бич в песку манежном
По корде резвых кобылиц
Мужчины в округе мятежном
Погнали, дернули девиц
Подковы, шпоры Петушкова,
(Канцеляриста отставного)
Стучат; Буянова каблук
Так и ломает пол вокруг
Треск, топот, грохот - по порядку
Чем дальше в лес, тем больше дров
Теперь пошло на молодцов
Пустились - только не в присядку
Ах! легче, легче! каблуки
Отдавят дамские носки
(VI, 610).
Описание танца в строфе XLIII композиционно завершает описание начала именин: "Шум, хохот, давка у порога" (V, XXV, 12) - "треск, топот, грохот", связывая всю эту картину с дьявольским шабашем сна Татьяны, что в целом бросает совершенно новый отсвет на, казалось бы, идиллический быт провинциального мира. Связь сна и бала была отмечена еще современной П критикой: "Из мира карикатур мечтательных Поэт переносит нас в мир карикатур существенных", - писал критик "Сына Отечества" (1828, ч. 118, № 7). Инфернальный облик каждодневного поместного быта, подготовляя возможность трагической развязки, не снимал вместе с тем возможности с другой точки зрения осмыслять эту же жизнь как идиллию. Однако он раскрывал возможность того, что в недрах этого быта, между куплетами Трике и мазуркой Буянова, созревает убийство Ленского и обстоятельства, разбившие жизнь Татьяны.
Строфа XLIII имела и другой смысл: она, видимо, была тесно связана с параллелью между EO и "Илиадой". Откровенно грубое сравнение девушки с кобылицей восходило к оде Анакреона "К африканской кобылице", подражание которой П написал в 1826 г. ("Кобылица молодая... - III, 1, 107). Образ манежного корда и мазурочного круга также находит параллель:
В мерный круг твой бег направлю...
(III, 1, 107).
Полемическое по отношению к классицизму восприятие античной поэзии как простонародной имело, однако, и другой смысл: Кюхельбекер в уже неоднократно цитировавшейся статье писал, что характер разочарованного человека, "отжившего для всего брюзги", размножившегося в литературе в образах, "которые слабы и недорисованы в "Пленнике" и в элегиях Пушкина", "далеко не стоят Ахилла Гомерова, ниже Ариостова Роланда" (Кюхельбекер, с. 457). Полемическое окончание картины бала в стиле Гомера имело тот же смысл, что и начало в духе Ломоносова.