Веснин поправил очки, пробежался пальцами по клавиатуре.
   «Привет. Простите, я вошел с вопросом. Кто-нибудь может рассказать подробнее о сегодняшнем происшествии?»
   Он щелкнул клавишей «мыши», отправляя вопрос в сеть. Расчет был простым – странные происшествия не случаются одни. И наверняка несколько человек, прижатые в угол в беседе, будут рады сменить тему…
   «Привет. Ты о взорвавшемся доме?»
   «Привет, ты о чем?»
   «Мы о другом говорим…»
   Веснин снова коснулся клавиш.
   «И о доме тоже. Вроде бы здесь не только о политике можно спорить – достала…»
   Пауза. Сеть реагировала неторопливо, подчиняясь не только инерции разговора, к счастью, уже многим надоевшего, но и скорости работы модемов, сбоям сигналов на старых АТС…
   «Что там говорить-то? Газ рванул, десяток людей сгорели. Храмы восстанавливать деньги есть, за коммуникациями следить – хрен…»
   Ага, это он оттянул на себя коммуниста…
   «Обычный денек, ничего особенного. На Курском детишки бомжа бензином облили и… В одном доме газ рванул, подъезда как не бывало. Психопат какой-то шлепнул женщину и пытался застрелить ее сына. Хороший денек».
   Веснин вздрогнул. Руки сами легли на клавир.
   «Какую женщину?»
   «Телевизор смотри иногда. Не помню, где-то в центре. Корсакова, если фамилию не путаю».
   «Чему удивляться? Пацан, наверное, наркоман. Задолжал, пришли разбираться, тут мать подвернулась…»
   Валентин смотрел на Кирилла. Тот спал, зарывшись лицом в подушку.
   наркоман… как же. Кирилл даже не курит… Значит, Людмила Борисовна…
   Он посмотрел на экран. Поймал взглядом проползающие строчки:
   «То же самое было и при коммунистах. Просто молчали…»
   «Там жил какой-то старпер. Небось открыл газ, а поджечь забыл…»
   Веснин прервал связь. Пусть сеть обсасывает детали без него. Он узнал главное… почему Кирилл пришел к нему.
   Его действительно кто-то преследовал! Зачем?
   Валентин на цыпочках прошел в прихожую. Глянул в глазок на пустую площадку. Коснулся замков, словно выполняя какой-то ритуал.
   Кирилл Корсаков, в меру самостоятельный, но абсолютно домашний подросток, потерял мать и ухитрился стать объектом чьей-то охоты. Но что не лезло ни в какие рамки – по ходу дела он раздвоился.
   Веснин прикрыл дверь в комнату и пошел на кухню. Кофе и тазепам – странное сочетание, но сейчас ему хотелось именно такого набора.
 
   Кирилл проснулся с совершенно четким знанием, где он находится. Может быть, из-за тихого гула компьютера, не смолкавшего всю ночь, или постоянных хождений Веснина, вовсе не таких бесшумных, как тот надеялся. Наверное, сон был очень неглубоким, но все же он чувствовал себя отдохнувшим.
   – Кирилл… – Веснин, скрючившийся на стуле у компьютера, смотрел на него. Глаза Валентина были красными, воспаленными.
   он знает…
   – Мне очень жаль, Кирилл. Поверь…
   Мальчик всхлипнул, мгновенно переходя из сонливой одури во вчерашнюю безысходность. Веснин неуклюже присел рядом, положил руку ему на плечо.
   – Кирилл, поверь, у тебя много друзей. Мы поможем.
   – Мне никто… не может помочь…
   – Кирилл, это страшное горе, но сейчас надо подумать о тебе. Понимаешь?
   Мальчишка кивнул. Как ни страшно это было, но он действительно понимал. Сейчас речь шла о его жизни.
   – Кто тебя преследует? За что?
   – Я не знаю.
   – Ты влип в какую-то историю?
   – Д-да. Но я не могу рассказывать.
   – Кирилл, в такой ситуации надо обращаться в милицию.
   – Нет! – Мальчишка вздрогнул. – Тогда мне точно – конец.
   – Кирилл, я твой друг.
   Рука Валентина была неестественно напряженной. Кирилл повел плечом, и тот поспешно снял ладонь.
   – Именно поэтому не спрашивай.
   – Кирилл, помочь – это в первую очередь понять.
   – Я умыться хочу.
   – Кирилл, не уходи от ответа. Я в два раза тебя старше и кое-что понимаю в жизни.
   – Иногда надо не понять, а поверить. – Кирилл посмотрел ему в глаза сквозь неумолимо текущие слезы. – Ты можешь мне поверить?
   – Да.
   – Тогда поверь, что лучше тебе ничего не знать.
   Веснин запнулся. Он попал в западню собственных слов – самую безвыходную из всех ловушек.
   – Тебе дать зубную щетку?
   – Дай. – Кирилл потянулся за джинсами, стал торопливо одеваться.
   – Ты по-прежнему хочешь уйти?
   Кирилл заколебался:
   – Не знаю. Я подожду, может быть, позвонит Виз…
   – Виз?
   – Может быть, я позвоню сюда.
   В глазах Веснина на мгновение зажегся безумный огонек.
   – Слушай, я могу поверить во что угодно. Даже в то, что КНБ провел эксперимент над тобой и ты раздвоился.
   – Глупость какая, – застегивая рубашку, сказал Кирилл. – Ты мне обещал дать зубную щетку.
   Валентин покорно поднялся.

11

   Дума занималась сегодня обычной работой – переливанием из пустого в порожнее. Обсуждались какие-то мизерные западные кредиты, на что их употребить, в какие отрасли сделать вливание: в сельское хозяйство или на работу комитета по этому самому сельскому хозяйству.
   По твердому мнению Визиря, единственным плодотворным выходом здесь было бы явление Христа, способного накормить семью хлебами четыре тысячи голодных, не считая, конечно, женщин и детей. С полчаса он сидел, проглядывая утренний информационный листок, подготовленный референтом, временами вслушиваясь в бред выступавших. Потом тихонько выбрался из зала заседаний и спустился в буфет.
   Здесь завтракали с десяток депутатов и столько же журналистов. На него поглядывали, когда Визирь взял чашечку кофе и отошел к свободному столику.
   – Можно?
   Визирь поднял глаза на подошедшего с чашкой мужчину.
   – Здравствуй, Альберт. Садись, дорогой.
   – Устал от прений?
   – Это не для печати. – Визирь улыбнулся главному редактору «Истины». – Скажу, что устал, завтра же в газете пропечатаете. Мол, выбрали слабаков, даже слушать у них сил нет.
   Альберт Данилович развел руками.
   – На то и четвертая власть, Рашид Гулямович. Президента вы не боитесь, так, может, хоть мы сгодимся?
   – На то и волк в поле… Наверное.
   Визирь мелкими глоточками цедил кофе. Плохой кофе, что ни говори.
   – И что вы все нас терзаете-то, волки пера? – буркнул он. – В «Волгаз» опять вцепились.
   – Уже читали? – Альберт Данилович заинтересовался. – Что-то не так? Подавайте опровержение.
   – Какое опровержение, вы истину сказали… как всегда. – Визирь одарил главного редактора печальной улыбкой. – Но ведь не всю же. В городке газовиков хоть побывали бы, посмотрели, как у нас умеют заботиться о людях.
   – Трудно все охватить. Маленький корпункт, одна машина, дряхлый факс, древний компьютер. Знаете же, как любит власть оппозиционные газеты.
   – Знаю. – Визирь замялся. – Такое предложение есть – попробуйте всесторонне подойти к вопросу. А насчет оборудования поможем. Мы прессе помогаем без всяких условий и обид.
   Альберт Данилович слегка насторожился.
   – К сожалению, мы не можем принимать помощь от идейных противников.
   – А от союзников? Если вам поможет Шелганов?
   – Он и так помогает, чем может.
   – А мы ему поможем.
   С полминуты Альберт Данилович молчал, допивая кофе.
   – Шелганов – честный и порядочный человек, – сказал он наконец.
   – С другими мы не сотрудничаем. Противно.
   Пожав плечами, главный редактор протянул ему руку.
   – Интересно было пообщаться. Как голосовать будете, не секрет?
   – Не секрет. Только не исправят эти гроши положения.
   – Верно.
   Визирь задумчиво смотрел вслед главному редактору. Конечно, поддержку крупной газеты, за которой стоит огромный электорат, так просто не покупают.
   А вот отношения зондируют на предмет сотрудничества.
   Его держат за серьезную фигуру – прекрасно. Волк-одиночка. Замкнутый и темпераментный русский шовинист азиатской крови.
   Что ни говори, а Рашид Гулямович выбрал удачный имидж. Спасибо ему.
 
   Веснин открыл хлебницу и хмыкнул. Слишком увлекся вечером работой, даже в магазин не вышел.
   – Кирилл, я сбегаю за хлебом, – сказал он. – Подождешь?
   – Давай я схожу, – предложил Кирилл.
   Валентин поправил очки.
   – Думаю, это неразумно. Ты ведь понимаешь?
   – Кто меня здесь будет искать?
   – Кирилл, но все же я взрослый человек…
   Мальчишка тихо засмеялся.
   – Помнишь, что ты всегда говорил, когда в «Штурмане» болтали о книгах про детей?
   – Много чего говорил.
   – Ну, что возраст – это не показатель ответственности, и даже в десять лет человек вправе принимать любые решения. Мне тринадцать.
   – Дело не в этом. – Веснин поморщился. – Кто из нас более способен рисковать?
   – Я. Ты сам говорил, что не способен убить человека, даже если он тебя будет убивать.
   – А ты способен?
   Кирилл запнулся.
   – Почти.
   Веснин мог сказать, что между «почти» и «могу» порой пролегает пропасть. Но он промолчал. Для него не существовало даже «почти», и он это знал прекрасно.
   – Валя, давай я в магазин сбегаю.
   – Ладно. – Веснин полез в карман, достал деньги, протянул Кириллу полтинник. – Возьми хлеба и молока.
   – У меня есть деньги.
   – Кто у кого в гостях? К чаю что-нибудь купи.
   Кирилл взял пятидесятитысячную бумажку, засунул в карман.
   – Я быстро…
   – Знаешь, где тут магазин?
   – Я вчера мимо проходил, найду.
 
   Карамазов не стал заходить домой и переодеваться. Куртку он чуть-чуть запачкал, но нейлон отмыть было несложно. Сейчас главным стало успеть. Один раз мальчишка от него ушел и, наверное, считал, что найти его невозможно. Но Тьма подсказала, где искать.
   Плохо было лишь то, что точка, где скрылась мишень, казалась размазанной, колеблющейся. Раньше такого не было. Возможно, мальчишки разделились? Один укрылся у знакомых, другой просто бродит по городу? Илья допускал такую возможность. Что ж, тем важнее устранить хотя бы одного, снизить неопределенность.
   Он не стал тратить время на метро, поймал машину, что предельно удивило бы его коллег в редакции. Вышел из машины в трех кварталах от цели.
   Сейчас он шел на работу без оружия. Не беда, он и сам был оружием пострашнее дешевого пистолета. В три часа дня ему предстояла встреча с одним из тех, у кого он снабжался инструментами, а пока при нем были руки и тонкий скрученный шнур в кармане.
   Видимо, опять предстояло убирать свидетеля. Грязь… Как странно и в то же время логично, что грязная работа пришлась на самых беспомощных и невинных клиентов. Слабость провоцирует. Слабость преступна.
   Карамазов подошел к длинной девятиэтажке уверенной походкой аборигена здешних мест. Перескакивая через заполненные грязью выбоины в асфальте, не оглядываясь по сторонам. Вряд ли кто-то, увидевший его со стороны, запомнит хоть одну деталь…
   – Эй!
   Илья вздрогнул. Не от окрика – от знакомости голоса. Остановился, оборачиваясь.
   Кирилл Корсаков, его ускользнувшая малолетняя мишень, стоял метрах в двадцати, в проходе между домами. Нелепо, обеими руками сжимая полиэтиленовый пакет, набитый явно нетяжелым грузом.
   – Гад! – крикнул мальчишка.
   Илья сделал шаг, другой, перешел на бег. Это было уж слишком. Наглец. Мышь, зарычавшая на кота.
   Он просто делает свою работу!
   Мальчишка повернулся и бросился бежать.
 
   Кирилл узнал убийцу сразу. Не по лицу, которого толком-то и не разглядел, не по одежде – сейчас тот был похож скорее на возвращающегося дачника. Просто что-то кольнуло в груди, и он остановился, комкая пакет с продуктами.
   Его снова шли убивать.
   Это было нелепо и нереально. При свете дня, во дворе огромного дома, рядом с дорогой, по которой мчались машины, человек, убивший его мать, быстрой походкой шел к подъезду Веснина.
   Как он узнал?
   Кирилл отступил на шаг. Надо было бежать, пока убийца не посмотрел в его сторону. Он вспомнил и словно даже услышал визг пули над плечом.
   Бежать…
   А убийца поднимется по лестнице и позвонит в дверь. Он найдет, что сказать. Валя откроет…
   И снова покачивающаяся камера репортера жадно заглянет в квартиру.
   – Эй!
   Он сам удивился своему крику. Фигура в бурой нейлоновой куртке замерла на полушаге.
   – Гад!
   Кирилл не удивился, когда убийца рванулся к нему. Это было продолжением страшных снов, в которые превратилась жизнь. Снов, в которых не преступники убегают от милиции, а честные люди спасаются бегством от бандитов. Это стало нормой, да?
   Кирилл бросился бежать.
   Краем глаза он замечал, как женщина, идущая навстречу ему с тяжелой сумкой, быстро и целеустремленно завернула в уже пройденный было подъезд, как с балкона второго этажа исчезла фигура девушки, вышедшей покурить в накинутой на плечи куртке. Правильно. Когда маленький мальчик убегает от убийцы, не стоит смотреть на такое печальное зрелище…
   Кирилл свернул к цепочке гаражей, слыша, как сзади приближается смерть. Он оказался в каком-то узком коридоре – слева здание, справа бетонные гаражные коробки, впереди – стальные прутья ограды, опоясывающей голые деревья и маленькие беседочки. Детский сад?
   Он побежал вперед.
   Убийца не издал ни звука. Просто догонял его медленно и неумолимо. Кирилл отстраненно подумал, что зря дети считают взрослых не умеющими бегать. Они умеют. Когда надо.
   Шагах в пяти от ограды он увидел с какой-то фотографической точностью, что два прута слегка разогнуты – наверное, местные пацаны соорудили для себя удобный проход на детсадовскую территорию. Такой же лаз был и в ограде детсада рядом с его домом – по вечерам в маленьких беседках собирались пацаны, чтобы спокойно покурить, выпить, поболтать о девчонках. Кирилл прыгнул в узкий проход.
   Он отбил плечо и едва не застрял. За спиной выматерился преследователь, и Кириллу показалось, что его обдало ветром от последнего рывка убийцы. Он дернулся, протискиваясь в узкую щель, упал на раскисшую от дождей землю. Повернулся, со страхом ожидая увидеть черный глазок ствола.
   Убийца пытался протиснуться в щель. Нелепо выгнулся, просунув голову, но широкие плечи упрямо не желали пролезать, опровергая древнюю истину: «Главное, чтобы голова пролезла».
   Кирилл вскочил, дернулся было в глубь территории, потом повернулся. Посмотрел в холодные прищуренные глаза. И подпрыгнул, пиная убийцу в лицо. Рубчатая подошва с хрустом проехалась по щеке.
   Мужчина взвыл, выдергиваясь обратно. Из съехавшего вбок носа текла темная кровь, смешиваясь с липкой грязью, слетевшей с подметки кроссовки.
   – Гад… – прошептал Кирилл.
   Мужчина вытер ладонью лицо. Посмотрел на него – пристально, словно запоминая. Очень спокойно произнес:
   – Иди сюда. Я ничего тебе не сделаю.
   Кирилл истерически засмеялся.
   – Все равно тебе не уйти, – сказал убийца. – Где второй?
   Мальчишка попятился. Исчезнувший на секунду страх снова вернулся. Казалось, ударь он сильнее, так, чтобы содрать кожу, под ней оказалась бы сталь. Перед ним был не человек – какой-то робот, терминатор из фильма.
   – Что происходит?
   Из-за гаражей вышел мужчина. Рослый, крепкий, по сравнению с ним убийца сам выглядел подростком. В руке он держал разводной ключ, казавшийся игрушечным. На мгновение Кирилл ощутил, как перевернутый мир стремительно становится с головы на ноги.
   – Совсем шпана обнаглела, – поворачиваясь, сказал убийца. – Залез в карман, гаденыш. Вот… попытался поймать… – Он снова вытер лицо.
   – Он хотел меня убить! – закричал Кирилл. Мужчина смерил взглядом его, потом окровавленное лицо убийцы.
   – Я его понимаю, – сообщил он. – А ну иди сюда, щенок!
   Кирилл бросился бежать.
   Нет, мир не собирался стать нормальным. Стоять на голове, видимо, было для него привычнее.
   Сзади доносилась щедрая ругань. Ограда садика была высокой и совершенно не приспособленной для перелезания. Но ведь в любом заборе есть двери.
   Кирилл выбежал к зданию детского сада. Здесь вяло бродили десятка два малышей под присмотром воспитательницы, смерившей его хмурым, неодобрительным взглядом, но ничего не сказавшей. Кирилл побежал мимо, к воротам, но растянулся в грязи и упал. Пакет вылетел из рук прямо к ногам мальчика лет пяти.
   Дети нестройно засмеялись. В этом возрасте ничто не веселит так искренне и чисто, как чье-то падение в лужу.
   Кирилл медленно поднялся. Подошел к пакету, из которого вылетели батон и шоколадка…
   к чаю…
   – Убегаешь? – спросил малыш.
   – Убегаю, – машинально ответил Кирилл.
   Мальчик задумчиво проводил взглядом испачканный хлеб, посмотрел, как Кирилл обтирает плитку «Бабаевского».
   – Ты шоколад любишь? – спросил он.
   – Нет. Хочешь?
   – Хочу, – без лишней скромности признался малыш.
   – Бери. – Кирилл сунул ему шоколадку и побежал к воротам.

12

   Был уже вечер, когда поезд подошел к Актюбинску. Ни Ярослав, ни Слава больше не говорили о предстоящем. Дорога дарила передышку и скуку, это было единственное, что она могла дать.
   – Проводник обещал никого не подсаживать, если получится, – перетасовывая колоду карт, сказал Слава. – Хорошо бы так и доехать, вдвоем.
   – Помнишь, как в молодости мотался в Москву за книжками? – неожиданно для себя спросил Ярослав.
   – С Валеркой? Помню, конечно. Здорово было, правда?
   – Прибыли – ноль, зато поездку окупали, пьянствовали с друзьями, и все новинки были наши.
   Слава засмеялся:
   – Русский бизнес. Навар с яиц.
   – Скорее уж: украли ящик водки, продали, деньги пропили…
   – Ненормальный ты, – укоризненно сказал Слава. – Угораздило же меня… Вот другие Визитеры – какая интересная у них жизнь.
   – Угу, в них уже стреляют.
   – Не остри. Боюсь, что сегодня несколько «ушло».
   – Ты ночью это узнаешь?
   – Да… почувствую.
   Ярослав заерзал на койке.
   – Ты все-таки сукин сын. Ты что-то знаешь о своем происхождении. Просто не желаешь рассказывать.
   – А если даже так? Помнишь свое «хождение в сеть»? Когда читатели принимались обсуждать недосказанные моменты в твоих романчиках? А ты ухохатывался, читая версии, потом выбирал ту, что высказал самый симпатичный собеседник, и поддерживал ее своим авторитетом автора. Чем я хуже тебя?
   – Кончай. – Ярослав чуть смутился.
   – Ладно. Я выйду покурю на перроне.
   – Почему ты?
   – А ты на прошлой станции выходил, пока я караулил купе.
   – Сравнил разъезд с городом!
   – Ну и что?
   Слава бросил колоду на столик, снял с крючка куртку. Наставительно произнес:
   – Есть две ошибки, которые можно совершить в дороге. Первая – выпить слишком много. Вторая…
   – Выпить слишком мало? Даже не думай.
   – Тю-тю-тю… – Слава усмехнулся, выходя в коридор.
   Проводник, пожилой маленький казах, закрывал служебное купе. Глянул на Славу, поморщился, что-то вспоминая.
   – Парень, ты просил никого в купе не подсаживать?
   – Угу. Мы с братом просили.
   – Слушай, такое дело, понимаешь… Много билетов здесь продали. Кого-то придется подсадить.
   – Шеф, сколько надо?
   Проводник замотал головой:
   – Ничего не надо. Потесниться надо.
   – Шеф, я думал, мы договорились.
   – А, не обижай! Хорошего попутчика посажу. Стариков, детей в другие купе раскидаю. Кого тебе посадить? Девушку посадить?
   – Посади, – доставая из пачки сигарету, сказал Слава.
   – Русскую посадить?
   – Красивую посади.
   Проводник сморщился в улыбке.
   – Кто тебя знает, кто тебе красивая… Мне будет красивая, а ты из окошка выпрыгнешь.
   Слава засмеялся.
   – Русскую посади. Ладно?
   – Ладно. Слушай, возьми мне на перроне сигарет. Наших возьми, я российские курить не могу.
   – Сделаем, шеф.
   Он прошел вслед за проводником, протиснулся мимо него, когда тот опустил лесенку. Распихивая толкающихся у вагона пассажиров и торговок, отошел на несколько шагов, закурил. Казавшиеся бесконечными ряды торговцев, рассевшихся на земле вдоль перрона, уже завели бесконечный галдеж. Он подошел к старику, возле которого была навалена гора арбузов и дынь.
   – Сколько?
   – Бери, бери…
   – Сколько за этот?
   – Десять! – Продавец хитро улыбнулся.
   – Ты меня не за того принял. Я в Москву еду, а не из Москвы. Пять.
   – А, забирай…
   Слава сунул ему пятитысячную, с натугой поднял арбуз. Спросил:
   – Где можно взять спиртное? Нормальное спиртное.
   Старик махнул рукой на здание вокзала. Слава быстро глянул на часы.
   – Эй, зачем ходить? – К нему подскочил паренек лет двадцати. – Вот бери! Бери, хорошая водка!
   Он махнул перед лицом Славы бутылкой. Желтая, косо наклеенная этикетка гласила – «Орысша арак».
   Слава поймал его за воротник, притянул к себе.
   – Эту водку, – раздельно сказал он, – залей себе в задницу. Понял? Технический спирт из канистры, мать разливает, отец закупоривает, ты продаешь. Ты сам, гаденыш, это пить будешь?
   Парень открыл было рот, чтобы огрызнуться… и затих, глядя в глаза Визитера. Дернулся, высвобождаясь, медленно отступил.
   – Разбей, – холодно приказал Слава.
   Парень неуверенно заозирался.
   – Ты слышал?
   Словно загипнотизированный, парень поднял бутылку и с силой опустил ее на железный столбик полуразваленной ограды. С ужасом уставился на усыпанную осколками лужицу. Звон словно выделил вокруг них пятиметровый круг остолбеневших торговцев, молча взиравших на невероятное.
   – Все разобьешь, – приказал Визитер, отворачиваясь.
   Стоянка пятнадцать минут, к вокзалу придется пробежаться.
* * *
   Ярослав, наблюдавший за происходящим из купе, был единственным, кто понимал, что случилось.
   Визитер тренировался.
   Несчастный бутлегер попался ему под горячую руку. Визитеры, как сказал Слава, почти не располагали возможностями, выходящими за рамки человеческих.
   Сейчас парень, продавец поддельной водки, испытал на себе это самое почти.
   Что было единственным оружием его, писателя? Если не считать дешевого газовика, болтающегося сейчас на дне сумки?
   Слово.
   Визитер владел странной алхимией перехода Слова в Дело. Чем-то посерьезнее гипноза, чем-то подобным фокусам Мессинга.
   Ярослав вздохнул, отворачиваясь от обезумевшего парня, бившего об ограду третью бутылку. Люди старательно обходили его.
   Интересно, а какие чудеса способны творить другие Визитеры?
   Дверь дернулась. Ярослав поднял глаза, но это был не Слава. Проводник хитро, заговорщицки подмигнул ему.
   – К вам гости, потеснитесь чуть-чуть, а?
   Девушка лет двадцати, в плаще поверх мохнатого свитерка и бледно-голубых джинсах, неуверенно зашла в купе.
   – Здравствуйте. – Ярослав подтянул ноги, садясь.
   – Здравствуйте. – Девушка покосилась на проводника, но тот уже исчез, как чертик в коробочке. – Вы один едете?
   – Нет, мы с братом. Нижние полки свободны, выбирайте.
   – Ага. – Девушка опустила небольшой чемодан. Симпатичная, светловолосая, но с тем легким налетом провинциальности на лице, который Ярослав так ненавидел в себе самом. – Вы далеко едете?
   – До конца.
   – Здорово. А я уже лет пять в Москве не была… я в Саратов еду.
   Она слегка нервничала. Наверное, начиталась бульварных газет с рассказами об изнасилованиях в поездах. Когда-то он сам такие сочинял, подрабатывал. Двадцать баксов рассказик. «И тогда четыре лица кавказской национальности одновременно изнасиловали девушку четырьмя различными противоестественными способами…» Ярославу стало смешно, он фыркнул, давя смех.
   – Вам помочь чемодан поставить?
   – Что? Спасибо. Я сейчас, достану…
   Поезд дернулся. Ярослав тревожно глянул в окно на заскользивший перрон. Очень весело получится, если Визитер отстанет. Что он будет делать в Москве?
   Впрочем, занятие найдется. Попить водки со Скициным, вина с Озеровым, потрепаться о фантастике и услышать полный набор столичных новостей, выклянчить у какого-нибудь издательства аванс под очередной роман. Какой роман? А, придумать никогда не поздно.
   На мгновение он почувствовал облегчение. Визитер исчез из его жизни, как дурной сон. Затерялся в городе на северных окраинах Казахстана. Пообвыкнется, найдет хорошую девушку, устроится на работу…
   Ему снова захотелось смеяться.
   В незакрытую дверь протиснулся Слава. С арбузом под мышкой и тяжелым, жалобно звякнувшим пакетом в руках.
   – Что, потерял?.. Здравствуйте.
   – Здравствуйте. – Девушка растерянно посмотрела на него, потом на Ярослава, снова на Визитера. Неуверенно улыбнулась.
   – Познакомь с гостьей, – опуская арбуз на полку, сказал Слава.
   – А мы еще не успели познакомиться.
   – Ох, джентльмен… Я – Слава. А этот заторможенный товарищ – Ярик.
   – Тоня. Вы близнецы?
   – Ну, в какой-то мере. – Визитер кивнул. – Я младшенький, он старшенький. Более мудрый и печальный, но вы на него не сердитесь.
   Тоня засмеялась:
   – Ой, я даже растерялась. Никогда не встречалась со взрослыми близнецами.
   – Все, упущение исправлено.
   – У нас в школе есть двое близнецов, но они совсем не похожие. Небо и земля.
   – Вы учительница?
   – Да, русский язык и литература.
   Слава замахал руками:
   – Не пугайте, Тоня! Я всегда боялся писать сочинения! Можно сесть?
   – Садитесь, Слава. – Тоня безуспешно попыталась придать голосу строгий тон. – Ой, как забавно…
   – И не говорите… Давайте на «ты»?
   – Конечно.
   – Тоня, отметим знакомство?