Страница:
– Кирилл…
Визитер подошел к нему, и снова Кирилл почувствовал его отстраненность, тот невидимый барьер, что устанавливал дистанцию между пришельцем и людьми.
– Кирилл, мне тоже плохо.
Он взял его за руку, заглянул в глаза.
– Веришь?
веришь – не веришь…
– Да.
– Ты как… нормально?
– А ты? Ты где ночевал?
– В Домодедове. В аэропорту. – Визитер улыбнулся. – Чуть менты не зацапали среди ночи. Потом на Павелецком часика два поспал. Потом на Киевский, как метро пустили, перебрался.
– Зачем?
– Движение. Мы чувствуем друг друга во сне… Если кто-то мотается с места на место, то его труднее выследить.
– Зато я не мотался!
– Извини. Я не подумал, Кирилл. Честное слово. – Визитер помедлил. – Я испугался. Пойдем сядем где-нибудь.
Кирилл покосился на огороженный барьерчиком зал ожидания.
– Билеты ведь надо показывать…
– Пошли.
Их действительно пропустили. Парень в защитной форме с любопытством взглянул на них, когда они прошли мимо, но не сказал ни слова.
– Ты умеешь быть чужим, – неожиданно для самого себя сказал Кирилл.
– Да. И ты умеешь. Просто не замечал этого никогда. Вон место свободное.
Они присели на жесткую холодную скамью между замотанной в платок нерусской смуглолицей бабкой, безучастно глазеющей по сторонам, и дремлющим в окружении аккуратно перетянутых картонных коробок парнем.
– Я устал так… – вполголоса сказал Визитер. – Когда спишь, не раздеваясь, все равно что и не спал.
Кирилл не ощутил сочувствия. Абсолютно. И смущения за то, что сам переночевал в постели, нормально поужинал, – тоже.
– Виз… – Он осекся. Страшно было задать вопрос, ответ на который решал все.
– Я знаю, о чем ты, – быстро сказал Визитер. – Кирилл, мы станем всесильны – в рамках реальности. Если мама… – Он на миг замолчал. – Если мама жива…
Визитер опять замолк.
– Говори, – потребовал Кирилл. Отчаяние не исчезло, оно просто переплавилось в ярость.
– Нам нельзя ничего о ней узнавать, пока не победим. После этого… ну, все ответы будут такими, как хочется нам. Понял?
– Да.
– Ни слова, Кирилл. Не звонить в милицию, не слушать телевизор. Пока ты сам не поверил, все нереально и зыбко. Все еще только случается.
– Я понял, Виз.
– Ты не злишься на меня?
– Злюсь.
– За пистолет?
– Какой пистолет? – Кирилл поднял глаза. Лишь через мгновение он вспомнил.
– Ну… Я же мог стрелять. Надо было возле двери затаиться и, когда тот гад выскочил, в лицо… Ему бы полчерепа снесло.
– А почему ты так не сделал?
– Не смог.
Кирилл кивнул. Он понимал, он бы тоже не смог – тогда. Это, оказывается, совсем не как в кино…
– Виз, а кто он?
– Не знаю. – Визитер помрачнел. – Он не из нас или новый.
– Это как?
– Ну… – Он не успел договорить.
– Ребята…
Они вскинули головы наверняка с одной и той же мыслью. Но перед ними стоял милиционер. Немолодой, с усталым лицом, рассматривающий их вполне добродушно, но как-то заинтересованно.
– Далеко едете?
– Нет, близко! – Визитер заулыбался.
– Одни?
Они, не сговариваясь, покачали головой.
– Хорошо, – согласился милиционер, не порываясь отойти. – А где родители?
Кирилл почувствовал, как накатывает безнадежная тоска. Их задержат. Обыщут в детской комнате милиции. У Визитера отберут пистолет. Посмотрят на фотографии, он же уже в розыске. И скажут…
– Что-то случилось, капитан?
Мальчишки повернулись на голос. Откуда-то со стороны подошел старик. Кирилл считал стариками всех старше сорока, но этот был действительно стар. С очень усталым лицом, в темном шерстяном пальто и нелепом берете, но весьма интеллигентного вида.
– Эти мальчики…
– Мои внуки. Мы едем в Алпатьево. Что они натворили?
Милиционер заколебался:
– Нет, ничего. Позволите глянуть документы?
Старик молча достал и протянул ему паспорт. Капитан быстро пролистал книжечку.
– Аркадий Львович, простите, но была ориентировка на похожего мальчика.
– На обоих? – полюбопытствовал старик.
– Нет, на одного. – Капитан улыбнулся, видимо, осознав иронию ситуации. – Да, конечно, у него не было братьев. Извините. Просто похожи.
– Дети все похожи. – Старик положил руку на плечо Кирилла. – Левушка, подвинься.
Кирилл послушно заерзал, сдвигаясь к Визитеру. Тот сидел словно окаменевший. Старик уселся рядом, тихо закашлялся, зажимая рот ладонью.
– Счастливого пути. – Милиционер наконец-то принял решение. Потрепал Визитера по голове. – Чего надулся, парень? К кому едете-то?
– К дядьке, – хрипло сказал Визитер. – На свадьбу.
Он, казалось, слегка утратил ориентацию.
– Дядя женится?
– Нет. Лидка, его дочка, замуж выходит. Уже второй раз, а ей только двадцать!
Визитера понесло…
Милиционера, похоже, слегка ошарашил такой объем информации.
– Ну, счастливого пути.
Провожаемый улыбкой старика, он быстро отошел. Кирилл сглотнул, посмотрел на неожиданного спасителя.
– Меня зовут… ну, видимо – Аркадий Львович, – сказал тот. – Ты – Кирилл.
– Откуда вы знаете?
Но «видимо – Аркадий Львович» уже не смотрел на него. Похлопал Визитера по плечу:
– Привет, соперник!
Визитер повернул голову, деревянным голосом произнес:
– Здравствуйте, Визард.
– Не бойся, – сказал старик. – Пожалуйста, не бойся меня.
– Почему?
– Потому что я хочу помочь тебе.
– Почему? – с вызовом повторил Визитер.
– Моего прототипа убили. – Старик обнял Кирилла за плечи. – Утром. Понимаешь?
– Еще нет.
– Я не справлюсь один, мальчики. И вы не справитесь. А остальные… конкуренты… мне более неприятны. – В голосе старика дрогнули просительные нотки. – Это был тот же человек, который приходил к вам домой.
Что-то внутри Кирилла оборвалось. Может быть, от голоса, в котором были сочувствие и понимание. Может быть, от обнимавшей его руки. Он всхлипнул, зарываясь лицом в пальто старика.
– Держись, держись, мальчик. – Тот погладил его по спине. – Не раскисай, прошу тебя. Сейчас я возьму вам билеты до этого самого Алпатьева, и мы сядем в поезд. Можно будет выспаться и поговорить. А оттуда вернемся в Москву как раз к утру. Хорошо, Визитер?
– Да… Нас не смогут обнаружить…
– Не факт. Но все же это самый удобный вариант. Не верю в судьбу, но не зря же мы встретились.
– Подождите. – Визитер колебался. – Даже если альянс… Как мы выберем между собой? Жребий?
– У меня рак, – спокойно сказал старик. – К весне я умру. А ты победишь. Я помогу тебе.
5
6
7
Визитер подошел к нему, и снова Кирилл почувствовал его отстраненность, тот невидимый барьер, что устанавливал дистанцию между пришельцем и людьми.
– Кирилл, мне тоже плохо.
Он взял его за руку, заглянул в глаза.
– Веришь?
веришь – не веришь…
– Да.
– Ты как… нормально?
– А ты? Ты где ночевал?
– В Домодедове. В аэропорту. – Визитер улыбнулся. – Чуть менты не зацапали среди ночи. Потом на Павелецком часика два поспал. Потом на Киевский, как метро пустили, перебрался.
– Зачем?
– Движение. Мы чувствуем друг друга во сне… Если кто-то мотается с места на место, то его труднее выследить.
– Зато я не мотался!
– Извини. Я не подумал, Кирилл. Честное слово. – Визитер помедлил. – Я испугался. Пойдем сядем где-нибудь.
Кирилл покосился на огороженный барьерчиком зал ожидания.
– Билеты ведь надо показывать…
– Пошли.
Их действительно пропустили. Парень в защитной форме с любопытством взглянул на них, когда они прошли мимо, но не сказал ни слова.
– Ты умеешь быть чужим, – неожиданно для самого себя сказал Кирилл.
– Да. И ты умеешь. Просто не замечал этого никогда. Вон место свободное.
Они присели на жесткую холодную скамью между замотанной в платок нерусской смуглолицей бабкой, безучастно глазеющей по сторонам, и дремлющим в окружении аккуратно перетянутых картонных коробок парнем.
– Я устал так… – вполголоса сказал Визитер. – Когда спишь, не раздеваясь, все равно что и не спал.
Кирилл не ощутил сочувствия. Абсолютно. И смущения за то, что сам переночевал в постели, нормально поужинал, – тоже.
– Виз… – Он осекся. Страшно было задать вопрос, ответ на который решал все.
– Я знаю, о чем ты, – быстро сказал Визитер. – Кирилл, мы станем всесильны – в рамках реальности. Если мама… – Он на миг замолчал. – Если мама жива…
Визитер опять замолк.
– Говори, – потребовал Кирилл. Отчаяние не исчезло, оно просто переплавилось в ярость.
– Нам нельзя ничего о ней узнавать, пока не победим. После этого… ну, все ответы будут такими, как хочется нам. Понял?
– Да.
– Ни слова, Кирилл. Не звонить в милицию, не слушать телевизор. Пока ты сам не поверил, все нереально и зыбко. Все еще только случается.
– Я понял, Виз.
– Ты не злишься на меня?
– Злюсь.
– За пистолет?
– Какой пистолет? – Кирилл поднял глаза. Лишь через мгновение он вспомнил.
– Ну… Я же мог стрелять. Надо было возле двери затаиться и, когда тот гад выскочил, в лицо… Ему бы полчерепа снесло.
– А почему ты так не сделал?
– Не смог.
Кирилл кивнул. Он понимал, он бы тоже не смог – тогда. Это, оказывается, совсем не как в кино…
– Виз, а кто он?
– Не знаю. – Визитер помрачнел. – Он не из нас или новый.
– Это как?
– Ну… – Он не успел договорить.
– Ребята…
Они вскинули головы наверняка с одной и той же мыслью. Но перед ними стоял милиционер. Немолодой, с усталым лицом, рассматривающий их вполне добродушно, но как-то заинтересованно.
– Далеко едете?
– Нет, близко! – Визитер заулыбался.
– Одни?
Они, не сговариваясь, покачали головой.
– Хорошо, – согласился милиционер, не порываясь отойти. – А где родители?
Кирилл почувствовал, как накатывает безнадежная тоска. Их задержат. Обыщут в детской комнате милиции. У Визитера отберут пистолет. Посмотрят на фотографии, он же уже в розыске. И скажут…
– Что-то случилось, капитан?
Мальчишки повернулись на голос. Откуда-то со стороны подошел старик. Кирилл считал стариками всех старше сорока, но этот был действительно стар. С очень усталым лицом, в темном шерстяном пальто и нелепом берете, но весьма интеллигентного вида.
– Эти мальчики…
– Мои внуки. Мы едем в Алпатьево. Что они натворили?
Милиционер заколебался:
– Нет, ничего. Позволите глянуть документы?
Старик молча достал и протянул ему паспорт. Капитан быстро пролистал книжечку.
– Аркадий Львович, простите, но была ориентировка на похожего мальчика.
– На обоих? – полюбопытствовал старик.
– Нет, на одного. – Капитан улыбнулся, видимо, осознав иронию ситуации. – Да, конечно, у него не было братьев. Извините. Просто похожи.
– Дети все похожи. – Старик положил руку на плечо Кирилла. – Левушка, подвинься.
Кирилл послушно заерзал, сдвигаясь к Визитеру. Тот сидел словно окаменевший. Старик уселся рядом, тихо закашлялся, зажимая рот ладонью.
– Счастливого пути. – Милиционер наконец-то принял решение. Потрепал Визитера по голове. – Чего надулся, парень? К кому едете-то?
– К дядьке, – хрипло сказал Визитер. – На свадьбу.
Он, казалось, слегка утратил ориентацию.
– Дядя женится?
– Нет. Лидка, его дочка, замуж выходит. Уже второй раз, а ей только двадцать!
Визитера понесло…
Милиционера, похоже, слегка ошарашил такой объем информации.
– Ну, счастливого пути.
Провожаемый улыбкой старика, он быстро отошел. Кирилл сглотнул, посмотрел на неожиданного спасителя.
– Меня зовут… ну, видимо – Аркадий Львович, – сказал тот. – Ты – Кирилл.
– Откуда вы знаете?
Но «видимо – Аркадий Львович» уже не смотрел на него. Похлопал Визитера по плечу:
– Привет, соперник!
Визитер повернул голову, деревянным голосом произнес:
– Здравствуйте, Визард.
– Не бойся, – сказал старик. – Пожалуйста, не бойся меня.
– Почему?
– Потому что я хочу помочь тебе.
– Почему? – с вызовом повторил Визитер.
– Моего прототипа убили. – Старик обнял Кирилла за плечи. – Утром. Понимаешь?
– Еще нет.
– Я не справлюсь один, мальчики. И вы не справитесь. А остальные… конкуренты… мне более неприятны. – В голосе старика дрогнули просительные нотки. – Это был тот же человек, который приходил к вам домой.
Что-то внутри Кирилла оборвалось. Может быть, от голоса, в котором были сочувствие и понимание. Может быть, от обнимавшей его руки. Он всхлипнул, зарываясь лицом в пальто старика.
– Держись, держись, мальчик. – Тот погладил его по спине. – Не раскисай, прошу тебя. Сейчас я возьму вам билеты до этого самого Алпатьева, и мы сядем в поезд. Можно будет выспаться и поговорить. А оттуда вернемся в Москву как раз к утру. Хорошо, Визитер?
– Да… Нас не смогут обнаружить…
– Не факт. Но все же это самый удобный вариант. Не верю в судьбу, но не зря же мы встретились.
– Подождите. – Визитер колебался. – Даже если альянс… Как мы выберем между собой? Жребий?
– У меня рак, – спокойно сказал старик. – К весне я умру. А ты победишь. Я помогу тебе.
5
Анна ушла из больницы первой. Сразу за этим сумасшедшим воякой, который так и не захотел поверить в Свет. Она не боялась, ничего больше не боялась. Мария с ней. Мария принесла покой и добро.
серые от копоти кирпичные стены, зев печи, тело на носилках, реберный нож в руках Марии…
Нет! Не надо вспоминать. Они очистили мир от существа, желавшего только одного – крови и страдания. От убийцы, преступника, психопата… и даже нечеловека.
Анна заскочила в полупустой автобус, ехавший с завода. Уселась у окна, ничего не видящая вокруг, погруженная в себя. Домой, быстрее домой. Приготовить завтрак – Мария наверняка хочет есть.
– Здравствуйте. – Кто-то сел рядом. Она недоуменно поглядела на молодого симпатичного парня.
– Здравствуйте…
– Мы все время по утрам вместе едем.
– Неужели?
– Да, только вы раньше выходите. Вот… Я подумал, может быть, уже стоит познакомиться?
Парень улыбался. Наглец какой.
– А зачем?
– Хотя бы для того, чтобы здороваться по утрам. Меня зовут Петр.
Анна хмыкнула, отворачиваясь к окну. Парень помедлил секунду, потом сказал:
– Вы извините, я не хотел вас обижать. В общем-то я никогда не знакомлюсь в транспорте.
– Соблюдайте это правило и дальше, Петр, – не оборачиваясь, сказала Анна.
Казалось, он растерялся.
– Простите.
Она слышала, как парень встал и пересел на другое сиденье. Через минуту Анна уже забыла о нем. Мало ли таких мужиков, пытающихся прицепиться к красивой женщине.
Минут через двадцать она вышла на своей остановке, так и не посмотрев больше на юношу, проводившего ее взглядом…
Вначале магазин. Она покупала продукты быстро, не глядя на цены, хорошо, зарплата была совсем недавно и деньги еще были. Хорошая колбаса, сливки, коробка конфет… Господи, будет ли Мария пить шампанское? Анна все же взяла бутылку, чувствуя себя порочной, но не в силах отказаться от этой маленькой приметы праздника. У них ведь сегодня праздник, праздник, затмевающий все на свете!
В квартире она с легким ужасом посмотрела на кавардак, оставшийся после вчерашнего вечера. Скинула плащ, туфли и, не переодеваясь, бросилась убираться. Недопитый коньяк – в холодильник… Может быть, вылить? Ладно, потом. Подмести, стереть пыль, убрать разбросанную впопыхах одежду, чайник поставить на плиту…
Минут через двадцать она остановилась, придирчиво осматриваясь. Ничего. Лучше, гораздо лучше. Все равно стыдно – и за выгоревшие, вздувшиеся по углам обои, и за подтекающий на кухне кран, и за пустоватый холодильник. Но уже лучше. Анна взмокла и тяжело дышала, но усталости не было. Так… еще подровнять книжки на полках, протереть стекла.
В последний момент она спохватилась и устроила быструю ревизию полок. Чувствуя, что краснеет, выхватила несколько дурацких любовных романчиков, купленных и прочитанных непонятно зачем. Что еще может быть неприятно Марии? На всякий случай она сняла «Мастера и Маргариту», побежала на кухню и высыпала книги в мусоропровод. Глянула на часы. Полдесятого. Почему, почему она задерживается? Адрес она знает, она все в мире знает. Второй ключ Анна ей отдала…
Она снова обежала квартирку, но все, что можно было сделать быстро, уже было сделано. Ладно. Теперь привести себя в порядок…
Дверь в ванную она закрывать не стала, чтобы сразу услышать, как откроется дверь. Стянула платье, сбросила в таз белье, забралась в ванну, пустила воду. Секунду постояла под горячим душем.
волосы пахли гарью…
Анна торопливо достала шикарный лореалевский шампунь, подаренный мамой на день рождения. Щедро взбила пену на волосах, еще и еще раз. Запах исчез. А может, его и не было? Просто она глупая, нервная девушка, которую незаслуженно коснулось чудо.
Анна всхлипнула. Покосилась на зеркало. Нет, не такая уж она плохая. У нее ведь тоже добрые глаза, ей всегда это говорили.
– У тебя так уютно, Аня.
Она вскрикнула от неожиданности, повернулась к двери, испуганно прижимая руки к груди. Мария стояла в проеме, улыбалась, глядя на нее, и от этой улыбки страх исчез.
– Я тихо зашла, да? Прости, сестра.
Анна замотала головой. Не надо просить у нее прощения, не надо…
– Тоже очень устала, – сказала Мария. – Я договорилась об отпуске без содержания на неделю. Сказала, что мама тяжело заболела. Придется поехать в Москву, сестра. Мы успеем за неделю.
– Конечно.
– Можно, я тоже приму душ?
– Да, да… – Анна схватилась за полотенце, порываясь выскочить из ванны.
– Не надо, мы можем вместе.
Мария стянула свитер, стала расстегивать юбку. Анна как зачарованная смотрела на нее. Она не брезгует мыться с ней вместе. Она так добра…
– Ты прекраснее всех в мире, – прошептала девушка.
– И ты прекрасна. – Мария встала рядом, взяла из ее рук душ, вставила в косо прибитый к стене держатель. Пол покрылся брызгами, но Анна не шевельнулась, чтобы задернуть занавеску.
– Позволь мне омыть тебя, – прошептала она.
– Нет, сестра. Позволь это мне.
Ее руки коснулись мокрых волос… словно ток… дрожь прошла по всему телу… скользнули по плечам, ласковые, горячие, родные.
– Мария…
– Не бойся.
Она смотрела в глаза девушки не отрываясь, и страх гас, лишь сомнение билось на дне души.
– Мария, это же плохо… наверное?
– Что может быть плохо для нас, сестра?
Анна почувствовала, как слабеет. Ее руки… они были так ласковы… они знали, как надо касаться ее тела.
– М-мария…
– Доверься мне, сестра моя возлюбленная…
– М-мария…
Ноги подкашивались, не держали, она повисла в ее руках, обмякла, держась уже из последних сил…
– Доверься…
Она закричала, обнимая Марию судорожно и сильно, но в той было куда больше силы, и она удержала ее до конца, до этого сладостного безумия, долгого и ослепительного, сжигающего стыд и сомнения…
– Сестра моя возлюбленная и жена моя… – сказала Мария. Анна, задыхаясь, подняла глаза. Спросила робко и неуверенно:
– А ты…
Мария лишь улыбнулась, не прекращая ласкать ее, и сияние вновь стало набирать силу. Анна качнулась к ее лицу, целуя в губы, отбрасывая страх. Как хорошо.
только волосы ее – пахнут гарью…
серые от копоти кирпичные стены, зев печи, тело на носилках, реберный нож в руках Марии…
Нет! Не надо вспоминать. Они очистили мир от существа, желавшего только одного – крови и страдания. От убийцы, преступника, психопата… и даже нечеловека.
Анна заскочила в полупустой автобус, ехавший с завода. Уселась у окна, ничего не видящая вокруг, погруженная в себя. Домой, быстрее домой. Приготовить завтрак – Мария наверняка хочет есть.
– Здравствуйте. – Кто-то сел рядом. Она недоуменно поглядела на молодого симпатичного парня.
– Здравствуйте…
– Мы все время по утрам вместе едем.
– Неужели?
– Да, только вы раньше выходите. Вот… Я подумал, может быть, уже стоит познакомиться?
Парень улыбался. Наглец какой.
– А зачем?
– Хотя бы для того, чтобы здороваться по утрам. Меня зовут Петр.
Анна хмыкнула, отворачиваясь к окну. Парень помедлил секунду, потом сказал:
– Вы извините, я не хотел вас обижать. В общем-то я никогда не знакомлюсь в транспорте.
– Соблюдайте это правило и дальше, Петр, – не оборачиваясь, сказала Анна.
Казалось, он растерялся.
– Простите.
Она слышала, как парень встал и пересел на другое сиденье. Через минуту Анна уже забыла о нем. Мало ли таких мужиков, пытающихся прицепиться к красивой женщине.
Минут через двадцать она вышла на своей остановке, так и не посмотрев больше на юношу, проводившего ее взглядом…
Вначале магазин. Она покупала продукты быстро, не глядя на цены, хорошо, зарплата была совсем недавно и деньги еще были. Хорошая колбаса, сливки, коробка конфет… Господи, будет ли Мария пить шампанское? Анна все же взяла бутылку, чувствуя себя порочной, но не в силах отказаться от этой маленькой приметы праздника. У них ведь сегодня праздник, праздник, затмевающий все на свете!
В квартире она с легким ужасом посмотрела на кавардак, оставшийся после вчерашнего вечера. Скинула плащ, туфли и, не переодеваясь, бросилась убираться. Недопитый коньяк – в холодильник… Может быть, вылить? Ладно, потом. Подмести, стереть пыль, убрать разбросанную впопыхах одежду, чайник поставить на плиту…
Минут через двадцать она остановилась, придирчиво осматриваясь. Ничего. Лучше, гораздо лучше. Все равно стыдно – и за выгоревшие, вздувшиеся по углам обои, и за подтекающий на кухне кран, и за пустоватый холодильник. Но уже лучше. Анна взмокла и тяжело дышала, но усталости не было. Так… еще подровнять книжки на полках, протереть стекла.
В последний момент она спохватилась и устроила быструю ревизию полок. Чувствуя, что краснеет, выхватила несколько дурацких любовных романчиков, купленных и прочитанных непонятно зачем. Что еще может быть неприятно Марии? На всякий случай она сняла «Мастера и Маргариту», побежала на кухню и высыпала книги в мусоропровод. Глянула на часы. Полдесятого. Почему, почему она задерживается? Адрес она знает, она все в мире знает. Второй ключ Анна ей отдала…
Она снова обежала квартирку, но все, что можно было сделать быстро, уже было сделано. Ладно. Теперь привести себя в порядок…
Дверь в ванную она закрывать не стала, чтобы сразу услышать, как откроется дверь. Стянула платье, сбросила в таз белье, забралась в ванну, пустила воду. Секунду постояла под горячим душем.
волосы пахли гарью…
Анна торопливо достала шикарный лореалевский шампунь, подаренный мамой на день рождения. Щедро взбила пену на волосах, еще и еще раз. Запах исчез. А может, его и не было? Просто она глупая, нервная девушка, которую незаслуженно коснулось чудо.
Анна всхлипнула. Покосилась на зеркало. Нет, не такая уж она плохая. У нее ведь тоже добрые глаза, ей всегда это говорили.
– У тебя так уютно, Аня.
Она вскрикнула от неожиданности, повернулась к двери, испуганно прижимая руки к груди. Мария стояла в проеме, улыбалась, глядя на нее, и от этой улыбки страх исчез.
– Я тихо зашла, да? Прости, сестра.
Анна замотала головой. Не надо просить у нее прощения, не надо…
– Тоже очень устала, – сказала Мария. – Я договорилась об отпуске без содержания на неделю. Сказала, что мама тяжело заболела. Придется поехать в Москву, сестра. Мы успеем за неделю.
– Конечно.
– Можно, я тоже приму душ?
– Да, да… – Анна схватилась за полотенце, порываясь выскочить из ванны.
– Не надо, мы можем вместе.
Мария стянула свитер, стала расстегивать юбку. Анна как зачарованная смотрела на нее. Она не брезгует мыться с ней вместе. Она так добра…
– Ты прекраснее всех в мире, – прошептала девушка.
– И ты прекрасна. – Мария встала рядом, взяла из ее рук душ, вставила в косо прибитый к стене держатель. Пол покрылся брызгами, но Анна не шевельнулась, чтобы задернуть занавеску.
– Позволь мне омыть тебя, – прошептала она.
– Нет, сестра. Позволь это мне.
Ее руки коснулись мокрых волос… словно ток… дрожь прошла по всему телу… скользнули по плечам, ласковые, горячие, родные.
– Мария…
– Не бойся.
Она смотрела в глаза девушки не отрываясь, и страх гас, лишь сомнение билось на дне души.
– Мария, это же плохо… наверное?
– Что может быть плохо для нас, сестра?
Анна почувствовала, как слабеет. Ее руки… они были так ласковы… они знали, как надо касаться ее тела.
– М-мария…
– Доверься мне, сестра моя возлюбленная…
– М-мария…
Ноги подкашивались, не держали, она повисла в ее руках, обмякла, держась уже из последних сил…
– Доверься…
Она закричала, обнимая Марию судорожно и сильно, но в той было куда больше силы, и она удержала ее до конца, до этого сладостного безумия, долгого и ослепительного, сжигающего стыд и сомнения…
– Сестра моя возлюбленная и жена моя… – сказала Мария. Анна, задыхаясь, подняла глаза. Спросила робко и неуверенно:
– А ты…
Мария лишь улыбнулась, не прекращая ласкать ее, и сияние вновь стало набирать силу. Анна качнулась к ее лицу, целуя в губы, отбрасывая страх. Как хорошо.
только волосы ее – пахнут гарью…
6
Кирилл вытянулся на полке, закрыл глаза. Здорово.
Старик хорошо придумал с поездом. Попробуй найди их на глухом перегоне.
Визитер устроился внизу, рядом с Аркадием Львовичем. Сидел на корточках, скинув кроссовки, и говорил, говорил. Кирилл почти не вслушивался, но, видимо, это было не обязательно. Визитер уводил старика, и Кирилла подхватило той же волной.
…На скорости, близкой к скорости света, межзвездный водород взрывается на силовых экранах заблудившимся фейерверком. Они плыли сквозь вечную ночь, черные иглы Осознавших Цель, порой исчезая бесследно, порой сгорая в коротких схватках с теми, чьей сутью была смерть, – коротких, ибо Осознавшие Цель не умели убивать. Они лишь несли осознание – и миры вздрагивали, когда над ними зависала черная игла, покачивались в равновесии возможностей, чтобы рвануться вперед, в бесконечность развития, заполнить собой одну из ниш или сгинуть в кровавом тупике самоубийства.
Осознавшие Цель ничего не навязывали. Они были только зеркалом, безучастным и равнодушным. Порой их пытались уничтожить, но всегда находились те, чьей Целью стала защита, кто шел в бой вместо них, чьи корабли молчаливо сопровождали черные иглы в их странствиях по Вселенной.
И Земля была лишь короткой остановкой, маленькой точкой, дрожащей в равновесии выбора…
– Осознавшие Цель, – сказал старик. – Красиво.
Кирилл свесился с полки, глядя на Визитеров.
– Что ты хочешь этим сказать? – резко спросил его двойник.
– Понимаешь, мальчик, для меня всего этого нет.
– А что есть для тебя?
– Долго объяснять. Скажем, так – цивилизация порождает нас сама по себе. Без всяких космических пришельцев и черных кораблей, парящих над миром.
– Ты считаешь, что я вру? – Визитер заулыбался.
– Нет, почему же. Это твоя Линия. Твой вектор правды. Если ты победишь, она станет реальностью. Все эти черные корабли… – Старик закашлялся. – Не самый плохой вариант, признаю. Поэтому и помогаю тебе.
– А кем ты считаешь меня? Кто я – глядя с твоей стороны правды?
– Посланник Развития. И, с моей точки зрения, ты приходишь не первый раз, далеко не первый, малыш. Мы уже встречались с тобой.
– Почему тогда я этого не помню? Почему для меня все в первый раз?
– Ты никогда еще не был таким. Ты связываешь будущее с помощью извне. Ты – помощь, которую ждут с небес, и не из тех Олимпов и хрустальных сфер, что раньше, а из прозаического космоса. Люди устали верить в себя, но разучились верить в Бога. Люди верят в металл и огонь, в космические корабли и галактические империи. Об этом стоило бы спросить нашего друга-писа-теля, если бы мы могли встать по одну сторону баррикад.
– Не сможем?
– Никак. У тебя хороший дар, мальчик. Уводить. Ты делаешь небывалое реальным, если веришь в него. Мог бы ты поверить, что все остальные Визитеры погибли?
– Не могу, – тихо сказал Визитер.
– Да. К сожалению. – Аркадий Львович поднял взгляд на Кирилла. – Твой прототип не слишком-то верил в себя. В свою исключительность, неуязвимость, в то, что будет жить вечно.
– Только дураки в это верят, – быстро сказал Кирилл.
– Не обижайся, мальчик. Не только дураки. Еще дети и поэты.
– Я уже не то и не другое.
– Ой ли? – Старик потянулся, достал полиэтиленовую сумку, стал выкладывать на стол завернутые в бумагу бутерброды. – Есть хотите?
– Да, – одновременно отозвались они.
Аркадий Львович кивнул, извлекая узкие бутылочки фанты. Замер на секунду, потом вынул со дна пакета пистолет.
Кирилл увидел, как вздрогнул Визитер, но сам не испугался. В движении старика не было угрозы, пистолет он держал так же равнодушно, как минуту назад бутерброды.
– Из него убили моего прототипа, – тихо сказал Аркадий Львович. – И, как я полагаю, из него же стреляли в вашу маму.
– Молчите! – крикнул Кирилл.
– Я молчу. Я понимаю. – Старик потянулся, опустил пистолет в карман висящего на вешалке пальто. – Немногим смогу помочь тебе, Посланник Развития. Но оружие – это тоже что-то. Тем более оружие врага. Давайте подумаем, что мы можем сделать.
Ох как не любил Визирь этот шум.
Майор, сидящий напротив, был взволнован донельзя. Еще бы, такое шумное дело, такой прекрасный шанс сделать карьеру.
– Рашид Гулямович, и все же… Хотя бы малейшие угрозы в последнее время были?
– Спросите у референта, а? Дурацкие письма и звонки – они всегда есть. Но можно ли их считать угрозами? – Визирь поцокал языком.
– Каждый след важен, – гордо изрек майор.
– Давайте я подпишу протокол и лягу спать, – предложил Визирь.
Майор секунду глядел на него, потом неохотно подвинул листы. Поинтересовался:
– Значит, вы не стреляли?
– Нет. Я схватил пистолет водителя. Фархад мне его подал. Понимаете, естественная реакция… – Визирь быстро проглядывал протокол показаний. – Но нападавшего так и не увидел, а стрелять в темноту – смешно. Здесь тоже расписаться?
– Да, на каждом листе. Мы оставим наших людей на даче, если вы не против.
– Против. Я доверяю своей охране.
Майор пожал плечами:
– И все-таки наши люди останутся.
– Зачем тогда спрашивали о моем согласии? – Визирь откинулся в кресле. – Хорошо, оставляйте. Сегодня я министра беспокоить не буду, а утром созвонюсь.
Следователь помрачнел. Визирь был уверен, что вопросы с охраной сняты, но уточнять не стал. Пусть сохранит лицо.
– Рашид Гулямович, у входа десяток корреспондентов… – Референт шагнул к нему, едва следователь вышел из кабинета.
– Скажите, что я принял снотворное и лег спать. Никаких комментариев.
Референт кивнул, поколебался и добавил:
– Еще один идиот, жаждущий приема.
– Толик… – Визирь глянул на часы. – Если бы я узнавал о каждом идиоте в мире, то мне не хватило бы времени даже… Ладно. Иди. Скажи ему часы приема и где записаться.
Референт юркнул к двери.
– Постой. Как зовут идиота?
– Николай Шедченко. – Референт замер. – Он просил передать вам имя.
– Так почему же ты не начал с этого? – Визирь едва не закричал. Референт моргнул, полностью сбитый с толку.
– Его нет в списке тех, о ком надо докладывать.
Визирь молчал, покусывая губы. Обронил:
– Он в другом списке, Толик. Ладно. Подожди, пока менты уберутся, и проведи его. Постарайся это сделать незаметно. Впрочем, это невозможно. И пусть охрана обшарит его с ног до головы, мало ли что. День тяжелый, посетитель поздний. Так?
Референт быстро кивнул.
– Вот и славно. Иди.
Репортеры проводили Шедченко взглядами голодных дворовых псов, наблюдающих через стекло за обедом жирного сиамского кота. Вслед за отутюженным, прилизанным мужчиной, этаким киношным помощником политика, Шедченко пошел к ярко освещенному зданию. Хороша дачка…
Он опять подумал, не делает ли самую роковую ошибку.
Парень в камуфляже, замерший у входа, оценивающе оглядел его и посторонился. Внутри ждали еще двое.
– Простите, Николай Иванович, но меры безопасности…
– Пожалуйста. Я понимаю. – Шедченко развел руки и так и оставил их отведенными от тела. – Смотрите.
Его обыскали быстро и профессионально, с такой тщательностью, что не оставляла даже тени деликатности. Николай терпеливо ждал.
– Оружия нет, – сообщил Шедченко охранникам.
– Сами видим, – беззлобно отозвался один из них. Крепкие нервы у ребят. Старшего их только что шлепнули, а они ничего, держатся.
– Проводите посетителя. – Помощник достал пачку «Кента», закурил. Взгляд у него был усталый, не рассчитывал явно парень в двенадцатом часу болтаться на работе.
Вслед за охранниками Шедченко прошел по коридору. В открытую дверь был виден кабинет, уютный, выдержанный в каком-то древнем стиле советских времен. Никаких компьютеров, зеленая лампа на столе, простенький телефон…
– Входите, входите, – негромко позвали из кабинета. Шедченко сделал шаг, охранники остались за спиной, и посмотрел на Хайретдинова. Депутат сидел в кресле, крутя в руках стакан с водой. Посмотрел на него мимолетно и опустил глаза.
Кажется, он его когда-то видел… Российское телевидение любит транслировать думские скандалы.
– Шедченко. Николай Иванович. Полковник, – отрывисто сказал Хайретдинов. – Так?
– Так. – Он сглотнул комок. – Именно Шедченко.
– Не ожидал, признаться. Зовите меня Визирь.
– Видимо, мы оба остались в одиночестве, – негромко произнес Шедченко.
– Н-да? И что же стало с вашим… гостем?
– Он ошибся. Он переоценил… доброту.
– Как неожиданно, – с легким интересом сказал Визирь. – Спасибо. Я узнал бы это чуть позже, но порой и час важен.
– Порой важна даже минута.
– Вы садитесь, садитесь, Николай. Разговор долгий будет. Так?
Покосившись на охранников, словно приросших к порогу, Шедченко сел.
– Что же привело вас ко мне?
– Вы единственный, кого я смог найти, – честно сказал Шедченко. – Остальными овладела тяга к перемене мест.
– Игра в разгаре, чего ж тут удивляться? Как я понимаю, вы остались в одиночестве и в споре больше не участвуете. Так?
– Не совсем.
Визирь нахмурился, и Шедченко показалось, что охранники напряглись.
– Я хотел бы узнать вашу политическую платформу, – быстро сказал он.
– А, так? Бывало, бывало…
– Простите? – Настала очередь Шедченко удивиться.
– Ну, в прошлые разы. А! – Визирь засмеялся. – Очевидно, вы не совсем в курсе?
– В курсе чего?
– Мне интересно услышать версию вашего недавнего гостя, но это – если поладим. Итак, моя платформа. – Визирь отставил стакан, с хрустом сцепил пухлые пальцы. – Лишь сильная власть, сильное государство способно защитить рядовых граждан. Лишь великая страна способна остановить кровопролитие на окраинах, прекратить разбазаривание национальных богатств. Не считайте это коммунистической идеологией – я не очень-то к ней склонен. Власть – вот чего нам не хватает. Сильная Власть, но не властная Сила – вы понимаете?
– Да. Наверное. – Шедченко тщетно пытался поймать его взгляд. – А национальные вопросы?
– Надеюсь, вы понимаете, – с иронией сказал Визирь, – что для меня нет иного выхода, кроме интернационализма. Если вас не покоробит эта аналогия, как для Иосифа Виссарионовича.
Шедченко покачал головой:
– Рискованный пример в наши дни. Сталин – как интернационалист…
– Что ты знаешь о Вожде, дорогой! – Голос Визиря поднялся, и неуловимо сменился его акцент. Шедченко даже вздрогнул от карикатурной узнаваемости. Визирь рассмеялся. Продолжил прежним тоном: – Легко судить сейчас. Но не суди – и не судим будешь.
– Насколько я могу верить вашим декларациям?
– А насколько я могу верить твоему визиту?
– Вы можете проверить к утру. Так ведь?
– Так. А ты можешь только поверить.
Шедченко кивнул. Да, только поверить. Да, встать на ту сторону, на которую позволят встать.
Лишь бы девушка с обжигающим светом в глазах не осталась последней в этой игре…
– Я вынужден верить вам.
Старик хорошо придумал с поездом. Попробуй найди их на глухом перегоне.
Визитер устроился внизу, рядом с Аркадием Львовичем. Сидел на корточках, скинув кроссовки, и говорил, говорил. Кирилл почти не вслушивался, но, видимо, это было не обязательно. Визитер уводил старика, и Кирилла подхватило той же волной.
…На скорости, близкой к скорости света, межзвездный водород взрывается на силовых экранах заблудившимся фейерверком. Они плыли сквозь вечную ночь, черные иглы Осознавших Цель, порой исчезая бесследно, порой сгорая в коротких схватках с теми, чьей сутью была смерть, – коротких, ибо Осознавшие Цель не умели убивать. Они лишь несли осознание – и миры вздрагивали, когда над ними зависала черная игла, покачивались в равновесии возможностей, чтобы рвануться вперед, в бесконечность развития, заполнить собой одну из ниш или сгинуть в кровавом тупике самоубийства.
Осознавшие Цель ничего не навязывали. Они были только зеркалом, безучастным и равнодушным. Порой их пытались уничтожить, но всегда находились те, чьей Целью стала защита, кто шел в бой вместо них, чьи корабли молчаливо сопровождали черные иглы в их странствиях по Вселенной.
И Земля была лишь короткой остановкой, маленькой точкой, дрожащей в равновесии выбора…
– Осознавшие Цель, – сказал старик. – Красиво.
Кирилл свесился с полки, глядя на Визитеров.
– Что ты хочешь этим сказать? – резко спросил его двойник.
– Понимаешь, мальчик, для меня всего этого нет.
– А что есть для тебя?
– Долго объяснять. Скажем, так – цивилизация порождает нас сама по себе. Без всяких космических пришельцев и черных кораблей, парящих над миром.
– Ты считаешь, что я вру? – Визитер заулыбался.
– Нет, почему же. Это твоя Линия. Твой вектор правды. Если ты победишь, она станет реальностью. Все эти черные корабли… – Старик закашлялся. – Не самый плохой вариант, признаю. Поэтому и помогаю тебе.
– А кем ты считаешь меня? Кто я – глядя с твоей стороны правды?
– Посланник Развития. И, с моей точки зрения, ты приходишь не первый раз, далеко не первый, малыш. Мы уже встречались с тобой.
– Почему тогда я этого не помню? Почему для меня все в первый раз?
– Ты никогда еще не был таким. Ты связываешь будущее с помощью извне. Ты – помощь, которую ждут с небес, и не из тех Олимпов и хрустальных сфер, что раньше, а из прозаического космоса. Люди устали верить в себя, но разучились верить в Бога. Люди верят в металл и огонь, в космические корабли и галактические империи. Об этом стоило бы спросить нашего друга-писа-теля, если бы мы могли встать по одну сторону баррикад.
– Не сможем?
– Никак. У тебя хороший дар, мальчик. Уводить. Ты делаешь небывалое реальным, если веришь в него. Мог бы ты поверить, что все остальные Визитеры погибли?
– Не могу, – тихо сказал Визитер.
– Да. К сожалению. – Аркадий Львович поднял взгляд на Кирилла. – Твой прототип не слишком-то верил в себя. В свою исключительность, неуязвимость, в то, что будет жить вечно.
– Только дураки в это верят, – быстро сказал Кирилл.
– Не обижайся, мальчик. Не только дураки. Еще дети и поэты.
– Я уже не то и не другое.
– Ой ли? – Старик потянулся, достал полиэтиленовую сумку, стал выкладывать на стол завернутые в бумагу бутерброды. – Есть хотите?
– Да, – одновременно отозвались они.
Аркадий Львович кивнул, извлекая узкие бутылочки фанты. Замер на секунду, потом вынул со дна пакета пистолет.
Кирилл увидел, как вздрогнул Визитер, но сам не испугался. В движении старика не было угрозы, пистолет он держал так же равнодушно, как минуту назад бутерброды.
– Из него убили моего прототипа, – тихо сказал Аркадий Львович. – И, как я полагаю, из него же стреляли в вашу маму.
– Молчите! – крикнул Кирилл.
– Я молчу. Я понимаю. – Старик потянулся, опустил пистолет в карман висящего на вешалке пальто. – Немногим смогу помочь тебе, Посланник Развития. Но оружие – это тоже что-то. Тем более оружие врага. Давайте подумаем, что мы можем сделать.
Ох как не любил Визирь этот шум.
Майор, сидящий напротив, был взволнован донельзя. Еще бы, такое шумное дело, такой прекрасный шанс сделать карьеру.
– Рашид Гулямович, и все же… Хотя бы малейшие угрозы в последнее время были?
– Спросите у референта, а? Дурацкие письма и звонки – они всегда есть. Но можно ли их считать угрозами? – Визирь поцокал языком.
– Каждый след важен, – гордо изрек майор.
– Давайте я подпишу протокол и лягу спать, – предложил Визирь.
Майор секунду глядел на него, потом неохотно подвинул листы. Поинтересовался:
– Значит, вы не стреляли?
– Нет. Я схватил пистолет водителя. Фархад мне его подал. Понимаете, естественная реакция… – Визирь быстро проглядывал протокол показаний. – Но нападавшего так и не увидел, а стрелять в темноту – смешно. Здесь тоже расписаться?
– Да, на каждом листе. Мы оставим наших людей на даче, если вы не против.
– Против. Я доверяю своей охране.
Майор пожал плечами:
– И все-таки наши люди останутся.
– Зачем тогда спрашивали о моем согласии? – Визирь откинулся в кресле. – Хорошо, оставляйте. Сегодня я министра беспокоить не буду, а утром созвонюсь.
Следователь помрачнел. Визирь был уверен, что вопросы с охраной сняты, но уточнять не стал. Пусть сохранит лицо.
– Рашид Гулямович, у входа десяток корреспондентов… – Референт шагнул к нему, едва следователь вышел из кабинета.
– Скажите, что я принял снотворное и лег спать. Никаких комментариев.
Референт кивнул, поколебался и добавил:
– Еще один идиот, жаждущий приема.
– Толик… – Визирь глянул на часы. – Если бы я узнавал о каждом идиоте в мире, то мне не хватило бы времени даже… Ладно. Иди. Скажи ему часы приема и где записаться.
Референт юркнул к двери.
– Постой. Как зовут идиота?
– Николай Шедченко. – Референт замер. – Он просил передать вам имя.
– Так почему же ты не начал с этого? – Визирь едва не закричал. Референт моргнул, полностью сбитый с толку.
– Его нет в списке тех, о ком надо докладывать.
Визирь молчал, покусывая губы. Обронил:
– Он в другом списке, Толик. Ладно. Подожди, пока менты уберутся, и проведи его. Постарайся это сделать незаметно. Впрочем, это невозможно. И пусть охрана обшарит его с ног до головы, мало ли что. День тяжелый, посетитель поздний. Так?
Референт быстро кивнул.
– Вот и славно. Иди.
Репортеры проводили Шедченко взглядами голодных дворовых псов, наблюдающих через стекло за обедом жирного сиамского кота. Вслед за отутюженным, прилизанным мужчиной, этаким киношным помощником политика, Шедченко пошел к ярко освещенному зданию. Хороша дачка…
Он опять подумал, не делает ли самую роковую ошибку.
Парень в камуфляже, замерший у входа, оценивающе оглядел его и посторонился. Внутри ждали еще двое.
– Простите, Николай Иванович, но меры безопасности…
– Пожалуйста. Я понимаю. – Шедченко развел руки и так и оставил их отведенными от тела. – Смотрите.
Его обыскали быстро и профессионально, с такой тщательностью, что не оставляла даже тени деликатности. Николай терпеливо ждал.
– Оружия нет, – сообщил Шедченко охранникам.
– Сами видим, – беззлобно отозвался один из них. Крепкие нервы у ребят. Старшего их только что шлепнули, а они ничего, держатся.
– Проводите посетителя. – Помощник достал пачку «Кента», закурил. Взгляд у него был усталый, не рассчитывал явно парень в двенадцатом часу болтаться на работе.
Вслед за охранниками Шедченко прошел по коридору. В открытую дверь был виден кабинет, уютный, выдержанный в каком-то древнем стиле советских времен. Никаких компьютеров, зеленая лампа на столе, простенький телефон…
– Входите, входите, – негромко позвали из кабинета. Шедченко сделал шаг, охранники остались за спиной, и посмотрел на Хайретдинова. Депутат сидел в кресле, крутя в руках стакан с водой. Посмотрел на него мимолетно и опустил глаза.
Кажется, он его когда-то видел… Российское телевидение любит транслировать думские скандалы.
– Шедченко. Николай Иванович. Полковник, – отрывисто сказал Хайретдинов. – Так?
– Так. – Он сглотнул комок. – Именно Шедченко.
– Не ожидал, признаться. Зовите меня Визирь.
– Видимо, мы оба остались в одиночестве, – негромко произнес Шедченко.
– Н-да? И что же стало с вашим… гостем?
– Он ошибся. Он переоценил… доброту.
– Как неожиданно, – с легким интересом сказал Визирь. – Спасибо. Я узнал бы это чуть позже, но порой и час важен.
– Порой важна даже минута.
– Вы садитесь, садитесь, Николай. Разговор долгий будет. Так?
Покосившись на охранников, словно приросших к порогу, Шедченко сел.
– Что же привело вас ко мне?
– Вы единственный, кого я смог найти, – честно сказал Шедченко. – Остальными овладела тяга к перемене мест.
– Игра в разгаре, чего ж тут удивляться? Как я понимаю, вы остались в одиночестве и в споре больше не участвуете. Так?
– Не совсем.
Визирь нахмурился, и Шедченко показалось, что охранники напряглись.
– Я хотел бы узнать вашу политическую платформу, – быстро сказал он.
– А, так? Бывало, бывало…
– Простите? – Настала очередь Шедченко удивиться.
– Ну, в прошлые разы. А! – Визирь засмеялся. – Очевидно, вы не совсем в курсе?
– В курсе чего?
– Мне интересно услышать версию вашего недавнего гостя, но это – если поладим. Итак, моя платформа. – Визирь отставил стакан, с хрустом сцепил пухлые пальцы. – Лишь сильная власть, сильное государство способно защитить рядовых граждан. Лишь великая страна способна остановить кровопролитие на окраинах, прекратить разбазаривание национальных богатств. Не считайте это коммунистической идеологией – я не очень-то к ней склонен. Власть – вот чего нам не хватает. Сильная Власть, но не властная Сила – вы понимаете?
– Да. Наверное. – Шедченко тщетно пытался поймать его взгляд. – А национальные вопросы?
– Надеюсь, вы понимаете, – с иронией сказал Визирь, – что для меня нет иного выхода, кроме интернационализма. Если вас не покоробит эта аналогия, как для Иосифа Виссарионовича.
Шедченко покачал головой:
– Рискованный пример в наши дни. Сталин – как интернационалист…
– Что ты знаешь о Вожде, дорогой! – Голос Визиря поднялся, и неуловимо сменился его акцент. Шедченко даже вздрогнул от карикатурной узнаваемости. Визирь рассмеялся. Продолжил прежним тоном: – Легко судить сейчас. Но не суди – и не судим будешь.
– Насколько я могу верить вашим декларациям?
– А насколько я могу верить твоему визиту?
– Вы можете проверить к утру. Так ведь?
– Так. А ты можешь только поверить.
Шедченко кивнул. Да, только поверить. Да, встать на ту сторону, на которую позволят встать.
Лишь бы девушка с обжигающим светом в глазах не осталась последней в этой игре…
– Я вынужден верить вам.
7
Утро вползало в купе… Или это поезд вползал в утро. Ярослав лежал на верхней полке, глядя в решетку потолка. Никакой головной боли. Секс – отличный антидот от похмельного синдрома.
– Я вас навсегда запомню, – пообещала Тоня. – Особенно тебя…
Слава развел руками, как бы отвергая незаслуженный комплимент.
– Хочешь вина?
– Что ты! Меня муж поедом ест за это! – Тоня хихикнула, признавая всю нелепость повода. – И так «орбит» жую, чтобы запах отбить…
– Специальные таблетки есть, – заметил Слава. – «Антиполицай».
– У тебя с собой?
– Нет.
– Жаль.
Она явно не стеснялась вчерашнего. Сидела, полуодетая, укладывая волосы строгой, «учительской» прической. Ярослав подумал, что через полчаса, при подходе к Саратову, Тоня уже преобразится. Будет спокойной и серьезной – верная жена для мужа и занудливая учительница для школьников. Словно два разных человека. Все мы разные – ночью и днем.
Может, потому он всегда любил сумерки…
– А в общем, у нас еще есть немного времени, – задумчиво сказал его двойник. Тоня аж тонко взвизгнула от наигранного возмущения.
– Нет-нет-нет! Меня муж встречает, понимаешь? Он ревнивый!
– Бедненький, – вздохнул Визитер.
– Славик, вы, писатели, все такие?
– Я вас навсегда запомню, – пообещала Тоня. – Особенно тебя…
Слава развел руками, как бы отвергая незаслуженный комплимент.
– Хочешь вина?
– Что ты! Меня муж поедом ест за это! – Тоня хихикнула, признавая всю нелепость повода. – И так «орбит» жую, чтобы запах отбить…
– Специальные таблетки есть, – заметил Слава. – «Антиполицай».
– У тебя с собой?
– Нет.
– Жаль.
Она явно не стеснялась вчерашнего. Сидела, полуодетая, укладывая волосы строгой, «учительской» прической. Ярослав подумал, что через полчаса, при подходе к Саратову, Тоня уже преобразится. Будет спокойной и серьезной – верная жена для мужа и занудливая учительница для школьников. Словно два разных человека. Все мы разные – ночью и днем.
Может, потому он всегда любил сумерки…
– А в общем, у нас еще есть немного времени, – задумчиво сказал его двойник. Тоня аж тонко взвизгнула от наигранного возмущения.
– Нет-нет-нет! Меня муж встречает, понимаешь? Он ревнивый!
– Бедненький, – вздохнул Визитер.
– Славик, вы, писатели, все такие?