Львова Марина. Саня или двойная свадьба

   Мила говорила очень оживленно, но при этом смотрела в сторону, чтобы не встречаться со мной глазами.
   -- Послушай, почему у меня сложилось странное впечатление, когда я с ним разговаривала. Он, словно, уговаривал меня, а не успокаивал тебя. Что ты ему наговорила?
   -- Я?! Совершенно ничего.
   -- Мила, а почему тогда...
   -- Хорошо-хорошо, просто я ему сказала, что ты хозяйка дачи и Барона.
   -- Можно узнать, зачем?
   -- Мне хотелось узнать, как он будет относиться ко мне.
   -- Как это?
   -- Ну, чтобы он думал, что ты хозяйка дачи, а я у тебя живу.
   -- Но зачем тебе это понадобилось, скажи на милость?
   -- В прошлое воскресенье он сказал, что у меня красивые глаза.
   -- Ну и что? Он сказал правду. Я давно тебе говорила, что у тебя очень красивые глаза орехового цвета с необычным цыганским разрезом.
   -- Но ты это говорила без всякой задней мысли.
   -- Почему ты так думаешь? Может быть я тебя задобрить хотела. У тебя ужины очень вкусные получаются.
   -- Вот именно поэтому я и сказала, что хозяйка дачи -- ты.
   -- Но это же глупо.
   -- Может быть, но мне так захотелось, ты не обиделась?
   -- Нет. А что будет дальше?
   -- Не знаю.
   -- Мила, но он может спросить у соседей.
   -- Они меня не знают.
   -- Мил, но ведь...
   -- Тебе что, трудно помочь мне?
   -- Нет, конечно. Поступай, как знаешь.
   Глава 9
   Я сидела на кухне и лениво ковыряла вилкой в тарелке. Есть мне уже не хотелось, день сегодня был трудный и нескончаемо длинный, я не могла даже предположить, что так устану. Ужасно не хочется садиться за письменный стол, с другой стороны времени остается все меньше, а предстоит еще чертить схемы и чертежи к защите.
   Что-то мягкое потерлось о мои колени. Кто-то из нашей живности вышел на охоту за кусочком чего-нибудь вкусненького. На этот раз на колени мне вспрыгнул Барон и головой начал бодать меня в подбородок.
   -- Барон, тебя что, целую неделю не кормили? Или перегулял на свежем воздухе?
   В одном Барон мне помог: без лишних капризов он доел мой ужин, который я никак не могла одолеть. Мила вошла на кухню, когда Барон в углу с довольным чавканьем доедал последние куски с моей тарелки, которые я положила в кошачью миску. К слову сказать, кошки более аккуратны, они никогда так громко не чавкают в своем углу. Ну, так и есть, Мила посмотрела в угол и недовольно нахмурилась. Догадалась, откуда у Барона появилось дополнительное питание.
   -- Саня, на, возьми. Тебе Максим просил передать.
   Мила положила на стол набор ярких маркеров.
   -- Зачем это?
   -- Тебе понадобится, чтобы диаграммы и схемы рисовать. Он еще передал тебе рулон ватмана. Я в комнату поставила.
   -- Интересно, а почему он не передал мне лично?
   -- Ты забыла, Максим же сегодня уехал в командировку на неделю.
   -- Спасибо.
   -- "Спасибо" за что?
   -- За заботу.
   -- Иди отдыхай, ты сегодня и так достаточно устала.
   -- Может быть, действительно, отдохнуть сегодня, лечь пораньше спать.
   -- Иди, иди. Выспись, а то в отсутствии начальника у нас с тобой вечно полно работы бывает.
   Мила, как всегда, оказалась права. Начальник уехал, а текущие проблемы остались, а, как известно, именно текучка отнимает большую часть времени и сил.
   В пятницу после обеда Мила достала из сумки ключи и деньги, протянула мне и попросила пойти купить продукты.
   -- А ключи мне зачем?
   -- Саша, тебе нужно больше спать по ночам и меньше работать. Ты же совсем спишь на ходу. Я же тебе только что сказала.
   -- Мила, прости, я, действительно, немного задумалась.
   -- Вот тебе деньги и адрес, купи немного продуктов и отвези на квартиру начальнику. Он сегодня поздно вечером приезжает из командировки, а дома нет ни крошки еды.
   -- А почему я?
   -- Мне сейчас нужно ехать отвозить смету нашего бюджета на следующий год. Сама понимаешь, я не успею.
   -- Я не могу понять одно: сколько можно делать вариантов одного и того же документа? На моей памяти это уже третий.
   -- Четвертый, -- поправила меня Мила и пристально посмотрела мне в глаза.
   -- Ну почему все пользуются моей добротой и беззащитностью?
   -- Это ты у нас беззащитная?
   -- А что?
   -- Да нет, просто я уточняю, чтобы в будущем не ошибиться. Раз ты у нас такая добрая -- помоги мне в последний раз. Тем более, что для тебя вчера в дом был притащен огромный рулон ватмана.
   -- Это уже шантаж.
   -- Долг платежом красен. Ну, не вредничай.
   -- Ты еще и свои деньги дала?
   -- Нет, я их забрала из премии, которую выплачивала вам в понедельник. Максим не успел получить. Что тебя еще интересует? Может быть хватит тянуть время? Скажи мне прямо: ты идешь или не идешь?
   Тяжело вздохнув, я согласилась. Откуда я могу знать, что ест наш шеф? Честно говоря, к еде он непривередлив, обычно ест все, что ему дают. Что бы мне хотелось съесть на ужин, если бы я поздно вечером приехала домой из командировки? Яблоко и кусок колбасы с хлебом. Последнее время Мила все уши мне прожужжала о рациональном питании, калорийности и усвояемости пищи. Ее послушать -- так можно подумать, что питание это искусство. По крайней мере, о еде она говорит с воодушевлением и душевным трепетом. Она мне рассказывала, что на свадьбу ей подарили кулинарную книгу Елены Молоховец. Мужа часто по вечерам не бывало дома, вот она и читала ее, а потом стала пробовать готовить разные вкусности. А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Какой тут путь, кулинарными способностями Милы можно проложить широкую столбовую дорогу. А может быть у него сердца совсем не было? Мила считает себя некрасивой, но только слепой не может заметить, как загораются у нее глаза, как сверкают они, освещая ее лицо, когда она начинает рассказывать о чем-то интересном, хотя бы даже о своей кухне. Она же просто преображается. Жалко только, что на своем пути она встретила такого подлеца.
   Ругая на чем свет стоит разных женатых и неженатых проходимцев, я тем временем обошла несколько продуктовых магазинов и набила сумку продуктами. Хотелось бы мне видеть его физиономию, когда, вернувшись домой из командировки, он открыл свой холодильник в поисках чего-нибудь съедобного и обнаружил там маленькую баночку красной икры, какой-нибудь заморский фрукт со сложным названием и крошечный импортный тортик, цена которого превышает нашу с Милой зарплату, а рядом я бы оставила огромную записку, из которой мой любимый начальник узнал, что я потратила все его деньги до последнего рубля, и до зарплаты у нашего бухгалтера ничего не получит. Вот это была бы месть! Мечты, мечты! Но даже при моем вредном характере, конечно же, такого я никогда не сотворю. Так: сосиски, хлеб, сыр, кефир, макароны (кто знает, есть ли у него какая-нибудь крупа дома на гарнир), на первое время хватит. По крайней мере, до утра доживет. Теперь можно отправляться на квартиру шефа. Даже интересно, как он живет.
   Жил он в обычном кирпичном доме в одном тихом московском дворике. У подъезда на лавочке сидели старушки, провожающие внимательными взглядами всех входящих и выходящих. С независимым видом я прошла в подъезд, неся в руках тяжелую сумку. Теперь у бабулек будет повод пообсуждать меня: куда прошла, к кому и с чем. Целый вечер это обсуждать можно. Хотя, я не совсем права, теперь бабушки больше обсуждают героев телесериалов. Перед дворовой скамеечной критикой они совершенно беззащитны. Наши боевые старушки дружно набрасываются на заморских героев и критикуют их вдоль и поперек. Молодым теперь полегче стало: теперь и длину юбок, и покрой брюк, и прически уже не так сурово обсуждают. Чего возмущаться, когда в "Санта-Барбаре" и не такое увидишь?
   Ключ от квартиры мне показался на удивление тонким, но замок был большой. Я прошла в квартиру и осторожно прислушалась. В последний момент мне померещилось, что мой начальник здесь, в своей квартире, но мне это только показалось, когда я вторглась на площадь моего мучителя.
   Пол был довольно чистый, поэтому я скинула свою обувь и прошла на кухню. Как и предполагала Мила, в холодильнике было пусто, кроме банки горчицы и нескольких штук яиц на стенке холодильника, внутри не было ничего.
   Я аккуратно разложила продукты на полочках, захлопнула дверцу холодильника и вернулась в коридор. Немного помедлив, я все-таки заглянула в комнату. Комната была просторной и на первый взгляд почти пустой. Кроме большого шкафа с книгами, дивана и телевизора в углу там ничего не было. Я уже направилась к выходу из комнаты, когда заметила у противоположной от входа стены странный стеллаж. Он занимал всю стену от пола до потолка, был сделан из дерева и был не очень глубоким. Я подошла ближе, на деревянных полочках лежали камни, но не те, которые можно встретить на улице, а яркие, необычайно красивые куски и обломки. Одни камни были прозрачные, другие с прожилками самых невероятных цветов. Такого разнообразия оттенков мне никогда не довелось видеть. Камни были холодными наощупь, но быстро согревались в руке, некоторые из них переливались, казалось, что они меняют свой цвет. В самом центре одной из полок я увидела каменную картину. В рамке, укрепленной на подставке, между двух прозрачных стекол был насыпан разноцветный песок и налита какая-то жидкость. Вверху под самым краем рамки скопились маленькие пузырьки воздуха. Желтовато-красный песок с зелеными вкраплениями образовывал причудливый пейзаж. Я увидела горы, поросшие лесом, и ущелье, по которому тек бурный пенящийся поток. Я погладила рамку картины рукой и увидела, как пейзаж начал меняться: стали осыпаться горы. Теперь стало понятно, почему картина была укреплена на вращающейся подставке. Я перевернула рамку и стала наблюдать, как осыпающийся песок начал образовывать новую долину, и горы, и облака. Пузырьки воздуха, стремящиеся подняться наверх, удерживали некоторое количество песка, который тоненькими струйками просачивался между пузырьками воздуха и стекал вниз, рисуя новый причудливый пейзаж.
   Интересные игрушки для взрослых, оказывается, можно обнаружить в квартире моего начальника. Я более внимательно стала рассматривать каменные сокровища. Не могу сказать, почему я обратила внимание на самую верхнюю полку, но мне очень захотелось потрогать большой серый камень неправильной формы, лежащий в углу. Оглядевшись по сторонам, я обнаружила за дверью кресло и подтащила его поближе к стене. Забравшись на него, я попыталась достать заинтересовавший меня камень. Моего роста явно не хватало. Тогда я встала ногами на поручни кресла и с трудом дотянулась до интересующей меня полки. Но мои усилия оказались не напрасны. В моих руках был большой полый камень, напоминающий огромное яйцо неправильной формы. Камень был распилен на две части, и я держала в руках только его половину. Вся его внутренняя поверхность была усеяна крупными кристаллами голубовато-фиолетового цвета. Они переливались в лучах заходящего солнца, освещавшего комнату. Игра бликов настолько заворожила меня, что, залюбовавшись на сверкающую красоту, которую я держала в своих руках, я совершенно не замечала, что происходит вокруг меня, забыв, что у меня под ногами скользкая ненадежная поверхность подлокотников кресла.
   Солнечный диск опустился еще ниже и почти скрылся за соседним домом, я повернула камень, чтобы в последний раз насладиться блеском камней. Как жалко, что хорошее кончается так быстро. Вздохнув, я вытянула руки и попыталась дотянуться до верхней полки, чтобы вернуть камень на его место. Странно, но водрузить камень обратно оказалось гораздо труднее, чем достать его. Что же делать? Я попыталась еще раз, и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Я была не одна в комнате. Мне показалось, что в коридоре кто-то стоит. В испуге я повернулась, потеряла равновесие и, неловко взмахнув руками, стала падать спиной на пол. Чья-то черная тень метнулась ко мне и сильные руки подхватили меня у самого пола. Я ожидала удара, уже зажмурилась и сжалась, чтобы перетерпеть боль от падения. Так бывает, когда идешь по скользкому тротуару зимой, поскальзываешься и падаешь. Все у тебя внутри обрывается, но в самый последний момент удается удержать равновесие и не упасть, но страх так велик, что долго не можешь прийти в себя. Так случилось и со мной.
   Когда мне удалось перевести дыхание, глубоко вздохнуть и открыть глаза, я увидела, что лежу на руках у моего шефа. А его глаза с густыми темными ресницами близко-близко от моего лица.
   -- Но я же слышала удар.
   -- Угу.
   -- Что же упало?
   Крепкие сильные руки обнимали меня, моя щека прижималась к воротнику мягкой куртки, пахнущей кожей и одеколоном. Почему я раньше никогда не замечала, что у Максима глаза с маленькими золотыми искорками у самого зрачка? Удивительные теплые глаза, в которых можно утонуть. Я резко встряхнула головой и попыталась встать на ноги. Мой шеф поставил меня на пол, но продолжал мягко держать за талию, словно сомневаясь в моей способности стоять на ногах самостоятельно без его поддержки.
   -- Откуда вы взялись? Мы ждали вас только завтра.
   -- Закончил дела немного раньше и поменял билет на более ранний поезд.
   -- А что упало? Мне показалось, что я слышала грохот.
   -- Аметистовая друза.
   -- Что?
   -- Камень.
   -- Нет!!!
   Я вырвалась из крепко обнимавших меня рук и опустилась на пол. По всей комнате были разбросаны крупные и мелкие фиолетовые брызги. Чудо, которое несколько мгновений назад я держала в своих руках, было уничтожено. Кристаллы рассыпались по полу и уже никогда больше они не будут соединены вместе, образуя причудливую корону. Что же я наделала?!
   Слезы хлынули у меня из глаз, я смахивала их рукой, они мешали мне собирать с пола сверкающие камешки. Где-то в глубине души у меня еще теплилась сумасшедшая надежда, что вдруг удастся собрать, соединить камни воедино, чтобы вновь засияло, засверкало каменное великолепие, созданное природой.
   -- Саня, перестань, не надо. Что ты плачешь? Тебе больно?
   -- Я же не смогу ее собрать, она разбилась.
   -- Перестань, это же просто камни, они не стоят слез. Ты же никогда не плачешь. Вспомни, ты не плакала даже после смерти отца, а тут... из-за какой-то ерунды.
   -- Как ты не понимаешь, это было так красиво, а я разрушила своими руками.
   -- Ты впервые назвала меня на ты.
   -- Простите.
   -- За что?
   -- Я приношу людям один вред, но я не хотела, честное слово, не хотела...
   -- Дуреха, ты до сих пор не подумала о том, что могла свернуть себе шею, падая с кресла?
   Мой начальник смотрел на меня с добротой и участием, а к этому я совершенно не привыкла. Уж лучше бы он меня отругал, было бы привычнее. Я взглянула ему в глаза и почувствовала, как меня обдало жаркой волной. Почему у мужчин так темнеют глаза, когда они смотрят на женщин? Хотя, как я могу говорить о всех мужчинах и женщинах? Откуда я могу знать? Я сужу по моему начальнику, именно в его присутствии мне всегда становится жарко и душно. Правда, когда он ворчит на меня, то становится немного легче. Видимо, все излишки энергии моего шефа уходят на мое воспитание. Может он опять поворчит, ну, хоть немного? Я с надеждой на него посмотрела, может повоспитывает меня? Но вместо этого он взял из моих рук горсть сиреневых камней, высыпал ее на ближайшую полку, выбрал самый крупный кристалл и засунул мне в карман джинсов. "Это тебе, чтобы ты больше не плакала", -- проговорил он шутливо. Я засунула руку в карман и вытащила камень. Он сверкнул у меня на ладони фиолетовым огнем. Я подняла голову и посмотрела в лицо Максима, но даже не успела взглянуть ему в глаза. Он резко повернулся и вышел в коридор, взяв мою куртку, помог мне одеться и сказал, что проводит меня до остановки.
   Мы молча вышли из дома и направились к остановке автобуса, хотя я и возражала, но Максим поехал со мной до станции метро, а потом и до дома Милы.
   Глава 10
   -- Нет, ты только подумай! Я его звала зайти попить чаю, так он сказал, что не хочет нас беспокоить, а кроме того...
   -- Что ты расшумелась? Он, может быть, действительно, устал после поезда, ему необходимо отдохнуть.
   -- Так чего ради он ехал сюда вместе со мной?
   -- Не мог же он тебя бросить вечером одну. Волновался, как ты доедешь.
   -- Да что мне сделается? Я почти каждый день езжу по городу и ничего со мной не случается.
   -- Что ты ворчишь сегодня весь вечер? Саша, у тебя портится характер. Ты становишься брюзгой. Поскорее бы ты защитилась, чем ближе к защите диплома, тем больше ты нервничаешь.
   -- Поговорить уже нельзя. А что ты читаешь?
   -- "Приусадебное хозяйство".
   -- Готовишься к субботе? Да, я тебе купила перчатки резиновые самого маленького размера. Теперь они у тебя не будут сваливаться с рук во время прополки грядок.
   -- Саша, ты прелесть!
   -- Я не прелесть, я -- вредитель.
   -- Ну, не надо так расстраиваться. Ты же сама говорила, что Максим на тебя не сердится.
   -- Мало ли что он говорил, а что он думает на самом деле, никто не знает.
   -- Тем более голову нечего ломать. Посмотрим. Не переживай.
   Как ни странно, Максим, действительно, совсем не вспоминал о погроме своей коллекции камней. На следующее утро он сдержанно поблагодарил меня за купленные продукты. Еще пару дней я безуспешно ждала разноса от шефа, но его так и не последовало. Между тем, времени до защиты оставалось все меньше, а сделать предстояло еще много. Мила старалась помогать мне, чем могла. Она даже вызвалась обводить чертежи и схемы. Максим предложил мне уходить пораньше с работы.
   По выходным Мила ездила на дачу одна. По моему настоянию, в дождливую погоду она оставляла дома кошек. С помощью своего соседа она поставила пару парников и засадила их огурцами и помидорами. Сосед все чаще упоминался в ее рассказах о даче. У меня порой складывалось впечатление, что в выходные дни он только и делает, что трудится у Людмилы на участке, помогая ей ухаживать за огородом и садом. Когда же он умудряется обрабатывать свой участок? Видимо, в будние дни, но как оказалось, всю неделю он старательно трудится в Москве, и только в субботу и воскресенье отводит душу на своей недавно приобретенной даче.
   По вечерам Мила больше не сидела, поджав ноги, на диване, с томиком стихов, взятым из книжного шкафа своей тетушки, теперь она усаживалась за большим столом на кухне или в столовой, раскладывала журналы по садоводству и внимательно их изучала, делая выписки в толстенную общую тетрадь. По выходным дням она обменивалась добытой информацией с Николаем.
   Когда два дилетанта или энтузиаста объединяются на почве какого-нибудь дела, то это может привести к совершенно непредсказуемым результатам. Вспомнив наш первый выезд на дачу, я должна была признать, что за короткий срок Миле удалось добиться огромных успехов на сельскохозяйственном поприще. В воскресенье, вернувшись в очередной раз с дачи, Мила угощала меня свежей зеленью, собственноручно выращенной и собранной на грядках. Правда, Мила еще не всегда могла вспомнить название трав, которые она мне скармливала в качестве "так необходимых мне витаминов", но я обычно успокаивала себя тем, что в Подмосковье почти не растут ядовитые растения. По крайней мере, меня радовало хотя бы то, что она все реже сидела с отрешенным выражением на лице, разгладились скорбные складки в уголках рта, а глаза все чаще смеялись, когда она вспоминала и рассказывала мне о своих трудовых подвигах на даче. Но, как ни уговаривала меня Мила приехать на дачу подышать свежим воздухом, я категорически отказывалась, мне было жалко терять быстро сокращающееся время, а до защиты мне предстояло сделать еще очень много.
   Однажды вечером Мила поехала навестить свою мать, домой она возвращалась одна поздно вечером. На пустыре ее встретил какой-то бандит и попытался отобрать сумочку с деньгами. В тот день Мила выдавала сотрудникам зарплату, я не успела получить свою, так как ездила в тот день на консультацию в институт. Короче говоря, Мила шла через пустырь совершенно одна, а в сумке у нее были две наши зарплаты.
   -- Ты представляешь, Саша, он у меня сумочку отбирает, а мне жалко, так обидно стало: там же твои и мои деньги лежат. Как же я домой приду и тебе скажу, что у меня деньги украли?
   -- Да, пропади пропадом наши с тобой деньги, он же мог тебя убить.
   -- Ну, не убил же. Он у меня из рук сумочку вырывает, а я про себя думаю: кричать надо.
   -- Господи! Когда тебе там думать было!
   -- Вот я себе и говорю: Надо кричать. Я и закричала: "Ура!"
   -- Что?!!
   -- Сначала тихо получилось, хрипло как-то, а потом смотрю, парень отступил немного назад и смотрит на меня. Тут я с силами собралась и изо всех сил закричала: "Ура-а!"
   -- А он что?
   -- Выпустил мою сумку из рук, покрутил пальцем у виска, повернулся и ушел.
   -- И что потом?
   -- Я стою и так мне обидно стало, что я не то кричала. Нужно было кричать: "Караул! Помогите!" А я...
   Мила горько заплакала, прижавшись головой к моему плечу, я утешала ее, а потом мы вдруг начали смеяться. Так и смеялись до слез весь вечер. Стоило только посмотреть друг на друга, как мы начинали громко хохотать. На следующий день Максиму сразу показалось подозрительным наше непонятное веселье, но Мила просила меня ничего никому не рассказывать, так как боялась, что весь наш Центр будет над ней потешаться. Все же к концу дня нашему бдительному шефу удалось-таки выяснить у нас причину нашего смеха, он нахмурился, а потом начал воспитывать Милу, объясняя ей, как следует себя вести, чтобы не попадать в критические ситуации. Мне было непривычно слушать, как поучают не меня, а кого-то другого. Потом я не выдержала и попросила его больше не мучить Милу своими нравоучениями. Начальник слегка оторопел, замолчал и ушел в свой кабинет, правда, в ответ на мою заботу Мила вместо благодарности сказала, что всегда надо давать мужчинам выговориться, тогда они становятся менее свирепыми. От себя я добавила, что женщинам надо давать возможность иногда выплакаться, тогда им бывает легче жить.
   Наступило лето, по вечерам мила, высунув от усердия язык, обводила яркими маркерами мои схемы. Это она называла окончательной доводкой. Я лихорадочно дописывала проект и готовила краткую десятиминутную его выжимку, с которой собиралась выступать на защите диплома.
   Мила стала потихоньку уговаривать меня надеть на защиту диплома мое новое красное платье, а не мои любимые джинсы. Каждый день она находила все новые аргументы в пользу своего предложения.
   -- Ты только представь себе, как эффектно ты будешь смотреться на белом фоне своих многочисленных схем.
   -- Мила, ты повторяешься, ты говорила это еще вчера.
   -- А ты подумала, что отвлечешь внимание комиссии на себя и дашь Борису приготовиться к защите, ведь ты в паре с ним защищаешься?
   -- А почему это я должна думать еще и о нем?
   -- Ну, просто ради себя самой надень красное платье.
   -- Я буду чувствовать себя непривычно и забуду все на свете.
   -- Даже если ты что-нибудь и забудешь, то комиссия посмотрит на тебя и все-все тебе простит.
   -- За красное платье?
   -- Не говори глупости. Ты давно уже готова к защите диплома, а платье станет завершающим штрихом.
   Я уступила Миле, решив, что из чувства благодарности должна сделать ей приятное. Платье сидело на мне хорошо, хотя за последний месяц я сильно похудела. Мила помогла мне уложить отросшие и ставшие такими непослушными волосы.
   Сама защита прошла для меня, как в густом тумане. Борис помог мне развесить чертежи и диаграммы. Я выступала с подготовленным материалом, отвечала на задаваемые вопросы. В зале с напряженным выражением на лице сидела Мила, крепко прижимая к себе сжатые кулаки. Рядом с ней сидел мой начальник, который вызвался довезти нас с Милой до института, решив, что весь ворох разрисованных ватманских листов нам с Милой без его помощи не удастся дотащить. Оставив свою машину около института, Максим прошел вместе с нами в зал, помог донести мои многочисленные схемы, а потом преспокойненько уселся в третьем ряду рядом с Милой. А как я надеялась, что он уедет на работу!
   Я защищалась пятой, и, когда начала говорить, то взглянула в сторону Милы. Она ободряюще мне улыбалась. Председатель комиссии смотрел на меня доброжелательно, иногда слегка кивая головой в знак одобрения. Начальник сидел, чуть наклонившись вперед и сложив руки на груди, лицо его было совершенно непроницаемым. У меня сложилось впечатление, что, если я собьюсь или скажу что-нибудь не то, то он надерет мне уши. Но все прошло на удивление гладко, недаром я несколько раз дома репетировала свое выступление.
   Борис защищался сразу после меня, я ему ассистировала: вешала схемы. Борис говорил долго и убедительно, но вопросов ему задавали намного больше, чем мне. После защиты счастливый Борис выскочил в коридор и заявил, что сегодняшнее событие мы обязательно должны отпраздновать. Я стояла в коридоре с букетом цветов, который мне подарили Максим и Мила. Как фокусники, они вдвоем, помогая, а скорее мешая друг другу, вытащили красные розы из рулона ватмана и вручили мне сразу после защиты. Я стояла в коридоре и прижимала к лицу розы, с наслаждением вдыхая их аромат и касаясь губами прохладных алых лепестков. Мила что-то весело мне говорила о своих переживаниях во время защиты. Одной рукой она держала под руку меня, а другой подхватила нашего шефа. Мне было так хорошо, что даже присутствие начальника меня совсем не раздражало. Слегка улыбаясь, я делала вид, что слушаю ее, а на деле я наслаждалась ощущением свободы и радовалась тому, что сегодня вечером мне не придется снова садиться за письменный стол и заставлять себя работать до тех пор, пока глаза не начнут слипаться от усталости. Давно я не чувствовала себя такой счастливой.
   К нам подскочил радостный Борис и заявил, что молодым инженерам необходимо сегодня отпраздновать свое рождение. Наши ребята встречаются на квартире у Бориса, а завтра все вместе едем к нему на дачу. Мне совсем не хотелось куда-то ехать и веселиться. Единственное, против чего я бы не возражала, так это несколько часов сна. Последние дни я спала очень плохо. Мила называла мою бессонницу предзащитным синдромом.