Так вот, Лориэль уже давно получил от Оберона задание помочь нам найти эту старуху. Согласно расчетам эльфийских специалистов, помочь вернуться домой нам могло только колдовство, поскольку именно при помощи магии мы и перенеслись из своего времени в старую Англию. Затем, когда Лориэль не справился сразу с заданием и Оберону стало ясно, что Рагнарека не избежать, на нас плюнули и занялись собственными приготовлениями к глобальной катастрофе. А наш эльф-хранитель без санкции начальства помчался в мир скандинавской мифологии и решил реабилитировать свое доброе имя, отыскав колдунью. И, кажется, он в этом деле преуспел!
От такого известия у Рабиновича мгновенно поднялось настроение, что он и показал всем, улыбнувшись голливудским оскалом. Остальным было столь же радостно. Да и мне, если честно, стало полегче на душе. Все-таки теперь не нужно грызть себя тем, что из-за наших небрежностей, недопустимых для настоящего сотрудника милиции, погибли невинные люди. Однако Лориэль несколько поубавил наш пыл.
– Дело в том, что нашел я не саму старуху, а лишь того, кто, возможно, знает дорогу к ней, – объяснил он. – Зовут его Горлум. Он немного странный, но вы не обращайте внимания. Я с ним сам разберусь.
– Тьфу на тебя, болтун крылатый! – сплюнул раздосадованный Сеня. – С этого и нужно было начинать, а не компостировать нам мозги обещаниями красивой жизни. Давай, веди нас к своему Горлуму, да побыстрей! А то армия Одина уже на бой вышла.
Эльф пожал плечами и полетел вдвое быстрей. Мне-то не составило труда его догнать, а вот мои менты, которые, как и все люди, быстрее собак бегать не могут, здорово запыхались к тому времени, как достигли отрогов гор. Эльф юркнул в одну из пещер и туг же засветился, как заправский фонарик. Что было отрадно, поскольку о факелах никто не позаботился. Так мы и мчались вперед по извилистым коридорам до тех пор, пока кто-то впереди гнусаво не крикнул:
– Све-ет! Опять этот поганенький свет. Ну-ка погасите лампу, а то у Горлума глазки болят.
– Потерпишь, мокрица, не помрешь! – рявкнул в ответ Лориэль, хотя и убавил немного яркость. – А ну иди сюда, пожиратель лягушек, пока я в твои пещеры электричество не провел!
В ответ сначала не раздалось ни звука, а затем я отчетливо услышал шлепанье босых ног по каменному полу пещеры. Это шлепанье сопровождалось невнятным бормотанием, всхлипыванием и выпусканием желудочных газов. И без того мерзкий запах в пещере совсем испортился. Впрочем, мои друзья, поглощенные новой идеей, этого даже не заметили. Они напряженно вглядывались вперед, и наконец перед нами предстало странное создание.
Горлум походил на помесь лягушки и рахитичного ребенка. Ростом он был даже ниже гномов, к тому же еще и горбился, отчего казался совсем коротышкой. Криво расставив перепончатые ноги, маленький уродец прикрылся одной ладошкой от эльфа-светлячка, а другую протянул вперед.
– Рыбка-рыбка! Горлум чувствует свеженькую рыбку, – прогнусавил он. – Дайте Горлуму рыбки, иначе он ничего не скажет. Иначе Горлум будет плохим мальчиком и начнет громко пукать.
– Я тебе пукну! – рявкнул Жомов и выставил вперед кулак. Маленький уродец сжался, но не отошел ни на шаг. Напротив, принялся глумливо хихикать.
– Дайте ему рыбы, – потребовал эльф и, когда Рабинович кинул Горлуму жирного лосося, повернулся к этой рахитичной жабе. – Все, ты свое получил. Веди нас быстро к старухе Изергиль.
– Изергиль-Изергиль. Не знает Горлум никакую Изергиль. Его и тут неплохо кормят, – в мгновение ока проглотив килограммового лосося, пробормотал уродец и снова протянул вперед лапу. – Горлум теперь хорошенький. Он хочет еще рыбки.
– Ты чего опять мухлюешь?! – возмутился эльф. – Веди к старухе, а то больше ничего не получишь!
– Ну да. Конечно. Горлум мухлюет. Он мухляк, – обиделась на Лориэля рахитичная лягушка-переросток. – Стоит Горлуму захотеть помочь противным людишкам, которые любят мерс-с-с-с-кое солнышко, как они тут же обзываться начинают. Неблагодарные людишки, правда, Горлум?
– Ладно, забудь. Ты не мухлюешь, – сдался эльф. – Ты хороший мальчик. Веди нас к старухе, а там получишь остальную рыбу.
Горлум настороженно посмотрел на Лориэля, а затем, кивнув головой, торопливо пошлепал босыми ногами куда-то в глубь пещер. Эльф, продолжая освещать нам дорогу, полетел чуть за спиной у нашего проводника. Сколько мы блуждали по пещерам, сказать не берусь. Я же уже рассказывал, что лично для меня под землей время теряет всякий смысл, словно и нет его вообще. Может быть, .именно поэтому интересующая нас колдунья предпочитала жить в пещерах, чтобы не замечать бега времени и обеспечить себе вечную жизнь?..
Не знаю, так это или нет, но на скорости нашего путешествия планы Изергиль никак не сказывались. Мы шли и шли по тоннелям, пока наконец где-то далеко впереди не забрезжил солнечный свет. Горлум остановился, отказываясь дальше идти. Он объяснил, что на солнце ни за что не выйдет. А если нам нужна старая колдунья, то теперь мы сможем найти ее сами. Нужно только перейти горную лощину и постучаться в пещеру напротив.
Так мы и сделали, бросив Горлуму остатки рыбы. Правда, стучаться в стенку пещеры не стали. Лориэль просто скрылся внутри, велев нам ждать на склоне лощины, заваленной толстым слоем снега. Уставший Попов тут же плюхнулся в сугроб, Сеня с Жомовым остались стоять, переминаясь с ноги на ногу, а я выполнил свою прямую обязанность. То есть пометил вокруг территорию.
Эльфа пришлось ждать довольно долго. Я уже начал сомневаться, не обманул ли нас Горлум, но тут вернулся Лориэль. Выпорхнув на свет, он погасил свой внутренний источник освещения и остался висеть рядом со входом в пещеру. Оттуда через пару минут послышались шаркающие шаги, и перед нами предстала сгорбленная фигура в черном балахоне с капюшоном, опущенным на лицо.
– Что вам надо, дети Кузькиной матери? – послышался откуда-то из глубин широких складок одеяния скрипучий старческий голос. Сеня выступил вперед.
– Бабушка, мы бы домой вернуться хотели, – максимально вежливо проговорил он. – Ты не могла бы нам помочь, а то Один ничего не смог сделать...
Эльф замахал на Рабиновича руками, но было поздно. Старуха зашипела и начала мотаться из стороны в сторону. Мы удивленно уставились на нее, а Лориэль покрутил пальцем у виска, сплюнул Рабиновичу на фуражку и вдруг растворился в воздухе. Я даже зубами клацнул от удивления. Вот сволочь! Снова смылся в самый ответственный момент! А старуха разошлась не на шутку. Она закрутилась вокруг своей оси по часовой стрелке, затем в обратном направлении и застыла, вскинув руки к небу.
– Значит, вы к этому проклятому Одину, который лишил меня молодильных яблок и заставил так страдать, за помощью обращались? – возмущенно завопила бабка и, быстро нагнувшись, слепила снежок и замахнулась им в нас. – Ну так вместо моей помощи вы получите смерть! ..
– Это ты нас снежком, что ли, убить собралась? – удивленно расхохотался Жомов. – С ума, бабушка, сошла?
Не говоря больше ни слова, старуха швырнула в Ваню снежок, и... Жомов пропал! Вот так вот взял и растворился в воздухе, будто его и не было с нами вовсе. У меня отвисла челюсть, а бабка бросила второй снежок, угодив им в Попова. Андрюша попытался увернуться, но не смог. Ком снега, словно самонаводящаяся ракета, залепил ему физиономию, и Попов исчез вслед за Ваней. Горыныч, бешено завертевшись вокруг своей оси, попытался накрыть нас магическим куполом, но очередной снежок прошел сквозь него, как нож сквозь масло, стерев с лица земли и Ахтармерза.
Рабинович, идиот, вместо того чтобы бежать назад, отцепил от пояса дубинку и с диким воплем бросился на старуху. Та ответила очередным комом снега, и мой Сеня с легким хлопком растворился в воздухе, исчезнув посреди прыжка. Ну, все. Мое терпение лопнуло! Посмотрим, старуха, как ты сумеешь попасть в меня. Я ведь двигаюсь быстрее людей и успею добраться до твоего горла раньше, чем ты поднимешь руку... Я зарычал и, распрямившись пружиной, прыгнул вперед, собираясь сбить с ног убийцу моих друзей. Я уже представил, как доберусь до ее поганой глотки, и в этот момент ком снега залепил мне морду. Я...
Часть IV
От такого известия у Рабиновича мгновенно поднялось настроение, что он и показал всем, улыбнувшись голливудским оскалом. Остальным было столь же радостно. Да и мне, если честно, стало полегче на душе. Все-таки теперь не нужно грызть себя тем, что из-за наших небрежностей, недопустимых для настоящего сотрудника милиции, погибли невинные люди. Однако Лориэль несколько поубавил наш пыл.
– Дело в том, что нашел я не саму старуху, а лишь того, кто, возможно, знает дорогу к ней, – объяснил он. – Зовут его Горлум. Он немного странный, но вы не обращайте внимания. Я с ним сам разберусь.
– Тьфу на тебя, болтун крылатый! – сплюнул раздосадованный Сеня. – С этого и нужно было начинать, а не компостировать нам мозги обещаниями красивой жизни. Давай, веди нас к своему Горлуму, да побыстрей! А то армия Одина уже на бой вышла.
Эльф пожал плечами и полетел вдвое быстрей. Мне-то не составило труда его догнать, а вот мои менты, которые, как и все люди, быстрее собак бегать не могут, здорово запыхались к тому времени, как достигли отрогов гор. Эльф юркнул в одну из пещер и туг же засветился, как заправский фонарик. Что было отрадно, поскольку о факелах никто не позаботился. Так мы и мчались вперед по извилистым коридорам до тех пор, пока кто-то впереди гнусаво не крикнул:
– Све-ет! Опять этот поганенький свет. Ну-ка погасите лампу, а то у Горлума глазки болят.
– Потерпишь, мокрица, не помрешь! – рявкнул в ответ Лориэль, хотя и убавил немного яркость. – А ну иди сюда, пожиратель лягушек, пока я в твои пещеры электричество не провел!
В ответ сначала не раздалось ни звука, а затем я отчетливо услышал шлепанье босых ног по каменному полу пещеры. Это шлепанье сопровождалось невнятным бормотанием, всхлипыванием и выпусканием желудочных газов. И без того мерзкий запах в пещере совсем испортился. Впрочем, мои друзья, поглощенные новой идеей, этого даже не заметили. Они напряженно вглядывались вперед, и наконец перед нами предстало странное создание.
Горлум походил на помесь лягушки и рахитичного ребенка. Ростом он был даже ниже гномов, к тому же еще и горбился, отчего казался совсем коротышкой. Криво расставив перепончатые ноги, маленький уродец прикрылся одной ладошкой от эльфа-светлячка, а другую протянул вперед.
– Рыбка-рыбка! Горлум чувствует свеженькую рыбку, – прогнусавил он. – Дайте Горлуму рыбки, иначе он ничего не скажет. Иначе Горлум будет плохим мальчиком и начнет громко пукать.
– Я тебе пукну! – рявкнул Жомов и выставил вперед кулак. Маленький уродец сжался, но не отошел ни на шаг. Напротив, принялся глумливо хихикать.
– Дайте ему рыбы, – потребовал эльф и, когда Рабинович кинул Горлуму жирного лосося, повернулся к этой рахитичной жабе. – Все, ты свое получил. Веди нас быстро к старухе Изергиль.
– Изергиль-Изергиль. Не знает Горлум никакую Изергиль. Его и тут неплохо кормят, – в мгновение ока проглотив килограммового лосося, пробормотал уродец и снова протянул вперед лапу. – Горлум теперь хорошенький. Он хочет еще рыбки.
– Ты чего опять мухлюешь?! – возмутился эльф. – Веди к старухе, а то больше ничего не получишь!
– Ну да. Конечно. Горлум мухлюет. Он мухляк, – обиделась на Лориэля рахитичная лягушка-переросток. – Стоит Горлуму захотеть помочь противным людишкам, которые любят мерс-с-с-с-кое солнышко, как они тут же обзываться начинают. Неблагодарные людишки, правда, Горлум?
– Ладно, забудь. Ты не мухлюешь, – сдался эльф. – Ты хороший мальчик. Веди нас к старухе, а там получишь остальную рыбу.
Горлум настороженно посмотрел на Лориэля, а затем, кивнув головой, торопливо пошлепал босыми ногами куда-то в глубь пещер. Эльф, продолжая освещать нам дорогу, полетел чуть за спиной у нашего проводника. Сколько мы блуждали по пещерам, сказать не берусь. Я же уже рассказывал, что лично для меня под землей время теряет всякий смысл, словно и нет его вообще. Может быть, .именно поэтому интересующая нас колдунья предпочитала жить в пещерах, чтобы не замечать бега времени и обеспечить себе вечную жизнь?..
Не знаю, так это или нет, но на скорости нашего путешествия планы Изергиль никак не сказывались. Мы шли и шли по тоннелям, пока наконец где-то далеко впереди не забрезжил солнечный свет. Горлум остановился, отказываясь дальше идти. Он объяснил, что на солнце ни за что не выйдет. А если нам нужна старая колдунья, то теперь мы сможем найти ее сами. Нужно только перейти горную лощину и постучаться в пещеру напротив.
Так мы и сделали, бросив Горлуму остатки рыбы. Правда, стучаться в стенку пещеры не стали. Лориэль просто скрылся внутри, велев нам ждать на склоне лощины, заваленной толстым слоем снега. Уставший Попов тут же плюхнулся в сугроб, Сеня с Жомовым остались стоять, переминаясь с ноги на ногу, а я выполнил свою прямую обязанность. То есть пометил вокруг территорию.
Эльфа пришлось ждать довольно долго. Я уже начал сомневаться, не обманул ли нас Горлум, но тут вернулся Лориэль. Выпорхнув на свет, он погасил свой внутренний источник освещения и остался висеть рядом со входом в пещеру. Оттуда через пару минут послышались шаркающие шаги, и перед нами предстала сгорбленная фигура в черном балахоне с капюшоном, опущенным на лицо.
– Что вам надо, дети Кузькиной матери? – послышался откуда-то из глубин широких складок одеяния скрипучий старческий голос. Сеня выступил вперед.
– Бабушка, мы бы домой вернуться хотели, – максимально вежливо проговорил он. – Ты не могла бы нам помочь, а то Один ничего не смог сделать...
Эльф замахал на Рабиновича руками, но было поздно. Старуха зашипела и начала мотаться из стороны в сторону. Мы удивленно уставились на нее, а Лориэль покрутил пальцем у виска, сплюнул Рабиновичу на фуражку и вдруг растворился в воздухе. Я даже зубами клацнул от удивления. Вот сволочь! Снова смылся в самый ответственный момент! А старуха разошлась не на шутку. Она закрутилась вокруг своей оси по часовой стрелке, затем в обратном направлении и застыла, вскинув руки к небу.
– Значит, вы к этому проклятому Одину, который лишил меня молодильных яблок и заставил так страдать, за помощью обращались? – возмущенно завопила бабка и, быстро нагнувшись, слепила снежок и замахнулась им в нас. – Ну так вместо моей помощи вы получите смерть! ..
– Это ты нас снежком, что ли, убить собралась? – удивленно расхохотался Жомов. – С ума, бабушка, сошла?
Не говоря больше ни слова, старуха швырнула в Ваню снежок, и... Жомов пропал! Вот так вот взял и растворился в воздухе, будто его и не было с нами вовсе. У меня отвисла челюсть, а бабка бросила второй снежок, угодив им в Попова. Андрюша попытался увернуться, но не смог. Ком снега, словно самонаводящаяся ракета, залепил ему физиономию, и Попов исчез вслед за Ваней. Горыныч, бешено завертевшись вокруг своей оси, попытался накрыть нас магическим куполом, но очередной снежок прошел сквозь него, как нож сквозь масло, стерев с лица земли и Ахтармерза.
Рабинович, идиот, вместо того чтобы бежать назад, отцепил от пояса дубинку и с диким воплем бросился на старуху. Та ответила очередным комом снега, и мой Сеня с легким хлопком растворился в воздухе, исчезнув посреди прыжка. Ну, все. Мое терпение лопнуло! Посмотрим, старуха, как ты сумеешь попасть в меня. Я ведь двигаюсь быстрее людей и успею добраться до твоего горла раньше, чем ты поднимешь руку... Я зарычал и, распрямившись пружиной, прыгнул вперед, собираясь сбить с ног убийцу моих друзей. Я уже представил, как доберусь до ее поганой глотки, и в этот момент ком снега залепил мне морду. Я...
Часть IV
А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?
(вместо эпилога)
Я лежал на чем-то мягком и шершавом. Дремал вполуха, прислушиваясь к тому, что творится вокруг. Где-то далеко с ритмичностью метронома капала вода, слышался какой-то неясный шорох, что-то поскрипывало справа от меня, и уж совсем из запредельной дали доносились невнятные людские голоса. Кажется, кто-то спорил или ругался, но разобрать я не мог. Впрочем, как и не мог окончательно проснуться.
Мое собственное верное тренированное тело пятилетнего кобеля немецкой овчарки совершенно отказывалось мне подчиняться. Я не мог пошевелить ни одной мышцей, не мог открыть глаза. Да что там говорить! Я даже думать-то толком не мог, словно вчера вечером вместе с хозяином напился, как сапожник.
Вчера... Стоп, а что было вчера? И вообще, когда это самое «вчера» было? Я попытался восстановить в уме цепочку событий предыдущего дня, но ничего из этого не получалось. Перед моим внутренним взором проносились нечеткие образы, уловить даже очертания которых я не мог. Единственное, что я помнил совершенно четко, это вкус снега на зубах. Объяснив себе, что снег – это холодное и противное второе "я" обычного дождя, я попытался зацепиться за эту мысль и вытащить из памяти остальные образы, и тут же поймал за хвост, словно орущего кота в подворотне, одно-единственное слово: «ХОЗЯИН!!!!»
Ну, конечно же, хозяин! Кто же еще! .. Так кто-нибудь скажет, при чем тут хозяин и снег? И вообще, кто у меня хозяин? Вот тут-то я и оторопел окончательно. Представляете, что я, пятилетний породистый кобель, верный друг своему хозяину, помню, а вот кто такой этот самый хозяин, не помню ни фига! Это что же со мной сделали, что я до такого позора докатился? Сейчас ведь подойдет любой прощелыга, скажет: «Мурзик, ко мне», и я помчусь к нему на всех четырех лапах, даже не зная, мой ли он на самом деле хозяин.
Я попытался избавиться от наваждения и вспомнить, чей я пес и чем в принципе занимаюсь в жизни, но ничего из этого не получилось. Ну не помню я ничего, хоть блохами меня пытайте! .. Ага, а вот это уже плюс. Раз я вспомнил о блохах, значит, вспомню и остальное. Ведь если существуют у собак эти мерзкие кровопийцы, значит, есть и человек, который обязан нас, беззащитных кобелей, спасать от беспредела кусачих тварей. Ну и скажите мне, разве не хозяин этим должен заниматься?.. Конечно, хозяин. Вы абсолютно правы.
Следом за воспоминаниями о блохах в моей голове появились еще два новых слова: «АХТАРМЕРЗ ГВАРНАРЫТУС!» Я ужаснулся. Это что же такое получается? Если какой-то Ахтармерз спасает меня от блох, значит, именно он и есть мой хозяин?.. Да вы с ума сошли, если так решили! Вам бы самим хозяина с таким именем, я бы посмотрел, с какими глазами вы в приличном обществе показаться бы смогли. Нет уж, увольте. Человека, которого так зовут, держите от собак подальше. Иначе любой нормальный пес со стыда умрет.
И тут я вспомнил, что Ахтармерз – не человек, а трехглавый многофункциональный огнемет. Да и не хозяин он мой, а просто случайный попутчик... Ага! Если у меня был попутчик, значит, я куда-то шел. А раз он «был», значит я уже на месте! .. Или «был» в этом случае означает, что я его потерял?
Почему-то от такой мысли мне стало страшно грустно. Не знаю, чем была вызвана эта тоска, но мне захотелось выть на Луну, словно бездомной шавке. Я чувствовал, что во время моего путешествия случилось что-то непоправимое. Такое, от чего слабые духом кобели под машины кидаются. На несколько мгновений я задумался, стоит пытаться вспомнить дальше или лучше сразу найти подходящую машину, но тут над моей головой что-то громко запикало, и вдруг загремела такая музыка, от которой хочется вскочить и принять стойку, подобающую торжественному моменту. Музыка была до боли знакомой, но ее название ускользало от меня. Я напряг мозг изо всей силы, пытаясь его вспомнить, и вдруг, как обухом по голове, – граждане дорогие, да это же Гимн России!
Е-Е-Е-Е-ЕСТЬ! ВСПО-О-О-МНИЛ!
И куда тут девались и провалы в памяти, немощь в мышцах и сонливость. Я вскочил и обернулся вокруг своей оси, не веря собственным глазам. Но окружающая действительность не давала повода усомниться! Вот они, и родной холодильник, и милая сердцу газовая плита, и мойка, заваленная грязной посудой. Я был. на кухне нашей собственной однокомнатной квартиры, и даже моя верная помятая алюминиевая миска, до краев заполненная настоящим синтетическим собачьим кормом, была на месте. И половик на месте! А вон и приметное пятно, которое я на этом половике совсем несмышленым щенком оставил, а Рабинович оттереть не смог. Все здесь. Все на месте. А значит, я дома. Дома, мать твою! .. А где хозяин?
– Мурзик, заткни пасть на хрен! – раздался из комнаты знакомый голос. – Время шесть часов, а ты орешь, будто на работу проспали. И какого черта я опять вчера забыл выключить это проклятое ра...
Неожиданно Сеня заткнулся, а я стремглав помчался к нему. Мой Рабинович сидел на диване, оторопело осматриваясь по сторонам. Не останавливая прыжка, я ударил его лапами в грудь и, повалив обратно, принялся облизывать... Запомни, Сеня, это случилось первый и последний раз. Больше таких телячьих нежностей от меня не дождешься. Цени момент!
Однако Рабинович даже не заметил, что я впервые с того времени, как дорос до намордника, позволил себе проявить искренние чувства. Рассеянно утеревшись рукой, Сеня столкнул меня с груди и встал, ошалело глядя по сторонам. А потом принялся бегать по комнате и орать как сумасшедший. Он хватал руками разные вещи, нежно прижимал их к груди, а старенький телевизор даже поцеловал. Я носился по комнате вместе с ним, но вот, когда очередь целоваться дошла до зеркала, Рабинович вдруг остановился. Замер и я. Да и было с чего! Редкой щетины, заполонившей Сенину физиономию к тому моменту, когда мы встретились со старухой Изергиль, не было и в помине.
Рабинович бросился к своей форме, еще недавно сильно потрепанной, помятой и перемазанной пятнами жира от неосторожного принятия пищи, и оторопел окончательно. Эти доспехи милиционера, перенесшие с нами столько горестей, невзгод и лишений, сверкали абсолютной чистотой, были отутюжены, отглажены и преспокойно висели на спинке стула, будто и не шатались среди времен и миров. Я оторопело обнюхал форму, пытаясь уловить хоть отголоски запахов дыма, скотного двора и жареной свинины, которой она пропиталась за время нашего путешествия, но мундир пах только стиральным порошком, сигаретами и водкой. Это что еще за беспредел?! Неужели мы и не ходили никуда? Неужели это странное путешествие нам только приснилось? Что же это, групповая галлюцинация?
Похоже, Сеню тоже посетили подобные мысли, и он принялся метаться по комнате в поисках заветной котомки, которая была на его плечах во время встречи с Изергилью. Этот проклятый вещмешок никак не хотел попадаться на глаза, и Рабинович начал ругаться сначала потихоньку, а затем все громче и громче. Причем в первую очередь он орал не оттого, что не находил никаких доказательств нашего нелегкого путешествия, а потому, что драгоценные камни, накопленные им с таким большим трудом, оказались лишь миражом, и теперь снова придется влачить нищенскую жизнь рядового милиционера. Прощайте, Канары!
Невольно я принялся помогать Сене в его поисках, хотя и не для того, чтобы помочь обогащению хозяина. Мне в первую очередь хотелось найти доказательства того, что я не сошел с ума. Мы с Рабиновичем перерыли весь дом, но ничего даже отдаленно похожего на котомку с самоцветами нигде не нашли. Я обреченно гавкнул и пошел на кухню, чтобы хоть поесть от разочарования. Сеня поплелся за мной следом. И поскольку Рабинович полез в холодильник, видимо, он тоже решил позавтракать. Но вместо этого истошно заорал и отпрыгнул от морозильной камеры, держа в руках ЭТУ ПРОКЛЯТУЮ ВСЕМИ БОГАМИ, И ОДИНОМ В ТОМ ЧИСЛЕ, КОТОМКУ!
Я радостно подпрыгнул и (каюсь, сделал это второй раз! ) кинулся на грудь Рабиновичу. В этот раз Сеня не увернулся, а прижал меня к себе, потрепав за ушами. А затем бросился в гостиную, схватил телефон и набрал знакомый номер.
– Ванечка, дорогуша, ты еще спишь? – елейным голоском поинтересовался он в трубку, а затем заорал: – Одевайся быстро, урод, и марш ко мне! Я сейчас Попа подниму. Нам возвращение как следует отметить нужно. – Похоже, Жомов еще не до конца проснулся, и мой Сеня заорал вдвое громче: – Какая на хрен работа? Ты хоть сооображаешь, где мы сейчас находимся?.. Ну, слава тебе, господи, проснулся! Все. Одевайся и беги ко мне. Через пятнадцать минут жду...
А вы говорите, чудес на свете не бывает!..
Мое собственное верное тренированное тело пятилетнего кобеля немецкой овчарки совершенно отказывалось мне подчиняться. Я не мог пошевелить ни одной мышцей, не мог открыть глаза. Да что там говорить! Я даже думать-то толком не мог, словно вчера вечером вместе с хозяином напился, как сапожник.
Вчера... Стоп, а что было вчера? И вообще, когда это самое «вчера» было? Я попытался восстановить в уме цепочку событий предыдущего дня, но ничего из этого не получалось. Перед моим внутренним взором проносились нечеткие образы, уловить даже очертания которых я не мог. Единственное, что я помнил совершенно четко, это вкус снега на зубах. Объяснив себе, что снег – это холодное и противное второе "я" обычного дождя, я попытался зацепиться за эту мысль и вытащить из памяти остальные образы, и тут же поймал за хвост, словно орущего кота в подворотне, одно-единственное слово: «ХОЗЯИН!!!!»
Ну, конечно же, хозяин! Кто же еще! .. Так кто-нибудь скажет, при чем тут хозяин и снег? И вообще, кто у меня хозяин? Вот тут-то я и оторопел окончательно. Представляете, что я, пятилетний породистый кобель, верный друг своему хозяину, помню, а вот кто такой этот самый хозяин, не помню ни фига! Это что же со мной сделали, что я до такого позора докатился? Сейчас ведь подойдет любой прощелыга, скажет: «Мурзик, ко мне», и я помчусь к нему на всех четырех лапах, даже не зная, мой ли он на самом деле хозяин.
Я попытался избавиться от наваждения и вспомнить, чей я пес и чем в принципе занимаюсь в жизни, но ничего из этого не получилось. Ну не помню я ничего, хоть блохами меня пытайте! .. Ага, а вот это уже плюс. Раз я вспомнил о блохах, значит, вспомню и остальное. Ведь если существуют у собак эти мерзкие кровопийцы, значит, есть и человек, который обязан нас, беззащитных кобелей, спасать от беспредела кусачих тварей. Ну и скажите мне, разве не хозяин этим должен заниматься?.. Конечно, хозяин. Вы абсолютно правы.
Следом за воспоминаниями о блохах в моей голове появились еще два новых слова: «АХТАРМЕРЗ ГВАРНАРЫТУС!» Я ужаснулся. Это что же такое получается? Если какой-то Ахтармерз спасает меня от блох, значит, именно он и есть мой хозяин?.. Да вы с ума сошли, если так решили! Вам бы самим хозяина с таким именем, я бы посмотрел, с какими глазами вы в приличном обществе показаться бы смогли. Нет уж, увольте. Человека, которого так зовут, держите от собак подальше. Иначе любой нормальный пес со стыда умрет.
И тут я вспомнил, что Ахтармерз – не человек, а трехглавый многофункциональный огнемет. Да и не хозяин он мой, а просто случайный попутчик... Ага! Если у меня был попутчик, значит, я куда-то шел. А раз он «был», значит я уже на месте! .. Или «был» в этом случае означает, что я его потерял?
Почему-то от такой мысли мне стало страшно грустно. Не знаю, чем была вызвана эта тоска, но мне захотелось выть на Луну, словно бездомной шавке. Я чувствовал, что во время моего путешествия случилось что-то непоправимое. Такое, от чего слабые духом кобели под машины кидаются. На несколько мгновений я задумался, стоит пытаться вспомнить дальше или лучше сразу найти подходящую машину, но тут над моей головой что-то громко запикало, и вдруг загремела такая музыка, от которой хочется вскочить и принять стойку, подобающую торжественному моменту. Музыка была до боли знакомой, но ее название ускользало от меня. Я напряг мозг изо всей силы, пытаясь его вспомнить, и вдруг, как обухом по голове, – граждане дорогие, да это же Гимн России!
Е-Е-Е-Е-ЕСТЬ! ВСПО-О-О-МНИЛ!
И куда тут девались и провалы в памяти, немощь в мышцах и сонливость. Я вскочил и обернулся вокруг своей оси, не веря собственным глазам. Но окружающая действительность не давала повода усомниться! Вот они, и родной холодильник, и милая сердцу газовая плита, и мойка, заваленная грязной посудой. Я был. на кухне нашей собственной однокомнатной квартиры, и даже моя верная помятая алюминиевая миска, до краев заполненная настоящим синтетическим собачьим кормом, была на месте. И половик на месте! А вон и приметное пятно, которое я на этом половике совсем несмышленым щенком оставил, а Рабинович оттереть не смог. Все здесь. Все на месте. А значит, я дома. Дома, мать твою! .. А где хозяин?
– Мурзик, заткни пасть на хрен! – раздался из комнаты знакомый голос. – Время шесть часов, а ты орешь, будто на работу проспали. И какого черта я опять вчера забыл выключить это проклятое ра...
Неожиданно Сеня заткнулся, а я стремглав помчался к нему. Мой Рабинович сидел на диване, оторопело осматриваясь по сторонам. Не останавливая прыжка, я ударил его лапами в грудь и, повалив обратно, принялся облизывать... Запомни, Сеня, это случилось первый и последний раз. Больше таких телячьих нежностей от меня не дождешься. Цени момент!
Однако Рабинович даже не заметил, что я впервые с того времени, как дорос до намордника, позволил себе проявить искренние чувства. Рассеянно утеревшись рукой, Сеня столкнул меня с груди и встал, ошалело глядя по сторонам. А потом принялся бегать по комнате и орать как сумасшедший. Он хватал руками разные вещи, нежно прижимал их к груди, а старенький телевизор даже поцеловал. Я носился по комнате вместе с ним, но вот, когда очередь целоваться дошла до зеркала, Рабинович вдруг остановился. Замер и я. Да и было с чего! Редкой щетины, заполонившей Сенину физиономию к тому моменту, когда мы встретились со старухой Изергиль, не было и в помине.
Рабинович бросился к своей форме, еще недавно сильно потрепанной, помятой и перемазанной пятнами жира от неосторожного принятия пищи, и оторопел окончательно. Эти доспехи милиционера, перенесшие с нами столько горестей, невзгод и лишений, сверкали абсолютной чистотой, были отутюжены, отглажены и преспокойно висели на спинке стула, будто и не шатались среди времен и миров. Я оторопело обнюхал форму, пытаясь уловить хоть отголоски запахов дыма, скотного двора и жареной свинины, которой она пропиталась за время нашего путешествия, но мундир пах только стиральным порошком, сигаретами и водкой. Это что еще за беспредел?! Неужели мы и не ходили никуда? Неужели это странное путешествие нам только приснилось? Что же это, групповая галлюцинация?
Похоже, Сеню тоже посетили подобные мысли, и он принялся метаться по комнате в поисках заветной котомки, которая была на его плечах во время встречи с Изергилью. Этот проклятый вещмешок никак не хотел попадаться на глаза, и Рабинович начал ругаться сначала потихоньку, а затем все громче и громче. Причем в первую очередь он орал не оттого, что не находил никаких доказательств нашего нелегкого путешествия, а потому, что драгоценные камни, накопленные им с таким большим трудом, оказались лишь миражом, и теперь снова придется влачить нищенскую жизнь рядового милиционера. Прощайте, Канары!
Невольно я принялся помогать Сене в его поисках, хотя и не для того, чтобы помочь обогащению хозяина. Мне в первую очередь хотелось найти доказательства того, что я не сошел с ума. Мы с Рабиновичем перерыли весь дом, но ничего даже отдаленно похожего на котомку с самоцветами нигде не нашли. Я обреченно гавкнул и пошел на кухню, чтобы хоть поесть от разочарования. Сеня поплелся за мной следом. И поскольку Рабинович полез в холодильник, видимо, он тоже решил позавтракать. Но вместо этого истошно заорал и отпрыгнул от морозильной камеры, держа в руках ЭТУ ПРОКЛЯТУЮ ВСЕМИ БОГАМИ, И ОДИНОМ В ТОМ ЧИСЛЕ, КОТОМКУ!
Я радостно подпрыгнул и (каюсь, сделал это второй раз! ) кинулся на грудь Рабиновичу. В этот раз Сеня не увернулся, а прижал меня к себе, потрепав за ушами. А затем бросился в гостиную, схватил телефон и набрал знакомый номер.
– Ванечка, дорогуша, ты еще спишь? – елейным голоском поинтересовался он в трубку, а затем заорал: – Одевайся быстро, урод, и марш ко мне! Я сейчас Попа подниму. Нам возвращение как следует отметить нужно. – Похоже, Жомов еще не до конца проснулся, и мой Сеня заорал вдвое громче: – Какая на хрен работа? Ты хоть сооображаешь, где мы сейчас находимся?.. Ну, слава тебе, господи, проснулся! Все. Одевайся и беги ко мне. Через пятнадцать минут жду...
А вы говорите, чудес на свете не бывает!..