Льювеллин Сэм. Кровавый апельсин

   — Я так рад тебя видеть! — говорил я ей.
   — Я тоже, — сказала она, опустила голову на подушку и тотчас уснула.
   Все было нормально, даже восхитительно.
   Я тоже прилег на пару часов. Потом встал, принял душ, влез в джинсы, надел шляпу с полями и выпил на кухне чашку кофе. Затем вытащил Мэй из детской, погрузил ее и чемодан в «ягуар» и поехал по направлению к Кей-стрит, где Скотто пару лет назад купил коттедж.
   Его смуглая подруга Джорджия жила в нем с их пухлыми темнокожими близнецами. Мэй любила Джорджию и двойняшек, и Джорджии нравилась Мэй. Она часто оставалась у них, когда я бывал в отъезде. Но сегодня моей дочери попала какая-то шлея под хвост. Еще в автомобиле она начала капризничать.
   — Почему ты опять уезжаешь? — спрашивала она.
   — Понимаешь, новая яхта. Она требует времени.
   — Только не в Лондон, — заявила она. — Твое лицо все в синяках, и когда ты возвращаешься, то выглядишь очень усталым. Что ты там делаешь?
   — Когда-нибудь я объясню тебе все.
   — О, папочка, — опять заныла она, — еще и эта пламенная Агнес. Ты должен расстаться с ней.
   — Я думал, она нравится тебе, — удивился я.
   — Вот еще! — фыркнула она.
   Джорджия открыла садовую калитку. Жимолость уже отцвела, и двойняшки на еще нетвердых ногах возились, посасывая розовую карамель и толкая друг друга.
   — Джеймс, — сказала она и поцеловала меня в щеку. Потом увидела чемодан. — Мэй, сладость моя, ты останешься? — спросила она.
   — Пусть хотя бы немного осмотрится, — ответил я. — Ты понимаешь?
   — Признаться, нет. Ты что, снова увозишь Скотто? Ведь он только что вернулся.
   — Нет, пока не увожу, — успокоил я ее.
   — Но скоро это случится, да? — Она улыбнулась мне своей белозубой улыбкой, а затем вперилась в меня взглядом. — Так что же с тобой случилось?
   — Свалился в док, — ответил я.
   — Надо быть поосторожней. — Улыбка исчезла с ее лица, и оно стало серьезным. — Так много людей пострадало в связи с крушением «Апельсина»!
   — Постараюсь, — успокоил я ее. Мэй была уже у садового крана и обмывала розовый леденец, который уронил один из близнецов. — Ну, я должен идти.
   — Не волнуйся, — сказала Джорджия.
   Я обернулся и помахал ей рукой. Потом они помахали мне все четверо — Мэй с локонами Ширли Темпл, два маленьких смуглых мальчика и Джорджия. Здесь они были в безопасности, в самом центре Пултни, где каждый заботился о другом. Не то что в «Милл-Хаусе». Я выехал через центральную аллею.
   Когда я вернулся домой, в нем было пусто, как в могиле. Солнце освещало садовые дорожки, но я испытывал какой-то мерзкий дискомфорт, будто встретил кого-то знакомого и он не узнал меня.
   Я запер все двери и поднялся в свой офис.
   На столе выросла кипа бумаг. За окном офиса визжали пилы и приспособления, режущие фанеру. Я взял телефон и позвонил Делу Бонифейсу. Никто не отозвался. Потом я набрал номер, который был нацарапан на стене над телефоном продавца яхт.
   — Спэдин Эквити, — отозвался женский голос.
   — Спэдин Эквити, — повторил я. — Я совершенно разбит и душой, и телом.
   — Хорошо, — мгновенно отреагировала женщина. — Чем могу помочь?
   — Пару дней назад вам должен был позвонить Эд Бонифейс, — сказал я. — Мне было бы очень приятно, если бы кто-нибудь мог сообщить мне, с кем он говорил.
   — У нас шестьсот двенадцать абонентов, — ответила женщина. — Сожалею.
   После этого не имело смысла звонить снова. Я отсутствовал почти две недели, и за это время накопилось много дел. Я отдельно разобрал звонки от разного рода лиц мужского пола, а остаток утра провел в изучении объявлений от торговцев строевым лесом. Я знал: чтобы расплатиться с Гарри, нужны только наличные.
   И Гарри тоже знал об этом. Круглолицый и пухлощекий, он заглянул ко мне в полдень и спросил:
   — Как идет подсчет сбережений?
   — Отлично, — ответил я с деланной симпатией, которой в действительности не испытывал к нему. — Нашел новую работу?
   Гарри ответил короткой улыбкой, которая свидетельствовала о том, что он знает, черт возьми, о моей неспособности переходить предел дозволенного в разговоре о деньгах.
   Зазвонил телефон.
   — Проклятье! — раздался голос. — Где ты был, Джеймс? Я пытаюсь поймать тебя вот уже три дня.
   — Здесь и там, — неопределенно ответил я. — Чем могу быть полезен, Чарльз?
   Чарльз Ллойд был настоящим брокером. Таким именно хотел бы стать и Дел Бонифейс в один прекрасный день, если бы его мечты внезапно осуществились. Он специализировался на быстроходных, красивых, дорогих яхтах.
   — Победы тебе в дальнейших гонках! — пожелал он.
   — Почему ты сейчас заговорил об этом?
   — Я хочу внести в список твою яхту. Ты же знаешь, как я отношусь к гонкам на многокорпусных судах.
   Я знал. Он считал их слишком быстрыми, слишком опасными и слишком небрежно построенными. И девять против одного — он был прав.
   — Выиграешь еще пару гонок на ней, а потом я могу ее продать для тебя.
   — И за сколько?
   — Ты будешь плакать, когда узнаешь, — пообещал Чарли.
   — Назови сумму, — попросил я. Он назвал. — Уже готов продать, — ответил я. — Почему бы и нет?
   Когда я положил трубку, Гарри все еще был тут. Я знал по собственному опыту, что подслушать телефонный разговор из моего кабинета не составляет особого труда. Улыбка на его лице исчезла, и уголки пухлых губ опустились. Это было неудивительно, потому что Чарльз назвал сумму, за которую легко можно было выкупить долю Гарри и кое-что даже осталось бы. При условии, если я выиграю гонку.
   — Есть еще что-нибудь, что мы должны обсудить? — спросил я.
   — О, — ответил он задумчиво, будто я прервал нескончаемый поток его мыслей. — Нет. Ничего. — И он вышел.
   Во время ленча я начал просматривать почту. Агнес прислала номер журнала «Пари Уик-энд». На обложке красовалась фотография яхты «Секретное оружие», вылетающей на парусах из Шербура.
   Мы все стояли на ветру, ухмыляясь и показывая свои зубы, как разозлившиеся обезьяны. На корме было еще несколько французов и Джон Доусон — великолепная впечатляющая картина!
   Статья в самом журнале оказалась даже лучше, чем я предполагал. В ней говорилось о том, что французские гонщики на яхтах с несколькими корпусами должны быть начеку, так как в англичанах все еще жив дух Дюнкерка. Поэтому такие гонщики, как Джеймс Диксон и Чарли Эгаттер, не пожалеют своих сил, чтобы добиться победы. А что, требовательно ставился вопрос в статье, что бы произошло, если бы мы получили достаточное количество денег от спонсоров? Мы могли бы стать серьезными соперниками всем участвующим в гонках многокорпусных яхт...
   И все в том же духе. Напечатали и мою фотографию, на которой я был похож на боксера-тяжеловеса после трудного боя. Была и фотография Чарли, обессиленного и не слишком радостного. Менее престижной для нас мне показалась фотография на развороте, где огромная яхта Джона выглядела как насекомое со сломанными лапками, с замершими между небом и землей обвисшими парусами. Я долго смотрел на эту фотографию. Бедный Джон, подумал я. Бедный Эд. Потом я выбросил журнал в мусорную корзину.
   Зазвонил телефон.
   — Это Морт Салки, компания «Оранж Карз», — представился человек на другом конце провода. — Джимми, рад слышать тебя. — Голос казался пронзительным, но одновременно немного приглушенным. — Мы встречались в яхт-клубе Пултни.
   — Да, — ответил я, — помню. — Я и в самом деле помнил его бледное лицо с копной черных волос и казавшимися громадными глазами за стеклами очков величиной с оконную форточку.
   — Слушай, — продолжал Салки. — Ужасная статья в «Пари Уик-энд». Вы действительно участвовали в гонках без поддержки спонсора?
   — Какое-то время, — ответил я.
   — Ну ладно, — отозвался Салки, — какое-то время. Послушай, Джимми, мы с Сайлемом утром прочитали эту статью. И очень сожалеем, что ты не мог присутствовать на приеме в Шербуре. Я слышал, у тебя были там неприятности. Хочу тебе сказать, что мы собираемся серьезно развернуться в Европе. Как президент-управляющий компании «Оранж Карз» заявляю, что испытываю волнение, желая помочь самым перспективным в британском спорте. Знаешь, мы считаем, то, что случилось с Джоном Доусоном, ужасно. И вот к какому решению пришли: мы оставляем прежнюю сумму и надеемся, что ты согласишься продолжить дело Джона. Договорились?
   — Вы что, предлагаете мне свою спонсорскую поддержку? — спросил я.
   — Так, верно, — ответил Салки. Он нервно засмеялся и заговорил снова, сбиваясь на местный жаргон: — Так что приезжай через пару дней, и мы все это оформим. Оговорим средства, которые пойдут на яхту. Очень неплохая сумма, поверь мне. Мы ничего не делаем наполовину. — Он помолчал, будто втягивая в себя носом воздух. — Еще одна вещь: наша помощь значительна настолько, что можно вполне обойтись без брокеров. Давай забудем о Терри Таннере. Ты не возражаешь?
   — Эта мысль мне по сердцу, — ответил я.
   — Ну вот и чудесно. Хорошо. Отлично. Очень приятно говорить с тобой. Надеюсь увидеть тебя в ближайшую пару дней. Ха-ха, до свидания.
   — До свидания, — попрощался я и тут только заметил, что говорил все это улыбаясь. Все складывалось как нельзя лучше, особенно в последние пять минут.
   Телефон зазвонил снова, и я сразу же схватил трубку.
   — А! — произнес высокий радостный голос, как будто обладатель его никогда не видел меня в образе ехидны или отчаявшегося и желающего вскрыть вены. — Герой Шербура!
   — Что тебе надо? — спросил я.
   — Отличные новости, — ответил Терри Таннер. — Я получил спонсора. Компания «Оранж Карз».
   — Да, они уже звонили, — сообщил я. — Мы договорились работать без посредников.
   — О... — протянул Таннер, и оживление в его голосе исчезло. — Так значит, вы договорились? Это в самом деле так? Действительно? — Затем он произнес: — Ведь кое-кто уже пытался действовать в одиночку.
   — Думаю, что действовать одному — скорее правило, чем исключение.
   — Времена изменились, — констатировал Таннер. — Мир стал очень сложным.
   — Ничего сложного в управлении яхтой, — ответил я.
   — Джон Доусон считает иначе, — напоследок произнес Таннер, и нас разъединили.
   Я сидел и смотрел на телефонную трубку, как идиот. Эйфория улетучилась. Я видел цыганские глаза и мертвенно-бледную кожу Рэнди, кинжал в ножнах, висящий на ремне.
   Я снял телефонную трубку и набрал номер справочной в Сихэме.
   — Я бы хотел узнать адрес кого-нибудь из родственников Алана Бартона, того парня, который недавно утонул.
   Судя по голосу, в справочной сидел молодой и неопытный человек. Он дал мне адрес. Через полчаса я уже был на пути к Бристолю, где жили родители Алана.

Глава 24

   Монкастер-роуд была расположена в Северном Бристоле и оказалась длинной безликой улицей с тесно прижавшимися друг к другу домами. Серебряный «воксхолл» был припаркован к дому 111. Перед ним у калитки цвело несколько кустиков календулы, а огромная развесистая вишня раскинула свои ветви в саду перед домом. Из окна доносился звук телевизора. Когда я позвонил в колокольчик, он, потрезвонив, резко замолк, и за дверью послышались быстрые шаги.
   — Входите, — пригласил мистер Бартон, настороженно вытягивая лысую голову и оглядывая улицу. Это был крепкий толстяк с беспокойным взглядом: по неписаным законам, заведенным обитателями Монкастер-роуд, было слишком позднее время для приема гостей.
   Я вошел. Миссис Бартон уже приготовила чай, заранее разложив все на подносе. Там лежали маленькие бисквиты, а стеганый чехол на чайнике был расшит тамбурным швом, должно быть, ее руками. На каминной доске, уставленной латунными горшками и сковородками, стояла фотография Алана, очень довольного, в школьном галстуке и блейзере.
   — Мне бы хотелось задать несколько вопросов об Алане, — заговорил я.
   — Ну конечно, — просияла миссис Бартон. У нее были такие же озабоченные карие глаза, как и у ее сына. А муж промолчал, раскуривая трубку, только опасливо взглянул на нее.
   — Мне интересно, как он начал заниматься парусным спортом, — продолжил я. — Ведь он этим занимался не очень серьезно, правда?
   — Нет, конечно нет, — согласилась миссис Бартон.
   — У него была такая хорошая работа, — добавил мистер Бартон. — И однажды он пришел домой и сказал, что бросает ее.
   — А что это была за работа? — спросил я.
   — Он работал в доках, при тамошнем музее. Был слесарем-ремонтником. Паровые двигатели, старые автомобили — он был помешан на технике. Ну, мы думали, это лучше, чем быть механиком в гараже, в конце концов. — Мистер Бартон выдохнул дым.
   — Но он встретил этого парня, — продолжила миссис Бартон, — и тот предложил ему работать на него. Бог знает почему. Тот парень платил ему очень хорошие деньги.
   — Он привык к деньгам, — сказал мистер Бартон, — и это стало его несчастьем. Через его руки проходило слишком много денег... через Алана.
   — Вот именно, — подтвердила миссис Бартон. Я понял, что присутствую при затянувшемся семейном споре, и промолчал.
   — Ты тоже могла бы заметить это, — бросил мистер Бартон жене. — Карты, лошади... он не мог остановиться.
   — В самом деле, так, — опять подтвердила миссис Бартон. — Господь знает, где он их добывал.
   — Это всегда меня беспокоило, — откликнулся мистер Бартон.
   — Он хорошо получал, — настаивала миссис Бартон, — благодаря Всемирной поддержке.
   — О да, — вступил я в разговор. — Всемирная поддержка.
   — Это так. Они оказывали финансовую поддержку и так далее. Всемирную. Помощник их управляющего был задействован в работе музея. Что-то связанное с большими морскими регатами. Он приметил Алана и нанял его за двойную плату. — Мистер Бартон выбил табак из трубки каким-то сложным инструментом из нержавеющей стали. — У этого парня был довольно странный вид. Стрижка «ежиком», красивые пушистые усы. Весь в коже...
   — Так, — сказал я. Алан смотрел на меня с каминной доски уверенными глазами школьника. — А когда это все случилось?
   — Около года назад, — ответил мистер Бартон.
   — Так, — опять в раздумье произнес я, а про себя подумал: «После всего случившегося... Вот и ответ. Прости меня, Эд, прости, что я не верил тебе с самого начала. Пожалуйста, прими мои сердечные извинения. Не важно, что они не принесут теперь тебе уже никакой пользы».
   — Мы никогда точно не знали, что это была за работа, — нервно улыбаясь, сказала миссис Бартон.
   Мистер Бартон откашлялся, посмотрел по сторонам.
   — Ну, я думаю, ему нечего было бы стыдиться. Я промолчал.
   — Есть еще что-нибудь, о чем вам хотелось бы узнать? — спросил мистер Бартон.
   Голос его звучал грустно и уныло. Я понял, как ему хочется, чтобы я поскорее ушел, а он бы спокойно, наедине мог предаться воспоминаниям о жизни своего сына. Сына, который был опытным механиком, бросил хорошую работу, чтобы начать заниматься странными делами, вкалывая на какого-то подозрительного типа, который платил ему подозрительно большие деньги за их общие дела. На Монкастер-роуд мать предпочитала не замечать таких вещей. Но отец этого сделать не мог. В этой маленькой квартирке с патриархальным укладом мистер Бартон ощущал себя человеком, утратившим все иллюзии, а вместе с ними — и единственного сына.
   Пора было уходить.
   — Ну, — бодро заявил я, поднимаясь с оптимизмом, которого не испытывал, — мне пора. — Мы искренне улыбнулись друг другу на прощание. Я пожал их холодные нервные руки и отправился дальше на своем «ягуаре».
   Поднимаясь вверх по Уайтледиз-роуд при свете уличных фонарей, я думал, что они подходят друг другу, словно ветчина и яйца. Да, Рэнди отыскал более легкий путь изъятия денег у клиентов Тедди Таннера, чем простое взимание комиссионных. В прошлом году он подослал судебных исполнителей к Артуру Дэвису. В этом году шантажировал Эда и пообещал ему, что, если тот не заплатит денег, его яхта будет повреждена. Эд не смог или не захотел платить. Тогда Рэнди послал Алана, чтобы тот испортил все, что только сможет испортить. Но лишь законченный идиот пошел бы на это дело: перетирать якорный трос на подветренном берегу, в шторм...
   Законченный идиот или тот, кто ничего не смыслил в морских делах.
   Таким человеком и оказался Алан.
   Я поежился. Это было моей ошибкой. Я сказал как-то однажды, перед тем, как мы сели на мель: «Если обрывается трос, то в нашем распоряжении — великолепный песчаный пляж».
   Он и действовал по моему совету.
   Я повернул к дороге М4. Казалось, что «ягуар» уловил мое настроение. Свет его фар врывался большими белыми конусами в темноту, и скорость машины подходила к 120 милям, гранича с предельной на спидометре. На память пришли слова, сказанные Агнес о Рэнди: «Он играет в карты, читает журналы по культуризму и делает все, что ему прикажет Таннер». Бандитский сговор, в результате которого погибла яхта, был частью преступной деятельности Рэнди. Он мог требовать деньги, сопровождая эти требования угрозами. Но сам Терри Таннер был бы ничем, если бы не его изобретательность. Да, думал я, пришло время подумать очень и очень серьезно о мистере Терри Таннере.
   В семь часов я свернул с дороги и снял номер в ближайшей гостинице. Уснул сразу же, как только коснулся головой нейлоновой подушки. Утром съел традиционный английский завтрак: датский бекон, флоридский апельсиновый сок и бразильский кофе. Затем я направился в Милтон-Кинес.

Глава 25

   Лето пришло в Милтон-Кинес, но не было маргариток во ржи, росшей вперемежку с травой, покрывающей неровную десятиакровую поверхность земли, принадлежащей компании «Оранж Карз». Как и не обнаружил я вьющихся растений на чистом, строгом кирпичном здании самой компании. Пахло новыми коврами и включенными компьютерами. Я прошел через коридор без окон в кабинет Морта Салки, директора по связям с общественностью.
   Морт Салки был на рабочем месте и выглядел свежим и бодрым. Черная копна его волос казалась наэлектризованной, а большие очки в темной оправе энергично отсвечивали, когда он, выйдя из-за письменного стола, усаживал меня за стоявший в углу кофейный столик.
   — Кофе, — попросил он секретаря, щелкнув пальцами, и будто между ними пробежала электрическая искра. — Кофе, кофе!
   Он быстро ввел меня в суть дела.
   — Прекрасные гонки под Шербуром, — похвалил он, — и прекрасная яхта. — Казалось, он вспоминал что-то про себя. — Жаль бедного Джона, — продолжал он. — Это настоящая трагедия.
   У меня возникло ощущение, что его слова — обычная вежливость делового человека, который стремится побыстрее соблюсти формальности и перейти непосредственно к делу, от которого его оторвали.
   — Мы возлагаем большие надежды на тебя, — приступил он к главному, — и я постараюсь изложить тебе наши доводы.
   Я кивнул. Появился кофе на подносе, жидкий, водянистый, в серебряном кофейнике и фирменных чашках.
   — "Оранж Карз" является компанией, владельцы — в Японии, — продолжал он. — Мы работаем на Европейский рынок в Британии.
   Недавно мы подписали договор о сотрудничестве с четырьмя европейскими странами: Францией, Германией, Австрией и Италией — и решили, что развернем широкую спонсорскую программу, потому что хотим в европейском масштабе поддерживать победителей, которые не боятся остаться один на один с враждебным морем. После Шербура нам выделили десять минут лучшего эфирного времени на европейском телевидении. О нас писала вся пресса. Конечно, мы давали деньги и Джону Доусону. — Салки криво усмехнулся, обнажив в улыбке длинные зубы. — Деньги, на которые можно бы купить десять секунд рекламы, да и то только во Франции. — Он положил свои длинные холеные руки на прозрачную поверхность кофейного столика. — Так что энергия спонсоров не потрачена зря.
   — А что произойдет, если случится что-то непредвиденное? — спросил я.
   Салки бросил на меня взгляд, в котором его энтузиазм внезапно сменился соображениями расчетливого дельца.
   — Наши исследования показывают, что это лишь малая часть проблемы.
   Широкая деланная улыбка снова обнажила его зубы целиком, до самых десен.
   — Но, — сказал он, — если бы с бедным Джоном не произошло этого... несчастного случая, возможно, мы получили бы только половину времени на ТВ. Так что в любом случае все будет сбалансировано.
   — Понятно, — сказал я.
   — Еще одно! — Морт поднял руки над столом, и на стеклянной поверхности остались следы его пальцев. — Мы даем тебе деньги за участие в гонках твоей яхты. И полностью доверяем тебе. Но после твоего возвращения мы ожидаем от тебя самого не меньшего доверия. Мы делаем ставку на тебя. Поэтому нам хотелось бы, чтобы ты был любезен с прессой, помогал в делах компании, встречался с важными посетителями. — Он снова улыбнулся.
   — Значит, и вы должны понять одну вещь, — уточнил я. — В любом случае прежде всего — это моя лодка и моя гонка, а уж потом мои обязательства перед спонсором.
   — Доброе утро, мистер Диксон, — прозвучал еще один голос с другого конца комнаты. Я поднял глаза. Какой-то человек незаметно вошел в дверь во время нашего разговора. Он был худым и высоким, а над его лбом живописно вилась белокурая прядь волос. Он обаятельно и печально улыбался, как бы извиняясь за отсутствие в течение всего этого времени.
   Морт Салки поднялся.
   — Дуг Сайлем, — представил он вошедшего. — Наш европейский директор. — Голос его зазвучал вдруг необычно робко. — Думаю, вы встречались?
   — Конечно, мы встречались. — Его рукопожатие было твердым и сухим. — В Шербуре. — Его датский акцент был мягким и твердым одповременно. — Морт ведет переговоры, я выписываю чеки. — Он протянул мне конверт. — Это ваш контракт. Посмотрите его вместе со своим юристом. Хорошо?
   — Блестящая идея, Дуг, — заметил Салки.
   Сайлем посмотрел на часы.
   — Теперь я должен идти, — сказал он. — Джим, вы надежный человек. В деловых отношениях это всегда является преимуществом. Мы надеемся, что вы быстро ознакомитесь с контрактом. Чек на первоочередные расходы уже выслан. Думаю, он удовлетворит вас. — Сайлем снова бросил на меня полувопросительный взгляд. Это был взгляд высокоинтеллигентного человека, который воспринимает мир таким, каков он есть, и который знает, что чек выписан на сумму действительно достойную, что бы об этом ни говорил я или кто-либо еще.
   Когда он ушел, Салки повел меня по территории фабрики, где в течение трех часов я пожимал руки и наблюдал улыбки всяких официальных лиц, заходил в офисы. Навесы над помещениями были выкрашены в бледно-зеленый цвет, а вспышки и скрип роботов-сварщиков действовали, как гром в замкнутом помещении. Но я обнаружил, что думаю все время об одном: «Самое главное — яхта». Затем был ленч в столовой. Я все время улыбался, даже и после него, в офисе Морта, когда явилась бригада дизайнеров и предложила посмотреть эскизы ярлыков с надписью, которую они хотели прикрепить повсюду на яхте «Секретное оружие». Мы договорились с рабочими встретиться на Уотерфорд-Баул через два дня и провести покрасочные работы, чтобы подготовиться к гонкам. Яхта «Секретное оружие» перестала существовать. Да здравствует яхта «Апельсин-2»!
   Когда все закончилось, Морт Салки подвел итог:
   — Джимми, благодарю, что ты нашел время посетить нас. И за твое полное доверие к компании «Оранж Карз».
   Я посмотрел в его серьезные карие глаза за огромными стеклами очков и подумал: интересно, что бы он сказал, если в знал, что сейчас у меня три основных обязательства: одно — по отношению к компании «Оранж Карз», чуть более ответственное — к выигрышу в регате «Вокруг островов», но самое главное — связанное с моими подозрениями в поисках того, кто обмотал шею Эда Бонифейса шнуром и туго затянул его.

Глава 26

   Возвращаясь в Пултни, я медленно ехал вдоль Кей-стрит, объезжая ранних туристов, бредущих почему-то посредине улицы и оставляющих за собой, как правило, шлейф мусора. Мне было одиноко и хотелось домой.
   В садике перед коттеджем Джорджия поливала герань, Мэй в своей комнате наряжала игрушечного медвежонка, принадлежавшего близнецам, а Скотто чистил к обеду картофель. Вполне уютная домашняя сцена. Это заставило меня сразу почувствовать, что моя собственная жизнь состоит в основном из скучной работы, разбавленной немалым количеством черного кофе.
   — Все в порядке? — спросил я у дочки, обняв ее.
   — Что? — переспросила она, посмотрев на меня своими большими синими глазами, будто жизнь не могла быть никакой иной, кроме как замечательной. Неожиданно я ощутил себя полнейшим глупцом из-за того, что поддался своему желанию встретиться с нею. Нет, даже более чем глупцом: я сам себе казался сейчас грязным, запятнанным убийством, деньгами, обманом...
   — Ты опять уезжаешь? — довольно спокойно поинтересовалась Мэй.
   — Завтра гонки, — ответил я. — Мы участвуем с Чарли. Кубок Уотерфорда. Из Плимута во Францию и обратно. Потом как проклятые будем работать всю неделю и готовиться к регате «Вокруг островов». Все это займет около двух недель, после чего мы с тобой сможем некоторое время провести вместе.
   — Ты надеешься выиграть?
   — Естественно.
   Мэй улыбнулась улыбкой, которая всегда заставляла меня помнить, что, несмотря на все, что ей пришлось пережить, она, в сущности, оставалась маленьким постреленком, таким же, как любая девочка ее возраста.
   — Ты не обязан выигрывать, — заметила она.
   — О нет! Я должен это сделать... и побыть с тобой, — ответил я и поднялся.