Голос Жарре разорвал тишину.
   — Победил лучший, старина, — сказал он с нарочитым оксфордским произношением и выдохнул на меня дым своей сигареты «Голуаз».
   Несколько мгновений я стоял, смотря на затылок Агнес, внимательно наблюдавшей, как Алек Стронг что-то записывает в блокнот, потом положил руку ей на плечо. Она сбросила ее нетерпеливым движением и взяла под руку Жарре. Тот повернулся и поцеловал ее в шею.
   Я пошел к выходу. Альтернативы не было.
   Обратно в Пултни мы возвращались вместе со Скотто. Я вел машину очень быстро. Скотто я ничего не рассказал; Это все та же старая история. В свое время подобное произошло с матерью Мэй. Я расслабился, потерял контроль и в результате схлопотал неприятности.
   — Чертов лягушатник, — пробурчал Скотто.
   Я кивнул, нажал педаль правой ногой, и машина с диким скрежетом прошла поворот.
   Гавань Пултни встретила нас яркими неоновыми огнями яхт-клуба. Там сейчас все обедают, обсуждают, как старина Джонни сделал поворот на подветренную сторону или что сказал Диксон вечером в Плимуте после гонок.
   — Давай-ка выпьем, — предложил я и направил машину к бару «Русалка».
   Здесь было душно. Чифи Барнс, как всегда, сидел в облюбованном им углу с рюмкой рома и пинтой горького пива на столе. Если бы не чувство отчаяния и боли, тут можно было бы неплохо провести время. Но, поскольку состояние у меня было отвратительное, я заказал ром для себя и пинту светлого пива для Скотто. Потом мы заговорили о яхте. И, должно быть, беседовали около часа, в течение которого несколько раз покупали друг другу выпивку. Наконец мы выбрались на улицу, где свет фонарей, освещавших гавань, отражался от мокрых гранитных плит набережной. Скотто что-то пробормотал о том, чтобы довезти меня до дому, я, наверное, согласился, потому что был высажен возле ворот и побрел под дождем к «Милл-Хаусу».
   Дождь оказал отрезвляющее действие и вернул меня к воспоминаниям об Эде и Джоне. Очень осторожно и медленно, из-за большого количества выпитого спиртного, я двигался по газону, окаймлявшему с двух сторон подъездную аллею. Шум дождя заглушал мои шаги.
   Дойдя до поворота, за которым стал виден вход в дом, я резко остановился. Дыхание вырывалось у меня из груди, а пульс под воздействием рома бился медленно и глухо.
   Под одним из вечнозеленых падубов кто-то стоял.
   Этот «кто-то» стоял близко к стволу, но все же не настолько, чтобы, имея профессиональный взгляд, вроде моего, его нельзя было бы заметить. Ну хорошо, ублюдок, подумал я.
   Сойдя с дороги, я направился к деревьям. Дождь по-прежнему стучал по листьям, мне в нос ударил запах прелости. Двигался я медленно и очень тихо.
   Фигура под деревом пошевелилась, вероятно, переступила с ноги на ногу. Интересно, кто это мог быть? До незнакомца оставалось каких-нибудь шесть футов. Хорошо, подумал я, сдерживая дыхание. Момент настал, и, выдвинув плечо, я бросился вперед, ударив незнакомца точно в центр спины. Он свалился как куль, послышался глухой удар, когда голова его стукнулась о камень.
   Я выпрямился, незнакомец еще лежал. Все оказалось слишком легко.
   Подбежав к крыльцу, мне удалось быстро нащупать выключатель и зажечь свет. После чего я снова вернулся под дерево.
   Теперь хорошо были видны длинные ресницы, бросавшие тени на бледные щеки, разметавшиеся под дождем мокрые волосы. Лицо было спокойно, будто у спящего человека.
   Этим человеком оказалась Агнес де Сталь.
   Я отнес ее в дом и бережно положил на софу. Веки дрогнули, Агнес открыла глаза и вновь закрыла их. Я принялся трясти ее.
   — Агнес, — шептал я.
   Она застонала. Мои пальцы нащупали за правым ухом длинный рубец, как от удара кнутом. Глаза снова открылись. Агнес улыбнулась. Это была самая прекрасная улыбка, какую я когда-либо видел.
   — Прости, я подумал...
   Ее взгляд рассеянно блуждал, и внезапно мне пришло в голову, что у нее мокрые волосы, как, впрочем, и плащ, что вся она промокла, поэтому я отнес ее на второй этаж и положил в свою постель.
   — Я принесу тебе воды.
   — Чашку чая, — попросила Агнес и снова улыбнулась.
   По дороге на кухню я снова все вспоминал и вспоминал... Потом взял топор и обошел все комнаты. В доме никого не оказалось. Лишь после этого я сделал чай и отнес его на подносе Агнес, сел рядом и просто смотрел на нее. Я не знал, что сказать.
   Она скорчила мне рожицу. Тот факт, что Агнес смогла это сделать, принес мне некоторое облегчение.
   — Очень болит голова, — пожаловалась она.
   — Может, позвать врача?
   — Нет, — ответила она и, приподнявшись на локте, прикрыла от боли глаза. — Я должна была встретиться с тобой после всего того, что произошло сегодня вечером.
   — О! — только и вымолвил я, тотчас вспоминая о Жарре.
   — Извини, — сказала Агнес. — Тебе было чертовски неприятно, но мне необходимо было убедить Жарре, будто я на его стороне.
   Перед моими глазами встали его черные кудри... Вот он целует Агнес в шею...
   — Ну и как? — поинтересовался я.
   — Жарре мне все рассказал. — Агнес проглотила две таблетки аспирина. — И очень гордился собой.
   — Все рассказал?
   Я не спал вот уже сорок восемь часов и чувствовал, что валюсь с ног.
   — Он заключил сделку. Слушай, тебе интересно?
   — Сделку?
   — Жарре считает, что это очень умно. Твой партнер Гарри пришел к нему и предложил пять тысяч фунтов, если он выиграет гонку.
   — Гарри? — Мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. — Но у Жарре ведь есть спонсор!
   — Уже больше нет. Был большой скандал, и спонсор отказался от Жарре. Поэтому ему нужно было, чтобы кто-нибудь финансировал его участие в регате «Вокруг островов». И знаешь, с кем он договорился? С Делом Бонифейсом. Потом Жарре получит большие деньги, и никаких проблем.
   — Ты готова подтвердить все это на комиссии по претензиям? Сообщить об этой... сделке?
   — Конечно, — ответила Агнес и добавила: — Я, кстати, записала на магнитофон все, что он мне рассказал.
   Я в изумлении уставился на нее, Агнес смотрела на меня своими огромными синими глазами.
   — Гениально! — только и смог вымолвить я.
   — Знаешь, Жан-Люк ужасно ревнует меня к тебе. — Она хитро улыбнулась. — Конечно, здесь он прав. Но, по-моему, это все из-за его горячей крови, — сказала Агнес, будто читая мои мысли. — Конечно, когда он таранил твою яхту, то действовал хладнокровно и обдуманно.
   Я кивнул.
   Внезапно ее лицо вдруг стало отсутствующим и уставшим.
   — Спи, — предложил я. — Я люблю тебя.
   — Только потому, что я шпионю для тебя? — ответила шутливо Агнес и закрыла глаза.
   Лежа рядом с ней, я думал, как чертовски глупо все получается — единственный раз я мог выспаться, но рядом со мной была Агнес... Я думал, что скажет Чарльз Ллойд, когда узнает о решении комиссии прослушав сделанную Агнес запись.
   Потом я погрузился в тяжелый сон.
* * *
   Я превратился в айсберг, а вокруг бушевала буря. Я дрожал, и моя дрожь привлекала внимание огромной чайки с голубыми глазами. Это были глаза Терри Таннера, и я знал, что в любую минуту чайка может наброситься на меня, чтобы разорвать на кусочки. Вдруг она обернулась и пронзительно закричала. Ее крик резал мне уши и заставил все тело еще сильнее дрожать от страха...
   Это был телефонный звонок. Неуклюже вытащив из-под себя онемевшую правую руку, я поднял трубку.
   — Да, — хрипло произнес я, — Кто это?
   Часы показывали 3.15.
   — ...сообщение записано на пленку, — раздалось в трубке. — Слушай внимательно.
   Голос был лишен всякой эмоциональной окраски. Борясь со сном, я с трудом вникал в слова.
   — Сообщение начинается. Ты достанешь десять тысяч фунтов новыми десятифунтовыми купюрами, завернешь их в черный мешок. Завтра ты отвезешь этот сверток в Норфолк, в гавань Морлей, и в десять часов вечера положишь его под брезентовый чехол ялика «Айша». Он будет пришвартован справа, если смотреть на море. Потом ты уйдешь и не станешь наблюдать. Полиции ничего не сообщай, иначе рискуешь своей яхтой. — Голос замолчал.
   Я сидел совершенно ошеломленный и старался собраться с мыслями, горло перехватило.
   — Подожди, — глухо прохрипел я.
   — Повторяю, — произнес голос.
   Я нажал на кнопку магнитофона, вмонтированного в телефонный аппарат. Неизвестный повторил свое послание, в конце которого прозвучало:
   — Вспомни Эдварда Бонифейса и Джона Доусона. Подумай о своей яхте.
   Я взглянул на Агнес. Она еще спала, звонок не разбудил ее. Я помчался вниз по лестнице и непослушным пальцем набрал номер телефонной станции.
   — Я бы хотел узнать, откуда мне звонили.
   — Извините, но мы таких справок не даем, — безразличным голосом ответил оператор.
   Я было собрался аргументировать свою просьбу. Но потом мне пришло в голову: оператор сообщит в полицию... полиция... Нет...
   Подумай о своей яхте.
   И я набрал номер Скотто. Тот сразу же поднял трубку.
   — Как Мэй?
   — Хорошо, — ответил он. — Спит. Что-нибудь произошло, Джимми?
   — Нет, — соврал я, подумав на мгновение, что хорошо было бы рассказать Скотто об этом разговоре. Он был бы неплохим помощником. Но тут меня снова одолел мой прежний невроз. Болезнь рулевого — убеждение, что он отвечает за все.
   — Все хорошо, пока все хорошо!
   — Не беспокойся, — весело ответил Скотто, но его голос звучал встревоженно. — Спокойной ночи.
   — Да, — попрощался я. — Спокойной ночи.
   Я положил трубку и не знаю, сколько времени просидел за столом, смотря в темноту. Меня окутывали предрассветные тени, заставляя дрожать от страха. Но не того страха, который возникает, когда сильные волны бьют в борт и штурвал начинает трещать, не справляясь с управлением. А который испытывает человек, идущий по тонкой проволоке над бездонной пропастью, и достаточно одного неверного шага, чтобы навсегда погрузиться в забвение.
   Спустя некоторое время я поднялся и прошел по темному дому. Дождь прекратился, только ветер шумел в листьях деревьев. Сварив себе кофе, я снова уселся за стол на кухне.
   Кофе помог. Шок прошел, и голова заработала, мысли задвигались, подобно старым большим часам.
   Никакой полиции. Это займет время, а я должен участвовать в регате и не могу рисковать яхтой. И еще Артур Дэвис, Эд Бонифейс, Джон Доусон.
   Быстро перекусив, я начал приготовления. Написал рекомендательное письмо Агнес для Скотто, послание для Скотто и Чарли, где детально расписал необходимые приготовления для гонок. И еще в предрассветных сумерках, когда ранние птицы только начинали свои первые песни, завел «ягуар» и выехал на восток.

Глава 29

   Утро было чистым и солнечным, но к тому времени, когда я добрался до Эссекса, небо затянули облака и начался мелкий дождь. На дороге, ведущей к гаражу Дела Бонифейса, уже образовались лужи. Позади него к темной мрачной воде бежали полосы серо-зеленого ила. На небольшом захламленном дворике мокло оборудование, принадлежащее Делу.
   Дел был на месте. Пройдя мимо секретарши, крашеной блондинки, я шагнул в офис. На меня пахнуло несвежей мужской одеждой.
   — Чем могу вам помочь? — поднялся мне навстречу Дел, но при виде меня его любезная улыбка превратилась в оскал. — Что ты хочешь?
   — Твой брат был убит, — сказал я. — Ты хочешь найти того, кто это сделал?
   — Я знаю, кто убийца. Один из тех пропойц.
   — Неправда, — сказал я, и тон моего голоса заставил его быстро опуститься на стул. — Старуха с Хэншоу-стрит сказала, что слышала, как Эд разговаривал с тобой по телефону. Ты велел ему уходить. Почему?
   — Комната сдавалась.
   — Может быть. Но вот что меня интересует. Почему ты отправил меня на Хэншоу-стрит, а не на пристань Хоулетт?
   — Не знаю, — ответил Дел.
   Приблизившись, я положил руки на стол и посмотрел ему в глаза: они избегали моих.
   — Я снова тебя спрашиваю. И на этот раз мне нужен определенный ответ.
   Дел обиженно взглянул на меня.
   — Я подумал, что если ты отправишься на Хэншоу-стрит, то не найдешь его. Никто из этих пьяниц не знал, где Эд. И ты решишь, что он просто исчез. Мне не хотелось, чтобы вы встретились. Его голова была забита всякой чепухой о парнях, которые преследовали его и уничтожили яхту. Эд все-таки мой брат, а такие разговоры мешают бизнесу.
   — Это правда, — ответил я. — Его убил один из них. Ты же беспокоился, что он расскажет мне о том, что ты подпольный букмекер, верно?
   — Откуда ты знаешь? — крикнул Дел, вскакивая со стула.
   — Не напрягай мозги. Все, что я хочу сейчас знать, это кому ты сказал, что Эд был на Хоулетт?
   — Не знаю. Кому-то по телефону.
   — Какой у него был голос?
   — Нормальный. Как у обычного парня.
   — Что они сказали тебе? Что сожгут все яхты «Санси»?
   — Нет, — ответил Дел. — Они мололи всякую чепуху. Была уже полночь. Я не знал, что они собираются сделать с Эдом!
   — Надеюсь, что нет. Действительно надеюсь, что ты не знал, Дел.
   — Эд был моим братом, — примирительно произнес он.
   — Он был моим другом, — добавил я. — И я отомщу за его смерть.
   — Это не твое дело, — заметил Дел.
   — Ну, значит, ты можешь постараться заставить их заплатить за все. Итак, я начинаю все сначала, медленно и красиво. Помнишь наш разговор в кабаке «Виноградная гроздь»? Ты тогда сказал, чтобы я не беспокоился, что Эд только фантазировал, когда говорил, что кто-то изуродовал его яхту. Так ты был не прав. Кто-то разрушил его яхту, а еще кто-то убил его, потому что Эд подобрался к ним слишком близко. Поэтому, даже если бы он не был твоим братом, ты должен отплатить им.
   — Итак, чего ты хочешь? — поинтересовался Дел.
   — Поможешь мне найти тех, кто виновен в смерти Эда.
   — Погоди...
   — На его шее была веревка, Дел, — медленно произнес я. — На шее твоего брата Эда. Кто-то туго затянул ее. Я видел Эда. Его глаза вылезли из орбит. Лицо было распухшее и черное. Его язык...
   Дел с грохотом ударил кулаком по столу.
   — Очень хорошо! — прокричал он. — Очень хорошо!
   Потом замолчал, ковыряя ногтем слой пластмассы на углу стола, и сказал:
   — Но это тебе недешево обойдется.
   — Очень по-братски, — ответил я, приблизившись к столу. — Две сотни фунтов. Половина сейчас, половина — когда дело будет сделано. А вместо премии я не буду рассказывать полиции, что ты принимал ставки от людей, участвующих в гонках.
   Он сжимал в руке горсть больших серебряных колец.
   — Где деньги?
   Я почувствовал облегчение, испытав на собственном опыте братскую любовь Дела. Звонкая монета — вот что реально может заставить его действовать.
   Рассказав, что нам предстоит сделать, я направился к двери и подождал его. Мы стояли рядом, бок о бок. Мне вовсе не льстило наше сходство, но на этом можно было не зацикливаться. Одинаковый вес, одинаковый рост, схожие фигуры. Выйдя под моросящий дождь, мы сели каждый в свою машину.
   Первым ехал я в своем «ягуаре», следом Дел в «капри». Мы выехали на дорогу А11, направляясь к Северному Норфолку.
   В шесть часов мы уже миновали последнюю невысокую гряду и увидели море. Дождь прекратился, и вода была высокой: по морской глади струились полоски ила, вдоль берега выстроилось бесчисленное множество всевозможных лодок. Мы зашли в паб ближайшей деревушки и заказали по пинте пива, бобы и пироги. В баре было полно моряков с голыми ногами и гладкими лицами, что заставило меня почувствовать себя старым и очень уставшим. Дел же наблюдал за ними из-под полуприкрытых век безо всякого выражения: вероятно, рассматривая их как потенциальную силу для своей флотилии «Сан-си», состоящей из «старых калош».
   С пивом не было никаких проблем, а вот с пирогом пошли сложности. Зная, что сегодня вечером я получу наконец ответы на все вопросы, мой желудок завязался в узел и отказался от еды.
   В десять часов мы вышли и сели в машины. На землю уже опустились сумерки, но небо было чистым и звездным. В той же очередности мы остановились на ближайшей к Морлей стоянке, в четверти мили от гавани. Я приткнулся на обочине. Дел поставил машину и направился ко мне. Я надел на себя старый жакет и скользнул на пассажирское сиденье. Дел нарядился в мою куртку «Генри Ллойд» и сел за руль. Мы поехали вниз по склону. Выехав на прямую дорогу, я снял свою панаму и надвинул ее Делу на глаза.
   — Эй, — заворчал он.
   — Не кричи. Ты — это я. Когда выйдешь из машины, оставь дверцу открытой.
   — Как скажешь, — подчинился Дел.
   Я опустился на пол, ниже уровня окна, чтобы создавалось впечатление, будто в машине один водитель. С правой стороны в окнах мелькали дома, каменные и деревянные, кажущиеся черными на фоне вечернего неба. Гавань должна быть с левой стороны от небольшой бухты Кат. Впереди была лодочная стоянка.
   — Сверни на стоянку для автомобилей! — приказал я и почувствовал, как колеса свернули с гудронированного шоссе на неровную дорогу, ведущую к стоянке. «Ягуар» остановился напротив длинного ряда лодок, пришвартованных носами к стене причала. На часах было без двадцати десять.
   — Ялик называется «Айша», — сказал я. — Возьми сверток и положи его под чехол, закрывающий судно.
   Дел выбрался из машины, оставив дверцу открытой, и зашагал к лодкам, неся с собой сверток. Я прополз по полу и высунул наружу голову.
   Как я и приказал, машина стала напротив пришвартованных лодок. Если держаться ближе к земле, есть шанс остаться незамеченным. Песок врезался мне в ладони, теперь я находился в относительном укрытии, лежа на земле, носом в грязной траве. Послышались шаги. Оглянувшись по сторонам, я увидел человека, садящегося в мой «ягуар»: неуверенная походка, на голове панама, рост около шести футов. Нет никаких причин подозревать, что это не Джимми Диксон.
   Дел завел мотор. В сгустившейся темноте загорелись фары «ягуара». На другой стороне главной улицы, около коттеджей, зафыркала выхлопная труба. Больше никакого движения транспорта. Только отдаленный гул голосов, кваканье лягушек в болоте да свист ветра.
   Я лежал в ожидании и прислушивался к звукам. По-прежнему никого не было.
   Ничего не произошло.
   На церковных часах пробило десять. Потом половину одиннадцатого. Вокруг было темно, по небу с запада медленно ползли облака. Послышался громкий звук работающего мотора. Я уткнулся лицом в траву. По дороге, идущей вдоль набережной, проехал мотоцикл. Парень и девушка. Ни шлемов, ни фар. До меня доносились их хихиканье и смех, потом они растворились в темноте по дороге к морю.
   Прошло еще полчаса. Я уже начал замерзать. Умолкли последние птицы, а в деревенских домах один за другим гасли в окнах огни.
   По дороге позади меня проехал грузовик, отбрасывая в темноте желтый свет фар, от которого ложились гротескные причудливые тени. Машина остановилась в том месте, где я недавно ставил свой «ягуар». Открылась дверца. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Послышались тяжелые шаги. Мое ухо уловило звук открывающейся на чехле лодки застежки-"молнии": в ней что-то искали. Человек возвратился к автомобилю. Что-то бросили на пассажирское сиденье: сверток. Отлично, подумал я, значит, ты один. Сейчас-то я все и выясню.
   Приподнявшись на руках, я приготовился к броску вперед. В этот момент что-то мелькнуло у меня перед лицом, и тугая лента охватила шею. Я попытался просунуть под нее пальцы и ослабить давление, но лента входила все глубже и глубже, а пальцы лишь скользили по ее поверхности. В ушах зашумело, вены в голове кричали от избытка крови. Окружающий мир стал застилаться кровавым туманом. Я попробовал было закричать, но губы отказались мне повиноваться. Вся кровь прилила к голове, весь воздух находился за пределами моих легких. Внутри меня голос твердил: идиот, идиот, идиот. Потом красный туман сменился черным, черным, черным... И я провалился в пустоту.

Глава 30

   Сквозь черную завесу пробивались голоса. Я не мог четко их слышать, не мог видеть, кому они принадлежали. Моя шея болела. Попытавшись сглотнуть, почувствовал во рту вкус крови и боль. Мое тело казалось разорванным на части. Ступни тоже были как оторванные, они лежали рядом с ногами. Колени болели. И руки. Мои руки были возле ушей, вытянутые, как у прыгуна в воду. Что-то тяжелое дивило на грудь.
   Я открыл глаза. Я был осыпан кусочками бумаги. Мягкими, белыми, легкими, как снежинки. Вначале я не узнал их, потом вспомнил. Это были листы из телефонного справочника, из которых я сделал подобие десятифунтовых купюр и уложил в пакет. Кто-то осыпал ими мою голову. Тот, кто увидел, что это не деньги. Я попробовал повернуть голову, но шея онемела, попробовал крикнуть: «Нет!» — но голос не слушался меня, из горла вырвался только тонкий свист. В любом случае смысла в разговоре не было.
   Кто-то привязал меня к лодочному прицепу — ногами к номерной пластине. Связал запястья и намертво приковал к мачте. Тело поддерживалось полосой металла, служащей ребром прицепа. Балки, предназначенные для опоры лодки, впивались мне в лодыжки в трех-четырех дюймах от веревок. Было очень неудобно. Да это изначально так и было задумано. Любой человек, у которого хоть немного работают мозги, понял бы, что кто-то решил разорвать меня на части и что он еще не начал этого делать.
   Взревел мотор, в лицо ударил выхлоп газа. Прицеп медленно тронулся по дороге в сторону моря. Я заскользил боком, привязанный за руки и за ноги. Трейлер двигался, а мои мускулы кричали от усилий, которые я прилагал, чтобы задержаться. Вскоре я начал кричать. Нет, не так быстро, умолял я про себя, я не могу встать.
   Машина набирала скорость. Почувствовался глухой удар, и колеса на мгновение оторвались от земли. В этот миг невесомости я осознал, что в моих воплях и криках нет никакого смысла. Я был один. Совершенно один.
   Потом колеса снова коснулись земли, я скользнул под трейлер, а мое правое бедро стало волочиться по земле, бегущей со скоростью двадцать миль в час... Сначала стерлись мои джинсы, а потом дошел черед и до моей кожи. Боль в руках и ногах не шла ни в какое сравнение с чудовищной болью в бедре.
   Пока был ровный участок дороги, я обхватил левой рукой металлическую балку трейлера, а правую стал выталкивать как можно дальше в сторону. Вскоре почувствовал, что веревка, охватывающая запястья, немного ослабла и скользнула к предплечью: я уцепился пальцами за балку более крепко.
   Потом последовал второй удар.
   На этот раз настала очередь левого бедра. Правая рука разжалась, а тело снова повисло. Начался участок плохой дороги. Я делал все, что было в моих силах, пытаясь за что-нибудь держаться, чтобы тело не волочилось по дороге. Из глаз текли слезы агонии, когда то одним, то другим бедром я касался каменистого покрытия.
   Очень скоро у меня кончатся силы, чтобы бороться. Я просто повисну, и мясо начнет сходить с моих костей, оставляя кровавый след.
   Мы медленно ехали вниз. Я снова упал, но на этот раз на траву, замелькавшую у меня перед глазами. Здесь должен быть поворот к морю. Скорость уменьшилась приблизительно до пяти миль в час, машина резко повернула. Седан. Номерной знак не был освещен, поэтому я не мог его разглядеть. В лицо ударила вода. Вероятно, проехали по луже. Вскоре машина пошла еще медленнее, мотор ревел, перед моим лицом оказались глубокие колеи от колес, казавшиеся черными на фоне серой травы. Грязь летела мне в глаза. Держись, ты, ублюдок, думал я. Держись.
   Сжав в кулак левую руку, я изо всех сил рванулся вперед, выставив правую, и нащупал вытянутым указательным пальцем щеколду. Согнув палец крючком, мне удалось зацепиться за скобу рукоятки. Я должен поднять ее, за ней — небольшая ниша, где мое истерзанное тело будет в безопасности. Мотор снова заработал, машина сейчас двинется быстрее, это означало, что, если я не доберусь до этой ниши, мои мускулы превратятся в фарш.
   Господи, молил я, хорошо бы, владелец заботился о своем трейлере, смазывал его, чистил. И тут почувствовал, что щеколда слегка сдвинулась. Ее выступ находился возле моего большого пальца. Засунув его в образовавшийся зазор, я торжествовал: сейчас щеколда откроется! Все, что мне было нужно, это чтобы прицеп как следует тряхнуло.
   Мотор продолжал рычать, но колеса уже нашли опору. Я продолжал поддерживать щеколду большим пальцем, одновременно уцепившись левой рукой за балку, и понимал, что, если в течение нескольких секунд ничего не произойдет, мой палец онемеет, щель закроется, безопасное место станет для меня недоступным, и с меня будет содрано все мясо.
   Должно быть, мы ехали со скоростью около тридцати миль в час, когда наконец-то произошел первый толчок. Задние колеса машины попали в рытвину и подпрыгнули. Открыв рот, я закричал от боли и отчаяния, большой палец левой руки выскользнул из щели, я упал вниз на камни и песок, ударившись плечом обо что-то твердое, после чего принялся поворачиваться в разные стороны, пока колеса находились в воздухе, и вдруг понял: трейлер оказался впереди.
   Мне хватило десяти секунд, чтобы осознать, что я свободен. Шум мотора удалялся. Веревки, охватывающие руки, ослабли. Я потряс кистями. Вертикальное основание мачты, к которому меня привязали за руки, сломалось в момент последнего толчка.
   Постанывая от боли, я наклонился и начал развязывать ноги. Мне пришлось долго повозиться с узлами, хотя они были совсем простыми. Освободив ноги, я пополз с дороги в темноту, оказавшуюся покрытым травой склоном, и покатился вниз.
   Где-то в стороне моря стих шум мотора. В тишине послышалось хлопанье дверцы, потом вновь заработал двигатель, и со стороны деревни показался свет фар. Он приближался. Я как краб пополз по склону наверх и вдруг переменил свое решение. Неожиданно мне пришла в голову мысль, что надо держаться ближе к людям. Если где-то здесь рядом есть люди, смутно брезжило в голове, то я буду спасен. Машина приближалась. Скоро она остановится, они будут искать меня и найдут. Наступив ногой на что-то мягкое, я споткнулся.