Страница:
Свет шел со стороны правого борта. Казалось, в конце ослепительной дорожки серебристой воды поднялось солнце. Из-за сверкающего диска доносился звук двигателей. Светил прожектор, причем большой.
— Он там уже пять минут, — сообщил Ян.
— Слабоумный ублюдок, — выругался я. И помахал непрошенному судну руками, дескать, отходи.
Свет погас. У меня перед глазами поплыли красные круги. А там, в ночи, набирал обороты мощный двигатель.
— Оно приближается, — констатировал Ян. — О Боже!..
Гудение двигателя возросло до громкого рева. Бывают ли ночные видения, нет ли, но там, во тьме, стронулось с места что-то огромное, вспенивая фосфоресцирующую воду своими винтами. И двинулось в нашу сторону.
Спотыкаясь, я поспешил к корме, с разбегу отстранив Бьянку от штурвала. Великан в ночи вздымался уже ближе. Я крутанул штурвал. «Плаж де Ор» был над волной, когда неизвестное судно проревело в наветренной стороне. На миг сверкнула высокая белая стена корпуса, и судно ударило «Плаж де Ор» бортом о борт.
Меня сбило с ног и швырнуло на палубу. Я вскочил и покарабкался к штурвалу. Бьянка кричала.
— Он таранил нас, — сказал Ян так, словно никак не мог поверить, что это действительно имело место.
Неприятельское судно отвернуло и включило свой прожектор. Теперь я видел его. Большое судно, моторная яхта, вероятно. На спине дождевика Яна словно дорожный знак сияли фосфоресцирующим светом буквы: «Тибо Леду».
— Достань плавающие перлини[28], — сказал я. — Они в переднем рундуке.
Лицо Яна белело в ослепляющем свете. Его глаза вновь обрели осмысленное выражение. Он нырнул в каюту. Я выключил навигационные огни и потянул штурвал по кругу. «Плаж де Ор» вновь запрыгал по воде.
— Этот парень хочет прикончить нас, — сказал я Бьянке. — Сверни верхний летучий парус. Увеличь площадь главного.
Бледная, она поднялась и заметалась по кокпиту.
— Пусть улетает, — сказал я, — сбрось его.
Бьянка поняла. Она быстро и проворно, вприпрыжку, кинулась к мачте.
Прожектор погас. Рев мотора опять приблизился.
— Держись! — заорал я.
Судно надвигалось на нас со скоростью в двадцать узлов. Я отвернул от него на пятнадцати, но не мог идти полным ходом, так как наверху все еще раздувался спинакер — огромный матерчатый мешок, наполненный тоннами ветра. Послышалось громкое шипение схлестнувшихся кильватеров. Нервный шок швырнул меня в рундук кокпита. Высокий стальной борт судна проскреб корпус «Плаж де Ор» по всей длине.
Впереди раздался грохот. Что-то прохлопало через небо, словно гигантская летучая мышь, и пропало. Ян появился из люка, таща две огромные катушки с тросами: трехдюймовыми полипропиленовыми перлинями для волочения за кормой в больших преследующих судно волнах. Полипропилен — паршивая веревка, но она прочна и не тонет.
— За борт! — скомандовал я.
Ян бросил катушки на палубу и подал конец одной из них за корму. Обезветрив паруса, «Плаж де Ор» медленно двигался вперед. По мере его продвижения Ян постепенно сматывал трос с катушки.
— Как корпус? — поинтересовался я.
— Так себе, — сказал Ян.
Один перлинь, полностью смотанный с катушки, уже волочился за кормой.
Ян согнулся на дне кокпита, связывая второй перлинь с первым.
— Но течи нет, — успокоил он.
Корпус яхты был выполнен из кевлара: из этого же материала делают пуленепробиваемые жилеты.
Прожектор вновь загорелся. «Тибо Леду», — блеснули литеры на куртке Яна.
— Не подымайся, — крикнул я.
Мне следовало бы испугаться до умопомрачения, я же чертовски разозлился. «Ах ты, ублюдок! — думал я. — Полагаешь, что можешь на досуге растерзать нас на мелкие кусочки? Ошибаешься».
Несколько лет назад был короткий период, когда Мик Сэвидж был под стать гонке бичом залива Пултни. Злость помогала тогда, особенно в скверных поединках, известных как предстартовые маневры.
Неприятельское судно вновь приближалось. На этот раз оно шло с включенным прожектором.
— Держись! — заорал я.
Мы впали в панику. Это было очевидно не только для нас, посаженных на вертел прожекторного луча при срывающем гребни с волн ветре, но и для моторной яхты водоизмещением в сотни тонн, пытающейся отправить нас на дно морское.
Яхта приблизилась, прожектор на ней казался огромным глазом. Когда расстояние между нами составило двадцать ярдов, я перевел руль к ветру, ощутив рывок троса, в то время как «Плаж де Ор» лег в крутой бейдевинд, оказавшись в шестидесяти футах от правого борта моторной яхты. Та не смогла вовремя сменить курс, чтобы задеть «Плаж де Ор». Прожектор потерял нас из поля зрения, и судно проскочило мимо нашей кормы. Я уловил зловоние его выхлопов. Яхта пересекла сотню метров троса, тянущегося за нашей кормой. «Теперь или никогда», — подумал я.
— Клюнуло! — сообщил Ян.
На палубе в кормовой части кокпита, словно кобра на электрическом стуле, подпрыгивало то, что осталось от намотанного на катушку перлиня. Другой его конец ушел под моторную яхту. Теперь он наматывался на ее гребные винты большими пластиковыми петлями толщиной с запястье.
Катушка отскочила к корме, перепрыгнула через транец[29]исчезла в темноте моря.
Неприятельское судно сделало полуоборот и застопорилось, вращаясь на месте. Водное пространство между нами расширялось. Прожектор погас.
Я сместил штурвал, вновь положив нос яхты на курс.
— Дифферент[30], — определил я.
Бьянка сбалансировала судно. «Плаж де Ор» по пятам следовал за северо-восточным ветром. Он вновь двигался в южном направлении, к Ла-Рошели.
Я быстро присел, так как мои колени слишком сильно тряслись, чтобы удерживать меня и дальше в вертикальном положении. Фрэнки поднялась на палубу.
— Это судно таранило нас, — сказала она.
Я ухватился за нее, обнял обеими руками.
— Да, — подтвердил я. — Это так.
Затем я спустился вниз, чтобы оценить урон. Если бы то судно изловчилось зацепить нас как следует, то, будьте уверены, перерезало бы «Плаж де Ор» пополам. Но пару скользящих ударов мы все же получили, и килевые болты, должно быть, ослабли. Хотя течи не было, да и остов был в порядке, а пока у вас есть остов, обшивка, мачта и несколько парусов, есть и надежда.
Я проверил также спасательный плот, сделав его более доступным. Мы подняли другой верхний летучий парус и продолжили гонку.
Над ровными волнами заалел сквозь сизо-серое небо рассвет. Мы позавтракали хлебом с ветчиной, и я отправил Бьянку и Фрэнки вниз вздремнуть на парусиновом мешке. В поле нашего зрения появились три других парусника, ближайший — в паре миль позади. Я направил на него бинокль.
Лидировал «Уайт Уинг» Креспи.
Я спустился вниз, снял с крючка микрофон и связался с Джорджем, находившемся на верфи. Я сказал, что буду на слипе в восемь и попросил найти место для «Плаж де Ор». А затем добавил:
— О, да! Я приведу Тибо.
— Что?! — не понял Джордж.
Я закончил разговор, вызвал береговую охрану и сообщил, что где-то к юго-востоку от Бель-Иль они при патрулировании, вероятно, обнаружат поврежденную моторную яхту. Мне ответили, что уже установлен контакт и спущен водолаз, чтобы освободить запутавшиеся гребные винты. Яхта называется «Серика» и приписана к порту Святого Петра. Она идет в Ле-Сабль-де-Олонн своим ходом.
Я разъединился.
Надо было заканчивать гонку.
Над нами реял верхний летучий парус, поперек полотнища которого кроваво-красными буквами было начертано имя спонсора. Бьянка, Фрэнки и Ян нежились в кормовой части. Нам следовало бы быть «уставшими, но счастливыми».
Но... кто-то пытался прикончить нас.
К тому времени, когда показались белые широко расставленные опоры моста острова Ре, уже наступил серый туманный день и ветер почти стих. Мы бездельничали в узком проливе Бретон, ожидая, когда начнется прилив и перенесет нас через линию финиша. Грянул выстрел, послышались отрывочные приветствия, два вертолета кружились над нами.
Затем мы включили двигатель и поставили яхту на верфь Джорджа для ремонта. Команда направилась обратно в город, а я остался, долго беседовал с Джорджем, затем вернулся в ресторан. В четверть восьмого я сказал, что у меня назначена встреча со спонсором, и побрел на набережную.
Принадлежавшая ресторану легкая рыбачья плоскодонка покачивалась на воде. Сев в нее, я устремился из Старого порта в «Минимес».
Когда я проплывал вдоль северной стороны канала, яхты еще продолжали возвращаться с дистанции. В Старом порту затевалось веселье и любой, кто мог втиснуть корпус судна в мелкую бухту, имел возможность проникнуть туда, пока все было спокойно. Я направлялся в «Минимес»; на фоне розовеющего неба иголками дикобраза возвышались мачты. Я обогнул мол, проскользнул меж кессонами и привязал лодку у аквариума.
«Минимес» — это большой портовый бассейн. Был выходной, и множество отдыхающих тащилось вдоль понтонов с тележками запасов еды и экипировкой. Французы, в отличие от англичан и американцев, склонны пользоваться собственными лодками. Я натянул засаленную солнцезащитную кепку на глаза, поднял воротничок своего дождевика и потопал по серому бетону к проволочному ограждению Джорджа.
По ту сторону ограждения находилось кладбище брошенных судовых корпусов, валяющихся на боку и растерзанных на запчасти. Сквозь щели между корпусами я видел высокую мачту и сияющий черный борт судна «Аркансьель». Я вытащил из-под дождевика бинокль и обозрел слип. На часах было без пяти восемь. До моего якобы назначенного рандеву с Тибо оставалось пять минут. Я отступил под укрытие стоявшего невдалеке грузовика и наблюдал. Я ждал. Без трех минут восемь дверь конторы распахнулась и из нее с сигаретой во рту и с глубоко засунутыми в карманы грязного синего комбинезона руками вышел Джордж. С ним был еще один человек, в форменной одежде и шапочке с козырьком, с трудом удерживающий на поводке двух больших восточноевропейских овчарок.
— Вперед! — скомандовал Джордж и кашлянул.
Человек в форменной одежде выпустил овчарок. Огромные псы рванули через грязный бетон и, опустив носы, стали обнюхивать брошенные судовые корпуса. Один из них учуял человека возле грузовика, уставился на меня и оскалил зубы. Когда же осознал, что нахожусь по другую сторону ограждения, пристально посмотрел на меня укоризненным взглядом.
Тут второй пес отрывисто залаял, будто обнаружил что-то, мой визави повернулся и целеустремленным галопом побежал прочь. Джордж закричал.
— Взять! — орал он, задохнувшись кашлем.
Из-за судовых корпусов появилась фигура: высокий загорелый парень с развесистой, словно пальма, копной бутылочно-белокурых волос. Я е мог ощутить запах лосьона «После бритья», но понял, кто он такой. Парень бежал, словно атлет-олимпиец, а за ним гнались две большие восточноевропейские овчарки. Он, с побелевшими от ужаса глазами, несся прямо на ограждение, размахивая поднятыми вверх руками.
Парень был шагах в пяти от преследователей, когда бежавшая первой овчарка напряглась и, распрямившись в длинном прыжке, словно замедленная пружина, настигла его. Удар пришелся на плечи. Парень грохнулся наземь. Пес уставился на его лицо и зарычал долгим устрашающим рыком.
Повернувшись, я медленно зашагал к своей рыбачьей плоскодонке. Я увидел то, что хотел. Заведя мотор, я задумчиво порулил мимо ориентировочных указателей канала в направлении городских башен, рафинадно-розовых при заходящем солнце.
Единственным человеком, знавшим о моей мифической встрече с Тибо на верфи, был Джордж. Если, конечно, кто-нибудь не подслушивал мой разговор с ним с борта «Плаж де Ор».
А если подслушивал, то, весьма вероятно, не только этот, но и мой разговор с Фьюлла с северо-запада от Бель-Иль. Я тогда передал свои координаты. Так что кто угодно, находясь в быстроходной моторной яхте, мог поймать «Плаж де Ор» на экран радара и преследовать его до того самого места, где и произошел тот тяжелый случай. Мне припомнился «бип» радара непосредственно перед тем, как я задремал на сигарообразной койке. Все совпадало.
Итак, наше рандеву с «Серикой», судя по всему, организовал господин Артур Креспи — работодатель блондина, подвергшегося нападению овчарки.
В тот вечер, сойдя на берег, я позвонил Мэри Эллен и попросил ее выяснить, кому в то или иное время принадлежала «Серика».
Потом был прием, на котором мне вручили почетный кубок. Я настоял, чтобы Бьянка, Фрэнки и Ян пошли вместе со мной. Я произнес речь о чувстве гордости, которое испытываю, и о болезни Тибо, вынудившей его в последний момент отказаться от участия в гонке.
Вошел Фьюлла. Он пожал мне руку и, прищурив свои орехово-карие глаза, расплылся в белозубой улыбке для киносъемки.
— Благодарю вас, — сказал он. — Я прослежу за счетом верфи. А сейчас извините меня.
Толпа расступилась перед ним, словно лед перед ледоколом, и он ушел.
Я не провожал его взглядом: немало повидал в жизни важных шишек. Я смотрел на усыпанную веснушками Фрэнки, которая «вся — внимание» пылала от волнения в своей коротенькой юбчонке и форменной куртке экипажа «Плаж де Ор». Она напомнила мне Мэри Эллен, когда я впервые увидел ее.
Я танцевал с Фрэнки. И с Бьянкой. Она прекрасно двигалась, была податлива и цепка, как виноградная лоза. На мгновение, но лишь на мгновение, я позабыл о Мэри Эллен.
Позже я поднялся наверх и позвонил ей.
— Ты? — удивилась Мэри Эллен. — А известно ли тебе, который теперь час?
— Известно.
Она, наверное, уже лежала в своей белой с черным спальне, надев белую хлопковую ночную рубашку. На ее чересчур большом столике вероятно, громоздилась кипа журналов и отчетов с помеченными в исследовательском отделе абзацами.
Даже принимая утренний душ, Мэри Эллен уже была поглощена мыслями о страховании, и весь день она была занята этим. А по вечерам, лежа в постели, оценивала варианты страхового риска. Макияж, должно быть, уже снят, а на носу красуются очки в роговой оправе, в которых она читает. Все, что осталось от Карибии, это, вероятно, стаканчик спиртного — ром и тоник, — стоящий на тумбочке подле кровати.
Мэри Эллен, наверно, почувствовала мою усталость. Ее голос слегка смягчился.
— Твоя «Серика», — сообщила она, — зарегистрирована как собственность гибралтарской компании «Хоуп Чартер».
— Подлинный чартер?
— Для сокрытия налогов.
Существует много способов сокрытия налогов при помощи гибралтарских компаний. Общим для них является то, что право этих компаний делает невозможным выяснить, кто именно владеет судном или как за него уплачено.
— Очень плохо, — огорчился я.
— Так в чем там мошенничество?
— Требуется больше улик, — сказал я. — Спокойной ночи!
— Минуточку, — задержала меня Мэри Эллен. — Что касается судна «Поиссон де Аврил», я разузнала о нем. Есть исковое заявление на его счет.
— Вот как! — Волосы у меня на затылке стали дыбом.
— Да, — подтвердила Мэри Эллен. — Оно затонуло. Удивительно, что Джастин не сказал тебе.
— Я не виделся с ним пару дней.
— У меня здесь есть об этом. Из «Ле Монд де Дакар», читаю тебе: «Поиссон де Аврил», грузовое судно, водоизмещением в пять тысяч тонн, затонуло вчера в море неподалеку от Сенегала (это «вчера» было три недели назад) вследствие взрывов в трюме. Капитан, офицеры и пять членов команды спаслись в шлюпках. Кок-марокканец и палубный матрос с Берега Слоновой Кости утонули вместе с судном". «Поиссон де Аврил» приобретен за миллион сто тысяч. Застрахован на два миллиона триста девяносто одну тысячу. Принадлежит компании Тибо. Два человека погибло.
— Алло, ты слушаешь? — не знала, как расценить мое молчание Мэри Эллен.
— Да-да, слушаю.
— Звучит правдоподобно, а?
— Угу.
Я вспомнил Тибо, сидящего в лачуге: «И совершенно неожиданно мои старые друзья приходят к выводу, что я способен потопить яхту ради денег». Тибо — глава «Транспорте Дренек», владелец «Поиссон де Аврил», лицо, получающее доходы со страховки.
— Я раздобуду какие-нибудь свидетельства, — сказал я.
— Свидетельства — это то, что нам нужно, — подтвердила Мэри Эллен.
Телефон был тяжелым, словно из гранита.
У Тибо — финансовые затруднения. Кингстон его новой, застрахованной на чересчур крупную сумму яхты оказался дефектным. Другое его судно, «Поиссон де Аврил» затонуло. Два человека погибло.
Свидетельства — вот что требовалось.
С их помощью можно распутать клубок и установить, кто это готов был убить не только Тибо, но и невинных людей из его экипажа.
Артур Креспи хотел завладеть папками. Скорее всего он намеревался разделаться с Тибо, чтобы заткнуть ему рот в связи с содержимым папок. В то же время он готов был утопить Бьянку, Фрэнки, Яна и меня.
Это если они гонялись за Тибо.
Но Бьянка видела документы на «Поиссон де Аврил», и я тоже.
Значит, любой из нас мог быть объектом преследования.
Я сидел и дрожал, как в ознобе. Хотелось спуститься вниз, найти дочь и придумать, как вытащить ее из этого.
Я позвонил в агентство «Джотто». Секретарь сказала, что сожалеет, но господина Креспи сейчас нет. Я поинтересовался, где он. Секретарь ответила, что не знает.
Положив трубку, я уставился на телефон. Господин Креспи не имел намерения что-либо сообщать кому бы то ни было. Свидетельства имело смысл собирать в Лондоне, поскольку там я знал многих.
Я вновь позвонил Мэри Эллен. У меня начинало ныть ухо.
Мэри Эллен уже спала. Я почувствовал дремоту в ее голосе.
— Что еще? — спросила она.
— Я хочу, чтобы ты позаботилась о Фрэнки.
— А чем, по-твоему, я занималась последние семнадцать лет? — вспылила она.
— Я только имел в виду, что для нее небезопасно находиться во Франции.
— Во что ты ее втянул? — совершенно проснулась Мэри Эллен.
— Я должен приехать в Англию. По делу. Фрэнки лучше побыть с тобой. Ты в Лондоне?
— А где же еще?
— Ты можешь передать Джастину, что я хочу обсудить с ним следующий шаг?
— Вероятно, — ответила она. Судя по рассеянному тону, работа отодвинулась для нее на второй план.
— Когда ты приезжаешь?
— Сегодня ночью.
В голосе Мэри Эллен послышалось удивление.
— Не бездельничать?
— Нет.
— Судя по голосу, ты устал.
Наступила пауза. И уже иным, мягким тоном Мэри Эллен добавила:
— Позаботься о себе. Я договорюсь с Джастином, чтобы пообедал с тобой в «Ллойд».
Я опустил телефонную трубку. Затем позвонил Джорджу и попросил его поставить «Аркансьель» после ремонта на мертвый якорь, после чего упаковал чемодан. Бьянка отсутствовала. Мне не удалось попрощаться с ней. Фрэнки отправилась на вокзал без особых волнений. Скорее всего оттого, что жизнь здесь теперь, когда Жан-Клод был в бегах, скрываясь от полиции, казалась ей пресной. К двум часам ночи мы приехали в Париж, а в девять тридцать поднялись на борт лайнера, выполняющего рейс в Лондон.
Под крылом самолета словно угорь извивалась Темза. Фрэнки притихла.
— Та моторная яхта, ну, во время гонки... Так кто нас таранил?
— Слабоумный ублюдок, — сказал я.
— Ты говорил, что он делал это намеренно.
— Да нет, — соврал я.
— Но ты же говорил!
Семнадцать — не тот возраст, чтобы беспокоиться об одежде, когда катишься по камням.
— Я был утомлен. К тому же зол. Он просто дурак. Напился джина и запаниковал.
Фрэнки кивнула и улыбнулась, распахнув свои удлиненные голубые глаза. Я был отцом, который прогнал ее друга и притащил ее домой, когда она совсем не хотела этого. Но Фрэнки доверяла мне. Самолет погрузился в коричневатое облако и приземлился. Мы поймали такси. Улицы в зной выглядели отвратительно. Мы направились в район, где жила Мэри Эллен. Фрэнки открыла дверь своими ключами. Я побрился среди коллекции природных губок Мэри Эллен, затем повязал галстук и отправился в «Ллойд».
Глава 19
— Он там уже пять минут, — сообщил Ян.
— Слабоумный ублюдок, — выругался я. И помахал непрошенному судну руками, дескать, отходи.
Свет погас. У меня перед глазами поплыли красные круги. А там, в ночи, набирал обороты мощный двигатель.
— Оно приближается, — констатировал Ян. — О Боже!..
Гудение двигателя возросло до громкого рева. Бывают ли ночные видения, нет ли, но там, во тьме, стронулось с места что-то огромное, вспенивая фосфоресцирующую воду своими винтами. И двинулось в нашу сторону.
Спотыкаясь, я поспешил к корме, с разбегу отстранив Бьянку от штурвала. Великан в ночи вздымался уже ближе. Я крутанул штурвал. «Плаж де Ор» был над волной, когда неизвестное судно проревело в наветренной стороне. На миг сверкнула высокая белая стена корпуса, и судно ударило «Плаж де Ор» бортом о борт.
Меня сбило с ног и швырнуло на палубу. Я вскочил и покарабкался к штурвалу. Бьянка кричала.
— Он таранил нас, — сказал Ян так, словно никак не мог поверить, что это действительно имело место.
Неприятельское судно отвернуло и включило свой прожектор. Теперь я видел его. Большое судно, моторная яхта, вероятно. На спине дождевика Яна словно дорожный знак сияли фосфоресцирующим светом буквы: «Тибо Леду».
— Достань плавающие перлини[28], — сказал я. — Они в переднем рундуке.
Лицо Яна белело в ослепляющем свете. Его глаза вновь обрели осмысленное выражение. Он нырнул в каюту. Я выключил навигационные огни и потянул штурвал по кругу. «Плаж де Ор» вновь запрыгал по воде.
— Этот парень хочет прикончить нас, — сказал я Бьянке. — Сверни верхний летучий парус. Увеличь площадь главного.
Бледная, она поднялась и заметалась по кокпиту.
— Пусть улетает, — сказал я, — сбрось его.
Бьянка поняла. Она быстро и проворно, вприпрыжку, кинулась к мачте.
Прожектор погас. Рев мотора опять приблизился.
— Держись! — заорал я.
Судно надвигалось на нас со скоростью в двадцать узлов. Я отвернул от него на пятнадцати, но не мог идти полным ходом, так как наверху все еще раздувался спинакер — огромный матерчатый мешок, наполненный тоннами ветра. Послышалось громкое шипение схлестнувшихся кильватеров. Нервный шок швырнул меня в рундук кокпита. Высокий стальной борт судна проскреб корпус «Плаж де Ор» по всей длине.
Впереди раздался грохот. Что-то прохлопало через небо, словно гигантская летучая мышь, и пропало. Ян появился из люка, таща две огромные катушки с тросами: трехдюймовыми полипропиленовыми перлинями для волочения за кормой в больших преследующих судно волнах. Полипропилен — паршивая веревка, но она прочна и не тонет.
— За борт! — скомандовал я.
Ян бросил катушки на палубу и подал конец одной из них за корму. Обезветрив паруса, «Плаж де Ор» медленно двигался вперед. По мере его продвижения Ян постепенно сматывал трос с катушки.
— Как корпус? — поинтересовался я.
— Так себе, — сказал Ян.
Один перлинь, полностью смотанный с катушки, уже волочился за кормой.
Ян согнулся на дне кокпита, связывая второй перлинь с первым.
— Но течи нет, — успокоил он.
Корпус яхты был выполнен из кевлара: из этого же материала делают пуленепробиваемые жилеты.
Прожектор вновь загорелся. «Тибо Леду», — блеснули литеры на куртке Яна.
— Не подымайся, — крикнул я.
Мне следовало бы испугаться до умопомрачения, я же чертовски разозлился. «Ах ты, ублюдок! — думал я. — Полагаешь, что можешь на досуге растерзать нас на мелкие кусочки? Ошибаешься».
Несколько лет назад был короткий период, когда Мик Сэвидж был под стать гонке бичом залива Пултни. Злость помогала тогда, особенно в скверных поединках, известных как предстартовые маневры.
Неприятельское судно вновь приближалось. На этот раз оно шло с включенным прожектором.
— Держись! — заорал я.
Мы впали в панику. Это было очевидно не только для нас, посаженных на вертел прожекторного луча при срывающем гребни с волн ветре, но и для моторной яхты водоизмещением в сотни тонн, пытающейся отправить нас на дно морское.
Яхта приблизилась, прожектор на ней казался огромным глазом. Когда расстояние между нами составило двадцать ярдов, я перевел руль к ветру, ощутив рывок троса, в то время как «Плаж де Ор» лег в крутой бейдевинд, оказавшись в шестидесяти футах от правого борта моторной яхты. Та не смогла вовремя сменить курс, чтобы задеть «Плаж де Ор». Прожектор потерял нас из поля зрения, и судно проскочило мимо нашей кормы. Я уловил зловоние его выхлопов. Яхта пересекла сотню метров троса, тянущегося за нашей кормой. «Теперь или никогда», — подумал я.
— Клюнуло! — сообщил Ян.
На палубе в кормовой части кокпита, словно кобра на электрическом стуле, подпрыгивало то, что осталось от намотанного на катушку перлиня. Другой его конец ушел под моторную яхту. Теперь он наматывался на ее гребные винты большими пластиковыми петлями толщиной с запястье.
Катушка отскочила к корме, перепрыгнула через транец[29]исчезла в темноте моря.
Неприятельское судно сделало полуоборот и застопорилось, вращаясь на месте. Водное пространство между нами расширялось. Прожектор погас.
Я сместил штурвал, вновь положив нос яхты на курс.
— Дифферент[30], — определил я.
Бьянка сбалансировала судно. «Плаж де Ор» по пятам следовал за северо-восточным ветром. Он вновь двигался в южном направлении, к Ла-Рошели.
Я быстро присел, так как мои колени слишком сильно тряслись, чтобы удерживать меня и дальше в вертикальном положении. Фрэнки поднялась на палубу.
— Это судно таранило нас, — сказала она.
Я ухватился за нее, обнял обеими руками.
— Да, — подтвердил я. — Это так.
Затем я спустился вниз, чтобы оценить урон. Если бы то судно изловчилось зацепить нас как следует, то, будьте уверены, перерезало бы «Плаж де Ор» пополам. Но пару скользящих ударов мы все же получили, и килевые болты, должно быть, ослабли. Хотя течи не было, да и остов был в порядке, а пока у вас есть остов, обшивка, мачта и несколько парусов, есть и надежда.
Я проверил также спасательный плот, сделав его более доступным. Мы подняли другой верхний летучий парус и продолжили гонку.
Над ровными волнами заалел сквозь сизо-серое небо рассвет. Мы позавтракали хлебом с ветчиной, и я отправил Бьянку и Фрэнки вниз вздремнуть на парусиновом мешке. В поле нашего зрения появились три других парусника, ближайший — в паре миль позади. Я направил на него бинокль.
Лидировал «Уайт Уинг» Креспи.
Я спустился вниз, снял с крючка микрофон и связался с Джорджем, находившемся на верфи. Я сказал, что буду на слипе в восемь и попросил найти место для «Плаж де Ор». А затем добавил:
— О, да! Я приведу Тибо.
— Что?! — не понял Джордж.
Я закончил разговор, вызвал береговую охрану и сообщил, что где-то к юго-востоку от Бель-Иль они при патрулировании, вероятно, обнаружат поврежденную моторную яхту. Мне ответили, что уже установлен контакт и спущен водолаз, чтобы освободить запутавшиеся гребные винты. Яхта называется «Серика» и приписана к порту Святого Петра. Она идет в Ле-Сабль-де-Олонн своим ходом.
Я разъединился.
Надо было заканчивать гонку.
Над нами реял верхний летучий парус, поперек полотнища которого кроваво-красными буквами было начертано имя спонсора. Бьянка, Фрэнки и Ян нежились в кормовой части. Нам следовало бы быть «уставшими, но счастливыми».
Но... кто-то пытался прикончить нас.
К тому времени, когда показались белые широко расставленные опоры моста острова Ре, уже наступил серый туманный день и ветер почти стих. Мы бездельничали в узком проливе Бретон, ожидая, когда начнется прилив и перенесет нас через линию финиша. Грянул выстрел, послышались отрывочные приветствия, два вертолета кружились над нами.
Затем мы включили двигатель и поставили яхту на верфь Джорджа для ремонта. Команда направилась обратно в город, а я остался, долго беседовал с Джорджем, затем вернулся в ресторан. В четверть восьмого я сказал, что у меня назначена встреча со спонсором, и побрел на набережную.
Принадлежавшая ресторану легкая рыбачья плоскодонка покачивалась на воде. Сев в нее, я устремился из Старого порта в «Минимес».
Когда я проплывал вдоль северной стороны канала, яхты еще продолжали возвращаться с дистанции. В Старом порту затевалось веселье и любой, кто мог втиснуть корпус судна в мелкую бухту, имел возможность проникнуть туда, пока все было спокойно. Я направлялся в «Минимес»; на фоне розовеющего неба иголками дикобраза возвышались мачты. Я обогнул мол, проскользнул меж кессонами и привязал лодку у аквариума.
«Минимес» — это большой портовый бассейн. Был выходной, и множество отдыхающих тащилось вдоль понтонов с тележками запасов еды и экипировкой. Французы, в отличие от англичан и американцев, склонны пользоваться собственными лодками. Я натянул засаленную солнцезащитную кепку на глаза, поднял воротничок своего дождевика и потопал по серому бетону к проволочному ограждению Джорджа.
По ту сторону ограждения находилось кладбище брошенных судовых корпусов, валяющихся на боку и растерзанных на запчасти. Сквозь щели между корпусами я видел высокую мачту и сияющий черный борт судна «Аркансьель». Я вытащил из-под дождевика бинокль и обозрел слип. На часах было без пяти восемь. До моего якобы назначенного рандеву с Тибо оставалось пять минут. Я отступил под укрытие стоявшего невдалеке грузовика и наблюдал. Я ждал. Без трех минут восемь дверь конторы распахнулась и из нее с сигаретой во рту и с глубоко засунутыми в карманы грязного синего комбинезона руками вышел Джордж. С ним был еще один человек, в форменной одежде и шапочке с козырьком, с трудом удерживающий на поводке двух больших восточноевропейских овчарок.
— Вперед! — скомандовал Джордж и кашлянул.
Человек в форменной одежде выпустил овчарок. Огромные псы рванули через грязный бетон и, опустив носы, стали обнюхивать брошенные судовые корпуса. Один из них учуял человека возле грузовика, уставился на меня и оскалил зубы. Когда же осознал, что нахожусь по другую сторону ограждения, пристально посмотрел на меня укоризненным взглядом.
Тут второй пес отрывисто залаял, будто обнаружил что-то, мой визави повернулся и целеустремленным галопом побежал прочь. Джордж закричал.
— Взять! — орал он, задохнувшись кашлем.
Из-за судовых корпусов появилась фигура: высокий загорелый парень с развесистой, словно пальма, копной бутылочно-белокурых волос. Я е мог ощутить запах лосьона «После бритья», но понял, кто он такой. Парень бежал, словно атлет-олимпиец, а за ним гнались две большие восточноевропейские овчарки. Он, с побелевшими от ужаса глазами, несся прямо на ограждение, размахивая поднятыми вверх руками.
Парень был шагах в пяти от преследователей, когда бежавшая первой овчарка напряглась и, распрямившись в длинном прыжке, словно замедленная пружина, настигла его. Удар пришелся на плечи. Парень грохнулся наземь. Пес уставился на его лицо и зарычал долгим устрашающим рыком.
Повернувшись, я медленно зашагал к своей рыбачьей плоскодонке. Я увидел то, что хотел. Заведя мотор, я задумчиво порулил мимо ориентировочных указателей канала в направлении городских башен, рафинадно-розовых при заходящем солнце.
Единственным человеком, знавшим о моей мифической встрече с Тибо на верфи, был Джордж. Если, конечно, кто-нибудь не подслушивал мой разговор с ним с борта «Плаж де Ор».
А если подслушивал, то, весьма вероятно, не только этот, но и мой разговор с Фьюлла с северо-запада от Бель-Иль. Я тогда передал свои координаты. Так что кто угодно, находясь в быстроходной моторной яхте, мог поймать «Плаж де Ор» на экран радара и преследовать его до того самого места, где и произошел тот тяжелый случай. Мне припомнился «бип» радара непосредственно перед тем, как я задремал на сигарообразной койке. Все совпадало.
Итак, наше рандеву с «Серикой», судя по всему, организовал господин Артур Креспи — работодатель блондина, подвергшегося нападению овчарки.
В тот вечер, сойдя на берег, я позвонил Мэри Эллен и попросил ее выяснить, кому в то или иное время принадлежала «Серика».
Потом был прием, на котором мне вручили почетный кубок. Я настоял, чтобы Бьянка, Фрэнки и Ян пошли вместе со мной. Я произнес речь о чувстве гордости, которое испытываю, и о болезни Тибо, вынудившей его в последний момент отказаться от участия в гонке.
Вошел Фьюлла. Он пожал мне руку и, прищурив свои орехово-карие глаза, расплылся в белозубой улыбке для киносъемки.
— Благодарю вас, — сказал он. — Я прослежу за счетом верфи. А сейчас извините меня.
Толпа расступилась перед ним, словно лед перед ледоколом, и он ушел.
Я не провожал его взглядом: немало повидал в жизни важных шишек. Я смотрел на усыпанную веснушками Фрэнки, которая «вся — внимание» пылала от волнения в своей коротенькой юбчонке и форменной куртке экипажа «Плаж де Ор». Она напомнила мне Мэри Эллен, когда я впервые увидел ее.
Я танцевал с Фрэнки. И с Бьянкой. Она прекрасно двигалась, была податлива и цепка, как виноградная лоза. На мгновение, но лишь на мгновение, я позабыл о Мэри Эллен.
Позже я поднялся наверх и позвонил ей.
— Ты? — удивилась Мэри Эллен. — А известно ли тебе, который теперь час?
— Известно.
Она, наверное, уже лежала в своей белой с черным спальне, надев белую хлопковую ночную рубашку. На ее чересчур большом столике вероятно, громоздилась кипа журналов и отчетов с помеченными в исследовательском отделе абзацами.
Даже принимая утренний душ, Мэри Эллен уже была поглощена мыслями о страховании, и весь день она была занята этим. А по вечерам, лежа в постели, оценивала варианты страхового риска. Макияж, должно быть, уже снят, а на носу красуются очки в роговой оправе, в которых она читает. Все, что осталось от Карибии, это, вероятно, стаканчик спиртного — ром и тоник, — стоящий на тумбочке подле кровати.
Мэри Эллен, наверно, почувствовала мою усталость. Ее голос слегка смягчился.
— Твоя «Серика», — сообщила она, — зарегистрирована как собственность гибралтарской компании «Хоуп Чартер».
— Подлинный чартер?
— Для сокрытия налогов.
Существует много способов сокрытия налогов при помощи гибралтарских компаний. Общим для них является то, что право этих компаний делает невозможным выяснить, кто именно владеет судном или как за него уплачено.
— Очень плохо, — огорчился я.
— Так в чем там мошенничество?
— Требуется больше улик, — сказал я. — Спокойной ночи!
— Минуточку, — задержала меня Мэри Эллен. — Что касается судна «Поиссон де Аврил», я разузнала о нем. Есть исковое заявление на его счет.
— Вот как! — Волосы у меня на затылке стали дыбом.
— Да, — подтвердила Мэри Эллен. — Оно затонуло. Удивительно, что Джастин не сказал тебе.
— Я не виделся с ним пару дней.
— У меня здесь есть об этом. Из «Ле Монд де Дакар», читаю тебе: «Поиссон де Аврил», грузовое судно, водоизмещением в пять тысяч тонн, затонуло вчера в море неподалеку от Сенегала (это «вчера» было три недели назад) вследствие взрывов в трюме. Капитан, офицеры и пять членов команды спаслись в шлюпках. Кок-марокканец и палубный матрос с Берега Слоновой Кости утонули вместе с судном". «Поиссон де Аврил» приобретен за миллион сто тысяч. Застрахован на два миллиона триста девяносто одну тысячу. Принадлежит компании Тибо. Два человека погибло.
— Алло, ты слушаешь? — не знала, как расценить мое молчание Мэри Эллен.
— Да-да, слушаю.
— Звучит правдоподобно, а?
— Угу.
Я вспомнил Тибо, сидящего в лачуге: «И совершенно неожиданно мои старые друзья приходят к выводу, что я способен потопить яхту ради денег». Тибо — глава «Транспорте Дренек», владелец «Поиссон де Аврил», лицо, получающее доходы со страховки.
— Я раздобуду какие-нибудь свидетельства, — сказал я.
— Свидетельства — это то, что нам нужно, — подтвердила Мэри Эллен.
Телефон был тяжелым, словно из гранита.
У Тибо — финансовые затруднения. Кингстон его новой, застрахованной на чересчур крупную сумму яхты оказался дефектным. Другое его судно, «Поиссон де Аврил» затонуло. Два человека погибло.
Свидетельства — вот что требовалось.
С их помощью можно распутать клубок и установить, кто это готов был убить не только Тибо, но и невинных людей из его экипажа.
Артур Креспи хотел завладеть папками. Скорее всего он намеревался разделаться с Тибо, чтобы заткнуть ему рот в связи с содержимым папок. В то же время он готов был утопить Бьянку, Фрэнки, Яна и меня.
Это если они гонялись за Тибо.
Но Бьянка видела документы на «Поиссон де Аврил», и я тоже.
Значит, любой из нас мог быть объектом преследования.
Я сидел и дрожал, как в ознобе. Хотелось спуститься вниз, найти дочь и придумать, как вытащить ее из этого.
Я позвонил в агентство «Джотто». Секретарь сказала, что сожалеет, но господина Креспи сейчас нет. Я поинтересовался, где он. Секретарь ответила, что не знает.
Положив трубку, я уставился на телефон. Господин Креспи не имел намерения что-либо сообщать кому бы то ни было. Свидетельства имело смысл собирать в Лондоне, поскольку там я знал многих.
Я вновь позвонил Мэри Эллен. У меня начинало ныть ухо.
Мэри Эллен уже спала. Я почувствовал дремоту в ее голосе.
— Что еще? — спросила она.
— Я хочу, чтобы ты позаботилась о Фрэнки.
— А чем, по-твоему, я занималась последние семнадцать лет? — вспылила она.
— Я только имел в виду, что для нее небезопасно находиться во Франции.
— Во что ты ее втянул? — совершенно проснулась Мэри Эллен.
— Я должен приехать в Англию. По делу. Фрэнки лучше побыть с тобой. Ты в Лондоне?
— А где же еще?
— Ты можешь передать Джастину, что я хочу обсудить с ним следующий шаг?
— Вероятно, — ответила она. Судя по рассеянному тону, работа отодвинулась для нее на второй план.
— Когда ты приезжаешь?
— Сегодня ночью.
В голосе Мэри Эллен послышалось удивление.
— Не бездельничать?
— Нет.
— Судя по голосу, ты устал.
Наступила пауза. И уже иным, мягким тоном Мэри Эллен добавила:
— Позаботься о себе. Я договорюсь с Джастином, чтобы пообедал с тобой в «Ллойд».
Я опустил телефонную трубку. Затем позвонил Джорджу и попросил его поставить «Аркансьель» после ремонта на мертвый якорь, после чего упаковал чемодан. Бьянка отсутствовала. Мне не удалось попрощаться с ней. Фрэнки отправилась на вокзал без особых волнений. Скорее всего оттого, что жизнь здесь теперь, когда Жан-Клод был в бегах, скрываясь от полиции, казалась ей пресной. К двум часам ночи мы приехали в Париж, а в девять тридцать поднялись на борт лайнера, выполняющего рейс в Лондон.
Под крылом самолета словно угорь извивалась Темза. Фрэнки притихла.
— Та моторная яхта, ну, во время гонки... Так кто нас таранил?
— Слабоумный ублюдок, — сказал я.
— Ты говорил, что он делал это намеренно.
— Да нет, — соврал я.
— Но ты же говорил!
Семнадцать — не тот возраст, чтобы беспокоиться об одежде, когда катишься по камням.
— Я был утомлен. К тому же зол. Он просто дурак. Напился джина и запаниковал.
Фрэнки кивнула и улыбнулась, распахнув свои удлиненные голубые глаза. Я был отцом, который прогнал ее друга и притащил ее домой, когда она совсем не хотела этого. Но Фрэнки доверяла мне. Самолет погрузился в коричневатое облако и приземлился. Мы поймали такси. Улицы в зной выглядели отвратительно. Мы направились в район, где жила Мэри Эллен. Фрэнки открыла дверь своими ключами. Я побрился среди коллекции природных губок Мэри Эллен, затем повязал галстук и отправился в «Ллойд».
Глава 19
Джастин повел меня вниз, в ресторан в подвальчике. Багровый цвет его лица над черным пиджаком и полосатыми брюками бил в глаза, словно кулак.
— Я видел: ты выиграл, — сказал он. — Пришлось вернуться. Прошу извинить за еду — отвратительное место.
Джастин заказал перепелиные яйца. Я последовал его примеру.
— Мэри Эллен уже на подходе, — сообщил он.
— Отлично, — сказал я, хотя думал совсем иначе.
Мне вовсе не хотелось, чтобы она услышала то, что я намеревался сообщить Джастину. У входной двери произошла небольшая заминка и появилась Мэри Эллен.
На ней был один из ее обычных костюмов, так ладно скроенный, что вы обращали внимание не на саму вещь, а лишь на создаваемый ею своего рода ореол элегантности и изящества. Ее кожа была бледна, а черты лица — утонченны, как у балерины. В моей памяти всплыл яркий южный цвет лица Бьянки. Рядом с ней Мэри Эллен, наверно, выглядела бы почти изможденной, разве что в ее взгляде можно было почувствовать силу.
Она улыбнулась, и улыбка оживила ее лицо. Как и в случае с одеждой, вы не замечали Мэри Эллен как таковую, а лишь ощущали исходящие от ее улыбки тепло и энергию. Она адресовала ее мне, затем — Джастину. Мэри Эллен пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку. Ее косточки были легки как у птицы.
— Доброе утро, ребята, — сказала Мэри Эллен. — Я умираю от голода.
Она взяла меню и что-то заказала.
— Так в чем там дело касательно судоходных компаний? — спросила Мэри Эллен.
— Мик обнаружил неких скверных людей, — пояснил Джастин. — Он считает, что может прижать их к стенке.
Я рассказал им о Тибо и о «Поиссон де Аврил». И добавил, что кто-то охотится за Тибо, поскольку тот потенциально ненадежный по части хранения тайны соучастник мошенничества. Я не стал говорить о диверсии на «Аркансьеле», так как Джастину это уже было известно, а у Мэри Эллен появились бы основания беспокоиться о моем здоровье и перспективах. Я промолчал и о том, что Креспи пытался потопить «Плаж де Ор» во время гонки «Бель-Иль», ведь на борту находилась Фрэнки, а мне совсем не хотелось, чтобы Мэри Эллен узнала, что жизнь дочери подвергалась опасности.
Мэри Эллен кивнула. У нее был сосредоточенный вид.
— Так что конкретно у тебя есть на этого Креспи?
— То, что я тебе сообщил.
— Этого мало, — сказал Джастин. — Если ты хочешь припереть его к стенке, то должен обладать сведениями в полном объеме: кто чем владеет, заявления от судовой команды и так далее.
— Вот потому-то я и здесь.
У Мэри Эллен был отсутствующий взгляд, как всегда, когда она вырабатывала план действий.
— Тебе лучше подняться со мной, — сказала она. — Я дам тебе телефонный номер.
Она глотнула минеральной воды «Перрье» и добавила:
— И не мог бы ты избавить меня от господина Шеккера?
— Шеккер? — сказал Джастин. — Удачливый парень.
Мэри Эллен проигнорировала его слова.
— Он сказал, что хочет, чтобы ты подытоживал для него работу. В «Королевской флотилии» состоится нечто вроде бала. Там будет много публики, имеющей отношение к Кубку Америки. Шеккер хочет предъявить тебя своим субсидерам.
Я усмехнулся. Арт Шеккер был человеком умным. Он знал, куда пойти, чтобы нажать на рычаги.
— Что ж, хорошо, — сказал я.
Мэри Эллен выставила подбородок на пару лишних миллиметров.
— Возможно, это неплохая идея, — сказала она.
Мэри Эллен имела в виду, что верфь обанкротилась и в данное время не намечается гонки, в которой можно было бы поучаствовать, да и в качестве страхового сыщика многого в жизни не добьешься. Это была знакомая песенка. Как обычно, Мэри Эллен имела свою точку зрения. И как всегда, эта точка зрения укреплялась, если я ее не принимал. Я нащупал под столом руку Мэри Эллен и пожал ее. Она улыбнулась мне своей широкой, открытой канадской улыбкой. Мы поняли друг друга: с этим у нас всегда была проблема.
— Кофе? — спросил Джастин.
На мгновение он оказался выключенным из беседы. Я и Мэри Эллен смутились, словно нас застали при публичном занятии любовью, и мы оба заговорили с ним. Выпив кофе, мы с Мэри Эллен отправились через торговый этаж, затем под тринадцатиэтажный колодец атриума[31], пробираясь к его загородке.
Выгородка, грубо говоря, выглядела как один из киосков в баре ресторана «У Тибо». Возле стола стояли друг против друга две скамьи, но вместо бутылок и подсвечников на нем громоздились справочники и телефоны. Там сидели и спорили с брокерами двое страхователей, еще несколько брокеров стояли в ожидании, пристально разглядывая носки своих ботинок. Эта выгородка служила Мэри Эллен лодкой в плавании по миру финансов. Здесь она провела куда больше времени, нежели дома. Мэри Эллен скользнула на свое место, подняла телефонную трубку и сделала пару звонков. Брокеры закружили над ней как стервятники над мертвым телом. Мэри Эллен дала мне листочек с телефонным номером.
— Я видел: ты выиграл, — сказал он. — Пришлось вернуться. Прошу извинить за еду — отвратительное место.
Джастин заказал перепелиные яйца. Я последовал его примеру.
— Мэри Эллен уже на подходе, — сообщил он.
— Отлично, — сказал я, хотя думал совсем иначе.
Мне вовсе не хотелось, чтобы она услышала то, что я намеревался сообщить Джастину. У входной двери произошла небольшая заминка и появилась Мэри Эллен.
На ней был один из ее обычных костюмов, так ладно скроенный, что вы обращали внимание не на саму вещь, а лишь на создаваемый ею своего рода ореол элегантности и изящества. Ее кожа была бледна, а черты лица — утонченны, как у балерины. В моей памяти всплыл яркий южный цвет лица Бьянки. Рядом с ней Мэри Эллен, наверно, выглядела бы почти изможденной, разве что в ее взгляде можно было почувствовать силу.
Она улыбнулась, и улыбка оживила ее лицо. Как и в случае с одеждой, вы не замечали Мэри Эллен как таковую, а лишь ощущали исходящие от ее улыбки тепло и энергию. Она адресовала ее мне, затем — Джастину. Мэри Эллен пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку. Ее косточки были легки как у птицы.
— Доброе утро, ребята, — сказала Мэри Эллен. — Я умираю от голода.
Она взяла меню и что-то заказала.
— Так в чем там дело касательно судоходных компаний? — спросила Мэри Эллен.
— Мик обнаружил неких скверных людей, — пояснил Джастин. — Он считает, что может прижать их к стенке.
Я рассказал им о Тибо и о «Поиссон де Аврил». И добавил, что кто-то охотится за Тибо, поскольку тот потенциально ненадежный по части хранения тайны соучастник мошенничества. Я не стал говорить о диверсии на «Аркансьеле», так как Джастину это уже было известно, а у Мэри Эллен появились бы основания беспокоиться о моем здоровье и перспективах. Я промолчал и о том, что Креспи пытался потопить «Плаж де Ор» во время гонки «Бель-Иль», ведь на борту находилась Фрэнки, а мне совсем не хотелось, чтобы Мэри Эллен узнала, что жизнь дочери подвергалась опасности.
Мэри Эллен кивнула. У нее был сосредоточенный вид.
— Так что конкретно у тебя есть на этого Креспи?
— То, что я тебе сообщил.
— Этого мало, — сказал Джастин. — Если ты хочешь припереть его к стенке, то должен обладать сведениями в полном объеме: кто чем владеет, заявления от судовой команды и так далее.
— Вот потому-то я и здесь.
У Мэри Эллен был отсутствующий взгляд, как всегда, когда она вырабатывала план действий.
— Тебе лучше подняться со мной, — сказала она. — Я дам тебе телефонный номер.
Она глотнула минеральной воды «Перрье» и добавила:
— И не мог бы ты избавить меня от господина Шеккера?
— Шеккер? — сказал Джастин. — Удачливый парень.
Мэри Эллен проигнорировала его слова.
— Он сказал, что хочет, чтобы ты подытоживал для него работу. В «Королевской флотилии» состоится нечто вроде бала. Там будет много публики, имеющей отношение к Кубку Америки. Шеккер хочет предъявить тебя своим субсидерам.
Я усмехнулся. Арт Шеккер был человеком умным. Он знал, куда пойти, чтобы нажать на рычаги.
— Что ж, хорошо, — сказал я.
Мэри Эллен выставила подбородок на пару лишних миллиметров.
— Возможно, это неплохая идея, — сказала она.
Мэри Эллен имела в виду, что верфь обанкротилась и в данное время не намечается гонки, в которой можно было бы поучаствовать, да и в качестве страхового сыщика многого в жизни не добьешься. Это была знакомая песенка. Как обычно, Мэри Эллен имела свою точку зрения. И как всегда, эта точка зрения укреплялась, если я ее не принимал. Я нащупал под столом руку Мэри Эллен и пожал ее. Она улыбнулась мне своей широкой, открытой канадской улыбкой. Мы поняли друг друга: с этим у нас всегда была проблема.
— Кофе? — спросил Джастин.
На мгновение он оказался выключенным из беседы. Я и Мэри Эллен смутились, словно нас застали при публичном занятии любовью, и мы оба заговорили с ним. Выпив кофе, мы с Мэри Эллен отправились через торговый этаж, затем под тринадцатиэтажный колодец атриума[31], пробираясь к его загородке.
Выгородка, грубо говоря, выглядела как один из киосков в баре ресторана «У Тибо». Возле стола стояли друг против друга две скамьи, но вместо бутылок и подсвечников на нем громоздились справочники и телефоны. Там сидели и спорили с брокерами двое страхователей, еще несколько брокеров стояли в ожидании, пристально разглядывая носки своих ботинок. Эта выгородка служила Мэри Эллен лодкой в плавании по миру финансов. Здесь она провела куда больше времени, нежели дома. Мэри Эллен скользнула на свое место, подняла телефонную трубку и сделала пару звонков. Брокеры закружили над ней как стервятники над мертвым телом. Мэри Эллен дала мне листочек с телефонным номером.