Мне стало не по себе. О нет, только не это, думал я, стараясь отвести руку подальше. Но я промедлил, он поймал мою руку и заломил ее назад. Я весь сжался от ужаса, понимая, что сейчас произойдет, тем более что мы оказались возле стены дома, а он был построен из очень прочного материала.
   Он, захватив мою руку, ударил ее гипсовой повязкой об угол дома.
   У меня внутри все оборвалось от боли, и шум в ушах от полученного удара превратился в адский рев. Что-то случилось с моими коленками, которые стали сразу как мокрая бумага. Я грохнулся на траву и повернулся так, чтобы прикрыть руку.
   Сверху голос Мэри спросил:
   — Кто там?
   Она зажгла свет.
   Негодяй сиганул через лужайку. Я попытался встать и побежать вслед за ним, но мои колени все еще не слушались меня, я так и остался лежать у стенки, которая разделяла сад и двор, прекрасно слыша, как на стоянке машин заработал стартер. Я поднялся, опираясь на дерево, и увидел, как лучи фар прорезали темноту, услышал, как шины прошуршали по гравию, прежде чем машина, высокая и угловатая, судя по силуэту, вырулила на дорогу. Было слишком далеко до нее, чтобы разглядеть номер. От стоянки донесся запах выхлопных газов дизеля.
   Шатаясь, я вернулся в дом, прижимая к груди, как ребенка, свою несчастную правую руку.
   Мэри спросила:
   — Что там, черт побери, произошло?
   — Воры, — ответил я.
   Она словно в полусне неважно соображала.
   — Не думаю, что они смогли чем-то поживиться. Позвони в полицию. Скажи, что это была «тойота». Они перехватят их.
   В моем гипсе, там, где он ударился о стену, образовалась трещина. Я крепко сжимал руку и надеялся, что Мэри не заметит, как дрожат мои ноги.
   Пол в офисе был завален папками и документами. Она раскидывала их ногами, не зная, с чего начать уборку, а я стоял, смотрел в открытое окно и думал об этом здоровенном бандите, от которого несло перегаром, и который мог позволить себе ударить человека по сломанной руке. И тут мой желудок не выдержал, и я выбежал в сад.
   Явилась полиция: сержант Хоун из Маршкота и трое агентов из Экстера. Они не нашли автомобиля, сказав, что таких машин много, и он теперь может укатить куда угодно.
   Я кивнул, думая, что не из Австралии же приехал этот угловатый автомобиль с дизельным выхлопом. Они спросили, не пропало ли что-нибудь. Мэри ответила, что она может предполагать это с такой же вероятностью, как и они. Потом я описал человека, понимая, что делаю это совершенно напрасно.
   — Вам еще повезло, — сказал Хоун, коренастый мужчина с конопатым лицом и рыжеватыми глазами.
   Его агенты, пользуясь своим порошком, всюду пытались отыскать отпечатки пальцев.
   — Сейчас развелось много бандитов. А этот просто вор. Ищет видео. — Он набрал полный рот виски и смаковал его, не глотая.
   — У нас нет видео.
   — Но он не знал этого, — сказал Хоун. — Вам повезло.
   — Спросите Джеймса де Гроота, что он знает обо всем этом, — сказал я и дал им номер телефона.
   Мы сидели молча за кухонным столом. Хоун пошел позвонить в Комптон-Холл. Я очень оберегал, лелеял, свою руку в треснувшем гипсе.
   Хоун вернулся озабоченный.
   — Мистер де Гроот в Америке по делам. Отбыл в полдень.
   * * *
   На следующее утро я поехал в Экстер. Врачи осмотрели на рентгеновской установке мою руку и сказали, что она заживает нормально, несмотря на удар. Наложили новую гипсовую повязку и отпустили меня.
   Когда я вернулся в «Саут-Крик», полиция появилась снова. Они не нашли отпечатков пальцев. Никто не видел автомашины, и они все допытывались, не пропало ли что-нибудь. Мэри подтвердила, что ничего не пропало. И они уехали.
   Когда полицейские наконец убрались, она спросила:
   — Ты думаешь, это был Поул Уэлш?
   — Нет, слишком велик для него.
   — Очень странно. Кто-то вламывается глухой ночью. Шарит повсюду и ничего не берет. — Она подождала немного и добавила: — А может быть, он искал то же, что и Поул?
   Явно в кабинете Генри было что-то, что одинаково интересовало и Поула, и этого вора. Но вор был слишком крупен, это не мог быть Поул. А Джеймс знал, что у меня сломана правая рука, и, может быть, хотел окончательно обезвредить меня, сломав ее еще раз.
   Но Джеймс в это время летел на самолете в Америку.
   Я пошел в офис подписать кое-какие бумаги. Когда появился Тони, я пригласил его в кабинет.
   — Нам нужен охранник у ворот. На всю ночь. И на каждую ночь.
   — Ого, до чего дошло, черт возьми!
   — И с рацией, — уточнил я. — А другая будет у меня в Пойнт-Хаузе.
   — И кому это понравится, стоять у ворот?
   — Придется привыкнуть.
   — Можете вы представить себе, как наш Дик сможет уберечь нас от преступников? — спросил он.
   — Сможет, если у него будет рация.
   Тони пожал своими здоровенными плечами.
   — Как скажете, — пробурчал он.
   Я работал, пока солнце не превратилось в большой оранжевый шар, спускающийся за мачты яхт. Потом пошел на автостоянку. Тони был уже там, ухмыляясь во все свое загорелое лицо.
   — Дик на дежурстве, — доложил он. — Взял два экземпляра «Пентхауза» и полгаллона чаю. Ни один паршивый вор не проскочит.
   — А радио?
   — И радио.
   — Благодарю.
   Я залез в «лендровер», помахал Дику и поехал в Пойнт-Хауз.
   Я устал. Разогрел бифштекс и мясной пирог и поел. Потом умылся, наладил отопление, проверил УКВ-рацию и отрегулировал громкость приема так, чтобы услышать, если Дик станет вызывать меня ночью.
   Потом сел за шахматную доску, но никак не мог сосредоточиться, потому что у меня из головы не выходил Генри, который был где-то в Испании и Бог знает чем там занимался в окружении опасных людей. Фигуры на шахматной доске ассоциировались с такими персонажами, как Джеймс, Рейстрик и тот бандит, который тайком крутился у «Саут-Крика». Я представлял себе нашу пристань в миниатюре: бухту с понтонами, навесы из гофрированного железа, дом красного кирпича на гравийной насыпи. Потом фокус расплылся, мои мысли закружились вокруг иных дел, но было трудно определить их точное содержание.
   В огне затрещало полено, и я невольно вскинул голову. Потом медленно встал и зашагал вверх по узкой лестнице.
   Когда я открыл глаза, было еще темно. В окно смотрела луна, оставляя серебряные квадраты света на белом покрывале постели. На моих часах было 4.38. Я лежал, вслушиваясь в порывы ветра, и старался понять, что именно меня разбудило.
   — Мартин!
   В голосе был страх. Даже больше, чем страх, — паника. Я подбежал к окну. Передо мной открылась плоская серая ложбина среди дюн. В ее дальнем конце стоял автомобиль с включенными фарами, задранными кверху. Через ложбину бежала большая неуклюжая фигура в длинном халате, путающемся в ногах. Мэри!
   Я натянул брюки, свитер, сапоги и спустился вниз, как раз когда она вбегала в дверь. Ее волосы были всклокочены ветром, голубой халат весь в песке. Лицо в слезах.
   — Проклятый понтон! — задыхаясь, сказала она. — Моя машина застряла. Едем!
   Мы выбежали наружу. Я завел «лендровер»: ее «фольксваген» стоял сбоку от дороги с колесами, по ступицу завязшими в песке.
   — Понтон сорвался, — сказала она. И больше ничего не могла объяснить, потому что все ее внимание было поглощено тем, как удержаться на сиденье, пока я гнал «лендровер» по дюнам.
   Когда мы миновали болото и спустились к бухте, я по расположению мачт, ясно рисовавшихся на светлой, восточной части неба, увидел: произошло что-то недоброе. Обычно мачты располагались в определенном порядке, напоминая частокол, а сейчас они сбились в беспорядочные уродливые пучки.
   Мы объехали бухту, я выскочил из машины и закричал:
   — Звони Тони!
   — Уже позвонила.
   — Где Дик?
   — Не видала его, — ответила Мэри.
   Я подбежал к краю бассейна. Мачты походили на сосновый лес после сильной бури. Понтон, это тяжелое сооружение из дерева и металла, отнесло под напором ветра на пятьдесят футов от берега. Он толкал перед собой причаленные к нему яхты. И весь этот хаос навалился на бетонные глыбы и крепко засел там, качаясь на восемнадцатидюймовой зыби. Грохот стоял ужасный. Это был грохот полумиллионных яхт, разбивающихся в стеклянную пыль.
   Я осмотрелся вокруг, ища плоскодонку Дика. Обычно она стояла у топливного причала. Теперь там ее не было. Я снова кинулся к «лендроверу» и выхватил карманный фонарик из ящика для перчаток. Луч заплясал по темной воде и осколкам фибергласа.
   — Что я могу сейчас сделать? — спросила Мэри дрожащим голосом.
   — Наденьте что-нибудь на себя.
   Желтый свет фонаря остановился на внешней стороне дока. Там оказалась лодка Дика, черная и длинная. Я спустился по стенке и перелез через расшатанные перила. Лодка не была привязана. Она стояла, прижатая ветром к привальному брусу.
   Я спрыгнул в нее и потрогал кожух мотора: он был еще теплый. Звенели цепи, плескалась вода, и яхты бились о бетонные глыбы. Больше ничего не было слышно.
   — Дик! — закричал я.
   Никакого ответа.
   Не было времени разбираться, почему он молчит. Я нажал кнопку стартера, и стодвадцатисильный дизель заработал с глухим рокотом; выхватив из держателей трос, я закрепил его на болтах с каждой стороны понтона, потом перекинул трос за усиленный пиллерс на корме лодки и дал полный газ.
   Двигатель взревел. Когда тросы натянулись, они образовали треугольник, в вершине которого находилась лодка, а понтон служил как бы основанием. Пена серебром била за кормой лодки. Я сидел, зная, что больше уже ничего нельзя сделать. Тросы звенели от напряжения. Мачты за кормой выпрямлялись, потому что натиск понтона стал ослабевать. Очень медленно, но я все-таки вытащил понтон на чистую воду. За ним тянулись лодки, все еще причаленные к нему и похожие на пустые гороховые стручки.
   На берегу теперь появились огни и автомашины. Низкий автомобиль с лебедкой выехал на дальний мол. Лодка с трудом приближалась к нему, идя против ветра.
   — Прими трос, — сказала мне темная фигура голосом Тони. — Он на лебедке. Закрепи его.
   Он бросил мне петлю тяжелого троса. Я подхватил ее, дал задний ход, накинул петлю на пиллерс и отвел лодку, чтобы выбрать слабину. Я правил к топливному доку, и лебедка заработала. Темная масса понтона стала медленно двигаться назад. Я выскочил на мол и подошел к автомобилю с лебедкой. Мотор ревел. Тони сидел в кабине. Светало. В неясном свете было видно то, что осталось от пяти когда-то элегантных яхт.
   Тони сказал:
   — Еще хорошо, что вы успели.
   В лучах автомобильных фар было заметно, как ввалились его глаза.
   — Ты видел Дика?
   — Нет. Наверное, спит под навесом. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было различить фигуры на противоположной стороне затона. Это были двое наших рабочих и Мэри. Рабочие спустились по куче обломков к кромке воды и что-то отыскивали там, шаря баграми. Они толкались и суетились так, будто нашли что-то важное.
   Меня прохватил озноб, и я бросился вдоль затона к ним. Мэри стояла на стенке, с ужасом смотрела вниз, повторяя:
   — О нет! О нет!
   Я понял, что произошло, когда рабочие вытащили тело из воды. Это был Дик Поудер. В рассветных лучах он выглядел идеально чистым, впервые за все время, какое я его знал. Потому что пролежал под водой более часа. И был, конечно, мертв.
   Мы вытащили его на верх стенки, холодного, как камень. Стало еще светлее. Прибыла полиция и «скорая помощь», голубые вспышки их машин освещали ужасный разгром и отражались в темной воде. Женщина-полисмен взяла Мэри к себе в машину и напоила ее чаем. Я снова пошел к автомашине с лебедкой.
   Понтон был на месте. Казалось, он никуда и не уходил, если бы не весь этот хаос вокруг. Ущерба было на добрых двадцать — тридцать тысяч фунтов.
   Но с этим придется разбираться потом.
   Я подошел к первой причальной точке понтона. Обычно он крепился мощной цепью из металла с гальваническим покрытием к чугунному кольцу на анкерах[18], которые заделаны на четыре фута в бетон стенки. В свете моего фонаря было видно, что цепь свободно свисает. На покрытии видны пятна ржавчины, но не больше, чем всегда.
   — Это новые цепи. Они поставлены в этом сезоне, — сказал Тони. Он наклонился и начал вытягивать цепь.
   — Должно быть, испорченное звено, — предположил Тони. — Два испорченных звена, — добавил он. — Никогда не бывает такого в цепи с гальваническим покрытием. А тут целых два звена.
   — Кто-то разрезал эти чертовы звенья, — сказал я. Бедный Дик с его «Пентхаузом», сандвичами и чаем!
   — Мы найдем эти проклятые звенья. Они где-нибудь здесь, если их разрезали. И мы найдем того подонка, который убил Дика.
   Его голос был холоден и полон гнева. Я отлично понимал его состояние.

Глава 11

   Ныряльщики спустились в воду и нашли эти два кольца цепи. Одно из них выглядело так, будто истончилось длительным трением о бетон. Другое было скручено и разорвано, когда понтон начало относить ветром. Две бригады телевидения снимали все это с мола.
   — Честно говоря, — сказал детектив сержант Хоун, — все это относится к области житейских заурядных историй.
   — Или шантажа, — добавил я.
   Хоун повторил:
   — Или шантажа. Надо подождать результатов следствия. Не могли бы мы поговорить с вами немного в офисе?
   В офисе снял телефонную трубку, чтобы телефонные звонки не мешали нашему разговору. Я сказал ему, что все свидетельствует о том, что «Саут-Крик» подвергается длительной кампании шантажа. Он кивнул. Мы оба не выспались. У детектива под глазами были черные круги.
   — Я опрашивал людей, — сказал он. — У «Саут-Крика» не очень-то хорошая репутация.
   — Это слухи, — ответил я. — Все это неправда. Компания «Си Хорз Лэнд» хочет дешево купить наше предприятие. И они калечат яхты, чтобы отвадить клиентов.
   — Это вы так говорите, — сказал Хоун. — Это вы так утверждаете.
   Он вздохнул, и его взгляд устремился в окно, откуда были видны плачевные результаты разрушения.
   — Сказать честно, вы не правы, — вздохнул Хоун. — Дело ведется... бестолково. Я понимаю, вы все время в отъезде. А владелец. Макферлейн... ну, не так молод, как хотелось бы.
   Он встал.
   — Теперь, если вы не возражаете, я поговорю с вашими людьми.
   Бумажки, пришпиленные к стене, заколыхались, когда он распахнул дверь. Я снова повесил телефонную трубку на крюк аппарата, и он немедленно зазвонил. Четверо владельцев яхт видели весь погром в раннем выпуске местных телевизионных новостей и желали знать, что мы собираемся предпринять. Я отвечал им, чтобы они обращались в страховые компании, и стал ждать, пока эти компании в свою очередь не начнут теребить меня.
   Звонок. Я глубоко вздохнул и снял трубку.
   Говорили откуда-то издалека, голос был еле слышен из-за шума и треска.
   — Алло! Кто это?
   Линия была дрянная, но, несомненно, это был Генри Макферлейн.
   — Генри, благодарение Господу, вы наконец-то звоните...
   — Кто-нибудь пострадал?
   — Дик. Мертв. Утонул.
   Последовало молчание. Потом Генри произнес:
   — Бедный Дик. Бедный Дик.
   — Как вы узнали?
   — Один человек приехал сюда.
   — Где вы?
   — В Испании.
   Даже сквозь треск чувствовалось, что он встревожен.
   — Теперь слушай внимательно. Я сейчас не могу вернуться домой. Тебе придется кое-что сделать. Для начала держи в поле зрения этого парня, Поула Уэлша.
   Я почти не спал этой ночью и ничего не соображал.
   — Почему? — спросил я.
   — Не спускай с этого типа глаз.
   Связь прервалась. Потом я услышал обрывок фразы:
   — ... «Альдебаран»...
   — Что там насчет «Альдебарана»?
   — Не спускай глаз и с него. Смотри за ним. Не доверяй этому подлецу Поулу. Мне понадобится твоя помощь.
   — Генри, что вообще происходит?
   — Нет времени болтать. Ты будешь участвовать в Кубке Марбеллы, да? Тогда можешь выйти на «Альдебаране». Теперь еще одно. Запомни хорошенько: проверь ловушки на омаров.
   Мне показалось, он боится, чтобы его не подслушали.
   — И положи это в банк. Это чертовски важно. Все. Привет и любовь Мэри. Скажи ей, что я принимаю пилюли. Бедный старина Дик. Смотри за делами, я еще позвоню.
   — Где вы? Что надо положить в банк?
   Но линия молчала.
   Я сидел и пытался сообразить, что все это значит, и как Генри узнал, что случилось этой ночью в «Саут-Крике», когда сам он сейчас где-то в Испании.
   Пришла девушка-секретарь. Я попросил, чтобы она отвечала на телефонные звонки, а сам пошел в дом к Мэри.
   Она возилась в саду, вырывала траву между плитами при помощи обломка кухонного ножа.
   — Генри звонил. Он все еще в Испании. Таблетки принимает. Шлет любовь и привет.
   Ее лицо просветлело на миг, потом опять стало грустным.
   — Хорошо, — сказала она, — хоть что-то.
   — Связь прервалась, а то бы я переключил телефон.
   Она пожала плечами.
   — Ты сообщил ему о Дике?
   — Он уже знал.
   — Откуда?
   — Не сказал.
   Она тяжело поднялась, опираясь руками о колени.
   — Пойдем в дом, я хочу выпить.
   Она налила себе на три пальца виски. Я подробно пересказал ей все, что говорил Генри.
   — Так, — вздохнула она, когда я закончил. — Он опасается этого негодяя Поула. И просит тебя проверить ловушки на омаров. Он ставил их перед отъездом. Он бредит. Но все же сходи на лодке и проверь их.
   Она взяла меня за руку и улыбнулась, хотя ее бледно-голубые глаза затуманились от виски и слез.
   Мы прошли через двор на пирс, стараясь не видеть страшного хаоса на понтоне.
   Ловушки для ловли омаров были аккуратно сложены у гофрированной стенки под навесом.
   — Сколько их у него?
   — Сорок восемь. Я как-то ходила с ним. Тяжелая работа. И это в его-то возрасте!
   Я посмотрел на снасти. Должно быть восемь рядов по шесть штук в каждом. А здесь было только семь рядов. Я сказал:
   — Шести штук не хватает.
   — Как так?
   — Он мне сказал, чтобы я проверил ловушки. Где он обычно их ставил?
   — У Ил-Хоула. Он всегда ставит ловушки там, потому что туда больше никто не ходит. Там, конечно, и в помине нет никаких омаров. Она положила руку мне на плечо. — Я что-то ослабела. Пойду прилягу.
   Я смотрел, как она шла, согнувшись, словно неся тяжелый груз на плечах. Потом взял лодку, на которой ходили рыбачить, завел мотор и отправился в путь.
   Примерно с дюжину буев подпрыгивало в воде у Оар-Хэда, мелькая оранжевым и зеленым флюоресцирующим светом на фоне коричневых скал. Зеленые волны подступали с правого борта, разбивались в белую пену и отступали снова. Прямо передо мной из зеленой воды вынырнули черные скалы. Прибой с шумом ударялся о них. Я повернул румпель и прошел между двумя рядами скал, которые окаймляли Ил-Хоул.
   Внутри кольца скал было с четверть акра чистой зеленой воды, подернутой пеной. В центре акватории виднелся буй с написанными по трафарету буквами «MacF». Я подцепил багром трос, закрепил на лебедке и включил ее.
   Первые две ловушки оказались пустыми. Мое сердце билось учащенно, и не только потому, что управляться одной рукой было очень трудно. В третьей ловушке оказался большой угорь. Я выкинул его за борт и продолжал вытягивать трос.
   Четвертая ловушка была пустой. Пятая тоже.
   В шестой ловушке, когда она еще находилась в прозрачной воде, я увидел какой-то небольшой прямоугольный предмет.
   Подняв ловушку на борт, я сунул левую руку в отверстие и вытащил оттуда покрытую эмалью металлическую коробку, типа сейфа, которую Генри хорошо закупорил, прежде чем опустить в море. Я резко повернул румпель и направил лодку к выходу из скального окружения.

Глава 12

   Коробка-сейф стояла на столе, блестя в лучах солнца, отражающихся от воды. Генри любил, чтобы его окружали солидные вещи. День обещал быть теплым и влажным, через открытое окно слышались крики чаек и стук пишущей машинки Инид из офиса.
   — Так вот это что! — протянула Мэри. — Он держал эту коробку в шкафу у окна. Я ничего не понимаю. Зачем он с такими хитростями запрятал ее, и так далеко?
   — Он хочет, чтобы я поместил это на хранение в банк.
   — Банк сейчас закрыт.
   Мы стояли и смотрели на коробку. Потом Мэри сказала:
   — Если бы мы знали, что там, внутри, мы бы поняли, чего хочет этот старый дурак.
   Я тоже думал об этом.
   — Я устала от его причуд. Вот и на этот раз тоже... — Она помолчала. — Может быть, это и есть то, что искал бандит? Может быть, и Поул Уэлш тоже охотится за этим?
   — А где же ключ?
   В столе Генри было полно разных ключей. Но ни один из них не подошел к этому сейфу.
   — Может быть, чем-нибудь поддеть? — предложила Мэри.
   Я вынул нож и попытался сделать это. Краска сходила легко, но металл был неуязвим.
   — Крепкий сплав, — сказал я.
   — А что если попробовать одной из этих газовых горелок?
   — Если внутри бумаги, они сгорят.
   — Как же нам быть?
   — Завтра отнесу его к слесарю.
   — Черт возьми! — сказала она. — Я хотела бы знать, что там такое. — Немного помолчав, Мэри заявила: — Я не желаю, чтобы это оставалось в доме на ночь.
   — Я заберу это с собой в Пойнт-Хауз.
   Она дала мне сумку, я положил туда сейф, потом пошел к «лендроверу» и бросил ее на заднее сиденье.
   Автостоянка была забита. Обычно она заполняется так только в погожие весенние дни. А на этот раз свое действие оказало телевидение. Внизу уже двое владельцев обследовали повреждения, полученные яхтами.
   Хотя я испытывал большую симпатию к ним, в последние дни так много всего свалилось на меня, что я мог и не удержаться в рамках тактичности, если бы начал разговаривать с ними. Поэтому я нырнул под большой навес, не желая, чтобы кто-нибудь перехватил меня. Там было прохладно и темно среди причудливых, похожих на динозавров корпусов вытащенных из воды яхт. В углу был телефонный аппарат. Я поднял трубку и набрал номер Поула Уэлша.
   — Алло! — ответил он своим приятным баритоном с итонским выговором.
   — Кто доставит «Альдебаран» в Марбеллу? — спросил я.
   — А разве это ваше дело? — Голос был все еще мягкий, но уже холодный и враждебный.
   — Да, — ответил я. — Судно принадлежит Генри, и он просил меня узнать.
   — Очень хорошо, — сказал Поул. — Я доставлю сам.
   — Сам? — переспросил я.
   Это было так же неожиданно, как если бы он сказал мне, что оставляет гонки и переходит в торговый флот.
   — Что-то не выходит с профессионалами-доставщиками?
   — Проблемы со страхованием.
   — Они не приняли доклад вашего инспектора?
   — Доклад инспектора сделан для покупателя.
   — А у вас вообще есть страховка?
   — Вам следует знать только, что мне будет заплачено за это судно в Марбелле, и я доставлю его туда сам, под свою ответственность.
   Я начал понимать причину беспокойства Генри. Покупатель расплачивался на причальной стенке в Марбелле, в Испании. Это был хитрый ход. Поул сумел выкрутить руки этому инспектору и заставил его сделать хорошие выводы. Если «Альдебаран» на выдержит перехода, покупатель сохраняет свои деньги, а Генри теряет.
   Генри всегда говорил, что за этими типами надо следить пристально, по-ястребиному.
   — Уже набрали экипаж?
   — Возьму пару ребят с яхтенной стоянки.
   — Какой стоянки?
   — Конечно, с «Саут-Крика».
   Я сказал настолько вежливо, насколько мог:
   — Боюсь, что могу дать вам только одного.
   — Хорошо. Кого же?
   — Себя.
   Он в замешательстве затянул паузу.
   — Я буду членом экипажа и представителем владельца, — уточнил я.
   Последовала еще одна пауза, а потом он пробормотал:
   — Хорошо. Почему бы нет?
   — Отлично, шкипер, — сказал я и направился к «лендроверу». Окно автомобиля со стороны водителя оказалось открытым. Я нахмурился. Я достаточно нахлебался всего, чтобы выкинуть еще и такую глупость. Я отпер дверцу и сел в машину. Сумка по-прежнему лежала на заднем сиденье. Перегнувшись, я приподнял ее, чтобы почувствовать вес.
   Она упала на металлический пол машины как перышко. Меня внезапно прошибло потом. Я с легкостью перекинул ее к себе на колени и щелкнул замком. Сумка была пуста. Коробка-сейф исчезла.
   Стоянка постепенно освобождалась. Уехали фургоны, продающие мороженое, осталась всего половина автомобилей из бывших здесь раньше.
   Я побежал в офис. Тони пил чай и курил свои самодельные сигареты.
   — Ты видел кого-нибудь около «лендровера»? — спросил я.
   — Тут целый день крутится столько народа. Разве что заметишь?
   Я бросился обратно в дом. Мэри сидела а саду, читая «Спектейтор». Было заметно, что она выпила, но не мне было винить ее в этом. Я сказал Мэри:
   — Ящик. Он исчез.
   — Как исчез? — спросила она.
   Ее глаза были тусклыми и тревожными. Она смотрела на «Саут-Крик», где прожила целых сорок лет, и где теперь начали калечить яхты, воровать вещи, убивать. Мэри обхватила голову руками и заплакала.
   А мне казалось, что это плачу я.

Глава 13

   Альдебаран" был кечем — двухмачтовым парусником длиной в семьдесят футов с небольшой бизань-мачтой[19], построенным в двадцатые годы для перевозки леса на Балтике. Строители таких судов не очень заботились о запасе плавучести, потому что сам груз мог держать их на плаву. Когда кечи перестали использовать на перевозке леса, надо было как-то позаботиться о продлении их жизни. С той поры многочисленно сменявшиеся владельцы «Альдебарана» пытались как-то законопатить корпус, но это принесло не много пользы.
   Обе мачты имели гафели[20]. В рубке радовал глаз окованный латунью штурвал; вниз, в салон, вел трап, отделанный источенной червями сосной. Маленькие диваны были обиты старой кожей. В пустоте под палубой туманом клубились запахи: пахло трюмной водой, старой краской и разлитым парафином. Вспомогательным двигателем служила допотопная машина Перкинса, которая заводилась лучше всего, когда в ее воз-духоприемник заталкивали горящие тряпки. Система управления имела цепную передачу и при повороте руля гремела, как семейное привидение в родовом замке.