Страница:
«А если бы не было возможности?»
И снова ответ был столь очевиден, что и обдумывать тут было нечего.
«Я бы ее создал», – сказал себе Йёю.
Он неплохо знал Легион. Впрочем, лишь настолько, насколько это было возможно. Зная о Легионе много больше других в императорском окружении, Йёю отдавал себе отчет в том, как мало на самом деле он о Легионе знает. Легион был закрытой корпорацией. Извне его независимость и даже в некотором роде экстерриториальность защищали законы империи, даровавшие ему множество особых прав и привилегий. Одной из этих привилегий было прямое подчинение Легиона непосредственно императору. Формально у императора имелся специальный человек, ведавший делами Легиона. Реально, как доподлинно знал это Йёю, чиновник лишь «делал лицо», если полагал, что на самом деле контролирует одну из самых таинственных и могущественных организаций империи. А изнутри… Йёю мог только догадываться о том, какие инструменты дисциплины используются для того, чтобы превратить это скопище наемников-нелюдей в непробиваемый монолит. Так или иначе, но Йёю не знал ни одного случая успешной вербовки легионеров.
Могущество Легиона создавалось восемь веков. Легион был богат, хотя точных сумм его активов не знал никто. У него был свой флот и свои базы. Йёю подозревал, однако, что командование императорского космического флота не знает ни где находятся некоторые из этих баз, ни того, сколько и каких кораблей имеется в распоряжении легиона. В целом можно было сказать, что легион обладал нешуточной силой и с позволения своего хозяина являлся самостоятельным игроком на обширном политическом поле империи. Осведомленность командования легиона, как и его возможности в чисто политических или экономических интригах, поражали воображение. До последнего времени Йёю полагал, что все это достигается подкупом и взаимными соглашениями. Сейчас он подумал, что настоящий игрок никогда не отказался бы и от такого в высшей степени эффективного инструмента власти и влияния, каким было внедрение своих «людей» в чужие структуры. Как? Это был интересный вопрос, и на него имело смысл попробовать ответить. Если удастся. Но вот относительно того, как использовать впорхнувшую в его окно удачу, Йёю не сомневался.
Мысли Йёю бродили, как вино, и созревали, как хлеб. Решение вырастало из необходимости, из совокупности создавшихся обстоятельств, из его созидающего видения мира. Йёю видел мир совсем не таким, каким сам мир тщился отразиться в глазах Смотрящего, и не таким, каким его, мир, пытается увидеть вглядывающийся. Йёю умел видеть мир таким, каким мир являлся на самом деле, в его первозданной, природной, одними богами задуманной простоте. Но он видел и еще кое-что. Он видел мир, меняющийся под давлением обстоятельств, и то, где следует приложить усилие, чтобы мир начал меняться в нужном ему, Йёю, направлении. Создавать «усилия», меняющие мир, было второй бриллиантовой способностью Лауреата.
Ни убивать, ни вербовать Ё он не собирался. Вербовать бесполезно, убивать – «растворить жемчужину в уксусе». Но вот наладить через его светлость Ё неофициальный канал связи с руководством Легиона имело смысл. Создать что-то вроде особых отношений. Не партнерство, конечно, но вид сотрудничества, основанный на общих интересах и взаимных обязательствах. И ведь Ё для такой цели подходил лучше любых других кандидатур. Трудно было вообразить, что такая фигура, как Ё, выполняет функции простого агента-информатора или даже рядового агента влияния. А значит, здесь открывался простор для очень интересных экспериментов в области прикладной политики, которые герцог Йёю страстно любил.
Впрочем, все это было выстроено на острие меча, на одном-единственном допущении, что Йёю обнаружил легионера, живущего под маской аристократа. Сие следовало доказать. И Йёю стал доказывать.
Он потерял одиннадцать агентов. Трое из них были лучшими «духами ночи», какие могли сыскаться в империи. Он потратил огромные деньги, беззастенчиво запуская обе руки в карман императора. На такие деньги можно было построить новый город. Города Йёю не построил, но он узнал то, что хотел знать. Средний Ё не просто не тот, за кого себя выдает, он и в самом деле связан с Легионом. Это были факты, твердые, как сталь, хотя и непригодные, по умолчанию, для представления в суд. Далее лежала область домыслов. Кем был на самом деле средний Ё, аханком или представителем какого-то иного, неизвестного в империи, но до ужаса похожего на аханков народа? Каково было его положение в Легионе? Есть ли другие, подобные ему? Это были вопросы без ответов. На данный момент, однако, они были второстепенны, но в перспективе они могли стать жизненно важными.
«Что и произошло», – подумал Йёю, выпуская струю ароматного сигарного дыма.
Антш исчезла. Поднялся рассвет над Мраморными горами, напомнивший Йёю о красоте плана, возникшего в его голове накануне той встречи. Упали снега на Оленье ущелье, и Йёю, снова смотревший на серые камни, выглядывающие из-под белого сверкающего снега, вспомнил дни, проведенные им в застенках под Старым замком. Их не кормили, и воды им не давали тоже. В кромешной темноте и вонючей духоте сырого и холодного каменного мешка копошились не менее пяти десятков человек, еще несколько часов назад бывших элитой империи. Йёю держал себя в руках, понимая лучше других, что все это не более чем острастка на будущее для тех, кого оставили в живых. Возможно, он думал бы иначе, если бы не увидел случайно по дороге в казематы, как вышвырнули из апартаментов в коридор тело князя Ойи. Ойя был директором Черного Кабинета. Но его убили – выстрелом в голову, – а не попытались использовать. Не могло это быть и случайностью. Старик Ойя вряд ли мог оказать сопротивление. А они, сидевшие во тьме и вони, голодные и запуганные, были живы, и значит, так было решено заранее. Все остальное вторично.
На третий день его вызвали на допрос. Был соблазн изобразить жалкого слабого человека, но от этого плана он отказался сразу. Не так быстро. Так быстро люди его типа не ломаются. Чуть бледности на лице, потрескавшиеся губы, лихорадочный блеск в глазах… Все это было уместно, но в остальном не должно было возникнуть и тени сомнения: Йёю молодой и крепкий мужчина из хорошего рода, баловень судьбы и любимец императора. Он расстроен, раздражен, он в недоумении, но не более того.
Дознаватель лениво задавал вопросы, демонстрируя, без намерения, разумеется, что делает все это только ради проформы, по обязанности, и без всякой цели и интереса. Никакого интереса к Лауреату, за исключением обычного болезненного любопытства к упавшему идолу, у дознавателя не было, и Йею он был неинтересен тоже. А вот квадратный, с жиденькими сивыми волосиками и холодными глазами палача человек, одетый в партикулярное платье и тихо сидевший в уголке, был не в пример интереснее. И опаснее. Когда его взгляд пару раз поднимался к лицу Йею, того охватывал животный ужас. Такого с ним никогда не бывало в прошлом, и теперь Йею посетил страх. Он не мог понять, что за воплощенный древний ужас явился на его допрос в кабинет дознавателя? Но, к счастью Йею, – не иначе как Душа рода вымолила его у богов – все кончилось хорошо. Допрос закончился без пыток и попыток ментального проникновения. Вечером дали пить, а на следующий день и есть. Еще через пять дней ему объявили о дальнейшей участи: бессрочная ссылка в провинцию Йяфт. И все.
… Сквозь клубы сигарного дыма проступили очертания Быка. Объективно высеченный из цельной скалы, Бык был огромен, но все относительно, не так ли? Вставало солнце, и объектив раба-хрониста поймал чудесное мгновение, когда Бык и солнце совместились на миг. Огромный багровый бубен восходящего светила и черный Бык на его фоне, как будто выведенное черной тушью изображение на крашеной охрой воловьей коже.
Йёю любил этот образ.
«Все относительно», – сказал он себе, любуясь Быком, вписанным в полукружие встающего из-за морского горизонта солнца.
«Все относительно», – повторил он, как будто ему еще надо было себя в чем-то убеждать. Йейри Каменотес сказал об императоре: «Бык времен, идущий по пажитям Вселенной». Вот именно. Бык. Что есть император? Он живое воплощение империи, ее мощи, непоколебимого величия, наконец, ее протяженности во времени и пространстве. Но величие императора и величие империи не есть соразмерные величины. Замахнуться на империю то же самое, что пытаться погасить солнце. Но Бык… Быка можно разрушить, хотя и сложно.
«И ведь все уже решено, – сказал он себе. – Капли упали, и круги пошли по тихой воде…»
Глава 2
История третья
Глава 3
И снова ответ был столь очевиден, что и обдумывать тут было нечего.
«Я бы ее создал», – сказал себе Йёю.
Он неплохо знал Легион. Впрочем, лишь настолько, насколько это было возможно. Зная о Легионе много больше других в императорском окружении, Йёю отдавал себе отчет в том, как мало на самом деле он о Легионе знает. Легион был закрытой корпорацией. Извне его независимость и даже в некотором роде экстерриториальность защищали законы империи, даровавшие ему множество особых прав и привилегий. Одной из этих привилегий было прямое подчинение Легиона непосредственно императору. Формально у императора имелся специальный человек, ведавший делами Легиона. Реально, как доподлинно знал это Йёю, чиновник лишь «делал лицо», если полагал, что на самом деле контролирует одну из самых таинственных и могущественных организаций империи. А изнутри… Йёю мог только догадываться о том, какие инструменты дисциплины используются для того, чтобы превратить это скопище наемников-нелюдей в непробиваемый монолит. Так или иначе, но Йёю не знал ни одного случая успешной вербовки легионеров.
Могущество Легиона создавалось восемь веков. Легион был богат, хотя точных сумм его активов не знал никто. У него был свой флот и свои базы. Йёю подозревал, однако, что командование императорского космического флота не знает ни где находятся некоторые из этих баз, ни того, сколько и каких кораблей имеется в распоряжении легиона. В целом можно было сказать, что легион обладал нешуточной силой и с позволения своего хозяина являлся самостоятельным игроком на обширном политическом поле империи. Осведомленность командования легиона, как и его возможности в чисто политических или экономических интригах, поражали воображение. До последнего времени Йёю полагал, что все это достигается подкупом и взаимными соглашениями. Сейчас он подумал, что настоящий игрок никогда не отказался бы и от такого в высшей степени эффективного инструмента власти и влияния, каким было внедрение своих «людей» в чужие структуры. Как? Это был интересный вопрос, и на него имело смысл попробовать ответить. Если удастся. Но вот относительно того, как использовать впорхнувшую в его окно удачу, Йёю не сомневался.
Мысли Йёю бродили, как вино, и созревали, как хлеб. Решение вырастало из необходимости, из совокупности создавшихся обстоятельств, из его созидающего видения мира. Йёю видел мир совсем не таким, каким сам мир тщился отразиться в глазах Смотрящего, и не таким, каким его, мир, пытается увидеть вглядывающийся. Йёю умел видеть мир таким, каким мир являлся на самом деле, в его первозданной, природной, одними богами задуманной простоте. Но он видел и еще кое-что. Он видел мир, меняющийся под давлением обстоятельств, и то, где следует приложить усилие, чтобы мир начал меняться в нужном ему, Йёю, направлении. Создавать «усилия», меняющие мир, было второй бриллиантовой способностью Лауреата.
Ни убивать, ни вербовать Ё он не собирался. Вербовать бесполезно, убивать – «растворить жемчужину в уксусе». Но вот наладить через его светлость Ё неофициальный канал связи с руководством Легиона имело смысл. Создать что-то вроде особых отношений. Не партнерство, конечно, но вид сотрудничества, основанный на общих интересах и взаимных обязательствах. И ведь Ё для такой цели подходил лучше любых других кандидатур. Трудно было вообразить, что такая фигура, как Ё, выполняет функции простого агента-информатора или даже рядового агента влияния. А значит, здесь открывался простор для очень интересных экспериментов в области прикладной политики, которые герцог Йёю страстно любил.
Впрочем, все это было выстроено на острие меча, на одном-единственном допущении, что Йёю обнаружил легионера, живущего под маской аристократа. Сие следовало доказать. И Йёю стал доказывать.
Он потерял одиннадцать агентов. Трое из них были лучшими «духами ночи», какие могли сыскаться в империи. Он потратил огромные деньги, беззастенчиво запуская обе руки в карман императора. На такие деньги можно было построить новый город. Города Йёю не построил, но он узнал то, что хотел знать. Средний Ё не просто не тот, за кого себя выдает, он и в самом деле связан с Легионом. Это были факты, твердые, как сталь, хотя и непригодные, по умолчанию, для представления в суд. Далее лежала область домыслов. Кем был на самом деле средний Ё, аханком или представителем какого-то иного, неизвестного в империи, но до ужаса похожего на аханков народа? Каково было его положение в Легионе? Есть ли другие, подобные ему? Это были вопросы без ответов. На данный момент, однако, они были второстепенны, но в перспективе они могли стать жизненно важными.
«Что и произошло», – подумал Йёю, выпуская струю ароматного сигарного дыма.
Антш исчезла. Поднялся рассвет над Мраморными горами, напомнивший Йёю о красоте плана, возникшего в его голове накануне той встречи. Упали снега на Оленье ущелье, и Йёю, снова смотревший на серые камни, выглядывающие из-под белого сверкающего снега, вспомнил дни, проведенные им в застенках под Старым замком. Их не кормили, и воды им не давали тоже. В кромешной темноте и вонючей духоте сырого и холодного каменного мешка копошились не менее пяти десятков человек, еще несколько часов назад бывших элитой империи. Йёю держал себя в руках, понимая лучше других, что все это не более чем острастка на будущее для тех, кого оставили в живых. Возможно, он думал бы иначе, если бы не увидел случайно по дороге в казематы, как вышвырнули из апартаментов в коридор тело князя Ойи. Ойя был директором Черного Кабинета. Но его убили – выстрелом в голову, – а не попытались использовать. Не могло это быть и случайностью. Старик Ойя вряд ли мог оказать сопротивление. А они, сидевшие во тьме и вони, голодные и запуганные, были живы, и значит, так было решено заранее. Все остальное вторично.
На третий день его вызвали на допрос. Был соблазн изобразить жалкого слабого человека, но от этого плана он отказался сразу. Не так быстро. Так быстро люди его типа не ломаются. Чуть бледности на лице, потрескавшиеся губы, лихорадочный блеск в глазах… Все это было уместно, но в остальном не должно было возникнуть и тени сомнения: Йёю молодой и крепкий мужчина из хорошего рода, баловень судьбы и любимец императора. Он расстроен, раздражен, он в недоумении, но не более того.
Дознаватель лениво задавал вопросы, демонстрируя, без намерения, разумеется, что делает все это только ради проформы, по обязанности, и без всякой цели и интереса. Никакого интереса к Лауреату, за исключением обычного болезненного любопытства к упавшему идолу, у дознавателя не было, и Йею он был неинтересен тоже. А вот квадратный, с жиденькими сивыми волосиками и холодными глазами палача человек, одетый в партикулярное платье и тихо сидевший в уголке, был не в пример интереснее. И опаснее. Когда его взгляд пару раз поднимался к лицу Йею, того охватывал животный ужас. Такого с ним никогда не бывало в прошлом, и теперь Йею посетил страх. Он не мог понять, что за воплощенный древний ужас явился на его допрос в кабинет дознавателя? Но, к счастью Йею, – не иначе как Душа рода вымолила его у богов – все кончилось хорошо. Допрос закончился без пыток и попыток ментального проникновения. Вечером дали пить, а на следующий день и есть. Еще через пять дней ему объявили о дальнейшей участи: бессрочная ссылка в провинцию Йяфт. И все.
… Сквозь клубы сигарного дыма проступили очертания Быка. Объективно высеченный из цельной скалы, Бык был огромен, но все относительно, не так ли? Вставало солнце, и объектив раба-хрониста поймал чудесное мгновение, когда Бык и солнце совместились на миг. Огромный багровый бубен восходящего светила и черный Бык на его фоне, как будто выведенное черной тушью изображение на крашеной охрой воловьей коже.
Йёю любил этот образ.
«Все относительно», – сказал он себе, любуясь Быком, вписанным в полукружие встающего из-за морского горизонта солнца.
«Все относительно», – повторил он, как будто ему еще надо было себя в чем-то убеждать. Йейри Каменотес сказал об императоре: «Бык времен, идущий по пажитям Вселенной». Вот именно. Бык. Что есть император? Он живое воплощение империи, ее мощи, непоколебимого величия, наконец, ее протяженности во времени и пространстве. Но величие императора и величие империи не есть соразмерные величины. Замахнуться на империю то же самое, что пытаться погасить солнце. Но Бык… Быка можно разрушить, хотя и сложно.
«И ведь все уже решено, – сказал он себе. – Капли упали, и круги пошли по тихой воде…»
Глава 2
ЦО
О том, что он находится под гласным надзором, Йёю дали понять еще на Йяфте. Тень появилась в зале отлета и уже не отставала от него ни на шаг. На самом деле теней было две: молодая эффектная брюнетка и широкоплечий невысокий соломенный блондин. Мужчина был, по всем признакам, из гегх, и это наверняка случайное совпадение снова напомнило Йёю о графине Нор. Воспоминание доставило ему радость. Оно было окрашено теплым чувством. В этом чувстве присутствовал легкий привкус желания, которое само по себе тоже являлось приятным переживанием. «Влечение мужчины к женщине подобно реке жизни, несущей горькие воды пополам со сладкими водами из мглы прошлого в туман будущего». Шцаарц был гениален. «Он сказал, и я с поцелуем повторяю его слова» – это тоже не были слова Йёю. Так сказал другой гений – поэт Гзинтс – о прозе Шцаарца спустя семь веков. Увы, все уже сказано до нас. И не один раз, потому что и украдено все, достойное быть украденным, тоже задолго до нас.
Йёю вышел на крышу зала прилетов и взял флаер до «Бродяжьего Стана». Сейчас за ним шла женщина. Йёю оценил прелесть момента и, оглянувшись через плечо, улыбнулся своей тени улыбкой понимания и приглашения. Женщина улыбнулась в ответ. Благодарность и согласие. «На редкость воспитанная, по нынешним временам, тень», – не без удовольствия отметил Йёю. Он дождался ее около открытого люка и только тогда, когда она приблизилась на шаг, вошел в салон. Женщина последовала за ним и села напротив. У нее были характерное лицо чистокровной северянки – удлиненные темные глаза, прямой узкий нос и небольшой аккуратный рот, – спортивная фигура и элегантные пальцы – длинные, с короткими прозрачными ногтями.
– Как тебя зовут? – спросил Йёю, внимательно изучив сидевшую перед ним женщину.
– Цо, добрый господин. – У женщины был приятный тембр голоса, и она произносила звуки согласно классическому северному канону. Правильный выговор ласкал слух, тень улыбки не покидала ее лица, движения были выверены и гармоничны, а запах напомнил Йею весенние луга его молодости. «Какие странные цветы растут теперь в Саду Теней», – с легкой завистью отметил Йею.
Флаер поднялся выше, перевалил через Левое Плечо Малого Медведя, и перед Йёю открылась Столица империи. Огромный город уступами спускался по склону Плеча и расползался вдоль основания горы вплоть до берега Серебряной, через которую ему, впрочем, было запрещено переходить еще со времен Девятого императора. Несколько горных речек рассекали Тхолан по вертикали. Значительные пространства в городе были заняты парками и священными рощами. На вершинах холмов и скальных выступов виднелись храмы и храмовые комплексы. Районы, застроенные особняками и дворцами знати, сменялись малыми и большими группами небоскребов, различавшихся по высоте, цвету и форме. Общее впечатление было именно таким, какого желали добиться императорские градостроители: гармоничное сочетание природной простоты и естественности и имперского жесткого планирования. Все так и есть. Империя это упорядоченная стихия, стихия и порядок, переплетенные так тесно, как только могут быть сплетены такие чуждые друг другу явления, как случайность и закономерность.
Флаер взял к югу и, пройдя вдоль склона горы на уровне второго верхнего яруса, так, что справа по ходу открылся великолепный вид на ансамбль императорского дворца, пошел на снижение. Через несколько минут машина осторожно коснулась полированного гранита посадочной площадки отеля.
– Надеюсь, ты поняла, почему я не захотел жить в своем замке? – спросил Йёю, выходя на черное сверкающее поле.
– Ваши решения безукоризненны, герцог. – Цо последовала за ним с изяществом танцора и грацией по-настоящему привлекательной женщины, знающей, что она именно такова.
– Ты мне льстишь. Не надо, – сказал ей Йёю.
– Как прикажете, ваша светлость.
– Называй меня Йёю. Мне будет приятно.
– Мне приятно сделать приятное вам, Йёю.
– Ты давно работаешь в полиции? – спросил он, входя в лифт.
– Ваши тени, Йёю, – ответила она, последовав за ним, – служат в Железной Башне.
– Мне казалось, что там никого не осталось.
– Кто-то остался. Но вы правы, Йёю, я пришла в Башню с флота.
– Дай подумать, – сказал Йёю, входя в холл своих апартаментов. – Я полагаю, ты из тактической разведки.
– Именно так. – Она улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой из тех, что он видел за последние десять лет. «Или пять», – согласился он с голосом разума, мешавшим ему потерять голову. Его голос разума всегда стоял на страже их общих интересов.
– Выпьешь со мной? – спросил Йёю.
– Я здесь, – ответила она с улыбкой.
– Звучит двусмысленно, – чуть приподнял бровь Йёю.
– Мне раздеться? – спросила она. Ее глаза смеялись.
– Лучше выпьем. – Он обозначил «тень улыбки» и, повернувшись к ожидавшему приказаний рабу, сказал:
– Подай нам в «саду».
Объяснять, что и как следует делать, не было никакой необходимости. Рабы были его собственные, домашние, прибывшие сюда загодя, со всем потребным багажом.
– Пойдем, Цо. – Теперь он улыбнулся, воздух Столицы мира действовал на него, как вино.
Они прошли через анфиладу комнат, обставленных в типично имперском стиле – много тонированного стекла и полированных поверхностей, – и вышли в «сад», на террасу, превращенную стараниями декораторов в маленькое подобие вишневого сада. Под деревьями стояла плетеная мебель, а перед сидящими открывался ошеломляющий вид на террасы тропы Девяносто Девяти Спутников.
– Бывала там? – спросил Йёю, кивнув в сторону храма. Он сел за стол и принял из рук раба костяную чашечку с водкой.
– Нет, – ответила Цо, не вдаваясь в объяснения.
– В молодости я любил подниматься Тропой Спутников. – Йёю поднес чашечку к лицу и втянул ноздрями тонкий запах напитка. Это была виноградная водка с восточного побережья, «Кровь солнца», крепкая, ароматная и чуточку сладкая.
– Я так и думала, – сказала Цо, повторяя его движение. В ее интонации не было иронии. Ирония заключалась в подтексте и… контексте, разумеется.
– Ты умная женщина, – сказал он, сделал маленький глоток и поставил чашечку на стол.
– Благодарю вас, Йёю, – ответила она без тени улыбки. – Ваши слова, как роса в летний день и как луч солнца в день ненастный. Я сохраню их в сердце.
«Да, – решил Йёю. – Я не ошибся. Она играет свою собственную игру».
Он сделал движение кистью левой руки, и столовый раб подал ему трубку и сразу же поднес огонь. Живой огонь, разумеется.
– Ты куришь? – спросил Йёю, сделав первую, самую сладкую, затяжку. «Желаннее женщины, – сказал маршал Йий, – потребнее еды». Ему, вероятно, было виднее. На Суровых холмах полегло семьсот тысяч его солдат. Какая уж тут еда?!
– Ты куришь? – спросил Йёю.
– Да, Йёю, я курю. – Вот теперь она ему улыбнулась.
«Сердце не камень, – подумал Йёю, любуясь Цо и показывая рабу, что следует принести еще одну трубку. – И кровь не вода, и мужчина не рыба. А я уже старик».
«В тактической разведке, – отметил голос разума, – разводят волков и скорпионов. И кто же ты, сладчайшая моя Цо?» К голосу разума следовало прислушаться.
«А что скажете вы, уважаемая?» – спросил он интуицию, но интуиция молчала. Ничего.
Бесшумно ступающий раб принес еще одну трубку и, согнувшись в низком поклоне, подал ее гостье. Цо приняла трубку и стала прикуривать. Процесс прикуривания многое может рассказать о человеке тому, кто готов видеть и принимать увиденное таким, каково оно есть. Йёю с непритворным интересом пронаблюдал за тем, как изящно женщина выполняет «три шага к тихой радости», и вынужден был признать, что у Цо красивый рот, а ее губы двигаются настолько изящно, насколько позволяет их природа. Он сделал движение кистью левой руки, и к столу приблизился его личный секретарь.
– С кем мы делим кров? – спросил Йёю, подчеркнув интонацией слово МЫ. Женщина, казалось, не обратила на это никакого внимания, из чего следовало, что она приняла приглашение. Секретарь тоже никак не отреагировал на отданный Йёю приказ, но, несомненно, понял его и запомнил. Закончив отчет, он распорядится приготовить для Цо отдельную спальню.
– Его светлость средний Ё прибыл в «Бродяжий Стан» прошлым вечером, – сказал секретарь. Вероятно, Ё был не единственным именитым гостем в этой, несомненно, лучшей из гостиниц Столицы, но раб великолепно знал свои обязанности и начал с главного. Ё был главной темой недели и соответственно главной достопримечательностью.
– Вот как, – сказал Йёю. – Он путешествует один?
Йёю погасил воспоминание о зеленых глазах и сделал еще один маленький глоток водки.
– Светлый господин Ё прибыл в сопровождении аназдара Варабы, – пояснил секретарь. – Сейчас они находятся на игровом поле. Они поспорили.
– Это может быть любопытным зрелищем, – сказал Йёю, обращаясь к Цо, и затянулся.
– Хочешь посмотреть? – продолжил он, выдохнув дым.
– С удовольствием.
– Включишь проекцию, – бросил он секретарю. – Но сначала продолжи список.
– Князь Ейф, – моментально ответил секретарь. – Адмирал Зжуцайя, адмирал граф By Дайр Ге, граф Тчоуй, герцогиня Аайцс…
– Достаточно, – сказал Йёю и, обращаясь уже к Цо, спросил:
– Слышала о Ё Чжоййю?
– Я его видела. На Йяфт, – ответила лаконично Цо, но Йёю понял, что она знает, о ком говорит. Тем не менее он спросил:
– Что скажешь?
– Он интересный мужчина, – равнодушно ответила Цо. – Но не в моем вкусе. – Она улыбнулась. – Но вот графиня, действительно, производит сильное впечатление.
«Скорпион, – понял Йёю. – Ты, сладчайшая моя Цо, несомненно, скорпион».
– Она тебе понравилась? – спросил Йёю и сделал еще один глоток.
– Да.
– Как женщина или как объект?
– Как женщина. Как объект она никого не интересует, Йёю. – Цо опять улыбнулась. – Их история проверена и подтверждена. В подробностях. – И она улыбнулась еще раз.
– Большего ты не скажешь, – кивнул Йёю.
– Большего я не знаю, – твердо ответила она на незаданный вопрос.
– А что относительно госпожи Нор, как женщины?
– Она красавица и…
– Спишь с женщинами? – спросил Йёю, не дав Цо закончить фразу.
– Нет, – ответила Цо.
– А что так? Не нравится?
– Не нравится.
– Значит, пробовала?
– Естественно.
– Так что ты еще хотела сказать о графине?
– Она красавица, – снова сказала Цо. – И… я думаю, что, если она переживет острый период, графиня нас всех удивит. – Цо не улыбалась. Зато улыбнулся Йёю:
– Ты меня заинтриговала. Но это лишнее. Включить проекцию.
И сейчас же перед ними развернулась трехмерная проекция игрового поля, скрыв от их глаз вид на город и храм.
Его светлость средний Ё забавлялся. Забава была вполне молодецкая, из тех, которые так нравятся молодым офицерам, несущим службу в дальних гарнизонах. Ё, одетый в белые штаны и рубашку, и его соперник, высокий стройный мужчина во всем черном, стояли лицом друг к другу на расстоянии метров в тридцать один от другого. Противником Ё являлся, по всей видимости, тот самый полковник-верк, о котором говорил секретарь. Аназдар Вараба проходил по полицейской сводке семидесятилетней давности как один из погибших вместе с Ё на яхте «Ветер». Йёю не приходилось с ним встречаться раньше, но его лицо мелькнуло пару раз в сводках новостей, так что Йёю его сразу узнал.
Рядом с каждым из игроков стоял стол, на котором были аккуратно разложены метательные ножи разной формы и размера. А метрах в пятидесяти от них стояли мишени. Игра же заключалась в том, что каждый из участников кидал в другого ножи любого типа и в любом темпе. При этом целью состязание было не уклоняться от летящей в тебя смерти, а, поймав ее, метнуть в мишень с максимальной точностью. Соответственно выигрывал не тот, кто уцелел (хотя это и было существенным компонентом победы), а тот, кто вогнал больше чужих ножей в центр своей мишени.
Судя по электронному табло, состязание длилось уже пятьдесят семь секунд, а состояние арсеналов, оставшихся в распоряжении игроков, указывало на то, что дело стремительно приближается к развязке. Темп уже достиг максимума, принятого для игр подобного рода в приличном обществе. Ножи летели с огромной скоростью, но никто из игроков не был ранен, и штрафных очков – не взятых с лета ножей – не было ни у того, ни у другого. Ё метал свои ножи левой рукой, а правой ловил ножи полковника и посылал их в мишень. Верк работал одной рукой, левой, демонстрируя великолепные технику и скорость реакции. Он оказался настоящим мастером-виртуозом.
– У аназдара гвардейская подготовка, – сказала Цо. – Думаю, что и в точности он опережает его светлость.
«Да, – согласился с женщиной Йёю. – Верк владеет уникальной техникой. Школа Гарретских Стрелков всегда славилась именно техникой использования метательного оружия».
Итак, свистели ножи, игроки улыбались, довольные жизнью, их руки работали с невероятной скоростью, а точность и выверенность движений напомнили бы о роботах, если бы не особая грация, которая всегда отличает тренированного человека от самой совершенной в мире машины. При всем при том ни один из них даже не вспотел.
«Хорошо быть молодым, потому что старым быть плохо, – подумал Йёю, наблюдая за тем, как последние ножи втыкаются в деревянные мишени. – И как же это вам удалось, господин Ё? И что на самом деле произошло тогда, семьдесят лет назад?»
Аназдар Вараба взял из воздуха короткий с узким лезвием нож и хитрым движением кисти метнул в мишень, вбив по самую рукоятку посередине между пятью другими ножами этого типа, образующими круг.
«Виртуоз, – мысленно поаплодировал Варабе Йёю. – И ты тоже не тот, за кого себя выдаешь? Или все-таки ты настоящий? А младшая Йя? А графиня? Весьма неординарная ситуация».
– Прелестно, – сказал Йёю, и сделал знак столовому рабу.
Раб моментально подал ему новую чашечку и сменил также, на всякий случай, чашечку Цо.
– Да, впечатляет, – равнодушно похвалила игроков Цо.
– Умеешь играть? – спросил заинтересовавшийся Йёю, наблюдая между тем, как обнимаются игроки, выражая друг другу уважение и благодарность за удавшийся на славу поединок.
– Умею, но проиграла бы любому из них. – Ее голос был прохладен, как первый осенний дождь.
«Забавно, – отметил Йёю. – А она, оказывается, заражена тем же чувством нетерпимости к конкурентам, что и весь флот. Забавно».
Он сделал движение пальцем, и к ним снова приблизился секретарь.
– Узнай, заказали ли господа Ё и Вараба столик в ресторане, и если да, зарезервируй места и нам.
Хочу побеседовать с ним снова, – улыбнулся Йёю. – Если удастся, конечно. Он ведь сейчас похож на громоотвод.
– Что такое громоотвод? – спросила Цо.
– В старину были такие приборы, они отводили молнии.
– Ах вот вы о чем! – оживилась Цо. – Я буду счастлива познакомиться с таким интересным человеком.
В голосе ее, однако, не было радости, а только скука. Большая скука.
Йёю вышел на крышу зала прилетов и взял флаер до «Бродяжьего Стана». Сейчас за ним шла женщина. Йёю оценил прелесть момента и, оглянувшись через плечо, улыбнулся своей тени улыбкой понимания и приглашения. Женщина улыбнулась в ответ. Благодарность и согласие. «На редкость воспитанная, по нынешним временам, тень», – не без удовольствия отметил Йёю. Он дождался ее около открытого люка и только тогда, когда она приблизилась на шаг, вошел в салон. Женщина последовала за ним и села напротив. У нее были характерное лицо чистокровной северянки – удлиненные темные глаза, прямой узкий нос и небольшой аккуратный рот, – спортивная фигура и элегантные пальцы – длинные, с короткими прозрачными ногтями.
– Как тебя зовут? – спросил Йёю, внимательно изучив сидевшую перед ним женщину.
– Цо, добрый господин. – У женщины был приятный тембр голоса, и она произносила звуки согласно классическому северному канону. Правильный выговор ласкал слух, тень улыбки не покидала ее лица, движения были выверены и гармоничны, а запах напомнил Йею весенние луга его молодости. «Какие странные цветы растут теперь в Саду Теней», – с легкой завистью отметил Йею.
Флаер поднялся выше, перевалил через Левое Плечо Малого Медведя, и перед Йёю открылась Столица империи. Огромный город уступами спускался по склону Плеча и расползался вдоль основания горы вплоть до берега Серебряной, через которую ему, впрочем, было запрещено переходить еще со времен Девятого императора. Несколько горных речек рассекали Тхолан по вертикали. Значительные пространства в городе были заняты парками и священными рощами. На вершинах холмов и скальных выступов виднелись храмы и храмовые комплексы. Районы, застроенные особняками и дворцами знати, сменялись малыми и большими группами небоскребов, различавшихся по высоте, цвету и форме. Общее впечатление было именно таким, какого желали добиться императорские градостроители: гармоничное сочетание природной простоты и естественности и имперского жесткого планирования. Все так и есть. Империя это упорядоченная стихия, стихия и порядок, переплетенные так тесно, как только могут быть сплетены такие чуждые друг другу явления, как случайность и закономерность.
Флаер взял к югу и, пройдя вдоль склона горы на уровне второго верхнего яруса, так, что справа по ходу открылся великолепный вид на ансамбль императорского дворца, пошел на снижение. Через несколько минут машина осторожно коснулась полированного гранита посадочной площадки отеля.
– Надеюсь, ты поняла, почему я не захотел жить в своем замке? – спросил Йёю, выходя на черное сверкающее поле.
– Ваши решения безукоризненны, герцог. – Цо последовала за ним с изяществом танцора и грацией по-настоящему привлекательной женщины, знающей, что она именно такова.
– Ты мне льстишь. Не надо, – сказал ей Йёю.
– Как прикажете, ваша светлость.
– Называй меня Йёю. Мне будет приятно.
– Мне приятно сделать приятное вам, Йёю.
– Ты давно работаешь в полиции? – спросил он, входя в лифт.
– Ваши тени, Йёю, – ответила она, последовав за ним, – служат в Железной Башне.
– Мне казалось, что там никого не осталось.
– Кто-то остался. Но вы правы, Йёю, я пришла в Башню с флота.
– Дай подумать, – сказал Йёю, входя в холл своих апартаментов. – Я полагаю, ты из тактической разведки.
– Именно так. – Она улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой из тех, что он видел за последние десять лет. «Или пять», – согласился он с голосом разума, мешавшим ему потерять голову. Его голос разума всегда стоял на страже их общих интересов.
– Выпьешь со мной? – спросил Йёю.
– Я здесь, – ответила она с улыбкой.
– Звучит двусмысленно, – чуть приподнял бровь Йёю.
– Мне раздеться? – спросила она. Ее глаза смеялись.
– Лучше выпьем. – Он обозначил «тень улыбки» и, повернувшись к ожидавшему приказаний рабу, сказал:
– Подай нам в «саду».
Объяснять, что и как следует делать, не было никакой необходимости. Рабы были его собственные, домашние, прибывшие сюда загодя, со всем потребным багажом.
– Пойдем, Цо. – Теперь он улыбнулся, воздух Столицы мира действовал на него, как вино.
Они прошли через анфиладу комнат, обставленных в типично имперском стиле – много тонированного стекла и полированных поверхностей, – и вышли в «сад», на террасу, превращенную стараниями декораторов в маленькое подобие вишневого сада. Под деревьями стояла плетеная мебель, а перед сидящими открывался ошеломляющий вид на террасы тропы Девяносто Девяти Спутников.
– Бывала там? – спросил Йёю, кивнув в сторону храма. Он сел за стол и принял из рук раба костяную чашечку с водкой.
– Нет, – ответила Цо, не вдаваясь в объяснения.
– В молодости я любил подниматься Тропой Спутников. – Йёю поднес чашечку к лицу и втянул ноздрями тонкий запах напитка. Это была виноградная водка с восточного побережья, «Кровь солнца», крепкая, ароматная и чуточку сладкая.
– Я так и думала, – сказала Цо, повторяя его движение. В ее интонации не было иронии. Ирония заключалась в подтексте и… контексте, разумеется.
– Ты умная женщина, – сказал он, сделал маленький глоток и поставил чашечку на стол.
– Благодарю вас, Йёю, – ответила она без тени улыбки. – Ваши слова, как роса в летний день и как луч солнца в день ненастный. Я сохраню их в сердце.
«Да, – решил Йёю. – Я не ошибся. Она играет свою собственную игру».
Он сделал движение кистью левой руки, и столовый раб подал ему трубку и сразу же поднес огонь. Живой огонь, разумеется.
– Ты куришь? – спросил Йёю, сделав первую, самую сладкую, затяжку. «Желаннее женщины, – сказал маршал Йий, – потребнее еды». Ему, вероятно, было виднее. На Суровых холмах полегло семьсот тысяч его солдат. Какая уж тут еда?!
– Ты куришь? – спросил Йёю.
– Да, Йёю, я курю. – Вот теперь она ему улыбнулась.
«Сердце не камень, – подумал Йёю, любуясь Цо и показывая рабу, что следует принести еще одну трубку. – И кровь не вода, и мужчина не рыба. А я уже старик».
«В тактической разведке, – отметил голос разума, – разводят волков и скорпионов. И кто же ты, сладчайшая моя Цо?» К голосу разума следовало прислушаться.
«А что скажете вы, уважаемая?» – спросил он интуицию, но интуиция молчала. Ничего.
Бесшумно ступающий раб принес еще одну трубку и, согнувшись в низком поклоне, подал ее гостье. Цо приняла трубку и стала прикуривать. Процесс прикуривания многое может рассказать о человеке тому, кто готов видеть и принимать увиденное таким, каково оно есть. Йёю с непритворным интересом пронаблюдал за тем, как изящно женщина выполняет «три шага к тихой радости», и вынужден был признать, что у Цо красивый рот, а ее губы двигаются настолько изящно, насколько позволяет их природа. Он сделал движение кистью левой руки, и к столу приблизился его личный секретарь.
– С кем мы делим кров? – спросил Йёю, подчеркнув интонацией слово МЫ. Женщина, казалось, не обратила на это никакого внимания, из чего следовало, что она приняла приглашение. Секретарь тоже никак не отреагировал на отданный Йёю приказ, но, несомненно, понял его и запомнил. Закончив отчет, он распорядится приготовить для Цо отдельную спальню.
– Его светлость средний Ё прибыл в «Бродяжий Стан» прошлым вечером, – сказал секретарь. Вероятно, Ё был не единственным именитым гостем в этой, несомненно, лучшей из гостиниц Столицы, но раб великолепно знал свои обязанности и начал с главного. Ё был главной темой недели и соответственно главной достопримечательностью.
– Вот как, – сказал Йёю. – Он путешествует один?
Йёю погасил воспоминание о зеленых глазах и сделал еще один маленький глоток водки.
– Светлый господин Ё прибыл в сопровождении аназдара Варабы, – пояснил секретарь. – Сейчас они находятся на игровом поле. Они поспорили.
– Это может быть любопытным зрелищем, – сказал Йёю, обращаясь к Цо, и затянулся.
– Хочешь посмотреть? – продолжил он, выдохнув дым.
– С удовольствием.
– Включишь проекцию, – бросил он секретарю. – Но сначала продолжи список.
– Князь Ейф, – моментально ответил секретарь. – Адмирал Зжуцайя, адмирал граф By Дайр Ге, граф Тчоуй, герцогиня Аайцс…
– Достаточно, – сказал Йёю и, обращаясь уже к Цо, спросил:
– Слышала о Ё Чжоййю?
– Я его видела. На Йяфт, – ответила лаконично Цо, но Йёю понял, что она знает, о ком говорит. Тем не менее он спросил:
– Что скажешь?
– Он интересный мужчина, – равнодушно ответила Цо. – Но не в моем вкусе. – Она улыбнулась. – Но вот графиня, действительно, производит сильное впечатление.
«Скорпион, – понял Йёю. – Ты, сладчайшая моя Цо, несомненно, скорпион».
– Она тебе понравилась? – спросил Йёю и сделал еще один глоток.
– Да.
– Как женщина или как объект?
– Как женщина. Как объект она никого не интересует, Йёю. – Цо опять улыбнулась. – Их история проверена и подтверждена. В подробностях. – И она улыбнулась еще раз.
– Большего ты не скажешь, – кивнул Йёю.
– Большего я не знаю, – твердо ответила она на незаданный вопрос.
– А что относительно госпожи Нор, как женщины?
– Она красавица и…
– Спишь с женщинами? – спросил Йёю, не дав Цо закончить фразу.
– Нет, – ответила Цо.
– А что так? Не нравится?
– Не нравится.
– Значит, пробовала?
– Естественно.
– Так что ты еще хотела сказать о графине?
– Она красавица, – снова сказала Цо. – И… я думаю, что, если она переживет острый период, графиня нас всех удивит. – Цо не улыбалась. Зато улыбнулся Йёю:
– Ты меня заинтриговала. Но это лишнее. Включить проекцию.
И сейчас же перед ними развернулась трехмерная проекция игрового поля, скрыв от их глаз вид на город и храм.
Его светлость средний Ё забавлялся. Забава была вполне молодецкая, из тех, которые так нравятся молодым офицерам, несущим службу в дальних гарнизонах. Ё, одетый в белые штаны и рубашку, и его соперник, высокий стройный мужчина во всем черном, стояли лицом друг к другу на расстоянии метров в тридцать один от другого. Противником Ё являлся, по всей видимости, тот самый полковник-верк, о котором говорил секретарь. Аназдар Вараба проходил по полицейской сводке семидесятилетней давности как один из погибших вместе с Ё на яхте «Ветер». Йёю не приходилось с ним встречаться раньше, но его лицо мелькнуло пару раз в сводках новостей, так что Йёю его сразу узнал.
Рядом с каждым из игроков стоял стол, на котором были аккуратно разложены метательные ножи разной формы и размера. А метрах в пятидесяти от них стояли мишени. Игра же заключалась в том, что каждый из участников кидал в другого ножи любого типа и в любом темпе. При этом целью состязание было не уклоняться от летящей в тебя смерти, а, поймав ее, метнуть в мишень с максимальной точностью. Соответственно выигрывал не тот, кто уцелел (хотя это и было существенным компонентом победы), а тот, кто вогнал больше чужих ножей в центр своей мишени.
Судя по электронному табло, состязание длилось уже пятьдесят семь секунд, а состояние арсеналов, оставшихся в распоряжении игроков, указывало на то, что дело стремительно приближается к развязке. Темп уже достиг максимума, принятого для игр подобного рода в приличном обществе. Ножи летели с огромной скоростью, но никто из игроков не был ранен, и штрафных очков – не взятых с лета ножей – не было ни у того, ни у другого. Ё метал свои ножи левой рукой, а правой ловил ножи полковника и посылал их в мишень. Верк работал одной рукой, левой, демонстрируя великолепные технику и скорость реакции. Он оказался настоящим мастером-виртуозом.
– У аназдара гвардейская подготовка, – сказала Цо. – Думаю, что и в точности он опережает его светлость.
«Да, – согласился с женщиной Йёю. – Верк владеет уникальной техникой. Школа Гарретских Стрелков всегда славилась именно техникой использования метательного оружия».
Итак, свистели ножи, игроки улыбались, довольные жизнью, их руки работали с невероятной скоростью, а точность и выверенность движений напомнили бы о роботах, если бы не особая грация, которая всегда отличает тренированного человека от самой совершенной в мире машины. При всем при том ни один из них даже не вспотел.
«Хорошо быть молодым, потому что старым быть плохо, – подумал Йёю, наблюдая за тем, как последние ножи втыкаются в деревянные мишени. – И как же это вам удалось, господин Ё? И что на самом деле произошло тогда, семьдесят лет назад?»
Аназдар Вараба взял из воздуха короткий с узким лезвием нож и хитрым движением кисти метнул в мишень, вбив по самую рукоятку посередине между пятью другими ножами этого типа, образующими круг.
«Виртуоз, – мысленно поаплодировал Варабе Йёю. – И ты тоже не тот, за кого себя выдаешь? Или все-таки ты настоящий? А младшая Йя? А графиня? Весьма неординарная ситуация».
– Прелестно, – сказал Йёю, и сделал знак столовому рабу.
Раб моментально подал ему новую чашечку и сменил также, на всякий случай, чашечку Цо.
– Да, впечатляет, – равнодушно похвалила игроков Цо.
– Умеешь играть? – спросил заинтересовавшийся Йёю, наблюдая между тем, как обнимаются игроки, выражая друг другу уважение и благодарность за удавшийся на славу поединок.
– Умею, но проиграла бы любому из них. – Ее голос был прохладен, как первый осенний дождь.
«Забавно, – отметил Йёю. – А она, оказывается, заражена тем же чувством нетерпимости к конкурентам, что и весь флот. Забавно».
Он сделал движение пальцем, и к ним снова приблизился секретарь.
– Узнай, заказали ли господа Ё и Вараба столик в ресторане, и если да, зарезервируй места и нам.
Хочу побеседовать с ним снова, – улыбнулся Йёю. – Если удастся, конечно. Он ведь сейчас похож на громоотвод.
– Что такое громоотвод? – спросила Цо.
– В старину были такие приборы, они отводили молнии.
– Ах вот вы о чем! – оживилась Цо. – Я буду счастлива познакомиться с таким интересным человеком.
В голосе ее, однако, не было радости, а только скука. Большая скука.
История третья
ЖЕНЩИНЫ БЕЗ МУЖЧИН
Достойная пантеры красота,
Взгляд шлюхи с сожаленьем и мольбою.
Моя великолепная, тогда
Мне чудилось, что даже над судьбою
Всевластны эти горькие уста.
Гийом Аполлинер
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж…
Игорь Северянин
Глава 3
ВРАГИ И ДРУЗЬЯ
Ее второй меч, Фата Руй, неслышно ступая, вошла в спальню. Девочка думала, что госпожа спит, и не хотела ее тревожить, совершая свой бесполезный, но освященный традицией ночной дозор. Но Лика не спала. Маска почувствовала человека еще до того, как Фата бесшумно сдвинула в сторону дверную панель. Лика узнала ее по горьковатому запаху степных трав, – «Надо сказать Лисичке, что охотники не пользуются духами» – по идущему от нее особому теплу, по мягкому, но полному скрытой силы нервному фону. Девушка была одета в легкую голубую тунику – серую в полумраке спальни, – не ограничивающую движений, но и не особенно скрывающую прелести юного тренированного тела. Лика с интересом следила за поведением своей Лисички – «Ну какая же ты Лиса, моя прелесть, ты самая настоящая Лисичка».
У Фаты были рыжеватые волосы и простенькое, но милое личико, серые глаза и как бы припухшие детские губы большого рта. Сейчас она была «в поиске», хотя ее меч оставался в ножнах, подвешенных на серебряном пояске, охватывавшем бедра девушки. Еще два шага, грациозный поворот через левое плечо, и их глаза встретились.
Зрачки Фаты расширились, и участившийся ритм сердца выдал ее испуг, но меч графини Ай Гель Нор умела держать удар. Она застыла в той позе, в которой ее застала неожиданная встреча их глаз, и мгновение оставалась меж двух миров – мира ДО и мира ПОСЛЕ, – балансируя на «лезвии меча». Длилось мгновение вне времени и уже, по-видимому, вне пространства, и, завороженная мистическим очарованием момента, Лика погружалась вслед за Фатой в межмирье и безвременье жизни меж двух ударов сердца. Расширившиеся зрачки Фаты открыли Нор дорогу в глубины души ее второго меча. Соблазн был велик, а о риске она не подумала. И Нор вошла… Сердце Лисы ударило ей навстречу и окатило с ног до головы горячей кровью преданности и любви, безумного мужества и формирующейся женственности, затаенной нежности и фанатичного обожествления, и Нор захлебнулась в этом бурлящем потоке. Горячая волна прошла по всему ее телу и зажгла томительное пламя внизу живота.
У Фаты были рыжеватые волосы и простенькое, но милое личико, серые глаза и как бы припухшие детские губы большого рта. Сейчас она была «в поиске», хотя ее меч оставался в ножнах, подвешенных на серебряном пояске, охватывавшем бедра девушки. Еще два шага, грациозный поворот через левое плечо, и их глаза встретились.
Зрачки Фаты расширились, и участившийся ритм сердца выдал ее испуг, но меч графини Ай Гель Нор умела держать удар. Она застыла в той позе, в которой ее застала неожиданная встреча их глаз, и мгновение оставалась меж двух миров – мира ДО и мира ПОСЛЕ, – балансируя на «лезвии меча». Длилось мгновение вне времени и уже, по-видимому, вне пространства, и, завороженная мистическим очарованием момента, Лика погружалась вслед за Фатой в межмирье и безвременье жизни меж двух ударов сердца. Расширившиеся зрачки Фаты открыли Нор дорогу в глубины души ее второго меча. Соблазн был велик, а о риске она не подумала. И Нор вошла… Сердце Лисы ударило ей навстречу и окатило с ног до головы горячей кровью преданности и любви, безумного мужества и формирующейся женственности, затаенной нежности и фанатичного обожествления, и Нор захлебнулась в этом бурлящем потоке. Горячая волна прошла по всему ее телу и зажгла томительное пламя внизу живота.