Страница:
Все. Мужчина и женщина плечом к плечу направились к центру выложенной из светлого дерева арены. Она была высока, всего лишь на одну пядь ниже среднего Ё, и казалась еще стройнее рядом с его исполинской фигурой. У нее были длинные красивые ноги с тонкими лодыжками и узкими ступнями, чрезвычайно женственный рисунок бедер и плеч и длинная шея. Она была прекрасна в своей юной красоте и смертоносной силе, проявляющейся в текучей плавности стремительных и точных движений.
Они вышли в центр поля и встали лицом к лицу. Поклон. Шаг назад. Первая позиция. И вот, в полной тишине, два тела взметнулись ввысь, взлетев на два, а может быть, и три метра над землей.
«Не может быть! – с ужасом сказал себе Виктор. – Это невозможно!»
Но это было. Первые строфы двух самых прекрасных песен смерти были пропеты в невозможном, но ставшем реальностью полете.
Девушка пела редкую по красоте и изысканности и уже давно не исполняемую никем из-за ее технической сложности Песню любви и печали. Семьсот восемьдесят лет назад Йи Великолепная впервые спела ее для Седьмого императора, своего жениха, правление которого в результате оказалось самым коротким в истории Ахана. Теперь младшая Ё запела ее, после почти полуторавекового перерыва, для своего деда, среднего Ё Чжоййю. И он ответил ей равной по красоте и сложности песней Охотника, вышедшего против саблезубой кошки.
«Сукин сын!» – завопил мысленно Виктор, увидев, как Макс пропевает третий и четвертый куплеты песни, считавшиеся утерянными еще в эпоху Четвертого императора.
«Это безумие», – думал Виктор, наблюдая за тем, как, стремительно вращаясь вокруг своей оси, взлетает сквозь прозрачный воздух гигантское тело его друга, как выстреливают поочередно в летящую параллельно ему девушку его ноги и руки и как парирует его выпады ногами заваливающаяся на спину смуглая фигурка.
Виктор скосил глаза на электронное табло. Минута тридцать семь секунд.
«Невероятно! – констатировал Виктор. – Но факт».
Бой продолжался уже более полутора минут. Темп достиг такого уровня, что следить за соперниками могли теперь только очень тренированные люди. Чьёр нанесла уже пять смертельных ударов, которые Ё парировал, но как минимум один из них был отбит им с огромным трудом и буквально в последней стадии – «на волосок от конца». Сам он, однако, не провел ни одного удара из тех, что зовут «поцелуем смерти».
«Жалеет он ее, что ли? – удивился Виктор. – Баба не баба, а тварь такая, что надо ее к ногтю… если сможешь, конечно».
Чьёр снова бросила свое тело ввысь, и Ё Чжоййю метнул свое тело ей вслед. Виктор напрягся и, чуть ли не впервые в жизни, перескочил за верхний порог восприятия.
«От ужаса, наверно», – отстранение подумал он, не в силах оторвать взгляд от самой фантастической картины, которую он видел в своей долгой и богатой впечатлениями жизни.
Медленно-медленно ползло вверх изящное и одновременно смертоносное тело юной Ё. Медленно-медленно поднимался вслед за ней средний Ё. Два метра. Три.
«Этого не может быть!»
Четыре!
«Ну же, ну!»
Пять!
Ё Чжоййю достиг своего предела, и его тело замерло в высшей точке подъема, но тело младшей Ё, взметнувшееся на невероятную, невозможную высоту – «Шесть метров! Сойти с ума!» – начало складываться и забирать вперед.
«Все, – понял Виктор. – Теперь все».
Макс стремительно падал вниз, а сверху за ним неслась младшая Ё, принявшая позу «разящей стрелы». Она атаковала его в то же мгновение, когда ноги Макса коснулись земли. Мгновение из тех, что быстрее мысли, и Макс оказался лежащим на спине, а дева смерти, оседлавшая его, как будто собиралась станцевать танец любви, взметнула обе руки вверх, и…
«Сейчас», – обреченно подумал Виктор. Но девушка неожиданно опустила руки, нагнулась к самому лицу Макса и что-то сказала ему. Секунду ничего не происходило. Тишина в амфитеатре была такой, какой, вероятно, должна быть тишина космоса или тишина посмертных равнин. Потом Макс, лежащий на спине, сказал что-то младшей Ё, и та улыбнулась.
«Господи! – взмолился Виктор. – Что они там делают, черт их побери?!»
Девушка снова что-то шепнула смеющимися губами, и Макс, улыбнувшись ей, ответил, и тогда Чьёр нагнулась еще ниже и поцеловала его в губы.
Не размыкая губ, слившихся в поцелуе, Ё Чжоййю, невероятным образом оттолкнувшись от земли спиной, взлетел в воздух, одновременно подхватывая младшую Ё на руки, и через мгновение уже стоял на ногах. Девушка оторвалась от его губ, посмотрела ему в глаза и сказала что-то короткое, на что Ё ответил кивком и опустил ее на землю.
Они постояли секунду молча, потом Ё поклонился девушке, а та поклонилась ему, и, повернувшись друг к другу спинами, они пошли каждый своей дорогой. Шквал аплодисментов и крики восторга обрушились на них, как морская волна. Шум не прекращался до тех пор, пока оба соперника не скрылись за дверями своих уборных. Но и после этого еще некоторое время продолжали бесноваться фанатики и над амфитеатром стоял тяжелый гул.
Виктор покачал головой и, вновь становясь Варабой, взглянул на Йёю и его даму – «Хороша Маша, да не наша» – и сказал:
– Если не возражаете, герцог, встретимся в ресторане через полчаса.
– Благодарю вас, полковник, – ответил Йёю, а его дама улыбнулась.
Вараба встал, поклонился и пошел прочь, размышляя над тем, что происходит в его бедной голове и что на самом деле произошло только что у него на глазах на арене Дуэльного поля. Он вышел в коридор первого яруса, направляясь ко входу в уборную, в которой пару минут назад скрылся Ё, но в этот момент от противоположной стены отделился высокий офицер в серебристой форме ударных сил флота и, шагнув к Варабе, представился:
– Флаг-адъютант Гу Счшаакс, господин полковник.
– Слушаю вас, флаг-адъютант, – прожал сквозь зубы Абель Вараба и упер взгляд сузившихся глаз в лоб офицера.
– С вами желает приватно переговорить адмирал флота. – Флаг-адъютант не назвал адмирала по имени, из чего следовало, что таков был изначальный приказ.
«Тайны мадридского двора, елки!» – подумал Виктор, а аназдар Вараба выдержал паузу в пять ударов сердца и медленно процедил ответ:
– Проводите.
И флаг-адъютант щелкнул каблуками, сделал шаг назад, повернулся через левое плечо и зашагал вдоль коридора, показывая дорогу, но не оглядываясь.
Они прошли два десятка метров по пустому коридору – владельцы мест в первом ярусе обычно не торопятся покидать свои ложи – и остановились перед дверью, помеченной иероглифом «рука». Офицер постучал, дождался ответа и распахнул перед Варабой дверь. Вараба вошел и оказался в комнате отдыха большой гостевой ложи. Вдоль стен стояли слуги и офицеры в званиях не выше лейтенанта, а за большим столом расположились три адмирала и несколько старших офицеров. Охватив всю комнату одним быстрым взглядом из-под ресниц, полковник Вараба перевел его на того, кто, вероятнее всего, и позвал его сюда, «приватно переговорить». Бригадный генерал гвардейского корпуса, генерал-адмирал Чойя, сидевший напротив двери, встал сразу же, как только она открылась, и теперь шел к Варабе, обходя стол. Увидев адмирала, Вараба приподнял левую бровь и оскалился. А адмирал заорал, наполняя комнату своим могучим басом:
– Верк! Я не верю своим глазам! Как был сукиным сыном, так им и остался, – сказал адмирал тихо, обращаясь к одному Варабе, когда они обнялись. – Сам молодой, а мне остались одни печали старости.
На это Вараба ничего не ответил, только сильнее сжал своего командира в по-настоящему дружеских объятиях. Впрочем, несмотря на жалобы, объятия адмирала ничем существенно не отличались ни по силе, ни по дружеским чувствам от тех, какими были семьдесят лет назад объятия гвардии полковника Чойя, командира полка Гарретских Стрелков.
– Господа, – сказал Чойя, разрывая объятия и поворачиваясь к остальным присутствующим, – разрешите представить, мой друг и бывший верк, черный полковник Абель Вараба.
Все поднялись из-за стола и начали представляться, поочередно заключая Варабу в объятия. Исключение составили только двое офицеров, в званиях ниже полковничьего, которые, не будучи представлены Варабе ранее и не получив от него соответственно права на неформальное приветствие, вынуждены были удовольствоваться поклоном.
– Адмирал Зжуцайя. Рад встрече.
– Адмирал By Дайр Ге. Приятно познакомиться.
– Капитан командор Ршитш. Наслышан, рад знакомству.
– Капитан командор Сшей. Будем знакомы.
Вараба обнимал офицеров, выслушивал их, вставлял подобающие реплики – «Рад», «Очень рад», «Рад познакомиться» – и думал о том, что семьдесят лет назад Чойя был самым молодым командиром гвардейского полка, и должность свою получил не за близость ко двору, а за талант и безумную храбрость. Теперь же он, вероятно, был старейшим из действующих адмиралов флота, и это знакомство могло открыть перед Виктором многие двери и немалые перспективы. Цинично, но такова жизнь, хоть в Москве, хоть в Тхолане.
Наконец представления завершились, и все снова вернулись за стол. Сел и Виктор. Чойя усадил его рядом с собой, и слуга тут же наполнил фарфорового чашечку сахарной водкой. Они подняли чашечки на ладонях, показывая, по старинному флотскому обычаю, что у каждого налито, и разом выпили, чтобы снова поднять уже пустые чашечки для всеобщего обозрения.
Вероятно, Чойя настроился посидеть на славу, как сиживали они, бывало, в прошлые годы, которые, если отбросить легенду, и для Виктора стали уже былинными. Но Виктор засиживаться не мог и поэтому, выпив еще порцию водки и славно пошутив на тему о заспавшемся после попойки гвардейском офицере, извинился перед собравшимися и перед своим командиром и объяснил, что должен уйти, так как обещал присоединиться к господину Ё, который провел сегодня целых восемь поединков.
– Ах да! Верно, – сказал Чойя. – Ну не страшно. Мы посидим в другой раз. – Он сделал паузу, ухмыльнулся и закончил: – Завтра. В час заката, у меня. Устраивает, верк?
– Вполне, – процедил Вараба и осклабился.
Адмирал между тем уже протягивал ему свою визитку с адресом.
– Буду непременно, – склонил голову в полупоклоне Вараба. Затем поклонился остальным присутствующим и вышел из комнаты.
Вроде бы и немного времени провел он в компании флотских офицеров, но Макс уже успел покинуть свою уборную, не было никого и в ложе. Поэтому Виктору пришлось добираться в «Бродяжий Стан» одному.
Оно и к лучшему, потому что вечер, что называется, удался, и Виктору просто необходимо было спокойно разложить по полочкам мысли и впечатления, факты и гипотезы. Тем не менее, хотя время – не менее двадцати минут – и не прошло даром, все же с играми своего подсознания Виктор окончательно не разобрался. Но почин был сделан, и намерение завершить «работу» оставалось твердым. Виктор знал, что, раз начав, он это дело так не оставит и рано или поздно, но раскрутит.
«Лучше, конечно, раньше, – сказал он себе, выбираясь из флаера на крыше ресторана. – А то позже иногда слишком поздно бывает».
Макс, Йёю и женщина – «Цо? Да, верно, Цо!» – сидели за столом и уже ели. Ели они, судя по запаху и виду того, что лежало на их тарелках, «Гюрзу запеченную в медовом тесте», блюдо дорогое и ценимое гурманами за изысканный вкус и непередаваемый запах. Но на взгляд русского человека, а верк Вараба ни с того ни с сего почувствовал себя сейчас именно русским человеком, так вот, на взгляд русского человека, змеюка эта была страшной гадостью. Даже от одной мысли, что сейчас ее придется есть, Виктору стало дурно.
«Нет, – сказал он себе честно. – Только если Родина прикажет, но так, чтоб добровольно – увольте!» Поэтому полковник объявил друзьям, что он все еще сыт и, во всяком случае, пока чувства голода не испытывает.
– Господа, – прогундосил он. – И дамы… – Разумеется, он имел в виду Цо, к которой и начал было разворачивать корпус, и чуть не поперхнулся, увидев направлявшуюся к их столику младшую Ё, но справился с собой и закончил: – А вот жажда измучила меня вконец. – С этими словами он опрокинул себе в рот содержимое поданной ему слугой яшмовой чашечки и чуть не поперхнулся второй раз кряду. В чашечке – и на опивки глядеть не надо, и так ясно – был «Зеленый Змей», напиток, что и говорить, славный и своим вкусом и ароматом, особенно если сварен с умом и хорошими руками, но по земным меркам градусов девяноста шести – не меньше! – крепости.
Ё подошла и с непринужденностью Жирного Кота, которому везде и всегда глубоко наплевать на любые формы приличия, села на свободное место, по случаю оказавшееся как раз напротив того, где сидел Макс. Сейчас на ней было алое платье, если, конечно, можно назвать платьем некоторое число шелковых лент разной ширины и длины, скрепленных между собой золотыми и изумрудными цепочками. Надо отдать, однако, должное ее вкусу. Платье ей шло необыкновенно. На ногах же у нее были сандалии из кожи Йяфтского дракона, того же изумрудного цвета соответственно, что и шарфик, переброшенный через левое плечо. Изумруды также были у нее на шее, запястьях и в волосах.
– Надеюсь, я не помешала, – сказала она, и низкий с хрипотцой голос Стальной девы заставил насторожиться и Виктора и полковника Варабу. Обоих!
– Ни в коем случае! – улыбнулся жемчужный Ё. – Не хотите ли отведать «Серпента, запеченного с чайным листом и листьями земляники в медовом тесте»?
– Не откажусь, – улыбнулась она в ответ. – Я устала и хочу есть.
«Еще бы, после таких прыжков», – подумал Виктор.
– И пить. – Она улыбнулась, а Ё Чжоййю вскинул руку, и его пальцы задвигались, сплетая приказы рабам, стоявшим в отдалении.
– Кстати, я гонец, и мне положена награда, – сказала она безмятежным голосом и посмотрела на Ё долгим, как будто исследующим его, взглядом.
– Кому же вы доставили послание, внучка! – спросил Ё, выделяя интонацией последнее слово.
«Что он имеет в виду?» – удивился Виктор.
– Вам, мой старший родственник, – ответила она, в свою очередь, выделив интонацией два последних слова. Но каждое по-разному.
«Что же здесь, елки зеленые, происходит?» – Виктор был в недоумении и, может быть, поэтому автоматически отпил из своей чашечки. Услужливый раб, оказывается, успел поставить ему новую порцию «Зеленого Змея».
«Эдак я наклюкаюсь, как Гоша Чертков!» – сказал он себе озабоченно и как будто споткнулся об имя давно покойного сослуживца, вдруг всплывшее в его взбаламученной памяти. «Вот!» – хотел он сказать самому себе, но события вдруг понеслись таким бешеным галопом, что только держись, чтоб из седла не вылететь.
– Слушаю вас, – строго сказал Ё.
– Первый приглашает вас на встречу. Один на один. Завтра. – Она демонстративно посмотрела на электронную проекцию. Виктор проследил за ее взглядом. Было без одной минуты полночь.
– Завтра, – сказала Ё. – В час вечерней зори. В малом павильоне дворца наблюдателей.
– Я буду, – сказал Ё.
Он взял со стола свою трубочку, принял огонь от подскочившего слуги, сделал затяжку и, выпустив дым, улыбнулся младшей Ё:
– Какую же награду желает получить столь славный гонец?
– Полночь, – сказала Ё и улыбнулась очень странной улыбкой.
– Как быстро бежит время, – оскалился полковник Вараба и потянулся за каким-то засахаренным до полной неузнаваемости фруктом.
– Начался день Айна-Ши-На, – неожиданно сказала Цо. – Час первый. Час Йё атр рей – Божественная Тигрица пришла. – Она ни к кому не обращалась, но Виктор понял, что вокруг него заваривается какая-то очень крутая каша, но понять, в чем тут дело, он не успевал. Мешали винные пары.
– Старший, – Ё смотрела Максу прямо в глаза, – я приглашаю вас в храм Чшарцша'ш! Сегодня, до утренней зори.
Ее голос отзвучал, и над столом повисла тишина.
«Вот оно как!» – изумился Виктор.
«А вообще-то вполне в стиле Жирных Котов, – сказал он себе и добавил с сожалением: – Мог бы и догадаться». Он посмотрел на Макса, ему было искренне жаль своего друга.
Ё Чжоййю молча дымил трубочкой. На его лице не дрогнул ни один мускул, но Виктор знал – деваться Максу некуда. Сегодня, в день великой богини и в час преображения, когда Тигрица «идет среди нас», мужчина просто не может отказать женщине, если та приглашает его посетить храм. Любой храм, вот в чем дело. И младшая Ё пригласила среднего Ё в храм. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день».
– Слушаю и повинуюсь, моя светлая госпожа, – наконец сказал Ё и чуть склонил голову. Все. Приглашение принято.
Виктор мысленно сглотнул слюну и подумал о том, что всех последствий этого предложения он просчитать не берется, хотя некоторые может представить очень даже живо. «Конец котенку», – подумал он и сделал еще один, как оказалось, последний глоток. «Зеленый Змей» в его чашечке заканчивался все время как-то подозрительно быстро.
– Мой светлый господин… – прервала молчание Цо, и все повернулись теперь уже в ее сторону, хотя она говорила очень тихо и смотрела только на Йёю. Йёю приподнял было руку – возможно, он хотел выполнить отстраняющий жест, – но тут же опустил ее назад.
– Йёю, я приглашаю вас подняться по тропе Спутников вместе со мной в час перед рассветом, – сказала она.
Йёю кивнул в ответ как ни в чем не бывало:
– Я принимаю твой дар, сладчайшая Цо. Да будет так. «Дела! – восхитился Виктор. – Одному мне удастся сегодня выспаться как человеку».
«Или нет», – добавил он, чувствуя движение за спиной и понимая, что и это неспроста. Несмотря на выпитое, рефлексы сработали безупречно. Он плавно обернулся, вставая и делая шаг навстречу тому, кто заходил ему за спину, и увидел одну из офицеров свиты адмирала Чойя, идущую к нему через широкое пустое пространство, оставленное между столиками. Эта невысокая фигуристая лейтенант не представилась ему при первой встрече – она простояла все время их разговора с адмиралом, подпирая стену напротив, – но он ее запомнил. В Тхолане светлокожие блондинки не то чтобы редкость, но встречаются они не часто.
– Лейтенант Йффай, господин полковник, – щелкнула каблуками блондинка, как если бы они находились на плацу или на палубе крейсера.
– Из каких ты Йффай, лейтенант? – процедил полковник свой вопрос сквозь зубы. – Из ближних или темных?
– Из ближних, господин полковник, – моментально ответила она, «поедая» его глазами, как и предписывает флотский устав.
«А глазищи-то желтые, – отметил Виктор. – Как у волка или… как у кошки».
– Следовательно, ты внучка графа Йффай, – заметил Вараба, которому снова хотелось выпить и… заснуть.
– Так точно, господин полковник, – подтвердила лейтенант. – Дедушка много рассказывал про ваш рейд на Перо.
– Перо, – сказал аназдар Вараба. – Да, там было жаркое дело. Ваш дед был ранен, и…он жив?
– Так…
– Достаточно, – перебил он ее. – Я уже понял, что ты дисциплинированный офицер. Что привело тебя сюда?
– Адмирал хотел, чтобы кто-нибудь проследил за тем, чтобы вы, полковник, снова не исчезли. – Она позволила себе улыбку. – Я вызвалась «опекать» вас.
– Вижу, – бросил он коротко и хотел уже закончить разговор, сказав что-нибудь вроде «честь имею», но не успел.
– Разрешите обратиться, господин полковник! – выпалила девица.
– Ну что еще? – устало спросил полковник.
– Я приглашаю вас, полковник… – «Только не это!» – с ужасом подумал Виктор, – в храм Чшарцша'ш, – закончила она.
– Сегодня? – уточнил полковник, зверея. – До утренней зари?
– Да, – твердо ответила лейтенант Йффай. – А как вы узнали?
– Да так как-то, – показал зубы Вараба.
– Я не услышала ответа, – сказала она робко.
Виктор усмехнулся и приготовился напомнить этой дурехе, что устав, хоть флотский, хоть гвардейский, все равно, отменяет все эти дурацкие религиозные пережитки, и соответственно пошла бы ты, лейтенант, на… Ну понятно куда. Службу нести. Он так хотел сказать, но именно в этот момент тяжелая умственная работа, которую он начал еще на Дуэльном поле, подошла к своему логическому финалу. В голове щелкнуло, Виктор понял и обалдел.
«Вот это называется…» – подумал он с оторопью и впервые не нашел подходящего слова, чтобы назвать то, что всплыло в его уставших мозгах. Но зато он понял, что случайности бывают иногда очень кстати.
Он посмотрел на лейтенанта, все еще ожидающую ответа, и сказал:
– Ну, разумеется, принимаю.
«Вика убьет меня и будет права», – подумал он с грустью, провожая графиню Йффай[84] к их столу.
Глава 6
Они вышли в центр поля и встали лицом к лицу. Поклон. Шаг назад. Первая позиция. И вот, в полной тишине, два тела взметнулись ввысь, взлетев на два, а может быть, и три метра над землей.
«Не может быть! – с ужасом сказал себе Виктор. – Это невозможно!»
Но это было. Первые строфы двух самых прекрасных песен смерти были пропеты в невозможном, но ставшем реальностью полете.
Девушка пела редкую по красоте и изысканности и уже давно не исполняемую никем из-за ее технической сложности Песню любви и печали. Семьсот восемьдесят лет назад Йи Великолепная впервые спела ее для Седьмого императора, своего жениха, правление которого в результате оказалось самым коротким в истории Ахана. Теперь младшая Ё запела ее, после почти полуторавекового перерыва, для своего деда, среднего Ё Чжоййю. И он ответил ей равной по красоте и сложности песней Охотника, вышедшего против саблезубой кошки.
«Сукин сын!» – завопил мысленно Виктор, увидев, как Макс пропевает третий и четвертый куплеты песни, считавшиеся утерянными еще в эпоху Четвертого императора.
«Это безумие», – думал Виктор, наблюдая за тем, как, стремительно вращаясь вокруг своей оси, взлетает сквозь прозрачный воздух гигантское тело его друга, как выстреливают поочередно в летящую параллельно ему девушку его ноги и руки и как парирует его выпады ногами заваливающаяся на спину смуглая фигурка.
Виктор скосил глаза на электронное табло. Минута тридцать семь секунд.
«Невероятно! – констатировал Виктор. – Но факт».
Бой продолжался уже более полутора минут. Темп достиг такого уровня, что следить за соперниками могли теперь только очень тренированные люди. Чьёр нанесла уже пять смертельных ударов, которые Ё парировал, но как минимум один из них был отбит им с огромным трудом и буквально в последней стадии – «на волосок от конца». Сам он, однако, не провел ни одного удара из тех, что зовут «поцелуем смерти».
«Жалеет он ее, что ли? – удивился Виктор. – Баба не баба, а тварь такая, что надо ее к ногтю… если сможешь, конечно».
Чьёр снова бросила свое тело ввысь, и Ё Чжоййю метнул свое тело ей вслед. Виктор напрягся и, чуть ли не впервые в жизни, перескочил за верхний порог восприятия.
«От ужаса, наверно», – отстранение подумал он, не в силах оторвать взгляд от самой фантастической картины, которую он видел в своей долгой и богатой впечатлениями жизни.
Медленно-медленно ползло вверх изящное и одновременно смертоносное тело юной Ё. Медленно-медленно поднимался вслед за ней средний Ё. Два метра. Три.
«Этого не может быть!»
Четыре!
«Ну же, ну!»
Пять!
Ё Чжоййю достиг своего предела, и его тело замерло в высшей точке подъема, но тело младшей Ё, взметнувшееся на невероятную, невозможную высоту – «Шесть метров! Сойти с ума!» – начало складываться и забирать вперед.
«Все, – понял Виктор. – Теперь все».
Макс стремительно падал вниз, а сверху за ним неслась младшая Ё, принявшая позу «разящей стрелы». Она атаковала его в то же мгновение, когда ноги Макса коснулись земли. Мгновение из тех, что быстрее мысли, и Макс оказался лежащим на спине, а дева смерти, оседлавшая его, как будто собиралась станцевать танец любви, взметнула обе руки вверх, и…
«Сейчас», – обреченно подумал Виктор. Но девушка неожиданно опустила руки, нагнулась к самому лицу Макса и что-то сказала ему. Секунду ничего не происходило. Тишина в амфитеатре была такой, какой, вероятно, должна быть тишина космоса или тишина посмертных равнин. Потом Макс, лежащий на спине, сказал что-то младшей Ё, и та улыбнулась.
«Господи! – взмолился Виктор. – Что они там делают, черт их побери?!»
Девушка снова что-то шепнула смеющимися губами, и Макс, улыбнувшись ей, ответил, и тогда Чьёр нагнулась еще ниже и поцеловала его в губы.
Не размыкая губ, слившихся в поцелуе, Ё Чжоййю, невероятным образом оттолкнувшись от земли спиной, взлетел в воздух, одновременно подхватывая младшую Ё на руки, и через мгновение уже стоял на ногах. Девушка оторвалась от его губ, посмотрела ему в глаза и сказала что-то короткое, на что Ё ответил кивком и опустил ее на землю.
Они постояли секунду молча, потом Ё поклонился девушке, а та поклонилась ему, и, повернувшись друг к другу спинами, они пошли каждый своей дорогой. Шквал аплодисментов и крики восторга обрушились на них, как морская волна. Шум не прекращался до тех пор, пока оба соперника не скрылись за дверями своих уборных. Но и после этого еще некоторое время продолжали бесноваться фанатики и над амфитеатром стоял тяжелый гул.
Виктор покачал головой и, вновь становясь Варабой, взглянул на Йёю и его даму – «Хороша Маша, да не наша» – и сказал:
– Если не возражаете, герцог, встретимся в ресторане через полчаса.
– Благодарю вас, полковник, – ответил Йёю, а его дама улыбнулась.
Вараба встал, поклонился и пошел прочь, размышляя над тем, что происходит в его бедной голове и что на самом деле произошло только что у него на глазах на арене Дуэльного поля. Он вышел в коридор первого яруса, направляясь ко входу в уборную, в которой пару минут назад скрылся Ё, но в этот момент от противоположной стены отделился высокий офицер в серебристой форме ударных сил флота и, шагнув к Варабе, представился:
– Флаг-адъютант Гу Счшаакс, господин полковник.
– Слушаю вас, флаг-адъютант, – прожал сквозь зубы Абель Вараба и упер взгляд сузившихся глаз в лоб офицера.
– С вами желает приватно переговорить адмирал флота. – Флаг-адъютант не назвал адмирала по имени, из чего следовало, что таков был изначальный приказ.
«Тайны мадридского двора, елки!» – подумал Виктор, а аназдар Вараба выдержал паузу в пять ударов сердца и медленно процедил ответ:
– Проводите.
И флаг-адъютант щелкнул каблуками, сделал шаг назад, повернулся через левое плечо и зашагал вдоль коридора, показывая дорогу, но не оглядываясь.
Они прошли два десятка метров по пустому коридору – владельцы мест в первом ярусе обычно не торопятся покидать свои ложи – и остановились перед дверью, помеченной иероглифом «рука». Офицер постучал, дождался ответа и распахнул перед Варабой дверь. Вараба вошел и оказался в комнате отдыха большой гостевой ложи. Вдоль стен стояли слуги и офицеры в званиях не выше лейтенанта, а за большим столом расположились три адмирала и несколько старших офицеров. Охватив всю комнату одним быстрым взглядом из-под ресниц, полковник Вараба перевел его на того, кто, вероятнее всего, и позвал его сюда, «приватно переговорить». Бригадный генерал гвардейского корпуса, генерал-адмирал Чойя, сидевший напротив двери, встал сразу же, как только она открылась, и теперь шел к Варабе, обходя стол. Увидев адмирала, Вараба приподнял левую бровь и оскалился. А адмирал заорал, наполняя комнату своим могучим басом:
– Верк! Я не верю своим глазам! Как был сукиным сыном, так им и остался, – сказал адмирал тихо, обращаясь к одному Варабе, когда они обнялись. – Сам молодой, а мне остались одни печали старости.
На это Вараба ничего не ответил, только сильнее сжал своего командира в по-настоящему дружеских объятиях. Впрочем, несмотря на жалобы, объятия адмирала ничем существенно не отличались ни по силе, ни по дружеским чувствам от тех, какими были семьдесят лет назад объятия гвардии полковника Чойя, командира полка Гарретских Стрелков.
– Господа, – сказал Чойя, разрывая объятия и поворачиваясь к остальным присутствующим, – разрешите представить, мой друг и бывший верк, черный полковник Абель Вараба.
Все поднялись из-за стола и начали представляться, поочередно заключая Варабу в объятия. Исключение составили только двое офицеров, в званиях ниже полковничьего, которые, не будучи представлены Варабе ранее и не получив от него соответственно права на неформальное приветствие, вынуждены были удовольствоваться поклоном.
– Адмирал Зжуцайя. Рад встрече.
– Адмирал By Дайр Ге. Приятно познакомиться.
– Капитан командор Ршитш. Наслышан, рад знакомству.
– Капитан командор Сшей. Будем знакомы.
Вараба обнимал офицеров, выслушивал их, вставлял подобающие реплики – «Рад», «Очень рад», «Рад познакомиться» – и думал о том, что семьдесят лет назад Чойя был самым молодым командиром гвардейского полка, и должность свою получил не за близость ко двору, а за талант и безумную храбрость. Теперь же он, вероятно, был старейшим из действующих адмиралов флота, и это знакомство могло открыть перед Виктором многие двери и немалые перспективы. Цинично, но такова жизнь, хоть в Москве, хоть в Тхолане.
Наконец представления завершились, и все снова вернулись за стол. Сел и Виктор. Чойя усадил его рядом с собой, и слуга тут же наполнил фарфорового чашечку сахарной водкой. Они подняли чашечки на ладонях, показывая, по старинному флотскому обычаю, что у каждого налито, и разом выпили, чтобы снова поднять уже пустые чашечки для всеобщего обозрения.
Вероятно, Чойя настроился посидеть на славу, как сиживали они, бывало, в прошлые годы, которые, если отбросить легенду, и для Виктора стали уже былинными. Но Виктор засиживаться не мог и поэтому, выпив еще порцию водки и славно пошутив на тему о заспавшемся после попойки гвардейском офицере, извинился перед собравшимися и перед своим командиром и объяснил, что должен уйти, так как обещал присоединиться к господину Ё, который провел сегодня целых восемь поединков.
– Ах да! Верно, – сказал Чойя. – Ну не страшно. Мы посидим в другой раз. – Он сделал паузу, ухмыльнулся и закончил: – Завтра. В час заката, у меня. Устраивает, верк?
– Вполне, – процедил Вараба и осклабился.
Адмирал между тем уже протягивал ему свою визитку с адресом.
– Буду непременно, – склонил голову в полупоклоне Вараба. Затем поклонился остальным присутствующим и вышел из комнаты.
Вроде бы и немного времени провел он в компании флотских офицеров, но Макс уже успел покинуть свою уборную, не было никого и в ложе. Поэтому Виктору пришлось добираться в «Бродяжий Стан» одному.
Оно и к лучшему, потому что вечер, что называется, удался, и Виктору просто необходимо было спокойно разложить по полочкам мысли и впечатления, факты и гипотезы. Тем не менее, хотя время – не менее двадцати минут – и не прошло даром, все же с играми своего подсознания Виктор окончательно не разобрался. Но почин был сделан, и намерение завершить «работу» оставалось твердым. Виктор знал, что, раз начав, он это дело так не оставит и рано или поздно, но раскрутит.
«Лучше, конечно, раньше, – сказал он себе, выбираясь из флаера на крыше ресторана. – А то позже иногда слишком поздно бывает».
Макс, Йёю и женщина – «Цо? Да, верно, Цо!» – сидели за столом и уже ели. Ели они, судя по запаху и виду того, что лежало на их тарелках, «Гюрзу запеченную в медовом тесте», блюдо дорогое и ценимое гурманами за изысканный вкус и непередаваемый запах. Но на взгляд русского человека, а верк Вараба ни с того ни с сего почувствовал себя сейчас именно русским человеком, так вот, на взгляд русского человека, змеюка эта была страшной гадостью. Даже от одной мысли, что сейчас ее придется есть, Виктору стало дурно.
«Нет, – сказал он себе честно. – Только если Родина прикажет, но так, чтоб добровольно – увольте!» Поэтому полковник объявил друзьям, что он все еще сыт и, во всяком случае, пока чувства голода не испытывает.
– Господа, – прогундосил он. – И дамы… – Разумеется, он имел в виду Цо, к которой и начал было разворачивать корпус, и чуть не поперхнулся, увидев направлявшуюся к их столику младшую Ё, но справился с собой и закончил: – А вот жажда измучила меня вконец. – С этими словами он опрокинул себе в рот содержимое поданной ему слугой яшмовой чашечки и чуть не поперхнулся второй раз кряду. В чашечке – и на опивки глядеть не надо, и так ясно – был «Зеленый Змей», напиток, что и говорить, славный и своим вкусом и ароматом, особенно если сварен с умом и хорошими руками, но по земным меркам градусов девяноста шести – не меньше! – крепости.
Ё подошла и с непринужденностью Жирного Кота, которому везде и всегда глубоко наплевать на любые формы приличия, села на свободное место, по случаю оказавшееся как раз напротив того, где сидел Макс. Сейчас на ней было алое платье, если, конечно, можно назвать платьем некоторое число шелковых лент разной ширины и длины, скрепленных между собой золотыми и изумрудными цепочками. Надо отдать, однако, должное ее вкусу. Платье ей шло необыкновенно. На ногах же у нее были сандалии из кожи Йяфтского дракона, того же изумрудного цвета соответственно, что и шарфик, переброшенный через левое плечо. Изумруды также были у нее на шее, запястьях и в волосах.
– Надеюсь, я не помешала, – сказала она, и низкий с хрипотцой голос Стальной девы заставил насторожиться и Виктора и полковника Варабу. Обоих!
– Ни в коем случае! – улыбнулся жемчужный Ё. – Не хотите ли отведать «Серпента, запеченного с чайным листом и листьями земляники в медовом тесте»?
– Не откажусь, – улыбнулась она в ответ. – Я устала и хочу есть.
«Еще бы, после таких прыжков», – подумал Виктор.
– И пить. – Она улыбнулась, а Ё Чжоййю вскинул руку, и его пальцы задвигались, сплетая приказы рабам, стоявшим в отдалении.
– Кстати, я гонец, и мне положена награда, – сказала она безмятежным голосом и посмотрела на Ё долгим, как будто исследующим его, взглядом.
– Кому же вы доставили послание, внучка! – спросил Ё, выделяя интонацией последнее слово.
«Что он имеет в виду?» – удивился Виктор.
– Вам, мой старший родственник, – ответила она, в свою очередь, выделив интонацией два последних слова. Но каждое по-разному.
«Что же здесь, елки зеленые, происходит?» – Виктор был в недоумении и, может быть, поэтому автоматически отпил из своей чашечки. Услужливый раб, оказывается, успел поставить ему новую порцию «Зеленого Змея».
«Эдак я наклюкаюсь, как Гоша Чертков!» – сказал он себе озабоченно и как будто споткнулся об имя давно покойного сослуживца, вдруг всплывшее в его взбаламученной памяти. «Вот!» – хотел он сказать самому себе, но события вдруг понеслись таким бешеным галопом, что только держись, чтоб из седла не вылететь.
– Слушаю вас, – строго сказал Ё.
– Первый приглашает вас на встречу. Один на один. Завтра. – Она демонстративно посмотрела на электронную проекцию. Виктор проследил за ее взглядом. Было без одной минуты полночь.
– Завтра, – сказала Ё. – В час вечерней зори. В малом павильоне дворца наблюдателей.
– Я буду, – сказал Ё.
Он взял со стола свою трубочку, принял огонь от подскочившего слуги, сделал затяжку и, выпустив дым, улыбнулся младшей Ё:
– Какую же награду желает получить столь славный гонец?
– Полночь, – сказала Ё и улыбнулась очень странной улыбкой.
– Как быстро бежит время, – оскалился полковник Вараба и потянулся за каким-то засахаренным до полной неузнаваемости фруктом.
– Начался день Айна-Ши-На, – неожиданно сказала Цо. – Час первый. Час Йё атр рей – Божественная Тигрица пришла. – Она ни к кому не обращалась, но Виктор понял, что вокруг него заваривается какая-то очень крутая каша, но понять, в чем тут дело, он не успевал. Мешали винные пары.
– Старший, – Ё смотрела Максу прямо в глаза, – я приглашаю вас в храм Чшарцша'ш! Сегодня, до утренней зори.
Ее голос отзвучал, и над столом повисла тишина.
«Вот оно как!» – изумился Виктор.
«А вообще-то вполне в стиле Жирных Котов, – сказал он себе и добавил с сожалением: – Мог бы и догадаться». Он посмотрел на Макса, ему было искренне жаль своего друга.
Ё Чжоййю молча дымил трубочкой. На его лице не дрогнул ни один мускул, но Виктор знал – деваться Максу некуда. Сегодня, в день великой богини и в час преображения, когда Тигрица «идет среди нас», мужчина просто не может отказать женщине, если та приглашает его посетить храм. Любой храм, вот в чем дело. И младшая Ё пригласила среднего Ё в храм. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день».
– Слушаю и повинуюсь, моя светлая госпожа, – наконец сказал Ё и чуть склонил голову. Все. Приглашение принято.
Виктор мысленно сглотнул слюну и подумал о том, что всех последствий этого предложения он просчитать не берется, хотя некоторые может представить очень даже живо. «Конец котенку», – подумал он и сделал еще один, как оказалось, последний глоток. «Зеленый Змей» в его чашечке заканчивался все время как-то подозрительно быстро.
– Мой светлый господин… – прервала молчание Цо, и все повернулись теперь уже в ее сторону, хотя она говорила очень тихо и смотрела только на Йёю. Йёю приподнял было руку – возможно, он хотел выполнить отстраняющий жест, – но тут же опустил ее назад.
– Йёю, я приглашаю вас подняться по тропе Спутников вместе со мной в час перед рассветом, – сказала она.
Йёю кивнул в ответ как ни в чем не бывало:
– Я принимаю твой дар, сладчайшая Цо. Да будет так. «Дела! – восхитился Виктор. – Одному мне удастся сегодня выспаться как человеку».
«Или нет», – добавил он, чувствуя движение за спиной и понимая, что и это неспроста. Несмотря на выпитое, рефлексы сработали безупречно. Он плавно обернулся, вставая и делая шаг навстречу тому, кто заходил ему за спину, и увидел одну из офицеров свиты адмирала Чойя, идущую к нему через широкое пустое пространство, оставленное между столиками. Эта невысокая фигуристая лейтенант не представилась ему при первой встрече – она простояла все время их разговора с адмиралом, подпирая стену напротив, – но он ее запомнил. В Тхолане светлокожие блондинки не то чтобы редкость, но встречаются они не часто.
– Лейтенант Йффай, господин полковник, – щелкнула каблуками блондинка, как если бы они находились на плацу или на палубе крейсера.
– Из каких ты Йффай, лейтенант? – процедил полковник свой вопрос сквозь зубы. – Из ближних или темных?
– Из ближних, господин полковник, – моментально ответила она, «поедая» его глазами, как и предписывает флотский устав.
«А глазищи-то желтые, – отметил Виктор. – Как у волка или… как у кошки».
– Следовательно, ты внучка графа Йффай, – заметил Вараба, которому снова хотелось выпить и… заснуть.
– Так точно, господин полковник, – подтвердила лейтенант. – Дедушка много рассказывал про ваш рейд на Перо.
– Перо, – сказал аназдар Вараба. – Да, там было жаркое дело. Ваш дед был ранен, и…он жив?
– Так…
– Достаточно, – перебил он ее. – Я уже понял, что ты дисциплинированный офицер. Что привело тебя сюда?
– Адмирал хотел, чтобы кто-нибудь проследил за тем, чтобы вы, полковник, снова не исчезли. – Она позволила себе улыбку. – Я вызвалась «опекать» вас.
– Вижу, – бросил он коротко и хотел уже закончить разговор, сказав что-нибудь вроде «честь имею», но не успел.
– Разрешите обратиться, господин полковник! – выпалила девица.
– Ну что еще? – устало спросил полковник.
– Я приглашаю вас, полковник… – «Только не это!» – с ужасом подумал Виктор, – в храм Чшарцша'ш, – закончила она.
– Сегодня? – уточнил полковник, зверея. – До утренней зари?
– Да, – твердо ответила лейтенант Йффай. – А как вы узнали?
– Да так как-то, – показал зубы Вараба.
– Я не услышала ответа, – сказала она робко.
Виктор усмехнулся и приготовился напомнить этой дурехе, что устав, хоть флотский, хоть гвардейский, все равно, отменяет все эти дурацкие религиозные пережитки, и соответственно пошла бы ты, лейтенант, на… Ну понятно куда. Службу нести. Он так хотел сказать, но именно в этот момент тяжелая умственная работа, которую он начал еще на Дуэльном поле, подошла к своему логическому финалу. В голове щелкнуло, Виктор понял и обалдел.
«Вот это называется…» – подумал он с оторопью и впервые не нашел подходящего слова, чтобы назвать то, что всплыло в его уставших мозгах. Но зато он понял, что случайности бывают иногда очень кстати.
Он посмотрел на лейтенанта, все еще ожидающую ответа, и сказал:
– Ну, разумеется, принимаю.
«Вика убьет меня и будет права», – подумал он с грустью, провожая графиню Йффай[84] к их столу.
Глава 6
В ХРАМЕ ЧШАРЦША'Ш
Круг замкнулся, и Йёю снова поднимался тропой Спутников. Бесшумно ступая по камням тропы, рядом с ним шла босая Цо, с интересом рассматривавшая мозаичные панно, которые украшали левую сторону дороги.
– Скажите, Йёю, вы уверены, что это возможно? – неожиданно спросила она, нарушив тишину, сопровождавшую их в пути.
– Что именно?
– Я имею в виду физическую возможность… – она замялась, подыскивая подходящее слово, – принять такую позу, – закончила она.
– Трудно сказать. – Йёю попытался представить себе, как бы это могло быть у него с Цо, и пришел к выводу, что никогда не воспринимал эти картины как иллюстрации к реальной истории Ахана. Это ведь была легенда, сказка, полная очень колоритных литературных образов и уже в силу этого ставшая истинным эльдорадо для бесчисленных поколений беллетристов и поэтов[85]. Короткая новелла о последнем совокуплении принцессы Сцлафш содержалась и в его первой книге. Да, именно так. Первая книга, последнее совокупление, до которого им идти еще не менее получаса.
– Трудно сказать, – ответил Йёю. – В конце концов, в прежние времена люди были другими.
– Но если судить по тому, как ее изображают…
Дорога, как будто подслушав их разговор, свернула, и, подсвеченная желтоватым светом прожекторов, перед ними предстала бронзовая статуя принцессы Сцлафш. Это было уже не первое ее изваяние на длинном и утомительном пути к вершине. Они успели миновать как минимум полтора десятка фигур, выполненных в разной манере и из разных материалов, но неизменно представляющих принцессу писаной красавицей. При этом красота почему-то понималась в духе раннеимперских традиций. Таков был канон, и новая Сцлафш тоже была пышногрудой и широкобедрой. Тем не менее в руке у нее был меч.
Старая головная боль всех аналитиков, пытавшихся, как им и положено от природы, поверить алгеброй логики гармонию древней легенды. Или, говорили они, она была и в самом деле настолько роскошной женщиной, что ночь любви с ней превращала мужчину в ее вечного раба, мечтающего только об одном – еще раз узнать опьяняющее счастье соития с этой божественной любовницей; или она была воином, который дополнил «неполное до совершенного» и превратил толпу из девяноста девяти беглецов в отряд Ста, разгромивший в одиннадцати сражениях всех Львов Ахана.
Йёю перевел взгляд на мозаику. Насколько он не любил бронзовую Сцлафш, стоявшую на шестом повороте, настолько же он любил мозаичное изображение двадцать третьего совокупления. Мозаика была не традиционная, очень древняя – одна из трех оставшихся от первого храма, разрушенного бомбардировщиками Ратай две с половиной тысячи лет назад. Она была выполнена в желтовато-красной гамме и была, несомненно, одной из самых сильных в эмоциональном смысле. Неизвестного художника мало волновали факты и подробности, например, кто (Айне Дровосек? Ну пусть будет Айне) или как (примитивная поза), но вот силу чувств, энергию яростного соития, безумие любовников он передал так, что, по данным Йёю, не проходило и года, чтобы кто-нибудь из паломников не нарушил правил, и не занялся любовью прямо здесь, и прямо в тот миг, когда сила искусства вогнала их в приступ божественного безумия.
Постояв пару минут перед мозаикой – Йёю почти физически ощутил зов напрягшейся от напряженного сопереживания Цо, – они медленно пошли дальше. За поворотом начинался самый длинный на тропе подъем. Прямая, как стрела, лестница «Восемнадцати безумств» взбиралась восемнадцатью маршами на сорокаметровую высоту, завершаясь у подножия беломраморной Сцлафш Торжествующей, держащей в поднятых к небу руках меч и круглый щит. Почти на самом верху лестницы видны были оба Ё, уже почти достигшие конца подъема. Младшая Ё и сейчас сумела удивить Йёю. Согласно самому древнему из сохранившихся канонов дня Приглашений, она была одета в длинный плащ с капюшоном. А разглядев цвет плаща, Йёю от удивления даже приподнял правую бровь.
– Скажите, Йёю, вы уверены, что это возможно? – неожиданно спросила она, нарушив тишину, сопровождавшую их в пути.
– Что именно?
– Я имею в виду физическую возможность… – она замялась, подыскивая подходящее слово, – принять такую позу, – закончила она.
– Трудно сказать. – Йёю попытался представить себе, как бы это могло быть у него с Цо, и пришел к выводу, что никогда не воспринимал эти картины как иллюстрации к реальной истории Ахана. Это ведь была легенда, сказка, полная очень колоритных литературных образов и уже в силу этого ставшая истинным эльдорадо для бесчисленных поколений беллетристов и поэтов[85]. Короткая новелла о последнем совокуплении принцессы Сцлафш содержалась и в его первой книге. Да, именно так. Первая книга, последнее совокупление, до которого им идти еще не менее получаса.
– Трудно сказать, – ответил Йёю. – В конце концов, в прежние времена люди были другими.
– Но если судить по тому, как ее изображают…
Дорога, как будто подслушав их разговор, свернула, и, подсвеченная желтоватым светом прожекторов, перед ними предстала бронзовая статуя принцессы Сцлафш. Это было уже не первое ее изваяние на длинном и утомительном пути к вершине. Они успели миновать как минимум полтора десятка фигур, выполненных в разной манере и из разных материалов, но неизменно представляющих принцессу писаной красавицей. При этом красота почему-то понималась в духе раннеимперских традиций. Таков был канон, и новая Сцлафш тоже была пышногрудой и широкобедрой. Тем не менее в руке у нее был меч.
Старая головная боль всех аналитиков, пытавшихся, как им и положено от природы, поверить алгеброй логики гармонию древней легенды. Или, говорили они, она была и в самом деле настолько роскошной женщиной, что ночь любви с ней превращала мужчину в ее вечного раба, мечтающего только об одном – еще раз узнать опьяняющее счастье соития с этой божественной любовницей; или она была воином, который дополнил «неполное до совершенного» и превратил толпу из девяноста девяти беглецов в отряд Ста, разгромивший в одиннадцати сражениях всех Львов Ахана.
Йёю перевел взгляд на мозаику. Насколько он не любил бронзовую Сцлафш, стоявшую на шестом повороте, настолько же он любил мозаичное изображение двадцать третьего совокупления. Мозаика была не традиционная, очень древняя – одна из трех оставшихся от первого храма, разрушенного бомбардировщиками Ратай две с половиной тысячи лет назад. Она была выполнена в желтовато-красной гамме и была, несомненно, одной из самых сильных в эмоциональном смысле. Неизвестного художника мало волновали факты и подробности, например, кто (Айне Дровосек? Ну пусть будет Айне) или как (примитивная поза), но вот силу чувств, энергию яростного соития, безумие любовников он передал так, что, по данным Йёю, не проходило и года, чтобы кто-нибудь из паломников не нарушил правил, и не занялся любовью прямо здесь, и прямо в тот миг, когда сила искусства вогнала их в приступ божественного безумия.
Постояв пару минут перед мозаикой – Йёю почти физически ощутил зов напрягшейся от напряженного сопереживания Цо, – они медленно пошли дальше. За поворотом начинался самый длинный на тропе подъем. Прямая, как стрела, лестница «Восемнадцати безумств» взбиралась восемнадцатью маршами на сорокаметровую высоту, завершаясь у подножия беломраморной Сцлафш Торжествующей, держащей в поднятых к небу руках меч и круглый щит. Почти на самом верху лестницы видны были оба Ё, уже почти достигшие конца подъема. Младшая Ё и сейчас сумела удивить Йёю. Согласно самому древнему из сохранившихся канонов дня Приглашений, она была одета в длинный плащ с капюшоном. А разглядев цвет плаща, Йёю от удивления даже приподнял правую бровь.