Махфуз Нагиб. Путь

   Он увидел Ильхам в группе молодых парней и девушек. Они остановились у выхода, обмениваясь веселыми репликами, улыбками, прежде чем расстаться. Потом девушка пересекла боковую улочку рядом с редакцией, вошла в магазин под вывеской «Витр Куан» и скрылась в нем. Он, не раздумывая, последовал за ней. Заглянул сквозь стекло витрины и увидел ее сидящей за отдельным столиком. Оказалось, это не магазин, а кафе-бутербродная. Вошел, сделав вид, что направляется к буфету. Заметил ее – какая случайность! Лицо его просияло. Направился к ее столику в дальнем углу кафе, когда официант ставил перед ней блюдо с сандвичами и стакан апельсинового сока.
   – Какое чудесное совпадение! Позволите сесть за ваш столик?
   – Пожалуйста,– ответила без воодушевления, но и без отчужденности.
   Заказал то же самое, что и она. И вдруг испытал непривычное волнение. От нее словно исходило невидимое излучение, которое возвышало его, заставляло по-иному относиться к людям. Возникло чувство, похожее на ликование.
   Несомненно, я выгляжу надоедливым, но так бывает с приезжими.
   – Я ничего не имею против гостей нашего города.
   – Спасибо. Вы хотите сказать, что стремление приезжего познакомиться с коренной жительницей столицы вас не отпугивает?
   – Нет, такие встречи мимоходом меня совершенно не пугают.
   – Вы, наверно, в кино собрались? – спросил Сабир.
   – Ничего подобного. Через пару часов с небольшим – опять на работу. Я живу в самом конце Гизы, а транспорт в столице – сами видите какой. Поэтому я предпочитаю обедать тут.
   – Так здесь и сидите весь перерыв?
   – Ну, у меня еще остается время прогуляться к Нилу. Она наклонилась над своей тарелкой, а он украдкой поглядывал на ее прелестный рот, на тонкие пальцы, любовался экзотическим сочетанием голубых глаз со смуглой кожей.
   – А что вы скажете о ваших объявлениях? Они достигают цели?
   – Всегда,– коротко ответила она.
   – До чего же важен для меня результат,– продолжал Сабир.
   – Вы что, действительно ничего не знаете о человеке, которого разыскиваете?
   – Есть его фотография и совсем немного сведений. И немного подумав, добавил:
   – Мне поручил найти его мой старик отец. Когда-то давно они были знакомы.
   Уловив в ее ясных глазах вопрос, пояснил с улыбкой:
   – Старые дела.
   – Финансовые?
   – Не без этого важного фактора.
   О, эта жажда невозможного! Если бы мечты могли осуществляться, даже самые непредсказуемые. Эта девушка покорила его.
   – Я еще не испытывал подобного чувства.
   В ее широко распахнутых глазах он прочитал недоумение.
   – Понимаете,– поспешил он объясниться,– один в чужом городе – и вдруг эта неожиданная встреча, которая доставила мне столько радости.
   – Что касается встречи со мной, то прошу не повторять этой банальной фразы, которую я слишком часто слышу и не отношусь к ней всерьез.
   – Слышите ее на работе?
   – Ну, к примеру.
   – Вам нравится ваша работа?
   – Хм…
   – Вы ее бросите ради семьи, когда придет время?
   – Я считаю, что место работы – это не перевалочный пункт.
   Его убеждения в отношении другого пола достаточно устоялись, чтобы так быстро измениться. Женщины, по его мнению,– это дикие создания, ищущие страсти и лишенные каких-либо принципов. Его мать, ее подруга, девицы на ночном берегу и в переулке Кирши… И даже возникшее к этой девушке чувство не могло поколебать его взглядов. И все же, вопреки укоренившейся привычке, он не раздевал ее мысленно. С ней это казалось вульгарным и неуместным. Ее очарование трогало душу, а не плоть. Оно напоминало ему свет луны. И еще в нем было нечто неуловимое, вселяющее смутные надежды, как надежды на отчий дом. Нет, от нее он не получит тех утех, которые давали ему другие акробатическими трюками, грязными выражениями, бесстыдными действиями, варварски примитивными забавами. Она – нечто особенное. За такое короткое время эта девушка сумела пробудить в нем иную природу, иной вкус, которого ранее он не ведал.
   – Какие ухоженные у вас ногти.
   На ее лице мелькнул протест. Она почти сердито отпарировала:
   – Ваша забота о прическе заметна не меньше.
   – Считайте мое замечание неудачной попыткой выразить свое восхищение.
   Считая, что он сгладил свой промах, Сабир добавил:
   – Когда вернусь в Александрию, мое самое прекрасное воспоминание о Каире будет связано с вами.
   – А почему вы не дали этого объявления в александрийском бюро газеты?
   – Объявление – всего лишь часть поисков. Не более. Он собрался заплатить по счету за обоих, но она решительно запротестовала.
   – Если бы вы пожелали так же поступить, я бы не стал отказываться,– уговаривал он.
   Она засмеялась.
   – О нет! Этого бы я не пожелала сделать.
   В зеркале на стене слева он разок поймал ее изучающий взгляд и расценил это как хороший знак. Произвести бы на нее такое же впечатление, какое он производит на других особ женского пола. Вспомнил тайны своего недавнего прошлого и улыбнулся. Она поднялась: он попрощался, подавив в себе желание последовать за ней. Вовсе не исключено, что хозяин гостиницы и постояльцы прочтут объявление, подумал он, и его родственная связь с человеком, которого он разыскивает, уже не будет ни для кого секретом.
   Когда он предупреждал Халиля Абу Наджа и Мухаммеда Сави об ожидаемых телефонных звонках, старый хозяин сказал:
   – Значит, ищете своего отца?
   Сабир слегка покраснел и кивнул головой.
   – А как вы умудрились его потерять?
   – Так же, как он меня. А теперь решил разыскать его.
   – Да, интересная история.
   Его раздражали эти нескромные вопросы, и он сказал:
   – Вполне обычная история. Прошу вас, вызовите меня, когда попросят к телефону.
   Парень, который ищет отца,– так отныне его будут называть, начнутся суды и пересуды. Он презрительно пожал плечами.
   После этого разговора большую часть времени Сабир стал проводить в салоне, обращая взгляд к телефону, как только тот начинал звонить. Были бесплодные звонки: какой-то Сайед Сайед Рахими, парикмахер в Булаке, другой преподаватель арабского языка, третий трамвайный вагоновожатый. С каждым из них Сабир встретился, как в свое время с доктором. Ни один не имел отношения к тому, кого он разыскивал. Где же тот, кого он ищет? Почему не свяжется с ним, как другие? Если умер, неужели не оставил сына или близкого человека? С растущей тревогой он думал о деньгах, которые катастрофически таяли. А вокруг сидели многочисленные постояльцы, в воздухе стоял запах кофе и дыма от сигарет, и никому до него не было дела, никто не читал его объявления. И слава Богу. Но что же ему делать, если неделя, в течение которой будет печататься его объявление, не принесет результатов. Кончатся деньги, а отец так и не появится. Значит, ты сутенер и вымогатель? И дни, проведенные в доме на улице Святого Даниила,– все это промелькнуло и развеялось, как аромат, унесенный ветром. Там он познал материнскую любовь и настоящий достаток. Деньгам тогда не знали цену. Мать говорила: «Жизнь прекрасна, а ты ее цветок». И даже подспудно сознавая, что к чему, ты подчинился ей, как источнику твоего благополучия. Вот ты танцуешь в ночном клубе «Каннар» и какой-то пьяница злобно орет:
   – Ты! Сын Бусеймы!
   Потом – кровопролитная драка, битые стекла и ничего, чтобы защитить испорченную репутацию, кроме железных кулаков. Умерла Бусейма, и не осталось иной надежды, кроме как на поддержку отца.
 
   Один из постояльцев гостиницы изрек:
   – Хлопок. Все зависит от хлопка.
   С чего вдруг? Если бы не это ожидание, Сабир не стал бы торчать здесь, просматривать газеты. Ведь даже новости об атомной энергии и космических полетах доходили до него через завсегдатаев ночного клуба, пьющих в «Каннаре».
   – А эта война, что угрожает всему миру, выгодна для нашего хлопка? – откликнулся один из сидевших в салоне.
   – Ну, эта-то война будет не то что прошлая.
   – Конечно. После нее ничего не останется.
   – Ни хлопка, ни фасоли, ни скота, ни людей.
   – Где же тогда Аллах, создатель и хранитель всего сущего?
   Действительно, где же Аллах? Как часто произносилось это имя, но Сабир всерьез ни разу не задумался о Боге. Религия не играла сколько-нибудь существенной роли в его жизни. Дом на улице Святого Даниила не стал свидетелем ни одного религиозного обряда – словно пристанище неверных. И суждено ему было провести свои лучшие годы среди любителей лясы поточить, в основном выходцев из деревни.
   Когда ожидание становилось невмоготу, он занимал себя тем, что пытался представить себе образы Ильхам или жены Халиля Абу Наджа. Стихия воздуха нужна, но и стихия огня тоже необходима. И пусть он смолкнет навсегда, и язык его не вымолвит ответа, который выведет его из затруднительной ситуации. Если отец не откликнется на его призыв, не лучше ли будет, чтобы произошел ядерный взрыв, который все уничтожит – страх, голод, грязное прошлое?
   Однажды, взглянув в сторону телефона, он увидел жену дядюшки Халиля. Она сидела на том же месте, где он увидел ее в первый раз. Вернулась, значит! Сердце застучало, поднялась волна нетерпеливой страсти. Какая соблазнительная фигура, какой заговорщически-призывный взгляд.
   Он мгновенно забыл про телефон, про Рахими и про Ильхам. Поднялся в свою комнату на третьем этаже и остановился возле двери в ожидании. Заслышав стук ее каблучков, вышел в коридор. Они встретились на полпути. Он изобразил удивление от якобы случайной встречи и сказал:
   – Как поживаете? Надеюсь, хорошо? Она ответила улыбкой. А он продолжал:
   – А я, знаете, по вас соскучился.
   Снизошла до кивка головой, тряхнув гривой черных волос, и направилась дальше, к лестнице на четвертый этаж. Он набрался смелости и тихо сказал:
   – Александрия.
   Она замедлила шаг и переспросила:
   – Александрия?
   – Переулок Кирши. Нахмурилась.
   – Ничего не понимаю.
   – Если вы забыли, то я забыть не смог,– настойчиво продолжал он.
   – Вы что, сумасшедший? – Она сказала это с такой твердостью, что его уверенность поколебалась. Все-таки спросил:
   – А разве не так?
   Она пошла дальше, бросив на ходу:
   – Глупая банальная игра.
   Пока она не скрылась из виду, он крикнул ей вдогонку:
   – В любом случае примите мое восхищение вами.
   Потом оперся на балюстраду, переводя дух и успокаиваясь. Это было мгновение безумия, когда захотелось, чтобы все исчезли из гостиницы, оставив их наедине. Так же точно бушевала его страсть в ночь погони, которая началась на рыбацком берегу в Анфуши.
   Когда он увидел Али Сурейкуса, спускавшегося по лестнице сверху и напевавшего мелодию Верхнего Египта, Сабир подозвал его жестом и сказал, придумывая на ходу:
   – Я слышал, тебя вроде бы кто-то звал. Кажется, женский голос.
   – Женский?
   – Да. Видимо, супруга дядюшки Халиля.
   – Не может быть. Это, наверно, из шестнадцатого номера. Я иду как раз из квартиры хозяина и встретил там его жену.
   – Может быть. Проверь сам. А разве госпожа живет в квартире?
   – Разумеется. Они живут в мансарде.
   – А где же она пропадала эти дни?
   – У своей матери. Она каждый месяц проводит там несколько дней.
   Потом с презрением и злостью он смотрел в спину дядюшки Халиля, спускавшегося с лестницы. Сама мысль о возвращении в салон была невыносима. Сабир вышел из гостиницы. Лучи солнца с ясного неба ласкали его лицо, и он отправился бродить без всякой цели, сожалея о том, что не может полностью отдаться созерцанию Каира. Вспомнил, что завтра в последний раз выйдет объявление, и пошел в сторону редакции газеты «Сфинкс». А по сути дела назначил себе свидание с Ильхам.
   Ихсан Тантави был занят с посетителем. Сабир поздоровался с Ильхам и уселся между их столами. Она прекратила печатать на машинке и спросила:
   – Новостей нет?
   Он ответил, окончательно освобождаясь от терзавшего его наваждения:
   – Звонки и встречи, но все не то.
   – Терпение – великая вещь.
   Он наблюдал за тем, как бегают ее пальцы по клавишам пишущей машинки, испытывая чувство облегчения человека, сбросившего тяжкое бремя неопределенности.
   Несмотря на радость свидания, на него неожиданно нахлынула безотчетная грусть. Похоже было, что Ихсан Тантави завершает составление какого-то некролога. И Сабиру вспомнилась последняя ночь матери. Таким вдруг явным предстало собственное бедственное положение. Все зиждилось на каком-то мираже. В этот момент Ильхам бросила на него быстрый взгляд, и этого оказалось достаточно, чтобы он снова забыл обо всех тревогах.
   Ихсан Тантави закончил свою работу и поприветствовал Сабира, добавив не без некоторого злорадства:
   – Повторить? Сабир усмехнулся и, понурив голову, сказал:
   – Откликнулись многие. А вот того, к кому мы взываем, будто не существует. Как это объяснить?
   – Такого сорта объявления требуют терпения.
   – Но ведь предполагается, что человек этот широко известен.
   – Однако вы же ничего не знаете, кроме его имени, а остальное понаслышке. В таких случаях трудно высказать определенное мнение. Вот я, например, прожил в Каире в разных слоях общества около тридцати лет, но ничего о нем не слышал.
   – Но я абсолютно доверяю человеку, который послал меня на его поиски.
   – Значит, тут какая-то тайна, которую только время раскроет.
   Сабир немного подумал и сказал:
   – У меня есть его старый снимок.
   – Приложим его, если хотите, к объявлению. Это, возможно, удвоит ваши шансы на успех.
   Сабир показал фотографию.
   – М-да… Это личность,– заключил Ихсан.
   Сабир ждал с опасением, что он увидит его внешнее сходство с изображением на снимке. Но тот ничего не заметил и заговорил о новом объявлении и его стоимости. Сабир вынужден был согласиться.
   Он покинул редакцию, думая о деньгах, которых день ото дня становилось все меньше. Когда они иссякнут, появится еще один нищий. В «Витр Куан» он сел за столик Ильхам, надеясь ее увидеть.
   Заметив его, она пришла в замешательство, но все же заняла свое место. Сабир тотчас же заказал сандвичи и сок, словно это было привычным ритуалом.
   – А я видела снимок,– неожиданно сказала Ильхам.
   – Правда?
   – Вы очень похожи на него.
   – Вы имеете в виду мужчину на фотографии?
   Она кивнула головой, глядя на него с сомнением. И ему пришлось пойти на новую ложь:
   – Он мой брат.
   – Брат! Все понятно. Но почему вы сразу этого не сказали?
   Он улыбнулся и смолчал.
   – А кто эта красивая девушка на снимке?
   – Его жена, упокой Аллах ее душу.
   – А брат ваш… что с ним случилось?
   – Исчез до того, как я родился. Ссора, потом исчезновение, как это иногда бывает. И вот спустя тридцать лет отец попросил его разыскать.
   – Да, история трогательная. А почему вы решили, что он известная личность?
   – Так отец мне сказал. Может, это его домыслы. Странно все же… Ихсан Тантави не заметил сходства между нами, когда я показал ему снимок. Он с вами не говорил по этому поводу после моего ухода?
   – Нет. Хотя сходство явное. Но голова у профессора Ихсана занята больше подсчетами.
   Принесли блюда с едой.
   – Простите меня за непрошеное вторжение. Просто мне одиноко в городе, а безделье для меня невыносимо.
   Она с улыбкой приняла его извинение и спросила:
   – А как вы проводите время?
   – В ожидании.
   – Но это же очень скучно. А потом поиск – это не ожидание.
   – Но он не обходится без периодов вынужденного ожидания.
   – И чем же вы заняты в остальное время?
   – Ничем.
   – Невероятно.
   – Теперь вы понимаете, насколько мне нужен друг,– сказал он с робкой надеждой.
   Ее щеки порозовели от этого намека, а он добавил:
   – Я надеюсь, вы не отвергнете моей дружбы.
   Она отпила немного сока из стакана и продолжала молча есть.
   – Что вы мне скажете на этот счет? – спросил он.
   – Возможно, вы выдаете желаемое за действительное.
   – Такие вещи познаются сердцем.
   – Мы можем встречаться, когда вы будете продлевать срок вашего объявления.
   Он засмеялся.
   – Тогда я готов это делать до бесконечности.
   – Но вы же, наверное, хотите разыскать его побыстрее.
   – Это верно. Но если объявление окажется безрезультатным, возобновлю поиски другим способом. За ваше здоровье,– сказал он, поднимая стакан с соком.
   – С вами надо держать ухо востро.
   Они выпили сок, обменявшись улыбками. Нет, не стал бы он ее преследовать, если бы тогда, на рыбацком берегу, была она, а не та, другая. Эта девушка может вызвать только серьезное чувство. Он был уже почти влюблен. Но что делает время с молоденькими красавицами! Видела бы она его мать в ее последнюю ночь, в саване, прикрывавшем иссохшее тело.
   – Весьма вам признателен,– неожиданно сказал Сабир.
   Она почувствовала ловушку в этом неуместном выражении благодарности, но протестовать не стала. В наступившей после этого паузе взошли первые семена взаимопонимания. Ему предстоял тягостный и долгий путь поисков, и он так нуждался в передышке от преследовавших его мрачных теней.

5

   Глаза утомились от разглядывания лиц. На улицы Каира накатывались потоки людей и автомобилей, как волны моря в штормовую погоду. Осенние тучи, плывущие из Александрии, рассеиваются, не успев омрачить каирского неба. Но память об Александрии постоянно горит в сердце, живущем ожиданием.
   Часы высиживания в салоне гостиницы больше не были обременительны с тех пор, как вернулась молодая хозяйка. И в то же время было мучительно наблюдать ее сидящей со стариком мужем. На мгновение взгляд ее становился таким многообещающим, и голос воспламенял, словно искра. Сколько раз он подлавливал ее на лестнице, безуспешно пытаясь заманить в укромное место. Она легко разгадывает его намерения, ускользает от него и с усмешкой возвращается на свое место. На улыбку не отвечает, игнорирует любые намеки. Сквозь тучи смятения его как молнией пронзает страсть. Каждый раз, когда его охватывало возбуждение, он желал всем постояльцам и постылому мужу провалиться в тартарары, чтобы наброситься на нее в безмолвной пустоте. В эти минуты безумия Ильхам пряталась в дальнем уголке сознания, как раскаяние среди преступного разгула. Порой его отвлекают запахи сигаретного дыма и лука, разговоры о хлопке, пшенице, о разрушительной войне. Может быть, они все тоже гонятся за призрачной надеждой, вроде той, которую сулит тебе обретение пропавшего отца.
   Голос Мухаммеда Сави вывел его из глубокого оцепенения:
   – Господин Сабир! Телефон!
   Он вмиг внутренне сконцентрировался и бросился к аппарату. Неужели наконец? Все чувства обострились в ожидании заветных слов.
   – Алло?
   – Это вы, сударь, дали объявление? Слезы облегчения навернулись на глаза.
   – Да! А кто вы, милостивый государь?
   – Полагаю, я тот человек, которого вы разыскиваете.
   – Сайед Сайед Рахими?
   – Да.
   – На фотографии это вы?
   С трудом глотнул пересохшим горлом, голос его задрожал.
   – Как и где мне встретиться с вами?
   – Но зачем я вам понадобился?
   – Лучше при встрече…
   – Мне хотелось бы иметь хотя бы общее представление, о чем пойдет речь.
   – По телефону не могу. Мне необходимо с вами увидеться.
   – А с кем я имею честь разговаривать?
   – Мое имя напечатано в объявлении.
   – Я имею в виду вашу профессию.
   – Я родом из знатной семьи.
   – Но зачем я вам нужен?
   – Вы узнаете при встрече, которую можете назначить на любое удобное для вас время. Поверьте, у меня нет никаких дурных намерений.
   В трубке помолчали, потом голос сказал:
   – Приходите прямо сейчас. Вот вам адрес: вилла номер пятнадцать, улица Тальбана в Шубре…
   Сабир спросил хозяина гостиницы и Мухаммеда Сави, как найти указанный ему адрес. Оказалось, что оба его не знали.
   – Названия улиц у нас меняют каждый день,– сказал Сави.– Отправляйтесь для начала в Шубру, а там спросите улицу.
   Все дневные часы Сабир потратил на поиски. Он с лихорадочной настойчивостью расспрашивал прохожих, но не нашлось никого, кто слышал бы о такой улице. Когда он уже выбился из сил в этом блуждании на ощупь, зашел в полицейский участок Шубры и там убедился, что в их районе такой улицы не существует. Он был близок к полному отчаянию. Что это значило? Не так расслышал? Или гнусная проделка негодяя?
   Вернулся в гостиницу. Визгливый голос нищего продолжал прославлять пророка, действуя на нервы. И когда Сабир увидел жену Халиля на своем обычном месте, клокотавшая в его душе злость и отчаяние смешались с неукротимой жаждой обладания ею.
   Сави сообщил, что какой-то человек несколько раз спрашивал его по телефону, кажется, тот самый, что звонил утром. Вновь вспыхнула надежда. Значит, все-таки неправильно расслышал. Этот человек, очевидно, ждал его с нетерпением, раз так настойчиво названивает.
   – Удалось, слава Богу? – тихо спросил дядюшка Ха-лиль.
   – Кажется, я на верном пути,– ответил Сабир, пытаясь изобразить радость.
   Поймал на себе взгляд женщины. Обессиленный и опустошенный, он упал в кресло. Подкралась грусть осеннего вечера. Зажглись лампы. Женщина ушла, и стало совсем тоскливо. Но этот человек наверняка еще позвонит. И вот уже Сави машет ему трубкой. Бегом рванулся к нему.
   – Алло!
   – Сабир? Уже вечер, а вы так и не пришли.
   – Я не нашел улицы!
   – А вы ее действительно искали?
   – Да, весь день… Тальбана, двадцать пять, Шубра.
   – Ну, тогда ты настоящий осел!
   Хохот был раскатистым и долгим, прежде чем связь оборвалась. Сабир положил трубку на аппарат и вышел из гостиницы. Долго не мог прийти в себя от ярости. Шутник попался. Сволочь! Мразь!.. Отброшен назад, и без проблеска надежды.
   Зашел в бакалейную лавку с вывеской «Свобода» на улице Клот-бек, купил бутылку коньяку. Хозяин лавки наскоро сготовил ему рыбный ужин. Что ж, день шуток и отчаяния стоило завершить сумасшедшей гулянкой. Пил много, залпом, не обращая внимания на то, сколько тратит денег. Как в дни Святого Даниила, когда мать говорила: «Мир прекрасен, а ты – его цветок». В Александрии все ему было доступно, а здесь, в этом городе, он не нашел ничего, кроме страдания. И каждый проведенный в нем час приближает его к страшной развязке. Что ждет его после всего этого ожидания, погони за неведомым во мраке? Если он решится избрать профессию своей матери, то станет орудием в руках людей ночного бизнеса. Кулак, который в свое время умел их воспитывать, теперь просто перейдет к ним на службу. Возможно, телефонный шутник был один из вас. Ну, тогда берегитесь! Женщина в отеле сулит наслаждение, которого он жаждет еще со времен Анфуши. Ильхам – чистый цветок. Но чего все это стоит, пока он не нашел отца? Он хмельно улыбался, шагая под сенью аркады. Очень хотелось потанцевать в ночном клубе «Каннар». Он опять затосковал по серым улицам, умытым дождем, по воздуху, напоенному запахом морского прибоя и покрывающему тело солоноватым налетом. В крови снова закипело то животное безумие, которое овладело им в ночь погони. Его мать курила кальян и рассуждала о мужчинах с видом королевы. «Делай, что хочешь, только не транжирь денег. Нет злее врага, чем бедность». Говорила: «Влюбляйся каждый день в новую женщину, но не позволяй ни одной из них властвовать над тобой». И он пошел по жизни куда глаза глядят, как бык в ночи. В заведении «Каннар» руки под столами затевали бесстыдную игру.
   Но где же все-таки Сайед Сайед Рахими?
   – Рахими! – неожиданно крикнул он во весь голос.
   Потом принялся напевать александрийскую песенку «Забудь свою беду, присоединяйся к нам». Коньяк подхлестнул воображение: он представил себе, как будет раздевать жену Халиля, а потом жестоко надругается над ней.
   Вернулся в гостиницу в полночь. Здание было погружено в сон. Выкурил сигарету в своей антикварно-обветшалой комнате и лег спать.
   Проснулся с тревожным чувством пробуждения от какого-то постороннего звука. Открыл глаза. Глубокий мрак. Даже от окна не исходило никакого света. И тут услышал отрывистые постукивания в дверь. Сел на постели, напрягая слух. Осторожный, легкий стук повторился. Сабир нашарил рукой кнопку выключателя, и вспыхнула голая, без абажура, лампочка. Подошел к двери и, приоткрыв ее, увидел в проеме женскую тень. Впустив ее, быстро прикрыл дверь. Сон как рукой сняло. Некоторое время он бессмысленно таращил на нее глаза, потом в хмельной растерянности пробормотал:
   – Ты?!
   С наигранным удивлением она осмотрелась вокруг, словно не могла сообразить, как оказалась здесь.
   – Где я? Ошиблась комнатой?
   Запахнула потуже халат на полуобнаженной груди, прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Он притянул ее к себе, стиснул в объятиях с силой, соответствующей его долгому, мучительному воздержанию.
   – А я… я жду тебя сто лет.
   Так, не разжимая объятий, они подошли к кровати. По пути он выключил свет.
   – Добралась без приключений?
   – Да…
   Она свое дело знает, а ему все равно.
   – Я даже не знаю твоего имени.
   – Керима^[1].
   Прошептал ей в самое ухо жарким шепотом:
   – Наконец-то!
   Итак, ты, оказывается, безрассудная натура. Не распознал я тебя – умеешь хитрить. Видно, уж чего пожелаешь, от того тебя никакая сила не свернет. Как сладостна любовь в темноте! Безумная мечта свершилась в трясине вязкого оцепенения. Рассудок плавился в костре страсти, волна пламени плыла в кромешном мраке. Наступило мгновение полного забытья, поглотившее прошлое, настоящее и будущее.