– Кто здесь?
Сабир резким рывком втолкнул его в парадное. Теперь на карту была поставлена жизнь, и все это из-за нелепой случайности. Не раздумывая, Сабир ударил незнакомца коленом в живот. Тот согнулся, и тогда Сабир с силой опустил кулак на его голову. Мужчина свалился на пол. Сабир выглянул наружу: холод, рассвет, безлюдье. Он пересек улицу и под аркадой пошел в сторону площади. Сделав несколько шагов, он столкнулся с другим человеком и едва не сбил его с ног. Тот заохал, приговаривая:
– Я слепой…
– Не сердись,– сказал Сабир торопливо.– Здесь под арками темно.
Да просветлит Аллах твое зрение. Всевышний внимает мольбам убогого.
Сабир содрогнулся от отвращения: это был тот самый нищий. Даже в такой час он бродит тут. Он бросился дальше, а вдогонку ему несся голос слепого:
– Да осветит милость Аллаха твой путь!..
Поймав такси, он расслабился, отдышался. Теперь сыщику долго придется ждать его. Он все глаза проглядит, зыркая налево и направо. Сабир вышел из такси на улице Сахель неподалеку от одноэтажного дома. Темнота сбросила свое последнее покрывало перед рассветом. Он постучал в дверь, не зная даже, кто ее откроет, всецело отдавшись на волю судьбы. В проеме показалось лицо Керимы. Она насмешливо распахнула дверь, и он вошел.
В ночной рубашке, с всклокоченными волосами, она казалась какой-то выцветшей, поникшей.
– Ты с ума спятил,– прошептала она.
Она провела его в гостиную, находившуюся справа от двери. Они оказались лицом к лицу при свете голой лампочки.
– Ты не ведаешь, что творишь. Это безумие. Он сверлил ее немигающим взглядом.
– Возможно.
– Ты соображаешь, насколько опасен твой визит?
– Все же так легче, чем ожидание без надежды.
– Но ждать необходимо. Разве ты не понимаешь, насколько мое положение щекотливее твоего?
– Прикажешь мне ждать до самой смерти?
– До тех пор, пока наши контакты не станут безопасными.
– У тебя ведь есть телефон.
– Но Мухаммед Сави знает мой голос.
– Любой мальчишка из лавки мог бы вызвать меня по твоей просьбе.
– Меня уже не один раз допрашивали. Мне так страшно стало, что я уже ничего не соображала.
– Ты обдумываешь свои преступления, занимаясь в постели любовью.
– Тише. Мать спит.
– Она в курсе твоих секретов?
– Сумасшедший. Что с тобой?
– Я должен заглянуть в твою спальню.
– Она такая же, как другие комнаты в доме.
– Не надо мне очки втирать. Я должен посмотреть, кто там находится.
Она взглянула на него с изумлением:
– Ты что, не в своем уме?
– Сын твоей тетки, твой бывший муж, не он ли там случайно?
– Кто тебе такое сказал? Никого там нет. Вот как получается: не кто– нибудь, а сами себя губим.
– Пусть так. Я должен воочию убедиться.
Он грубо отодвинул ее и вышел из комнаты. Распахнул первую дверь, увидел старуху, погруженную в сон. Открыл другую дверь – там была спальня Керимы. Смятая постель, откинутое одеяло. Он обошел все комнаты дома, но ничего подозрительного не обнаружил. Вернувшись в гостиную, сдавленно произнес:
– Не сообразил. Конечно же, этот человек должен тебя избегать, пока не закончилось следствие.
– Чует мое сердце, какая-то подлая тварь встала между нами.
– Так что же, сын твоей тетки не был твоим мужем?
– Был.
– И продал тебя старику, убийство которого ты потом подстроила.
– Слушай, псих, нас сегодня же сцапают.
– Отвечай на мой вопрос.
– Дурак. Я жизнью рисковала, потому что люблю тебя.
– А в этот притон он заявлялся переспать с тобой…
– Ты уже правду от брехни не отличаешь? Забыл, что было между нами?
– В постели любая женщина умеет притворяться.
– Слушай, ну поверь мне ради нашей же пользы. Все это чушь, выдумки у тебя в голове.
– Ты думаешь, страх перед виселицей заставит меня уступить тебя другому?
– Нет у меня никого, кроме тебя. Поверь мне. Если ты не поверишь мне сейчас, нас заберут еще до восхода солнца.
– Ты лжешь, хитришь. Ты своей ложью всю жизнь мне загубила.
– Поверь, я люблю тебя. Все, что я задумала, делалось ради тебя.
– Ты погубила меня своей ложью, чтобы вместе с любовником завладеть богатством.
– Поверь мне, пока не поздно. Ты – мой любимый, никого у меня нет, кроме тебя. Этот человек давно ушел из моей жизни.
– Сатанинская хитрость: мне – преступление, тебе – любовник и богатство.
– Бесполезно. Все кончено. Проклятье. Голова у тебя как камень. Последний раз – ты хочешь мне поверить?
– Нет.
– Тогда чего ты хочешь?
– Убить тебя.
– А потом на виселицу?
– Может, это не худшая из возможностей. Стук в дверь прозвучал как взрыв бомбы. Возле дома послышались угрожающие крики, застучали тяжелые башмаки. В отчаянии Керима вскрикнула:
– Полиция! Говорила я тебе! Он набросился на нее как безумный, сдавил ей горло что было сил. Воздух содрогнулся от мощных толчков в дверь…
17
Сабир резким рывком втолкнул его в парадное. Теперь на карту была поставлена жизнь, и все это из-за нелепой случайности. Не раздумывая, Сабир ударил незнакомца коленом в живот. Тот согнулся, и тогда Сабир с силой опустил кулак на его голову. Мужчина свалился на пол. Сабир выглянул наружу: холод, рассвет, безлюдье. Он пересек улицу и под аркадой пошел в сторону площади. Сделав несколько шагов, он столкнулся с другим человеком и едва не сбил его с ног. Тот заохал, приговаривая:
– Я слепой…
– Не сердись,– сказал Сабир торопливо.– Здесь под арками темно.
Да просветлит Аллах твое зрение. Всевышний внимает мольбам убогого.
Сабир содрогнулся от отвращения: это был тот самый нищий. Даже в такой час он бродит тут. Он бросился дальше, а вдогонку ему несся голос слепого:
– Да осветит милость Аллаха твой путь!..
Поймав такси, он расслабился, отдышался. Теперь сыщику долго придется ждать его. Он все глаза проглядит, зыркая налево и направо. Сабир вышел из такси на улице Сахель неподалеку от одноэтажного дома. Темнота сбросила свое последнее покрывало перед рассветом. Он постучал в дверь, не зная даже, кто ее откроет, всецело отдавшись на волю судьбы. В проеме показалось лицо Керимы. Она насмешливо распахнула дверь, и он вошел.
В ночной рубашке, с всклокоченными волосами, она казалась какой-то выцветшей, поникшей.
– Ты с ума спятил,– прошептала она.
Она провела его в гостиную, находившуюся справа от двери. Они оказались лицом к лицу при свете голой лампочки.
– Ты не ведаешь, что творишь. Это безумие. Он сверлил ее немигающим взглядом.
– Возможно.
– Ты соображаешь, насколько опасен твой визит?
– Все же так легче, чем ожидание без надежды.
– Но ждать необходимо. Разве ты не понимаешь, насколько мое положение щекотливее твоего?
– Прикажешь мне ждать до самой смерти?
– До тех пор, пока наши контакты не станут безопасными.
– У тебя ведь есть телефон.
– Но Мухаммед Сави знает мой голос.
– Любой мальчишка из лавки мог бы вызвать меня по твоей просьбе.
– Меня уже не один раз допрашивали. Мне так страшно стало, что я уже ничего не соображала.
– Ты обдумываешь свои преступления, занимаясь в постели любовью.
– Тише. Мать спит.
– Она в курсе твоих секретов?
– Сумасшедший. Что с тобой?
– Я должен заглянуть в твою спальню.
– Она такая же, как другие комнаты в доме.
– Не надо мне очки втирать. Я должен посмотреть, кто там находится.
Она взглянула на него с изумлением:
– Ты что, не в своем уме?
– Сын твоей тетки, твой бывший муж, не он ли там случайно?
– Кто тебе такое сказал? Никого там нет. Вот как получается: не кто– нибудь, а сами себя губим.
– Пусть так. Я должен воочию убедиться.
Он грубо отодвинул ее и вышел из комнаты. Распахнул первую дверь, увидел старуху, погруженную в сон. Открыл другую дверь – там была спальня Керимы. Смятая постель, откинутое одеяло. Он обошел все комнаты дома, но ничего подозрительного не обнаружил. Вернувшись в гостиную, сдавленно произнес:
– Не сообразил. Конечно же, этот человек должен тебя избегать, пока не закончилось следствие.
– Чует мое сердце, какая-то подлая тварь встала между нами.
– Так что же, сын твоей тетки не был твоим мужем?
– Был.
– И продал тебя старику, убийство которого ты потом подстроила.
– Слушай, псих, нас сегодня же сцапают.
– Отвечай на мой вопрос.
– Дурак. Я жизнью рисковала, потому что люблю тебя.
– А в этот притон он заявлялся переспать с тобой…
– Ты уже правду от брехни не отличаешь? Забыл, что было между нами?
– В постели любая женщина умеет притворяться.
– Слушай, ну поверь мне ради нашей же пользы. Все это чушь, выдумки у тебя в голове.
– Ты думаешь, страх перед виселицей заставит меня уступить тебя другому?
– Нет у меня никого, кроме тебя. Поверь мне. Если ты не поверишь мне сейчас, нас заберут еще до восхода солнца.
– Ты лжешь, хитришь. Ты своей ложью всю жизнь мне загубила.
– Поверь, я люблю тебя. Все, что я задумала, делалось ради тебя.
– Ты погубила меня своей ложью, чтобы вместе с любовником завладеть богатством.
– Поверь мне, пока не поздно. Ты – мой любимый, никого у меня нет, кроме тебя. Этот человек давно ушел из моей жизни.
– Сатанинская хитрость: мне – преступление, тебе – любовник и богатство.
– Бесполезно. Все кончено. Проклятье. Голова у тебя как камень. Последний раз – ты хочешь мне поверить?
– Нет.
– Тогда чего ты хочешь?
– Убить тебя.
– А потом на виселицу?
– Может, это не худшая из возможностей. Стук в дверь прозвучал как взрыв бомбы. Возле дома послышались угрожающие крики, застучали тяжелые башмаки. В отчаянии Керима вскрикнула:
– Полиция! Говорила я тебе! Он набросился на нее как безумный, сдавил ей горло что было сил. Воздух содрогнулся от мощных толчков в дверь…
17
В тюрьме ты наедине с собой. Не посещают того, у кого нет родных. Ильхам вспоминается как сон. Но она теперь знает правду. Вылечилась наверняка от проклятья этой любви. Газеты повторяют всю историю. И не только. Они раскрывают все твои тайны, всю подноготную. Страницы заполнены фотографиями. Керима, дядюшка Халиль, Мухаммед Рагаб – первый муж Керимы, твоя фотография и снимок твоей матери с отцом. Ангельское лицо Ильхам и Бусейма Омран. Газеты не оставляют без внимания ничего: от крупного до мелочей. Но в камере смертников ты освобождаешься от всех связей прежней жизни, и тебя уже не интересуют разоблачения. Ты освободился и от гордости, и от стыда, словно вновь стал ребенком в утробе матери. Сабир пойман с поличным на убийстве своей возлюбленной. У Сабира грязное прошлое. Бусейма Омран – ночная императрица Александрии, которая утешала его влиятельным положением неведомого отца. Поиски несуществующего Сайеда Сайеда Рахими. Любовь. Убийство. Сабир редкий образец красоты и мужества. Его сражения в Александрии. Слепая страсть, вознесшая его на виселицу. Он же и образец жестокости, эгоизма и распущенности. А как они удивились, узнав о совершенно неожиданной стороне его натуры, проявившейся в любви к Ильхам. Ему даже ни разу в голову не пришло соблазнить ее. Его отказ как-либо использовать ее, отказ от ее денег, хотя его уже душил финансовый кризис. Мать вырастила его как представителя привилегированных слоев. Ему было просто необходимо разыскать своего мнимого знатного отца или пойти на самое страшное преступление – убийство. А смотри, как быстро засомневался в тебе следователь. За каждым твоим шагом наблюдали – на улицах, у бакалейщика на Клот-беке, в «Витр Куан». А как Мухаммед Сави завел разговор с целью сообщить тебе об измене Керимы. До чего хитер старик! И какой же я простофиля! Первый ее муж, Мухаммед Рагаб, отрицал всякую связь с убитой, зато любовник угодил в ловушку. Отрицал ли он это, чтобы отвести от себя подозрения, или же говорил правду, без преувеличения? В процессе по этому поводу нет ничего убедительного, зато тебя это привело к гибели. Можно ли узнать тайну после смерти? А дядюшка Мухаммед Сави совершил ошибку, выдумывая свою фиктивную историю. Она поставила бы под угрозу весь замысел, если бы у любовника оказались крепкие нервы. Старик признался ему, что был свидетелем супружеской измены, а это могло показаться намеком на то, что она посещает самого Сабира. Подумал в какой-то момент, что молодой человек обнаружил противоречие в его рассказах. Но шок от известия об ее измене слишком поразил Сабира, чтобы он почувствовал явную неувязку. Ах… такова истина. А я – до чего же глуп! Твой тайный уход из гостиницы к Кериме подробно описан: как ты перелез через ограду в соседнее здание, как тебя обнаружил привратник, возвращавшийся с предрассветной молитвы, как ты вынужден был ударить его так, что он потерял сознание, как сыщик, наблюдавший за гостиницей под аркадой, насторожился, когда ты столкнулся с нищим слепым и стал извиняться перед ним. Ах, этот мерзкий слепой нищий.
Газеты не упускают ни важных фактов, ни мелочей. Они обесславили тебя, твою глупость и слепоту, как обесславили твою мать. А потом – это исследование, проведенное журналом «Рабиа» с видными учеными. Университетский профессор говорил о неравном браке между дядюшкой Халилем и Керимой, расценивая его как основную причину преступления. Автор газетной хроники писал: главный виновник – бедность. Именно она толкнула первого мужа Керимы продать ее старику. А Керима – жертва классовой борьбы и социального неравенства. Профессор по вопросам педагогики делал упор на том, что Сабир рос под крылом бандерши и какой след это оставило в его душе. Ученый-психиатр заявлял, что Сабир страдает эдиповым комплексом и его преступные наклонности объясняются двояко. Любовь к Кериме – это сублимированная любовь к матери. Иначе его инстинкты искали бы выхода в мести матери. А хозяина гостиницы он убил, расценивая его как символ власти. Он жаждал присвоить себе его собственность, подобно тому как государство присвоилo себе собственность его матери.
А один богослов сказал, что суть проблемы в потере веры. Если бы Сабир приложил в десять раз больше стараний на поиски Аллаха, чем на поиски отца, Господь дал бы ему все то, что он надеялся найти у отца,– и в этом мире, и в мире ином.
Сабир прочитал все эти комментарии без особого интереса и даже с разочарованием. Пожал плечами пренебрежительно и подумал: «Но никто из них так и не знает: Керима была верна ему или обманывала. И существует ли на свете Рахими».
Однажды его вызвали в приемную тюрьмы для встречи с адвокатом. С первого взгляда ему показалось, что он уже видел этого человека, но когда и где – не мог вспомнить. Лицо старика внушало доверие. Сабир поздоровался с ним и спросил:
– Вы тот самый адвокат, которого официально назначили защищать меня?
– Вовсе нет. Он понизил голос.
– Я – Мухаммед Тантави.
То, что Сабир не слышал ничего об этом известном адвокате, было очевидно.
– А кто же поручил вам мое дело? – спросил он cрассеянно.
– Считайте меня вашим добровольным защитником.
– Должен вам откровенно признаться, что у меня совершенно нет денег. Юрист улыбнулся.
– Я старший брат Ихсана Тантави, начальника отдела объявлений в газете «Сфинкс».
– А… А я-то думаю, где же я вас видел? И вы хотите взять на себя мою защиту? – взволнованно спросил он.
– Если не возражаете.
– Ильхам?! – неожиданно вскрикнул Сабир. Адвокат снова улыбнулся, но ничего на это не сказал. Сабир закрыл глаза и долго молчал. Потом открыл их и спросил:
– А гонорар?
– Только судебные издержки.
Возможно ли такое? Невообразимо! Расходы на похороны любви.
– Но это же напрасные усилия, господин Мухаммед.
– В нашем словаре слова «отчаяние» не существует.
– Я убил двух человек. Преднамеренно. Во всем сознался.
– Хотя бы и так.
– А Ильхам… почему?..
– Известно, что у вас нет никого родных. Разве это много – иметь одного друга?
– И это после того, что она узнала?
– Примите это без обсуждения.
Он утер слезы рукавом, пробормотав:
– Второй раз в жизни плачу.
– В этом нет ничего постыдного. Но приступим к делу.
– Я уже вам говорил, что признался во всем. Возможно, есть смягчающие обстоятельства.
– Какие обстоятельства могут помочь мне?
– Воспитание, любовь, ревность, ваша порядочность в отношении Ильхам.
– Все это на меня навлечет только больший позор.
– Не надо преждевременно предаваться отчаянию.
– Вся эта история похожа на сон. Приехал из Александрии искать отца. И вдруг пошли странные события, я и забыл, зачем приехал, пока в конце концов не очутился в тюрьме. – Он тяжело вздохнул.– А сейчас напротив, только главную цель поездки сюда и помню.
– Нет смысла теперь ломать голову над целью вашего приезда в Каир. Возможно, я в своей апелляции упомяну о ней как о первом преступлении, совершенном по отношению к вам еще до вашего рождения.
– Но ведь Ильхам вызвала меня по телефону в тот день по поводу моего отца.
– И что она вам сказала?
– Я не стал с ней встречаться, потому что жаждал отомстить той, другой.
– Уверяю вас, она ничего не знает о вашем отце. Сабир разочарованно покачал головой и сказал:
– Сообщение в газетах о преступлении можно считать сенсацией. Она-то и может принести результат, которого не достигло скромное объявление в газете «Сфинкс».
– Я достаточно осведомлен о ваших делах, но убежден, что сейчас ваши навязчивые мысли об отце не принесут вам ничего, кроме дополнительных страданий. Появится он или нет – в вашем положении это дело второстепенное.
– Но ведь не исключено, что он появится, что чудо случится.
– Каким образом?
Я имею в виду, если он действительно знатный, влиятельный человек.
– Да пусть хоть самый знатный. Как он сможет изменить законы правосудия?
– Послушайте, господин адвокат. Моя мать некогда была очень влиятельной женщиной. Она своим влиянием бросала вызов законам государства прямо под носом властей, на их глазах.
– Бога ради, скажите, какой надеждой вы себя тешите, если вдруг появится ваш отец?
Сабир неуверенно ответил:
– Ну, может, помог бы мне бежать.
– Вы живете фантазиями. Они ничего вам не принесут, кроме сердечной муки.
Он шумно выдохнул и сказал:
– В любом случае я вам благодарен. Прошу вас, передайте мою признательность госпоже Ильхам и господину Ихсану. И я, конечно, к вашим услугам в любое время. Что касается моей наивной надежды, то я, следуя вашему совету, не буду отчаиваться, как вы говорите, преждевременно.
Юрист встретил его приветливо и приободрил соответствующими словами:
– Мы еще можем подать апелляцию, а там не исключен и пересмотр приговора.
Сабир грустно спросил:
– А как там Ильхам?
– Не очень хорошо. Похоже, что ее драма, о которой писали в газетах, потрясла ее отца. Он приехал из Асьюта навестить ее и настоял на том, чтобы забрать ее на некоторое время с собой для перемены обстановки.
– Очнулся все-таки! – воскликнул Сабир. – Решил признать ее. А мой отец…
Старик сказал с улыбкой:
– Кстати, поверите ли, я принес вам новости о вашем отце.
– Нет! – вскрикнул Сабир в замешательстве. После короткой паузы заговорил адвокат:
– Вы не слыхали о журналисте, который свою ежедневную колонку подписывал псевдонимом «Журналист-поэт»? Конечно же, нет. Он перестал работать лет двадцать тому назад. Так вот, он мой сосед в Гелиополисе. Когда-то даже был моим преподавателем в юридическом колледже. Самая светлая голова в области шариата из всех, кого я знал. Вчера при встрече с ним я рассказал о вашем деле, упомянул о вашем отце, и тут он меня остановил. Я сказал, что тот, кого он вспомнил, может быть и кем-то другим. Л он мне твердит: «Я знаю Сайеда Сайеда Рахими». «Знатная персона? – спрашиваю. Богатый, с интересной наружностью? Примерно лет тридцать назад ему было двадцать пять лет…»
Сабир перебил:
– Он не видел снимка в газете?
– Мой друг не читает теперь газет, потому что ослеп.
– Какая жалость! Но одинаковое имя, внешний облик, возраст – это что-то значит.
– Разумеется, это вселяет надежду.
– И где же он живет?
– К сожалению, мой друг этого не знает.
– А он не рассказывал про его первую жену? Адвокат ответил с улыбкой:
– Говорил, что не было у него иного хобби, кроме любви.
– Но моя мать его бросила. Такое событие нельзя забыть.
– В жизни такого человека, как Рахими, женщин можно подсчитывать по количеству дней. Откуда нам знать, кто кого бросил?
– Мать мне не говорила об этой стороне его жизни.
– Может быть, она и не знала.
– Но брак – это такая связь, которую не скроешь.
– Али Бурхан, то есть журналист-поэт, сказал, что для Рахими жениться было все равно что проводить девушку до дома. Он занимался любовью во всех ее ипостасях – плотских и платонических. Не упускал ни зрелых женщин, ни подростков. И со вдовами, и с замужними, с разведенными, бедными и богатыми, и с прислугой, и с собирательницами окурков, и с нищенками.
– Поразительно!
– Да.
– В неприятности не попадал из-за этого?
– Он умел их избежать.
Сабир спросил, глядя в смущении на адвоката:
– Кем он был? Какая у него профессия?
– Он был и остается миллионером. Никакого иного занятия, кроме любви, у него не было. Каждый раз, когда попадал в скандальную историю, уезжал из города, переселялся в другой, не оставляя своего хобби.
– Но у меня до сих пор хранится свидетельство о его браке с моей матерью.
– Возможно, таких документов не счесть.
– Неужели на него в суд не подавали?
– Кто знает… Он, возможно, разводился, а для этого достаточно…
– А законы? – Сабир горько усмехнулся.
– Но он ни разу не попался. Господин Бурхан рассказал, что он обесчестил девушку из одной известной своим благочестием семьи и вовремя покинул страну.
– А когда вернулся?
– Он не вернулся. Связал свои интересы с большим миром. Переезжает из одной страны в другую, даже с континента на континент – благо что миллионами владеет. Все гоняется за женщинами всех рас и народов.
– А откуда ваш друг знает об этом?
Он получал от него письма, правда, нерегулярно.
– А где он сейчас, ваш друг не знает?
– Нет. Письма приходили без обратного адреса. Только название страны. К тому же он не любит оседать на одном месте более нескольких дней.
– Наверняка он за границей известный человек.
– Возможно, как и любой миллионер, даже если он соблюдает осторожность в его ситуации, меняя имя и прочее.
– И когда ваш друг получил от него последнее письмо?
– На его память уже трудно рассчитывать. Ему перевалило за девяносто лет. Только помнит, что получал от него письма со всех континентов.
– Но он наверняка знает все о его семье.
– У него нет семьи в Египте. Отец его – иммигрант из Индии. Мой друг встретил его в каком-то аристократическом клубе и подружился с ним. Через него познакомился с его единственным сыном Сайедом. У него нет ни братьев, ни сестер. Потом отец его умер – сорок лет тому назад, оставив в наследство миллионы фунтов, заработанные на торговле алкогольными напитками. Так что в Египте у него никого нет, разве что детишки, которых он мог наплодить во время своих многочисленных похождений.
– Вроде меня.
– Вроде вас, если он действительно ваш отец.
– В этом не приходится сомневаться после того, как я кое-что узнал о его натуре.
Адвокат промолчал, только улыбнулся.
– И я явно унаследовал эту натуру. Но только в то время, как он развлекается по всему земному шару, я сижу в тюрьме, ожидая виселицы.
– Но он же не совершил убийства.
– Ваш слепой друг не может знать всего.
– В любом случае он миллионер.
– Важнее то, что он не подвластен закону государства.
– Но вы-то знали, что бедны и должны подчиняться государственным законам.
– Я также знал, кто мой отец.
– И каков итог? Вам понятно?
– Да, к сожалению. Мать моя знала его лучше, чем ваш друг поэт. Она сумела собрать большое состояние и противостоять закону. Если бы не невезение…
– А вот он невезения не знает.
– И для меня было немыслимо довольствоваться положением сутенера после того, как я узнал о своем происхождении.
– Да, вам не удалось повторить судьбу оригинала.
– Я так упорно искал его.
– Но, судя по вашему же собственному признанию, забыли о нем.
– Из-за женщины. Он бы нашел такую причину простительной.
– Но не он ваш судья.
– Зато он меня забыл.
– Может быть, вы рассчитывали и без него прожить.
– Если бы мать от него не ушла, все это было бы у меня.
– Но она ушла от него.
– А в чем тут моя вина?
– В этом вашей вины нет.
– Но это толкнуло меня на преступление.
– Слишком отдаленная причина. Такую не рассматривают при определении меры ответственности.
– Но она серьезнее, чем те, которые преподносит случай вроде встречи с Керимой.
– Закон все равно остается законом. Сабир тяжело вздохнул и сказал:
– Может, лучше мне и не утверждать, что он мой отец.
– Я тоже был такого же мнения. Но я увидел, что вы жаждете знать хоть что-нибудь.
– Ну и что я узнал? Мне кажется, ничего стоящего.
– Да, к сожалению.
– Мало того, что все это бесполезно, но еще и далеко не убедительно.
– К сожалению.
– Из-за этих неожиданных сведений он стал для меня еще более желанным, чем вначале.
– Еще бы! Конечно.
– Все потеряно: свобода, достоинство, покой, Ильхам, Керима.
Адвокат предпочел промолчать, а Сабир заключил:
– Осталась только виселица.
– Ну-ну, есть кассационный суд,– с упреком сказал юрист. И с улыбкой добавил:
– Вообще-то есть еще новость, о которой мне рассказал господин Бурхан. Тут в один из дней к нему сам Рахими в дверь постучался.
– Правда?! – вскрикнул Сабир.
– Это буквально в октябре было.
– Октябрь… – Сабир невольно застонал.
– Да, октябрь.
– Я же его как раз в это время искал в Александрии.
– Он и в Александрию, кстати, заехал на шесть дней.
– С ума сойти! А я старейшин кварталов опрашивал. Отложил на потом идею дать объявление в газету, пока находился в Александрии, побоялся, что враги начнут надо мной насмехаться.
– Разве такое дело не важнее, чем все насмешки врагов?
– Конечно.
– Не расстраивайтесь. Видимо, он газет и не читает.
– Вряд ли это может служить утешением в моей беде.
– Не заставляйте меня раскаиваться в излишней откровенности.
Адвокат некоторое время наблюдал страдания Сабира, потом попытался отвлечь его:
– Он был здесь проездом в Индию. Подарил моему другу книгу «Как сохранить молодость на сто лет» и ящик прекрасного вина.
– Не исключено, что я все-таки его видел в автомобиле. А он сделал надпись на своем подарке?
– Думаю, что да.
– А нельзя ли увидеть эту книгу?
– Я принесу ее.
– А если мне подержать ее у себя в оставшиеся дни?
– Не думаю, что мой друг откажет в такой просьбе.
– Спасибо. А что еще?
– Мой друг рассказал, что он все еще сохраняет энергию молодости, полон свежих идей, любит пошутить. Говорил ему: «Я перемещаюсь с континента на континент, как твой палец с одного уса на другой». Еще сказал: «Не причисляй себя к живым, пока не объездил все четыре стороны света и не занимался везде любовью».
– Он не упоминал в своем разговоре о каком-нибудь своем сыне?
– Возможно, что у него есть дети на всех континентах, но он ни о чем, кроме любви, не рассказывает. Он тогда напился и пел любовную песню, услышанную им в одном из племен Конго.
– Пьет и поет… и в голову не приходит поинтересоваться своим потомством.
– Может быть, понятие отцовства меняется, когда распространяется на необычно большую численность отпрысков.
– И все же сыновья есть сыновья, мало их или много.
– Зачастую возникают странные противоречия, когда сильный отец рассчитывает видеть в сыновьях свое подобие.
– Что же это за оправдание?
– Некоторым чудакам мы прощаем такие оплошности, которые другим бы не простили. Что уж тут говорить о суперэксцентричной натуре, какой является этот человек?
– Ох, у меня голова идет кругом.
– Я уже почти раскаиваюсь в чрезмерной болтливости.
– Может, он все еще в Египте?
– Пришла от него открытка из-за границы.
– Может, он приедет до казни.
– Ничего невозможного нет.
– Надо же! Я посещал Ильхам и вашего брата, господина Ихсана, каждую неделю и не подозревал, что каким-то образом близок к вам, а вы – сосед Бурхана, друга Рахими.
– Так обычно и случается.
– Слишком мал был шанс найти его.
– Но и последняя надежда не исключается.
– Как то есть? Какая надежда?
– Заменят смертную казнь на пожизненное заключение.
– Ну и надежда!
– В этом случае опять представится возможность возобновить поиски.
– А если казнь?
Юрист развел руками в знак поражения, потом угрюмо сжал их в кулаки.
– В случае казни тоже остается время на рассмотрение кассации, потом время перед исполнением приговора. Вот не могли бы вы сослужить мне настоящую службу, попытавшись связаться с этим человеком?
– Сын мой, закон есть закон. Милосердие и долг призывают меня не терять времени на то, что не принесет пользы. Мне важнее сейчас еще раз пересмотреть ваше дело и уголовное законодательство.
– Все-таки, несмотря на то, что вы услышали о нем, вам не хочется убедиться в его могуществе?
– Я человек закона и знаю одно: ваша судьба в руках правосудия.
– Может быть, вы меня поймете лучше за время ожидания и войдете в мое положение.
– Если бы все так было, как вы себе представляете, я был бы только рад.. . Но у меня лично к нему никаких путей нет.
– Вы человек с опытом и знаниями, а к вашему соседу, похоже, отец питает особые чувства.
– Связаться с ним, если на это вообще есть шанс, заняло бы много времени, которого у нас нет. Да и такими возможностями я не располагаю. Ведь потребовалось бы связаться со всеми нашими посольствами за рубежом. И это только в качестве первого шага. Не исключено также, что в момент нашего запроса он переедет в страну, где вообще нет нашего представительства.
Ах… память, умирающая на кончике языка. Скопления туч, которыми играет ветер. Раскаленные тиски боли за тюремной решеткой. Слепой вопрос. Жестокий ответ. Он сказал:
– Похоже, бессмысленно полагаться на других. Адвокат сочувственно улыбнулся.
– Смысл есть в том, что разумно. Сабир пожал плечами и проговорил:
– Будь что будет.
Газеты не упускают ни важных фактов, ни мелочей. Они обесславили тебя, твою глупость и слепоту, как обесславили твою мать. А потом – это исследование, проведенное журналом «Рабиа» с видными учеными. Университетский профессор говорил о неравном браке между дядюшкой Халилем и Керимой, расценивая его как основную причину преступления. Автор газетной хроники писал: главный виновник – бедность. Именно она толкнула первого мужа Керимы продать ее старику. А Керима – жертва классовой борьбы и социального неравенства. Профессор по вопросам педагогики делал упор на том, что Сабир рос под крылом бандерши и какой след это оставило в его душе. Ученый-психиатр заявлял, что Сабир страдает эдиповым комплексом и его преступные наклонности объясняются двояко. Любовь к Кериме – это сублимированная любовь к матери. Иначе его инстинкты искали бы выхода в мести матери. А хозяина гостиницы он убил, расценивая его как символ власти. Он жаждал присвоить себе его собственность, подобно тому как государство присвоилo себе собственность его матери.
А один богослов сказал, что суть проблемы в потере веры. Если бы Сабир приложил в десять раз больше стараний на поиски Аллаха, чем на поиски отца, Господь дал бы ему все то, что он надеялся найти у отца,– и в этом мире, и в мире ином.
Сабир прочитал все эти комментарии без особого интереса и даже с разочарованием. Пожал плечами пренебрежительно и подумал: «Но никто из них так и не знает: Керима была верна ему или обманывала. И существует ли на свете Рахими».
Однажды его вызвали в приемную тюрьмы для встречи с адвокатом. С первого взгляда ему показалось, что он уже видел этого человека, но когда и где – не мог вспомнить. Лицо старика внушало доверие. Сабир поздоровался с ним и спросил:
– Вы тот самый адвокат, которого официально назначили защищать меня?
– Вовсе нет. Он понизил голос.
– Я – Мухаммед Тантави.
То, что Сабир не слышал ничего об этом известном адвокате, было очевидно.
– А кто же поручил вам мое дело? – спросил он cрассеянно.
– Считайте меня вашим добровольным защитником.
– Должен вам откровенно признаться, что у меня совершенно нет денег. Юрист улыбнулся.
– Я старший брат Ихсана Тантави, начальника отдела объявлений в газете «Сфинкс».
– А… А я-то думаю, где же я вас видел? И вы хотите взять на себя мою защиту? – взволнованно спросил он.
– Если не возражаете.
– Ильхам?! – неожиданно вскрикнул Сабир. Адвокат снова улыбнулся, но ничего на это не сказал. Сабир закрыл глаза и долго молчал. Потом открыл их и спросил:
– А гонорар?
– Только судебные издержки.
Возможно ли такое? Невообразимо! Расходы на похороны любви.
– Но это же напрасные усилия, господин Мухаммед.
– В нашем словаре слова «отчаяние» не существует.
– Я убил двух человек. Преднамеренно. Во всем сознался.
– Хотя бы и так.
– А Ильхам… почему?..
– Известно, что у вас нет никого родных. Разве это много – иметь одного друга?
– И это после того, что она узнала?
– Примите это без обсуждения.
Он утер слезы рукавом, пробормотав:
– Второй раз в жизни плачу.
– В этом нет ничего постыдного. Но приступим к делу.
– Я уже вам говорил, что признался во всем. Возможно, есть смягчающие обстоятельства.
– Какие обстоятельства могут помочь мне?
– Воспитание, любовь, ревность, ваша порядочность в отношении Ильхам.
– Все это на меня навлечет только больший позор.
– Не надо преждевременно предаваться отчаянию.
– Вся эта история похожа на сон. Приехал из Александрии искать отца. И вдруг пошли странные события, я и забыл, зачем приехал, пока в конце концов не очутился в тюрьме. – Он тяжело вздохнул.– А сейчас напротив, только главную цель поездки сюда и помню.
– Нет смысла теперь ломать голову над целью вашего приезда в Каир. Возможно, я в своей апелляции упомяну о ней как о первом преступлении, совершенном по отношению к вам еще до вашего рождения.
– Но ведь Ильхам вызвала меня по телефону в тот день по поводу моего отца.
– И что она вам сказала?
– Я не стал с ней встречаться, потому что жаждал отомстить той, другой.
– Уверяю вас, она ничего не знает о вашем отце. Сабир разочарованно покачал головой и сказал:
– Сообщение в газетах о преступлении можно считать сенсацией. Она-то и может принести результат, которого не достигло скромное объявление в газете «Сфинкс».
– Я достаточно осведомлен о ваших делах, но убежден, что сейчас ваши навязчивые мысли об отце не принесут вам ничего, кроме дополнительных страданий. Появится он или нет – в вашем положении это дело второстепенное.
– Но ведь не исключено, что он появится, что чудо случится.
– Каким образом?
Я имею в виду, если он действительно знатный, влиятельный человек.
– Да пусть хоть самый знатный. Как он сможет изменить законы правосудия?
– Послушайте, господин адвокат. Моя мать некогда была очень влиятельной женщиной. Она своим влиянием бросала вызов законам государства прямо под носом властей, на их глазах.
– Бога ради, скажите, какой надеждой вы себя тешите, если вдруг появится ваш отец?
Сабир неуверенно ответил:
– Ну, может, помог бы мне бежать.
– Вы живете фантазиями. Они ничего вам не принесут, кроме сердечной муки.
Он шумно выдохнул и сказал:
– В любом случае я вам благодарен. Прошу вас, передайте мою признательность госпоже Ильхам и господину Ихсану. И я, конечно, к вашим услугам в любое время. Что касается моей наивной надежды, то я, следуя вашему совету, не буду отчаиваться, как вы говорите, преждевременно.
***
Сабир предстал перед судом. Материалы следствия были переданы муфтию. Сабир внимательно следил за процессом, но совершенно растерялся, когда услышал приговор, хотя и готов был к нему с самого начала.***
В тюрьме его вызвали на встречу с Мухаммедом Тантави.Юрист встретил его приветливо и приободрил соответствующими словами:
– Мы еще можем подать апелляцию, а там не исключен и пересмотр приговора.
Сабир грустно спросил:
– А как там Ильхам?
– Не очень хорошо. Похоже, что ее драма, о которой писали в газетах, потрясла ее отца. Он приехал из Асьюта навестить ее и настоял на том, чтобы забрать ее на некоторое время с собой для перемены обстановки.
– Очнулся все-таки! – воскликнул Сабир. – Решил признать ее. А мой отец…
Старик сказал с улыбкой:
– Кстати, поверите ли, я принес вам новости о вашем отце.
– Нет! – вскрикнул Сабир в замешательстве. После короткой паузы заговорил адвокат:
– Вы не слыхали о журналисте, который свою ежедневную колонку подписывал псевдонимом «Журналист-поэт»? Конечно же, нет. Он перестал работать лет двадцать тому назад. Так вот, он мой сосед в Гелиополисе. Когда-то даже был моим преподавателем в юридическом колледже. Самая светлая голова в области шариата из всех, кого я знал. Вчера при встрече с ним я рассказал о вашем деле, упомянул о вашем отце, и тут он меня остановил. Я сказал, что тот, кого он вспомнил, может быть и кем-то другим. Л он мне твердит: «Я знаю Сайеда Сайеда Рахими». «Знатная персона? – спрашиваю. Богатый, с интересной наружностью? Примерно лет тридцать назад ему было двадцать пять лет…»
Сабир перебил:
– Он не видел снимка в газете?
– Мой друг не читает теперь газет, потому что ослеп.
– Какая жалость! Но одинаковое имя, внешний облик, возраст – это что-то значит.
– Разумеется, это вселяет надежду.
– И где же он живет?
– К сожалению, мой друг этого не знает.
– А он не рассказывал про его первую жену? Адвокат ответил с улыбкой:
– Говорил, что не было у него иного хобби, кроме любви.
– Но моя мать его бросила. Такое событие нельзя забыть.
– В жизни такого человека, как Рахими, женщин можно подсчитывать по количеству дней. Откуда нам знать, кто кого бросил?
– Мать мне не говорила об этой стороне его жизни.
– Может быть, она и не знала.
– Но брак – это такая связь, которую не скроешь.
– Али Бурхан, то есть журналист-поэт, сказал, что для Рахими жениться было все равно что проводить девушку до дома. Он занимался любовью во всех ее ипостасях – плотских и платонических. Не упускал ни зрелых женщин, ни подростков. И со вдовами, и с замужними, с разведенными, бедными и богатыми, и с прислугой, и с собирательницами окурков, и с нищенками.
– Поразительно!
– Да.
– В неприятности не попадал из-за этого?
– Он умел их избежать.
Сабир спросил, глядя в смущении на адвоката:
– Кем он был? Какая у него профессия?
– Он был и остается миллионером. Никакого иного занятия, кроме любви, у него не было. Каждый раз, когда попадал в скандальную историю, уезжал из города, переселялся в другой, не оставляя своего хобби.
– Но у меня до сих пор хранится свидетельство о его браке с моей матерью.
– Возможно, таких документов не счесть.
– Неужели на него в суд не подавали?
– Кто знает… Он, возможно, разводился, а для этого достаточно…
– А законы? – Сабир горько усмехнулся.
– Но он ни разу не попался. Господин Бурхан рассказал, что он обесчестил девушку из одной известной своим благочестием семьи и вовремя покинул страну.
– А когда вернулся?
– Он не вернулся. Связал свои интересы с большим миром. Переезжает из одной страны в другую, даже с континента на континент – благо что миллионами владеет. Все гоняется за женщинами всех рас и народов.
– А откуда ваш друг знает об этом?
Он получал от него письма, правда, нерегулярно.
– А где он сейчас, ваш друг не знает?
– Нет. Письма приходили без обратного адреса. Только название страны. К тому же он не любит оседать на одном месте более нескольких дней.
– Наверняка он за границей известный человек.
– Возможно, как и любой миллионер, даже если он соблюдает осторожность в его ситуации, меняя имя и прочее.
– И когда ваш друг получил от него последнее письмо?
– На его память уже трудно рассчитывать. Ему перевалило за девяносто лет. Только помнит, что получал от него письма со всех континентов.
– Но он наверняка знает все о его семье.
– У него нет семьи в Египте. Отец его – иммигрант из Индии. Мой друг встретил его в каком-то аристократическом клубе и подружился с ним. Через него познакомился с его единственным сыном Сайедом. У него нет ни братьев, ни сестер. Потом отец его умер – сорок лет тому назад, оставив в наследство миллионы фунтов, заработанные на торговле алкогольными напитками. Так что в Египте у него никого нет, разве что детишки, которых он мог наплодить во время своих многочисленных похождений.
– Вроде меня.
– Вроде вас, если он действительно ваш отец.
– В этом не приходится сомневаться после того, как я кое-что узнал о его натуре.
Адвокат промолчал, только улыбнулся.
– И я явно унаследовал эту натуру. Но только в то время, как он развлекается по всему земному шару, я сижу в тюрьме, ожидая виселицы.
– Но он же не совершил убийства.
– Ваш слепой друг не может знать всего.
– В любом случае он миллионер.
– Важнее то, что он не подвластен закону государства.
– Но вы-то знали, что бедны и должны подчиняться государственным законам.
– Я также знал, кто мой отец.
– И каков итог? Вам понятно?
– Да, к сожалению. Мать моя знала его лучше, чем ваш друг поэт. Она сумела собрать большое состояние и противостоять закону. Если бы не невезение…
– А вот он невезения не знает.
– И для меня было немыслимо довольствоваться положением сутенера после того, как я узнал о своем происхождении.
– Да, вам не удалось повторить судьбу оригинала.
– Я так упорно искал его.
– Но, судя по вашему же собственному признанию, забыли о нем.
– Из-за женщины. Он бы нашел такую причину простительной.
– Но не он ваш судья.
– Зато он меня забыл.
– Может быть, вы рассчитывали и без него прожить.
– Если бы мать от него не ушла, все это было бы у меня.
– Но она ушла от него.
– А в чем тут моя вина?
– В этом вашей вины нет.
– Но это толкнуло меня на преступление.
– Слишком отдаленная причина. Такую не рассматривают при определении меры ответственности.
– Но она серьезнее, чем те, которые преподносит случай вроде встречи с Керимой.
– Закон все равно остается законом. Сабир тяжело вздохнул и сказал:
– Может, лучше мне и не утверждать, что он мой отец.
– Я тоже был такого же мнения. Но я увидел, что вы жаждете знать хоть что-нибудь.
– Ну и что я узнал? Мне кажется, ничего стоящего.
– Да, к сожалению.
– Мало того, что все это бесполезно, но еще и далеко не убедительно.
– К сожалению.
– Из-за этих неожиданных сведений он стал для меня еще более желанным, чем вначале.
– Еще бы! Конечно.
– Все потеряно: свобода, достоинство, покой, Ильхам, Керима.
Адвокат предпочел промолчать, а Сабир заключил:
– Осталась только виселица.
– Ну-ну, есть кассационный суд,– с упреком сказал юрист. И с улыбкой добавил:
– Вообще-то есть еще новость, о которой мне рассказал господин Бурхан. Тут в один из дней к нему сам Рахими в дверь постучался.
– Правда?! – вскрикнул Сабир.
– Это буквально в октябре было.
– Октябрь… – Сабир невольно застонал.
– Да, октябрь.
– Я же его как раз в это время искал в Александрии.
– Он и в Александрию, кстати, заехал на шесть дней.
– С ума сойти! А я старейшин кварталов опрашивал. Отложил на потом идею дать объявление в газету, пока находился в Александрии, побоялся, что враги начнут надо мной насмехаться.
– Разве такое дело не важнее, чем все насмешки врагов?
– Конечно.
– Не расстраивайтесь. Видимо, он газет и не читает.
– Вряд ли это может служить утешением в моей беде.
– Не заставляйте меня раскаиваться в излишней откровенности.
Адвокат некоторое время наблюдал страдания Сабира, потом попытался отвлечь его:
– Он был здесь проездом в Индию. Подарил моему другу книгу «Как сохранить молодость на сто лет» и ящик прекрасного вина.
– Не исключено, что я все-таки его видел в автомобиле. А он сделал надпись на своем подарке?
– Думаю, что да.
– А нельзя ли увидеть эту книгу?
– Я принесу ее.
– А если мне подержать ее у себя в оставшиеся дни?
– Не думаю, что мой друг откажет в такой просьбе.
– Спасибо. А что еще?
– Мой друг рассказал, что он все еще сохраняет энергию молодости, полон свежих идей, любит пошутить. Говорил ему: «Я перемещаюсь с континента на континент, как твой палец с одного уса на другой». Еще сказал: «Не причисляй себя к живым, пока не объездил все четыре стороны света и не занимался везде любовью».
– Он не упоминал в своем разговоре о каком-нибудь своем сыне?
– Возможно, что у него есть дети на всех континентах, но он ни о чем, кроме любви, не рассказывает. Он тогда напился и пел любовную песню, услышанную им в одном из племен Конго.
– Пьет и поет… и в голову не приходит поинтересоваться своим потомством.
– Может быть, понятие отцовства меняется, когда распространяется на необычно большую численность отпрысков.
– И все же сыновья есть сыновья, мало их или много.
– Зачастую возникают странные противоречия, когда сильный отец рассчитывает видеть в сыновьях свое подобие.
– Что же это за оправдание?
– Некоторым чудакам мы прощаем такие оплошности, которые другим бы не простили. Что уж тут говорить о суперэксцентричной натуре, какой является этот человек?
– Ох, у меня голова идет кругом.
– Я уже почти раскаиваюсь в чрезмерной болтливости.
– Может, он все еще в Египте?
– Пришла от него открытка из-за границы.
– Может, он приедет до казни.
– Ничего невозможного нет.
– Надо же! Я посещал Ильхам и вашего брата, господина Ихсана, каждую неделю и не подозревал, что каким-то образом близок к вам, а вы – сосед Бурхана, друга Рахими.
– Так обычно и случается.
– Слишком мал был шанс найти его.
– Но и последняя надежда не исключается.
– Как то есть? Какая надежда?
– Заменят смертную казнь на пожизненное заключение.
– Ну и надежда!
– В этом случае опять представится возможность возобновить поиски.
– А если казнь?
Юрист развел руками в знак поражения, потом угрюмо сжал их в кулаки.
– В случае казни тоже остается время на рассмотрение кассации, потом время перед исполнением приговора. Вот не могли бы вы сослужить мне настоящую службу, попытавшись связаться с этим человеком?
– Сын мой, закон есть закон. Милосердие и долг призывают меня не терять времени на то, что не принесет пользы. Мне важнее сейчас еще раз пересмотреть ваше дело и уголовное законодательство.
– Все-таки, несмотря на то, что вы услышали о нем, вам не хочется убедиться в его могуществе?
– Я человек закона и знаю одно: ваша судьба в руках правосудия.
– Может быть, вы меня поймете лучше за время ожидания и войдете в мое положение.
– Если бы все так было, как вы себе представляете, я был бы только рад.. . Но у меня лично к нему никаких путей нет.
– Вы человек с опытом и знаниями, а к вашему соседу, похоже, отец питает особые чувства.
– Связаться с ним, если на это вообще есть шанс, заняло бы много времени, которого у нас нет. Да и такими возможностями я не располагаю. Ведь потребовалось бы связаться со всеми нашими посольствами за рубежом. И это только в качестве первого шага. Не исключено также, что в момент нашего запроса он переедет в страну, где вообще нет нашего представительства.
Ах… память, умирающая на кончике языка. Скопления туч, которыми играет ветер. Раскаленные тиски боли за тюремной решеткой. Слепой вопрос. Жестокий ответ. Он сказал:
– Похоже, бессмысленно полагаться на других. Адвокат сочувственно улыбнулся.
– Смысл есть в том, что разумно. Сабир пожал плечами и проговорил:
– Будь что будет.