Махфуз Нагиб. Путь

   – Послушайте, но Али Сурейкус нашел мой кошелек с деньгами в утро убийства и вернул его мне.
   – Может, он хитрее, чем мы думаем.
   Неужели так легко случаются чудеса? Или все это – лишь плод фантазий, не основанных ни на чем.
   – После убийства не разумнее ли для него было сбежать?
   – Сбежать – значит признать вину.
   – А как он спрятал краденое в своей каморке?
   – Может быть, у него дома нашли.
   – Перетаскивать краденое домой не менее глупо.
   – На все воля Аллаха.
   – Когда я встретил его утром, до раскрытия убийства, он выглядел таким спокойным, дружелюбным – как обычно.
   – Он из тех убийц, которые потом еще и на похороны убитого придут.
   Спокойнее. Следи, чтобы руки не дрожали от волнения. Телефонный звонок может все тебе прояснить. Старик продолжил разговор:
   – Меня первого допрашивали.
   – Вас?
   – Конечно. Я ведь был последним, кто видел хозяина ночью, и первым, кто вошел к нему утром.
   – Но кто бы мог подумать.
   – Меня просто засыпали вопросами. Я собственноручно запер дверь, и окна были закрыты. Правда, одно окно было только прикрыто, а не на щеколде.
   – Может, забыли.
   – Супруга его подтвердила, что все окна заперты были.
   – Значит, Али Сурейкус взломал окно?
   – Это невозможно. Шум разбудил бы постояльцев, не говоря уж о покойном.
   – Может быть, Али постучался, и хозяин сам открыл дверь.
   – Зачем же тогда открывать окно? Кроме того, следствие установило, что хозяин был убит в постели.
   Проницательный взгляд Сави и наступившая тишина, словно в могиле.
   – Возможно, Али удалось спрятаться внутри, – предположил Сабир.
   – Это исключено. Я запирал дверь после того, как он покинул квартиру.
   – Может, он… Обрывок фразы замер, придавленный страхом. Чуть было не сболтнул, что, мол, Али только сделал вид, что запирает окно. А ведь он ни от кого не мог узнать, что именно Али запирал окна.
   – Что «может, он»? – переспросил старик.
   – Может, открыл дверь другим ключом.
   – Возможно. Но зачем окно открывать?
   – Вероятно, его забыли запереть.
   – Бог его знает.
   – Да, для вас это большая беда. Вы славный, хороший человек.
   – Сам удивляюсь, почему они меня оставили в покое. Но они свое дело знают.
   – А газеты что-то замолчали вдруг. В сегодняшнем выпуске ни слова о преступлении.
   – Да будет Аллах милостив к тебе, дядюшка Халиль. Шестьдесят лет я знал его.
   – А ему сколько лет было?
   – Да уж за восемьдесят.
   – Когда же он женился?
   – Десять лет тому назад.
   – Странный брак, не правда ли?
   – Первый раз он женился, когда был молодым. У него и дети появились. А потом вся семья умерла, и он долго оставался вдовцом. Но на все воля Аллаха, он испытывал к Кериме прежде всего отцовские чувства.
   – Это вполне понятно.
   – Хозяин был человеком серьезным и деловым. А по отношению ко мне проявил себя благодетелем – помог мне вырастить детей, упокой Аллах его душу.
   – А как он женился на ней?
   – Поехал по делам в Александрию…
   – Так она из Александрии? – перебил Сабир.
   – Нет. Во время таких поездок он по пути останавливался на несколько дней у своего друга, живущего в Танте. Она была тогда замужем…
   – Замужем?
   – За сыном своей тетки. Парень оказался подонком, вымогателем. Хозяин познакомился с ними в доме друга… Ох, что-то я слишком язык распустил.
   – Как же он женился на ней?
   – Сразу же, как она развелась.
   – И она пошла за человека, которому больше семидесяти лет!
   – А почему бы и нет? Он обеспечил ей достоинство и благополучие.
   – И покой, – добавил Сабир, вспомнив последние слова матери. – Но вымогатель не откажется от красивой жены. Почему же он пошел на расторжение брака?
   – Всему своя цена. – Старик часто заморгал, словно раскаиваясь в своей болтливости.
   – Что было, то прошло, – сказал Сабир.
   – Да. Но я слишком много наговорил. Что-то часто стал нести Бог весть что с тех пор, как увидел его кровь, сохрани, великий Боже.
   Воспитанница шантажиста, плебейская прислуга, жена дряхлого старика, организатор страшного преступления, источник безумного наслаждения, твоя постоянная мучительница. Беспочвенная надежда привела тебя в ее кровавый отель, а потом бросила в когти этой убийственной ситуации. Подобие той надежды, которая заставила тебя бежать как сумасшедшего за автомобилем.

14

   Двойной кофе, чтобы прогнать сонливость. Сабир не отрываясь смотрел на телефон сквозь поднимающиеся облака сигаретного дыма. Когда же позвонит Керима? В течение нескольких минут хлестал проливной дождь. Потом небо прояснилось, но улицу залило грязным потоком. Керима безмолвствует, как смерть, словно и не знает о его страданиях. А ты напиваешься дрянным вином, до рассвета маешься на постели от бессонницы. Мечтаешь о всякой всячине, и тебе мерещится, будто постояльцы слышат твои призывы. Если будешь плохо выглядеть, это не ускользнет от внимания сыщика. А Кериме на все наплевать.
   Он попросил посадить его за свой обычный стол. Салон был полон постояльцами, но из прежних едва ли один остался – поразъехались сразу после убийства. Место освободилось. Заранее становилось тошно при мысли об идиотской болтовне соседей по столу, но от этого было не уйти. Один мужчина обратился к нему:
   – Арестовали убийцу. Сабир улыбнулся, пытаясь скрыть раздражение.
   – Я уже слышал.
   – Али Сурейкус?
   – Да.
   Человек запахнул потуже абаю и сказал:
   – Просто грабеж. Вовсе не то, что я думал.
   – А чего вы ожидали?
   – Честно говоря, я невысокого мнения о женщинах. Сабир посмотрел на него с удивлением. Мужчина пояснил:
   – Молодая красивая жена. Унаследует немалое состояние.
   – У меня тоже мелькнула такая мысль, – сказал Сабир, стараясь не выдать волнение.
   Человек засмеялся:
   – Некоторые мысли грешны.
   А не пришло ли то же самое в голову следователю? Но Керима хранит гробовое молчание. Да и телефон молчит как на грех. А на улице – холод, дождь, грязь. Не смолкает голос нищего. Мухаммед Сави окликнул Сабира, показывая на телефон. С мольбой в душе Сабир бросился к телефону.
   – Алло!
   – Сабир?
   Могло ли ему прийти в голову, что ее голос вызовет у него такое разочарование?
   – Ильхам… Как поживаешь?
   – Я тебе помешала?
   – Нет-нет, что ты! Просто мне нездоровится. Но сегодня я буду ждать тебя.
   Порвать с ней сразу не хватает духу. Куда легче было бы, если бы инициатива в этом исходила от нее. Он обязан уберечь ее от всей этой грязи, даже если придется резать по-живому. Она ведь даже не подозревает о том, что творится у него в голове. Лишь укоризненно улыбается, и в ее взгляде чистота, не омраченная никаким грехом. Как же угораздило его влюбиться в нее так глубоко и искренне!
   Он крепко сжал ее руку в своей ладони.
   – Не чувствуешь себя виноватым? – спросила она. У него слова застряли в горле. Сняв перчатки, она села за стол и спросила с тревогой:
   – Здорово тебя прохватило?
   – Проклятый грипп.
   – Кто-нибудь за тобой присматривает?
   – Нет.
   – Доктора вызывал?
   – Нет. Да я уже выздоровел. Так, чуть-чуть осталось.
   – Ну что ж, рада слышать. Больше сока пей. Пока ели, она подолгу не отрывала взгляда от его лица.
   – А я подумывала, не навестить ли тебя.
   – Слава Богу, что ты не сделала этого. Она пожала плечами, но ничего не сказала. Потом вдруг радостно объявила:
   – А вот я ни минуты зря не теряла! Сейчас он услышит слова, которые еще вчера показались бы ему прекрасной музыкой, но много ли проку от музыки тому, кто уже оглох?
   – Ты ангел.
   – Не веришь? Ну так знай! Ты начнешь новую жизнь. Мы начнем новую жизнь. Как ты на это смотришь?
   Чтобы не обидеть ее, Сабир сделал вид, что взволнован.
   – Я думаю, что ты – ангел, – сказал он, – а я всего лишь ничтожный червь.
   – Деньги, которые тебе нужны, к твоим услугам.
   – Деньги?!
   – Да. Это то, что я скопила на будущее. Плюс некоторые мои побрякушки, которые я и так не ношу. Не ахти что, но хватит. Я уже советовалась со знающими людьми и могу тебя заверить, что начнем мы на надежной основе.
   Боже мой! Это не просто прекрасная музыка. Это чудо! Мечтал ли ты о таком? Капитал без кражи, без преступления. А с ним – подлинная любовь. Верни жизнь дядюшке Халилю. Очнись от кошмара.
   – Ильхам, – пробормотал он еле слышно, – каждый раз, когда ты одариваешь меня своим благородством, во мне растет убеждение, что я тебе не пара.
   – Хватит! Для поэзии времени нет.
   Она счастлива и полна энтузиазма. Погасить этот огонь было бы твоим вторым преступлением. Но ведь она тянет руку, чтобы сорвать несуществующий плод. Да и тебе в голову не приходило, что так легко можно решить твою проблему. Только что теперь от того, что существует на свете любовь, свобода, человеческое достоинство? Почему же это чудо не свершилось прежде, чем ты совершил свое преступление?
   – О чем задумался? Я надеялась, что ты обрадуешься. И даже очень.
   Остается лишь поставить ее перед фактом, чтобы избавить от иллюзий.
   – Говорю же, недостоин я твоею благородства, – сказал он, тяжело вздыхая. – Почему ты мне не веришь?
   – Я думала, ты обрадуешься.
   – Поздно.
   – Боже мой, ты не любишь меня?
   – Ильхам… дело обстоит гораздо сложнее. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Но кто я такой?
   – Только не говори мне, пожалуйста, об отце, о бедности, о том, что ты никудышный…
   Ты терзаешь меня, разрывая мое сердце на части. Единственный способ исцелить тебя – это рассказать тебе всю правду.
   – Может, ты еще болен? Вроде бы ты рядом со мной, а мне хочется спросить: где Сабир?
   – Не спрашивай меня ни о чем, а иначе тебе придется расстроиться.
   – Если ты еще болен…
   – Нет. Болезнь тут ни при чем.
   – Так в чем же дело? Почему ты говоришь – поздно?
   – Я так сказал?
   – Да только что!
   – Я имел в виду лишь то, что я тебе не пара.
   – А я эту чушь отвергаю. Ты знаешь, что я люблю тебя.
   – В этом и состоит мое преступление. К сожалению, когда мы любим, уже не думаем ни о чем, кроме любви.
   – В чем же тут преступление?
   – А в том, что я должен был представиться тебе таким, какой я есть на самом деле.
   – Ты это сделал, и я это приняла.
   – Я рассказал тебе об отце, но…
   Он на секунду замялся и с горечью закончил:
   – Но не рассказал о матери. Она посмотрела на него с укоризной.
   – Я ведь люблю тебя, и твое прошлое к этому не имеет отношения.
   – Ты должна меня выслушать.
   – Ради Бога, не надо о матери, да будет ей земля пухом.
   – Вся Александрия знает то, о чем я тебе сейчас расскажу.
   – Давай зачеркнем Александрию на нашей карте.
   – Моя мать закончила свои дни в тюрьме,– сказал он с горечью.
   Ильхам посмотрела на него так, словно решила, что он тронулся умом.
   – Поняла? – спросил он, проглатывая слюну. – Власти конфисковали ее имущество и деньги. В этом секрет моей бедности после стольких лет обеспеченной жизни. Она не оставила мне ничего, кроме этой химеры с отцом. И я погиб в поисках этой химеры.
   Ты нанес ей жестокий удар. Твое сердце разрывается от сострадания, и остается лишь надеяться, что она выдержит все это.
   – Я не имел права влюбляться в женщину не своего круга. Мой удел женщины того сорта, с которыми общалась моя мать. Мне следовало избегать тебя. Но, как я тебе уже говорил, меня околдовала любовь.
   Она не может ничего сказать в ответ, и это уже хорошо. Иначе пришлось бы признаться ей в самом страшном.
   – Это единственное, что утешает меня, когда я теряю шанс, который ты мне предоставила. В прошлом я жил одними лишь развлечениями – благодаря ее незаконным деньгам. Мне оставалось сделать лишь один шаг до того, чтобы стать сутенером. Возможно, это единственное дело, на которое я гожусь.
   Ну вот, самое сложное я преодолел. Вроде бы стало легче. О, если бы не было той проклятой ночи! Может быть, следователь теперь знает все подробности этой постыдной истории из моего прошлого.
   Сабир поднялся, склонил голову, прощаясь, и вышел.
   Вечером следующего дня его позвали к телефону. Он с трудом подавил раздражение, вновь услышав ее голос.
   – Здравствуй, Ильхам.
   Она сказала дрожащим голосом:
   – Сабир… я хотела… хочу… хочу сказать, что все, что ты мне сказал вчера, для меня не имеет значения.

15

   Ильхам… сплошная мука. А вот с Керимой преступление связало тебя до самой смерти неразрывными узами. Ты тянешься к ней, как голодный к еде, хотя это увлекает тебя в самую бездну ада. А время тянется медленно, заставляя страдать. Если ничего не происходит, душа обретает нечто вроде покоя. Конечно же, ты в конце концов найдешь способ связаться с Керимой. Лучшее, что вы с ней можете сделать в будущем, это продать гостиницу, а потом обосноваться в каком-нибудь незнакомом городке и жить там непритязательно, просто, подчиняясь порывам страсти. Керима не похожа на Ильхам, которая терзает твою душу, когда говорит о возможности перемен в твоей жизни. Когда же Керима собирается связаться с ним? Что делать, когда будут истрачены последние деньги? Ты, похоже, даже готов взять на себя работу Али Сурейкуса и держаться до тех пор, пока теплится надежда вновь встретиться с Керимой. Интересно, повесят ли этого несчастного? Она уже убила человека твоими руками, не беда, если убьет еще одного руками другого. Но когда же ты пробудишься от этого кошмара?
   Утром, перед его уходом из гостиницы, позвонила Ильхам.
   – Ты будешь возобновлять объявление?
   – Нет, – буркнул он раздраженно.
   Она нерешительно сказала:
   – Я попросила одного влиятельного человека выяснить незарегистрированный номер телефона Рахими, если у него таковой имеется.
   – Ну и, конечно же, он ничего не нашел?
   – Нет, к сожалению.
   – Выбрось это из головы.
 
   – У нас есть корреспонденты в провинциях. Они уже всерьез занялись розыском.
   – У меня не хватает слов, чтобы отблагодарить тебя.
   – А ты не собираешься заглянуть к нам? – робко спросила она.
   – Нет,– отрезал он.– Я прежде всего исхожу из твоих интересов.
   – Скажи мне, ты плачешь или сдерживаешь слезы?
   – Это не важно.
   – Зато для меня это очень важно.
   Связь оборвалась. Ильхам невольно причинила ему боль, и он вновь почувствовал глухое раздражение. Чего стоит красота в этом кровавом мире? Л ведь она хочет видеть только эту проклятую красоту! Собираясь уходить, он заметил, что дядюшка Мухаммед Сави смотрит на него с улыбкой. Он нерешительно улыбнулся в ответ, старик кивком головы предложил ему сесть. Со скрытой признательностью Сабир принял приглашение.
   – Не торопитесь? – спросил старик.
   – Никогда. Мне и выходить-то незачем.
   – Ну, тогда посидим немного, – обрадовался Сави.– Мне, честно говоря, так одиноко стало после смерти хозяина. Не с кем и поговорить.
   – А ваши дети?
   – Ни одного из них нет в Каире.
   – Да поможет вам Аллах.
   В холле осталось только двое мужчин. А на улице голоса рабочих, грохот тачек заглушали пение нищего.
   – Никаких свежих новостей об убийстве?
   – Есть у меня знакомый сыщик. Он может кое-что узнать из того, что пока скрыто от всех. – И что он говорит?
   – Али Сурейкус. Никого другого не нашли.
   – Видно, признался.
   – Не знаю.
   – Надо же, соблазнился ничтожной кражей.
   – Он отрицает кражу.
   – Но ведь он раньше уже признался в ней?
   – Было дело. А потом отказался.
   – Но деньги-то нашли у него.
   – Сказал, что это супруга покойного ему пожертвовала. Сердце Сабира болезненно сжалось.
   – Жена покойного?
   – Да.
   – Но с какой стати?
   – Так, из благотворительности.
   – И к другим слугам она тоже благоволила?
   – Об этом весь персонал уже опросили. Выяснилось, что ему одному.
   – Странно,– Сабир судорожно сглотнул слюну.
   – Куда более странно, что он снова признался в краже.
   – А как же подарок?
   – Он заявил, что она ему иногда делала подарки за услуги по хозяйству. А потом он узнал, где лежат деньги, и у него возникла злая мысль – украсть.
   – Пошел красть и убил.
   – Видимо, так.
   – А что следователь думает?
   – Кто его знает? Но, похоже, они убеждены, что он убийца.
   – Возможно, он уже и признался.
   – Возможно.
   – Наверняка жена хозяина давала ему кое-какие чаевые.
   – Может быть.
   – Но отчего же он сначала отрицал кражу, а потом признался?
   – Кто его знает?
   – Может, тут что-то другое таится?
   – Кто же может знать наверняка? Впервые Сабир заметил, что вблизи глаза старика кажутся блекло-зелеными. Каждый раз, глядя на его лицо, он видел в нем нечто новое и уже не мог вспомнить, каким оно было минуту назад.
   – А вам не кажется все-таки, что за этим делом стоит что-то иное?
   – Откуда мне знать? Сабиру было тошно. Нечто подобное, наверное, испытывают грешники, приближаясь на том свете к преисподней.
   – Вы много знаете, да мало говорите.
   – Боюсь, что как раз наоборот.
   – Жену его еще раз не допрашивали?
   – Да уж несколько раз.
   – Не из-за показаний ли Али Сурейкуса?
   – Разумеется.
   – А вы полностью доверяете этому вашему знакомому сыщику?
   – Так ведь это она мне обо всем рассказала.
   – Она?
   – Да. Она вчера вечером приходила.
   Выбрала время, когда его нет в гостинице. Когда землетрясение раскалывает землю, какое значение имеют следствие и следователь? А старик может почувствовать за твоими вопросами нечто большее, чем простое любопытство. Но разве можно утаить этот огонь, что пылает под твоей одеждой?
   – А она говорила о подачках Сурейкусу?
   – Естественно. Всего лишь бакшиш.
   – Звучит логично.
   – Почему же?
   – Али Сурейкус в качестве ее любовника – неубедительно.
   – А вы можете знать о таких вещах наверняка?
   – Тут не всякий мужчина годится.
   – Я, видите ли, живу на свете намного дольше, чем вы.
   – И у вас есть сомнения в ее поведении?
   – Я этого не говорил.
   – Значит, вы верите в ее супружескую верность? Старик с грустью потупил взгляд. Долго молчал. Потом сказал:
   – Я не хочу сомневаться в поведении этой женщины. И все же уверен, что дело как раз в этом.
   Сабир вздрогнул. Так страх, скрытый под тонким слоем равнодушия, предательски выскользает наружу.
   – Значит, она грешница?
   – Да, к сожалению.
   – И вы знали это до гибели вашего друга?
   – Знал. Но его душевный покой был для меня важнее.
   – На следствии вы об этом сказали?
   – Конечно.
   – И об этой греховной связи между ней и Али Сурейкусом?
   – Али Сурейкус? Я не имею его в виду. Сабиру показалось, что теперь-то он точно угодил в ловушку.
   – Но ведь мы говорили именно о нем.
   Но потом мы говорили о женщине.
   – Как о другой стороне дела, верно?
   – Да нет. Там наверняка замешан мужчина.
   Давай, давай. В преисподней и для других мужчин места хватит.
   – Кто же?
   – Бывший ее муж. Сабир перевел дух.
   – Это человек, который продал ее?
   – Это была просто сделка с прицелом на будущее.
   – Откуда вы это знаете?
   – Видел его не раз. Он тайком проникал в дом ее матери, когда она там гостила.
   Вот и вернулся кошмар, еще более чудовищный.
   – И вы скрывали это?
   – Если бы я сказал об этом покойному, она убила бы его.
   – Несмотря на это, он все равно убит.
   – Да, к несчастью.
   – И как он разрешал ей эти визиты?
   – Он уже совсем стар стал, обо всем забыл, не то что о подозрениях.
   – И вы на следствии рассказали об этом?
   – Рассказал.
   – Ну и с ней разбирались?
   – Доказано, что в ночь убийства тот человек был за пределами Каира.
   – Но это не означает, что он не мог быть организатором преступления.
   – Верно. Хотя следствие освободило их обоих.
   – Как же так?
   – Были на то причины.
   – Возможно, они ловко использовали слугу.
   – Или какого-нибудь другого дурака.
   – А может, все это просто беспочвенные домыслы?
   – Может быть.
   – Но вы сказали, что уверены.
   – Возможно, я немного преувеличил.
   – Мы вернулись к тому, с чего начали. Старик печально покачал головой.
   – Сердце подсказывает, что мои догадки верны.
   – Может быть, нет никакой связи между изменой и преступлением.
   – Возможно. Иначе с чего бы их освободили?
   – В любом случае Али Сурейкус сослужил им неоценимую службу.
   – В том случае, если он убийца.
   – А вы думаете, что убийца не он?
   – Все возможно.
   – Мне просто порой кажется, что вы не верите в это.
   – Ну почему же нет?
   – Помните, я вам говорил про молодого бакалейщика?
   – Так он, что ли, убийца?
   – Я думаю,– сказал Сави, выдыхая,– что убийца еще совершит, пусть даже через какое-то время, новые преступления.
   Ты ведь теперь не сможешь спать, пока не разберешься с ней лично. Дьявольская женщина, и все же было бы глупо с ее стороны рассчитывать, что она одурачила тебя. Ведь она убедилась, что ты способен и на убийство. Как же узнать ее адрес?
   Старик снова заговорил:
   – Ее бывший муж не организовывал этого преступления, иначе его бы так легко не выпустили. А что касается другого преступления…
   – Он сын ее тетки, и ничего необычного нет в том, что она посещала свою тетушку.
   – По правде говоря, я давно стал кое-что подозревать. Ее мать живет в Фаггале, недалеко отсюда. Покойный каждый раз сопровождал ее, когда она хотела повидаться с матушкой. А потом вдруг мать решила перебраться на улицу Сахель, дом двадцать, в Зейтуне. Не могу найти другого объяснения, кроме того, что поездки к матери на несколько дней каждый месяц были попросту удобным предлогом. Несмотря на возражения покойного мужа, которые он высказывал с самого начала, он попался на эту хитрость и сдался.
   Сабир и представить не мог, что так легко добьется желаемого без каких– либо усилий со своей стороны. Но в то же время им овладела безумная ярость. Да, безумие охватило его.

16

   Если бы не его убеждение, что какой-то зоркий глаз из службы безопасности тем или иным способом наблюдает за ним, он немедленно бросился бы в район Зейтуна. Значит, надо выжидать, пока не придумает какую-нибудь дьявольскую хитрость. Спустившись утром в холл, он увидел спину Сави, сгорбившегося над конторкой. На миг ему почудилось, что он видит самого Халиля Абу Наджа. Неожиданно его поразила мысль, которую он впервые осознал по– настоящему: ведь он погубил живую душу. Интересно, может ли дядюшка Халиль сейчас помнить его каким-либо способом? Он замедлил шаг, поздоровался со стариком. Тот торопливо ответил на приветствие и вновь уткнулся в бухгалтерскую книгу, словно вовсе забыл о вчерашнем разговоре. Забыл страшные тайны, о которых он мог и не знать до скончания века… Сабир сел за завтрак в холле, после снотворного голова была тяжелой. Керима… Никому на свете не позволю делать из меня дурака. Скоро я появлюсь, и мое появление поразит тебя как гром небесный. Делай что хочешь: предавай, выходи замуж, но знай, что веревка от виселицы в моей руке. Не заблуждайся относительно того, что жизнь для меня дороже гордости. А в салоне не прекращался разговор о деньгах и о войне, с улицы доносились песнопения нищего… Позвонила Ильхам. Теперь он уже с трудом сдерживал раздражение, когда слышал ее голос.
   – Ты не повидаешься со мной сегодня? Хотя бы на несколько минут.
   – Не могу.
   – Ну хоть какую-нибудь убедительную причину назови.
   – Не могу.
   – Даже если дело касается твоего отца?
   – Отца? – воскликнул он в замешательстве.
   – Да.
   – Каким образом?
   – Давай встретимся.
   Но даже отец не мог привлечь его внимания в этот жгучий кровавый момент его жизни.
   – Не могу.
   – Но это твой отец, которого ты приехал разыскивать!
   – Может быть, потом…
   – Хочешь, я приду к тебе?
   – Нет, – ответил он излишне резко.
   Что там нового обнаружилось относительно Рахими? Да может ли теперь его это интересовать. Ведь главное для него теперь – Зейтун. Впрочем, не исключено, конечно, что Ильхам пошла на хитрость, чтобы встретиться с ним.
   Да, Зейтун теперь для него все. Он побрел куда глаза глядят, терзаясь одной назойливой мыслью. В тот день он выпил много скверного вина, потом долго бродил по улицам, взвешивая все обстоятельства, пока наконец не уверовал в то, что одолеет неведомого сыщика, идущего за ним по пятам. Сейчас он поднимется в свой номер, чтобы лечь спать, но спать он не будет. Это сыщик будет спать…
   Перед предрассветной молитвой он осторожно вышел из номера, медленно спустился вниз, к выходу из гостиницы. При свете ночника увидел слугу, спящего у запертой двери. Ощутил разочарование и гнев. Конечно же, он не станет его будить, чтобы тот открыл дверь. Ведь не исключено, что именно слуга является осведомителем. Растерявшись, Сабир повернул назад, в глубокой тишине слышалось его тяжелое дыхание. Внезапно возникла идея, которая прежде не приходила ему в голову. Он вновь оживился и двинулся вверх по лестнице, ни разу не остановившись, пока не оказался на самом верху. Взгляд его упал на опечатанную дверь квартиры. Он невольно вздрогнул и от волнения зажмурил глаза. Потом подбежал к барьеру, отделявшему крышу гостиницы от крыши соседнего дома, перелез через него так же, как в ту памятную ночь. Его трясло как в лихорадке, а именно сейчас надо было держать себя в руках. Он направился к двери, в кромешной тьме опустился по лестнице в парадное, освещенное дежурной лампочкой. Каморка привратника была заперта. Закрытым оказался и подъезд, но ключ торчал в замке. Все было словно специально подготовлено заранее. Он медленно приблизился к двери и взялся пальцами за ключ. Попытался повернуть его, но ключ не поддавался. В чем же дело? Он осторожно навалился на дверь, и она вдруг начала приоткрываться. Лишь тогда до него дошло, что дверь и не была заперта. Почему? Он собрался было выскользнуть на улицу, но неожиданно дорогу ему перегородила тень мужчины, который встал на пороге и встревоженно окликнул: