МакБейн Эд. Изверг

   Ночью во вторник двенадцатого сентября на одной из самых безлюдных улиц города стоял черный седан марки "Меркурий", и двое мужчин на переднем сиденье предавались самому нудному занятию на свете.
   В Лос-Анджелесе это называется "подпирать забор". В городе, где работали эти двое, их занятие было известно под шифром "прятки". "Прятки" требуют исключительной устойчивости против сна, особую выносливость к одиночеству и изрядную долю терпения.
   Из двух мужчин, сидевших в седане марки "Меркурий", детектив второго класса Мейер был более терпелив. На самом деле он был самым терпеливым полицейским 87 округа, если не всего города. Отец Мейера считал себя непревзойденным шутником. Звали его Макс. Когда Мейер родился, отец Макс дал ему имя Мейер Мейер.
   Ребенок, которого звали Мейер Мейер, вызывал такой смех, что все за животы хватались. Вы должны быть весьма терпеливы, если родились евреем. И сверхчеловечески терпеливы, если обожравшийся папаша повесит на вас такой подарочек, как имя Мейер Мейер. И Мейер научился быть терпеливым. Но сосредоточиться и хранить терпение всю жизнь требует чрезмерных психических усилий, а как говорится, ничто не дается даром. У Мейера Мейера голова была как колено, хотя ему было всего тридцать семь лет. Детектив третьего класса Темпл уснул. Мейер всегда мог заранее сказать, когда Темпл отключится. Тот был могучим типом, и Мейер считал, что крупным людям нужно больше спать.
   - Эй! - позвал Мейер.
   У Темпла мохнатые брови поползли на лоб.
   - Что случилось?
   - Ничего. Что ты думаешь об этом бандите, Клиффорде?
   - Думаю, пуля по нему плачет, - коротко бросил Темпл. Обернувшись, он встретился с пронзительным взглядом спокойных бесцветных глаз Мейера.
   - Я тоже так думаю, - улыбнулся Мейер. - Ну как, соснул чуток?
   - Да, и уже ни в одном глазу. - Темпл почесал в паху. - Черт, от этого зуда третий день жизни нет. С ума сойти можно. Нельзя же чесаться при народе.
   - Какие-нибудь паразиты? - заинтересовался Мейер.
   - Наверно. Я уже совсем ошалел. - Он помолчал. - Жена ко мне уже не подходит. Боится подцепить эту гадость.
   - А может, это ты подцепил от нее, - заметил Мейер. Темпл зевнул.
   - Об этом я и не подумал. Может, ты и прав. - Молчание снова.
   - Будь я грабителем, - начал Мейер, понимая, что единственный способ удержать Темпла на ногах, это разговаривать с ним, - я бы не выбрал имя вроде Клиффорда.
   - Клиффорд - это звучит как-то по-голубому, - согласился Темпл.
   - Стив - подошло бы грабителю гораздо больше, - рассудил Мейер.
   - Слышал бы тебя Карелла.
   - Но Клиффорд... Не знаю, не знаю. Думаешь, его все-таки так и зовут?
   - Возможно. Зачем выдумывать такое имя, не будь оно настоящим?
   - В этом вся суть, - сказал Мейер.
   - Так или иначе, по-моему, он ненормальный, - заявил Темпл. - Зачем бы ему иначе кланяться своим жертвам и ещё благодарить их? Он чокнутый.
   - А ты знаешь анекдот о газетном заголовке? - неожиданно спросил Мейер, который любил хорошую шутку.
   - Нет. Какой?
   - Заголовок, который появился в газете, когда маньяк бежал из психушки, пробежал три мили и неподалеку оттуда изнасиловал девушку.
   - Нет. А что за заголовок?
   И Мейер выдал с ораторским пафосом и соответствующей жестикуляцией: "Свихнулся, сбежал да ещё и кайф словил!"
   - Ну и шуточки у тебя, - сказал Темпл. - Иногда я думаю, тебе просто удовольствие доставляет повторять всякие глупости.
   - Разумеется, я их обожаю.
   - Ну, псих он или нет, до сих пор ограбил тринадцать женщин. Тебе Уиллис говорил о той женщине, что приходила сегодня днем?
   Мейер взглянул на часы.
   - Вчера днем, - поправил он. - Да, говорил. Может быть, тринадцать окажется для Клиффорда несчастливым числом, как ты думаешь?
   - Возможно. Терпеть не могу грабителей. Житья от них нет. - Он почесался. - Предпочитаю злодеев-джентльменов.
   - Например?
   - Да хоть убийц. Убийцы, по-моему, выше классом, чем грабители.
   - Дай Клиффорду время, - заметил Мейер. - У него пока только разминка.
   Они оба умолкли. Мейер задумался и наконец сказал:
   - Я слежу за этой историей по газетам. Нечто подобное произошло и в другом округе. Кажется, в тридцать третьем.
   - Ну да?
   - Там резвится какой-то парень, который ворует кошек.
   - Ну да, - удивился Темпл. - Обычных кошек?
   - Ага, - поддакивал Мейер, внимательно глядя на Темпла. - Понимаешь, домашних тварей. На прошлой неделе насчитали восемнадцать случаев. Здорово, правда?
   - Ну, я тебе скажу... - протянул Темпл.
   - Я за этим делом слежу, - сказал Мейер. - Потом расскажу тебе, чем все кончилось. - Он наблюдал за Тем-плом и его моргавшими синими глазами. Мейер был очень терпелив. Рассказывая Темплу о кражах кошек, он знал, что делает. Он все ещё испытующе глядел на Темпла, когда заметил, как тот вдруг привстал на сиденье.
   - Что там? - спросил он.
   - Тс-с-с! - зашипел на него Темпл.
   Оба прислушались. Из отдаленного темного конца улицы доносилось равномерное цоканье высоких каблуков по тротуару. Вокруг стояла тишина, как в огромном соборе, закрытом на ночь. Тишину нарушал один только громкий стук деревянных каблучков. Они сидели неподвижно, ждали, были настороже.
   Женщина прошла мимо машины, не оборачиваясь. Шагала она быстро, высоко подняв голову. Высокая блондинка, которой было чуть больше тридцати. Вот она уже миновала машину, и стук каблучков затих.
   И тут они услышали равномерный ритм других шагов. Звучали они совершенно иначе. Это было уже не легкое цоканье женских шажков, а тяжелые и весомые шаги мужчины.
   - Клиффорд? - спросил Темпл.
   - Может быть.
   Они ждали. Шаги приближались. Приближавшегося человека они видели в боковом зеркале. Потом Темпл и Мейер одновременно вышли из машины, каждый на свою сторону.
   Парень остановился, страх появился в его глазах.
   - Что... что это значит? Ограбление?
   Мейер моментально обежал вокруг машины и встал за ним. Темпл тем временем преградил ему путь.
   - Вас зовут Клиффорд? - спросил Темпл.
   - Что?
   - Клиффорд?
   - Нет, - ответил мужчина и выразительно покачал головой. - Вы не на того напали. Послушайте, я...
   - Полиция, - коротко бросил Темпл и сверкнул значком.
   - По... по... полиция? А что я сделал?
   - Куда вы идете? - спросил Мейер.
   - Домой. Я прямо из кино.
   - Уже поздновато для кино, вам не кажется?
   - Что? Ах, да, мы зашли в бар.
   - Где вы живете?
   - Там, в конце улицы, - показал перепуганный и сбитый с толку парень.
   - Как вас зовут?
   - Френки. - Он помолчал. - Можете спросить кого хотите.
   - Френки, а как дальше?
   - Орольйо. С "и кратким".
   - Что вы задумали, преследуя эту женщину? - выпалил Мейер.
   - Что? Какую женщину? Вы с ума сошли!
   - Вы преследовали женщину, - подтвердил Темпл. - Зачем?
   - Я? - парень прижал руки к груди. - Чтобы я! Послушай, дружище, вы меня с кем-то спутали. Я не тот, кто вам нужен.
   - Впереди вас шла блондинка, - настаивал Темпл, - а вы шли за ней. Если вы не преследовали ее...
   - Блондинка? О пресвятая Дева! - вздохнул Орольйо.
   - Да, блондинка, - продолжал Темпл, повышая голос. - И что вы на это скажете, мистер Орольйо?
   - В синем костюме? - спросил Орольйо. - Блондинка в синем костюме? Вы её имеете в виду?
   - Да, её, - кивнул Темпл.
   - О пресвятая Дева, - возопил Орольйо.
   - Ну, так что вы на это скажете? - не унимался Темпл.
   - Ведь это моя жена!
   - Что?
   - Моя жена. Моя жена Кончетта, - теперь Орольйо был в восторге. - Моя жена Кончетта. Она не блондинка. Она только красится.
   - Послушайте...
   - Клянусь. Мы вместе пошли в кино, а потом зашли выпить пива. В баре начался скандал, она взяла и ушла. Она всегда так делает, стерва.
   - Точно? - спросил его Мейер.
   - Клянусь волосами моей тетки Кристины. Взорвется, потом ни с того ни с сего вскочит - и понеслась. Ну, я дам ей минут пять, и иду следом. И это все, честное слово. Иисусе, зачем бы мне преследовать какую-то блондинку?
   Темпл взглянул на Мейера.
   - Вы можете пойти со мной, - заявил Орольйо и решительно двинул вперед. - Я вас познакомлю. Это моя жена! Чего вы, собственно, от меня хотите? Это моя жена.
   - Ручаюсь, вы правы, - решительно сказал Мейер и отвернулся к Темплу. - Джордж, вернись в машину, - сказал он. - Я ему верю.
   Орольйо вздохнул.
   - Боже, ну это же надо! - с облегчением сказал он. - Значит, меня чуть не обвинили в приставании к собственной жене. Вот дерьмо!
   - Дерьмо могло быть и покруче, - заметил Мейер.
   - Ну да? Как это?
   - Это могла быть и не ваша жена.
   Он стоял в глубокой тени, и ночь скрывала его своим плащом. Он слышал собственное учащенное дыхание, несмолкающий шум города и даже храп спящих людей. В некоторых домах ещё горели огни, одинокие стражники, они пронзали тьму своими желтыми лучами. Он стоял во тьме, которая была его другом, они стояли с ней плечом к плечу. В темноте светились только его глаза бдительные и ждущие.
   Он увидел её, как только она перешла улицу. Она была в туфлях на резиновой подошве, на низких каблуках, и хотя шла она тихо, он её сразу заметил. Прижавшись к за - копченной кирпичной стене, он ждал, наблюдая, как беззаботно она несет сумочку.
   Женщина была похожа на спортсменку. Этакий пивной бочонок на коротких толстых ногах. Он предпочитал тех, которые выглядят более женственно. У этой не было высоких каблуков, и шагала она вприпрыжку, видно, относилась к тем спортивным типам, что проходят по десять километров перед каждым завтраком.
   Итак, она приближалась подпрыгивающей походкой, дергаясь как паяц на веревочке. И чесалась. Чесалась, как большая обезьяна, которую заели вши. Возможно, она возвращалась домой с игры в бинго или партии в покер, может, она только что кого-нибудь убила, и тогда подпрыгивавшая сумка просто набита шуршащими банкнотами.
   Он вытянул руку. Обхватив вокруг шеи, притянул к себе раньше чем она могла закричать, и затащил в темную подворотню. Потом повернул её к себе, отпустил её горло, схватил огромной лапой за свитер, сжав его в горсти, и огрел её спиной о кирпичную стену.
   - Заткни рот, - зашипел он на нее. Голос у него был тихим, но глубоким. Заглянул ей в лицо. Злые зеленые глаза, слегка прищурившись, глядели на него. У неё был толстый нос и грубая кожа.
   - Что вам надо? - хрипло спросила она.
   - Сумку, - рявкнул он. - Быстро.
   - Почему на вас очки?
   - Давай сюда сумку.
   Он потянулся за сумкой, женщина отдернула её. Тогда он крепче ухватился за свитер, на миг оттянул от стены и снова впечатал её.
   - Сумку!
   - Нет!
   Ладонью он сильно ударил её по губам. Голова её отлетела назад, она затрясла ею, пытаясь прийти в себя.
   - Послушай, - сказал он, - как следует меня послушай. Я не хочу тебе зла. Это только для острастки. А теперь давай мне сумку и, когда я уйду, чтобы ни звука, слышишь? Ни звука!
   Женщина тыльной стороной ладони медленно утерла рот. В темноте заметила кровь и прошипела:
   - Не смей прикасаться ко мне, ты, бандитская рожа!
   Она замахнулась и ударила его не задумываясь. Он вдруг ощутил удар по лицу, потом ещё и еще. Она так и молотила его мясистыми руками.
   - Ах ты мерзкая вошь, - зарычал он, схватил её за руку и толкнул на стенку. Ударил её дважды, чувствуя, как его ободранные костяшки врезаются в её тупую, мерзкую морду. Ударившись спиной о стену, она застонала и рухнула на тротуар к его ногам.
   Тяжело дыша, он стоял над ней. Оглянулся через плечо, осмотрел улицу, потом приподнял очки, чтобы лучше видеть. Никого не было. Быстро нагнулся и вырвал у неё сумку.
   Женщина не пошевелилась.
   Снова взглянул на нее. Что за дура ему попалась? Он же не хотел заходить так далеко. Снова нагнулся и приложил ухо к её груди. Та была твердой, как у мужчины; дыхание нормальное. Успокоившись, он встал, по лицу пролетела слабая усмешка.
   Он ещё постоял над ней, потом поклонился, руку, в которой держал сумку, галантно приложил к груди и сказал:
   - Клиффорд благодарит вас, мадам. И исчез в ночи.
   ГЛАВА IV
   Полицейские 87 округа могут договориться о чем угодно, но только не о том, сколько платить осведомителям. Или, как говорила одна старуха, целуясь с коровой: - "Это дело вкуса", потому что осведомитель одного топтуна для другого - просто никчемный бездельник.
   Общепризнанно было, что надежнее всех - Дэнни Джимп, но и самые верные его приверженцы понимали, что некоторые их коллеги добивались лучших результатов, используя как стукача кого-то другого. Невозможно было отрицать, что все они зависели от информации, добытой в контактах с уголовным миром. Речь шла только о том, кто что предпочитает.
   Хэл Уиллис предпочитал типа по прозвищу Пузан Дон-нер. С его бесценной и хорошо оплаченной помощью он расщелкнул немало твердых орешков, и теперь уже не было сомнений, что вежливый, кланяющийся грабитель Клиффорд становился одним из них.
   Только одно в Доннере могло отвратить от идеи задействовать его в операции - это его безумная любовь к турецким баням. Уиллис и так был худ, и ему, как и его коллегам, совсем не улыбалось сбрасывать кило-два каждый раз, когда нужно было что-то узнать от Доннера.
   Доннер, напротив, был не просто толст. Он был чудовищно пузат. А пузан - это определение человека более чем толстого. Доннер был могучим. Исполинским. Величественным.
   И вот он сидел, прикрыв срам полотенцем, и когда дышал паром, окружавшим его и Уиллиса, толстые слои жира тряслись по всему телу. Кожа у него была нездорово бледной, и Уиллис подозревал, что он наркоман, но ни за что на свете не дал бы арестовать такого роскошного осведомителя.
   Доннер сидел, как белый Будда, и дышал паром. Уиллис наблюдал за ним и потел.
   - Клиффорд, да? - спросил Доннер. Голос у него был глухой, замогильный, словно возвещавший о приходе смерти.
   - Клиффорд, - подтвердил Уиллис. Чувствовал, как под его коротко остриженными волосами выступал пот, как он стекает ему на шею, на лопатки и дальше по позвоночнику. Ему было жарко. Во рту пересохло. Он наблюдал за Денвером, который оседал как огромное вянущее растение, и проклинал в душе всех толстяков.
   - Клиффорд. Разумеется, ты о нем читал. Этим полны все газеты.
   - Я вообще не читаю газеты, - признался Доннер. - Только юмор.
   - Тогда о деле. Речь идет о грабителе. Вначале он бьет жертву, потом её грабит, потом низко кланяется и говорит: "Клиффорд благодарит вас, мадам".
   - Он интересуется только девками?
   - Пока да, - согласился Доннер.
   - Я его не знаю, - сказал Доннер, качая головой, разбрызгивая пот на стены, отделанные кафелем. - Клиффорд... Это имя мне ничего не говорит. Расскажите мне о нем подробнее.
   - Носит темные очки. Во всяком случае, был в них последние два раза.
   - Фильтры? Этот кореш и ночью их не снимает?
   - Ну и?
   - Клиффорд, кореш, курвы... Одни "К". А как насчет кокаина?
   - Неизвестно.
   - "К", понимаете? - продолжал Доннер. - Клиффорд, курвы... и т.д.
   - Ага, начинаю понимать.
   Доннер пожал плечами. Казалось, что в парильне стало ещё жарче. Этот проклятый пар, что валил неизвестно откуда, заполнял комнату густой влажной завесой горячего тумана. Уиллис тяжело вздохнул.
   - Клиффорд, - повторил Доннер. - Это кличка?
   - Понятия не имею.
   - Знаете, я встречал множество бандитов, но ни у одного не было на лбу написано, что он Клиффорд. Что, если это какой-то любитель, которому главное - потискать девок? Или что-то еще? Подождите, Клифорд... Может, он крадет просто от голода?
   - Он ограбил уже четырнадцать женщин, - заметил Уиллис. - Давно бы мог удовлетворить любой голод.
   - Изнасилований не было?
   - Нет.
   - Значит, его интересует только дело. Он не садист?
   - Неизвестно.
   - Большой улов?
   - Самый крупный - пятьдесят долларов. Остальные - совершенно ничтожные суммы.
   - Вшивота. - Доннер наморщил лоб.
   - А ты что, знаешь грабителей, работающих по-крупному?
   - Те, что работают в вашем районе, наберут максимум на жвачку. Но в свое время я знавал серьезных мужиков. - Доннер улегся на мраморную скамью и поправил полотенце на бедрах. Уиллис потной рукой попытался утереть пот со лба.
   - Слушай, а ты когда-нибудь выходишь наружу? - полюбопытствовал Уиллис.
   - Что вы имеете в виду?
   - Ну, туда, где нормальный воздух.
   - Ну, разумеется, этим летом я им досыта надышался. Какое было лето!
   Уиллис вспомнил рекордную жару, от которой чуть не замерла вся жизнь в городе.
   - Верно, верно, - сказал он. - Ну так что, Пузан, у тебя есть что-нибудь для меня?
   - Да, пожалуй, ничего. Или он новичок, или держится в стороне.
   - Много новых лиц в городе?
   - Знаете, дружище, какие-то новые лица есть всегда, - ответил Доннер, - но ни об одном из этих парней я бы не сказал, что они способны на такое. Честно говоря, немногих грабителей я знаю. Это уже только для сопляков. Думаете, Клиффорд тоже из таких?
   - Судя по словам его жертв - нет.
   - Значит, он постарше?
   - Между двадцатью и тридцатью.
   - Трудный возраст, - заметил Доннер. - Уже не пацан, но ещё не мужчина.
   - Ну, бьет он по-мужски, - заметил Уиллис. - Вчерашнюю пришлось отвезти в больницу.
   - Знаете что, - сказал Доннер, - я кое-где прогуляюсь. Буду держать ушки на макушке и, если что, звякну вам. Идет?
   - Когда?
   - Скоро.
   - И как долго будет тянуться это твое "скоро"?
   - Что вам так приспичило? - спросил Доннер и почесал нос указательным пальцем. - Вам нужен тот самый или другой сойдет?
   - Настоящий подошел бы больше, - ответил Уиллис.
   - Ладно. Тогда я поищу... Сегодня что?
   - Среда.
   - Среда, - повторил Доннер и потом почему-то добавил: - Среда чудесный день. Попытаюсь связаться с вами ещё этой ночью.
   - Если позвонишь, буду ждать, иначе уйду домой в четыре.
   - Звякну, - пообещал Доинер.
   - О'кей, - сказал Уиллис. Встал, подтянул полотенце на бедрах и направился к выходу.
   - Эй, вы ничего не забыли? - крикнул ему вслед Доннер.
   Уиллис обернулся:
   - Я пришел сюда только с этим полотенцем.
   - Но, дружище, я сюда хожу каждый день, - сказал Доннер, - и мне это недешево обходится.
   - О цене поговорим потом, когда что-то узнаешь, - отрезал Уиллис. Пока что я не получил ничего, кроме пара.
   Берт Клинг задумался, что он тут, собственно, делает. Спустившись по лестнице от станции надземки, он тут же нашел основные ориентиры. Это не были его родные места, но все же мальчишкой он шатался неподалеку отсюда, и, к своему удивлению, заметил, что в груди у него потеплело.
   Взглянув вперед и пробежав взглядом по улице, он увидел плавный изгиб путей, по которым со скрипом и снопами искр проносились трамваи, что сворачивали на Кэннон-роуд и дальше на север. Видел и мерцавшие огни чертова колеса на фоне темневшего неба - каждый апрель и сентябрь тут проходили гуляния или открывался Луна-парк.
   Мальчишкой он часто ходил в Луна-парк и эту часть Риверхида знал почти так же хорошо, как свой родной квартал. И там, и здесь звучала какая-то особая речь - только итальянцев, ирландцев, евреев и негров. Похоже, что в Риверхиде разожгли огонь под кипящим котлом национальностей и забыли его погасить.
   В этой части города никогда не было волнений на расовой или религиозной почве, и Клинг весьма сомневался, что подобное тут вообще возможно. Вспомнил о расовых столкновениях 1935 года в районе Даймондбэк, когда люди в Риверхиде начали бояться, что беспорядки захватят и их район. Было удивительно и невероятно, что пока белые и черные в Даймондбэке перегрызали друг другу горло, белые и черные в Риверхиде молились, чтобы эта чума не распространилась на их дома.
   Тогда он был ещё маленьким мальчиком, но навсегда запомнил отцовские слова: "Берт, если ты окажешься замешанным в это свинство, то не сможешь сесть как минимум неделю. Так тебя выдеру, что, дай Бог, если сможешь ходить".
   Зараза тем не менее не распространилась.
   Теперь он шел вверх по авеню и упивался видом знакомых мест.
   Молочные - "латтичини", мясные лавки, где продавали кошер, торговля лаками и красками, большой торговый дом "Эй Энд Пи", пекарня и кондитерская "Сэма"на углу. Сколько же мороженого съедено им в этой кондитерской! Он хотел было заглянуть на минутку поздороваться с Сэмом, но за пультом стоял незнакомый низкорослый тип головой как колено, совсем не похожий на Сэма. С тоской осознал, что со времен его безвозвратного детства многое изменилось.
   При этой мысли он вдруг протрезвел и Бог весть в который раз удивился, почему он возвращается в Риверхид, направляясь по Де Витт-стрит к дому Питера Белла. Поговорить с юной девицей? Что он может сказать семнадцатилетней телке? Держи ноги вместе, детка?!
   Он пожал широкими плечами. Высокого роста, стройный, он в этот вечер был в темно-синем костюме, а его русые волосы на фоне темной ткани казались ещё светлее. Дойдя до Де Витт-стрит, он свернул на юг и достал из бумажника адрес, который дал ему Питер.
   На верхнем конце улицы увидел желтую кирпичную стену, ограждавшую территорию средней школы. По обе стороны стояли жилые дома, в основном деревянные, только кое-где кирпичные постройки нарушали их однообразие. Старые деревья росли вплотную к бордюрам по обе стороны улицы, и их кроны склонились друг к другу, образуя осенними листьями сияющий соборный свод. Тишина и спокойствие царили на Де Витт-стрит. Он видел кучи листьев, скопившиеся на канализационной решетке, видел мужчину, державшего в одной руке грабли, который, заложив другую за спину, с важным видом наблюдал за крохотным костром опавших листьев, горевшим у его ног. Приятно пахло дымом. Он глубоко вздохнул. Здесь был совсем иной воздух, чем на заполненных толпой улицах 87 округа, с переполненными домами и закопченными зданиями, протягивавшими свои грязные бетонные пальцы к грязному небу. Тут были деревья вроде тех, из Гро-вер-парка, что врезался в 87 округ на юге. Но тут человек мог быть уверен, что за их толстыми стволами не прячется враг. В этом вся разница.
   В густеющих сумерках вдруг зажглись электрические фонари. Берт Клинг шагал, прислушиваясь к звуку собственных шагов, и - что самое удивительное - был рад, что он здесь.
   Нашел нужный дом. Это было внушительное здание на середине улицы, точно такое, как описал Белл. Дом был высоким, на две семьи, кирпич с деревом, деревянные балки выкрашены белым. Бетонная подъездная дорожка поднималась к белому гаражу у дома. К входным дверям вело несколько ступеней. Клинг снова проверил адрес, поднялся на крыльцо и позвонил. Немного подождал, пока за дверью не загудело, и когда повернул ручку, нажав её вниз, почувствовал слабый щелчок. Войдя в маленькую прихожую, увидел, как открылись противоположные двери и, улыбаясь, в прихожую вошел Питер Белл.
   - Берт, ты пришел! Господи, я и не знаю, как тебя благодарить.
   Клинг кивнул и улыбнулся. Белл схватил его за руку.
   - Проходи, проходи! - Потом зашептал: - Дженни ещё дома. Я представлю тебя как своего приятеля, что работает в полиции, а потом Молли и я исчезнем, ладно?
   - Ладно, - ответил Клинг.
   Белл ввел его в распахнутые двери. В доме ещё чувствовался запах кухни, приятный аромат, который ещё усиливал ностальгию, охватившую Клинга. Дом был теплым, безопасным и уютным по сравнению с тем, что творилось вокруг.
   Белл приоткрыл дверь и позвал:
   - Молли!
   Клинг заметил, что интерьер решен был на манер железнодорожного вагона, комнаты следовали одна за другой, так что попасть в последнюю можно было, только пройдя все предыдущие. Первые двери вели в маленькую гостиную, вся обстановка которой состояла из дивана и двух кресел, которые явно рекламировались в каком-нибудь дешевом мебельном магазине как "идеальный гарнитур для современного жилища". Над диваном висело зеркало. Над одним из кресел - подрамник в дешевой рамке. Непременный телевизор стоял в углу, а другой угол занимало окно с калорифером под ним.
   - Садись, Берт, - сказал Белл. - Молли! - позвал он снова.
   - Идем, идем, - донеслось с другого конца дома. Клинг предположил, что там кухня.
   - Готовит, - объяснил Белл. - Сейчас придет. Садись, Берт.
   Клинг сел в кресло. Белл суетился возле него, стараясь быть любезным хозяином.
   - Что тебе предложить? Сигареты? Что ты хочешь?
   - Последний раз, когда мне захотелось пива, - заметил Клинг, - меня чуть не подстрелили.
   - Но тут никто не собирается в тебя стрелять. Давай хлебнем пивка. У меня хорошее, холодное.
   - Нет, спасибо, что-то не хочется, - вежливо отказался Клинг.
   В комнату вошла Молли Белл, вытирая руки полотенцем.
   - Ты, разумеется, Берт, - сказала она. - Питер мне о тебе много рассказывал.
   Еще раз вытерев правую руку, она подошла к Клингу, который встал, и протянула ему руку. Клинг сердечно пожал её. Когда Белл описывал её, он сказал: "Молли не какая-то там старая кляча, - даже сейчас, когда она в положении и все такое".
   Клинг старался быть снисходительным, но, по правде говоря, он вряд ли смог бы назвать Молли Белл привлекательной. Возможно, когда-то она и была симпатичной, но те времена уже безвозвратно прошли.
   Даже если забыть о большом выпуклом животе будущей матери, все равно перед ним стояла только заурядная замотанная блондинка с выцветшими голубыми глазами. Глаза у неё были усталыми, от их уголков разбегались лучики морщинок. Матовые беспорядочные неухоженные волосы спадали на лицо. Клинг был несколько потрясен, отчасти потому, что Белл описывал её совсем иначе, но ещё и потому, что вдруг понял, что Молли не больше двадцати четырех или двадцати пяти лет.
   - Мне очень приятно, миссис Белл, - сказал он.