– Вот-вот. Я просто хочу сказать, что и среди патрульных есть люди, готовые рисковать жизнью.
   – Ты имеешь в виду себя?
   – Вообще-то, да...
   Возникла пауза.
   – Нога, конечно, болит, – сказал наконец Дженеро. – Но все равно хочется поскорее выйти отсюда. Служба не ждет.
   – Ты не особенно торопись, – посоветовал Карелла.
   – А ты когда выписываешься?
   – Вроде завтра.
   – Как себя чувствуешь?
   – Все в порядке.
   – Они тебе ребра сломали?
   – Три штуки.
   – И нос?
   – Точно.
   – Плохо, – вздохнул Дженеро. – Но ты же детектив.
   – Детектив, – согласился Карелла.
   – На днях дежурил в вашем отделе, – сказал Дженеро. – Замещал ребят, когда они ходили навещать тебя. Это было еще до перестрелки. До того, как меня ранило.
   – Как тебе понравился наш бедлам? – спросил Карелла...
   – По-моему, я справился, – сказал Дженеро. – Конечно, многого я еще не знаю, но со временем это придет.
   – Обязательно.
   – У меня был довольно долгий разговор с Сэмом Гроссманом.
   – Сэм хороший парень.
   – Да. Мы с ним говорили о записках, которые присылал вымогатель. Сэм хороший парень.
   – Очень даже.
   – Ну, а потом заявился тип с новой запиской, и я задержал его до прихода остальных. Вроде я сделал все, как положено.
   – Не сомневаюсь, – улыбнулся Карелла.
   – Раз уж ты выбрал профессию полицейского, и выбрал ее на всю жизнь, надо делать дело как следует.
   – Еще бы, – сказал Карелла.
   Он поднялся с кровати – его лицо исказилось гримасой боли и сказал:
   – Я зашел узнать, как твое здоровье.
   – Все в порядке. Спасибо, что заглянул.
   – Ну, пока.
   Карелла двинулся к двери.
   – Выйдешь на работу, – сказал Дженеро, – передавай всем привет.
   Карелла удивленно посмотрел на него, а Дженеро пояснил:
   – Коттону, Хэлу, Мейеру, Берту. Всем, с кем мы брали того типа.
   – Передам.
   – Еще раз спасибо, что зашел.
   – Не за что.
   – Стив... – начал было Дженеро, но Карелла уже вышел из палаты.
* * *
   Адвоката Ди Филиппи звали Ирвинг Баум.
   В следственный отдел ворвался запыхавшийся человек и первым делом спросил, сообщили ли его клиенту о его правах. Удостоверившись, что закон не нарушен, адвокат кивнул, снял коричневую шляпу, толстое коричневое пальто и положил на стол Мейера. После этого он поинтересовался, что случилось. Баум был приятный седоусый человек с карими глазами, сочувствующим взглядом и привычкой кивать головой как бы в знак согласия с собеседником. Мейер Мейер сообщил, что полиция вовсе не собирается привлекать его клиента к ответственности – их интересует только информация. Баум не возражал, чтобы его клиент оказал полиции посильную помощь. Кивнув Ди Филиппи, он сказал:
   – Давайте, Доминик, отвечайте на вопросы.
   – Хорошо, мистер Баум, – отозвался тот.
   – Ваше полное имя и адрес? – спросил Мейер.
   – Доминик Америко Ди Филиппи, Норт-Андерсон-стрит триста шестьдесят пять, Риверхед.
   – Род занятий?
   – Я уже говорил. Музыкант.
   – Прошу прощения, – вмешался Баум. – Разве вы уже допрашивали моего клиента?
   – Спокойно, адвокат, – сказал Мейер. – Мы только поинтересовались, как он зарабатывает на жизнь.
   – Да? – отозвался Баум и склонил голову набок, словно размышляя, имело ли место вопиющее нарушение закона или нет. – Прошу вас, Доминик, продолжайте, – сказал он наконец.
   – Возраст? – спросил Мейер.
   – Двадцать восемь.
   – Семейное положение?
   – Холост.
   – Родственники есть?
   – Прошу прощения, – снова подал голос Баум. – Если вас интересует только информация, к чему все эти вопросы?
   – Мистер Баум, – ответил Уиллис, – вы юрист и находитесь с вашим клиентом. Он не сказал ничего, что могло бы дать повод отправить его за решетку. По крайней мере, пока.
   – Так положено, – сказал Мейер. – Вы прекрасно это знаете.
   – Хорошо, продолжайте, – уступил Баум.
   – Родственники есть? – повторил Мейер.
   – Да, отец. Анджело Ди Филиппи.
   – Его профессия?
   – Каменщик.
   – В наши дни это большая редкость, – сказал Мейер.
   – Да.
   – Дом, – вступил Уиллис, – в каких ты отношениях с Тони Ла Бреской?
   – Он мой приятель.
   – Зачем вы с ним сегодня встречались?
   – Просто так. Мы же дружим.
   – Встреча была короткой, – сказал Уиллис.
   – Ну и что?
   – Вы всегда ездите через весь город, чтобы поболтать пять минут?
   – Мы же приятели.
   – О чем вы сегодня говорили?
   – О музыке.
   – Точнее.
   – У него женится двоюродный брат. Вот он и интересовался нашей группой.
   – Что ты ему сказал?
   – Сказал, что мы готовы играть.
   – А когда свадьба?
   – В июне.
   – Когда именно?
   – Точно не знаю.
   – Тогда откуда же ты знаешь, что вы сможете там играть?
   – У нас на июнь ничего не запланировано, почему бы и не сыграть?
   – Ты администратор группы?
   – Нет.
   – Почему же Ла Бреска обратился именно к тебе?
   – Потому что мы приятели и о группе он знает от меня.
   – Значит, речь шла о том, чтобы играть на свадьбе его родственника?
   – Да.
   – Сколько вы берете за выступление?
   – Я сказал, что долларов семьдесят.
   – Сколько же приходится на каждого?
   – Семьдесят разделить на пять.
   – Точнее?
   – Значит, семь на пять – один и два в уме, двадцать на пять – четыре. Получается, стало быть, по четырнадцать долларов на человека.
   – Ты этого не знал, когда просил семьдесят?
   – Почему не знал? Знал!
   – Тогда почему делил сейчас?
   – Для точности. На всякий случай.
   – Итак, ты сказал Ла Бреске, что вы готовы играть и что это будет стоить семьдесят долларов?
   – Да. Он сказал, что передаст это своему двоюродному брату, и вылез из машины.
   – Больше ни о чем не говорили?
   – Больше ни о чем.
   – Разве нельзя было обсудить это по телефону?
   – Вообще-то можно.
   – Что же вам помешало?
   – Хотелось повидать Тони, мы же приятели.
   – Значит, ты поехал повидаться с Тони через весь город?
   – Да.
   – Сколько ты просадил на боксе?
   – Немного.
   – Сколько именно?
   – Десятку. Откуда вы об этом знаете?
   – А может, пятьдесят?
   – Может быть. Не помню. – Ди Филиппи обернулся к Бауму: – Откуда они об этом узнали?
   – Откуда вам это известно? – спросил сыщиков Баум.
   – Если вы ничего не имеете против, – сказал Мейер, – то вопросы будем задавать мы, а если что-то вам покажется не так, вы нам об этом скажете. Разве мы нарушаем закон?
   – Пока нет. Просто интересно, к чему вы клоните.
   – Скоро узнаете, – обнадежил его Мейер.
   – Видите ли, детектив Мейер, мне бы хотелось узнать это сейчас. В противном случае я буду вынужден посоветовать моему клиенту не отвечать на ваши вопросы.
   Мейер глубоко вздохнул. Уиллис пожал плечами.
   – У нас есть подозрение, что ваш клиент кое-что знает о готовящемся преступлении.
   – О каком?
   – Если вы позволите его допросить, то мы...
   – Сначала вам придется ответить на мой вопрос.
   – Видите ли, мистер Баум, – начал Мейер, – мы можем арестовать вашего подопечного по статье пятьсот семидесятой Уголовного кодекса – особый вид недоносительства, связанный с вымогательством.
   – Минуточку, молодой человек, – сказал Баум. – Мне бы хотелось услышать об этом подробнее.
   – Пожалуйста, сэр. У нас есть сведения, что вашему клиенту обещаны деньги или другие материальные ценности за то, что он согласился молчать о готовящемся противозаконном деянии. Преступление это или правонарушение – все зависит от того, что будет предпринято.
   – В чем именно заключается деяние, о котором он согласился умолчать?
   – Кроме того, если выяснится, что он входит в состав преступной группы, мы можем арестовать его по статье пятьсот восьмидесятой – участие в преступном сговоре.
   – У вас есть достоверные сведения о том, что готовится преступление? – спросил Баум.
   – Достаточно достоверные.
   – Но вам, я полагаю, известно, что наличие преступного сговора можно констатировать лишь когда, помимо договоренности совершить что-то противоправное, предприняты определенные действия?
   – Послушайте, мистер Баум, – перебил его Мейер. – Мы с вами не в суде. Поэтому не стоит заниматься крючкотворством. Мы не будем арестовывать вашего клиента, если он готов ответить на наши вопросы.
   – Надеюсь, это не угроза? – осведомился Баум.
   – Господи! – вздохнул Мейер. – Нам стало известно, что некто Энтони Ла Бреска и Питер Калуччи пятнадцатого марта сего года собираются совершить противоправные действия, а ваш клиент знает, что именно. Он пригрозил им рассказать обо всем полиции и потребовал с них деньги. Мы не собираемся привлекать Ла Бреску и Калуччи к ответственности по обвинению в преступном сговоре. Вы правильно заметили, что для этого нужно еще и противоправное деяние, иначе нас в суде поднимут на смех. К тому же речь может идти о пустяковом проступке. Но если они задумали убийство, похищение, продажу наркотиков, поджог или вымогательство и уже что-то предприняли, каждый из них может быть обвинен в тяжком преступлении. Вы, наверно, знаете о гибели двух крупных чиновников муниципалитета? Не исключено, что Ла Бреска и Калуччи к этому причастны. Не исключено также, что их преступные замыслы связаны с вымогательством, убийством или тем и другим вместе, а это уже преступление. Вы должны понять, что нас интересует не ваш клиент сам по себе, а готовящееся преступление, которое мы хотели бы предот-вратить. Поэтому мы вас просим не заниматься казуистикой, а помочь нам.
   – По-моему, он прекрасно вам помогает, – сказал Баум.
   – А по-моему, он просто врет, – возразил Мейер.
   – Мистер Баум, не могли бы мы...
   – Вам все-таки имело бы смысл предъявить мистеру Ди Филиппи конкретные обвинения. Суд решит, виновен он или нет.
   – А тем временем его дружки совершат преступление, так?
   – Меня не интересуют его дружки, – сказал адвокат. – Я бы рекомендовал моему клиенту воздержаться от показаний в соответствии с гарантированными ему...
   – Большое спасибо, мистер Баум.
   – Вы собираетесь его арестовать?
   – Да.
   – По какой статье?
   – По статье пятьсот семидесятой.
   – Надеюсь, его судьба будет решена без проволочек, – сказал Баум. – Он и так находится у вас слишком долго. А вы, наверно, знаете..
   – Мы все прекрасно знаем, мистер Баум. Забери его, Хэл. И оформи арест как положено.
   – Подождите! – вмешался Ди Филиппи.
   – Я советую вам подчиниться, – сказал Баум. – Ни о чем не беспокойтесь. До судебного разбирательства я свяжусь с поручителем, и вас выпустят под залог.
   – Подождите минутку! – воскликнул Ди Филиппи. – А что, если те двое...
   – Доминик! Я очень рекомендую вам помолчать!
   – Помолчать? А сколько мне могут впаять за это самое недоносительство?
   – Это зависит от того, что они задумали, – сказал Мейер.
   – Доминик!
   – Если они совершат преступление, которое карается смертной казнью или пожизненным заключением, ты получишь пять лет. Если они...
   – А как насчет ограбления...
   – Доминик! Как ваш адвокат, я еще раз решительно советую вам...
   – Они задумали ограбление? – спросил Мейер.
   – Вы мне не ответили.
   – Если они совершат ограбление, а ты возьмешь у них деньги за недоносительство, то угодишь за решетку на три года.
   – Дела! – сказал Ди Филиппи.
   – Будешь отвечать на вопросы?
   – А вы меня отпустите?
   – Доминик, вы не обязаны...
   – А вы хотите угодить в тюрягу на три года? – обернулся к Бауму его подопечный.
   – У них нет оснований для...
   – Черта с два! Откуда они узнали, что ограбление назначено на пятнадцатое марта? Как им это стало известно? Сорока на хвосте принесла?
   – Мы с тобой играем в открытую, Доминик, – сказал Уиллис. – Ты уж нам поверь, мы бы не стали с тобой так откровенничать, если бы это дело было менее серьезным. Выбирай: либо ты помогаешь нам, либо мы тебя арестовываем и твою судьбу будет решать суд. Но так или иначе, факт ареста и привлечения к суду испортит тебе биографию. Впрочем, решай сам.
   – Это давление! – воскликнул адвокат.
   – Такова жизнь, – заметил Уиллис.
   – Я расскажу вам все, что знаю, – пообещал Ди Филиппи.
   Знал он немало и выложил все.
   Он сообщил, что в пятницу, на восемь вечера, намечено ограбление хозяина швейного ателье на Калвер-авеню. Причина, по которой они выбрали этот день и час, заключалась в том, что по пятницам хозяин Джон Марио Виченцо забирал недельную выручку и уносил ее домой в маленьком металлическом ящике. В субботу утром его супруга Лаура относила ее в Попечительский банк. Это был единственный банк, работавший в субботу. Правда, до обеда, потому что банковские служащие тоже терпеть не могут работать по выходным.
   Джон Марио Виченцо, или Джон Портной, как звали его местные жители, был семидесятилетним стариком, а значит, мог оказаться легкой добычей. По словам Ди Филиппи, улов обещал быть богатым и всем хватило бы с лихвой, даже если поделить на троих. Ла Бреска и Калуччи собирались войти в ателье без десяти восемь – как раз перед тем, как Джон Портной обычно опускал жалюзи на витрине. Вместо него это должен был сделать Ла Бреска, а Калуччи под дулом револьвера отведет хозяина в заднюю комнату и свяжет по рукам и ногам. Затем налетчики собирались забрать всю недельную выручку и отчалить. Жизнь Джона Портного зависела от того, как он поведет себя в этой ситуации.
   Ди Филиппи объяснил, что все это он случайно услышал как-то вечером в пиццерии на Южной Третьей улице. Ла Бреска и Калуччи сидели за соседним столиком и так увлеклись беседой, что заговорили слишком громко. Сначала Ди Филиппи возмутился – два итальянца собираются ограбить третьего, – но затем он подумал: какого черта! Его дело сторона, и вообще он никогда не был стукачом. Но это произошло еще до того злополучного боксерского поединка, на котором он проиграл деньги. Размышляя, где бы разжиться наличностью, он вспомнил о подслушанном разговоре и решил погреть на этом руки, надеясь, что ребята не станут особенно упрямиться, потому что добыча ожидалась приличной и всем досталось бы по хорошему куску.
   – Сколько же вы предполагали взять? – поинтересовался Уиллис.
   – Страшное дело! – воскликнул Ди Филиппи, закатывая глаза. – Долларов четыреста, а то и больше!

Глава 11

   Среда оказалась богатой событиями.
   Во-первых, кто-то похитил из дежурной комнаты следственного отдела пишущую машинку, шесть шариковых ручек, электрический вентилятор, термос, жестянку трубочного табака и четыре куска мыла.
   Никто не понимал, как это могло случиться. Даже Стив Карелла. Он выписался из больницы и теперь ходил заклеенный пластырем. Кто-то сказал, что, если Карелла еще не оправился, ему и следует заняться разгадкой таинственной кражи. Но лейтенант Бернс рассудил иначе и поручил Карелле и Уиллису устроить засаду в ателье. Ровно в полдень сыщики отправились через весь город к Джону Портному.
   Но до этого произошло много всяких событий. Среда оказалась насыщенным днем.
   В восемь утра патрульный, совершавший обход, в одном из подъездов наткнулся на покойника. Беднягу кто-то подпалил. Это означало, что «пожарники» снова взялись за свое и нужно было что-то срочно предпринимать, пока они не уничтожили всех городских бродяг. Клинг, который принял сообщение по телефону, велел патрульному оставаться на месте до приезда санитарной машины. Патрульный сказал, что в подъезде, да и по всей улице страшно воняет паленым мясом, но Клинг, посочувствовав, объяснил, что снять его с поста может только капитан Фрик.
   В 9.15 появилась сумасшедшая Сейди и сообщила, что накануне вечером ее пытался обесчестить сексуальный маньяк. Сумасшедшей Сейди было семьдесят восемь лет, и все эти годы она ревностно оберегала свою девственность. По средам эта беззубая, сморщенная карга сообщала детективам 87-го участка лично или по телефону, что накануне в ее спальню ворвался мужчина, он попытался сорвать с нее рубашку и изнасиловать. Впервые Сейди поведала о покушении на ее невинность четыре года назад, и полицейские решили, что в их родном участке появился новый Джек-потрошитель. Делу был дан ход, и детектив Энди Паркер провел не одну ночь в ее квартире. Но в следующую среду Сейди опять пожаловала в участок, чтобы сообщить о новой выходке маньяка, хотя накануне Паркер, не смыкая глаз, всю ночь дежурил в ее кухне. Местные остряки решили, что Энди и есть неуловимый маньяк, но сам сыщик не видел в этом ничего смешного. Всем стало ясно, что Сейди рехнулась и теперь будет регулярно развлекать детективов подобными байками. Никто и не предполагал, что жалобы будут поступать аккуратно по средам и воображение Сейди окажется столь же убогим, как мебель в дежурной комнате следственного отдела. Насильник всегда был высоким и смуглым, похожим на Рудольфа Валентино, в черном плаще, накинутом на фрак, белой рубашке, черном галстуке-бабочке и лакированных туфлях. Ширинка брюк застегивалась на пять пуговиц. Маньяк медленно расстегивал брюки, предупредив Сейди, что, если она пикнет, ей несдобровать. Сейди же следила за ним с неизменным ужасом и, когда он извлекал свой «предмет», истошно кричала. Тогда маньяк обращался в бегство. Словно Дуглас Фэрбенкс, он прыгал на пожарную лестницу и спускался на задний двор.
   Сегодняшний рассказ был точной копией того, что Сейди сообщала сыщикам 87-го участка каждую неделю. Уиллис заверил ее, что все будет сделано и злодей понесет заслуженную кару. Сумасшедшая Сейди покинула участок довольная, с явным нетерпением ожидая следующей среды.
   В 9.45 появилась женщина и заявила о пропаже мужа. Это была симпатичная брюнетка лет тридцати пяти, в зеленом пальто под стать ее ирландским глазам и с морозным румянцем на щеках. Несмотря на пропажу супруга, она излучала жизненную энергию. Расспросив красотку, Мейер установил, что пропавший супругом не являлся, а был мужем лучшей подруги, что жила рядом на Эйнсли-авеню. Затем она рассказала, что в течение последних трех лет и четырех месяцев у нее и мужа лучшей подруги была «связь». Они нежно любили друг друга и ни разу за это время не поссорились. Но вчера вечером, когда подруга пошла в церковь, муж и зелено-глазая красотка страшно повздорили: он хотел «сделать это» (ее выражение) на диване в собственной гостиной, хотя в соседней комнате спали четверо его детей. Она наотрез отказалась («это же неприлично!»), а он, надев пальто и шляпу, ушел и до сих пор не вернулся. Лучшая подруга решила, что муж загулял (судя по всему, он любил хлебнуть лишнего), но зеленоглазая красотка корила себя на чем свет стоит: он ушел явно из-за нее, и знай она, что так получится, конечно, уступила бы ему («вы ведь знаете мужчин!»).
   – Знаю, – сказал Мейер.
   Поскольку лучшая подруга не собиралась обращаться в полицию, красотка решила сделать это сама – вдруг, отчаявшись, он наложит на себя руки. Она просила блюстителей порядка поскорей отыскать его и вернуть в лоно семьи («вы ведь знаете мужчин!»).
   – Знаю, – повторил Мейер.
   Он записал взволнованный рассказ посетительницы и попытался вспомнить, не пробовал ли сам соблазнить Сару на диване в гостиной, пока за стеной спали дети. Оказалось, что не пробовал. Решив сегодня же вечером наверстать упущенное, он сообщил зеленоглазой красотке, что полиция сделает все, чтобы муж ее лучшей подруги отыскался, хотя, скорее всего, он в полном порядке и просто решил провести вечерок в теплой компании.
   Красотка сказала, что именно этого она и боится.
   В ответ Мейер только хмыкнул.
   Когда женщина ушла, Мейер положил листок в папку, решив до поры до времени не тревожить бюро розыска. Он принялся было печатать отчет о краже со взломом, но в отдел ворвался Энди Паркер, волоча за собой карманника Льюиса. Паркер умирал со смеху, Льюис выглядел мрачнее тучи. Это был высокий детина с голубыми глазками, редкими песочными волосами и синеватыми щеками. На нем была бурая шинель и коричневые кожаные перчатки. Под мышкой он держал зонтик.
   – Только полюбуйтесь, кого я привел, – еле выговорил Паркер и снова захохотал.
   – Эка невидаль! – фыркнул Мейер. – Здорово, Льюис, как делишки?
   Тот мрачно покосился на него и промолчал.
   – Лучший карманник района! – давясь от смеха, сказал Паркер. – Угадайте, что он отмочил.
   – Лучше ты расскажи, – попросил Карелла.
   – Стою на углу возле закусочной «Джерри». Знаете такую?
   – Знаем. И что же?
   – Стою спиной к двери. Знаете, что было дальше?
   – Ну?
   – Чувствую, кто-то лезет в мой карман. Одной рукой хватаю негодяя, другой выхватываю револьвер, оборачиваюсь – и кого же я вижу?
   – Кого?
   – Льюиса! – сквозь смех выдавил из себя Паркер. – Лучший карманник района решил обокрасть детектива!
   – Ошибся, – буркнул Льюис и снова погрузился в угрюмое молчание.
   – Ты сильно ошибся, дружище, – проговорил Паркер.
   – Не узнал со спины.
   – Теперь, дружище, ты отдохнешь за решеткой, – сказал Паркер. – Пойду оформлю его, пока он не спер бумажник у Мейера.
   – Ничего смешного в этом нет, – уходя заявил Льюис.
   – А по-моему, очень смешно, – бросил ему вслед Мейер.
   В этот момент на пороге следственного отдела появился человек и на плохом английском спросил, не говорит ли тут кто-нибудь по-итальянски. Карелла сказал, что он говорит по-итальянски, и пригласил человека к своему столу. Тот поблагодарил, сел, пристроил шляпу на коленях и приступил к своей истории. Оказалось, что кто-то подбрасывает мусор в его автомобиль.
   – Rifiuti?[6] – спросил Карелла.
   – Si, rifiuti, – подтвердил человек.
   По его словам, кто-то всю неделю по ночам регулярно открывал его машину и высыпал мусор на переднее сиденье. Какой мусор? Пустые консервные банки, остатки еды, яблочную кожуру, кофейную гущу... И прямо на переднее сиденье.
   – Perche non lo chiude a chiave?[7] – спросил Карелла. Человек пояснил, что запирает машину на ночь, но это не помогает, потому что quello porco[8] сломала боковое окошко и теперь спокойно отпирает дверцу изнутри, чтобы делать свое грязное дело. Поэтому не имеет значения, запирает он машину на ночь или нет: негодяй приспособил его машину под мусорный бак, отчего та стала уже вонять.
   Карелла спросил, не подозревает ли он кого-нибудь?
   – Нет, – ответил человек. – Я не знаю никого, кто был бы способен на подобную гадость.
   – Может, кто-нибудь затаил на вас злобу? – спросил Карелла.
   – Это исключено, – ответил человек. – Меня все любят и уважают.
   – Что ж, – кивнул Карелла, – мы пришлем нашего сотрудника.
   – Per piacere[9], – сказал человек, пожал Карелле руку и, надев шляпу, удалился.
   Было 10.33.
   В 10.35 Мейер позвонил Раулю Шабриеру, минуты три проговорил с очаровательной Бернис, и она соединила его с заместителем прокурора.
   – Привет, Ролли, – сказал Мейер. – Что-нибудь выяснил?
   – Насчет чего?
   – Насчет книги.
   – Ах да!
   – Забыл, – мрачно констатировал Мейер.
   – Послушай, – сказал Шабриер, – тебе никогда не приходилось заниматься двумя делами одновременно?
   – Никогда в жизни.
   – Поверь мне, это нелегко. По одному делу я изучаю юридическую литературу, по другому составляю заключение. А ты хочешь, чтобы я занимался еще каким-то романом.
   – Ну что ж, в таком случае... – начал Мейер.
   – Знаю, знаю, – перебил его Шабриер. – Я обещал.
   – Если ты не можешь...
   – Я все сделаю. Обещаю тебе, Мейер. Я никогда не нарушаю обещаний. Как называется эта книга?
   – "Мейер Мейер", – сказал Мейер.
   – Ну конечно! «Мейер Мейер». Я с ней сейчас же разберусь. И сразу позвоню тебе. Бернис! – крикнул он. – Запиши, что я должен позвонить Мейеру.
   – Когда позвонишь? – спросил Мейер.
   Было 10.39.
* * *
   Без пяти одиннадцать высокий блондин со слуховым аппаратом и картонной коробкой в руках вошел в почтовое отделение на Хай-стрит. Он подошел к окошечку и протянул служащему картонку. В ней было сто запечатанных конвертов с марками.
   – Это все городская корреспонденция? – спросил служащий.
   – Да.
   – Марки на всех конвертах?
   – Да.
   – Отлично, – сказал служащий и высыпал содержимое коробки на стол. Глухой ждал. В 11.00 служащий стал штемпелевать конверты.
   Когда Глухой вернулся, Рошель встретила его у дверей.
   – Отправил свои бумажонки? – спросила она.
   – Отправил, – ответил Глухой и улыбнулся.
* * *
   Джон Портной был непреклонен.
   – Никаких полицейских в моем ателье! – заявил он безапелляционным тоном.
   Карелла подробно объяснил, что полиции стало известно о готовящемся нападении на его ателье. И хотя это должно было случиться вечером в пятницу, лейтенант решил оставить двух детективов в задней комнате ателье с сегодняшнего вечера – вдруг преступники изменят план. Карелла уверял Джона Портного, что он и его напарник будут сидеть за портьерой тихо как мыши и начнут действовать, только если нападут грабители.
   «Lei ё pazzo!» – сказал Джон Портной, что по-итальянски означало «Вы сошли с ума!». После этого Карелла перешел на итальянский, который хорошо знал в детстве, но в последние годы слегка подзабыл из-за отсутствия практики. Возможность поболтать по-итальянски ему выпадала нечасто. Например, когда пришел владелец машины, в которую кто-то подбрасывал мусор, или теперь, когда их послали охранять ателье. То, что Карелла знал итальянский, произвело на Джона Портного благоприятное впечатление, и он сменил гнев на милость.