Страница:
- Зачем он это делает? - спросил Гарри. - Он ведь уже признал свою виновность.
- Как же. Перед кем?
- Передо мной.
- Я так понимаю, не на публике?
- Нет. В медпункте.
- Это не много дает. - Харли хмуро поглядел на сигарету, затянулся, выпустил облако дыма и затушил сигарету в пепельнице. - Эта чертова штука убьет, меня когда-нибудь. Не люблю быть циником, но этот паразит только потому устраивает богослужение, что знает наверняка: его покажут по телевизору, а он любит мелькать. Использует каждое появление для проклятия безбожным элементам, кто бы они ни были. Но дураками будем выглядеть мы. - Президент прижал пальцы к вискам. - Надеюсь только, что вы принесли что-то, стоящее той цены, которую мы платим.
Гарри сидел под портретом Теодора Рузвельта. Тедди расположился в кресле подле камина, в задумчивом настроении. Возглавляя наступление, на сафари, на охоте на бизона Тедди всегда казался Гарри самым неприятным из президентов. В отличие, например, от Джефферсона или Мак-Кинли, принадлежащих далекой эпохе, этот кавалерист-доброволец был олицетворением романтического века, которого никогда и не было. А кто сегодня представляет реальность? Джон У. Харли или Эд Гамбини?
- Мистер президент, Пит Уиллер думает, что нашел способ извлечения энергии из магнитного поля Земли.
- Вот как? - Выражение лица Харли не изменилось, но в глазах сверкнул интерес. - И сколько энергии? -- Он наклонился вперед. - И насколько сложен процесс?
- Пит считает, что в свое время эта энергия удовлетворит мировую потребность. Источник чертовски близок к неисчерпаемому. Практических деталей у нас пока нет. Они потребуют определенного времени, но Пит утверждает, что механизм не будет сложным.
- Господи! - Харли просиял. - Гарри, если это правда, еслиэто правда… - Он уставился в даль. - Когда я получу что-то на бумаге?
- К концу недели.
- Давайте завтра. К середине дня. Дайте, что у вас есть, пусть это даже будет записано на обороте конверта. Меня не интересует теория. Я только хочу знать, какую можно получать мощность и сколько надо будет ресурсов, чтобы запустить систему. Гарри, вы меня поняли?
- Мистер президент, я не уверен, что мы сумеем так быстро собрать данные.
- Сумеете, сумеете.
- Но мне кажется…
Президент встал и посмотрел на часы. Гарри понял намек и тоже встал.
- У вас челюсть распухла. Это во время беспорядков, или к вам слишком пристают дамы? - Он заулыбался, придя в радостное настроение. - Поберегите себя, вы мне нужны. Эд и его команда - это хорошие люди, но у них нет чувства ответственности. Разве что перед собой. Я их понимаю - они живут в мире, где люди разумны и нет других врагов, кроме невежества. Мне нужно ваше здравое суждение, Гарри.
Харли подтвердил свои слова кивком, который яснее слов сказал Гарри, что теперь он входит в президентскую команду.
- Преступники стреляют в людей. Спроси я у Эда, что делать с этой проблемой, он бы предложил мне прекратить производство огнестрельного оружия. Прекрасный логический ответ и никуда не годный, конечно, поскольку политический климат такого не позволит. Зато мы, быть может, решим наши внутренние проблемы, подключив новый источник энергии. Поживем - увидим. У вас еще что-нибудь есть ко мне?
- Нет, сэр, - ответил Гарри, направляясь к двери.
Он понимал, что его снова взяли за шкирку и выставили. Но Харли это сделал настолько искусно, что из Белого дома Гарри вышел в приподнятом настроении.
Бейнс Римфорд, покинув гостиницу на Гудлак-роуд, не поехал к себе домой. Он несколько часов бесцельно ездил по пустым хайвеям, между стенами темного леса. Дождь, переставший днем, зарядил снова. На ветровом стекле стала намерзать наледь.
Видит Бог, Римфорд не знал, что делать.
Он въехал на подъем, слишком быстро спустился вниз и вошел в длинный поворот, выходивший к мосту. Не было видно, что там внизу - вода, или рельсы, или просто ложбина, но в некотором смысле это был мост через время. На той стороне ждал его Оппенгеймер. И Ферми, и Бор. И все, кто спустил с цепи небесный огонь.
Наверняка был такой момент, думал Римфорд, в Лос-Аламосе, или в Оук-Бридже, или в университете Чикаго, когда они поняли, по-настоящему поняли последствия своей работы. Случилось ли им тогда сойтись и обсудить? Было ли решение о продолжении работы сознательным, когда зимой сорок третьего - сорок четвертого стало ясно, что нацисты далеки от создания бомбы? Или просто они действовали по инерции? В экстазе от проникновения в тайны Солнца?
Римфорд говорил когда-то с Эриком Кристофером, единственным участником проекта «Манхэттен», которого знал лично. Кристофер был уже удручен годами, когда Бейнс подошел к нему на встрече, где Кристофер подписывал книги. Он уже тогда сошел с нарезки и пытался связать физику с дальневосточным мистицизмом. Римфорд купил экземпляр и был обрадован реакцией старика, когда назвал свое имя. А потом безжалостно задал ему вопрос. Единственный случай, когда он мог вспомнить за собой намеренную жестокость. Кристофер тогда сказал, что вам теперь, шестьдесят лет спустя, легко говорить, что надо было делать. А в нашем мире были нацисты и страшная война на Тихом океане, грозившая гибелью миллионам американцев, если бы мы не сделали бомбу.
Но не могло не быть у них часа, мига, когда они усомнились в себе, когда была возможность действовать ради будущего, направить историю по другому пути. Этот выбор существовал, как ни короток был тот миг. Они могли отказаться выпускать джинна из бутылки.
«Выбор «Манхэттен».
Римфорд гнал машину в ночь, искал по темным сельским дорогам что-то, чего сам не мог назвать. И яростно думал, не будет ли миру спокойнее, если он сейчас разобьется.
Глаз у Лесли распух. Было и еще несколько весьма заметных синяков. И она поморщилась от боли, когда села.
- Какое-то время тебе не придется ходить на молитвенные собрания, - отметил Гарри. - Ты похожа на боксера.
- И не слишком умелого. Что сказал Фримен?
Они сидели в ресторане «Неаполь» на Массачусетс-авеню, рядом с Дюпон-серкл.
- Принял на себя ответственность. Я был удивлен.
- Да, ему это наверняка было трудно. Мне кажется, он в своей жизни редко сталкивался с бедствиями. По крайней мере такими, за которые сейчас принимает на себя долю вины. Он знает, что погиб ребенок, и знает, что этого не случилось бы, если бы он не приехал. Или хотя бы не раскрывал пасть и не взбудоражил всех. Это ему будет тяжело. Тут нелегко даже перед собой оправдаться.
- Я егоспросил, зачем он это сделал. Ответ я знал: была возможность выступить перед камерами.
- Это правда, - согласилась Лесли. - Но это не вся правда. Не думаю, чтобы он так поступил исключительно по эгоистическим причинам. Если не считать внутреннего удовлетворения от ощущения себя правой рукой Господа. Кем бы Фримен ни был, он не лицемер. Он искренне верит. И когда он говорит о мире, окруженном водами Иордана, управляемом божеством, которое любит свои создания, когда Фримен цитирует псалмы столь прекрасные, что поневоле задумаешься, порождены ли они человеческим умом, очень просто захотеть, чтобы все это было правдой. Захотеть, чтобы все было в мире по Фримену. И эта картина мира получше, чем у любого из нас. Эд пытался когда-то мне объяснить, почему у Вселенной нет края, вопреки тому факту, что она возникла из взрыва, и я никак не могла взять в толк, о чем он говорит. Мир физиков холоден, темен и огромен. Мир Фримена - это сад, или когда-то был садом. На самом деле, Гарри, для меня Бог - вещь куда более понятная, чем четвертое пространственное измерение.
Блестящие глаза Лесли стали далекими, как было в тот первый вечер, когда он ее увидел.
- Эд не захотел бы жить в саду, - сказал он.
- Да, вряд ли захотел бы. Разве в Эдеме будут работать телескопы? И что он там мог бы увидеть? И тем не менее все эти годы его вела идея - какая? Он хотел получить ответы на большие вопросы. Он по-своему похож на Августина двадцатого века. И вряд ли совпадение, что среди его ближайших сотрудников есть католический священник.
Лесли осторожно приложила платок к распухшему глазу и поморщилась от боли.
- Завтра он не будет видеть, - пожаловалась она. - А ты как себя чувствуешь?
У него все болело.
- Не слишком, - сознался он.
Принесли ужин - спагетти и котлеты для Гарри и язык для Лесли.
- Ты очень по ним скучаешь? - вдруг спросила она. Гарри попробовал чесночный хлебец.
- Отлично, - сказал он. Лесли ждала.
- Они составляли приличный кусок моей жизни, - ответил он. - Джулия сказала, будто мне все равно, живы они или нет. И она говорила всерьез, она верила в свои слова. Но это неправда и никогда не было правдой. Сейчас в моей профессиональной жизни самое интересное время, и Бог один знает, куда оно выведет. Но если правду сказать, мне от него никакой радости. Я бы все это выменял… - Гарри поковырял еду на тарелке. - Ладно, не стоит. Ты же этим зарабатываешь на жизнь? Слушаешь рассказы людей, как они сами себе жизнь испортили.
Она потянулась через стол и взяла его за руку.
- Я тебе не психолог, а друг, Гарри. Я знаю, что сейчас у тебя трудное время. И знаю, что впечатление у тебя такое, будто оно никогда не кончится. Ты сейчас на самом дне. Но ты не один, и дальше будет становиться лучше.
- Спасибо, - ответил он. И, помолчав, добавил: - Ее трудно заменить. - Он улыбнулся Лесли: - Какую-то секунду мне казалось, будто ты сейчас скажешь, что сама через такое прошла.
Дрожащее пламя свечей накрывало тенями ее шею и глаза. Лесли казалась задумчивой, и Гарри вдруг понял, как она до боли прекрасна. И почему он такую простую вещь заметил только сегодня?
- Ты прав, - ответила она, - считая ее неповторимой. Никогда ты не найдешь другой с теми же самыми параметрами. Но это не значит, что ты не найдешь другой с параметрами равно желательными. Или даже улучшенную модель. - Она не улыбалась, но что-то лукавое было в глазах. - И я не собиралась тебе говорить, что переживала нечто подобное. Я одна из немногих счастливцев, которых никогда не касалась Великая Страсть. Могу сказать, к стыду своему, наверное, что никогда не встречала мужчину, которого нелегко было бы бросить.
- Кажется, ты о нас не слишком высокого мнения. Гарри попытался сказать это шутливо, но сам понял, что не получилось.
- Да нет, я люблю мужчин, - сказала она, сжав руку Гарри. - Нормальный народ, и не оставить ли нам эту тему?
В «Красную черту» они зашли выпить по рюмке на ночь. Было поздно, и они немного посидели, слушая музыку. Лесли задумчиво покачивала стакан, глядя в него, и Гарри наконец спросил, продолжает ли она мысленно переживать сегодняшние беспорядки.
- Да нет, ничего такого. - Они посмотрели друг другу в глаза, и Лесли пожала плечами. - Я почти все время занята переводом. И впечатление, которое мы получаем от этого текста, оно… ну, несколько сбивает меня с толку.
- В каком смысле?
Она задышала чуть глубже, открыла сумочку, покопалась там и нашла смятый конверт с логотипом банка Филадельфии. Разгладив бумагу, Лесли достала ручку и стала писать. Гарри смотрел на строку, вверх ногами, и текст был похож на стихи.
- Вот дословный перевод, - сказала она. - Но я думаю, что он вполне передает дух текста.
Дописав, Лесли пододвинула ему бумагу.
Гарри перечитал несколько раз.
- Мне это ничего не говорит, - сказал он. - Что бы это значило?
Она снова написала на конверте:
- Прошу прощения, - сказал Гарри, - но я пас.
- Это вне контекста, - сказала Лесли. - И только Бог знает, насколько точен этот перевод. Но «цветок мира», как я понимаю, - это процесс эволюции. А сила, которая им правит, - это смерть.
Гарри заказал еще по одной. Лесли откинула локон с лица.
- Набор данных, над которым я работаю, наполнен вот такими штуками, предполагающими весьма случайное знакомство с понятием смертности. И есть еще упоминание о проектировщике.
- Проектировщике?
- Наверное, это Бог.
- Мы напоролись на планету, населенную пресвитерианами?
- Смешно. - Она закрыла глаза. - Вот еще из текста:
- Просто стихи, - сказал Гарри.
- Да, я знаю. Но не понимаю их. Гарри, сочинитель этих стихов повторяет нам снова и снова, разными способами, что они умерли, что они - сообщество живых и мертвых.
- Можно было бы возразить, что христианские общества - это тоже объединение живых и мертвых. А некоторые религии утверждают, что в каждой личности живут ее предки.
- Я полагаю, здесь тоже что-то вроде этого. - Лесли смяла конверт и бросила его на стол. - Я не знаю. И это не просто несколько странных катренов. Во всем материале - ощущение расы, которая превзошла смертность.
- Я бы хотел еще что-нибудь из этого прочесть.
- О'кей, - просияла Лесли. - С удовольствием. Хотелось бы получить впечатление от свежего взгляда.
Когда Кармайкл ушел, Джон Харли еще долго простоял возле занавески, глядя на движение на Экзекьютив-авеню. В Белый дом он пришел три года назад, убежденный, что может руководить в этот трудный период, когда столько стран владеют оружием массового поражения, когда в стольких местах бушуют вооруженные конфликты и геноцид, когда на Запад давят с полдюжины грошовых диктаторов, плюющих на приличия и эмбарго и постоянно грозящих своим соседям.
Точно так же стояли у этого окна в ночную пору другие президенты: Кеннеди, Никсон, Рейган - в тени нависшего ядерного молота. И потом, после развала Советского Союза, Буш и четверо его преемников боролись с трудностями иного рода: создание нового мирового порядка, где национальные государства смогут жить в мире и где голод и болезни будут стерты с лица земли.
Это была благородная задача, но такая, которая выходит за пределы сил любой группы стран. Население несколько стабилизировалось, но продолжало расти, опережая все усилия создать хотя бы шанс обеспечить всем достойное существование.
Страшной правдой было то, что на планете постоянно продолжала литься кровь. Но если Гарри Кармайкл прав, если под рукой есть неисчерпаемый источник энергии, то возникает реальная возможность сделать шаг к мечте Джорджа Буша-старшего.
И президент понял, что сегодня, быть может, Кармайкл принес ему бессмертие.
Глава двенадцатая
Примерно в три часа ночи у Гарри зазвонил телефон. Гарри перевернулся, уставился в темноту, нашарил аппарат и сбил трубку на пол.
- Кармайкл! - рявкнул он в микрофон.
- Гарри?
Что за черт? Звонил Римфорд. Что могло его всполошить в такой час?
- Да, Бейнс? Что случилось?
- Ничего. Но мне нужно с тобой поговорить.
- Сейчас?
- Да. Тут есть круглосуточная вафельная на Гринбелт-роуд. «Арло» называется.
- Я знаю, где это.
- Будь там через сорок минут.
Он повесил трубку, а Гарри остался лежать и таращиться в невидимый потолок.
Что может хотеть от него Римфорд? Гарри подумал мельком, не позвонить ли Гамбини, но решил, что Римфорд хочет говорить с ним наедине, иначе сам бы позвонил Эду. Он сбросил ноги с кровати, помотал головой, прогоняя остатки сна, и направился в душ.
Когда Гарри приехал, Римфорд сидел и читал «Пост». Если не считать его и двух полинявших официанток средних лет, зал пустовал. Дождь только что перестал, и большие стекла еще были покрыты каплями. Очень ярко светили лампы, и пахло хорошим кофе.
Римфорд поднял глаза от стола и без улыбки поздоровался.
Гарри сел, и ему принесли кофе.
- Заказывать будете? - жизнерадостно спросила официантка.
- Можно, - согласился Гарри. - Яичницу с ветчиной. И тост.
Когда официантка отошла, он повернулся к Римфорду.
- Так в чем дело? - спросил он, понизив голос.
У Римфорда был усталый и подавленный вид. Он полез в карман, достал пакет в пластиковой обертке и передал Гарри посмотреть.
- Это же текст передачи, - удивился Гарри.
- Полный.
- И как ты его получил?
- Просто вынес. Я эту копию сделал раньше, чем ввели ограничения. Тебе я ее отдаю как напоминание, что могут быть и другие. Вряд ли мне одному было удобнее работать дома.
- Спасибо, - сказал Гарри, не зная, хочет ли он даже трогать этот пакет. - Лучше всего его прямо на месте уничтожить и забыть. Иначе начнется дело о нарушении секретности, и мы с тобой весь следующий год будем только писать объяснения.
Римфорд кивнул и глотнул кофе.
- Если ты так считаешь.
- Бейнс, что это должно значить? Он впился в Гарри глазами:
- Хочешь совет?
- Давай. - Гарри осторожно сунул пакет в карман.
- Когда избавишься от этого,- он посмотрел на карман Гарри, - воспользуйся этими избавься от всего остального.
Он вытащил диск и передал его через стол.
На диске была надпись «Меланхолический вальс».
- Что это, Бейнс?
- Вирус. Внеси его в лабораторию, загрузи в систему, и он сотрет все.
- Ты шутишь!
- Можешь его назвать «Выбором «Манхэттен». Так должен был поступить Оппи.
- Бейнс…
- И не забудь, - продолжал Бейнс, будто Гарри ничего и не говорил, - что есть еще несколько копий, не знаю точно сколько, пять или шесть, - на компакт-дисках. - Он посмотрел на часы. - Сейчас как раз подходящее время. Можешь стереть жесткие диски и без проблем добыть все копии.
Гарри подумал, не случилось ли у Римфорда срыва.
- Зачем? - спросил он. - Зачем это надо?
Он видел, что космолог не в себе, и потому постарался говорить помягче, приготовился уговаривать. И это было какое-то странное удовлетворение - говорить по-отечески с
Бейнсом Римфордом. «Ничего, Бейнс, ничего. Все будет хорошо».
Синие глаза полыхнули.
- Что бы ты меньше всего хотел найти в этой передаче, Гарри?
- Не знаю,- ответил Гарри, усталый от всего этого. Никак не кончаются эти чертовы проблемы. - Чуму. Большую бомбу. Способ взорвать планету. - Он сунул вирус в тот же карман. - А что ты нашел?
- Сегодня я встал с намерением ехать в лабораторию и сделать это самому. Можешь поверить?
В кафе стало холодно.
- И почему ты не стал? Почему позвонил мне?
- Не мне принимать такое решение. Ответственность здесь не моя. Это должно быть стерто - диски, записи, чертежи, все, что там есть. Но… - Официантка принесла две тарелки - вафли для Римфорда, яичницу с ветчиной для Гарри.
- Я рад, - заметил Гарри, - что эта проблема не повлияла на твой аппетит.
Римфорд засмеялся, намазал вафли маслом и посыпал сахарной пудрой.
- Гарри, это не мояпроблема, и если я пойду и сотру текст, моя карьера кончена, и я, наверное, стану самым презираемым специалистом на всем земном шаре. Я на это не напрашивался, и решать не мне. Жертвовать собой я совершенно не собираюсь.
- Так что же там такое? - спросил Гарри. Римфорд надкусил вафлю.
- Дешевый способ устроить конец света. На это хватит ресурсов почти любой ближневосточной страны. Или даже хорошо обеспеченной террористической организации. Процедура нетрудная, если знать, что делать. И по любым меркам, - заключил он, - я сейчас самый опасный человек на свете.
- У меня было впечатление, - сказал Гарри, - что ты ограничивался космологическим материалом, который был в тексте.
- Верно.
- И что же, ради всего святого, мог ты найти в космологических рассуждениях?
- Способ изгибать пространство, Гарри.
- Объясни.
- Благодаря алтейцам мы теперь знаем конкретные цифры кривизны пространства. Или по крайней мере знаем, какие цифры они поддерживают. Очевидно, в нормальных обстоятельствах эта кривизна где-то около пятидесяти семи миллионов световых лет на дуговой градус. Это значение меняется в зависимости от местных условий. А если оно кажется очень малым, то потому, что Вселенная не есть сфера в гиперболическом пространстве, как я предсказывал и как мы все полагали.
Гарри попытался понять, но это было безнадежно.
- Я думал, - сказал он, - что Вселенная предполагалась плоской.
- В конце века все мы так думали. Точка зрения менялась туда и обратно, Гарри. Но если алтейцы правы - а нет оснований полагать, что это не так, - то она представляет собой искаженный цилиндр. Нечто вроде четырехмерной ленты Мебиуса. Понимаешь, если пойти точно туда,- он показал на темное и беззвездное небо на востоке, - и продолжать идти, то в конце концов ты придешь оттуда.- Он ткнул рукой в противоположную сторону. - Только пониже, конечно. Окажешься под горизонтом.
- О'кей, - сказал Гарри.
- Я вижу, ты правша.
Гарри намазывал тост, но при этом наблюдении остановился.
- И что?
- А вернешься ты левшой.
Гарри не стал допытываться подробностей.
- Так почему ты хочешь уничтожить передачу?
Очень неловко было вести такой разговор в общественном месте.
- Гарри, ты чего-нибудь в физике понимаешь? Мы говорим об искривлении пространства. В некоей конечной области степень кривизны может быть увеличена, обнулена или инвертирована. И это только дело техники. Мы говорим о гравитации! Антигравитации, искусственной гравитации. Это все теперь у нас в руках.
- Вроде бы это хорошие новости, Бейнс?
- Если бы дело ограничивалось этим, я бы с тобой согласился. Никаких проблем с выведением грузов на орбиту. Хозяйка прилепит к холодильнику пару антигравитационных дисков и сама отнесет его в подвал. Но ведь можно заставить весь Нью-Йорк упасть в небо - как тебе это? Или превратить штат Мэриленд в черную дыру. - Римфорд устало поднялся. - Бог знает, что еще есть в этих дисках, Гарри. Но я думаю, что ты, или твой начальник, или кто-то еще повыше должен избавиться от них. Просто это для нас слишком.
Мышцы Гарри парализовало холодом.
- Это все уже засекречено.
- Гарри, не будь дураком. Ты знаешь, что утечка - это только вопрос времени. Сведения украдут. Или используют. Единственный надежный способ - прикрыть это все начисто, пока информация не вырвалась на волю. Еслиона еще не вырвалась.
- Ты говоришь о других копиях?
- Конечно. И может быть, уже поздно.
- Бейнс, ты же знаешь, что мы не можем уничтожить текст. Гамбини об этом даже слушать не станет. У Розенблюма случится сердечный приступ. И они будут правы. Диски с Геркулеса - источник знаний, о каком мы и мечтать не могли. И выбросить их мы не имеем права!
- А почему? Что мы можем из них узнать такого, что существенно превышает наши теперешние знания? Харли это понимает. Они показали нам, что мы не одни, как он сказал, до того, как мы точно узнали, что они заговорят снова. Вот это важно. Только это и важно. А все остальное - детали.
Он доел вафли, допил кофе и жестом попросил счет.
- Я лечу утренним рейсом, Гарри. Если ты сотрешь эту чертову штуку и тебя поймают или если ты сделаешь это открыто и на тебя будут нападать, можешь сказать, что поступил так по моему совету. На это я согласен. И я скажу, что ты поступил правильно.
Диск с Бейнсовской копией передачи Гарри положил в левый нижний ящик стола и прикрыл газетой, будто это могло защитить от кого-нибудь, кто этот ящик взломает. Потом он запер ящик и несколько минут смотрел на него. Потом встал и с вирусом в кармане вошел в лабораторию.
Еще не было шести. Когда Гарри вошел, в лаборатории находились только Маевский и двое лаборантов. Корд посмотрел на Гарри, кивнул и стал чертить свои схемы.
Гарри даже не рассматривал всерьез идею взять на себя стирание записей. Но не мог удержаться от искушения пройти по лаборатории и посмотреть, как это можно сделать.
Он знал, что есть шесть нумерованных копий. Плюс информация на жестких дисках. Четыре в ящике. Маевский работал с пятой, и еще одна была у лаборанта.
- Как же. Перед кем?
- Передо мной.
- Я так понимаю, не на публике?
- Нет. В медпункте.
- Это не много дает. - Харли хмуро поглядел на сигарету, затянулся, выпустил облако дыма и затушил сигарету в пепельнице. - Эта чертова штука убьет, меня когда-нибудь. Не люблю быть циником, но этот паразит только потому устраивает богослужение, что знает наверняка: его покажут по телевизору, а он любит мелькать. Использует каждое появление для проклятия безбожным элементам, кто бы они ни были. Но дураками будем выглядеть мы. - Президент прижал пальцы к вискам. - Надеюсь только, что вы принесли что-то, стоящее той цены, которую мы платим.
Гарри сидел под портретом Теодора Рузвельта. Тедди расположился в кресле подле камина, в задумчивом настроении. Возглавляя наступление, на сафари, на охоте на бизона Тедди всегда казался Гарри самым неприятным из президентов. В отличие, например, от Джефферсона или Мак-Кинли, принадлежащих далекой эпохе, этот кавалерист-доброволец был олицетворением романтического века, которого никогда и не было. А кто сегодня представляет реальность? Джон У. Харли или Эд Гамбини?
- Мистер президент, Пит Уиллер думает, что нашел способ извлечения энергии из магнитного поля Земли.
- Вот как? - Выражение лица Харли не изменилось, но в глазах сверкнул интерес. - И сколько энергии? -- Он наклонился вперед. - И насколько сложен процесс?
- Пит считает, что в свое время эта энергия удовлетворит мировую потребность. Источник чертовски близок к неисчерпаемому. Практических деталей у нас пока нет. Они потребуют определенного времени, но Пит утверждает, что механизм не будет сложным.
- Господи! - Харли просиял. - Гарри, если это правда, еслиэто правда… - Он уставился в даль. - Когда я получу что-то на бумаге?
- К концу недели.
- Давайте завтра. К середине дня. Дайте, что у вас есть, пусть это даже будет записано на обороте конверта. Меня не интересует теория. Я только хочу знать, какую можно получать мощность и сколько надо будет ресурсов, чтобы запустить систему. Гарри, вы меня поняли?
- Мистер президент, я не уверен, что мы сумеем так быстро собрать данные.
- Сумеете, сумеете.
- Но мне кажется…
Президент встал и посмотрел на часы. Гарри понял намек и тоже встал.
- У вас челюсть распухла. Это во время беспорядков, или к вам слишком пристают дамы? - Он заулыбался, придя в радостное настроение. - Поберегите себя, вы мне нужны. Эд и его команда - это хорошие люди, но у них нет чувства ответственности. Разве что перед собой. Я их понимаю - они живут в мире, где люди разумны и нет других врагов, кроме невежества. Мне нужно ваше здравое суждение, Гарри.
Харли подтвердил свои слова кивком, который яснее слов сказал Гарри, что теперь он входит в президентскую команду.
- Преступники стреляют в людей. Спроси я у Эда, что делать с этой проблемой, он бы предложил мне прекратить производство огнестрельного оружия. Прекрасный логический ответ и никуда не годный, конечно, поскольку политический климат такого не позволит. Зато мы, быть может, решим наши внутренние проблемы, подключив новый источник энергии. Поживем - увидим. У вас еще что-нибудь есть ко мне?
- Нет, сэр, - ответил Гарри, направляясь к двери.
Он понимал, что его снова взяли за шкирку и выставили. Но Харли это сделал настолько искусно, что из Белого дома Гарри вышел в приподнятом настроении.
Бейнс Римфорд, покинув гостиницу на Гудлак-роуд, не поехал к себе домой. Он несколько часов бесцельно ездил по пустым хайвеям, между стенами темного леса. Дождь, переставший днем, зарядил снова. На ветровом стекле стала намерзать наледь.
Видит Бог, Римфорд не знал, что делать.
Он въехал на подъем, слишком быстро спустился вниз и вошел в длинный поворот, выходивший к мосту. Не было видно, что там внизу - вода, или рельсы, или просто ложбина, но в некотором смысле это был мост через время. На той стороне ждал его Оппенгеймер. И Ферми, и Бор. И все, кто спустил с цепи небесный огонь.
Наверняка был такой момент, думал Римфорд, в Лос-Аламосе, или в Оук-Бридже, или в университете Чикаго, когда они поняли, по-настоящему поняли последствия своей работы. Случилось ли им тогда сойтись и обсудить? Было ли решение о продолжении работы сознательным, когда зимой сорок третьего - сорок четвертого стало ясно, что нацисты далеки от создания бомбы? Или просто они действовали по инерции? В экстазе от проникновения в тайны Солнца?
Римфорд говорил когда-то с Эриком Кристофером, единственным участником проекта «Манхэттен», которого знал лично. Кристофер был уже удручен годами, когда Бейнс подошел к нему на встрече, где Кристофер подписывал книги. Он уже тогда сошел с нарезки и пытался связать физику с дальневосточным мистицизмом. Римфорд купил экземпляр и был обрадован реакцией старика, когда назвал свое имя. А потом безжалостно задал ему вопрос. Единственный случай, когда он мог вспомнить за собой намеренную жестокость. Кристофер тогда сказал, что вам теперь, шестьдесят лет спустя, легко говорить, что надо было делать. А в нашем мире были нацисты и страшная война на Тихом океане, грозившая гибелью миллионам американцев, если бы мы не сделали бомбу.
Но не могло не быть у них часа, мига, когда они усомнились в себе, когда была возможность действовать ради будущего, направить историю по другому пути. Этот выбор существовал, как ни короток был тот миг. Они могли отказаться выпускать джинна из бутылки.
«Выбор «Манхэттен».
Римфорд гнал машину в ночь, искал по темным сельским дорогам что-то, чего сам не мог назвать. И яростно думал, не будет ли миру спокойнее, если он сейчас разобьется.
* * *
Глаз у Лесли распух. Было и еще несколько весьма заметных синяков. И она поморщилась от боли, когда села.
- Какое-то время тебе не придется ходить на молитвенные собрания, - отметил Гарри. - Ты похожа на боксера.
- И не слишком умелого. Что сказал Фримен?
Они сидели в ресторане «Неаполь» на Массачусетс-авеню, рядом с Дюпон-серкл.
- Принял на себя ответственность. Я был удивлен.
- Да, ему это наверняка было трудно. Мне кажется, он в своей жизни редко сталкивался с бедствиями. По крайней мере такими, за которые сейчас принимает на себя долю вины. Он знает, что погиб ребенок, и знает, что этого не случилось бы, если бы он не приехал. Или хотя бы не раскрывал пасть и не взбудоражил всех. Это ему будет тяжело. Тут нелегко даже перед собой оправдаться.
- Я егоспросил, зачем он это сделал. Ответ я знал: была возможность выступить перед камерами.
- Это правда, - согласилась Лесли. - Но это не вся правда. Не думаю, чтобы он так поступил исключительно по эгоистическим причинам. Если не считать внутреннего удовлетворения от ощущения себя правой рукой Господа. Кем бы Фримен ни был, он не лицемер. Он искренне верит. И когда он говорит о мире, окруженном водами Иордана, управляемом божеством, которое любит свои создания, когда Фримен цитирует псалмы столь прекрасные, что поневоле задумаешься, порождены ли они человеческим умом, очень просто захотеть, чтобы все это было правдой. Захотеть, чтобы все было в мире по Фримену. И эта картина мира получше, чем у любого из нас. Эд пытался когда-то мне объяснить, почему у Вселенной нет края, вопреки тому факту, что она возникла из взрыва, и я никак не могла взять в толк, о чем он говорит. Мир физиков холоден, темен и огромен. Мир Фримена - это сад, или когда-то был садом. На самом деле, Гарри, для меня Бог - вещь куда более понятная, чем четвертое пространственное измерение.
Блестящие глаза Лесли стали далекими, как было в тот первый вечер, когда он ее увидел.
- Эд не захотел бы жить в саду, - сказал он.
- Да, вряд ли захотел бы. Разве в Эдеме будут работать телескопы? И что он там мог бы увидеть? И тем не менее все эти годы его вела идея - какая? Он хотел получить ответы на большие вопросы. Он по-своему похож на Августина двадцатого века. И вряд ли совпадение, что среди его ближайших сотрудников есть католический священник.
Лесли осторожно приложила платок к распухшему глазу и поморщилась от боли.
- Завтра он не будет видеть, - пожаловалась она. - А ты как себя чувствуешь?
У него все болело.
- Не слишком, - сознался он.
Принесли ужин - спагетти и котлеты для Гарри и язык для Лесли.
- Ты очень по ним скучаешь? - вдруг спросила она. Гарри попробовал чесночный хлебец.
- Отлично, - сказал он. Лесли ждала.
- Они составляли приличный кусок моей жизни, - ответил он. - Джулия сказала, будто мне все равно, живы они или нет. И она говорила всерьез, она верила в свои слова. Но это неправда и никогда не было правдой. Сейчас в моей профессиональной жизни самое интересное время, и Бог один знает, куда оно выведет. Но если правду сказать, мне от него никакой радости. Я бы все это выменял… - Гарри поковырял еду на тарелке. - Ладно, не стоит. Ты же этим зарабатываешь на жизнь? Слушаешь рассказы людей, как они сами себе жизнь испортили.
Она потянулась через стол и взяла его за руку.
- Я тебе не психолог, а друг, Гарри. Я знаю, что сейчас у тебя трудное время. И знаю, что впечатление у тебя такое, будто оно никогда не кончится. Ты сейчас на самом дне. Но ты не один, и дальше будет становиться лучше.
- Спасибо, - ответил он. И, помолчав, добавил: - Ее трудно заменить. - Он улыбнулся Лесли: - Какую-то секунду мне казалось, будто ты сейчас скажешь, что сама через такое прошла.
Дрожащее пламя свечей накрывало тенями ее шею и глаза. Лесли казалась задумчивой, и Гарри вдруг понял, как она до боли прекрасна. И почему он такую простую вещь заметил только сегодня?
- Ты прав, - ответила она, - считая ее неповторимой. Никогда ты не найдешь другой с теми же самыми параметрами. Но это не значит, что ты не найдешь другой с параметрами равно желательными. Или даже улучшенную модель. - Она не улыбалась, но что-то лукавое было в глазах. - И я не собиралась тебе говорить, что переживала нечто подобное. Я одна из немногих счастливцев, которых никогда не касалась Великая Страсть. Могу сказать, к стыду своему, наверное, что никогда не встречала мужчину, которого нелегко было бы бросить.
- Кажется, ты о нас не слишком высокого мнения. Гарри попытался сказать это шутливо, но сам понял, что не получилось.
- Да нет, я люблю мужчин, - сказала она, сжав руку Гарри. - Нормальный народ, и не оставить ли нам эту тему?
В «Красную черту» они зашли выпить по рюмке на ночь. Было поздно, и они немного посидели, слушая музыку. Лесли задумчиво покачивала стакан, глядя в него, и Гарри наконец спросил, продолжает ли она мысленно переживать сегодняшние беспорядки.
- Да нет, ничего такого. - Они посмотрели друг другу в глаза, и Лесли пожала плечами. - Я почти все время занята переводом. И впечатление, которое мы получаем от этого текста, оно… ну, несколько сбивает меня с толку.
- В каком смысле?
Она задышала чуть глубже, открыла сумочку, покопалась там и нашла смятый конверт с логотипом банка Филадельфии. Разгладив бумагу, Лесли достала ручку и стала писать. Гарри смотрел на строку, вверх ногами, и текст был похож на стихи.
- Вот дословный перевод, - сказала она. - Но я думаю, что он вполне передает дух текста.
Дописав, Лесли пододвинула ему бумагу.
Я говорю с поколениями
О тех, чьи кости лежат в курганах.
Мы не знаем покоя, они и я.
Гарри перечитал несколько раз.
- Мне это ничего не говорит, - сказал он. - Что бы это значило?
Она снова написала на конверте:
Пройдя сквозь ту силу,
Что правит цветком мира,
Я знаю пульс галактик.
- Прошу прощения, - сказал Гарри, - но я пас.
- Это вне контекста, - сказала Лесли. - И только Бог знает, насколько точен этот перевод. Но «цветок мира», как я понимаю, - это процесс эволюции. А сила, которая им правит, - это смерть.
Гарри заказал еще по одной. Лесли откинула локон с лица.
- Набор данных, над которым я работаю, наполнен вот такими штуками, предполагающими весьма случайное знакомство с понятием смертности. И есть еще упоминание о проектировщике.
- Проектировщике?
- Наверное, это Бог.
- Мы напоролись на планету, населенную пресвитерианами?
- Смешно. - Она закрыла глаза. - Вот еще из текста:
Я коснулся живой цепи,
Познал танцы внутри протона.
Я говорю с мертвыми.
И я почти знаю проектировщика.
- Просто стихи, - сказал Гарри.
- Да, я знаю. Но не понимаю их. Гарри, сочинитель этих стихов повторяет нам снова и снова, разными способами, что они умерли, что они - сообщество живых и мертвых.
- Можно было бы возразить, что христианские общества - это тоже объединение живых и мертвых. А некоторые религии утверждают, что в каждой личности живут ее предки.
- Я полагаю, здесь тоже что-то вроде этого. - Лесли смяла конверт и бросила его на стол. - Я не знаю. И это не просто несколько странных катренов. Во всем материале - ощущение расы, которая превзошла смертность.
- Я бы хотел еще что-нибудь из этого прочесть.
- О'кей, - просияла Лесли. - С удовольствием. Хотелось бы получить впечатление от свежего взгляда.
Когда Кармайкл ушел, Джон Харли еще долго простоял возле занавески, глядя на движение на Экзекьютив-авеню. В Белый дом он пришел три года назад, убежденный, что может руководить в этот трудный период, когда столько стран владеют оружием массового поражения, когда в стольких местах бушуют вооруженные конфликты и геноцид, когда на Запад давят с полдюжины грошовых диктаторов, плюющих на приличия и эмбарго и постоянно грозящих своим соседям.
Точно так же стояли у этого окна в ночную пору другие президенты: Кеннеди, Никсон, Рейган - в тени нависшего ядерного молота. И потом, после развала Советского Союза, Буш и четверо его преемников боролись с трудностями иного рода: создание нового мирового порядка, где национальные государства смогут жить в мире и где голод и болезни будут стерты с лица земли.
Это была благородная задача, но такая, которая выходит за пределы сил любой группы стран. Население несколько стабилизировалось, но продолжало расти, опережая все усилия создать хотя бы шанс обеспечить всем достойное существование.
Страшной правдой было то, что на планете постоянно продолжала литься кровь. Но если Гарри Кармайкл прав, если под рукой есть неисчерпаемый источник энергии, то возникает реальная возможность сделать шаг к мечте Джорджа Буша-старшего.
И президент понял, что сегодня, быть может, Кармайкл принес ему бессмертие.
МОНИТОР
КИТАЙСКАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА ПОЙМАНА В ЗАЛИВЕ ЧЕСАПИК
Ассошиэйтед пресс: Информированные источники сегодня сообщили, что береговая охрана США и корабли ВМФ выследили китайскую подводную лодку класса Y у входа в залив Чесапик…
ТУРИСТ В ЙЕЛЛОУСТОНЕ УБИТ МЕДВЕДЕМ
Парень хотел спасти завтрак, сообщает его подруга…
КОНГРЕСС УТВЕРДИЛ ФИНАНСИРОВАНИЕ ГОРОДОВ
Полиция, образование и программы занятости получат помощь…
БОЛИВИЙСКИЕ ПАРТИЗАНЫ ЗАХВАТИЛИ ПОЛИЦЕЙСКИЙ ПОСТ НА ГРАНИЦЕ С ПЕРУ
Бои армии с повстанцами под городом Титикака…
ЛЕЙКХЕРСТСКОМУ ТЕРРОРИСТУ ПРЕДЪЯВЛЕН ИСК О ВОЗМЕЩЕНИИ УЩЕРБА
Сотрудник спецполиции при захвате станции получил перелом черепа…
СЕВЕРНАЯ ДАКОТА УРЕЗАЕТ РАСХОДЫ НА МЕДОБСЛУЖИВАНИЕ
По новому закону плату определяют власти штата… АМА предупреждает о снижении качества медицинской помощи…
ПАКИСТАН ПРОСИТ У ВСЕМИРНОГО БАНКА ССУДУ В 6 МЛРД ДОЛЛАРОВ
ПРАГА ОТВЕРГАЕТ УЛЬТИМАТУМ АРМИИ
Беспорядки на заводах; армия отказывается подчиняться…
УГРОЗА ЯДЕРНОГО ШАНТАЖА В ЭТОМ ДЕСЯТИЛЕТИИ БУДЕТ РАСТИ
Двадцать шесть стран объединяют усилия разведок…
Глава двенадцатая
Примерно в три часа ночи у Гарри зазвонил телефон. Гарри перевернулся, уставился в темноту, нашарил аппарат и сбил трубку на пол.
- Кармайкл! - рявкнул он в микрофон.
- Гарри?
Что за черт? Звонил Римфорд. Что могло его всполошить в такой час?
- Да, Бейнс? Что случилось?
- Ничего. Но мне нужно с тобой поговорить.
- Сейчас?
- Да. Тут есть круглосуточная вафельная на Гринбелт-роуд. «Арло» называется.
- Я знаю, где это.
- Будь там через сорок минут.
Он повесил трубку, а Гарри остался лежать и таращиться в невидимый потолок.
Что может хотеть от него Римфорд? Гарри подумал мельком, не позвонить ли Гамбини, но решил, что Римфорд хочет говорить с ним наедине, иначе сам бы позвонил Эду. Он сбросил ноги с кровати, помотал головой, прогоняя остатки сна, и направился в душ.
Когда Гарри приехал, Римфорд сидел и читал «Пост». Если не считать его и двух полинявших официанток средних лет, зал пустовал. Дождь только что перестал, и большие стекла еще были покрыты каплями. Очень ярко светили лампы, и пахло хорошим кофе.
Римфорд поднял глаза от стола и без улыбки поздоровался.
Гарри сел, и ему принесли кофе.
- Заказывать будете? - жизнерадостно спросила официантка.
- Можно, - согласился Гарри. - Яичницу с ветчиной. И тост.
Когда официантка отошла, он повернулся к Римфорду.
- Так в чем дело? - спросил он, понизив голос.
У Римфорда был усталый и подавленный вид. Он полез в карман, достал пакет в пластиковой обертке и передал Гарри посмотреть.
- Это же текст передачи, - удивился Гарри.
- Полный.
- И как ты его получил?
- Просто вынес. Я эту копию сделал раньше, чем ввели ограничения. Тебе я ее отдаю как напоминание, что могут быть и другие. Вряд ли мне одному было удобнее работать дома.
- Спасибо, - сказал Гарри, не зная, хочет ли он даже трогать этот пакет. - Лучше всего его прямо на месте уничтожить и забыть. Иначе начнется дело о нарушении секретности, и мы с тобой весь следующий год будем только писать объяснения.
Римфорд кивнул и глотнул кофе.
- Если ты так считаешь.
- Бейнс, что это должно значить? Он впился в Гарри глазами:
- Хочешь совет?
- Давай. - Гарри осторожно сунул пакет в карман.
- Когда избавишься от этого,- он посмотрел на карман Гарри, - воспользуйся этими избавься от всего остального.
Он вытащил диск и передал его через стол.
На диске была надпись «Меланхолический вальс».
- Что это, Бейнс?
- Вирус. Внеси его в лабораторию, загрузи в систему, и он сотрет все.
- Ты шутишь!
- Можешь его назвать «Выбором «Манхэттен». Так должен был поступить Оппи.
- Бейнс…
- И не забудь, - продолжал Бейнс, будто Гарри ничего и не говорил, - что есть еще несколько копий, не знаю точно сколько, пять или шесть, - на компакт-дисках. - Он посмотрел на часы. - Сейчас как раз подходящее время. Можешь стереть жесткие диски и без проблем добыть все копии.
Гарри подумал, не случилось ли у Римфорда срыва.
- Зачем? - спросил он. - Зачем это надо?
Он видел, что космолог не в себе, и потому постарался говорить помягче, приготовился уговаривать. И это было какое-то странное удовлетворение - говорить по-отечески с
Бейнсом Римфордом. «Ничего, Бейнс, ничего. Все будет хорошо».
Синие глаза полыхнули.
- Что бы ты меньше всего хотел найти в этой передаче, Гарри?
- Не знаю,- ответил Гарри, усталый от всего этого. Никак не кончаются эти чертовы проблемы. - Чуму. Большую бомбу. Способ взорвать планету. - Он сунул вирус в тот же карман. - А что ты нашел?
- Сегодня я встал с намерением ехать в лабораторию и сделать это самому. Можешь поверить?
В кафе стало холодно.
- И почему ты не стал? Почему позвонил мне?
- Не мне принимать такое решение. Ответственность здесь не моя. Это должно быть стерто - диски, записи, чертежи, все, что там есть. Но… - Официантка принесла две тарелки - вафли для Римфорда, яичницу с ветчиной для Гарри.
- Я рад, - заметил Гарри, - что эта проблема не повлияла на твой аппетит.
Римфорд засмеялся, намазал вафли маслом и посыпал сахарной пудрой.
- Гарри, это не мояпроблема, и если я пойду и сотру текст, моя карьера кончена, и я, наверное, стану самым презираемым специалистом на всем земном шаре. Я на это не напрашивался, и решать не мне. Жертвовать собой я совершенно не собираюсь.
- Так что же там такое? - спросил Гарри. Римфорд надкусил вафлю.
- Дешевый способ устроить конец света. На это хватит ресурсов почти любой ближневосточной страны. Или даже хорошо обеспеченной террористической организации. Процедура нетрудная, если знать, что делать. И по любым меркам, - заключил он, - я сейчас самый опасный человек на свете.
- У меня было впечатление, - сказал Гарри, - что ты ограничивался космологическим материалом, который был в тексте.
- Верно.
- И что же, ради всего святого, мог ты найти в космологических рассуждениях?
- Способ изгибать пространство, Гарри.
- Объясни.
- Благодаря алтейцам мы теперь знаем конкретные цифры кривизны пространства. Или по крайней мере знаем, какие цифры они поддерживают. Очевидно, в нормальных обстоятельствах эта кривизна где-то около пятидесяти семи миллионов световых лет на дуговой градус. Это значение меняется в зависимости от местных условий. А если оно кажется очень малым, то потому, что Вселенная не есть сфера в гиперболическом пространстве, как я предсказывал и как мы все полагали.
Гарри попытался понять, но это было безнадежно.
- Я думал, - сказал он, - что Вселенная предполагалась плоской.
- В конце века все мы так думали. Точка зрения менялась туда и обратно, Гарри. Но если алтейцы правы - а нет оснований полагать, что это не так, - то она представляет собой искаженный цилиндр. Нечто вроде четырехмерной ленты Мебиуса. Понимаешь, если пойти точно туда,- он показал на темное и беззвездное небо на востоке, - и продолжать идти, то в конце концов ты придешь оттуда.- Он ткнул рукой в противоположную сторону. - Только пониже, конечно. Окажешься под горизонтом.
- О'кей, - сказал Гарри.
- Я вижу, ты правша.
Гарри намазывал тост, но при этом наблюдении остановился.
- И что?
- А вернешься ты левшой.
Гарри не стал допытываться подробностей.
- Так почему ты хочешь уничтожить передачу?
Очень неловко было вести такой разговор в общественном месте.
- Гарри, ты чего-нибудь в физике понимаешь? Мы говорим об искривлении пространства. В некоей конечной области степень кривизны может быть увеличена, обнулена или инвертирована. И это только дело техники. Мы говорим о гравитации! Антигравитации, искусственной гравитации. Это все теперь у нас в руках.
- Вроде бы это хорошие новости, Бейнс?
- Если бы дело ограничивалось этим, я бы с тобой согласился. Никаких проблем с выведением грузов на орбиту. Хозяйка прилепит к холодильнику пару антигравитационных дисков и сама отнесет его в подвал. Но ведь можно заставить весь Нью-Йорк упасть в небо - как тебе это? Или превратить штат Мэриленд в черную дыру. - Римфорд устало поднялся. - Бог знает, что еще есть в этих дисках, Гарри. Но я думаю, что ты, или твой начальник, или кто-то еще повыше должен избавиться от них. Просто это для нас слишком.
Мышцы Гарри парализовало холодом.
- Это все уже засекречено.
- Гарри, не будь дураком. Ты знаешь, что утечка - это только вопрос времени. Сведения украдут. Или используют. Единственный надежный способ - прикрыть это все начисто, пока информация не вырвалась на волю. Еслиона еще не вырвалась.
- Ты говоришь о других копиях?
- Конечно. И может быть, уже поздно.
- Бейнс, ты же знаешь, что мы не можем уничтожить текст. Гамбини об этом даже слушать не станет. У Розенблюма случится сердечный приступ. И они будут правы. Диски с Геркулеса - источник знаний, о каком мы и мечтать не могли. И выбросить их мы не имеем права!
- А почему? Что мы можем из них узнать такого, что существенно превышает наши теперешние знания? Харли это понимает. Они показали нам, что мы не одни, как он сказал, до того, как мы точно узнали, что они заговорят снова. Вот это важно. Только это и важно. А все остальное - детали.
Он доел вафли, допил кофе и жестом попросил счет.
- Я лечу утренним рейсом, Гарри. Если ты сотрешь эту чертову штуку и тебя поймают или если ты сделаешь это открыто и на тебя будут нападать, можешь сказать, что поступил так по моему совету. На это я согласен. И я скажу, что ты поступил правильно.
Диск с Бейнсовской копией передачи Гарри положил в левый нижний ящик стола и прикрыл газетой, будто это могло защитить от кого-нибудь, кто этот ящик взломает. Потом он запер ящик и несколько минут смотрел на него. Потом встал и с вирусом в кармане вошел в лабораторию.
Еще не было шести. Когда Гарри вошел, в лаборатории находились только Маевский и двое лаборантов. Корд посмотрел на Гарри, кивнул и стал чертить свои схемы.
Гарри даже не рассматривал всерьез идею взять на себя стирание записей. Но не мог удержаться от искушения пройти по лаборатории и посмотреть, как это можно сделать.
Он знал, что есть шесть нумерованных копий. Плюс информация на жестких дисках. Четыре в ящике. Маевский работал с пятой, и еще одна была у лаборанта.