— А нельзя ли подробнее? — сосредоточенно нахмурился Макс.
   — Это лишь догадка. Но когда Куполом еще пользовались, поблизости могли быть и туземцы. Кто знает, кто еще тут мог оказаться? Скажем, медведи. В общем, как бы ты устроил дверь, чтобы твои люди без труда могли пользоваться ею, а туземцы — да и вообще все остальные — не могли?
   — Не знаю.
   — А я бы воспользовалась датчиком, реагирующим, скажем, на синтетику. А на все остальное — голая кожа, мех, что-либо иное — дверь бы не отпиралась.
* * *
   Нахлынули орды любопытствующих. Они ринулись через пограничные заставы США, напрочь забив шоссе и двухрядные дороги к северу от Фарго и Дикинсона. Они прибывали спецрейсами в Международный аэропорт Форт-Мокси, где обнаруживали, что контора по прокату автомобилей располагает одной-единственной машиной, а на весь город имеется лишь одно такси. Столкновение пяти автомобилей у Дрейтоновского въезда на шоссе №1-29 создало затор, заблокировавший движение в северном направлении на два часа. На шоссе №18 водители черными словами проклинали пробку, растянувшуюся на многие мили и заставлявшую их двигаться рывками по нескольку ярдов. К исходу первого дня после начала тотальной обработки общественного мнения насчитывалось двое погибших, свыше двадцати раненых и почти двести человек с обморожениями различной тяжести. Ущерб, нанесенный частным владениям, оценивался в четверть миллиона долларов. Этот день остался в памяти людей, как единственный в истории Северной Дакоты день автодорожной бойни.
   Полиция весь день пыталась в радиообращениях урезонить водителей. В два часа дня президент выступил по радио и телевидению, призывая людей к спокойствию. (Что довольно странно, поскольку причиной беспорядков послужил отнюдь не разгул страстей.) «Обстановка на дорогах в Валгалле и ее окрестностях, — сказал он, — крайне сложная. Если вам хочется увидеть, что творится на гребне Джонсона, то легче и безопаснее всего это сделать из вашей собственной гостиной».
   Мы любим заявлять, что большинство людей лишено чувства историзма. Это заявление обычно основывается на неосведомленности: кто и что сделал, когда произошло то-то и то-то. И все же кто из нас не ухватился бы обеими руками за возможность посетить Геттисберг[8] в великий день или перекусить в компании Цезаря, если таковая представится? Всем нам хочется прикоснуться к истории, стать частью всесокрушающего прилива. И вот она, возможность, событие высочайшей важности, и разве усидит человек дома перед телевизором, если он может самолично побывать на гребне Джонсона?
   По унылым чертам лица и лишенным всякого выражения глазам шефа полиции, грузного мужчины с утробным голосом, нипочем нельзя было догадаться о его сметке и ясном уме. Звали его Эмил Датабл, но подчиненные за глаза тут же окрестили его «Дай-то Бог!», точно подметив его склонность относиться ко всему с сомнением.
   Он приехал на плато ближе к полудню. К тому времени Макс с командой помощников уже не первый час сидел на телефоне, отвечая на бесчисленные звонки металлургов, археологов, промышленников, политиков и любителей диковинок со всего света.
   Датабл был отнюдь не в восторге. Появление этой гадости сильно осложнило его работу. Он понимал, что в его епархии разыгрываются события грандиозной важности, но предпочел бы, чтобы они разыгрались где-нибудь в другом месте.
   — Может, придется вызвать Национальную гвардию, — сказал он Максу. — Смахивает на то, что в нашу сторону направляется вся Северная Америка.
   — Тоже мне, новость! — отозвался Макс. — Может, стоило бы вообще закрыть въезд на плато и не подпускать людей на пушечный выстрел.
   Датабл огляделся, будто опасаясь, что их могут подслушать:
   — Вы что, серьезно?! Да дела в округе пошли лучше некуда! Если я закрою эту штуку, то моя работа вылетит в трубу. — Он выглянул из окна. Стоянка была забита сотнями машин. — Послушайте, эта ситуация как нельзя на руку нашим городам. Все еще стоит мороз, и никому тут долго не вытерпеть. Они приезжают, глядят и едут дальше. Затем основная масса приезжих направляется в ближайшие города, чтобы поесть чего-нибудь горячего и пробежаться по магазинам. Все в движении, ничто не стоит на месте. То есть не стояло до недавнего времени. А сейчас у нас слишком большой поток автотранспорта.
   Макс кивнул, в душе порадовавшись, что об этом голова болит не у него.
   — Макс, — минутку помолчав, проронил Датабл, — вы, часом, не собираетесь начать пускать их внутрь, а?
   — В Купол? Нет. Мы открыли доступ лишь для прессы и исследователей.
   — Хорошо. Потому что это затормозило бы дело. Нужно держать их на холоде. Пока нам будет это удаваться, все будет в порядке. — Датабл энергично кивнул. — Только не передумайте! — Он встал и направился к двери, но на пороге задержался. — Если повезет, температура упадет ниже нуля. Это было бы нам на руку.
* * *
   Вертолеты прибывали каждые пару минут, доставляя все новые отряды журналистов и важных шишек. Ласкеру нужна была помощь в организации порядка, и Макс вдруг оказался ответственным за приветствия. Эйприл забросали вопросами и просьбами сделать фотографии, и она честно старалась ответить всем. Но день выдался изнурительный, и все они обрадовались, когда увидели, что солнце садится.
   — Нелепость какая-то, — жаловалась Эйприл. — Меня ждет самая интересная на свете находка, а мне нет отбою от репортеров. Мне хочется хорошенько оглядеться внутри.
   Так уж получилось, что у журналистов было гораздо больше времени, чем у нее, чтобы осмотреть Купол изнутри.
   Были и другие помехи. Еще не успевшая осознать этого Эйприл вдруг проснулась знаменитой — никто из ученых во всей стране не мог похвастаться такой же известностью. В первые же двадцать четыре часа после их выхода на мировую арену (именно так это теперь представлялось) она получила деловые предложения от трех ведущих косметических фирм, желавших, чтобы Эйприл одобрила их продукцию, от пищевой компании («Внеземное наслаждение»), от агентства по прокату автомобилей и от Эм-си-ай.
   Она водила по Куполу целые толпы посетителей, давала интервью и устраивала пресс-брифинги. Теперь фотографы обнаружили, что у них есть фотогеничный объект съемки, и пыхали своими блицами непрерывно. Она явно упивалась всем этим, и Макс радовался за нее. Она сообразительнее и проворнее его да вдобавок обладает чарующей улыбкой и пристрастием к лаконичным заявлениям для электронной прессы.
   На третий день после проникновения в Купол начался кропотливый процесс просеивания и устранения скопившейся в нем земли. Были расчищены отдельные секции стены, чтобы впустить внутрь рассеянный солнечный свет.
   Подобный свет просачивается летним днем сквозь лиственный кров леса. Но тут, конечно, никаких листьев не было — просто зеленые стены, вероятно, кэннониевые, ничем не отличающиеся от наружных, окно на уровне груди, охватывающее панораму в двести семьдесят градусов, с осью симметрии в передней части Купола.
   Ласкер попросил Макса присматривать за ходом работ, Эйприл описала ему необходимые меры предосторожности, после чего он был предоставлен самому себе. Кроме того, в это же время они успели нанять в качестве пресс-атташе экс-мэра Фрэнка Молла.
   Макс думал, что источником настоящей информации станут стены. Ему хотелось узнать, как можно сделать систему, не теряющую работоспособности даже через десять тысяч лет. И все же ему было жаль, что первый контакт принес всего-навсего совершенную систему отопления.
   Оставив Эйприл записку, Макс поехал, обратно в мотель, но застрял в пробке и прибыл в Форт-Мокси лишь через два часа, издерганный и раздраженный. Городок пребывал буквально в осаде. Машины стояли повсюду, на улицах было негде яблоку упасть. Макс кое-как пробился к стоянке мотеля, но там свободных мест не оказалось. В конце концов ему удалось пристроить машину на Легхорн-стрит, в шести кварталах от мотеля.
   Пешком шагая обратно, он видел юнца в свитере, изображающем Купол, с подписью «Форт-Мокси, Северная Дакота — МИР ИНОЙ». В витрине «Замка и зонта» красовалась целая выставка стаканов, тарелок, полотенец, суперобложек, солонок и перечниц с символикой Купола, а заодно ряд его сувенирных моделей. В расположенном через Бэннистер-стрит от него «Супермаркете Майка» рекламировалось примерно то же самое, но в большем ассортименте.
   Навстречу Максу неспешно катили два школьных автобуса, разукрашенные яркими флагами с силуэтом Купола. На передке ехавшего первым было начертано «Туманный дух». В автобусах сидели юноши и девушки студенческого возраста, они радостно махали Максу, проезжая мимо него.
   Макс помахал им в ответ, поспешил вдоль по улице (он уже успел озябнуть) и наконец с радостью окунулся в уют своей комнаты в мотеле. Внезапно охватившее со всех сторон тепло выпило из него все силы, и, сбросив куртку на кресло, Макс повалился на кровать.
* * *
   Автобусы остановились у ресторана Клинта. Зал оказался полон, где уж вместить еще шесть десятков человек, но Клинт не собирался упускать такую уникальную возможность. Он предложил приготовить сандвичи и кофе на вынос и забронировал приехавшим места на ужин. Когда они удалились, Клинт отметил, что запасы консервированного мяса, пикулей и картофельного салата тают с непредвиденной быстротой, и отправил сына в Гранд-Форкс заказать дополнительные поставки.
   В «Замке и зонте» Арнольд Уайтекер дивился скорости исчезновения с полок автозапчастей. Очень хорошо шли игры для детей, способные занять их в дороге, и — зловещий признак — огнестрельное оружие. Да еще бинокли. Спрос на атрибутику Купола взмыл до небес. Арнольд считал, что взял солидную партию этой дребедени, но та грозила закончиться завтра к вечеру.
   Когда же он позвонил, чтобы заказать еще, виннипегский поставщик смог лишь вписать его в список очередников.
   Мотель «Северная звезда» был набит под завязку уже вторую неделю подряд. За всю его историю такое случилось впервые. В то самое время, когда Макс уснул в своей комнате, руководство обсуждало вопрос об удвоении тарифа.
   Во всяком случае, цена выпивки в «Фургоне первопроходцев» уже заметно выросла. Правда, владелец ресторана Марк Хэнфорд осмотрительно назначил отдельные цены для местных и приезжих. При обычных условиях Марк счел бы подобную практику неэтичной, но времена настали необычайные. Бизнесмену положено приспосабливаться к смене обстановки. Он считал, что никто даже не обратит внимания; именно так и получилось.
   Заодно Марк решил предложить городскому совету наградить Тома Ласкера почетным дипломом, ничуть не сомневаясь, что предложение пройдет единогласно.
* * *
   Шарлотта Андерсон, сидевшая на переднем сиденье головного автобуса, физически ощущала силовые линии. Они наполняли ее, протекая сквозь пустоту и вознося ее на высочайший уровень сознания, недоступный ей прежде. Надрывный рев мотора автобуса, продвигавшегося рывками по нескольку ярдов, сменился ровным рокотом, и в душе Шарлотты вспыхнула радость триумфа. Цель близка!
   Источник энергии находится на юго-западе, мучительно близко отсюда. Несколько лет назад она уже побывала в подобной точке на Аляске, близ Бэрроу. Там Шарлотта тоже стала едина с космосом, установив контакт между своим внутренним «я» и окружающей Вселенной, включившись в великую сеть бытия. Тогда у нее тоже было приподнятое настроение. Но тот неведомый источник был погребен в горном перевале, под ледниками.
   Шарлотта — опрятная рыжеватая блондиночка родом из Лонг-Айленда, с аккуратно подстриженными волосами, немного нарочито веселая, словно ее жизнерадостность была наигранной, а не природной — окончила Принстон magna cum laude[9] и получила степень магистра современной европейской истории. Хотя воспитали ее преданной католичкой, во время учебы в высшей школе Шарлотта поняла, что ее не устраивает религия, так аккуратно разложившая все по полочкам. Господь — не счетовод. Окончив университет, она объявила, что стала унитарианкой[10]. Логика мироздания выходит за рамки рассудочного истолкования, разъяснила она огорченному отцу, человеку дано лишь расслабиться и созерцать ветер, веющий среди звезд. Отец уверил мать, что все будет в порядке, что все это юношеский вздор, и Шарлотта со временем перерастет эти глупости.
   Она знала, что кое-кто из парней в группе больше интересуется ею самой, чем источником энергии, но это не так уж и плохо. Дай срок, они окажутся на месте, и этого будет достаточно.
   Автобусы приехали из Миннеаполиса, где Шарлотта работала менеджером в «Макдональдсе», после того, как покинула дом, чтобы найти свое истинное «я». Когда на ферме в Северной Дакоте обнаружилось судно, она сразу поняла, что это лишь предвестник чего-то более грандиозного. И Кюри Миллер из Мэдисоновского института — тоже. Они обсудили это по сети — манхэттенская группа, Кюри со своей группой, Сэмми Ротштейн из Бойси, и Беннетты из Джексонвилля, и прочие друзья по всей стране — и в Филли, и в Сиэтле, и в Сакраменто. Когда ситуация дозрела, более шестидесяти членов телекоммуникационной общины, желая оказаться поближе к месту событий, вылетели в Гранд-Форкс, где Шарлотта и еще несколько человек из района городов-близнецов поджидали их с автобусами. Они арендовали здание муниципалитета Форт-Мокси и провели там две ночи, дожидаясь отставших. Теперь час пробил. Подгадать более удачный момент специально было бы трудно: последние новости с гребня Джонсона воспламенили их энтузиазм (если он вообще нуждался в воспламенении), и Шарлотта со всеми вместе поняла, что впереди их ждет настоящее чудо.
* * *
   Потом Эйприл так и не могла вспомнить толком, кто именно из команды Макса первым заметил ряд пиктограмм на стене в задней части Купола. Честь открытия приписывали себе несколько человек, но больше всего Эйприл поразило, что целые легионы журналистов, физиков, математиков и конгрессменов промаршировали мимо, не заметив картинок. Да она и сама их не замечала.
   В стеклообразной поверхности обнаружилось шесть пиктограмм — не бросающихся в глаза, не белых, а черных, и потому почти не контрастирующих с темно-зеленой стеной.
   Рабочие покинули Купол, оставив на месте тачки и лопаты. На полу осталось еще около двух дюймов земли. Эйприл стояла у стены, внимательно разглядывая пиктограммы. Шесть пиктограмм размером с ладонь располагались двумя вертикальными рядами: дерево, завитушки, смахивающие на дым, яйцо, стрела, пара переплетенных колец и фигура, напоминающая скрипичный ключ.
   Выполненные в стиле оленьей головы пиктограммы казались объемными. Эйприл внимательно пригляделась к дереву — верхней левой картинке. Как и другие, та располагалась под самой поверхностью. Вынув носовой платок, Эйприл протерла стену, чтобы видеть яснее.
   Дерево вдруг вспыхнуло.
   Эйприл испуганно отпрянула.
   Пиктограмма осветилась мягким янтарным светом, будто неоновая лампочка.
   Эйприл поднесла ладонь к стене, но не ощутила никакого перепада температур.
   И ничего не произошло — не открылись никакие двери, не изменилась освещенность. Эйприл снова приложила ладонь к пиктограмме, чтобы проверить, не погаснет ли та.
   Дерево продолжало светиться.
   Затем в нескольких футах от Эйприл вспыхнуло золотистое сияние. Сияние разгоралось, в нем замерцали звезды. Она пыталась крикнуть, но голос пропал.
   И вдруг сияние угасло так же быстро, как возникло. Будто щелкнули выключателем.
   Вот только никакого звука не было.
   Эйприл простояла без движения добрую минуту. На месте сияния сверкал в солнечном свете чистый круг пола.
* * *
   Шарлотта осмотрела штабель коробок, сложенных в задней части автобуса. Одна коробка съехала с места и грозила вот-вот вывалиться в проход. Шарлотта двинулась туда, но Джим Фредерик из Мобила опередил ее, сунув коробку на место. Поблагодарив его, Шарлотта вернулась на свое сиденье.
   Они выбились из графика — автодорожная пробка, растянувшаяся на девять миль к северо-востоку от раскопок, задержала автобусы на два часа. Знаки, установленные вдоль дорог, предупреждали посетителей, что доступ на участок открыт лишь до шести. Сегодня не успеть.
   Членами сети, как правило, становились студенты или молодые профессионалы — по большей части белые, любители бега трусцой или аэробики, не нуждающиеся в средствах. В шестидесятых они разъезжали бы на «автобусах свободы». Все они свято веровали в то, что жизнь можно сделать лучше для всех и каждого, и средства для этого лежат у всех под рукой.
   В автобусе гуляли сквозняки, окна замерзли, но Шарлотта и ее товарищи не теряли бодрости духа. Открыв термосы, они раздавали горячий кофе и шоколад. Они распевали дорожные песни — от речитативов Толкиена и Гаяна до ритуальных песнопений с прошлогодней генеральной ассамблеи в Юджине[11]. Они расхаживали взад-вперед по проходу, стараясь согреть ноги. И смотрели, как понемногу растет впереди плоскогорье Пембина.
   Автобусы свернули на шоссе №32 перед самым закатом. Тут дорожное движение пошло не в пример быстрее, но до Валгаллы они добрались уже после шести. Шарлотта испытывала искушение протрубить отбой и остановиться здесь ради ужина и ночлега. Однако когда к ней подошли с тем же предложением двое ее лейтенантов, она вдруг воспротивилась:
   — Давайте хотя бы попытаемся. Если нас сегодня не пустят, у нас есть еще чем заняться.
   Выехав на двухрядную дорогу, они довольно прилично разогнались. Водитель — рок-гитарист из Нью-Мексико по имени Фрэнки Атами — показал вперед:
   — Вот оно.
   Сбоку от дороги светились фонари и было установлено ограждение. Машинам давали от ворот поворот.
   — Останови-ка, — велела Шарлотта.
   Рядом с барьером, преграждающим въезд, стояли двое полицейских в теплых куртках. Фрэнки остановил автобус и открыл дверь. Шарлотта свесилась наружу, но полицейские дали знак проезжать.
   — Офицер, мы приехали издалека, — сказала дрожащая от холода Шарлотта.
   — Извините, мэм, — ответил тот, что повыше ростом. — У нас закрыто на ночь. Приезжайте завтра утром.
   — А во сколько вы открываетесь?
   Но полицейский лишь молча ткнул пальцем в сторону дороги. Фрэнки, глядя в зеркало заднего обзора, осторожно вывел автобус на шоссе.
   — Съезжай на обочину, когда сможешь, — попросила его Шарлотта. — Попытаемся взглянуть на него.
   Фрэнки с сомнением поглядел на кюветы по обе стороны дороги, уже успевшие стать последним приютом для нескольких машин.
   — Это навряд ли.
   Совсем упав духом, они ехали на юг, пока гребень совсем не скрылся из виду. Тогда Шарлотта выудила карту и сказала:
   — Ладно, первый поворот налево.
   Это вывело их на проселок, и уже в сумерках они выехали на участок, расположенный в нескольких милях от плато, но с отличным видом на него.
   — Фрэнки, найди подходящее место и остановись, — распорядилась Шарлотта.
   Они съехали на обочину. Второй автобус свернул следом и остановился обок с первым. Люди начали сновать между машинами, попивая горячий кофе и шоколад. В задней части автобуса Джим Фредерик начал распаковывать коробки. Порывшись в них, Мэй Томпсон и Ким Мартин достали фонари, наполнили их у дороги керосином и раздали всем по одному.
   Кто-то запел. Заря на западном горизонте отгорела, в небе замерцали первые звезды.
   И вдруг, будто кто-то щелкнул выключателем, вершина гребня озарилась изумрудным сиянием.
   Все застыли в благоговейном молчании.
   Спустя добрую минуту к Шарлотте подошла Мэнни Кристофер, программистка из Провидено, проронив:
   — Это он.
   Они молча обнялись и забормотали поздравления. Шарлотта зажгла свой фонарь. Это послужило сигналом для остальных, и они объединили сияние фонарей, выстроившись живой цепью лицом к гребню Джонсона.
   Шарлотта ощутила тягу, исходящую от объекта, находящегося на плато. Купол, как называют его в прессе. Но в иные времена он носил иное имя, которым наделили его иные существа. Несмотря на холод, лица ее друзей светились теплом и оживлением в мерцании фонарей. «Маяки, — подумала она. — Фонари и лица. Маяки для вселенской энергии».
   Она подняла фонарь, и остальные последовали ее примеру.
   В эту минуту она любила их всех до единого. А еще любила чудесный мир, в котором ей довелось родиться.
   На краткий миг ей удалось увидеть друзей, всю сложность жизни на Земле и звезды в очах Бога.
* * *
   — Сегодня гость нашей передачи Си-эн-эн «Один на один», — сказал ведущий, — Альфред Макдоноф из университета Торонто, лауреат Нобелевской премии по физике. Доктор Макдоноф, что на самом деле происходит на гребне Джонсона?
   Макдоноф — худой, хрупкий седовласый человек — посмотрел на него поверх очков:
   — Я бы сказал, Тед, что мы видим первое реальное свидетельство, что нас посещали обитатели иных миров.
   Ведущий кивнул:
   — Сообщают, что в Куполе имеется источник энергии.
   — Да. Вряд ли подлежит сомнению, что... — физик помолчал, подбирая слова, — ... это место производит свет и тепло.
   — Известно ли нам, как это осуществляется?
   — Насколько известно мне, механизм пока никто не искал.
   — Почему?
   — Потому что определить его местоположение затруднительно. Похоже, нам придется взломать стену, чтобы выяснить устройство объекта. Естественно, никому не хочется, этого делать.
   — Доктор Макдоноф. — Голос ведущего чуточку изменился. — Мы слышали, что есть основания полагать, будто находке более десяти тысяч лет. Как вы относитесь к этому утверждению?
   — Это не исключено.
   — Почему? Как же может освещение работать спустя такой срок? — Ведущий улыбнулся. — Ведь нам приходится платить за гарантийное обслуживание, чтобы защититься от тостеров, выходящих из строя через пару лет.
   Макдоноф ответил ему улыбкой и нечаянно уронил искру в бочку с порохом.
   — Уверяю вас, Тед, что если объект на гребне Джонсона и в самом деле является тем, чем кажется, то мы весьма скоро приспособим использованные в нем технические решения к своим нуждам. Полагаю, мы сможем подарить вам весьма долговечный тостер. — Он с довольным видом откинулся на спинку стула. — Правду сказать, мне кажется, что мы сможем подарить вам первый тостер, способный прослужить не одно поколение.


16



   Я невольно задумываюсь о том, как бы все обернулось, если бы не дистанционный ключ от гаражных дверей Уэсли Фью.

Майк Тауэр, «Чикаго трибьюн»



   Чего я не могу понять, так это что случилось с землей.
   Исчезло несколько дюймов земли, обнажив каменный диск примерно пяти футов в диаметре, известково-белый с рельефной черной решеткой и приподнятый над серым полом на дюйм-другой.
   — Смахивает на то, что мы открыли сверхсовершенный пылесос, — отозвался Макс, откладывая видеокамеру и разглядывая решетку с приличного расстояния. Тут еще слишком много неизвестного, и последовать за землей Макс вовсе не собирался.
   — Вот эта, — указала Эйприл на изображение дерева. — Надо всего-навсего прикоснуться к стене.
   — А не попробовать ли нам еще разок?
   — Но на сей раз с чем-нибудь более наглядным, чем земля, — согласилась она.
   Внутри стояло несколько деревянных стульев для отдыха рабочих. Макс взял один из них и установил на решетку. Затем приготовился к съемке и дал знак начинать.
   Эйприл прижала ладонь к стене напротив дерева.
   Пиктограмма начала светиться.
   — Есть! — кивнула Эйприл.
   Но ничего не произошло, и свечение внезапно исчезло.
   Макс поглядел на пиктограммы. Сделаны они со вкусом, но выглядят скорее функциональными, нежели декоративными. И тут ему на глаза попалась немного утопленная в стену пластина у самого пола. Может, еще один выключатель?
   — Что ж, давай, — подбодрила его Эйприл. — Попробуй.
   Макс нажал на пластину и почувствовал, как что-то щелкнуло. В стене распахнулся круглый лючок дюймов семи в диаметре. Под ним обнаружились провода.
   — Ну, хоть что-то, — оживился Макс. — Мы выяснили, что наши выключатели подключены к источнику тока.
   — А что, если попробовать другую пиктограмму? — предложила Эйприл.
   Направив камеру на стул, Макс включил запись.
   — Наверно, стоило бы убедиться, что мы не стоим на одной из таких решеток, — подала голос Эйприл.
   Макс каблуком расковырял землю под собой и не обнаружил никакой решетки.
   — По-моему, нам ничто не грозит.
   Рядом с деревом был символ, напоминающий вьющийся дымок. Эйприл притронулась к нему, но тот остался темным.
   — Кажется, не работает, — заметил Макс.
   — Очевидно. — Почти небрежно Эйприл притронулась к пиктограмме яйца. Та засветилась. — Горит.
   Макс попятился на пару шагов и снова включил камеру.
   Эйприл бросила взгляд на часы.
   В видоискателе светилась красная лампочка. Камера вдруг потяжелела, и Макс передвинул ее на плече чуточку повыше.