Маккаммон Роберт. Ваал

   Без особого труда, что несказанно удивило его, поскольку он не знал датского, Вирга выяснил у темноволосой девушки в информационном центре, что да, частные самолеты совершают чартерные рейсы вдоль побережья, но следовало сделать заказ заранее. Нет, сказал Вирга, так не пойдет. Он заплатит пилоту столько, сколько тот скажет, - ему жизненно важно попасть в Аватик к утру. Девушка поморщилась и потянулась за списком пилотов. Вирга выбрал наугад: Хельмер Ингесталь. Только услышав сонный голос в телефонной трубке, Вирга сообразил, что на дворе давно ночь; он потерял ощущение времени и едва держался на ногах.
   - Аватик? - переспросил на другом конце провода голос с сильным датским акцентом. - Знаю такой поселок. Там есть посадочная полоса. Кто дал вам этот номер?
   - Я звоню из аэропорта, - сказал Вирга, медленно, чтобы Ингесталь понял. - Вы не представляете, как мне важно немедленно попасть в Аватик.
   - А в чем дело? - поинтересовался Ингесталь. - Вы занимаетесь чем-то незаконным?
   - Нет. Я заплачу любые деньги.
   Молчание. Потом Ингесталь спросил:
   - Что, правда?
   - Да, - подтвердил Вирга.
   Ингесталь хмыкнул.
   - Ну ладно, - проговорил он, - тогда я, пожалуй, прощу вам, что вы меня разбудили.
   Ингесталь оказался широкоплечим здоровяком с рыжевато-каштановыми волосами и толстой бычьей шеей. Когда они шагали по заснеженному летному полю к его ангару, он поглядел на волчью шубу, купленную Виргой в Копенгагене, и расхохотался.
   - Вы собираетесь ходить в _э_т_о_м_? - спросил он. - Ха! Только яйца отморозите.
   Самолет оказался маленьким, старым, американского производства. Его, сознался Ингесталь, он купил на свалке и сам довел до ума. То, как пилот пинал шипованные шины и дергал предкрылки, не прибавило профессору оптимизма.
   - Хороша старушка, - крякнул Ингесталь. - Молодцы американцы.
   Через двадцать минут они уже катили по заледенелой взлетной полосе. Самолет в последний раз содрогнулся, моторы взвыли, и они оторвались от земли. Вихрящийся снег на миг залепил стекла кабины, но не успел Вирга испугаться, как они поднялись над облаками и помчались выше, выше, выше, во тьму.
   Ингесталь выругался и сильно стукнул по обогревателю. Тот затрещал и отказался работать. Вирга повыше поднял воротник, кутая горящие от мороза уши, и стал дышать медленно и неглубоко, чтобы не застудить легкие. Самолет продолжал набирать высоту. Когда подъем был закончен, Ингесталь открыл термос с кофе, отхлебнул и протянул термос Вирге.
   - Вы так и не сказали, зачем вы туда летите, - заметил пилот. - И не собираетесь?
   Вокруг поднимались темные горные вершины. Солнце скрылось совсем, хотя тьма у горизонта была чуть серее и прозрачнее. Внизу на много миль раскинулась заснеженная земля, кое-где отмеченная редкими огнями поселков. Это был суровый край. Даже с такой высоты нельзя было этого не заметить. Вирга надел капюшон и стянул завязки под подбородком. Ледяной воздух обжигал щеки, как стылый металл. Светилась зеленым приборная панель, зеленый отсвет ложился на лицо Ингесталя, а Вирга сидел с дымящимся термосом в руках и, если оборачивался, видел в темноте мигающий габаритный огонь на конце крыла.
   - Мне надо кое с кем встретиться, - сказал он наконец.
   - Что ж. Мое дело маленькое. Вы платите, я везу. Похоже, вы упали?
   - Что?
   - Похоже, вы упали. Рука.
   - Ах, это. Несчастный случай.
   Пилот кивнул:
   - Я сам раз упал. Сломал плечо, ключицу и левую ногу. Ха! - Его смех был похож на кашель. - Аварийное приземление. Я тогда служил испытателем в Манитобе.
   Вирга отхлебнул из термоса. Брр! По-видимому, кофе не раз подогревали. Впрочем, он был горячий, а это главное. Вирга выглянул в заиндевевшее окошко и увидел грозные ледники, неумолимо сползавшие к морю. Теперь ничто не нарушало однообразие снежной равнины, кроме редких темных сопок. Но вот горная страна осталась позади, и под крылом самолета поплыли плоские ледяные поля, у горизонта сливавшиеся с небом. Казалось, им не будет конца. Это было царство двух красок, черной и белой; черный и белый чередовались, повторялись в самых различных сочетаниях, смешивались и все же оставались пугающе отдельными. Лишь два цветных пятнышка вторгались в этот монотонный пейзаж: габаритный огонь на крыле и зеленое свечение приборной доски.
   - Не знаю, зачем вы туда летите, - проговорил Ингесталь, - но хочу вам кое-что сказать. Это суровая земля. Она убаюкивает вас, а когда вы уснете, убивает. По вашему лицу видно, что вы не привыкли к холодам. И потом, вы знаете эскимосский, а?
   - Нет.
   - Как я и думал. Вы чужак, по-ихнему, "краслунас". Вам здесь не место. Так что глядите в оба.
   Передавая друг другу термос, они допили кофе. Когда полет уже подходил к концу и внизу снова замелькали черные скалы и белый метельный снег, обогреватель вдруг щелкнул и кабину затопило благословенное тепло. Вирга снял перчатки и поднес руки к печке.
   - Возвращаться скоро будете? - поинтересовался Ингесталь. - Если заплатите, могу вас подождать.
   - Нет, - отозвался Вирга. - Толком не знаю. Не стоит меня ждать.
   Ингесталь кивнул.
   - В Аватике с эскимосами живет одна датская семья. Пастор-лютеранин и его жена. Приехали сюда года четыре назад. Прилетите как раз к завтраку, он показал рукой куда-то вперед. Далеко внизу слева на огромном паке светились огни. - Вот Аватик. Здешние эскимосы - серединка на половинку: живут слишком далеко на юге, чтобы кочевать, и слишком далеко на севере, чтобы стать частью современной Гренландии. Сами увидите.
   Самолет начал плавный разворот. Вирга увидел два ряда расставленных на произвольном расстоянии друг от друга железных бочек, в которых горел бензин: они отмечали короткую посадочную полосу. Ингесталь продолжал снижение, и наконец Вирга смог разглядеть бледный желтый свет в окнах убогих жилищ. За Аватиком высились ледяные горы, похожие на засыпанные снегом бескровные тела. Ингесталь посадил самолет на полосу, спокойно прекратил опасное скольжение юзом и остановил самолет, подняв тучу снега и льдинок.
   Не выключая мотор, Ингесталь вытащил из-за сидений чемодан Вирги. Он подождал, пока пассажир выберется на снег, бросил ему багаж, показал большой палец и, перекрикивая шум пропеллера, пожелал: "Удачи!"
   Вирга отошел с дороги, остановился и, не обращая внимания на колючий снег, жаливший лицо, посмотрел, как самолетик промчался между рядами ярко горящих бочек, поднялся в воздух и устремился во тьму.
   Поплотнее запахнув шубу от морозного ветра, Вирга по хрусткому снегу пошел в сторону поселка. В конце взлетной полосы стоял железный сарай, обложенный битым камнем. У распахнутых настежь дверей были рассыпаны пустые ящики. На другом краю ледяного поля виднелись сборные домики Аватика. За окнами (двойными, подумал Вирга, иначе им было бы не выдержать отрицательных температур) поблескивали фонари.
   Впереди залаяли и завыли собаки. Затем послышался пронзительный визг и поскуливанье, словно одну из них - а может, и не одну - ударили или укусили. Потом собаки угомонились, и остался только свист ветра и шорох снега под ногами.
   Вдруг из просвета между домиками появился кто-то укутанный в меха. Испуганно замерев, Вирга наблюдал за приближением закутанной фигуры. Он слышал хруст снега под тяжелыми сапогами. Там, откуда шел этот человек, снова завыли собаки; послышались звуки драки.
   Подошедший к Вирге Майкл сказал:
   - Вы опоздали.
   22
   Они пошли мимо примитивных хижин. Вирга понял, что если бы не густой снег, ровным слоем запорошивший землю, то его вывернуло бы наизнанку. Повсюду валялся смерзшийся мусор, обрывки веревок, собачий кал, какие-то банки и ящики. Майкл и Вирга перешагивали через застывшие лужи черной крови, поблескивавшей в падавшем из окон свете фонарей, и один раз профессор испуганно вздрогнул при виде замерзшей оскаленной пасти огромного тюленя; выпученные глаза зверя походили на бейсбольные мячи.
   Возле многих сборных домиков лежали собаки, привязанные к вбитым в землю железным колышкам. Когда Вирга с Майклом проходили мимо, громадные звери с умными глазами поднимались со снега, запутывая свои веревки. Вирга заметил среди них и больных, и жестоко порванных в собачьих баталиях - эти бедолаги, свернувшись белыми меховыми клубками, позволяли более сильным беспрепятственно переступать через них.
   - Вы здесь давно? - спросил Вирга.
   - Со вчерашнего дня. Прилетел чартерным рейсом. И попросил выставить для вас бочки с бензином.
   Вирга кивнул. Теперь он чувствовал, что из окошек за ними украдкой следит множество глаз. Он слышал скрип дверных петель, но стоило ему разок обернуться, и дверь громко захлопнулась, заставив упряжку ездовых собак вскочить в ожидании свиста хлыста.
   Впереди поднимался высокий шпиль деревянной церкви. Ледяные ветры не пощадили его. Над аркой входа было прибито гипсовое изображение Иисуса; его глаза грустно смотрели на входящих. Защищенная от ужасного ветра лишь обычными для Назарета просторными одеждами, фигура Христа показалась Вирге нелепой.
   Слева от церкви был сборный дом с несколькими окнами и каменным дымоходом, над которым стоял короткий столб белого дыма. В окне кто-то мелькнул, и в следующий миг дверь распахнулась.
   Сутулый пожилой человек в темно-коричневом свитере сказал:
   - Доктор Вирга, верно? Мы ждали вас. Проходите, пожалуйста.
   Вирга вошел в комнату, освещенную керосиновыми лампами. Для лучшей теплоизоляции стены были оклеены старыми газетами. Вирга увидел картину, аляповатое изображение Христа в золотом нимбе. На полу лежали шкуры. В широком каменном очаге горел огонь, и Вирга немедленно подошел к нему, чтобы впитать тепло. Человек в свитере взял у Вирги шубу и перчатки и сказал:
   - Вы издалека?
   - Да. Я очень долго добирался сюда.
   - Меня зовут Томас Лар. Я местный священник.
   Вирга пожал протянутую ему руку. Ладонь у Лара оказалась жесткая, как продубленная кожа. Вирга спросил:
   - Вы лютеранский пастор?
   - Да. Мы приехали сюда, когда мой предшественник заболел и умер. Его могила на окраине поселка. - Пастор крикнул кому-то в соседнюю комнату: Дорти, у нас новый гость. Чай готов?
   В комнату вошла женщина одних лет с пастором. С морщинистого обветренного лица смотрели глаза, в которых ярко светилась живительная надежда. Пасторша поздоровалась и спросила:
   - Доктор Вирга?
   - Да.
   - Покушаете с дороги? Хотите бульону?
   - Да, это было бы превосходно. Благодарю вас.
   Она улыбнулась и, кивая, вернулась в маленькую кухоньку.
   Майкл неторопливо снял огромную шубу, потом более легкую парку и повесил их сушиться на деревянную вешалку у огня.
   Вирга заметил за окном лучи света и движение призрачных фигур в темноте.
   - Эскимосы очень любопытный народ, - объяснил Лар. - Они не имеют в виду ничего плохого. Вы напугали их, а теперь они успокоились и вышли набрать льда, чтобы растопить его и получить воду. Их растревожил шум самолета и внезапное оживление в поселке.
   - Они ведь не тронут ящик? - спросил Майкл.
   - Нет, нет, - заверил Лар. - Пусть это вас не тревожит.
   - Что за ящик? - спросил Вирга, поворачиваясь к Майклу.
   - Я кое-что привез.
   - Я его не видел.
   Лар сказал:
   - Мы оставили его на складе. Там с ним абсолютно ничего не случится. Никто его не тронет.
   Вирга по-прежнему смотрел на Майкла.
   - А что в нем? - спросил он.
   Вошла пасторша с чаем. Чай был густой, черный и оседал на стенках глиняных чашек. Майкл и Вирга молча стали пить.
   Лар удобно устроился на стуле у огня и сказал:
   - Вот так. Мы с вашим другом обсуждали проблемы распространения христианского учения среди эскимосов-кочевников, доктор Вирга. Его взгляды показались мне чрезвычайно интересными.
   - Вы здесь единственная датская семья? - спросил Вирга.
   - Да. Как ни странно, эскимосы отнеслись к нам очень хорошо. Мы к ним тоже. Удивительный народ! Когда я решил, что хочу отправиться миссионером на Север, я перечитал множество книг о местных обычаях. Даже ходил на лекции по эскимосской культуре. Но все это не идет ни в какое сравнение с личными наблюдениями. Связь эскимосов с землей, с природой абсолютна.
   - Белые люди, явившиеся сюда проповедовать им учение Христа, заметил Майкл из угла комнаты, - в некоторых отношениях очень им повредили.
   Старый пастор засмеялся и махнул рукой:
   - Да, да. Совершенно с вами согласен. Здесь побывало несколько нечистоплотных субъектов, выдававших себя за миссионеров. К несчастью, с ними сюда попали венерические болезни и алкоголизм. Сейчас правительству Дании приходится ограничивать ежемесячное поступление спиртного к эскимосам: бутылка спирта, две бутылки вина или двадцать маленьких бутылок пива. Вот главный недуг Гренландии: пьянство. И еще самоубийства. В этом году здесь у нас покончило с собой шесть человек. Почему, не знаю. У них так быстро меняется настроение. Они непредсказуемы. А знаете ли вы, повернулся он к Вирге, - что много лет назад, наслушавшись голландских миссионеров-христиан, отцы-эскимосы убивали сыновей, чтобы этим доказать свою преданность религии? Да, это правда. Невероятно, но правда. Но, конечно, тогда эскимосы были куда наивнее. И все же, - продолжал Лар, - в них по-прежнему много первобытного. В летние месяцы, когда лед в заливе начинает таять, "пиньярторсьюты", лучшие охотники, прежде чем выйти на лед, молятся каждый своему и только своему божеству. Животным, ветрам, приливам: у всех у них есть духи, такие же переменчивые, как сами эскимосы.
   - Ваша задача, должно быть, очень сложна, - заметил Вирга, допивая чай и отставляя чашку.
   - Я рассматриваю это как полезный опыт. Мы уже не уедем отсюда. Я даже думать не могу о том, чтобы снова жить в Копенгагене. Все это теперь кажется слишком далеким, чтобы быть реальностью. Вот, - пастор твердыми смуглыми руками очертил в воздухе круг, - реальность. Реальные люди. Четыре года я улаживал их семейные неурядицы, смеялся и плакал вместе с ними, наблюдал за их рождением и смертью. Нет, мы уже не уедем отсюда и, когда умрем, ляжем в здешнюю прекрасную землю. А! Вот и бульон. Пейте, пока он горячий.
   Когда Вирга поднес дымящуюся кружку к губам, Лар наклонился к нему и негромко сказал:
   - Стало быть, вы с вашим другом идете на север, а? Их вертолеты полетели туда.
   Вирга уставился на него. Майкл не шелохнулся.
   - О, - пастор посмотрел на Майкла. - Вы ничего ему не рассказали?
   - Нет.
   - Так, - Лар снова повернулся к Вирге. - Они появились здесь с неделю назад. Привезли стройматериалы и припасы и поставили у взлетной полосы сарай, чтобы ничего не отсырело. Не знаю, кто это были такие, но... что ж, признаюсь, я сделал вид, что ничего не происходит, и посоветовал старейшинам последовать моему примеру. Эскимосы не выходили из хижин. Даже собаки боялись чужаков. Я подумал, не связаться ли с ледовым патрулем вдруг эти люди задумали недоброе? - но ко мне пришел молодой охотник, Ингсавик, и сказал, что разговаривал с ними и они назвались метеорологической экспедицией. Парень уверял, что все в порядке и не стоит беспокоить власти. Я послушался его совета, и вскоре эти "метеорологи" улетели. Я подумал, что на этом можно поставить точку, - продолжал пастор. - Но несколько дней назад они вернулись, забрали свои запасы и улетели на север, в сторону ледяных равнин. Тем все и закончилось, вот только...
   - Что "только"? - спросил Вирга.
   - Возможно, здесь нет никакой связи. Я заметил, что Ингсавик запил, стал бить жену, и это, вероятно, имело самое прямое отношение к визиту "метеорологов". Но потом случилось вот что: Ингсавик разделся догола и ушел в буран. Его жена голосила и умоляла его не ходить, но он избил ее до бесчувствия и бросил в снегу. Я целый километр шел вместе с ним, хотел узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь, но он в ярости набросился на меня. Потом вдруг попросил прощения и побежал прочь по равнине. Это освященный веками способ самоубийства.
   Вирга сидел неподвижно. За его спиной в очаге трещало пламя.
   Лар сказал:
   - Кто были эти люди? Вы ведь знаете, правда?
   - Да, - отозвался Майкл. - Знаем.
   - Но не можете мне сказать?
   - Нет. Не можем. Но если вы поймете, что мы действуем во имя справедливости, вы, пожалуй, сумеете помочь нам. Мы с доктором Виргой хотели бы выступить как можно скорее; уже сейчас может быть поздно. Нам нужен проводник, кто-нибудь, кто хорошо знает эти ледяные равнины, потом сани и собаки.
   Пастор пожал плечами:
   - Все эскимосы прекрасно знают эти льды, но по натуре они осторожны и сторонятся чужаков. И уж конечно, никто из них не захочет, рискуя жизнью, повести на север двух "краслунасов". Там тяжело пройти. Сами вы льдов не знаете, а того, кто согласится быть вашим проводником, соплеменники немедленно запишут в дураки.
   - А нельзя с ними сторговаться?
   - Возможно. - Лар повернул голову: дверь открылась, и в комнату, опасливо поглядывая на Виргу и Майкла, зашел юноша-эскимос с двумя ведрами колотого льда. Лар сказал:
   - Заходи, не бойся. Это Чиноганук, он приносит нам по утрам свежий лед. Будь добр, отнеси это на кухню. В позапрошлом году Дорти помогла появиться на свет его младшему братишке, и он таким образом думает вернуть долг.
   Юноша, с ног до головы укутанный в густой грязный мех, щуря и без того узкие, быстрые глаза, что-то сказал Лару по-эскимосски. Вирге показалось, будто мальчик защелкал языком и неожиданно закашлялся. Лар покачал головой и ответил. Юноша поглядел на чужаков и стал осторожно пятиться к двери. Лар пояснил:
   - Он боится, что вы "пиктонгитоки", дьяволы, как люди из вертолетов. - Он что-то сказал, успокаивая Чиноганука, но эскимос, с явным страхом заглянув в сияющие глаза Майкла, выскочил за дверь и скрылся в темноте.
   - Что ж, - проговорил Лар после недолгого молчания, - древние суеверия живучи, и здесь я бессилен что-либо изменить. Я могу рассказывать этим людям о всепрощающем и всемогущем Господе и славе Христа, но не могу заставить их забыть древнюю веру. И не знаю, стоит ли.
   Лар посмотрел в огонь, словно пытался прочесть там ответ на вопрос, который он задавал себе. Потом снова повернулся к Вирге.
   - Я попросил Чиноганука прислать сюда отца, Мигатука. Он - один из здешних старейшин и может найти вам проводника, хотя вряд ли увидит в вашей затее что-нибудь помимо пустого риска. Извините за прямоту, но так обстоят дела.
   - Мы понимаем, - отозвался Майкл.
   - Полагаю, мой друг Мигатук не сразу нанесет нам визит, - продолжал пастор. Он собрал пустые чашки и направился на кухню. - Я принесу еще чаю, а потом вы, ребята, расскажете мне, что происходит на более низких широтах. Боюсь, что большинство тех новостей, которые доходят сюда ко мне, уже давно устарели.
   Когда Лар вышел из комнаты, Вирга сказал Майклу:
   - Я не понимаю, как вам удалось добраться сюда раньше меня.
   Майкл посмотрел на него и ничего не сказал.
   - Спасибо, что подождали, - сказал Вирга. Майкл кивнул.
   Они выпили еще чаю, поговорили - Лар внимательно слушал, негодуя по поводу убийств и бомбежек, - и дверь вновь отворилась.
   С порывом ледяного ветра, засыпавшего пол снегом, вошел коренастый эскимос с непокрытой головой. Узкие глаза смотрели испытующе, губы из осторожности были крепко сжаты. Во рту у эскимоса дымился окурок сигареты, и Вирга почувствовал острый запах пота и дешевого табака. Эскимос прикрыл дверь и почтительным кивком поздоровался с Ларом.
   - Сын сказал, вы меня звали, - проговорил мужчина по-английски с заметным датским акцентом.
   - Садись, Мигатук. Сюда, к огню. Вот так. Выпьешь?
   - Нет. - Эскимос оглядывал чужаков.
   - Дома все здоровы?
   - Да.
   - Жена теперь спит хорошо?
   - Да.
   Лар объяснил Вирге:
   - Жене Мигатука вдруг начали сниться очень неприятные сны. Кошмары. Он снова повернулся к коренастому эскимосу. - Ты мой друг, Мигатук. Я очень высоко ценю твою дружбу. И, поскольку ты мой друг, я знаю, что могу попросить тебя об одном одолжении, а ты, прежде чем ответить, все тщательно взвесь.
   Мигатук склонил голову набок.
   - Эти люди хотят пройти в глубь равнин, - сказал Лар. Эскимос кивнул. Он смотрел по-прежнему бесстрастно, но Вирге почудился в его лице намек на насмешливую улыбку. Мигатук выбросил окурок в огонь. - Они проделали очень длинный путь, чтобы попасть сюда, - продолжал пастор. - Но они ничего не знают о льдах.
   - Н_у_н_а _с_у_т_а_к_а_с_ь_ю_т_о_к_, - сказал эскимос. - Зачем вам туда? Там только лед да несколько крошечных деревушек. В темноте плохая охота. Так зачем?
   - Это из-за тех людей, которые оставляли здесь свои припасы, ответил Майкл. - Мы должны найти их.
   Мигатук пожал плечами:
   - Они ушли. Они полетели отсюда на север, это верно, но почему вы уверены, что они потом не изменили курс?
   - Такая возможность есть. Но, может быть, в северных поселках видели их вертолеты.
   Лар сказал:
   - Я хотел просить тебя, Мигатук, вот о чем: посоветуй этим людям, кого им взять в проводники. Да, я знаю. Они не знают льдов, и из-за этого переход будет очень опасным. Но я верю в то, что ими движет, хоть они и предпочитают помалкивать о своих резонах.
   - Чего-то я здесь не понимаю, - жестко проговорил Мигатук. Несколько секунд он смотрел на Майкла, потом вновь взглянул на Лара. - Я не стану никого просить. И сам их не поведу.
   У Лара сделался разочарованный вид. Он кивнул, помолчал, потом сказал:
   - Ну что ж, на нет и суда нет. Я тебя понимаю. Но, если мои друзья позволят, я попрошу тебя еще об одном. Как по-твоему, двухголовый может им помочь?
   Насмешливая улыбка сошла с лица Мигатука. Он неторопливо закурил новую сигарету и пожал плечами.
   - Отведешь их к двухголовому? - спросил Лар. - Если да, то ты очень меня этим обяжешь. Буду перед тобой в неоплатном долгу.
   Мигатук пробормотал что-то по-эскимосски, Лар ответил. Несколько минут они переговаривались, и Вирга заметил в темных глазах эскимоса едва сдерживаемый страх. Некоторое время Мигатук сидел неподвижно, разглядывая свои загрубелые руки в мозолях, потом оглянулся на Виргу и Майкла и властно объявил:
   - Я отведу вас к человеку с двумя головами. Но не дальше. Выходим утром. Я попрошу женщин подыскать вам унты и рукавицы на собачьем меху. Он в последний раз затянулся и отправил ее в огонь вслед за первым окурком. Потом кивнул Лару и ушел.
   - Прекрасный человек, - сказал Лар. - Немногие ради вас решились бы на такое.
   - Что это за двухголовый? - поинтересовался Вирга.
   - Шаман, - ответил Майкл. - Колдун.
   Лар с удивлением посмотрел на него:
   - Так вы знаете язык? Значит, вы уже поняли, что эти люди очень уважают человека с двумя головами. Он живет в нескольких километрах к северу и уже несколько лет - в полном одиночестве. Теперь редко услышишь слово "шаман". Это, в общем-то, нечто такое, о чем говорят старики, вспоминая давно минувшее. Я сам никогда его не видел, хотя прошлым летом побывал в тех местах с охотниками, которые очень неохотно согласились проводить меня туда. Я видел его хижину, но ни собак, ни саней там не было.
   - Почему его прозвали двухголовым?
   - Не знаю. Согласно легендам, шаман всегда урод или калека, но мне кажется, причина в общей _у_б_е_ж_д_е_н_н_о_с_т_и_, будто у него и впрямь две головы. Судя по всему, он прекрасный охотник. Раз в год, перед оттепелью, избранным старейшинам дозволяется прийти к нему и спросить, чего ждать от наступающего сезона охоты. Возможно, он поможет вам определить, куда полетели вертолеты; говорят, у него глаза повсюду. Но есть и другая возможность: он может отказаться говорить с вами, потому что вы - белые, и значит, с точки зрения эскимоса, далеки от совершенства.
   Лар выглянул в окно. Проследив за его взглядом, Вирга различил в темноте какую-то фигуру с качающейся керосиновой лампой в руке. Кто-то шел к дому пастора.
   - А! - воскликнул Лар. - Чиноганук идет, чтобы помочь вам собраться в дорогу. Пожалуйста, не обижайтесь, если женщины примутся обсуждать ваши мужские достоинства. Они так редко видят "краслунасов"!
   23
   Несколько часов они двигались против резкого ветра, с воем налетавшего с морозных ледников. Сила его была такова, что собаки еле плелись, и Мигатук щелкал кнутом над головами упряжки лишь для того, чтобы на несколько градусов изменить курс. На широкие нарты с металлическими полозьями было навалено столько припасов, что хватило бы переждать любую пургу. Там лежали запасные унты и парки, торбаса из тюленьей кожи на собачьем меху и палатка, сшитая из шкур белого медведя, которую можно было поставить, вбив в лед железные колышки. Еще к саням был накрепко привязан длинный, завернутый в полотно ящик, который привез с собой Майкл. Ящик был такой тяжелый, что они втроем с трудом взгромоздили его на нарты; Мигатук громко выражал свое недовольство тем, что его собакам придется тащить такой груз, но Майкл ни словом не обмолвился относительно содержимого свертка.
   Впереди была сплошная чернота, словно они не то ползли, не то падали в исполинскую нору. Даже лед казался черным. Мигатук предупредил их, что, если им вдруг покажется, что щеки или нос теряют чувствительность, следует энергично растирать онемевшие места, ибо это, сказал он, первый признак обморожения. После появятся белые язвочки. Поэтому после каждого порыва яростного ветра Вирга робко ощупывал лицо, страшась того, что может обнаружить.