Маккаммон Роберт. Ваал

   Вернувшись, он позвонил ее родителям. Мать Мэри с трудом сдерживала крик. "А ты где был? Только не там, где надо было! Там тебя не было! Нет, ты дома штаны протирал! Ее же могли убить!"
   - Виноват ты, Джо, так и знай! - рявкнул отец Мэри, отнимая у жены трубку. - Так хоть сейчас будь мужчиной! В какую больницу ее отвезли?
   - К ней не пускают, - тихо сказал он. - Даже меня не пустили.
   - Наплевать! Адрес больницы?
   Джо осторожно положил трубку на рычаг, оборвав возмущенную тираду тестя. Он ждал сердитого стука в дверь, но они так и не приехали. Возможно, они обзвонили все больницы и нашли ее или, быть может, решили заявиться к нему с утра. Сейчас это его не заботило: он был рад, что не нужно ни с кем объясняться.
   Он приехал сюда два года назад со Среднего Запада, стремясь получить образование и набраться "полезного жизненного опыта". Джо вырос в семье, "привязанной к земле", по выражению его отца. Им хотелось, чтобы и он, Джо, пустил корни в родных местах и рос, наливался соками, как пшеничный колос на черноземе. Но такая жизнь была не по нему; Джо давным-давно понял это. Ему хотелось стать учителем, преподавать Шекспира или литературу эпохи Возрождения, но прежде всего ему хотелось жить, вырваться из плена степи, где он появился на свет, и, может быть, обрести второе рождение в каком-нибудь крупном городе - так ему нашептывал юношеский идеализм.
   Джо нашел работу - неполную ставку водителя такси; это вместе с ежемесячной помощью из дома давало ему возможность не только существовать, но и учиться по вечерам. Было время, он даже позволял себе насладиться то "Отелло", то концертом в Центральном Парке, то сладкой властью марихуаны.
   Потом он повстречал Мэри Кейт. Зашел в первую попавшуюся забегаловку и там вдруг понял, что всерьез заинтересовался тоненькой большеглазой девушкой, которая с грохотом поставила перед ним тарелки и торопливо выписала счет неуклюжим крупным почерком малообразованного человека. Их объединяло только одно - раннее, незрелое сексуальное томление; после ласк Мэри нравилось читать любовные романы. Родители Джо, узнав о его грядущей женитьбе, энергично воспротивились ей. Сын, написали они ему, если ты это сделаешь, не рассчитывай, что мы по-прежнему будем каждый месяц высылать тебе деньги. Помни, тебе нужно образование. Джо ответил: "Идите к черту".
   Но вскоре все его планы рухнули. Очень нужны были деньги; теперь Джо крутил баранку полный день, а курсы английской словесности пошли псу под хвост. Стало мучительно ясно: они с Мэри Кейт не пара, ее безграмотность и невежество заставляли его брезгливо морщиться. Так они и жили, словно соседи по комнате в общежитии, которые вдруг поняли, что мешают друг другу, жили, едва сводя концы с концами и не помышляя о таком дорогом удовольствии как развод.
   Но выпадали и хорошие минуты, минуты близости и нежности. Однажды во время медового месяца они пошли в кино на программу из двух фильмов ужасов; они сидели на балконе и бросали воздушной кукурузой в хищные, перемазанные кровью лица на экране, а потом соскользнули вниз, в проход между рядами, и целовались - громко, как старшеклассники. И у них были общие друзья - беззаботные хиппи, снабжавшие их за бесценок первоклассным зельем, и несколько супружеских пар, с которыми Джо познакомился на курсах. Иногда забегали и парни с работы Джо, выпить пива и поиграть в покер; тогда Мэри Кейт подавала им сэндвичи и выписывала счета на бумажных салфетках: шутка, которая пользовалась неизменным успехом.
   Сидя на стуле в окружении пустых банок из-под пива, он неожиданно понял, что квартира без Мэри стала совсем другой. В этот утренний час Мэри Кейт обычно будила его тем, что металась во сне, сражаясь с призраками из своей забегаловки. Порой он садился в постели и смотрел, как бегают под закрытыми веками глаза Мэри Кейт. Что ей снилось? Час пик? Обеденная суматоха? Гамбургер пятьдесят футов в поперечнике?
   Он нес ответственность за нее, "в горе и в радости", как гласили венчальные обеты. Кому же, как не ему, помогать ей пройти через _э_т_о_? Он собрал банки и высыпал в мусорное ведро. За окном сквозь серую вуаль утренних сумерек пробивался рассвет. Странно, подумал он, до чего небо в это время суток бледное и блеклое - не угадаешь, чего ждать, дождя или солнца. Пустое, словно чье-то бесстрастное лицо, неподвижно взирающее на тебя.
   Дождавшись часов посещений, он сел на автобус, который через весь город доставил его в больницу "Бельвю".
   На восьмом этаже он остановил медсестру и спросил о жене.
   - Извините, сэр, - последовал ответ, - но я не могу пустить вас к миссис Рейнс без официального разрешения доктора Винтера или доктора Бертрама.
   - Что? Послушайте, я ее муж. Я имею право увидеться с ней. В какой она палате?
   - Извините, сэр, - повторила сестра и пошла к посту в конце коридора.
   Что-то тут не то. Он уже почувствовал это раньше и теперь убедился: что-то случилось. Он поймал медсестру за запястье.
   - Я намерен немедленно увидеться с женой, - сказал он, глядя ей прямо в глаза. - _Н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_, и вы сейчас же отведете меня к ней.
   - Хотите, чтобы я вызвала охранника? Сейчас вызову.
   - Хорошо, черт подери, валяйте, зовите своего паршивого охранника, но все равно: вы отведете меня к ней в палату. - Это прозвучало неожиданно жестко. Краешком глаза он заметил, как пялились на него медсестры у поста. Одна из них взяла телефонную трубку и нажала какую-то кнопку.
   Угроза сработала.
   - Палата 712, - сказала медсестра и вырвалась.
   Джо прошагал по коридору к палате 712 и не колеблясь вошел.
   Мэри Кейт спала. Ее поместили в отдельную палату с серовато-белыми стенами. Окна были наполовину закрыты белыми занавесками; солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, ложилось на кровать тремя полосками.
   Он закрыл дверь и приблизился. Мэри Кейт лежала, укрытая одеялом по шею. Бледная, изможденная, хрупкая, она казалась потерявшейся в этом мире. Ее веки были странно красными и припухшими (вероятно, подумал Джо, от слез). Здесь, среди облачно-белых стен, Мэри казалась очень далекой и от аляповатых, кричащих неоновых красок гриль-бара, и от их опустевшей квартиры.
   Он приподнял одеяло, чтобы взять ее за руку.
   И отшатнулся.
   Рука Мэри была покрыта красными пятипалыми следами. Впиваясь в ее тело, царапая его, они ползли вверх по предплечью и исчезали под больничной рубашкой. Красные руки грубо раздвигали ей бедра, на горле был оттиснут багровый след ладони, чужие пальцы украшали щеку, словно диковинный макияж. Джо выпустил одеяло, зная, что алые отпечатки рук в непристойном танце шарят по телу Мэри под рубашкой, тиская и царапая ее. Ее заклеймили, подумал он. Как кусок говядины. Кто-то связал ее и заклеймил.
   Кто-то тронул его сзади за плечо. Задержав дыхание, Джо резко обернулся. Прикосновение обожгло его.
   Это был доктор Винтер. Черные полукружия у него под глазами ясно свидетельствовали о том, что и он провел бессонную ночь. За ним, в дверях, стояла суровая медсестра.
   - Вот этот человек, доктор, - говорила она. - Мы объяснили ему, что пока еще нельзя...
   - Все в порядке, - негромко перебил доктор Винтер, внимательно вглядываясь в глаза Джо. - Возвращайтесь на пост и передайте охране, что все в порядке. Ну, идите же.
   Сестра посмотрела на доктора Винтера, на поникшего мужчину с пепельно-серым лицом, стоявшего у кровати, и бесшумно закрыла дверь.
   - Я не хотел пускать вас к ней, - сказал доктор. - Сейчас.
   - Не сейчас? Не сейчас? - брызгая слюной, Джо вскинул голову. Его смятенный взгляд горел жаждой мщения. - А когда? Господи Иисусе! Что произошло с моей женой? Вы мне сказали, что на нее напали... но, черт вас побери, ни словом не упомянули об _э_т_о_м_!
   Доктор Винтер аккуратно прикрыл одеялом шею спящей.
   - Она не испытывает боли. Действие снотворного еще продолжается. - Он повернулся к молодому человеку. - Мистер Рейнс, хочу быть с вами откровенным. Лейтенант Хепельман попросил меня скрыть от вас некоторые обстоятельства, чтобы вы... не слишком разволновались.
   - Боже мой!
   Доктор Винтер поднял руку:
   - И я дал согласие. Мне казалось, не следует рассказывать вам все подробности. Эти следы представляют собой ожоги первой степени. За ночь миссис Рейнс осмотрели два специалиста по кожным заболеваниям - я поднял их с постели - и оба пришли к одинаковому заключению. Ожоги. Что-то вроде солнечных ожогов средней тяжести. Мистер Рейнс, я очень давно занимаюсь медициной. Пожалуй, я начал ею заниматься, когда вас еще не было на свете. Но я никогда - никогда! - не видел ничего подобного. Эти ожоги - следы рук человека, напавшего на вашу жену.
   Ошеломленный и внезапно очень уставший Джо покачал головой.
   - Это что, должно все объяснять?
   - Уж извините, - ответил доктор Винтер.
   Джо подошел к краю кровати. Протянув руку, осторожно коснулся отпечатка на щеке жены. Еще горячий. Он нажал посильнее. Отпечаток побелел, пропал, но стоило крови прихлынуть обратно, как он вновь проступил багровым пятном.
   - Откуда это?.. Господи, неужели...
   - Я в своей практике не встречал ничего подобного. Полиция тоже. Серьезных повреждений тканей нет, скоро все заживет - несколько дней кожа будет шелушиться, потом все исчезнет, как при всяком солнечном ожоге. Поразительно другое: у того, кто напал на вашу жену, был такой жар, что на ее теле остались отметины. И я никак не могу сказать, что мне это понятно.
   - И вы не хотели, чтобы я видел это, пока у вас нет объяснения тому, что произошло.
   - Или, по крайней мере, вразумительного объяснения тому, почему объяснения нет. Один мой приятель, психолог, предложил свою теорию, хотя сам я отношусь к ней более чем сдержанно, поскольку он сказал мне, что я разбудил его посреди кошмара. Он полагает, что это психосоматическая реакция на нападение, этакий крик души. Но я убежден, что эти ожоги следствие воздействия теплового излучения... э-э... не природного происхождения. Поэтому вам должно быть понятно, - продолжал доктор Винтер, - почему следует помалкивать об этом. Мы будем наблюдать за вашей женой еще минимум неделю, и нам вовсе ни к чему, чтобы тут шныряли журналисты из какой-нибудь "Нэшнл энквайарер", верно? Вы согласны со мной?
   - Да, - ответил Джо, - конечно. Так вы говорите, сейчас она не чувствует боли?
   - Нет.
   - Господи, - выдохнул он, ошеломленный мозаикой багровых следов, насиловавших тело Мэри, хотя тот, кто оставил их, сейчас был бог весть где. - А тот человек, - выдавил Джо через минуту. - Который напал на нее. Он... вы не знаете... он...
   - Неотложная помощь провела обычную в таких случаях процедуру. Миссис Рейнс вымыли и обследовали. Был введен диэтилстильбэстрол. Мы еще проведем более тщательное гинекологическое обследование, но, судя по всему, семяизвержение не имело места. По-видимому, насильника спугнули до наступления оргазма.
   - Ох ты черт, - проговорил Джо. - Еще неделя? У меня есть страховка, но не знаю... Видите ли, я не богат.
   Мэри Кейт на кровати пошевелилась. Она тоненько застонала и принялась слабо отмахиваться от кого-то невидимого.
   Джо сел рядом с ней и взял обе ее руки в свои. Руки были холодные.
   - Не волнуйся. Я здесь, - проговорил он. - Я здесь.
   Она снова пошевелилась и, наконец, взглянула на него. Распухшее лицо, грязные растрепанные волосы. Она сказала: "Джо? Джо?" - а потом вцепилась в него и горько заплакала, и рубашка у него на груди промокла от слез.
   4
   Лето пролетело птицей, роняя дни, словно капли горячей крови, и к концу августа выбилось из сил.
   Отпечатки ладоней исчезли без следа, как и предполагали врачи, и Мэри Кейт вернулась домой. Жизнь сразу пошла своим чередом, о нападении не вспоминали; сказать по правде, Джо казалось, что Мэри довольна своей работой и жизнью больше прежнего. Впрочем, однажды, когда они смотрели телепередачу о насильнике, терроризировавшем Манхэттен, Мэри Кейт вдруг начала смеяться - сперва тихо, потом все громче, громче и наконец, вся дрожа, разразилась слезами.
   Позвонил лейтенант Хепельман, спросил, не зайдет ли она в участок просмотреть картотеку. Мэри Кейт отказалась, объяснив Джо, что, если снова увидит того человека, с ней наверняка случится истерика. Он передал это Хепельману и, не дожидаясь возражений, повесил трубку.
   Были и другие звонки и визиты: звонил доктор Винтер - он хотел, чтобы Мэри каждую неделю приезжала к нему в больницу, потому что, как он выразился, "синдром отпечатков рук" не так легко забыть; приезжали родители Мэри, с цветами и бутылкой вина для нее и злыми упреками для Джо.
   Как-то поздно вечером, когда они сидели перед черно-белым экраном телевизора, Мэри Кейт посмотрела на него, и он увидел в ее глазах мерцание отраженного изображения.
   - Я люблю тебя, - сказала она.
   Джо замер. Ему самому эти слова давались с трудом и слышал он их не часто.
   - Я люблю тебя. Правда люблю. Только в эти последние недели я поняла, как сильно я люблю тебя, - она обняла его за шею и легонько чмокнула в губы. Мягкие волосы упали ему на лицо.
   Он ответил на поцелуй. Язык Мэри Кейт скользнул к нему в рот и обследовал там все уголки, точно влажный Колумб, хотя едва ли этот континент был для него новым. Джо почувствовал, как его тело откликается на зов.
   - Так-так, - проговорил он со слабой улыбкой. - Тебе чего-то хочется. Меня не проведешь.
   Она крепче прижалась к нему и снова поцеловала. От нее, подумал Джо, всегда пахнет свежей травой, скошенной на росном широком лугу. Возможно, это давал о себе знать его инстинкт потомственного крестьянина. Мэри Кейт потянулась и легонько укусила его за ухо.
   - Хочу, - прошептала она, - ребеночка.
   И увидела, что муж перевел взгляд на телеэкран.
   - Мэри Кейт, - негромко, с трудом сдерживаясь, сказал он. - Мы уже говорили на эту тему. Когда-нибудь у нас обязательно будет ребенок. Ты это знаешь. Но сейчас мы едва можем прокормить себя, какой уж тут лишний рот! К тому же я не желаю растить ребенка здесь, в таком районе.
   - Увитого плющом домика в пригороде, о котором ты мечтаешь, - сказала она, - у нас не будет никогда, как ты не поймешь! У нас сейчас ничего нет. Не смотри на меня так, ты знаешь, что я права. У нас есть только то, что мы принесли с собой в эту квартиру, - твои вещи и мои вещи. И ничего, что можно было бы назвать "нашим".
   - Да ладно, - оборвал он, - ребенок - не игрушка. Нельзя завести ребенка и играть с ним, как с куклой. Тебе придется бросить работу, а мне - вкалывать в две смены. Нет, черт возьми.
   Мэри Кейт отстранилась и встала у открытого окна, спиной к Джо, скрестив руки на груди. Наконец она вновь повернулась к мужу.
   - Мне нужна перемена, - тихо проговорила она. - Нет, правда нужна. Чтобы что-то изменилось... не знаю что.
   - Ты приходишь в себя после страшного переживания. - Джо поморщился. Черт! Молчи про это! - Тебе нужно отдохнуть, малышка. Не расстраивайся. Мы поговорим об этом позже.
   Мэри Кейт вдруг побледнела, посуровела и уперлась в него неуступчивыми темно-карими глазами.
   - Мы могли бы взять ссуду на то время, что я не буду ходить на работу.
   - Мэри Кейт. Прошу тебя.
   Она подошла к нему и приложила его руку к своей щеке. Джо с изумлением почувствовал, что она плачет. "Что за черт?" - удивился он. Раньше она никогда не плакала из-за ребенка. Обычно, стоило объяснить экономическую сторону проблемы, и Мэри Кейт безропотно прекращала разговор. Но сегодня она проявляла невиданное упрямство.
   - Это был бы чудесный малыш, - тихонько проговорила она.
   Джо легко перенес ее через подлокотник кресла, усадил к себе на колени и, шепча: "Конечно!" - принялся сцеловывать слезы, градом катившиеся по ее гладким щекам.
   - Ну, - сказал он и потерся носом о подбородок Мэри Кейт, чтобы вывести ее из мрачного настроения. - Так кто это будет? Ты же понимаешь, что двоих сразу мы сделать не сможем. Либо, либо.
   Она улыбнулась и шмыгнула носом:
   - Издеваешься? Я этого не люблю.
   - Боже упаси. Когда-нибудь у нас действительно будет ребенок. Почему бы не решить заранее, кого мы родим - мальчика или девочку?
   - Конечно, мальчика. Я хочу мальчика.
   - Все хотят мальчиков. Каково же девочкам рождаться и узнавать, что родители хотели мальчика? Вот где берет начало ощущение собственной неполноценности, преследующее женщин. Девочка была бы ничуть не хуже. Пол усыпан розовыми пеленками, в кресле забыта кукла, так что, когда я сажусь, то подо мной что-то взвизгивает и пугает меня до смерти...
   - Снова дразнишься...
   - Так ты хочешь мальчика, да? Ничего, тогда будут пластиковые солдатики, которые впиваются в босые ноги, когда в полночь идешь на кухню перекусить. Нормально.
   Мэри котенком свернулась у него на груди и крепче прижалась к нему, нежно перебирая волосы на затылке.
   - Крупным бизнесменом - вот кем он, наверное, станет, - продолжал фантазировать Джо, целуя Мэри в лоб и в опущенные веки. - А может, и президентом. - Несколько секунд он обдумывал эту идею. - Нет, нет. Это вычеркиваем. Но важной шишкой он станет непременно.
   На мерцающем телеэкране призраки чужих фантазий сменяли друг друга. Джо поднял Мэри и понес на диван, который, если пнуть его в нужное место, превращался в кровать с пружинным матрасом. Он уложил жену на прохладные голубые простыни и, торопливо раздеваясь, присоединился к ней. Мэри Кейт обвила его руками и ногами, заключая в сладкий плен страсти.
   Он занимался с ней любовью нежно, спокойно. Ее тело, всегда очень чувствительное к ласке, чутко реагировало на малейшее прикосновение его пальцев. Она вскрикнула, и он горлом глубоко вобрал ее крик. Но его не оставляло сознание того, что кто-то другой наслаждался ее теплом. Кто-то другой лежал между ее бедер, мощно двигаясь внутри ее. Это видение неотвязно стояло у него перед глазами, и он постарался обуздать свое не в меру разгулявшееся воображение, сосредоточившись исключительно на теле жены - на твердых налитых грудях с набухшими сосками, руках и бедрах, облитых мягким светом, на едва заживших царапинах вдоль живота.
   Когда он заснул в ее объятиях, ему приснились отметины, которые он впервые увидел под накрахмаленной больничной простыней. Они алым хороводом двигались по телу Мэри Кейт, круг за кругом, пока вся ее кожа не воспалилась и не вспухла. А потом на лицо Джо легла огненная рука, она хотела выковырять ему глаза и, дымящиеся, поднять на кончиках бесплотных пальцев.
   От этого тревожного сна Джо очнулся в холодном поту. Он осторожно выбрался из волглой постели и стоял, глядя из темноты на жену, свернувшуюся калачиком на матрасе. Настроечная таблица на экране телевизора у него за спиной отбрасывала на противоположную стену сеть черно-серых квадратиков. Джо выключил телевизор.
   Эти кошмары, подумал он, становятся чересчур реалистичными. Они начались после возвращения Мэри Кейт из больницы. Во сне, когда сознание Джо было беззащитно, они выползали из укрытий и сеяли семена истерии. Сейчас они затаились по углам, хрипло дыша, и слушали, слушали. Ждали, когда он устанет и вернется в постель, чтобы, едва он закроет глаза, выползти, выползти из щелей и трещин и касаться горячими пальцами его лба. Джо был беззащитен перед ними. Что это за теория, спросил он себя, будто телом управляет подсознание? Будто подсознание снами-иероглифами дает знать о страданиях души? Да пошли они, взбунтовался он. Просто я устал как черт.
   Он пошел в ванную, выпил стакан холодной воды, вернулся и скользнул в постель к теплой Мэри Кейт. Потом, словно вспомнив что-то, опять откинул одеяло и еще раз проверил, надежно ли заперта входная дверь.
   Поутру его разбудило яркое солнце, золотыми полосками расчертившее ему лицо. Мэри жарила ему яичницу с ветчиной - теперь она редко делала это. В последнее время на завтрак у них бывали только сладкие хлопья и подогретый кофе. Мэри Кейт суетилась в тесной кухоньке, и Джо изо всех сил старался быть с ней поласковее. О детях не заговаривали. Прихлебывая свежий крепкий кофе, Джо рассказывал жене о новом диспетчере, которого недавно взяли в таксопарк.
   В последующие недели Мэри Кейт ни словом не обмолвилась о ребенке. Джо чувствовал искреннее облегчение от того, что не надо отвечать на ее вопросы о том, почему они не могут позволить себе завести малыша. Кошмары снились ему все реже, и наконец он перестал бояться засыпать. Мэри Кейт вновь вернулась к своему обычному рабочему расписанию, но теперь они всегда уходила из закусочной засветло, и Джо порой думал, что урок пошел впрок. Понимая, что это ему лишь кажется, он тем не менее чувствовал непонятное воодушевление. Он словно родился заново и постепенно стал подумывать, не вернуться ли на курсы.
   Наконец, не советуясь с Мэри Кейт, он решился и позвонил приятелю, с которым три семестра назад слушал курс литературной критики. "Алло, Кеннет? Привет. Это Джо Рейнс. Да, из группы Марша".
   - А-а, ну как же, как же! Слушай, тыщу лет тебя не видел. Ты что, ушел в подполье, что ли? Кстати, как ты закончил?
   - Хор, и то еле-еле. Послушай, я подумываю вернуться в следующем семестре и хотел узнать, как там дела. Кто какой курс читает. В пятницу я беру выходной и вот хотел... мы хотели... вы с Терри не заглянули бы к нам?
   - А ты все еще крутишь баранку?
   - Ага. Радости мало, но лучше, чем стоять у станка.
   - Я знаю, каково это. Да, нам с тобой есть о чем поговорить. Ведь мы не виделись почти год.
   - Ну, - сказал Джо, - дела, понимаешь, то-се...
   - Значит, в пятницу? Отлично, договорились. Я тебе привезу расписание. Во сколько? Прихватить бутылочку вина?
   - Это мы берем на себя. В семь годится?
   - Прекрасно. Вы живете все в той же каморке?
   - Верно, - он хохотнул. - В каморке.
   - Тогда лады, увидимся в пятницу. Спасибо, что позвонил.
   - Не за что. До скорого.
   Мысль о возвращении на курсы взбудоражила Джо. На занятиях он отдыхал от жаркого, сверкающего хромом, запруженного автомобилями Манхэттена, и вместо металлического голоса счетчика в ушах у него звучали певучие голоса куртуазных поэтов.
   В тот день после работы он рассказал Мэри Кейт о своем решении и удивился тому, какое искреннее воодушевление это у нее вызвало. Под вечер в пятницу они купили в соседней кулинарии мясо для сэндвичей и отправились в ближайший винный магазин поискать хорошее недорогое вино. Нагруженные сверками и пакетами, они поцеловались на ступеньках своего дома, и какой-то проходивший мимо мальчонка с леденцом за щекой рассмеялся.
   Кеннет Паркс и его жена Терри принадлежали к той породе молодых людей, что ходят в студенческие походы, любят посидеть у костра и охотно выезжают за город на богартовские фестивали. Он был высокий, худой, идеального сложения для баскетболиста, хотя сам как-то признался Джо, что никогда не чувствовал желания заниматься спортом. Вместе с Терри невысокой, с сияющими зелеными глазами и длинными каштановыми волосами они составляли великолепную пару. Одетые ни чересчур старомодно, ни излишне современно, а, как того требовало новое повальное увлечение, "удобно", Парксы так и просились на журнальную страницу, и, стоило им переступить порог тесно заставленной, оклеенной плакатами и афишами квартирки Джо, как тот немедленно почувствовал себя немного неуютно.
   - Привет, старик, - проговорил Паркс, стискивая руку Джо. - Давно же я не видал твою физиономию! Уже стал забывать, как ты выглядишь...
   Джо закрыл за гостями дверь и представил им жену. Мэри Кейт спокойно улыбалась.
   - Джо рассказывал мне о вас, - сказала она Парксу. - Ведь это вы лазаете по пещерам? Вы спе...
   - Спелеолог. Да, полагаю, можно сказать и так, - он взял предложенный ему Джо стакан вина и передал его жене. - Мальчишкой я пропадал в пещерах все выходные.
   - А чем вы зарабатываете на жизнь?
   - Ну... - Кеннет покосился на жену; Терри смотрела на него поверх края стакана яркими пустыми глазами. - Отец Терри вроде как... субсидирует нас, пока мы учимся. - Он весело хлопнул Джо по плечу: - Старина, еще семестр, а потом я собью себе все ноги в поисках работы!
   - С работой сейчас чертовски трудно. Честное слово, мне крупно повезло, что я хоть что-то нашел.
   Терри сидела со стаканом в руках и оцепенело смотрела в стену, на плакат, где Кинг-Конг на крыше "Эмпайр Стейт" сжатой в огромный кулак волосатой лапой сбивал вертолеты, расстреливавшие его из пулеметов.
   - Вам нравится наша квартира? - спросила Мэри Кейт.
   Паркс разложил на поцарапанном кофейном столике расписание занятий и показывал Джо отмеченные фломастером курсы.
   - А доктор Эзелл читает нам европейскую литературу. Она в этом семестре считается самым тяжелым предметом.
   - Серьезно? С Эзеллом, надо думать, легче не становится?
   - Черт, конечно, нет. Ему следовало давным-давно уйти на покой. Он как путался в собственных лекциях, так и путается. В прошлый раз, например, он вдруг принялся задавать вопросы совершенно к другому циклу.
   Джо хмыкнул.
   - Хочешь сэндвич?
   - Нет, спасибо, - Кеннет бросил быстрый взгляд на Терри и Мэри, заговоривших, наконец, о чем-то своем. Терри все шире раскрывала глаза. Итак, - решительно объявил он, снова глядя на Джо, - ты надумал вернуться.
   - Да, надумал. Надо! Хочется добиться чего-то большего. То есть, работа у меня, конечно, не хуже любой другой, честное слово. Бывает, такое услышишь - обхохочешься, да и чаевые очень приличные. Но я не хочу всю жизнь просидеть за баранкой, как будто я к ней прикован. Надо расти. А для этого надо сделать первый шаг.
   - И ты решил получить диплом. Тебе ведь осталось всего два семестра?
   - Три.
   - Хуже нет, - проговорил Паркс, - чем начать и бросить. Что у тебя тогда стряслось? Рухнул в финансовую пропасть?