Страница:
Подошел Узара, и Сорград без слов передал ему чашку.
– Как ты? – Я с беспокойством посмотрела на мага, но он выглядел уже лучше.
Сжав в ладонях теплую чашку, Узара вдохнул пар.
– Хорошо, просто устал. Думаю, с Равноденствия я сотворил больше магии, чем за последние полгода, – молвил он с печальной улыбкой. – Да, это тебе не изучение теории колдовства. Но я для того и пошел с тобой, чтобы испытать свое мастерство.
– Нам нужно решить, что делать дальше, – вмешался Сорград. – Кто-нибудь нашел хотя бы намек на эфирные знания у этого народа?
Узара покачал головой.
– Даже если допустить, что они хранят это в тайне, кто-то уже наверняка проболтался бы, при их-то открытости.
Я уставилась на свою лепешку.
– Я все равно думаю, что в этом джалквезане что-то есть. Сегодня была охота, и тот Ямриз находил кабаков не только при помощи зоркого глаза и острого нюха, я уверена в этом. Как весть о нападении так быстро долетела до становища? Никто не смог бы пробежать с такой скоростью! А как насчет Зенелы? Когда вы видели, чтобы кто-нибудь так стремительно исцелился от гнили в легких? Наконец, я нашла кого-то, кто знает балладу, в которой героиня использует чары для разжигания огня, как и я…
– Ливак, последние три дня я только и делал, что слушал балладу за балладой, – раздосадовано перебил меня Узара. – У каждого второго есть своя версия, свой вариант слов или порядок повествования, почерпнутый у какого-то менестреля. Кажется делом чести играть с мелодией и добавлять украшения. Мне очень жаль, поверь, но эти истории так текучи, столько изменений год от года, что какое бы знание они когда-то там ни содержали, оно утрачено безвозвратно. Я мог бы дать тебе для начала пять разных версий «Охоты на Белого Оленя». – Он с упрямым щелчком захлопнул рот.
– Мы здесь не для того, чтобы писать трактат по истории Народа. – Я пыталась сдержать раздражение. – Перестань выяснять факты и посмотри на сказания! Посмотри на неожиданное, удивительное и невозможное и скажи мне, что там не замешана магия! А где есть магия, есть джалквезан, и это всякий раз.
– Возможно. – Скептицизм в голосе Узары не оставлял сомнений насчет его мнения. – Но как они это делают? Как мы проверим их способности, определим эффективность каких бы то ни было знаний, которые они, возможно, имеют?
– Почему вы, чародеи, вечно должны выискивать лом и разбивать все на мелкие кусочки? Почему вы не можете просто поверить? – Я вперила в мага свирепый взгляд.
– Если мы не узнаем, как они что-то делают, как мы сможем это повторить? – требовательно спросил Узара.
Я велела ему замолчать. Меня осенила идея.
– Это ведь в твоем трактате было установлено, что коллективная вера людей есть источник силы для Высшего Искусства, верно?
Узара недоуменно поднял брови.
– Основная заслуга принадлежит Джерису Армигеру…
Я подняла руку и наморщила лоб, стараясь подыскать слова для новой идеи.
– Предположим, группа людей верит, что у кого-то есть необычные способности. Что, если этого достаточно, чтобы вера осуществилась? Что, если этого достаточно, чтобы вызвать эфирное влияние на чьи-то способности?
Теперь, когда я это сказала, все обрело смысл, кусочки ложились на место, как в детской мозаике.
– Я не понимаю, – устало произнес Узара.
– Все говорят мне, что Рузия лучше всех умеет читать руны. Она верит в это, как и все остальные. Такой веры достаточно, чтобы это стало правдой. Ориал – известная целительница. Она поет песни, которые, как она верит, помогают ее врачеванию. Важны не столько слова джалквезана, сколько ее вера в то, что она делает. Все знают, что Ямриз найдет дичь, и он находит. Всякий раз, когда это случается, возрастает вера, ожидание, что это произойдет и в следующий раз, – и это происходит!
– Самоисполняющееся пророчество, – задумчиво пробормотал Сорград.
– Но Гуиналь и ее адепты изучали Высшее Искусство там, в Тормалинской империи в пору ее расцвета, – запротестовал Узара. – Их мастерство рождено знанием, не просто слепой верой.
– Где кончается знание и начинается вера? – парировал Сорград. – Что возникает сначала и затем поддерживает другое?
Я подняла с земли веточку – мертвую веточку с засохшими коричневыми листьями. Я слишком много времени провела возле этих магов с их вопросами и неистощимым любопытством.
– Талмия меграла элдрин фрес.
Листья затрещали, моментально истребленные огнем, сухая кора растрескалась, древесина под ней обуглилась. Я бросила веточку на землю и стала вдавливать ее ногой под верхний слой сухой подстилки в сырую лиственную прель внизу. Едкий запах дыма повис в воздухе.
– Это – Высшее Искусство. Скажи мне, как я это сделала, маг! Я не знаю – как, но верю, что могу, и оно еще никогда меня не подводило.
Узара открыл рот и вновь его закрыл. Присущая ему честность и объективность ученого не позволили магу сразу отбросить мою идею, как бы ему ни хотелось.
– Но как мы это проверим? Мы должны иметь доказательство, если хотим представить что-нибудь Совету или Верховному магу.
– По-видимому, если бы кто-то начал сомневаться в их способностях, они могли бы утратить их, – медленно предположил Сорград. – Это как в танце – стоит вспомнить о своих ногах, и тут же собьешься с ритма.
Я нахмурилась.
– Как можно просто взять и перестать верить во что-то?
– Мы могли бы словчить в игре с Барбеном, – с чувством заявил Грен. – Или сломать ему пальцы. Я бы не прочь преподать ему урок, а то все убеждены, что он непобедим.
– Вот тебе еще пример, – кивнула я Узаре. – Барбен верит, что он везучий, и все остальные верят. Это приводит в действие какой-то бессознательный элемент Высшего Искусства, и руны катятся, как ему надо.
– Он точно не мухлюет, – заметил Сорград. – Поверь мне, мы бы знали, если б он мухлевал.
Узара соединил руки под подбородком, упершись в него кончиками пальцев. Его взгляд стал неприкаянным среди суеты вокруг разбираемого становища.
– Это интересная идея, и кто может сказать, что она неверна, мы так мало знаем о Высшем Искусстве. Но где доказательство, где проверка?
– Зачем тебе это нужно? – Я покачала головой. – Всякий маг в Хадрумале разберет часы до колесиков и пружинок, прежде чем согласится, что они отмечают проходящее время?
Узара состроил гримасу.
– Мы рискуем яблоками против золы, верно? Если наши вопросы заставят Гуиналь усомниться в своих способностях, мы потеряем не только самого опытного нашего практикующего Высшего Искусства, но также одну из главных защит, которые есть у Келларинской колонии против эльетиммских набегов.
Он вздрогнул: двое Лесных жителей пронесли мимо его головы кусок рогожи. Пока мы говорили, нашу суру начали разбирать. Мы отошли в сторону, чтобы не мешаться.
– Рузия говорит, Рэвин спрячет их от любой погони, – вдруг вспомнила я. – Не желаешь это проверить?
Узара тупо захлопал глазами.
– Как?
– Дадим им уйти, выждем несколько часов, а там посмотрим, сумеем ли мы их выследить. – Мне было трудно скрыть сарказм.
– Они гораздо лучше знают лес… – засомневался маг.
– Мы выросли, по полгода выслеживая пушных зверей в более густых лесах, чем этот, – презрительно перебил его Грен.
Я видела, что маг еще колебался, а Сорград думает так же, как я.
– Мы приложим все усилия, знаешь ли. Мы не потеряем их только потому, что хотим потерять!
Узара прикинулся удивленным, но его выдал густой румянец на белой коже.
– Ты попробуешь найти их гаданием, верно? – Сорграда что-то развеселило. – Высшее Искусство может прятаться от магии стихий, да?
Узара серьезно посмотрел на него.
– Кажется, да.
– Тогда что тебя смущает, маг? – мягко спросил Сорград. – Ты хотел проверки, так давай проведем ее.
Я видела, что Узара все еще подозревает нас в подвохе или обмане.
– Когда-нибудь тебе придется нам доверять, – предупредила я его. – Ты достаточно близко подобрался к Ориал, чтобы отыскать ее, верно?
Узара поднял руки.
– Хорошо. Давайте посмотрим, куда это приведет нас.
Чтобы не наговорить ему лишнего, я стала помогать Народу разбирать становище. Грен ускользнул прощаться, а Сорград о чем-то небрежно говорил с менестрелем.
– Ты поблагодарил Фру за нас? – спросила я вернувшегося Сорграда, вытирая пот с лица ободранной веревками ладонью.
Он кивнул.
– Фру выделит нам кусок мяса, и он просил передать тебе, что благодарен за новые песни; или, вернее, древние.
Стоя посреди вытоптанной поляны, мы смотрели, как Народ растворяется в лесу, оставляя нас, и нашего осла, и груду багажа. Я ощутила боль, в которой не хотела слишком копаться. Мне вдруг захотелось, чтобы они были моей семьей, но так же быстро эта охота прошла. И в любом случае одно мое желание ничего не изменит. Я не принадлежу этому месту, как не принадлежу Ванаму. Мне предстоит создать свое собственное место, верно? С Райшедом, а значит, доказать этим скептикам-магам, что я нашла что-то, стоящее твердой монеты. Я воспряла духом, когда удалявшиеся голоса затянули балладу о Серизе, ускользающем от преследования Мазир. Эта песня была в моей книге и содержала джапквезан в каждой второй строфе.
– Как насчет партии-другой в руны, чтобы скоротать время, пока ждем?
Я достала кости из кармана и села. К тому времени, когда я выиграла у Узары все его мелкие деньги и то, что осталось от Сорградовой доли трофеев, солнце уже спустилось к верхушкам деревьев.
– Теперь Ливак получила все, что хотела, так не пора ли нам последовать за тем Народом? – с усмешкой предложил Сорград.
– Я готов! – Грен вскочил на ноги и начал рыскать по краю поляны.
– Мы знаем, что они пошли туда, – примирительно сказал маг.
Грен игнорировал его.
– Если мы намерены сделать это, то сделаем так, как положено, – отрезал Сорград.
– Я тоже умею читать следы, – обернулась я к Узаре. – А ты с ослом пойдешь последним, чтобы ничего не затоптать.
– Ага, вот тут есть четкие отпечатки копыт, – крикнул Грен. – Давайте посмотрим, как далеко они идут.
След был ясно виден, и братья пошли по нему, пристально глядя под ноги. Мы шагали ровно и молча, братья – впереди, наклоняясь над следами ног, примечая раздавленные цветы, сломанные веточки. Я посмотрела на солнце – похоже, мы забирали на северо-запад. Скоро выйдем к реке, заключила я. Узара шел сзади, лениво срывал листья с кустов и давал их ослу, а тот медленно жевал, роняя кусочки на влажную землю.
Грен и Сорград замедлили шаг и остановились, вполголоса совещаясь. Потом разделились, порыскали вокруг будто гончие и через некоторое время вернулись к нам с Узарой.
– Мы их потеряли, – без обиняков заявил Грен. – След становился все слабее и слабее, а теперь совсем исчез.
– А это не произошло бы в любом случае, если б кому-то понадобилось избежать преследования? – спросил Узара, осторожно выбирая слова.
Сорград шагнул вперед и вдавил сапог в мшистый клочок земли.
– На каменистой почве, на твердой грязи, может быть, даже на толстой лесной подстилке, если ты очень осторожен. Но не на этой местности.
– И мы можем проследить мышей по каменистой осыпи, если захотим, – добавил Грен с ноткой угрозы.
Мы посмотрели на глубокий отпечаток Сорградовой ноги, затем на мягкую нетронутую землю со всех сторон.
– Они пели «Балладу о поисках Мазир», – заметила я магу. – Я найду ее в книге, если желаешь.
Узара кивнул.
– Хорошо. Тогда давайте посмотрим, не даст ли моя магия лучших результатов, чем ваше знание леса.
Я промолчала, а братья обменялись насмешливым взглядом. Узара небрежно покапал с ладони зеленый магический свет, и отпечаток сапога во мху наполнился водой. Слегка нахмурясь, маг встал на колени и наклонился ближе. Грен, безразличный к этим фокусам, дергал траву для осла, поглаживая его бархатный нос. Я наблюдала за лицом Сорграда, на котором любопытство соседствовало со скептицизмом. Птичье пение лилось со всех сторон, лесные создания порхали туда-сюда, не интересуясь нашими заумными делами.
Я усмирила свое нетерпение. Узара должен прийти к этому выводу сам, без подсказок и понуканий, иначе он никогда не признает, что это был его собственный вывод. Я засунула руки, в карманы и потрогала мои руны-кости. Сорград подмигнул мне, заметив, как я отворачиваюсь, чтобы не прожечь взглядом затылок мага. Я подавила смех.
– Я не могу их найти, – изрек Узара с неподдельным изумлением. – Я не могу найти абсолютно никаких следов!
Я прикусила язык.
– Чем еще можно это объяснить, кроме Высшего Искусства? – заметил Сорград нейтральным тоном.
– На таком расстоянии, за такое время, учитывая, сколько дней мы провели с ними… – Узара задумчиво потер губу. – Знаете, я действительно не могу ничего придумать.
Высокомерие, внушающее магам, что они никогда не ошибаются, оказалось монетой с двумя сторонами, не так ли? Я медленно выдохнула.
– Теперь ты мне веришь?
– Думаю, твоя идея заслуживает внимания, – обронил маг.
– Ну, что мы делаем теперь? – Грен снова подошел к нам, усмехаясь. – Ты готов признать, что этот Народ владеет Высшим Искусством? Но теперь они ушли, и мы потеряли их. Будем искать другую группу?
– Я допускаю, что Народ имеет реальное Высшее Искусство, но все равно у них нет никаких ясных знаний, ничего, что мы могли бы сразу применить, – помрачнел Узара.
– А как же песенник? – возразила я.
– Спой мне что-нибудь, и пусть оно сработает, – с вызовом потребовал маг. – Ты действительно искренне в это веришь, чтобы пробудить эфирную силу? Покажи мне, как объяснить это Планиру, ученым, работающим с Гуиналь. Покажи мне, как использовать это против эльетиммов!
– Шелтий могли бы, – услужливо подсказал Сорград.
– Что? – одновременно воскликнули мы с Узарой, поворачиваясь к смеющемуся горцу.
– Вы же за этим хотели идти в горы, верно? Просить помощи Шелтий? – Грен посмотрел на брата в легком недоумении.
– О чем это вы не сказали нам? – грозно спросил Узара. Я встала между ним и Сорградом. Единственный человек, от которого Сорград потерпит такой тон, это я.
– Кто такие Шелтий? Я никогда не слышала этого слова. Лицо Сорграда было чистым пергаментом – ничего не прочесть.
– Они хранят саги и истории гор. Если какой-нибудь аниатимм знает об эфирной магии, то это Шелтий. Те солуране выпрямили ногу Хэлис, когда ее бедро уже полгода как зажило – то же самое, говорят, делают Шелтий.
– Сэдриновы потроха, что ж ты раньше не сказал? – рассердился Узара. – Почему мы теряли здесь время?
– Потому что мы все равно сначала шли в Лес. – Я шагнула ближе, и маг попятился. – Еще рано подниматься в горы, и нам нужен был длинный маршрут, чтобы избежать стычек в Ущелье.
Узара благоразумно отступил.
– Тогда предлагаю вернуться на тракт и продолжить путь.
Он подхватил недоуздок осла и энергично зашагал вперед. По крайней мере гадание помогло ему сориентироваться.
Я покосилась на Сорграда, но он не решался смотреть мне в глаза. Я сохранила спокойствие: он объяснит мне, в чем дело, в свое время. Затем, как только мага не окажется рядом, я устрою ему головомойку за то, что не рассказал мне все раньше.
Глава 5
– Как ты? – Я с беспокойством посмотрела на мага, но он выглядел уже лучше.
Сжав в ладонях теплую чашку, Узара вдохнул пар.
– Хорошо, просто устал. Думаю, с Равноденствия я сотворил больше магии, чем за последние полгода, – молвил он с печальной улыбкой. – Да, это тебе не изучение теории колдовства. Но я для того и пошел с тобой, чтобы испытать свое мастерство.
– Нам нужно решить, что делать дальше, – вмешался Сорград. – Кто-нибудь нашел хотя бы намек на эфирные знания у этого народа?
Узара покачал головой.
– Даже если допустить, что они хранят это в тайне, кто-то уже наверняка проболтался бы, при их-то открытости.
Я уставилась на свою лепешку.
– Я все равно думаю, что в этом джалквезане что-то есть. Сегодня была охота, и тот Ямриз находил кабаков не только при помощи зоркого глаза и острого нюха, я уверена в этом. Как весть о нападении так быстро долетела до становища? Никто не смог бы пробежать с такой скоростью! А как насчет Зенелы? Когда вы видели, чтобы кто-нибудь так стремительно исцелился от гнили в легких? Наконец, я нашла кого-то, кто знает балладу, в которой героиня использует чары для разжигания огня, как и я…
– Ливак, последние три дня я только и делал, что слушал балладу за балладой, – раздосадовано перебил меня Узара. – У каждого второго есть своя версия, свой вариант слов или порядок повествования, почерпнутый у какого-то менестреля. Кажется делом чести играть с мелодией и добавлять украшения. Мне очень жаль, поверь, но эти истории так текучи, столько изменений год от года, что какое бы знание они когда-то там ни содержали, оно утрачено безвозвратно. Я мог бы дать тебе для начала пять разных версий «Охоты на Белого Оленя». – Он с упрямым щелчком захлопнул рот.
– Мы здесь не для того, чтобы писать трактат по истории Народа. – Я пыталась сдержать раздражение. – Перестань выяснять факты и посмотри на сказания! Посмотри на неожиданное, удивительное и невозможное и скажи мне, что там не замешана магия! А где есть магия, есть джалквезан, и это всякий раз.
– Возможно. – Скептицизм в голосе Узары не оставлял сомнений насчет его мнения. – Но как они это делают? Как мы проверим их способности, определим эффективность каких бы то ни было знаний, которые они, возможно, имеют?
– Почему вы, чародеи, вечно должны выискивать лом и разбивать все на мелкие кусочки? Почему вы не можете просто поверить? – Я вперила в мага свирепый взгляд.
– Если мы не узнаем, как они что-то делают, как мы сможем это повторить? – требовательно спросил Узара.
Я велела ему замолчать. Меня осенила идея.
– Это ведь в твоем трактате было установлено, что коллективная вера людей есть источник силы для Высшего Искусства, верно?
Узара недоуменно поднял брови.
– Основная заслуга принадлежит Джерису Армигеру…
Я подняла руку и наморщила лоб, стараясь подыскать слова для новой идеи.
– Предположим, группа людей верит, что у кого-то есть необычные способности. Что, если этого достаточно, чтобы вера осуществилась? Что, если этого достаточно, чтобы вызвать эфирное влияние на чьи-то способности?
Теперь, когда я это сказала, все обрело смысл, кусочки ложились на место, как в детской мозаике.
– Я не понимаю, – устало произнес Узара.
– Все говорят мне, что Рузия лучше всех умеет читать руны. Она верит в это, как и все остальные. Такой веры достаточно, чтобы это стало правдой. Ориал – известная целительница. Она поет песни, которые, как она верит, помогают ее врачеванию. Важны не столько слова джалквезана, сколько ее вера в то, что она делает. Все знают, что Ямриз найдет дичь, и он находит. Всякий раз, когда это случается, возрастает вера, ожидание, что это произойдет и в следующий раз, – и это происходит!
– Самоисполняющееся пророчество, – задумчиво пробормотал Сорград.
– Но Гуиналь и ее адепты изучали Высшее Искусство там, в Тормалинской империи в пору ее расцвета, – запротестовал Узара. – Их мастерство рождено знанием, не просто слепой верой.
– Где кончается знание и начинается вера? – парировал Сорград. – Что возникает сначала и затем поддерживает другое?
Я подняла с земли веточку – мертвую веточку с засохшими коричневыми листьями. Я слишком много времени провела возле этих магов с их вопросами и неистощимым любопытством.
– Талмия меграла элдрин фрес.
Листья затрещали, моментально истребленные огнем, сухая кора растрескалась, древесина под ней обуглилась. Я бросила веточку на землю и стала вдавливать ее ногой под верхний слой сухой подстилки в сырую лиственную прель внизу. Едкий запах дыма повис в воздухе.
– Это – Высшее Искусство. Скажи мне, как я это сделала, маг! Я не знаю – как, но верю, что могу, и оно еще никогда меня не подводило.
Узара открыл рот и вновь его закрыл. Присущая ему честность и объективность ученого не позволили магу сразу отбросить мою идею, как бы ему ни хотелось.
– Но как мы это проверим? Мы должны иметь доказательство, если хотим представить что-нибудь Совету или Верховному магу.
– По-видимому, если бы кто-то начал сомневаться в их способностях, они могли бы утратить их, – медленно предположил Сорград. – Это как в танце – стоит вспомнить о своих ногах, и тут же собьешься с ритма.
Я нахмурилась.
– Как можно просто взять и перестать верить во что-то?
– Мы могли бы словчить в игре с Барбеном, – с чувством заявил Грен. – Или сломать ему пальцы. Я бы не прочь преподать ему урок, а то все убеждены, что он непобедим.
– Вот тебе еще пример, – кивнула я Узаре. – Барбен верит, что он везучий, и все остальные верят. Это приводит в действие какой-то бессознательный элемент Высшего Искусства, и руны катятся, как ему надо.
– Он точно не мухлюет, – заметил Сорград. – Поверь мне, мы бы знали, если б он мухлевал.
Узара соединил руки под подбородком, упершись в него кончиками пальцев. Его взгляд стал неприкаянным среди суеты вокруг разбираемого становища.
– Это интересная идея, и кто может сказать, что она неверна, мы так мало знаем о Высшем Искусстве. Но где доказательство, где проверка?
– Зачем тебе это нужно? – Я покачала головой. – Всякий маг в Хадрумале разберет часы до колесиков и пружинок, прежде чем согласится, что они отмечают проходящее время?
Узара состроил гримасу.
– Мы рискуем яблоками против золы, верно? Если наши вопросы заставят Гуиналь усомниться в своих способностях, мы потеряем не только самого опытного нашего практикующего Высшего Искусства, но также одну из главных защит, которые есть у Келларинской колонии против эльетиммских набегов.
Он вздрогнул: двое Лесных жителей пронесли мимо его головы кусок рогожи. Пока мы говорили, нашу суру начали разбирать. Мы отошли в сторону, чтобы не мешаться.
– Рузия говорит, Рэвин спрячет их от любой погони, – вдруг вспомнила я. – Не желаешь это проверить?
Узара тупо захлопал глазами.
– Как?
– Дадим им уйти, выждем несколько часов, а там посмотрим, сумеем ли мы их выследить. – Мне было трудно скрыть сарказм.
– Они гораздо лучше знают лес… – засомневался маг.
– Мы выросли, по полгода выслеживая пушных зверей в более густых лесах, чем этот, – презрительно перебил его Грен.
Я видела, что маг еще колебался, а Сорград думает так же, как я.
– Мы приложим все усилия, знаешь ли. Мы не потеряем их только потому, что хотим потерять!
Узара прикинулся удивленным, но его выдал густой румянец на белой коже.
– Ты попробуешь найти их гаданием, верно? – Сорграда что-то развеселило. – Высшее Искусство может прятаться от магии стихий, да?
Узара серьезно посмотрел на него.
– Кажется, да.
– Тогда что тебя смущает, маг? – мягко спросил Сорград. – Ты хотел проверки, так давай проведем ее.
Я видела, что Узара все еще подозревает нас в подвохе или обмане.
– Когда-нибудь тебе придется нам доверять, – предупредила я его. – Ты достаточно близко подобрался к Ориал, чтобы отыскать ее, верно?
Узара поднял руки.
– Хорошо. Давайте посмотрим, куда это приведет нас.
Чтобы не наговорить ему лишнего, я стала помогать Народу разбирать становище. Грен ускользнул прощаться, а Сорград о чем-то небрежно говорил с менестрелем.
– Ты поблагодарил Фру за нас? – спросила я вернувшегося Сорграда, вытирая пот с лица ободранной веревками ладонью.
Он кивнул.
– Фру выделит нам кусок мяса, и он просил передать тебе, что благодарен за новые песни; или, вернее, древние.
Стоя посреди вытоптанной поляны, мы смотрели, как Народ растворяется в лесу, оставляя нас, и нашего осла, и груду багажа. Я ощутила боль, в которой не хотела слишком копаться. Мне вдруг захотелось, чтобы они были моей семьей, но так же быстро эта охота прошла. И в любом случае одно мое желание ничего не изменит. Я не принадлежу этому месту, как не принадлежу Ванаму. Мне предстоит создать свое собственное место, верно? С Райшедом, а значит, доказать этим скептикам-магам, что я нашла что-то, стоящее твердой монеты. Я воспряла духом, когда удалявшиеся голоса затянули балладу о Серизе, ускользающем от преследования Мазир. Эта песня была в моей книге и содержала джапквезан в каждой второй строфе.
– Как насчет партии-другой в руны, чтобы скоротать время, пока ждем?
Я достала кости из кармана и села. К тому времени, когда я выиграла у Узары все его мелкие деньги и то, что осталось от Сорградовой доли трофеев, солнце уже спустилось к верхушкам деревьев.
– Теперь Ливак получила все, что хотела, так не пора ли нам последовать за тем Народом? – с усмешкой предложил Сорград.
– Я готов! – Грен вскочил на ноги и начал рыскать по краю поляны.
– Мы знаем, что они пошли туда, – примирительно сказал маг.
Грен игнорировал его.
– Если мы намерены сделать это, то сделаем так, как положено, – отрезал Сорград.
– Я тоже умею читать следы, – обернулась я к Узаре. – А ты с ослом пойдешь последним, чтобы ничего не затоптать.
– Ага, вот тут есть четкие отпечатки копыт, – крикнул Грен. – Давайте посмотрим, как далеко они идут.
След был ясно виден, и братья пошли по нему, пристально глядя под ноги. Мы шагали ровно и молча, братья – впереди, наклоняясь над следами ног, примечая раздавленные цветы, сломанные веточки. Я посмотрела на солнце – похоже, мы забирали на северо-запад. Скоро выйдем к реке, заключила я. Узара шел сзади, лениво срывал листья с кустов и давал их ослу, а тот медленно жевал, роняя кусочки на влажную землю.
Грен и Сорград замедлили шаг и остановились, вполголоса совещаясь. Потом разделились, порыскали вокруг будто гончие и через некоторое время вернулись к нам с Узарой.
– Мы их потеряли, – без обиняков заявил Грен. – След становился все слабее и слабее, а теперь совсем исчез.
– А это не произошло бы в любом случае, если б кому-то понадобилось избежать преследования? – спросил Узара, осторожно выбирая слова.
Сорград шагнул вперед и вдавил сапог в мшистый клочок земли.
– На каменистой почве, на твердой грязи, может быть, даже на толстой лесной подстилке, если ты очень осторожен. Но не на этой местности.
– И мы можем проследить мышей по каменистой осыпи, если захотим, – добавил Грен с ноткой угрозы.
Мы посмотрели на глубокий отпечаток Сорградовой ноги, затем на мягкую нетронутую землю со всех сторон.
– Они пели «Балладу о поисках Мазир», – заметила я магу. – Я найду ее в книге, если желаешь.
Узара кивнул.
– Хорошо. Тогда давайте посмотрим, не даст ли моя магия лучших результатов, чем ваше знание леса.
Я промолчала, а братья обменялись насмешливым взглядом. Узара небрежно покапал с ладони зеленый магический свет, и отпечаток сапога во мху наполнился водой. Слегка нахмурясь, маг встал на колени и наклонился ближе. Грен, безразличный к этим фокусам, дергал траву для осла, поглаживая его бархатный нос. Я наблюдала за лицом Сорграда, на котором любопытство соседствовало со скептицизмом. Птичье пение лилось со всех сторон, лесные создания порхали туда-сюда, не интересуясь нашими заумными делами.
Я усмирила свое нетерпение. Узара должен прийти к этому выводу сам, без подсказок и понуканий, иначе он никогда не признает, что это был его собственный вывод. Я засунула руки, в карманы и потрогала мои руны-кости. Сорград подмигнул мне, заметив, как я отворачиваюсь, чтобы не прожечь взглядом затылок мага. Я подавила смех.
– Я не могу их найти, – изрек Узара с неподдельным изумлением. – Я не могу найти абсолютно никаких следов!
Я прикусила язык.
– Чем еще можно это объяснить, кроме Высшего Искусства? – заметил Сорград нейтральным тоном.
– На таком расстоянии, за такое время, учитывая, сколько дней мы провели с ними… – Узара задумчиво потер губу. – Знаете, я действительно не могу ничего придумать.
Высокомерие, внушающее магам, что они никогда не ошибаются, оказалось монетой с двумя сторонами, не так ли? Я медленно выдохнула.
– Теперь ты мне веришь?
– Думаю, твоя идея заслуживает внимания, – обронил маг.
– Ну, что мы делаем теперь? – Грен снова подошел к нам, усмехаясь. – Ты готов признать, что этот Народ владеет Высшим Искусством? Но теперь они ушли, и мы потеряли их. Будем искать другую группу?
– Я допускаю, что Народ имеет реальное Высшее Искусство, но все равно у них нет никаких ясных знаний, ничего, что мы могли бы сразу применить, – помрачнел Узара.
– А как же песенник? – возразила я.
– Спой мне что-нибудь, и пусть оно сработает, – с вызовом потребовал маг. – Ты действительно искренне в это веришь, чтобы пробудить эфирную силу? Покажи мне, как объяснить это Планиру, ученым, работающим с Гуиналь. Покажи мне, как использовать это против эльетиммов!
– Шелтий могли бы, – услужливо подсказал Сорград.
– Что? – одновременно воскликнули мы с Узарой, поворачиваясь к смеющемуся горцу.
– Вы же за этим хотели идти в горы, верно? Просить помощи Шелтий? – Грен посмотрел на брата в легком недоумении.
– О чем это вы не сказали нам? – грозно спросил Узара. Я встала между ним и Сорградом. Единственный человек, от которого Сорград потерпит такой тон, это я.
– Кто такие Шелтий? Я никогда не слышала этого слова. Лицо Сорграда было чистым пергаментом – ничего не прочесть.
– Они хранят саги и истории гор. Если какой-нибудь аниатимм знает об эфирной магии, то это Шелтий. Те солуране выпрямили ногу Хэлис, когда ее бедро уже полгода как зажило – то же самое, говорят, делают Шелтий.
– Сэдриновы потроха, что ж ты раньше не сказал? – рассердился Узара. – Почему мы теряли здесь время?
– Потому что мы все равно сначала шли в Лес. – Я шагнула ближе, и маг попятился. – Еще рано подниматься в горы, и нам нужен был длинный маршрут, чтобы избежать стычек в Ущелье.
Узара благоразумно отступил.
– Тогда предлагаю вернуться на тракт и продолжить путь.
Он подхватил недоуздок осла и энергично зашагал вперед. По крайней мере гадание помогло ему сориентироваться.
Я покосилась на Сорграда, но он не решался смотреть мне в глаза. Я сохранила спокойствие: он объяснит мне, в чем дело, в свое время. Затем, как только мага не окажется рядом, я устрою ему головомойку за то, что не рассказал мне все раньше.
Глава 5
Когда император пожаловал моему мужу гидестанские поместья в знак признания его заслуг на западе, я впервые встретилась с Людьми Гор и услышала их печальные саги. Эта песня, часто звучавшая на Солнцестояние, напоминает нам, что жизнь в горах бывает так же сурова, как тамошний климат, и нам следует с большим пониманием относиться к резкости горцев в общении с теми, кто взращен в более ласковых землях.
Крепость вставала из холма, словно была частью его. Массивная стена – будто продолжение живой скалы, и окна внутренней башни располагались парами, как настороженные глаза. Увенчанный зубчатым камнем фесс возвышался над обрысканной ветрами долиной, а за ним вздымались могучие горы.
Но это место было никчемным бахвальством. Огромные двери в крепость, подпертые булыжником, стояли открытые, засов – верная защита от незваных пришельцев – бессильно прислонился в углу толстой стены. Треугольное пространство в камнях над воротами, где когда-то помещалась эмблема могущественного дома, было пусто, как слепая глазница. Джирран отбросил ногой камни от обшитого железом основания ворот и потянул створки – шипы, входящие в гнезда каменного порога, заскрежетали по нанесенной ветром пыли. С бессловесным восклицанием горец захлопнул тяжелую преграду, и она с размаху ударилась о резной косяк. Оглушительный треск эхом отразился от серых утесов, что возвышались к северу от крепости, застыв в суровой снежной красоте.
Войдя в фесс, Джирран совершил медленный обход, всматриваясь в каждый дверной проем и каждое окно крытых шифером строений, лепившихся к внутренней стороне стены. В комнатах было пустынно и чисто. Где все имущество? Где тепло очагов? Горькая нахмуренность постепенно исчезала с лица Джиррана, сменяясь печалью, которая словно убавила ему сколько-то лет, и он вновь превратился в несчастного юношу.
Горец повернулся к рекину. Черные глазницы окон не поддавались испытующему солнцу, оставаясь скрытными, зловещими. Джирран вошел внутрь и, не глядя на разобранный очаг, направился к лестнице. Он поднимался сначала медленно, потом быстрее, потом уже бегом бежал через густые тени, пока не вознесся на плоскую крышу. Жесткость вернулась в глаза горца, когда он наклонился, чтобы посмотреть вдоль желобка в одном из камней парапета. Желобок указывал на далекий утес, на расселину – ее правильные склоны и угловатые края красноречиво говорили о молотке и кайле. Привычная угрюмость легла на лицо Джиррана. Спокойный ветер, вечный обитатель этих мест, поднял прядь волос с его лба, и пыль с любопытным шепотом закружилась у его ног.
– Ты хочешь просить меня прийти сюда на Солнцестояние? Узнать, что скажут кости нашего дола, когда Мизаен пошлет солнце, дабы озарить святилище нашей крови? Каких вопросов ты ждешь от меня?
Только резкий вдох выдал его испуг. Джирран выпрямился и медленно повернулся.
– Ты говоришь о моей семье. – Он слегка выделил предпоследнее слово. – Какое тебе дело до крови, что когда-то жила здесь?
– Для человека, который намерен требовать одолжения в силу прошлого родства, ты очень странно берешься за дело, Джирран, – критически промолвила новоприбывшая, сидя на стене, что тянулась вдоль крыши.
Джирран на минуту потупился, шаркая носком сапога по твердым плитам.
– Привет, Аритейн. – Он тепло улыбнулся девушке, но глаза его оставались холодными. – Ты хорошо выглядишь.
– Женитьба тебя не изменила, – изрекла девушка с загадочной резкостью в тоне. – Как Эйриз?
Джирран отмахнулся.
– Неплохо.
– Жаль, что она никак не забеременеет.
Аритейн разгладила на коленях темное серое платье, изящным движением соединив ноги в мягких башмаках. Румянец дополнял сумеречную голубизну ее глубоко посаженных глаз; длинный нос выделялся на узком лице из-за того, что ее короткие соломенные волосы были зачесаны назад с высокого лба. Но особенное сходство с Джирраном ей придавали полные чувственные губы. – Я бы хотела видеть, что ты обеспечил себе потомство в ребенке, и желательно не одном.
– Никакой ребенок крови Эйриз не даст мне прав здесь, – вздохнул Джирран.
– Не даст, – тихо согласилась Аритейн, в ее глазах мелькнуло сожаление.
– Значит, это честный обмен? – задиристо спросил мужчина. – Искусства Шелтий – достойная компенсация за отказ от твоей крови и ее земли? Земли, навсегда теперь ушедшей к дочерям сестры нашей прапраматери? Что ты еще умеешь, кроме того, чтобы определять, собирается наконец моя жена принести мне наследника или нет?
– Ты всегда был невыносим, Джирран, даже ребенком, – с презрением ответила Аритейн. – Я уже сбилась со счету, сколько раз отцу приходилось сбрасывать тебя вон в ту поилку, дабы остудить твой норов.
Оба взглянули на длинный выдолбленный камень у главных ворот, сухой, как обглоданная ветром кость, жухлые листья лежали на его дне, и стебельки травы пробивались из открытого отверстия в его основании.
Джирран понурил голову, но спустя минуту вновь с вызовом посмотрел на девушку.
– Скажи мне, бывшая сестра, как ты живешь?
– Я путешествую между долами, я выношу решение и даю совет, я распространяю новости и передаю просьбы о помощи или союзе. – Сухая издевка слышалась в ее словах. – Ты прекрасно знаешь обязанности Шелтий.
Джирран забарабанил пальцами по стене, жуя бороду.
– Мы все знаем, что делают Шелтий. Но мне интересно, кто такие Шелтий. Что это за силы, о которых шепчутся в углах на Солнцестояние и Равноденствие? А что ты скажешь насчет тех разов, когда единственный путник в сером становился десятью или двадцатью Шелтиями, появлявшимися из ниоткуда, чтобы закрывать фесс перед путешественниками, пока боролись с чумой, преступлением против крови или какими-то другими преступлениями, которые только они могут видеть.
– Ты знаешь, что об этих вещах говорить не положено, – терпеливо ответила Аритейн. – Почему ты все делаешь наперекор? Что ты хочешь от меня? – Несмотря на внутреннее беспокойство, девушка говорила таким тоном, каким могла бы спросить о погоде.
– Ты узнала тайны их могущества? Что умеют делать Шелтий? – допытывался горец. – Как они могут оставлять позади себя пустые дома, чьи обитатели исчезли или рассеялись, лишенные разума, на милость других? Даже когда они идут дальше и оставляют все позади себя здоровым и бодрым, почему никто не помнит о том, что делалось для их спасения или помощи?
– Тебя это не касается, – холодно отрезала Аритейн. – Это ведомо только нам, избранным служить.
– Избранным? – Джирран скрестил руки и посмотрел на сестру. – А может, взятым? Или, вернее сказать, украденным. Мне было почти девять – вполне достаточно, чтобы запомнить твои слезы, твои крики, твой гнев. Я помню, как ты цеплялась за кровать, когда они пришли за тобой, как молила нашу мать не поддаваться им, как проклинала ее, когда она не сделала этого. – Горец медленно и неглубоко вздохнул. – Что вскоре и доказало справедливость их притязаний на тебя, верно? Твое проклятие сработало: не прошло и года, как мама умерла, а когда отец с остальными вернулся домой после тяжелого сезона на рудниках, оказалось, что все, ради чего мы работали, принадлежит теперь какой-то девчонке с мышиными волосами с другой стороны гор. Девчонке, о которой никто из нас даже не слышал!
– Мама умерла при родах. Это трагедия, но не такая уж редкая. – Руки Аритейн, сжатые на коленях, побелели.
– Тогда она отчаянно рожала дочь тебе на замену, чтобы сохранить земли, которые она унаследовала. – Джирран покачал головой. – Говорят, она запретила Шелтиям входить в ее спальню, боясь, что они увидят истинную магию в будущем и того ребенка тоже. Если б она впустила их, может, они бы спасли и ее, и дитя.
Аритейн встала.
– Если ты позвал меня сюда только затем, чтобы растравлять давно зажившие раны, я попрощаюсь с тобой, Джирран.
– Но Шелтий не принуждали ее, верно? Они не используют свои силы без согласия, да? Что бы они ни делали, это всегда сковано правилами и окружено тайнами и никогда не применяется открыто. Что хорошего в силе, если она никогда не используется?
Аритейн была уже у лестницы.
– Что Шелтий говорят об эльетиммах, Ари?
Язвительные слова Джиррана остановили девушку на верхней ступеньке.
– Что ты сказал?
– Я правильно их назвал? Или надо говорить «аниатиммы»? – Джирран сел на стену и вытянул перед собой ноги.
Сидели волки на высокой круче
И пристально глядели на убитых.
Едины в смерти слабый и могучий —
Все вписаны они в кровавый свиток.
Вот из шеренги тех, кто чудом выжил,
Кто на ногах своих еще стоял,
Могучий человек во гневе вышел,
И в снег воткнул топор, и так сказал:
«Того, кто подло учинил измену,
Кто распалил смертельную вражду,
Поправ тем самым волю Мизаена, —
Немедля привести ко мне! Я жду».
И люди привели к нему злодея,
И на колени бросили его.
От ненависти войско, свирепея,
Презрело с тварью кровное родство.
«Ты, отщепенец, жаждал править нами!
Да будет Мизаен тебе судьей
И тем, кого ты лживыми словами
Увлек на бой неправый за собой.
Ступай на север, сей на льдине ложь!
Коль вздумаешь вернуться – ты умрешь!»
Других безродных догола раздели
И, нанося удары, гнали вон;
А тех, кто не был скор и плелся еле,
Рубили не щадя со всех сторон.
Старейшины сошлись на поле брани,
И повели серьезный разговор,
И поклялись, что сила их не станет
Горами править с этих самых пор,
Что их искусство разуму послужит
И будет исцелять – не убивать.
Кто сей закон незыблемый нарушит,
Безумия тому не миновать.
Рыдало войско – сильные мужчины,
К потухшим возвращаясь очагам…
Досталось под завязку мертвечины
Тихонько с гор спустившимся волкам.
Дол Лидра, 32-е поствесны
Джирран привязал усталого пони к кольцу, вырезанному в глыбе мрамора, и налил воды из меха, висевшего на луке седла, в сухой каменный желоб. Он повернулся спиной к лугам долины, где молодая трава пестрела цветами, тянущими головки к весеннему теплу. Красные, желтые, голубые и белые, они стремились взять от солнца все что можно, прежде чем зима вновь укроет их снежным одеялом. Но Джирран не любовался цветами, он неподвижно стоял перед неприступной дугой серой стены.Крепость вставала из холма, словно была частью его. Массивная стена – будто продолжение живой скалы, и окна внутренней башни располагались парами, как настороженные глаза. Увенчанный зубчатым камнем фесс возвышался над обрысканной ветрами долиной, а за ним вздымались могучие горы.
Но это место было никчемным бахвальством. Огромные двери в крепость, подпертые булыжником, стояли открытые, засов – верная защита от незваных пришельцев – бессильно прислонился в углу толстой стены. Треугольное пространство в камнях над воротами, где когда-то помещалась эмблема могущественного дома, было пусто, как слепая глазница. Джирран отбросил ногой камни от обшитого железом основания ворот и потянул створки – шипы, входящие в гнезда каменного порога, заскрежетали по нанесенной ветром пыли. С бессловесным восклицанием горец захлопнул тяжелую преграду, и она с размаху ударилась о резной косяк. Оглушительный треск эхом отразился от серых утесов, что возвышались к северу от крепости, застыв в суровой снежной красоте.
Войдя в фесс, Джирран совершил медленный обход, всматриваясь в каждый дверной проем и каждое окно крытых шифером строений, лепившихся к внутренней стороне стены. В комнатах было пустынно и чисто. Где все имущество? Где тепло очагов? Горькая нахмуренность постепенно исчезала с лица Джиррана, сменяясь печалью, которая словно убавила ему сколько-то лет, и он вновь превратился в несчастного юношу.
Горец повернулся к рекину. Черные глазницы окон не поддавались испытующему солнцу, оставаясь скрытными, зловещими. Джирран вошел внутрь и, не глядя на разобранный очаг, направился к лестнице. Он поднимался сначала медленно, потом быстрее, потом уже бегом бежал через густые тени, пока не вознесся на плоскую крышу. Жесткость вернулась в глаза горца, когда он наклонился, чтобы посмотреть вдоль желобка в одном из камней парапета. Желобок указывал на далекий утес, на расселину – ее правильные склоны и угловатые края красноречиво говорили о молотке и кайле. Привычная угрюмость легла на лицо Джиррана. Спокойный ветер, вечный обитатель этих мест, поднял прядь волос с его лба, и пыль с любопытным шепотом закружилась у его ног.
– Ты хочешь просить меня прийти сюда на Солнцестояние? Узнать, что скажут кости нашего дола, когда Мизаен пошлет солнце, дабы озарить святилище нашей крови? Каких вопросов ты ждешь от меня?
Только резкий вдох выдал его испуг. Джирран выпрямился и медленно повернулся.
– Ты говоришь о моей семье. – Он слегка выделил предпоследнее слово. – Какое тебе дело до крови, что когда-то жила здесь?
– Для человека, который намерен требовать одолжения в силу прошлого родства, ты очень странно берешься за дело, Джирран, – критически промолвила новоприбывшая, сидя на стене, что тянулась вдоль крыши.
Джирран на минуту потупился, шаркая носком сапога по твердым плитам.
– Привет, Аритейн. – Он тепло улыбнулся девушке, но глаза его оставались холодными. – Ты хорошо выглядишь.
– Женитьба тебя не изменила, – изрекла девушка с загадочной резкостью в тоне. – Как Эйриз?
Джирран отмахнулся.
– Неплохо.
– Жаль, что она никак не забеременеет.
Аритейн разгладила на коленях темное серое платье, изящным движением соединив ноги в мягких башмаках. Румянец дополнял сумеречную голубизну ее глубоко посаженных глаз; длинный нос выделялся на узком лице из-за того, что ее короткие соломенные волосы были зачесаны назад с высокого лба. Но особенное сходство с Джирраном ей придавали полные чувственные губы. – Я бы хотела видеть, что ты обеспечил себе потомство в ребенке, и желательно не одном.
– Никакой ребенок крови Эйриз не даст мне прав здесь, – вздохнул Джирран.
– Не даст, – тихо согласилась Аритейн, в ее глазах мелькнуло сожаление.
– Значит, это честный обмен? – задиристо спросил мужчина. – Искусства Шелтий – достойная компенсация за отказ от твоей крови и ее земли? Земли, навсегда теперь ушедшей к дочерям сестры нашей прапраматери? Что ты еще умеешь, кроме того, чтобы определять, собирается наконец моя жена принести мне наследника или нет?
– Ты всегда был невыносим, Джирран, даже ребенком, – с презрением ответила Аритейн. – Я уже сбилась со счету, сколько раз отцу приходилось сбрасывать тебя вон в ту поилку, дабы остудить твой норов.
Оба взглянули на длинный выдолбленный камень у главных ворот, сухой, как обглоданная ветром кость, жухлые листья лежали на его дне, и стебельки травы пробивались из открытого отверстия в его основании.
Джирран понурил голову, но спустя минуту вновь с вызовом посмотрел на девушку.
– Скажи мне, бывшая сестра, как ты живешь?
– Я путешествую между долами, я выношу решение и даю совет, я распространяю новости и передаю просьбы о помощи или союзе. – Сухая издевка слышалась в ее словах. – Ты прекрасно знаешь обязанности Шелтий.
Джирран забарабанил пальцами по стене, жуя бороду.
– Мы все знаем, что делают Шелтий. Но мне интересно, кто такие Шелтий. Что это за силы, о которых шепчутся в углах на Солнцестояние и Равноденствие? А что ты скажешь насчет тех разов, когда единственный путник в сером становился десятью или двадцатью Шелтиями, появлявшимися из ниоткуда, чтобы закрывать фесс перед путешественниками, пока боролись с чумой, преступлением против крови или какими-то другими преступлениями, которые только они могут видеть.
– Ты знаешь, что об этих вещах говорить не положено, – терпеливо ответила Аритейн. – Почему ты все делаешь наперекор? Что ты хочешь от меня? – Несмотря на внутреннее беспокойство, девушка говорила таким тоном, каким могла бы спросить о погоде.
– Ты узнала тайны их могущества? Что умеют делать Шелтий? – допытывался горец. – Как они могут оставлять позади себя пустые дома, чьи обитатели исчезли или рассеялись, лишенные разума, на милость других? Даже когда они идут дальше и оставляют все позади себя здоровым и бодрым, почему никто не помнит о том, что делалось для их спасения или помощи?
– Тебя это не касается, – холодно отрезала Аритейн. – Это ведомо только нам, избранным служить.
– Избранным? – Джирран скрестил руки и посмотрел на сестру. – А может, взятым? Или, вернее сказать, украденным. Мне было почти девять – вполне достаточно, чтобы запомнить твои слезы, твои крики, твой гнев. Я помню, как ты цеплялась за кровать, когда они пришли за тобой, как молила нашу мать не поддаваться им, как проклинала ее, когда она не сделала этого. – Горец медленно и неглубоко вздохнул. – Что вскоре и доказало справедливость их притязаний на тебя, верно? Твое проклятие сработало: не прошло и года, как мама умерла, а когда отец с остальными вернулся домой после тяжелого сезона на рудниках, оказалось, что все, ради чего мы работали, принадлежит теперь какой-то девчонке с мышиными волосами с другой стороны гор. Девчонке, о которой никто из нас даже не слышал!
– Мама умерла при родах. Это трагедия, но не такая уж редкая. – Руки Аритейн, сжатые на коленях, побелели.
– Тогда она отчаянно рожала дочь тебе на замену, чтобы сохранить земли, которые она унаследовала. – Джирран покачал головой. – Говорят, она запретила Шелтиям входить в ее спальню, боясь, что они увидят истинную магию в будущем и того ребенка тоже. Если б она впустила их, может, они бы спасли и ее, и дитя.
Аритейн встала.
– Если ты позвал меня сюда только затем, чтобы растравлять давно зажившие раны, я попрощаюсь с тобой, Джирран.
– Но Шелтий не принуждали ее, верно? Они не используют свои силы без согласия, да? Что бы они ни делали, это всегда сковано правилами и окружено тайнами и никогда не применяется открыто. Что хорошего в силе, если она никогда не используется?
Аритейн была уже у лестницы.
– Что Шелтий говорят об эльетиммах, Ари?
Язвительные слова Джиррана остановили девушку на верхней ступеньке.
– Что ты сказал?
– Я правильно их назвал? Или надо говорить «аниатиммы»? – Джирран сел на стену и вытянул перед собой ноги.