Страница:
«Может, удастся спастись в обход», — подумал я, глядя на узкий проход между полкой с творогом и выставкой консервированной ветчины. Но едва я сделал шаг в том направлении, как Теодор Миллер, работающий на полставки мясник, попытался отрезать меня от желанного выхода. Вытирая жирные руки о некогда белый передник, он преградил мне путь к отступлению.
— Док, я насчет моей лошадки, — начал он. — Ей так и не полегчало. Я вот думаю…
Но тут, оборвав его на полуслове, на помощь мне пришли высшие силы. Свет мигнул раз, другой — и в магазине воцарилась благословенная тьма. На мгновение наступила тишина, если не считать нескольких испуганных вскриков, да грохота тележек, врезавшихся в полки с консервами.
— Сейчас посвечу, — выпалил я, извлекая из кармана комбинезона фонарик в виде авторучки. — Где тут у вас «пробки»?
— Налево, Док, вон туда, — указал Теодор. Собственно говоря, все звали его Тайдоу, — так на Юге произносят имя «Теодор».
«Ура, могу сбежать через черный ход», — пробормотал я себе под нос, бросая тележку на произвол судьбы. Теперь мы пробирались через секцию свиных рубцов и требухи.
— Тайдоу, а где тут задняя дверь? — спросил я, спотыкаясь о корзины с клубникой и мешки с луком. Мне нужно по-быстрому вернуться в клинику!
— Точнехонько у вас за спиной, Док.
— Тайдоу, держи-ка фонарик. Увидимся позже, — ответствовал я, заметив пробивающийся сквозь щели солнечный свет.
— Да ступайте, Док, ступайте; надо ж вам проверить, как там, в клинике, со светом. Но эта моя кобылка, она…
Но я уже перескочил через груду ящиков, обогнул несколько мешков с картошкой и боком задел здоровенную кипу коричневых бумажных пакетов. А затем нырнул в заднюю дверь, спрыгнул с погрузочной платформы и вскорости уже резво мчался в обход здания, а затем наперерез через двор к моему стоящему наготове верному пикапу.
— Фу! Слава Богу! — прошептал я, поднимая глаза к небесам. — За мной явно присматривают. — Но когда я рысил мимо парадной двери, дорогу мне преградила кассирша. В руках она держала небольшую коробочку с просверленными в стене дырками.
— Я так надеялась, что вы или ваша жена сегодня к нам заглянете, сказала она. — Не посмотрите ли этого котенка? — Она извлекла на свет крохотного белого котеночка не больше двух месяцев от роду, блохастого, грязного, со свалявшейся шерстью.
— Ваша жена в котятах здорово разбирается, хоть и не ветеринар. Может, хоть вы мне скажете, что с этим не так. — То, что кассирша явно больше доверяла познаниям Джан, нежели моим, меня ничуть не задело.
— Нет проблем. Обработайте его хорошенько порошком от блох, дайте банку сардин в масле, а в понедельник утром привезите ко мне в офис.
— Поняла, Док. Очень вам признательна — чек за мной.
Уже отъезжая, краем глаза я различал фигуры покупателей, столпившихся перед дверями магазина. Некоторые указывали пальцем на ренегата-ветеринара, удирающего во все лопатки. Я чувствовал себя распоследним идиотом, что позорно сбежал с места событий, однако в тот момент у меня просто не было времени на многочасовые семинары на тему ухода за животными и здоровья конских табунов… нет уж, с меня достаточно!
— А про сыр ты, никак, позабыл, дорогой? — спросила Джан, едва я переступил порог черного хода.
— Гхм, нет, они закончились.
— Закончились! Это как это закончились! Ни в одном магазине Америки сыры закончиться не могут! — возмутилась она. — Мне сыр к ужину нужен!
— Послушай, загрузи-ка детишек в машину и поехали в «Дейри Квин»! Мне тут утром в клинику позвонила Терри, сказала, что сегодня у нее в меню фаршированные перчики. Может, к тому времени, как мы подъедем, толпа рассосется.
Несколько минут спустя мы уже входили в небольшой ресторанчик и перекидывались шуткой-другой с Терри, одной из совладелиц заведения. За отдельным столиком обосновались посетители из пригорода; мы поздоровались и с ними. Похоже, для того, чтобы подкрепиться в тишине и покое, время мы выбрали куда как удачно. Очень скоро Терри подоспела к нам и принялась записывать наш заказ, перемежая деловые реплики коротенькими байками про своего «венгерского терьера». Пса звали Беспалый: у бедняги не хватало двух пальцев.
— Том и Лайза, держу пари, вы оба не откажетесь от здоровенного гамбургера и картошечки «фри», так? И по стаканчику кока-колы? Доктор Джон, а вам, наверное, фаршированных перчиков и два стакана молока, — тараторила она. — Ох, а вы слышали, как давеча ночью в соседском дворе Беспалый загнал на дерево опоссума? Я просто вне себя была! Джан, вам к цыпленку капусточки или кукурузной каши? А на следующий день он и заявись домой со здоровущей крысой! Вы так, навскидку, не вспомните, когда ему полагается следующую прививку от бешенства делать?
— Кажется, в июне, — ответствовала Джан.
— Ага, так я и думала: помню, погода стояла жаркая, и…
— Я-то как раз не помню, Терри, но зато знаю наверняка, что с голоду умираю. Вы не поторопились бы с молоком и кукурузными хлебцами?
— О'кей, вот вернусь, еще с вами кое о чем посоветуюсь, — отозвалась Терри, и, пританцовывая, унеслась прочь. Я оглянулся на Джан — и пожал плечами. Похоже, нам даже отдохнуть и поужинать на свободе не удастся без того, чтобы не зашел разговор о делах.
Несколько минут спустя я услышал, как позади меня открылась входная дверь — и, судя по звуку шагов, вошедший направился в нашу сторону. Джан улыбнулась и заговорила с кем-то, обосновавшемся в закутке за моей спиной. Над моим левым плечом внезапно нависла рука.
— Спасибо, Док, за фонарик. Свет включили буквально через пару минут после того, как вы уехали. — Это был Тайдоу, мясник из магазина. Он неуклюже попытался протиснуться в наш закуток между Лайзой и мной.
— Док, я вот все про свою старую кобылу думаю. Ну, вот недужится ей, и все тут! Вы, часом, не знаете, что с ней такое?
Лайза с Томом взирали на Тайдоу, точно на сумасшедшего. Мы с Джан переглянулись — и не сдержали улыбок.
Приятно, когда владельцы животных так уважают своего ветеринара, что советуются с ним насчет своих питомцев, даже если консультация происходит вдали от рабочего кабинета. Однако иногда еще приятнее было бы зайти в супермаркет или в «Дейри Квин», твердо зная, что там не придется выслушивать историй про околевшую корову или собаку, страдающую расстройством желудка.
Некоторые мои более практичные коллеги уверяют, что никогда не осматривают мелких животных и не выписывают рецептов на клочке бумаге в секции «Клорокс» местной бакалеи. Держу пари, они или стороной обходят магазины, популярные среди их клиентов, или надевают накладной нос и очки. А может, просто говорят людям: «Дайте ему детский аспирин и позвоните мне утром!»
18
— Док, я насчет моей лошадки, — начал он. — Ей так и не полегчало. Я вот думаю…
Но тут, оборвав его на полуслове, на помощь мне пришли высшие силы. Свет мигнул раз, другой — и в магазине воцарилась благословенная тьма. На мгновение наступила тишина, если не считать нескольких испуганных вскриков, да грохота тележек, врезавшихся в полки с консервами.
— Сейчас посвечу, — выпалил я, извлекая из кармана комбинезона фонарик в виде авторучки. — Где тут у вас «пробки»?
— Налево, Док, вон туда, — указал Теодор. Собственно говоря, все звали его Тайдоу, — так на Юге произносят имя «Теодор».
«Ура, могу сбежать через черный ход», — пробормотал я себе под нос, бросая тележку на произвол судьбы. Теперь мы пробирались через секцию свиных рубцов и требухи.
— Тайдоу, а где тут задняя дверь? — спросил я, спотыкаясь о корзины с клубникой и мешки с луком. Мне нужно по-быстрому вернуться в клинику!
— Точнехонько у вас за спиной, Док.
— Тайдоу, держи-ка фонарик. Увидимся позже, — ответствовал я, заметив пробивающийся сквозь щели солнечный свет.
— Да ступайте, Док, ступайте; надо ж вам проверить, как там, в клинике, со светом. Но эта моя кобылка, она…
Но я уже перескочил через груду ящиков, обогнул несколько мешков с картошкой и боком задел здоровенную кипу коричневых бумажных пакетов. А затем нырнул в заднюю дверь, спрыгнул с погрузочной платформы и вскорости уже резво мчался в обход здания, а затем наперерез через двор к моему стоящему наготове верному пикапу.
— Фу! Слава Богу! — прошептал я, поднимая глаза к небесам. — За мной явно присматривают. — Но когда я рысил мимо парадной двери, дорогу мне преградила кассирша. В руках она держала небольшую коробочку с просверленными в стене дырками.
— Я так надеялась, что вы или ваша жена сегодня к нам заглянете, сказала она. — Не посмотрите ли этого котенка? — Она извлекла на свет крохотного белого котеночка не больше двух месяцев от роду, блохастого, грязного, со свалявшейся шерстью.
— Ваша жена в котятах здорово разбирается, хоть и не ветеринар. Может, хоть вы мне скажете, что с этим не так. — То, что кассирша явно больше доверяла познаниям Джан, нежели моим, меня ничуть не задело.
— Нет проблем. Обработайте его хорошенько порошком от блох, дайте банку сардин в масле, а в понедельник утром привезите ко мне в офис.
— Поняла, Док. Очень вам признательна — чек за мной.
Уже отъезжая, краем глаза я различал фигуры покупателей, столпившихся перед дверями магазина. Некоторые указывали пальцем на ренегата-ветеринара, удирающего во все лопатки. Я чувствовал себя распоследним идиотом, что позорно сбежал с места событий, однако в тот момент у меня просто не было времени на многочасовые семинары на тему ухода за животными и здоровья конских табунов… нет уж, с меня достаточно!
— А про сыр ты, никак, позабыл, дорогой? — спросила Джан, едва я переступил порог черного хода.
— Гхм, нет, они закончились.
— Закончились! Это как это закончились! Ни в одном магазине Америки сыры закончиться не могут! — возмутилась она. — Мне сыр к ужину нужен!
— Послушай, загрузи-ка детишек в машину и поехали в «Дейри Квин»! Мне тут утром в клинику позвонила Терри, сказала, что сегодня у нее в меню фаршированные перчики. Может, к тому времени, как мы подъедем, толпа рассосется.
Несколько минут спустя мы уже входили в небольшой ресторанчик и перекидывались шуткой-другой с Терри, одной из совладелиц заведения. За отдельным столиком обосновались посетители из пригорода; мы поздоровались и с ними. Похоже, для того, чтобы подкрепиться в тишине и покое, время мы выбрали куда как удачно. Очень скоро Терри подоспела к нам и принялась записывать наш заказ, перемежая деловые реплики коротенькими байками про своего «венгерского терьера». Пса звали Беспалый: у бедняги не хватало двух пальцев.
— Том и Лайза, держу пари, вы оба не откажетесь от здоровенного гамбургера и картошечки «фри», так? И по стаканчику кока-колы? Доктор Джон, а вам, наверное, фаршированных перчиков и два стакана молока, — тараторила она. — Ох, а вы слышали, как давеча ночью в соседском дворе Беспалый загнал на дерево опоссума? Я просто вне себя была! Джан, вам к цыпленку капусточки или кукурузной каши? А на следующий день он и заявись домой со здоровущей крысой! Вы так, навскидку, не вспомните, когда ему полагается следующую прививку от бешенства делать?
— Кажется, в июне, — ответствовала Джан.
— Ага, так я и думала: помню, погода стояла жаркая, и…
— Я-то как раз не помню, Терри, но зато знаю наверняка, что с голоду умираю. Вы не поторопились бы с молоком и кукурузными хлебцами?
— О'кей, вот вернусь, еще с вами кое о чем посоветуюсь, — отозвалась Терри, и, пританцовывая, унеслась прочь. Я оглянулся на Джан — и пожал плечами. Похоже, нам даже отдохнуть и поужинать на свободе не удастся без того, чтобы не зашел разговор о делах.
Несколько минут спустя я услышал, как позади меня открылась входная дверь — и, судя по звуку шагов, вошедший направился в нашу сторону. Джан улыбнулась и заговорила с кем-то, обосновавшемся в закутке за моей спиной. Над моим левым плечом внезапно нависла рука.
— Спасибо, Док, за фонарик. Свет включили буквально через пару минут после того, как вы уехали. — Это был Тайдоу, мясник из магазина. Он неуклюже попытался протиснуться в наш закуток между Лайзой и мной.
— Док, я вот все про свою старую кобылу думаю. Ну, вот недужится ей, и все тут! Вы, часом, не знаете, что с ней такое?
Лайза с Томом взирали на Тайдоу, точно на сумасшедшего. Мы с Джан переглянулись — и не сдержали улыбок.
Приятно, когда владельцы животных так уважают своего ветеринара, что советуются с ним насчет своих питомцев, даже если консультация происходит вдали от рабочего кабинета. Однако иногда еще приятнее было бы зайти в супермаркет или в «Дейри Квин», твердо зная, что там не придется выслушивать историй про околевшую корову или собаку, страдающую расстройством желудка.
Некоторые мои более практичные коллеги уверяют, что никогда не осматривают мелких животных и не выписывают рецептов на клочке бумаге в секции «Клорокс» местной бакалеи. Держу пари, они или стороной обходят магазины, популярные среди их клиентов, или надевают накладной нос и очки. А может, просто говорят людям: «Дайте ему детский аспирин и позвоните мне утром!»
18
— Доктор Джон, это наша Сэди! — восклицал в трубке встревоженный женский голос, в котором явственно звенело отчаяние. — Как скоро вы сможете к нам подъехать? — После второй фразы я опознал в собеседнице Ди Хей, женскую половину фермы Хеев. Ди и Бак, ее муж, держали небольшое молочное хозяйство в северной части графства.
— Так что у вас случилось, Ди? Корова, никак, слегла? — Я знал, что случай экстренный: не только по тому, как взволнована Ди, но еще и учитывая, в какое время она мне позвонила. Была среда, уже сгущались сумерки. На вечер этого дня приходились многие собрания, встречи и сходки: начиная от заседаний правления и репетиций церковного хора и кончая неофициальными сборами городского совета в ратуше. Так уж вышло, что я стал своего рода внештатным членом церковного хора; одним субботним утром, опоздав на одиннадцатичасовую службу, мы вынуждены были устроиться на передней скамье. Пастор Гастингс, надо думать, отметил мой звучный бас, когда все пели «Вперед, Христово воинство» [20]и «Стоим на том, что обещано», и после службы обронил, что будет исключительно признателен, если я стану ходить на репетиции хора по средам вечером. А мне всегда стоило немалого труда сказать священнику «нет».
Также долг призывал меня и на заседание городского совета, — не в качестве выборного должностного лица, но как члена комитета коммунальных услуг по назначению. Город владел и управлял системой распределения воды и природного газа, равно как и системами уборки мусора и канализационной. Члены городского совета постоянно требовали отчетов от каждой из этих служб, возможно, из-за какого-нибудь кризиса или жалобы от избирателя. Когда я стал членом группы, меня прикрепили к отделению, отвечающему за канализационную систему, чему я ну нисколечки не удивился.
Как-то так получалось, что исполнять свой долг перед городом, являясь на эти вечерние заседания по средам, мне было до крайности непросто. Похоже, эти вечера, в том, что касалось экстренных вызовов к попавшим в беду животным, пользовались особенной популярностью. Лишь неделю назад, когда мы на заседании городского совета с головой ушли в обсуждение проблемы «благоухающего» канализационного отстойного бассейна, у дверей конференц-зала раздался какой-то шум. Один из членов совета, сидящий ближе всех к двери, вышел узнать, что происходит, и обнаружил на пороге обезумевшую даму и ее кроткого мужа, взыскующих доктора Маккормака. Еще секунду спустя эта объемистая, хотя явно затянутая в корсет леди решительно ворвалась на заседание, волоча «на буксире» безропотного супруга и сжимая в руках огромный бумажный пакет, — из тех, что используют в супермаркетах. Я непроизвольно отметил, что верхний край пакета несколько раз завернут.
— Ох, доктор Маккормак, — всхлипывала она, — благодарение Господу, я вас нашла! Мы пережили страшнейшую, ужаснейшую трагедию! — Отцы города отвлеклись от размышлений великой важности и встревоженно воззрились на провинциальную парочку. — Мой муж прищемил дверью машины хвостик моего крошки чихуахуа — и АМПУТИРОВАЛ его! Ой-ой-ой! — причитала она. — Мистер Щен так страдает, так страдает! — При слове «ампутировал» те члены совета, что еще сидели, немедленно вскочили на ноги, словно в зал ворвался главный прокурор штата Алабама, коему поручено привлечь к ответственности коррумпированных выборных должностных лиц.
— Ох, мои вам соболезнования, — посочувствовал я. Все присутствующие члены совета стояли с отвисшими челюстями, не сводя глаз с бумажного пакета. — Вы привезли мистера Щена?
— Нет, только хвостик, — проговорила она скорбно, но гордо. — Бьюфорд, открой пакет! — Мужчина молча повиновался. Громко шурша бумагой, он развернул закрученный край и продемонстрировал публике содержимое пакета. Первым внутрь заглянул я, — раз уж в этом зале я, бесспорно, был экспертом по здоровью животных номер один, я чувствовал, что вполне заслужил сию привилегию. И, разумеется, на дне пакета в лужице крови плавали два дюйма безупречного хвоста чихуахуа. Я поднял глаза на злосчастного супруга: его скорбный взгляд яснее слов говорил, что в этот самый момент бедняга отдал бы баснословную сумму за то, чтобы оказаться в Исландии или любом другом отдаленном месте. Где-нибудь, где про комнатных собачонок слыхом не слыхивали, а «пилить» безответных мужей запрещено законом.
Все мои коллеги до одного по очереди заглянули в пакет и попытались измыслить какое-нибудь соответствующее случаю замечание на предмет трагедии и страданий бедного малютки. Я не был уверен, вполне ли они искренни или просто репетируют сочувственные лозунги в преддверии грядущих выборов. Я быстро увлек даму с джентльменом за дверь и на улицу, зная, что в конференц-зале вот-вот посыпятся шуточки насчет песьего хвоста и раздастся дружный хохот.
— А где вы живете?
— В Уай-ноте, — это такой маленький городишко в штате Миссисипи, почитай что у самой границы, — сообщила дама. До чего же я люблю городки с забавными названиями! Хотя в списке особенно мною любимых значатся такие «перлы» как Лик-Скиллет, Скиннем, Ти-Ти и Вулфскин, Уай-нот радует меня больше всех прочих, вместе взятых [21].
— Так поезжайте домой, возьмите песика и привезите его ко мне в клинику. Посмотрим, чем тут можно помочь, — предложил я. Я понятия не имел, как стану объяснять даме, что пришивание хвостов — не моя специальность.
А в здании ратуши совет пытался заняться важным для города делом, но в атмосфере всеобщего веселья это было не так-то непросто. Время от времени, непонятно с какой стати, в зале раздавался оглушительный гогот. Кто-то пожаловался, что «правитс-ство» требует от города утвердить какую-то дурацкую процедуру, мэр ответил: «Ну, это все равно, как если бы хвост вздумал вилять собакой», — и заседание окончательно застопорилось. Зал так и взорвался, члены совета утирали слезы платками, в свою очередь пытались острить, — словом, стало ясно, что тут много не наработаешь. Наконец мэр ударил молотком по столу.
— Видно, придется урезать, что там у нас, — объявил он, спровоцировав новый взрыв хохота. — Словом, хлопаем дверью — и концы в воду!
— Очень жаль, что так вышло. Мы тут и часа с хвостиком не сидим, ответствовал я, уже выходя за дверь. Все так и прыснули в сгущающихся сумерках.
Час спустя я уже обрабатывал Мистеру Щену обрубок хвоста, накладывая швы. Как только я объяснил хозяйке все насчет закупорки кровотока и последующей гангрены, мне не составило труда убедить даму в том, что не стоит пытаться пришить к месту двухдюймовый кончик собачьего хвоста. Дама, в свою очередь, извинилась за то, что ворвалась в здание ратуши и помешала важному заседанию.
— Я так нервничала, так переживала! — восклицала она. — Сама не знаю, почему сразу не привезла Мистера Щена.
— Да, мэм, я вас отлично понимаю, — отвечал я. Я обменялся рукопожатием с супругом, в нескольких словах разъяснил, как ухаживать за пострадавшим, — и эта пара исчезла в ночи. Позже я узнал, что вскорости после нашей встречи джентльмен приказал долго жить, и втайне задумался, а не «запилили» ли его до смерти в отместку за трагическую ампутацию хвостика.
— Она слегла и выглядит просто ужасно, — сообщила Ди. — Не обещай она оказаться таким замечательным прибавлением к стаду, мы бы ее и лечить не стали.
Телята, пораженные этой болезнью, страдают поносом, — в большей или меньшей степени, в зависимости от их индивидуального иммунитета, силы воздействия и вирулентности бактерий. Сразу после рождения и потом раз в несколько часов теленок должен подкрепляться большим количеством материнского молозива, — это ее первое, богатое антителами молоко. Поскольку теленок появляется на свет совершенно лишенным устойчивых к болезням антител, без этого первого молока он просто не выживет. К этому сложному процессу добавляется еще одна невыигрышная подробность: на то, чтобы всосать крупные молекулы антител, у кишечника новорожденного теленка есть лишь несколько часов.
Симптомы инфекции E.coli — понос и обезвоживание; ведь организм теряет жидкость и электролиты. Многие телята страдают болезнью в легкой форме: их иммунная защита реагирует на инфекцию должным образом, и спустя несколько дней животные приходят в норму. Теленку, зараженному серьезнее, требуются антибиотики и огромное количество жидкости, вводимой перорально. Как только дегидратация достигает уровня семи-десяти процентов, большинство жертв уже лежат, не вставая: глаза ввалившиеся, температура повышенная, того и гляди околеют! Таким для спасения жизни необходимы внутривенные вливания жидкости и электролитов.
К сожалению, владелец занедужившего теленка и ветеринар оказываются перед неразрешимой дилеммой. Хотя обе стороны отлично понимают, что на протяжении нескольких часов пациенту необходимо закачивать в вену как можно больше жидкости, в силу ряда причин такие меры оказываются неоправданными. Во-первых, схему лечения обычно диктует животноводческая экономика. Большинство скотоводов просто-напросто не могут себе позволить оплачивать ветеринару внутривенный катетер, стоимость времени в пути и рабочего времени, равно как и расходы на лекарства. Собственно говоря, цена теленка зачастую настолько невелика, что необходимое лечение обходится дороже, нежели животное стоит на данный момент. Пожалуй, с этим фактом жизни ветеринару труднее всего примириться. Каждый день мы видим животных, страдающих недугами, от которых существует хорошо известное, эффективное лечение, однако мы не можем спасти пациента в силу экономических причин. В нашей стране труд производителей продуктов питания оплачивается очень низко, так что им приходится бдительно отслеживать расходы.
Я задал Ди Хей обычный в таких случаях вопрос:
— Вы ее уже лечили?
— Ага. Я дала ей несколько пилюль от поноса, — ну, тех, что от вас же и получили, — и пару часов назад напоила этим вашим кенгуриным соком, отвечала она. Добрый старый «кенгуриный сок», это простое и недорогое домашнее снадобье представляет собою смесь из соли, соды и сиропа, разведенную водой из-под крана в кувшине из-под молока объемом в галлон, и вводится через пасть. Если после дозы этого средства животное не вскакивает на ноги и не бежит трусцой через поле, тогда в ход идут внутривенные вливания.
— О'кей, уже еду. Вешайте трубку и смотрите, не покажется ли вдали столб пыли! — воскликнул я. Помощь идет, так что привязывайте собак и открывайте ворота!
Я попросил Джан позвонить в ратушу и сообщить, что я опять не смогу почтить своим присутствием заседание городского совета и представлю доклад о проблеме «благоухающих» нечистот на следующей неделе. Собственно говоря, проблема была почти решена — посредством консультации с дорогостоящим мобильским «специалистом по вони». Дело было всего-то навсего в неправильном соотношении кислорода и двуокиси углерода, но мне хотелось выступить со своими изысканиями перед большой аудиторией, да так, чтобы выкладки прозвучали куда заумнее и сложнее, чем на самом деле. В конце концов, не так же ли поступил и консультант, стремясь оправдать свой астрономический гонорар?
На этот вызов со мной поехал Том, и всю дорогу, по обыкновению своему, бомбардировал меня вопросами о болезнях животных. Я пытался отвечать на языке пятилетнего ребенка, одновременно изображая из себя этакого всемирно известного консультанта по кокцидозу, что без устали носится по стране из конца в конец, заглядывает на молочные фермы точно сам Супермен, ставит диагноз, дает рекомендации — и, не успеешь оглянуться, отбывает на следующую операцию. Про себя я думал: если уж инженер-ольфактоскопист может зарабатывать на жизнь таким способом, так почему бы и ветеринару-кокцидозисту не последовать его примеру? Пожалуй, мне стоило бы специализироваться на какой-нибудь еще малоосвоенной области ветеринарии, скажем, на самогонной диспепсии у коров-сосновок или стоматологии фоксхаундов. До чего забавно грезить о будущем и гадать, что мы с Джан и детишками будем поделывать, скажем, в двухтысячном году.
Подлаживаясь под роль консультанта, я повторил с Томом все причины, вызывающие понос у телят, а также варианты лечения и профилактические меры. Если мальчику лекция и наскучила, он ничем этого не показал. А я вдруг осознал, что прикидываю про себя, а не надумает ли мой сын в один прекрасный день изучать ветеринарию? А потом вернется домой и унаследует мою практику. На моей памяти многие сыновья ветеринаров шли тем же путем, и я всегда думал, что это — самый что ни на есть приемлемый способ постепенно сложить с себя бремя забот и выйти из дела. Вместо того, чтобы работать все семь дней в неделю и дежурить по двадцать четыре часа в сутки, можно ограничиться тремя днями и изредка выезжать на срочные вызовы. Позже, когда Том подрастет и станет в полную силу помогать в клинике и на вызовах, мы увидим, в самом ли деле ему мила жизнь столь тяжкая. А пятилетнему малышу интересно все, что делает папа.
Телочку мы обнаружили в трейлере для перевозки скота, подогнанном к телятнику Хеев; пациентка лежала пластом на подстилке из сена. Глаза запавшие, шерсть всклокочена, а под хвостом — грязная, свалявшаяся, словом, чего и следовало ожидать. Бедняжка не шевелилась; вот только тяжко вздымалась и опадала грудная клетка. Убедившись, что мигательный рефлекс слабый, я извлек градусник и попросил Тома измерить пациентке температуру.
— Фу, гадость! Да еще и воняет! — запротестовал он.
— Том, это нужно сделать, так что ничего не попишешь. Оботри грязь клоком сена. Ты отлично справишься. — Минуту спустя Том уже очистил подхвостье от засохшего навоза и мусора и вставил термометр в нужное место. Я двумя пальцами оттянул кожу на шее телочки, проверяя степень обезвоживания; в прежнее положение она так и не легла. Прослушав грудь, я убедился, что легкие чистые, но сердце слабое.
— Для термометра вполне достаточно, Том, — сказал я. — Давай посмотрим, сколько там набежало.
Я поднес градусник к самым глазам, медленно поворачивая его туда и сюда, пока не разглядел в сгущающихся сумерках серебристую черточку ртути.
— Девяносто четыре градуса, Том. Это мало; наверное, нам стоит попробовать еще раз.
Как и в первый раз, малыш подобрал пук сухого свинороя, обтер градусник и вернул его на прежнее место. Про себя я порадовался, что Том не воспользовался собственными штанами. Несколько минут спустя мы считали те же самые показания.
По дорожке стремительно прогрохотал трактор Бака; ловко маневрируя, фермер поставил сеноворошилку в аккурат рядом с трейлером. Вскорости Бак уже склонялся над смертельно больной телочкой. От него исходил запах смазки и свежескошенной люцерны, — именно так и полагается благоухать работнику молочной фермы жарким летним днем.
— Вижу, вы привезли смышленого помощника! — Усмехнувшись, Бак качнул головой в сторону Тома, который сосредоточенно щупал телочке уши и смотрел ей десны. Я подумал, что это хороший признак: передо мной и впрямь будущий студент ветеринарии.
— Думаю, здесь нам лишние руки не помешают, — отозвался я. — Ей совсем худо.
— А то я не знаю! Зачем, как вы думаете, я вас вызвал прямо сейчас, когда ужинать пора? Я ж с утра на сенокосе, тороплюсь сено убрать, пока дождь не полил. С голоду просто умираю!
— Тогда почему бы вам не пойти в дом перекусить, пока мы с Томом опробуем на пациентке так называемый героический подход? Вынужден вам признаться, что на той неделе куда-то задевал свою волшебную палочку, так что на многое не рассчитывайте.
— Уж сделайте, что сможете, Док; уж больно она нам дорога. Я и так поедом себя ем, что допустил такое; но у нас с Ди неделька выдалась — не приведи Боже! У нее мать в больницу попала; а впридачу один из моих дояров ввязался в драку, — не здесь, а в Кьюбе, и загремел в каталажку. Ну, не могу же я везде успеть!
У меня просто в голове не укладывается, как хозяин молочной фермы справляется со всеми своими обязанностями! Встает он на дойку в четыре утра, затем надраивает до блеска доильный зал, обихаживает заболевших животных, задает корма дойным коровам, сухостойным коровам, холостым и осемененным телкам и отъемышам, затем поит молоком опойков. А в промежутках он еще проверяет все оборудование, — уж не сломалось ли чего! — и прикидывает, как бы поскорее обеспечить починку. Словом, на молочной ферме всех дел никогда не переделаешь!
Тому, что Бак «слинял», я в душе порадовался: работать куда проще, если хозяин не отирается тут же, приставая к тебе с вопросами, пока ты пытаешься ввести катетер в яремную вену. Стенки вены спались, и я был уверен, что придется делать разрез на коже — точнехонько в верхней точке.
Пока Том дважды сбегал к грузовику за двумя галлонами электролитного раствора, я наскоро собрал приспособление для внутривенного вливания, а затем выбрил и продизенфицировал место для катетера на левой стороне шеи. После нескольких попыток катетер вошел-таки в вену, бутыли были благополучно закреплены на стене трейлера, и жидкость, тихонько побулькивая, потекла в организм пациентки.
На протяжении всего осмотра Сэди почитай что не шевельнулась, если не считать того, что тихонько, почти неслышно замычала, когда я при второй попытке ввел в нее иглу. Впридачу к потере электролитов и дисбалансу, телочка была в токсическом шоке, — ведь бактерии E.coli выделяют эндотоксины.
— Ну, Том, как на твой взгляд?
— Не думаю, — отозвался мальчуган. Мне оставалось лишь изумляться, сколь точно оценил он ситуацию. Но ведь Том имел дело с больными животными и соприкасался с реальностью ветеринарии куда больше, чем большинство дошколят. В прошлом году он не раз выезжал со мною на вызовы и наблюдал, как я лечу собак и кошек, делаю им кесарево сечение и другие операции, как на дому, так и в клинике. По чести говоря, знал он, наверное, больше, чем следовало и для его же собственного блага, и для блага его детсадовской группы. Воспитательница пару раз намекала, что лучше бы Тому не вдаваться в подробности о том, куда именно ветеринар, пользующий крупных животных, сует кисть и всю руку, и что тему рождения щенков они непременно изучат в рамках детсадовской программы, но чуть позже.
— Так что у вас случилось, Ди? Корова, никак, слегла? — Я знал, что случай экстренный: не только по тому, как взволнована Ди, но еще и учитывая, в какое время она мне позвонила. Была среда, уже сгущались сумерки. На вечер этого дня приходились многие собрания, встречи и сходки: начиная от заседаний правления и репетиций церковного хора и кончая неофициальными сборами городского совета в ратуше. Так уж вышло, что я стал своего рода внештатным членом церковного хора; одним субботним утром, опоздав на одиннадцатичасовую службу, мы вынуждены были устроиться на передней скамье. Пастор Гастингс, надо думать, отметил мой звучный бас, когда все пели «Вперед, Христово воинство» [20]и «Стоим на том, что обещано», и после службы обронил, что будет исключительно признателен, если я стану ходить на репетиции хора по средам вечером. А мне всегда стоило немалого труда сказать священнику «нет».
Также долг призывал меня и на заседание городского совета, — не в качестве выборного должностного лица, но как члена комитета коммунальных услуг по назначению. Город владел и управлял системой распределения воды и природного газа, равно как и системами уборки мусора и канализационной. Члены городского совета постоянно требовали отчетов от каждой из этих служб, возможно, из-за какого-нибудь кризиса или жалобы от избирателя. Когда я стал членом группы, меня прикрепили к отделению, отвечающему за канализационную систему, чему я ну нисколечки не удивился.
Как-то так получалось, что исполнять свой долг перед городом, являясь на эти вечерние заседания по средам, мне было до крайности непросто. Похоже, эти вечера, в том, что касалось экстренных вызовов к попавшим в беду животным, пользовались особенной популярностью. Лишь неделю назад, когда мы на заседании городского совета с головой ушли в обсуждение проблемы «благоухающего» канализационного отстойного бассейна, у дверей конференц-зала раздался какой-то шум. Один из членов совета, сидящий ближе всех к двери, вышел узнать, что происходит, и обнаружил на пороге обезумевшую даму и ее кроткого мужа, взыскующих доктора Маккормака. Еще секунду спустя эта объемистая, хотя явно затянутая в корсет леди решительно ворвалась на заседание, волоча «на буксире» безропотного супруга и сжимая в руках огромный бумажный пакет, — из тех, что используют в супермаркетах. Я непроизвольно отметил, что верхний край пакета несколько раз завернут.
— Ох, доктор Маккормак, — всхлипывала она, — благодарение Господу, я вас нашла! Мы пережили страшнейшую, ужаснейшую трагедию! — Отцы города отвлеклись от размышлений великой важности и встревоженно воззрились на провинциальную парочку. — Мой муж прищемил дверью машины хвостик моего крошки чихуахуа — и АМПУТИРОВАЛ его! Ой-ой-ой! — причитала она. — Мистер Щен так страдает, так страдает! — При слове «ампутировал» те члены совета, что еще сидели, немедленно вскочили на ноги, словно в зал ворвался главный прокурор штата Алабама, коему поручено привлечь к ответственности коррумпированных выборных должностных лиц.
— Ох, мои вам соболезнования, — посочувствовал я. Все присутствующие члены совета стояли с отвисшими челюстями, не сводя глаз с бумажного пакета. — Вы привезли мистера Щена?
— Нет, только хвостик, — проговорила она скорбно, но гордо. — Бьюфорд, открой пакет! — Мужчина молча повиновался. Громко шурша бумагой, он развернул закрученный край и продемонстрировал публике содержимое пакета. Первым внутрь заглянул я, — раз уж в этом зале я, бесспорно, был экспертом по здоровью животных номер один, я чувствовал, что вполне заслужил сию привилегию. И, разумеется, на дне пакета в лужице крови плавали два дюйма безупречного хвоста чихуахуа. Я поднял глаза на злосчастного супруга: его скорбный взгляд яснее слов говорил, что в этот самый момент бедняга отдал бы баснословную сумму за то, чтобы оказаться в Исландии или любом другом отдаленном месте. Где-нибудь, где про комнатных собачонок слыхом не слыхивали, а «пилить» безответных мужей запрещено законом.
Все мои коллеги до одного по очереди заглянули в пакет и попытались измыслить какое-нибудь соответствующее случаю замечание на предмет трагедии и страданий бедного малютки. Я не был уверен, вполне ли они искренни или просто репетируют сочувственные лозунги в преддверии грядущих выборов. Я быстро увлек даму с джентльменом за дверь и на улицу, зная, что в конференц-зале вот-вот посыпятся шуточки насчет песьего хвоста и раздастся дружный хохот.
— А где вы живете?
— В Уай-ноте, — это такой маленький городишко в штате Миссисипи, почитай что у самой границы, — сообщила дама. До чего же я люблю городки с забавными названиями! Хотя в списке особенно мною любимых значатся такие «перлы» как Лик-Скиллет, Скиннем, Ти-Ти и Вулфскин, Уай-нот радует меня больше всех прочих, вместе взятых [21].
— Так поезжайте домой, возьмите песика и привезите его ко мне в клинику. Посмотрим, чем тут можно помочь, — предложил я. Я понятия не имел, как стану объяснять даме, что пришивание хвостов — не моя специальность.
А в здании ратуши совет пытался заняться важным для города делом, но в атмосфере всеобщего веселья это было не так-то непросто. Время от времени, непонятно с какой стати, в зале раздавался оглушительный гогот. Кто-то пожаловался, что «правитс-ство» требует от города утвердить какую-то дурацкую процедуру, мэр ответил: «Ну, это все равно, как если бы хвост вздумал вилять собакой», — и заседание окончательно застопорилось. Зал так и взорвался, члены совета утирали слезы платками, в свою очередь пытались острить, — словом, стало ясно, что тут много не наработаешь. Наконец мэр ударил молотком по столу.
— Видно, придется урезать, что там у нас, — объявил он, спровоцировав новый взрыв хохота. — Словом, хлопаем дверью — и концы в воду!
— Очень жаль, что так вышло. Мы тут и часа с хвостиком не сидим, ответствовал я, уже выходя за дверь. Все так и прыснули в сгущающихся сумерках.
Час спустя я уже обрабатывал Мистеру Щену обрубок хвоста, накладывая швы. Как только я объяснил хозяйке все насчет закупорки кровотока и последующей гангрены, мне не составило труда убедить даму в том, что не стоит пытаться пришить к месту двухдюймовый кончик собачьего хвоста. Дама, в свою очередь, извинилась за то, что ворвалась в здание ратуши и помешала важному заседанию.
— Я так нервничала, так переживала! — восклицала она. — Сама не знаю, почему сразу не привезла Мистера Щена.
— Да, мэм, я вас отлично понимаю, — отвечал я. Я обменялся рукопожатием с супругом, в нескольких словах разъяснил, как ухаживать за пострадавшим, — и эта пара исчезла в ночи. Позже я узнал, что вскорости после нашей встречи джентльмен приказал долго жить, и втайне задумался, а не «запилили» ли его до смерти в отместку за трагическую ампутацию хвостика.
* * *
А в ту среду Ди позвонила по поводу не на шутку занедужившей голштинской телочки по кличке Сэди. Сэди являла собою результат запланированной случки двух первоклассных родителей с «навороченными» родословными, — ценными не только как производители будущих выставочных образчиков голштинской породы, но и как высокопродуктивный молочный скот. Телочка появилась на свет лишь несколько дней назад, но уже заболела кокцидиозом, — смертельной формой диареи, обычно вызываемой бактериями E.coli.— Она слегла и выглядит просто ужасно, — сообщила Ди. — Не обещай она оказаться таким замечательным прибавлением к стаду, мы бы ее и лечить не стали.
Телята, пораженные этой болезнью, страдают поносом, — в большей или меньшей степени, в зависимости от их индивидуального иммунитета, силы воздействия и вирулентности бактерий. Сразу после рождения и потом раз в несколько часов теленок должен подкрепляться большим количеством материнского молозива, — это ее первое, богатое антителами молоко. Поскольку теленок появляется на свет совершенно лишенным устойчивых к болезням антител, без этого первого молока он просто не выживет. К этому сложному процессу добавляется еще одна невыигрышная подробность: на то, чтобы всосать крупные молекулы антител, у кишечника новорожденного теленка есть лишь несколько часов.
Симптомы инфекции E.coli — понос и обезвоживание; ведь организм теряет жидкость и электролиты. Многие телята страдают болезнью в легкой форме: их иммунная защита реагирует на инфекцию должным образом, и спустя несколько дней животные приходят в норму. Теленку, зараженному серьезнее, требуются антибиотики и огромное количество жидкости, вводимой перорально. Как только дегидратация достигает уровня семи-десяти процентов, большинство жертв уже лежат, не вставая: глаза ввалившиеся, температура повышенная, того и гляди околеют! Таким для спасения жизни необходимы внутривенные вливания жидкости и электролитов.
К сожалению, владелец занедужившего теленка и ветеринар оказываются перед неразрешимой дилеммой. Хотя обе стороны отлично понимают, что на протяжении нескольких часов пациенту необходимо закачивать в вену как можно больше жидкости, в силу ряда причин такие меры оказываются неоправданными. Во-первых, схему лечения обычно диктует животноводческая экономика. Большинство скотоводов просто-напросто не могут себе позволить оплачивать ветеринару внутривенный катетер, стоимость времени в пути и рабочего времени, равно как и расходы на лекарства. Собственно говоря, цена теленка зачастую настолько невелика, что необходимое лечение обходится дороже, нежели животное стоит на данный момент. Пожалуй, с этим фактом жизни ветеринару труднее всего примириться. Каждый день мы видим животных, страдающих недугами, от которых существует хорошо известное, эффективное лечение, однако мы не можем спасти пациента в силу экономических причин. В нашей стране труд производителей продуктов питания оплачивается очень низко, так что им приходится бдительно отслеживать расходы.
Я задал Ди Хей обычный в таких случаях вопрос:
— Вы ее уже лечили?
— Ага. Я дала ей несколько пилюль от поноса, — ну, тех, что от вас же и получили, — и пару часов назад напоила этим вашим кенгуриным соком, отвечала она. Добрый старый «кенгуриный сок», это простое и недорогое домашнее снадобье представляет собою смесь из соли, соды и сиропа, разведенную водой из-под крана в кувшине из-под молока объемом в галлон, и вводится через пасть. Если после дозы этого средства животное не вскакивает на ноги и не бежит трусцой через поле, тогда в ход идут внутривенные вливания.
— О'кей, уже еду. Вешайте трубку и смотрите, не покажется ли вдали столб пыли! — воскликнул я. Помощь идет, так что привязывайте собак и открывайте ворота!
Я попросил Джан позвонить в ратушу и сообщить, что я опять не смогу почтить своим присутствием заседание городского совета и представлю доклад о проблеме «благоухающих» нечистот на следующей неделе. Собственно говоря, проблема была почти решена — посредством консультации с дорогостоящим мобильским «специалистом по вони». Дело было всего-то навсего в неправильном соотношении кислорода и двуокиси углерода, но мне хотелось выступить со своими изысканиями перед большой аудиторией, да так, чтобы выкладки прозвучали куда заумнее и сложнее, чем на самом деле. В конце концов, не так же ли поступил и консультант, стремясь оправдать свой астрономический гонорар?
На этот вызов со мной поехал Том, и всю дорогу, по обыкновению своему, бомбардировал меня вопросами о болезнях животных. Я пытался отвечать на языке пятилетнего ребенка, одновременно изображая из себя этакого всемирно известного консультанта по кокцидозу, что без устали носится по стране из конца в конец, заглядывает на молочные фермы точно сам Супермен, ставит диагноз, дает рекомендации — и, не успеешь оглянуться, отбывает на следующую операцию. Про себя я думал: если уж инженер-ольфактоскопист может зарабатывать на жизнь таким способом, так почему бы и ветеринару-кокцидозисту не последовать его примеру? Пожалуй, мне стоило бы специализироваться на какой-нибудь еще малоосвоенной области ветеринарии, скажем, на самогонной диспепсии у коров-сосновок или стоматологии фоксхаундов. До чего забавно грезить о будущем и гадать, что мы с Джан и детишками будем поделывать, скажем, в двухтысячном году.
Подлаживаясь под роль консультанта, я повторил с Томом все причины, вызывающие понос у телят, а также варианты лечения и профилактические меры. Если мальчику лекция и наскучила, он ничем этого не показал. А я вдруг осознал, что прикидываю про себя, а не надумает ли мой сын в один прекрасный день изучать ветеринарию? А потом вернется домой и унаследует мою практику. На моей памяти многие сыновья ветеринаров шли тем же путем, и я всегда думал, что это — самый что ни на есть приемлемый способ постепенно сложить с себя бремя забот и выйти из дела. Вместо того, чтобы работать все семь дней в неделю и дежурить по двадцать четыре часа в сутки, можно ограничиться тремя днями и изредка выезжать на срочные вызовы. Позже, когда Том подрастет и станет в полную силу помогать в клинике и на вызовах, мы увидим, в самом ли деле ему мила жизнь столь тяжкая. А пятилетнему малышу интересно все, что делает папа.
Телочку мы обнаружили в трейлере для перевозки скота, подогнанном к телятнику Хеев; пациентка лежала пластом на подстилке из сена. Глаза запавшие, шерсть всклокочена, а под хвостом — грязная, свалявшаяся, словом, чего и следовало ожидать. Бедняжка не шевелилась; вот только тяжко вздымалась и опадала грудная клетка. Убедившись, что мигательный рефлекс слабый, я извлек градусник и попросил Тома измерить пациентке температуру.
— Фу, гадость! Да еще и воняет! — запротестовал он.
— Том, это нужно сделать, так что ничего не попишешь. Оботри грязь клоком сена. Ты отлично справишься. — Минуту спустя Том уже очистил подхвостье от засохшего навоза и мусора и вставил термометр в нужное место. Я двумя пальцами оттянул кожу на шее телочки, проверяя степень обезвоживания; в прежнее положение она так и не легла. Прослушав грудь, я убедился, что легкие чистые, но сердце слабое.
— Для термометра вполне достаточно, Том, — сказал я. — Давай посмотрим, сколько там набежало.
Я поднес градусник к самым глазам, медленно поворачивая его туда и сюда, пока не разглядел в сгущающихся сумерках серебристую черточку ртути.
— Девяносто четыре градуса, Том. Это мало; наверное, нам стоит попробовать еще раз.
Как и в первый раз, малыш подобрал пук сухого свинороя, обтер градусник и вернул его на прежнее место. Про себя я порадовался, что Том не воспользовался собственными штанами. Несколько минут спустя мы считали те же самые показания.
По дорожке стремительно прогрохотал трактор Бака; ловко маневрируя, фермер поставил сеноворошилку в аккурат рядом с трейлером. Вскорости Бак уже склонялся над смертельно больной телочкой. От него исходил запах смазки и свежескошенной люцерны, — именно так и полагается благоухать работнику молочной фермы жарким летним днем.
— Вижу, вы привезли смышленого помощника! — Усмехнувшись, Бак качнул головой в сторону Тома, который сосредоточенно щупал телочке уши и смотрел ей десны. Я подумал, что это хороший признак: передо мной и впрямь будущий студент ветеринарии.
— Думаю, здесь нам лишние руки не помешают, — отозвался я. — Ей совсем худо.
— А то я не знаю! Зачем, как вы думаете, я вас вызвал прямо сейчас, когда ужинать пора? Я ж с утра на сенокосе, тороплюсь сено убрать, пока дождь не полил. С голоду просто умираю!
— Тогда почему бы вам не пойти в дом перекусить, пока мы с Томом опробуем на пациентке так называемый героический подход? Вынужден вам признаться, что на той неделе куда-то задевал свою волшебную палочку, так что на многое не рассчитывайте.
— Уж сделайте, что сможете, Док; уж больно она нам дорога. Я и так поедом себя ем, что допустил такое; но у нас с Ди неделька выдалась — не приведи Боже! У нее мать в больницу попала; а впридачу один из моих дояров ввязался в драку, — не здесь, а в Кьюбе, и загремел в каталажку. Ну, не могу же я везде успеть!
У меня просто в голове не укладывается, как хозяин молочной фермы справляется со всеми своими обязанностями! Встает он на дойку в четыре утра, затем надраивает до блеска доильный зал, обихаживает заболевших животных, задает корма дойным коровам, сухостойным коровам, холостым и осемененным телкам и отъемышам, затем поит молоком опойков. А в промежутках он еще проверяет все оборудование, — уж не сломалось ли чего! — и прикидывает, как бы поскорее обеспечить починку. Словом, на молочной ферме всех дел никогда не переделаешь!
Тому, что Бак «слинял», я в душе порадовался: работать куда проще, если хозяин не отирается тут же, приставая к тебе с вопросами, пока ты пытаешься ввести катетер в яремную вену. Стенки вены спались, и я был уверен, что придется делать разрез на коже — точнехонько в верхней точке.
Пока Том дважды сбегал к грузовику за двумя галлонами электролитного раствора, я наскоро собрал приспособление для внутривенного вливания, а затем выбрил и продизенфицировал место для катетера на левой стороне шеи. После нескольких попыток катетер вошел-таки в вену, бутыли были благополучно закреплены на стене трейлера, и жидкость, тихонько побулькивая, потекла в организм пациентки.
На протяжении всего осмотра Сэди почитай что не шевельнулась, если не считать того, что тихонько, почти неслышно замычала, когда я при второй попытке ввел в нее иглу. Впридачу к потере электролитов и дисбалансу, телочка была в токсическом шоке, — ведь бактерии E.coli выделяют эндотоксины.
— Ну, Том, как на твой взгляд?
— Не думаю, — отозвался мальчуган. Мне оставалось лишь изумляться, сколь точно оценил он ситуацию. Но ведь Том имел дело с больными животными и соприкасался с реальностью ветеринарии куда больше, чем большинство дошколят. В прошлом году он не раз выезжал со мною на вызовы и наблюдал, как я лечу собак и кошек, делаю им кесарево сечение и другие операции, как на дому, так и в клинике. По чести говоря, знал он, наверное, больше, чем следовало и для его же собственного блага, и для блага его детсадовской группы. Воспитательница пару раз намекала, что лучше бы Тому не вдаваться в подробности о том, куда именно ветеринар, пользующий крупных животных, сует кисть и всю руку, и что тему рождения щенков они непременно изучат в рамках детсадовской программы, но чуть позже.