— Очевидно, что Джакомо неоднократно подвергался пыткам и избиению, а возможно и тому и другому. Да, Петер, «коммандос», но не итальянский. Он из Черногории.
— Откуда? Из Черногории?!
— Да. У нас в Югославии есть такая провинция. Вы разве не знали? — Джордже был способен на ядовитый сарказм — мастерство, приобретенное и отточенное за годы, проведенные и Белградском университете.
— С такими светлыми волосами и безукоризненной итальянской речью?
— Блондины в Черногории — не редкость, и, хотя итальянский его очень хорош, акцент я определил безошибочно.
Петерсен ни на секунду не усомнился в сказанном Джордже. Уникальные способности толстяка распознавать языки, диалекты, акценты, даже оттенки акцентов — давно стали притчей во языцех далеко за пределами Балкан.
Ужин оказался более чем сносным, а кафе — более чем приличным, почти респектабельным. Карлоса здесь знали и относились к нему с почтительным уважением.
Лоррейн вступала в беседу время от времени, да и обращалась преимущественно к Карлосу, сидевшему за столом рядом с ней. Оказалось, что девушка, как и капитан, родом из Пескары. Было очевидно, что ни Алекс, ни фон Караяны не внесут свою лепту в копилку общей беседы. Таким раскованным легким собеседникам, как Карлос и Петерсен, сейчас оставалось лишь присоединиться к Зарине, Михаэлю и Алексу — вступить в разговор Джакомо и Джордже, болтающих громко и безостановочно, представлялось немыслимо.
Когда возвращались на корабль, ветер на улице усилился, к нему добавилась вьюга. Карлос, хотя и пил за ужином мало, не слишком уверенно держался на ногах. По крайней мере, так выглядело со стороны. Дважды споткнувшись, он взял Лоррейн под руку.
«Коломбо» заметно раскачивало на швартовах. По словам капитана, метеосводка предсказывала дальнейшее ухудшение погоды.
К удивлению Петерсена и плохо скрываемому раздражению, почти равносильному гневу, еще пятеро мужчин дожидались Карлоса в капитанской каюте. Их вожак, высокий худой седовласый мужчина с крючковатым носом и бескровными губами, представился как Алессандро. Трое его людей назвались Франко, Колой и Зеппом, что, по-видимому, должно было означать Франческо, Николас и Джузеппе. Четвертый человек назвал себя Гвидо. Все четверо, подобно своему вожаку, были одеты в неопределенного вида гражданскую одежду, явно чувствовали бы себя намного уютней в военной форме. Их отличали холодные тяжелые невыразительные физиономии.
Петерсен бегло взглянул на Джордже, развернулся и вышел из каюты. Толстяк и Алекс незамедлительно последовали за ним, плотно прикрыв за собой дверь.
Они отошли на несколько шагов, и Петерсен уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как дверь каюты вновь отворилась и в коридор вышел Карлос. Он приблизился к мужчинам, глядевшим на него:
— Вы расстроены, майор? — спросил Карлос озабоченно.
— Недоволен. Правда, я говорил Михаэлю, что на борту корабля никто не вправе обсуждать действия капитана, однако здесь другой случай. Как я понимаю, эти люди также направляются в Плоче?
Карлос кивнул.
— Где они будут спать?
— В носовой части судна есть каюта на пятерых. Не думал, что это достойно упоминания и что прибытие людей может так огорчить вас.
— Я недоволен. Рим дал мне ясно понять — мы будем путешествовать одни. Мы не готовились к совместному плаванию с пятью... точнее с семью, совершенно незнакомыми мне спутниками. Кроме того, меня беспокоит то, что вы знаете их. По крайней мере, Алессандро.
Карлос хотел возразить, но Петерсен, повысив голос, продолжил:
— Верю, что вы не принимаете меня за глупца и не будете отрицать это. Не в вашем характере демонстрировать столь подчеркнутое почтение к незнакомцу. Наконец, я недоволен тем, что эти люди имеют вид наемных убийц, жестоких, безжалостных. Разумеется, они таковыми не являются, поэтому я и употребил выражение «имеют вид». Единственная опасность заключается в недостаточной предсказуемости подобных пассажиров. В лексиконе настоящего убийцы слово «непредсказуемость» отсутствует. Планировать и организовывать убийство — довольно тонкое искусство. Сперва дело «прокручивается», оформившись, получает надлежащую огранку и только потом воплощается в жизнь. Настоящие убийцы выглядят не так, как эти люди.
— Кажется, вы много знаете о наемных убийцах, — Карлос слабо улыбнулся. — Бели Алессандро и его люди вас не особенно беспокоят, быть может, вас огорчает присутствие здесь Джакомо?
— У меня сложилось впечатление, что Джакомо предпочитает лобовую атаку, — сказал Петер-сен. — Скрытность — далеко не самое сильное свойство его натуры. Он даже не начал этому обучаться. Впрочем, вы знаете Джакомо лучше, чем мы.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что вы не очень хороший актер.
— Представьте себе, то же самое мне говорил режиссер нашего студенческого театра. Выходит, Лоррейн?
— Вы с ума сошли! — воскликнул Джордже.
— Карлос ничего не утверждает, а только намекает, — улыбнулся Петерсен. — Делает намек. У классически прекрасной девушки неласковый взор.
Последняя реплика майора явно понравилась Карлосу — он не сумел этого скрыть. Довольное выражение его лица подтвердило недавно высказанное Петерсеном мнение о никудышных актерских способностях Карлоса.
— Если вы огорчены, — проговорил капитан, — то приношу вам свои извинения. Хотя, по правде сказать, не знаю, в чем я перед вами провинился. Все пассажиры имеют рекомендательные письма. Каждое для меня равносильно приказу. Мой долг — подчиняться ему. В своих действиях я ничем иным не руководствуюсь.
«Он и в самом деле плохой актер, — подумал Петерсен. — Однако, говоря так, он ничего не выгадывает».
— Не желаете вернуться в мою каюту, господа? — спросил Карлос. — До отплытия еще три часа, времени достаточно, чтобы пропустить на ночь стаканчик-другой. Как вы сами заметили, Алессандро и его компания не так свирепы, как кажутся.
— Спасибо, — отказался от приглашения Петерсен. — Мы немного погуляем по палубе, а потом отправимся спать. Надо выспаться — впереди нас ждет долгий путь. Так что, спокойной ночи.
— Хотите прогуляться по палубе? — вскричал Карлос. — В такую погоду?! Вы замерзнете, господа!
— Холод — наш старый приятель.
— Как хотите, джентльмены. Я предпочитаю другую компанию. — «Коломбо» резко накренился. Капитан пошатнулся и, удерживая равновесие, растопырил руки. — У торпедных катеров есть свои несомненные достоинства, которые, однако, полнее раскрываются при спокойном море. С батюшкой Нептуном, надеюсь, вы тоже на дружеской ноге?
— Наш ближайший родственник, — откликнулся Джордже.
— Если обращать внимание на погоду, твердо могу пообещать спокойное, не богатое событиями путешествие, — сказал Карлос. — Еще никогда на корабле не было беспорядка.
Укрывшись от пронизывающего ветра за палубными надстройками, Петерсен посмотрел на двух своих спутников и лаконично спросил:
— Ну?
— Вот тебе и ну, — ответил Джордже. — На борту катера семеро чужаков, а досточтимый молодой Карлос, видимо, знает всех семерых. Каждый мужчина — потенциальный противник. Разумеется, в этом нет ничего нового. — Конец его тошнотворной сигары светился во тьме. — Странно, что наш добрый друг полковник Лунц заранее не ознакомился со списком пассажиров «Коломбо».
— Да.
— Мы, естественно, готовы ко всякого рода случайностям, Петер?
— Конечно. Вы имеете в виду какие-то конкретные случайности?
— Нет. Будем поочередно держать наблюдение в нашей каюте?
— Само собой. Если останемся в ней на ночь.
— У нас есть план?
— У нас нет плана. Что вы думаете о Лоррейн,
Джордже?
— Очаровательна! Говорю, не колеблясь, очаровательная юная леди!
— Я уже сказал вам однажды, Джордже, что вы влюбчивы и впечатлительны, — улыбнулся Петерсен. — Не это хотел услышать от вас. Меня удивляет ее присутствие на борту. Она определенно не принадлежит к той пестрой компании, которую Карлос транспортирует в Плоче.
— К пестрой компании? Вот как! Первый раз за всю мою жизнь меня причислили к «пестрой компании». Что же, по-вашему, Петер, выделяет Лоррейн?
— То, что любого другого пассажира на этом судне можно в чем-либо заподозрить, во всяком случае я могу. А вот ее подозревать не в чем.
— Ого, похоже, она действительно уникум! — воскликнул Джордже с искренним благоговением.
— Карлос позволил нам узнать, буквально приложил к этому определенные усилия — что Лоррейн родом из Пескары. Как вы считаете, Джордже, это похоже на правду?
— Что вам ответить? — толстяк неопределенно пожал плечами. — Судя по всему, она может быть родом хоть с Тимбукту.
— Вы разочаровываете меня, Джордже, или преднамеренно неверно истолковываете мои слова. Но я наберусь терпения. Ваше знание нюансов всех европейских языков... Скажите, Лоррейн на самом деле родилась или выросла в Пескаре?
— Ни то ни другое.
— Но, по крайней мере, она итальянка?
— Нет.
— Итак, как и в случае с Джакомо, мы вновь имеем дело с Югославией?
— Вы, Петер, может быть, и имеете, а я — нет. Остаюсь в Англии.
— Что? Англия?!
— Да. Вне всяких сомнений, ощущается «образцовый южный английский», как говорит британская радиовещательная корпорация. Мое чуткое ухо различило именно это, — Джордже скромно откашлялся. Время от времени его самолюбование было способно любого довести до бешенства.
Глава 3
— Откуда? Из Черногории?!
— Да. У нас в Югославии есть такая провинция. Вы разве не знали? — Джордже был способен на ядовитый сарказм — мастерство, приобретенное и отточенное за годы, проведенные и Белградском университете.
— С такими светлыми волосами и безукоризненной итальянской речью?
— Блондины в Черногории — не редкость, и, хотя итальянский его очень хорош, акцент я определил безошибочно.
Петерсен ни на секунду не усомнился в сказанном Джордже. Уникальные способности толстяка распознавать языки, диалекты, акценты, даже оттенки акцентов — давно стали притчей во языцех далеко за пределами Балкан.
Ужин оказался более чем сносным, а кафе — более чем приличным, почти респектабельным. Карлоса здесь знали и относились к нему с почтительным уважением.
Лоррейн вступала в беседу время от времени, да и обращалась преимущественно к Карлосу, сидевшему за столом рядом с ней. Оказалось, что девушка, как и капитан, родом из Пескары. Было очевидно, что ни Алекс, ни фон Караяны не внесут свою лепту в копилку общей беседы. Таким раскованным легким собеседникам, как Карлос и Петерсен, сейчас оставалось лишь присоединиться к Зарине, Михаэлю и Алексу — вступить в разговор Джакомо и Джордже, болтающих громко и безостановочно, представлялось немыслимо.
Когда возвращались на корабль, ветер на улице усилился, к нему добавилась вьюга. Карлос, хотя и пил за ужином мало, не слишком уверенно держался на ногах. По крайней мере, так выглядело со стороны. Дважды споткнувшись, он взял Лоррейн под руку.
«Коломбо» заметно раскачивало на швартовах. По словам капитана, метеосводка предсказывала дальнейшее ухудшение погоды.
К удивлению Петерсена и плохо скрываемому раздражению, почти равносильному гневу, еще пятеро мужчин дожидались Карлоса в капитанской каюте. Их вожак, высокий худой седовласый мужчина с крючковатым носом и бескровными губами, представился как Алессандро. Трое его людей назвались Франко, Колой и Зеппом, что, по-видимому, должно было означать Франческо, Николас и Джузеппе. Четвертый человек назвал себя Гвидо. Все четверо, подобно своему вожаку, были одеты в неопределенного вида гражданскую одежду, явно чувствовали бы себя намного уютней в военной форме. Их отличали холодные тяжелые невыразительные физиономии.
Петерсен бегло взглянул на Джордже, развернулся и вышел из каюты. Толстяк и Алекс незамедлительно последовали за ним, плотно прикрыв за собой дверь.
Они отошли на несколько шагов, и Петерсен уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как дверь каюты вновь отворилась и в коридор вышел Карлос. Он приблизился к мужчинам, глядевшим на него:
— Вы расстроены, майор? — спросил Карлос озабоченно.
— Недоволен. Правда, я говорил Михаэлю, что на борту корабля никто не вправе обсуждать действия капитана, однако здесь другой случай. Как я понимаю, эти люди также направляются в Плоче?
Карлос кивнул.
— Где они будут спать?
— В носовой части судна есть каюта на пятерых. Не думал, что это достойно упоминания и что прибытие людей может так огорчить вас.
— Я недоволен. Рим дал мне ясно понять — мы будем путешествовать одни. Мы не готовились к совместному плаванию с пятью... точнее с семью, совершенно незнакомыми мне спутниками. Кроме того, меня беспокоит то, что вы знаете их. По крайней мере, Алессандро.
Карлос хотел возразить, но Петерсен, повысив голос, продолжил:
— Верю, что вы не принимаете меня за глупца и не будете отрицать это. Не в вашем характере демонстрировать столь подчеркнутое почтение к незнакомцу. Наконец, я недоволен тем, что эти люди имеют вид наемных убийц, жестоких, безжалостных. Разумеется, они таковыми не являются, поэтому я и употребил выражение «имеют вид». Единственная опасность заключается в недостаточной предсказуемости подобных пассажиров. В лексиконе настоящего убийцы слово «непредсказуемость» отсутствует. Планировать и организовывать убийство — довольно тонкое искусство. Сперва дело «прокручивается», оформившись, получает надлежащую огранку и только потом воплощается в жизнь. Настоящие убийцы выглядят не так, как эти люди.
— Кажется, вы много знаете о наемных убийцах, — Карлос слабо улыбнулся. — Бели Алессандро и его люди вас не особенно беспокоят, быть может, вас огорчает присутствие здесь Джакомо?
— У меня сложилось впечатление, что Джакомо предпочитает лобовую атаку, — сказал Петер-сен. — Скрытность — далеко не самое сильное свойство его натуры. Он даже не начал этому обучаться. Впрочем, вы знаете Джакомо лучше, чем мы.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что вы не очень хороший актер.
— Представьте себе, то же самое мне говорил режиссер нашего студенческого театра. Выходит, Лоррейн?
— Вы с ума сошли! — воскликнул Джордже.
— Карлос ничего не утверждает, а только намекает, — улыбнулся Петерсен. — Делает намек. У классически прекрасной девушки неласковый взор.
Последняя реплика майора явно понравилась Карлосу — он не сумел этого скрыть. Довольное выражение его лица подтвердило недавно высказанное Петерсеном мнение о никудышных актерских способностях Карлоса.
— Если вы огорчены, — проговорил капитан, — то приношу вам свои извинения. Хотя, по правде сказать, не знаю, в чем я перед вами провинился. Все пассажиры имеют рекомендательные письма. Каждое для меня равносильно приказу. Мой долг — подчиняться ему. В своих действиях я ничем иным не руководствуюсь.
«Он и в самом деле плохой актер, — подумал Петерсен. — Однако, говоря так, он ничего не выгадывает».
— Не желаете вернуться в мою каюту, господа? — спросил Карлос. — До отплытия еще три часа, времени достаточно, чтобы пропустить на ночь стаканчик-другой. Как вы сами заметили, Алессандро и его компания не так свирепы, как кажутся.
— Спасибо, — отказался от приглашения Петерсен. — Мы немного погуляем по палубе, а потом отправимся спать. Надо выспаться — впереди нас ждет долгий путь. Так что, спокойной ночи.
— Хотите прогуляться по палубе? — вскричал Карлос. — В такую погоду?! Вы замерзнете, господа!
— Холод — наш старый приятель.
— Как хотите, джентльмены. Я предпочитаю другую компанию. — «Коломбо» резко накренился. Капитан пошатнулся и, удерживая равновесие, растопырил руки. — У торпедных катеров есть свои несомненные достоинства, которые, однако, полнее раскрываются при спокойном море. С батюшкой Нептуном, надеюсь, вы тоже на дружеской ноге?
— Наш ближайший родственник, — откликнулся Джордже.
— Если обращать внимание на погоду, твердо могу пообещать спокойное, не богатое событиями путешествие, — сказал Карлос. — Еще никогда на корабле не было беспорядка.
Укрывшись от пронизывающего ветра за палубными надстройками, Петерсен посмотрел на двух своих спутников и лаконично спросил:
— Ну?
— Вот тебе и ну, — ответил Джордже. — На борту катера семеро чужаков, а досточтимый молодой Карлос, видимо, знает всех семерых. Каждый мужчина — потенциальный противник. Разумеется, в этом нет ничего нового. — Конец его тошнотворной сигары светился во тьме. — Странно, что наш добрый друг полковник Лунц заранее не ознакомился со списком пассажиров «Коломбо».
— Да.
— Мы, естественно, готовы ко всякого рода случайностям, Петер?
— Конечно. Вы имеете в виду какие-то конкретные случайности?
— Нет. Будем поочередно держать наблюдение в нашей каюте?
— Само собой. Если останемся в ней на ночь.
— У нас есть план?
— У нас нет плана. Что вы думаете о Лоррейн,
Джордже?
— Очаровательна! Говорю, не колеблясь, очаровательная юная леди!
— Я уже сказал вам однажды, Джордже, что вы влюбчивы и впечатлительны, — улыбнулся Петерсен. — Не это хотел услышать от вас. Меня удивляет ее присутствие на борту. Она определенно не принадлежит к той пестрой компании, которую Карлос транспортирует в Плоче.
— К пестрой компании? Вот как! Первый раз за всю мою жизнь меня причислили к «пестрой компании». Что же, по-вашему, Петер, выделяет Лоррейн?
— То, что любого другого пассажира на этом судне можно в чем-либо заподозрить, во всяком случае я могу. А вот ее подозревать не в чем.
— Ого, похоже, она действительно уникум! — воскликнул Джордже с искренним благоговением.
— Карлос позволил нам узнать, буквально приложил к этому определенные усилия — что Лоррейн родом из Пескары. Как вы считаете, Джордже, это похоже на правду?
— Что вам ответить? — толстяк неопределенно пожал плечами. — Судя по всему, она может быть родом хоть с Тимбукту.
— Вы разочаровываете меня, Джордже, или преднамеренно неверно истолковываете мои слова. Но я наберусь терпения. Ваше знание нюансов всех европейских языков... Скажите, Лоррейн на самом деле родилась или выросла в Пескаре?
— Ни то ни другое.
— Но, по крайней мере, она итальянка?
— Нет.
— Итак, как и в случае с Джакомо, мы вновь имеем дело с Югославией?
— Вы, Петер, может быть, и имеете, а я — нет. Остаюсь в Англии.
— Что? Англия?!
— Да. Вне всяких сомнений, ощущается «образцовый южный английский», как говорит британская радиовещательная корпорация. Мое чуткое ухо различило именно это, — Джордже скромно откашлялся. Время от времени его самолюбование было способно любого довести до бешенства.
Глава 3
И Карлос, и Алекс в своих прогнозах ошиблись. Правда, Алекс еще в горной гостинице мрачно, но точно предсказал наступление холода. После трех часов ночи на «Коломбо» не было ни единого пассажира, кто бы не согласился с ним. Обильный снегопад, снизивший видимость до нуля, превратил катер в плавучий холодильник. Подобное не случилось бы, существуй на «Коломбо», как на других катерах, система центрального отопления. Однако на данной «воинской единице» особенным было все. Мало того, что оборудование судна имело трогательно допотопную конструкцию, но оно и функционировало примерно на треть.
Алекс ошибся только в определении направления ветра — тот был не северо-восточный, а просто северный. Разница в жалкие двадцать три градуса[7] могла показаться несущественной тому, кто находился на берегу. Пассажиры же, дрожавшие в каютах почтенного торпедного катера, посчитали ее катастрофической. Те, кого одолевали не только холод, но и морская болезнь, эту самую «разницу» восприняли как нечто среднее между дискомфортом и желанием свести счеты с жизнью.
Карлос же предсказывал спокойное плавание, но уверенность капитана в этом не разделяли, по меньшей мере, трое людей, на первый взгляд стойко воспринимавших натиск стихии.
Дверь запасного выхода, расположенного слева от винтового трапа, ведущей в машинное отделение, была открыта и закреплена на крюк. В темноте дверного проема застыли Петерсен и Алекс, который сжимал в руке автоматический пистолет-пулемет. Майор левой рукой удерживал равновесие на танцующей под ногами палубе, правая была беззаботно сунута в карман куртки. Он давно уяснил: если рядом находится Алекс, держать оружие наготове излишне.
Каюта, отведенная им капитаном, располагалась по правому борту. Ее иллюминатор достаточно хорошо освещал проход. Дверь каюты была заперта, но Петерсен знал, что профессор, находившийся внутри, тоже начеку. Он взглянул на тускло мерцающие в темноте часы. Прошло полтора часа с тех пор, как они стояли здесь в засаде не шевелясь, не ощущая свирепого холода и, разумеется, ни на минуту не расслабляясь. Ничего нового в данной ситуации для них не было. Десятки раз этим людям случалось попадать в похожие переделки на обледенелых, открытых всем ветрам боснийских скалах. В горах поджидать врага приходилось значительно дольше, так что эту засаду вполне можно было считать одной из наиболее кратковременных и комфортных.
На девяносто третьей минуте ожидания в конце коридора появились двое мужчин, которые пригнувшись, быстро двигались в направлении правого борта. При каждом крене «Коломбо» их швыряло от переборки к переборке. Они были без обуви, вероятно, были убеждены, что так будет легче подкрасться тайно. Это выглядело смешным и нелепым — торпедный катер, борясь с волнами, ревел и грохотал с такой силой, что по палубе можно было маршировать в кованых сапогах, не опасаясь быть кем-то услышанным. У обоих мужчин из-за поясов торчало по пистолету, каждый держал в правой руке по предмету, подозрительно напоминавшему ручную гранату.
Это были Франко и Кола. Их и без того мрачные физиономии отражали не угрызения совести — в это Петерсен никогда бы не поверил, а, скорее всего, недостатки подготовки. Хотя по логике вещей, Алессандро должен был послать «на дело» профессионалов, однако вид Франко и Колы свидетельствовал об обратном. Они явно не родились с шумом моря в ушах и были бы счастливы никогда не слышать его. Недостаток румянца на их лицах подтверждал это. Как же чувствовали себя те, кто оставался в каюте — нос судна нырял вверх-вниз, как поплавок. И не мудрено: тут было самое неспокойное место на катере.
Остановившись перед дверью, за которой притаился Джордже, Франко и Кола переглянулись. Петерсен выждал момент, когда «Коломбо» встал на ровный киль и в краткий миг относительного затишья прокричал:
— Не двигаться!
Франко действовал разумно — он замер. Кола же, выронив из руки гранату, обернулся и потянулся за пистолетом. Он мог рассчитывать только на одно стремительное движение, но такому человеку, как Алекс, стремительность Колы показалась ужасающе медленной. Эхо выстрела гулко прокатилось по коридору. Удивленно взглянув на раздробленное пулей плечо, Кола спиной по стене сполз на пол.
— Они никогда ничему не учатся, — мрачно констатировал Алекс, не склонный получать удовлетворение от таких по-детски простых упражнений.
— Может, у парней не было возможностей учиться, — заметил Петерсен, выдернув из-за пояса Франко «вальтер».
Затем он поднял с пола пистолет и гранату. В этот момент дверь каюты открылась и на пороге возник Джордже. Толстяк тоже был вооружен, но держал свой автомат довольно небрежно, стволом вниз. Оглядев поле боя, Джордже покачал головой.
— Позаботьтесь о наших спинах, — обратился к нему Петерсен.
— Вы хотите вернуть этих несчастных в лоно семьи?
Майор кивнул.
— Поступок достойный христианина, — сказал профессор. — К самостоятельному существованию в нашем жестоком мире они не приспособлены.
Прикрываясь Колой и Франко, который поддерживал раненого напарника, Петерсен и Алекс направились по коридору в носовую часть «Коломбо». Джордже остался стоять на месте. Внезапно дверь каюты рядом с ним распахнулась, и в коридор, размахивая «береттой», вылетел Джакомо.
— Уберите эту штуковину, — тотчас приказал Джордже, глазами указав на пистолет. Ствол его автомата по-прежнему смотрел в пол. — Вам не кажется, что шума уже достаточно?
— Именно поэтому я здесь... То есть я здесь из-за шума, — Джакомо опустил «беретту».
— Вам потребовалось довольно много времени, чтобы его услышать, — ехидно заметил толстяк.
— Черт возьми, мне же надо было одеться! — воскликнул Джакомо с некоторым негодованием. На нем были лишь галифе цвета «хаки». Обнаженный мускулистый торс его, как, впрочем и лицо, украшали многочисленные шрамы. — А вы, вижу, полностью экипированы, видимо, готовились к какому-то происшествию... — Он взглянул на квартет, продолжавший свой неспешный путь по коридору. — А что, собственно, случилось?
— Алекс подстрелил Колу.
— И только? — Джакомо не очень взволновала новость. — Ради этого не стоило торопиться...
— Кола, наверное, думает иначе. — Джордже слегка покашлял. — А вы не один из них?
— Вы что, рехнулись?
— Пока еще нет. Просто я ничего не знаю о вас. Разве что не похожи на этих парней.
— Вы очень добры, Джордже, — усмехнулся мужчина. — Несмотря на мои украшения?
— Давайте не будем, стоя здесь, выяснять отношения.
Через несколько секунд, за которые стонущий от боли раненый сделал лишь шаг, они догнали процессию. Спустя мгновение дверь носовой каюты открылась, и в коридоре, с пистолетом в руке, появился Зепп. Он уже не пытался казаться безжалостным жестоким убийцей, как пару часов назад. Глядя на бедолагу, не требовалось особой фантазии, чтобы понять, почему Алессандро предпочел ему Франко и Колу. Зеленоватый оттенок лица Зеппа говорил о том, что время, проведенное в пути, не прошло для него бесследно.
— Зепп, — голос Петерсена звучал почти добродушно, — мы не намерены убивать вас. А чтобы добраться до нас, придется пристрелить своих приятелей. Это, согласитесь, было бы скверно.
Судя по бледности Зеппа и по его вялой реакции на слова майора, было легко догадаться, что абсолютно все вокруг казалось ему довольно скверным.
— В худшем случае, — добавил Петерсен, — вы окажетесь мертвым раньше, чем решитесь убить Франко и Колу. Бросьте оружие, Зепп.
В отличие от других органов, пребывавших, как говорят медики, в состоянии «временной дисфункции», уши Зеппа функционировали вполне сносно: древний «ли-энфилд» с лязгом ударился о металлический пол.
— Кто стрелял? — из противоположного конца коридора, прихрамывая, приближался Карлос. На лице капитана царила совершенно неуместная в настоящий момент привычная улыбка. В руке он сжимал пистолет. — Что происходит?
— Я думал, вы сами нам это расскажете, — Петерсен взглянул на пистолет капитана, — Он вам не нужен.
— Нужен, поскольку я капитан судна. Я спрашивал... — Внезапно Карлос оборвал фразу — массивная рука Джордже легла поверх рукоятки его пистолета. С удивлением капитан попытался высвободить руку и тотчас прикусил губу, с трудом удержав болезненный возглас. Толстяк вынул оружие из обмякших пальцев.
— Я прав, — с горечью промолвил Карлос. Его лицо не без причины стало мертвенно бледным. — Я был прав, приняв вас за террористов. Ваша цель — захват судна.
— Избави Боже, — сказал Джордже. — Вы так вцепились в свой «вальтер», что могли нечаянно нажать на курок. Опрометчивые поступки еще никогда никому не шли на пользу. — Он вернул пистолет капитану и продолжил назидательно:
— Излишняя стремительность только мешает.
Карлос взял пистолет и, секунду поколебавшись, сунул его за пояс. Демонстрация мирных намерений не оказала на него успокаивающего действия.
— И все же не понимаю... — пробормотал он неуверенно.
— И мы, Карлос, — перебил его Петёрсен, — ровным счетом ничего не понимаем. Сейчас как раз пытаемся хоть что-то уяснить. Быть может, вы нам поможете. Эти двое мужчин, Франко и Кола, — последний, боюсь, нуждается в ваших медицинских познаниях, — собирались напасть на нас, а, возможно, даже убить. Хотя не думаю — слишком плохие работники.
— Дилетанты, — подсказал Джордже.
— Да, дилетанты, — кивнул Петёрсен, — но пуля дилетанта производит точно такой же эффект, как и пуля профессионала. Прежде всего мне хотелось бы узнать, почему эти двое пытались на нас напасть. Наверное, вы это можете объяснить, Карлос.
— Почему вы так думаете?
— Вы знаете Алессандро.
— Знаю, но не очень хорошо. К тому же совершенно не представляю, чем вы могли ему досадить. И потом, я не разрешаю своим пассажирам вести на борту «Коломбо» военные действия.
— Разумеется. Но вы знакомы с Алессандро, следовательно, знаете, чем он занимается. — Нет, это мне неизвестно.
— Не верю. Вы избавите нас от многих хлопот, если без утайки расскажете правду. Но вы молчи те. Хорошо, раз не хотите помочь нам, придется помогать себе самим. Алессандро! — неожиданно крикнул Петерсен. И, немного подождав ответа, но не дождавшись его, повторил:
— Алессандро! У нас трое ваших людей. Один из них тяжело ранен. Я хочу знать, почему они решили напасть на нас. — Петерсен вновь замолчал — и вновь ответом была тишина. — Вы не оставляете мне выбора, Алессандро! Во время войны люди делятся на друзей и врагов. Друзья есть друзья, врагов убивают. Если вы друг — выйдите в коридор. В противном случае умрете в каюте.
Голос Петерсена звучал бесстрастно, но неумолимо. Забыв про боль в руке, Карлос опустил ладонь на плечо майора.
— На борту моего корабля люди не совершают убийств.
— Убийства совершают в мирное время, во время войны это называется казнью, — тон Петерсена вряд ли прибавил бодрости сидевшим в каюте. — Джордже, вы не могли бы...
Толстяку не надо было объяснять, что следует делать. Раздалась короткая автоматная очередь. Пули легли точно в то место, где находился дверной запор.
Петерсен осмотрел грушевидный предмет, лежащий у него на ладони.
— Что это? — обеспокоенно сказал Карлос.
— Вы же видите — ручная граната, — майор выдернул чеку и, рывком отворив дверь, швырнул гранату внутрь, после чего моментально захлопнул дверь каюты вновь.
— Господи, — лицо Карлоса стало белым, — что вы делаете? Их же разнесет в клочья! — но, не услышав взрыва, озадаченно поглядел на Петерсена.
— Газовые гранаты не взрываются, — сказал майор, — они шипят. Пяти секунд будет достаточно, газ быстродействующий.
— Какая разница — взорвать или отравить газом?!
— Это не ядовитый газ, — терпеливо объяснил Петерсен. — Джордже! — Он прошептал несколько слов на ухо толстяку. Тот усмехнулся и быстро, насколько позволяла качка, зашагал по коридору к корме. Петерсен снова повернулся к капитану. Кажется, вы позволите умереть вашему раненому приятелю?
— Во-первых, Кола мне вовсе не приятель. Во-вторых, ранение его не смертельно. Все, что в моих силах, это дать снотворное, ввести коагулянт[8] и наложить повязку. Сделать больше в море я не могу. Наверняка, раздроблена кость или кости... Пьетро, — обратился Карлос к седобородому моряку, только что подошедшему к месту событий, — будьте любезны, принесите сюда мой ящик с медикаментами. И захватите, пожалуйста, двух матросов.
Тем временем Петерсен смотрел на приближающуюся пару — Михаэля фон Караяна и шаг в шаг идущего рядом с ним Джордже. Юноша изо всех сил старался выглядеть возмущенным, но в действительности казался испуганным и жалким.
— Ей-Богу, майор, с нашей молодежью все в полном порядке! — сияя, воскликнул толстяк. — Вы должны восхищаться ее самоотверженным духом. Мы здесь кувыркаемся вместе с добрым старым «Коломбо», но разве это остановит Михаэля? Никоим образом. Наш юный друг с наушниками на голове склонился над передатчиком и шлифует свое мастерство...
Петерсен остановил его взмахом руки. Когда майор заговорил, его голос был так же суров, как и лицо.
— Это правда, фон Карали? — Нет. Я хотел бы...
— Вы лжец. Если Джордже сказал, значит, так оно и было. Какое сообщение вы передавали?
— Не передавал я никакого сообщения...
— Джордже!
— Правильно, Петер. Он не передавал никакого сообщения. Не успел.
— Действительно, у парня едва ли было на это время, — вставил Джакомо. — Он оставался один лишь с той минуты, как я покинул каюту. — Джакомо разглядывал заметно потрясенного Михаэля с нескрываемым отвращением. — Парень не только трус, но и глупец. Неужели ему не пришло в голову, что я в любой момент могу вернуться? Он почему-то не запер дверь.
— Что за сообщение вы намеревались передать? — спросил Михаэля Петерсен.
— Да не намеревался передать никакого сообщения. Я...
— Дважды лжец. Кем вы являетесь для адресатов и кто получатель ваших радиограмм?
— Я...
— Трижды лжец. Джордже, конфискуйте, пожалуйста, его снаряжение. И, чтобы поставить в этом деле точку, заберите рацию у его сестры.
— Как? Вы заберете у нас рации? Но они же наши, — Михаэль был в отчаянии. — Вы не можете сделать этого.
— Боже милостивый! — Петерсен изумленно посмотрел на него. И не имело значения, удивлялся майор искренне или притворно — эффект был тот же. — Молодой идиот! До вас не доходит, что сейчас я — ваш непосредственный начальник? Могу запереть ваши передатчики, а по обвинению в мятеже и вас самого. В наручниках, если понадобится, — Петерсен покачал головой. — Неужели вы настолько глупы, что не знаете: использование радиопередатчика неправомочным лицом во время войны считается одним из наиболее тяжких преступлений на море. — Он повернулся к Карлосу. — Или я не прав, капитан Тремино? — нарочито официальное обращение майора придало его словам звучание приговора.
— Боюсь, вы действительно правы, — не слишком охотно подтвердил капитан.
— Этот молодой человек правомочен передавать радиосообщения?
— Нет.
— Видите, фон Карали? Капитан тоже мог бы взять вас под стражу. Джордже, принесите, пожалуйста, рации в нашу каюту. Хотя... Погодите, — Петерсен взглянул на Карлоса. — Поскольку Михаэль нарушил прежде всего флотский устав...
— В моей каюте есть надежный сейф, — сказал капитан. — К нему подходит только один ключ, и он у меня.
— Великолепно.
Джордже отправился исполнять приказ, а несчастный Михаэль поплелся за ним. Они прошли мимо Пьетро, который в сопровождении двух матросов нес черный металлический ящик.
Алекс ошибся только в определении направления ветра — тот был не северо-восточный, а просто северный. Разница в жалкие двадцать три градуса[7] могла показаться несущественной тому, кто находился на берегу. Пассажиры же, дрожавшие в каютах почтенного торпедного катера, посчитали ее катастрофической. Те, кого одолевали не только холод, но и морская болезнь, эту самую «разницу» восприняли как нечто среднее между дискомфортом и желанием свести счеты с жизнью.
Карлос же предсказывал спокойное плавание, но уверенность капитана в этом не разделяли, по меньшей мере, трое людей, на первый взгляд стойко воспринимавших натиск стихии.
Дверь запасного выхода, расположенного слева от винтового трапа, ведущей в машинное отделение, была открыта и закреплена на крюк. В темноте дверного проема застыли Петерсен и Алекс, который сжимал в руке автоматический пистолет-пулемет. Майор левой рукой удерживал равновесие на танцующей под ногами палубе, правая была беззаботно сунута в карман куртки. Он давно уяснил: если рядом находится Алекс, держать оружие наготове излишне.
Каюта, отведенная им капитаном, располагалась по правому борту. Ее иллюминатор достаточно хорошо освещал проход. Дверь каюты была заперта, но Петерсен знал, что профессор, находившийся внутри, тоже начеку. Он взглянул на тускло мерцающие в темноте часы. Прошло полтора часа с тех пор, как они стояли здесь в засаде не шевелясь, не ощущая свирепого холода и, разумеется, ни на минуту не расслабляясь. Ничего нового в данной ситуации для них не было. Десятки раз этим людям случалось попадать в похожие переделки на обледенелых, открытых всем ветрам боснийских скалах. В горах поджидать врага приходилось значительно дольше, так что эту засаду вполне можно было считать одной из наиболее кратковременных и комфортных.
На девяносто третьей минуте ожидания в конце коридора появились двое мужчин, которые пригнувшись, быстро двигались в направлении правого борта. При каждом крене «Коломбо» их швыряло от переборки к переборке. Они были без обуви, вероятно, были убеждены, что так будет легче подкрасться тайно. Это выглядело смешным и нелепым — торпедный катер, борясь с волнами, ревел и грохотал с такой силой, что по палубе можно было маршировать в кованых сапогах, не опасаясь быть кем-то услышанным. У обоих мужчин из-за поясов торчало по пистолету, каждый держал в правой руке по предмету, подозрительно напоминавшему ручную гранату.
Это были Франко и Кола. Их и без того мрачные физиономии отражали не угрызения совести — в это Петерсен никогда бы не поверил, а, скорее всего, недостатки подготовки. Хотя по логике вещей, Алессандро должен был послать «на дело» профессионалов, однако вид Франко и Колы свидетельствовал об обратном. Они явно не родились с шумом моря в ушах и были бы счастливы никогда не слышать его. Недостаток румянца на их лицах подтверждал это. Как же чувствовали себя те, кто оставался в каюте — нос судна нырял вверх-вниз, как поплавок. И не мудрено: тут было самое неспокойное место на катере.
Остановившись перед дверью, за которой притаился Джордже, Франко и Кола переглянулись. Петерсен выждал момент, когда «Коломбо» встал на ровный киль и в краткий миг относительного затишья прокричал:
— Не двигаться!
Франко действовал разумно — он замер. Кола же, выронив из руки гранату, обернулся и потянулся за пистолетом. Он мог рассчитывать только на одно стремительное движение, но такому человеку, как Алекс, стремительность Колы показалась ужасающе медленной. Эхо выстрела гулко прокатилось по коридору. Удивленно взглянув на раздробленное пулей плечо, Кола спиной по стене сполз на пол.
— Они никогда ничему не учатся, — мрачно констатировал Алекс, не склонный получать удовлетворение от таких по-детски простых упражнений.
— Может, у парней не было возможностей учиться, — заметил Петерсен, выдернув из-за пояса Франко «вальтер».
Затем он поднял с пола пистолет и гранату. В этот момент дверь каюты открылась и на пороге возник Джордже. Толстяк тоже был вооружен, но держал свой автомат довольно небрежно, стволом вниз. Оглядев поле боя, Джордже покачал головой.
— Позаботьтесь о наших спинах, — обратился к нему Петерсен.
— Вы хотите вернуть этих несчастных в лоно семьи?
Майор кивнул.
— Поступок достойный христианина, — сказал профессор. — К самостоятельному существованию в нашем жестоком мире они не приспособлены.
Прикрываясь Колой и Франко, который поддерживал раненого напарника, Петерсен и Алекс направились по коридору в носовую часть «Коломбо». Джордже остался стоять на месте. Внезапно дверь каюты рядом с ним распахнулась, и в коридор, размахивая «береттой», вылетел Джакомо.
— Уберите эту штуковину, — тотчас приказал Джордже, глазами указав на пистолет. Ствол его автомата по-прежнему смотрел в пол. — Вам не кажется, что шума уже достаточно?
— Именно поэтому я здесь... То есть я здесь из-за шума, — Джакомо опустил «беретту».
— Вам потребовалось довольно много времени, чтобы его услышать, — ехидно заметил толстяк.
— Черт возьми, мне же надо было одеться! — воскликнул Джакомо с некоторым негодованием. На нем были лишь галифе цвета «хаки». Обнаженный мускулистый торс его, как, впрочем и лицо, украшали многочисленные шрамы. — А вы, вижу, полностью экипированы, видимо, готовились к какому-то происшествию... — Он взглянул на квартет, продолжавший свой неспешный путь по коридору. — А что, собственно, случилось?
— Алекс подстрелил Колу.
— И только? — Джакомо не очень взволновала новость. — Ради этого не стоило торопиться...
— Кола, наверное, думает иначе. — Джордже слегка покашлял. — А вы не один из них?
— Вы что, рехнулись?
— Пока еще нет. Просто я ничего не знаю о вас. Разве что не похожи на этих парней.
— Вы очень добры, Джордже, — усмехнулся мужчина. — Несмотря на мои украшения?
— Давайте не будем, стоя здесь, выяснять отношения.
Через несколько секунд, за которые стонущий от боли раненый сделал лишь шаг, они догнали процессию. Спустя мгновение дверь носовой каюты открылась, и в коридоре, с пистолетом в руке, появился Зепп. Он уже не пытался казаться безжалостным жестоким убийцей, как пару часов назад. Глядя на бедолагу, не требовалось особой фантазии, чтобы понять, почему Алессандро предпочел ему Франко и Колу. Зеленоватый оттенок лица Зеппа говорил о том, что время, проведенное в пути, не прошло для него бесследно.
— Зепп, — голос Петерсена звучал почти добродушно, — мы не намерены убивать вас. А чтобы добраться до нас, придется пристрелить своих приятелей. Это, согласитесь, было бы скверно.
Судя по бледности Зеппа и по его вялой реакции на слова майора, было легко догадаться, что абсолютно все вокруг казалось ему довольно скверным.
— В худшем случае, — добавил Петерсен, — вы окажетесь мертвым раньше, чем решитесь убить Франко и Колу. Бросьте оружие, Зепп.
В отличие от других органов, пребывавших, как говорят медики, в состоянии «временной дисфункции», уши Зеппа функционировали вполне сносно: древний «ли-энфилд» с лязгом ударился о металлический пол.
— Кто стрелял? — из противоположного конца коридора, прихрамывая, приближался Карлос. На лице капитана царила совершенно неуместная в настоящий момент привычная улыбка. В руке он сжимал пистолет. — Что происходит?
— Я думал, вы сами нам это расскажете, — Петерсен взглянул на пистолет капитана, — Он вам не нужен.
— Нужен, поскольку я капитан судна. Я спрашивал... — Внезапно Карлос оборвал фразу — массивная рука Джордже легла поверх рукоятки его пистолета. С удивлением капитан попытался высвободить руку и тотчас прикусил губу, с трудом удержав болезненный возглас. Толстяк вынул оружие из обмякших пальцев.
— Я прав, — с горечью промолвил Карлос. Его лицо не без причины стало мертвенно бледным. — Я был прав, приняв вас за террористов. Ваша цель — захват судна.
— Избави Боже, — сказал Джордже. — Вы так вцепились в свой «вальтер», что могли нечаянно нажать на курок. Опрометчивые поступки еще никогда никому не шли на пользу. — Он вернул пистолет капитану и продолжил назидательно:
— Излишняя стремительность только мешает.
Карлос взял пистолет и, секунду поколебавшись, сунул его за пояс. Демонстрация мирных намерений не оказала на него успокаивающего действия.
— И все же не понимаю... — пробормотал он неуверенно.
— И мы, Карлос, — перебил его Петёрсен, — ровным счетом ничего не понимаем. Сейчас как раз пытаемся хоть что-то уяснить. Быть может, вы нам поможете. Эти двое мужчин, Франко и Кола, — последний, боюсь, нуждается в ваших медицинских познаниях, — собирались напасть на нас, а, возможно, даже убить. Хотя не думаю — слишком плохие работники.
— Дилетанты, — подсказал Джордже.
— Да, дилетанты, — кивнул Петёрсен, — но пуля дилетанта производит точно такой же эффект, как и пуля профессионала. Прежде всего мне хотелось бы узнать, почему эти двое пытались на нас напасть. Наверное, вы это можете объяснить, Карлос.
— Почему вы так думаете?
— Вы знаете Алессандро.
— Знаю, но не очень хорошо. К тому же совершенно не представляю, чем вы могли ему досадить. И потом, я не разрешаю своим пассажирам вести на борту «Коломбо» военные действия.
— Разумеется. Но вы знакомы с Алессандро, следовательно, знаете, чем он занимается. — Нет, это мне неизвестно.
— Не верю. Вы избавите нас от многих хлопот, если без утайки расскажете правду. Но вы молчи те. Хорошо, раз не хотите помочь нам, придется помогать себе самим. Алессандро! — неожиданно крикнул Петерсен. И, немного подождав ответа, но не дождавшись его, повторил:
— Алессандро! У нас трое ваших людей. Один из них тяжело ранен. Я хочу знать, почему они решили напасть на нас. — Петерсен вновь замолчал — и вновь ответом была тишина. — Вы не оставляете мне выбора, Алессандро! Во время войны люди делятся на друзей и врагов. Друзья есть друзья, врагов убивают. Если вы друг — выйдите в коридор. В противном случае умрете в каюте.
Голос Петерсена звучал бесстрастно, но неумолимо. Забыв про боль в руке, Карлос опустил ладонь на плечо майора.
— На борту моего корабля люди не совершают убийств.
— Убийства совершают в мирное время, во время войны это называется казнью, — тон Петерсена вряд ли прибавил бодрости сидевшим в каюте. — Джордже, вы не могли бы...
Толстяку не надо было объяснять, что следует делать. Раздалась короткая автоматная очередь. Пули легли точно в то место, где находился дверной запор.
Петерсен осмотрел грушевидный предмет, лежащий у него на ладони.
— Что это? — обеспокоенно сказал Карлос.
— Вы же видите — ручная граната, — майор выдернул чеку и, рывком отворив дверь, швырнул гранату внутрь, после чего моментально захлопнул дверь каюты вновь.
— Господи, — лицо Карлоса стало белым, — что вы делаете? Их же разнесет в клочья! — но, не услышав взрыва, озадаченно поглядел на Петерсена.
— Газовые гранаты не взрываются, — сказал майор, — они шипят. Пяти секунд будет достаточно, газ быстродействующий.
— Какая разница — взорвать или отравить газом?!
— Это не ядовитый газ, — терпеливо объяснил Петерсен. — Джордже! — Он прошептал несколько слов на ухо толстяку. Тот усмехнулся и быстро, насколько позволяла качка, зашагал по коридору к корме. Петерсен снова повернулся к капитану. Кажется, вы позволите умереть вашему раненому приятелю?
— Во-первых, Кола мне вовсе не приятель. Во-вторых, ранение его не смертельно. Все, что в моих силах, это дать снотворное, ввести коагулянт[8] и наложить повязку. Сделать больше в море я не могу. Наверняка, раздроблена кость или кости... Пьетро, — обратился Карлос к седобородому моряку, только что подошедшему к месту событий, — будьте любезны, принесите сюда мой ящик с медикаментами. И захватите, пожалуйста, двух матросов.
Тем временем Петерсен смотрел на приближающуюся пару — Михаэля фон Караяна и шаг в шаг идущего рядом с ним Джордже. Юноша изо всех сил старался выглядеть возмущенным, но в действительности казался испуганным и жалким.
— Ей-Богу, майор, с нашей молодежью все в полном порядке! — сияя, воскликнул толстяк. — Вы должны восхищаться ее самоотверженным духом. Мы здесь кувыркаемся вместе с добрым старым «Коломбо», но разве это остановит Михаэля? Никоим образом. Наш юный друг с наушниками на голове склонился над передатчиком и шлифует свое мастерство...
Петерсен остановил его взмахом руки. Когда майор заговорил, его голос был так же суров, как и лицо.
— Это правда, фон Карали? — Нет. Я хотел бы...
— Вы лжец. Если Джордже сказал, значит, так оно и было. Какое сообщение вы передавали?
— Не передавал я никакого сообщения...
— Джордже!
— Правильно, Петер. Он не передавал никакого сообщения. Не успел.
— Действительно, у парня едва ли было на это время, — вставил Джакомо. — Он оставался один лишь с той минуты, как я покинул каюту. — Джакомо разглядывал заметно потрясенного Михаэля с нескрываемым отвращением. — Парень не только трус, но и глупец. Неужели ему не пришло в голову, что я в любой момент могу вернуться? Он почему-то не запер дверь.
— Что за сообщение вы намеревались передать? — спросил Михаэля Петерсен.
— Да не намеревался передать никакого сообщения. Я...
— Дважды лжец. Кем вы являетесь для адресатов и кто получатель ваших радиограмм?
— Я...
— Трижды лжец. Джордже, конфискуйте, пожалуйста, его снаряжение. И, чтобы поставить в этом деле точку, заберите рацию у его сестры.
— Как? Вы заберете у нас рации? Но они же наши, — Михаэль был в отчаянии. — Вы не можете сделать этого.
— Боже милостивый! — Петерсен изумленно посмотрел на него. И не имело значения, удивлялся майор искренне или притворно — эффект был тот же. — Молодой идиот! До вас не доходит, что сейчас я — ваш непосредственный начальник? Могу запереть ваши передатчики, а по обвинению в мятеже и вас самого. В наручниках, если понадобится, — Петерсен покачал головой. — Неужели вы настолько глупы, что не знаете: использование радиопередатчика неправомочным лицом во время войны считается одним из наиболее тяжких преступлений на море. — Он повернулся к Карлосу. — Или я не прав, капитан Тремино? — нарочито официальное обращение майора придало его словам звучание приговора.
— Боюсь, вы действительно правы, — не слишком охотно подтвердил капитан.
— Этот молодой человек правомочен передавать радиосообщения?
— Нет.
— Видите, фон Карали? Капитан тоже мог бы взять вас под стражу. Джордже, принесите, пожалуйста, рации в нашу каюту. Хотя... Погодите, — Петерсен взглянул на Карлоса. — Поскольку Михаэль нарушил прежде всего флотский устав...
— В моей каюте есть надежный сейф, — сказал капитан. — К нему подходит только один ключ, и он у меня.
— Великолепно.
Джордже отправился исполнять приказ, а несчастный Михаэль поплелся за ним. Они прошли мимо Пьетро, который в сопровождении двух матросов нес черный металлический ящик.