Макпартленд Джон. Королевство Джонни Кула

   - Молодой человек приехал в Нью-Йорк. Он знает, что к чему, но не боится, - сказал Сантанджело. - В номер он вошел один и, если бы захотел, мог бы под дулом пистолета вернуть все деньги, но вместо этого спустил свои в нечестной, как он знал, игре. С ним трудно иметь дело, с этим юношей. Он называет имена, будто он один из нас. Великие имена в полудюжине городов. Он все знает, у него есть деньги и сердце, которого хватило бы на дюжину.
   Он остановился.
   - Кто убил наших людей?
   - Не Колини... - начал Мусия.
   - Не называй его этим именем, - прервал Сантанджело. Есть только один Колини, не два. Двум - не бывать.
   Последний раз он видел Джонни на Капри, и тот выглядел совсем стариком.
   - Этот парень, - сказал Мусия, - не мог убить моих ребят. Он их не знал, не знал, как их найти. У него пистолет, а их зарезали. Это не он.
   - Плохо, - сказал Сантанджело. - Плохо, потому что он не один. У него есть люди - его глаза, которые видели тех двоих. У него есть ликвидаторы. Твои люди развлекались с девчонкой?
   - Они рассказали мне об этом за завтраком. Славно поразвлеклись.
   - И с ними поступили так, как я когда-то. Этот обычай с нашей родины.
   - Да, мистер Сантанджело, - сказал Мусия.
   Оба посмотрели друг на друга с пониманием. Мусия занимал высокое место в Ордене, но не был Мастером. Марк Кромлейн думал, что он в Ордене, посещал некоторые встречи, выполнял правила, но не был членом. Для него, как и для многих других, существовал ложный Орден, а настоящий - только для людей с тысячелетней кровной связью.
   - Здесь рука сицилийца.
   Тяжелые веки приподнялись и мертвые глаза взглянули на Мусию. Мусия показал, что понял. Ночью будет встреча Ордена.
   На таких встречах никто не может лгать или говорить не все. Если кто-нибудь из Ордена знает этого ужасного молодого незнакомца, он расскажет, что знает.
   - Мистер Сантанджело, - начал Марк Кромлейн.
   Тяжелая голова чуть повернулась.
   - Я прошу разрешения убить незнакомца.
   - Нет.
   Кромлейн не осмелился выказать злость. Он ничего больше не сказал.
   Майк "Мороженый" Сантанджело поднял руку и двое вышли. Мистер Сантанджело тяжело подошел к столу и начал просматривать дела своего ранчо в Техасе, нефтяных вышек в Калифорнии, автобусных линий в Луизиане, тысячеквартирного жилого комплекса, который строился на Лонг-Айленде.
   Только однажды он позволил себе вспомнить, как тридцать лет назад, когда он носил бордовый костюм, желтые ботинки и шелковую рубашку с обязательной белой шляпой, они с Джонни Колини убили семерых в гараже на Норт-Кларк-Стрит. Это было тридцать лет назад, устало подумал он и вернулся к доходам, полученным с ранчо за скот.
   Он подумал о сыне, учившемся Музыкальном колледже Джильярда и о дочери в швейцарском пансионе, о молодом человеке и о том, чего тот может хотеть.
   Они занимались любовью, она - с любовью и ненавистью, Джонни - со стыдом, что он с женщиной, которой так недавно обладали другие. Но он был нежным, хотя безумие прошло, и он не мог поверить, что рассказал женщине о себе.
   Он не хотел убивать её, но знал, что это может понадобиться из-за совершенной им глупости. Он не думал, что несправедливо убивать Дэа Гинес из-за собственной глупости; Джонни Колини жил в мире холодной логики.
   - Ты рассказал мне слишком много, - обнаженная Дэа стояла возле кровати и будто читала его мысли. - Теперь я для тебя опасна.
   Он не ответил. Ответа не требовалось.
   - Ты убьешь меня, Джонни?
   - Если придется.
   - Вчера была девушка по имена Дэа Гинес, - сказала Дэа. Имя осталось, но я уже не та девушка.
   И ушла в кухню.
   Джонни оделся, пока Дэа готовила кофе.
   - Ты знаешь, где взять деньги? - спросила она.
   - Будь это моя родная деревня, я бы пошел в банк, - сказал он, снова мальчишески улыбаясь.
   - А если ты пойдешь в банк здесь, тебя сразу укокошат, сказала Дэа. Чувствую, не проживешь ты долго, мой Джонни.
   - Я бы хотел купить долгую жизнь, - сказал он простодушно.
   - На что?
   Он знал ответ, и хотя не верил в Бога, но верил в колдунов.
   - На мою душу.
   - Иди и достань деньги, - мягко сказала она.
   Джонни встал и пошел к двери.
   - Собирайся, - сказал он. - Ты знаешь, нам надо убираться отсюда.
   - Знаю.
   Джонни вышел из в нью-йоркский полдень, зашел в отель за "береттой", и тут зазвонил телефон.
   Голос, который ничего для него не значил, но с командными нотками и явно немолодой, спросил:
   - Что ты знаешь?
   - Я знаю две вещи, - сказал Джонни.
   - Что?
   - Утром солнце встает. Ночью садится. Больше я ничего не знаю.
   Сильный зрелый голос ответил:
   - Спасибо.
   Трубку бросили.
   Это был условный вопрос и ответ для Ордена. Предварительное знакомство. Кто бы ни звонил, это важный человек, желающий знать, насколько Джонни знаком с Орденом.
   Теперь он знал. И когда придет время, Джонни даст знак и произнесет слова, которые определят его как Мастера Ордена. Джулиано стал Мастером в двадцать три, а четырем другим, которых он знал, было за пятьдесят.
   Выходя из отеля с "береттой" в кармане, Джонни Колини чувствовал себя довольно молодо для двадцативосьмилетнего мужчины. Он снова был Джулиано, идущим за деньгами.
   Сборщики поджидали его внизу, и, когда он вышел, пристроились сзади. Не выслеживали, просто шли следом.
   Он прошел через город к Бродвею, обернулся и подождал их.
   - Ты идешь за деньгами? - спросил высокий.
   - Я несу их Джерри, - сказал Колини.
   - Они у тебя с собой? Давай.
   - Мусие. Не тебе.
   - У меня чек, - сказал высокий.
   - Засунь его туда, где его никто не увидит, - сказал Джонни.
   - Мы не против переломать тебе руки прямо здесь, на Бродвее, если будешь упрямиться, - сказал высокий. - У тебя лицо кинозвезды, воп*. Мы не против его изувечить.
   (* Воп, даго - презрительное прозвище итальянцев - прим. пер.)
   Джонни не мог ввязываться в неприятности с "береттой" в кармане. Только дружелюбные, улыбающиеся люди, может, только соотечественники, могли называть его вопом. Но это неважно. Важно то, что высокий задел его. А это дорого стоит. Придется ввязаться в неприятности.
   В нескольких футах от тротуара была дверь книжной лавки.
   - Я буду говорить с тобой одним, - сказал Джонни.
   Низкий посмотрел на высокого. Тот заколебался.
   - Ты боишься? - спросил Джонни, оскалившись.
   - Ты собираешься отдать деньги?
   Джонни вошел в магазин. Высокий с напарником хотели последовать за ним.
   - Ты, - сказал Джонни низенькому, - подождешь.
   Сборщики пожали плечами, и высокий вошел вместе с Джонни. Второй прислонился к стене, глядя в сторону.
   Джонни поднял руку и схватил высокого за глотку, соединив большой и указательный пальцы с такой силой, словно хотел вырвать кадык из горла. Это очень просто - пальцы давят, пока не соединятся вокруг глотки, затем остальные три нажимают на голосовые связки, требуя тишины.
   Высокий поднял руки, у него было меньше секунды, чтобы сообразить не цепляться в уродующую руку и пальцы, а начать контратаку. Правой он ударил Джонни по ребрам, как раз над сердцем, и, когда Джонни отступил, высокому показалось, что глотка разорвана. Джонни ударил высокого прямо между глаз, в основание носа, согнутой костяшкой указательного пальца.
   Он пробил череп в самом уязвимом месте, не настолько, чтобы вогнать осколки в мозг и убить, но достаточно, чтобы ослепить болью и вызвать внутреннее кровоизлияние. Высокий прислонился к стене возле входа, оглушенный болью в глазах и глотке. Джонни отпустил его и вышел наружу.
   Второй шагнул к книжной лавке.
   - Что случилось? - спросил он высокого. Джонни его остановил.
   - У его сердечный приступ.
   Человек посмотрел Джонни в глаза.
   - Что ты с ним сделал?
   - Я мог его убить. Но не убил. Я и тебя могу сейчас убить.
   - Что ты с ним сделал? - Голос срывался на вопль. Люди замедляли шаг, чтобы посмотреть на них.
   Джонни рассмеялся.
   - Пошли, - сказал он. - Найдем Джерри Мусию.
   Мужчина попытался вырваться из сильных пальцев Джонни.
   - Пошли, - повторил Джонни. Прохожие потеряли интерес и проходили мимо.
   - Мы на Бродвее. Ты ничего здесь не сделаешь, - сказал мужчина.
   Рука Джонни скользнула вниз, пальцы сомкнулись вокруг правого указательного пальца противника.
   - Сначала я сломаю его, - сказал Джонни. - Потом, если ты хочешь умереть, я убью тебя.
   Мужчина поверил Джонни. Они бросили высокого, который, прикрывая лицо руками, делал первые неуверенные шаги вдоль стены.
   Было далеко за полдень, солнце зашло за высокие башни. Человек попытался объяснить идущему рядом Джонни.
   - Мы только выполняли работу. Ты должен известным людям двадцать пять тысяч, мы следим, чтобы ты заплатил. Ты не должен на нас злиться. Это наша работа. Если бы ты не задолжал, мы бы тебя не трогали.
   Джонни спутник не интересовал. Он знал о сборщиках, сам был им. Толстые землевладельцы, богатые комерсанты, расчетливые ростовщики - все платили Джулиано, чтобы избавиться от его террора.
   Поломанные руки и разбитые лица - это ещё цветочки. Ростовщик без правой руки, нужной для счета денег, убеждал остальных ростовщиков поберечь руки, заплатив Джулиано.
   Джерри Мусия был с Марком Кромлейном в одной из кабинок на Шорз. Они ждали высокого сборщика, но вместо этого увидели, как Джонни огибает стойку бара и приближается к ним. Сборщик забежал вперед и указал на них, пока Джонни сдавал шляпу.
   Джонни сел рядом с Джерри. Кромлейн наблюдал за ними.
   - Твой чек оказался недействителен, - сказал Джерри. - Ты принес деньги?
   - Я хочу сыграть. Сейчас.
   - На что? Снова на чек? - Мусия осмелел; незнакомец не доказал самого важного качества - у него не было денег. Мусия с Кромлейном обсудили это и решили, что Джонни Колини жулик, жестокий, дикий, но жулик. А в свои годы они их встречали немало. Как коп больше всех ненавидит карманников, так мафиози презирает жуликов. Некоторые могли быть жесткими, иногда они были убийцами, но внутри была пустота, словно их выели черви.
   Владелец заведения, сам крупная шишка, наблюдал за кабинкой от входа. Его не интересовали дела Мусии или Кромлейна, но что за разница? Там, где были борцы, менеджеры, бейсболисты, газетчики, игроки, профессионалы выпивки, там всегда будут мальчики из мафии.
   Он не узнал незнакомца, вошедшего в кабинку, но молодой человек смахивал на молодого Ди Маджио, лицо не такое худое, не такой стройный, но похож на Ди Маджио в его звездные годы.
   - Нет, не чек, - сказал Джонни. - Наличные.
   - Сначала отдай двадцать пять.
   Кромлейн не спускал глаз с Джонни. Мороженый не разрешил убить этого ублюдка. Но он не знал, чего ему стоил каждый день, пока ублюдок дышит. Лицо и тело билось от боли, когда он смотрел на Джонни.
   - Ты получишь их вечером, - сказал Джонни. - Но сначала игра. На наличные.
   Не отрывая взгляда от Джонни, Марк Кромлейн сказал Джерри Мусие:
   - Позволь ему сыграть.
   Мусия наклонился к Джонни.
   - Ты не работаешь ножом, верно?
   - Ты хочешь знать, не я ли утром убил двоих? - Мусия едва слышал тихий голос Джонни; Кромлейн насторожился. - Зачем мне их убивать?
   Белые зубы оскалились в полумесяце улыбки, Джонни выглядел очень привлекательно и дружелюбно, без тени угрозы.
   - У тебя может быть своя игра, - сказал Мусия.
   - Я хочу, чтобы играл перекошенный.
   - Он будет играть, - кивнул Мусия. Дурак, болтливый дурак, использующий имена незнакомых людей, подписывающий чеки, но не платящий.
   Но этим утром кто-то зарезал двоих его людей. И этот дурак побил и унизил прошлой ночью его. И Мула.
   Официант принес счет, и Мусия расплатился. Трое мужчин пошли по Пятьдесят первой стрит к Бродвею. Пока Мусия и Кромлейн забирали свои шляпы, "беретта" скользнула из кармана в рукав Джонни. Курок уперся в тонкий ремешок часов.
   - Играем только вчетвером, - сказал Мусия, когда они свернули на Седьмую стрит. - И только на наличные.
   - Годится, - согласился Джонни.
   В вестибюле отеля Мусия подошел к внутренним телефонам. Джонни наблюдал за ним, пока тот тихо разговаривал. Он знал, что встретит его наверху.
   Он бы прав. Мусия открыл дверь, Джонни шагнул внутрь и увидел перекошенного с нацеленным на него короткоствольным револьвером 38 калибра.
   Мусия встал сзади, обыскивая Джонни. Джонни поднял руки на уровень плеч, согнув их так, что ладони почти касались головы.
   Мусия был осторожен; не найдя "беретты" в потайном кармане, он прощупал талию, подмышками, штанины, носки, шляпу.
   Кромлейн стоял возле закрытой двери, перекошенный - он ненавидел оружие, но стойко держал его - в проеме дверей между комнатами.
   - Сегодня нет, - сказал Мусия, выпрямляясь. Перекошенный с облегчением бросил оружие на стул.
   Джонни опустил руки, ручка "беретты" скользнула поверх ремешка и прыгнула в ладонь, и короткий ствол уставился в троих мужчин.
   - Есть, - сказал Джонни.
   Кромлейн с ненавистью плюнул в Мусию. Мусия тихо восхищался, как хорошо Колини смог запрятать пистолет. Он быстро решил - очень хорошо. Слишком хорошо.
   - Пошли, начнем игру, - сказал Джонни. Когда все трое отступили в комнату, Джонни подхватил револьвер и засунул его за ремень.
   В комнате, возле стола, Джонни кивнул перекошенному:
   - Тебе кидать.
   Мусия и Кромлейн посмотрели друг на друга с одной мыслью. Колини был не жуликом, он был сумасшедшим. Безумцем с пистолетом.
   Правой рукой Джонни вынул бумажник и кинул на стол пятидесятидолларовый билет.
   - Ставлю пятьдесят, - сказал он и взглянул на перекошенного. - Я знаю, игра будет жаркой. Это я знаю.
   Перекошенный взял кости. Джонни посмотрел на Мусию:
   - Покрой.
   Мусия облизал губы и покрыл.
   Перекошенный начал обыкновенно, четыре-три. До восьмого раза он не показал, что был виртуозом костей. Он бросил их на доску и сказал мягко:
   - Десять.
   Кости остановились, сверкая: шесть-четыре. Его лапа сгребла кости, потрясла и выкинула пять-пять. Потом перекошенный стал снижать - девять, восемь, шесть, пять и четыре. На четырех у Джонни Колини было шесть тысяч Мусии наличными, десять тысяч Кромлейна и чек от Мусии на двадцать пять тысяч.
   У Кромлейна осталась тысяча, когда снова кидал перекошенный. Один-один. Пот выступил на его клювоподобном носе, и он со страхом посмотрел на Джонни Колини.
   - Все может измениться к лучшему, - сказал Джонни. - Ставишь две тысячи, Кромлейн?
   Кромлейн горько кивнул.
   Один-один. Перекошенный начал дрожать.
   - Четыре? - спросил Джонни. Кромлейн согласно усмехнулся.
   В третий раз они увидели по одной белой точке.
   - Пожалуйста - о, Господи, пожалуйста, - взмолился перекошенный.
   У Джонни было девять тысяч наличными. Он бросил перекошенному тысячу чаевых, переломил револьвер, выбросил обломки в окно на крышу внизу и вышел из номера, впервые пожав Мусии руку на прощание.
   Кромлейн уже был у телефона. Мусия остановил его.
   - Я попрошу охрану задержать его. Он его возьмет, - Кромлейн побелел от ярости.
   - Не пытайся остановить Колини, - сказал Мусия. - Он из Ордена. Он только что дал мне знак пальцами.
   - Я не видел.
   - Ты не знаешь этого знака. И он все правильно сыграл. Он забрал наши деньги, как и мы его прошлой ночью, когда Ученый держал кости.
   Он взглянул в сторону Ученого, перекошенного, который выкидывал один-один и смотрел на них, как человек на плахе смотрит на петлю.
   9
   Манхэтен, час коктейля, который продолжается с чуть позже четырех до чуть позже семи. Джонни Колини остановился у бара на Пятьдесят седьмой, между Лексингтон и Третьей.
   Он почти забыл о Мусии и Кромлейне; они ничего не значили. В его сотне в Сицилии они не были бы ни капитанами, ни лейтенантами. Мусия мог быть сержантом, Кромлейн - капралом.
   У Джонни Колини были имена важных людей. Одного он должен убить в угоду старику на вилле. Майка Сантанджело.
   Майк был Великим Мастером Ордена. Он был стариком и должен был умереть.
   Для Джонни Колини, потягивающего скотч в баре в час коктейля, будущее представлялось просветом в джунглях. Его могли убить, но живой он не мог ошибиться.
   Вокруг него девушки болтали с мужчинами, бармен в красном пиджаке непрерывно смешивал "мартини", а Джонни Колини думал о том, что должен сделать.
   Убийства должны быть совершены в один день. Одно в Лос-Анжелесе, два в Лас-Вегасе, два здесь, в Нью-Йорке. Только так мафия поверит в силу за спиной Джонни Колини, а они должны поверить, иначе его просто убьют.
   Дэа Гинес пригодится, решил он. Сама судьба привела её к нему в тот самый день, день, когда он начал завоевание Америки.
   Любители коктейля посмеялись бы над ним. Парень из Сицилии завоевывает Соединенные Штаты!
   Только им бы стало не до смеха, знай они, что другие люди из Сицилии действительно завоевали Соединенные Штаты.
   Документы и закладные на многие небоскребы Манхэтена выписаны были на имена корпораций, принадлежащих этим людям.
   Контракты их любимых телезвезд принадлежат этим людям полностью или частично. Им же принадлежали отели, рестораны, ночные клубы.
   Профсоюзы с десяткам тысяч членов платили этим людям дань. Выпивка, которым они сейчас наслаждались, прибывала с винокурен, пивоварен, от поставщиков, принадлежащих мафии.
   Мафия откусила огромный кусок Соединенных Штатов вместе с миллиардными доходами от игр, от вымогательств, от наркотиков. Ей принадлежит Страна Игр в пустыне, стоящая четверть миллиарда и сравнимая лишь с Монте-Карло; целое Монте-Карло на Стрип!
   А сегодня Джулиано начал забирать все это у мафии.
   Старый Джонни Колини, настоящий Джонни Колини, объяснил, как это будет.
   - У каждого есть свой кусок, - говорил он на вилле под Римом. - Как владение большим домом отдыха, или модельным бизнесом, или поместьем. Но сама мафия владеет большинством. Есть, положим, тридцать корпораций. Они большей частью принадлежат шести крупным холдинговым компаниям. Акции, непреложные права, закладные - всем этим владеют шесть корпораций с помощью страховых компаний, доверенностей, даже банков. Но у мафии есть соглашение, контракт, легальный, но негласный, получать ничейные акции этих шести компаний, конечно, по очень низкой цене.
   Как прикрытие мафия выдвигает юристов в Совет директоров. Когда кому-нибудь требуется, скажем, двадцать миллионов наличных на раскрутку, он приходит к ним. Мы даем - но потом всегда имеем процент от прибылей.
   Это легальный денежный бизнес. Здесь никому не подобраться, хоть с десятью тысячами юристов или миллиардом долларов.
   Но мафия была построена на убийствах и терроре. Пока старики вроде меня ещё наверху, её можно взять убийствами и террором. Ты хочешь большой ломоть, возьми его. Человек вроде тебя, Джулиано, если знает то, что должен знать, может взять его. Тогда ты станешь как бы моим сыном, новым Джонни Колини, и получишь свой кусок целого мира.
   Чтобы он понял, специалисты по бизнесу день за днем объясняли ему механизм движения акций и облигаций, имена и названия, правила и хитрости мира финансов.
   Но решит все пистолет. Богатство и власть мафии, построенные на насилии, могут быть захвачены насилием и побеждены ещё большим насилием.
   Поэтому пять человек должны умереть в один день. Возможно, Дэа сможет помочь.
   Для нее, ожидающей на чемоданах, со встречи с Джонни Колини тоже началась новая жизнь.
   Она любила его. Она не знала, что можно так любить. Другие казались бледными тенями рядом с настоящим мужчиной. Он смеялся, как мальчишка, у него были мускулы тигра и глаза охотника.
   Она любила его.
   И ненавидела. Он был жесток, он принес ей стыд и боль. Ее прекрасная жизнь, полная увлекательной работы, интересных друзей и уверенности в себе кончилась. Чтобы он ни хотел от нее, она сделает, но в свое время найдет способ его уничтожить.
   Джонни Колини допил скотч и вернулся Дэа. Когда он вошел в квартиру, она подошла, обвила руками, вцепившись пальцами в спину, и остановила вопросы широко раскрытым ртом.
   Он опустил её на пол, воспламененный её желанием; он не спешил, и только один раз назвал её Марией.
   Ей пришлось открывать чемоданы и переодеваться, выбросив порванные вещи. О деньгах она спрашивать не стала; она знала, что он достал деньги, у кого и как - не имело значения.
   И это девушка, которой нравилось, чтобы все счета были оплачены до пятого, а на книжке всегда был подсчитан баланс.
   Он вызвал такси. Она сделала два звонка - лучшей подруге, девушке из рекламного агенства, и своему боссу на телестудии. Им она сказала, что ненадолго уезжает. И больше ничего.
   10
   Он рассказал ей, как задумал совершить убийства, и временами она кое-что подсказывала. Человек в Лос-Анжелесе - практически в Беверли Хилз был адвокатом. Один из двоих в Лас-Вегасе жил в люксе отеля на Стрип и не делал ничего, кроме вложений через лос-анжельский филиал крупного маклерского дома. Второй бы менеджером и мнимым владельцем другого отеля на Стрип. В Нью-Йорке это были Сантанджело и Луис Мерфи, юрист-ирландец.
   Он не рассчитывал на помощь Дэа, но она сама подсказала, как может помочь создать эффект армии призраков, чтобы пятеро умерли в один день и не было бы видимой связи между ним и их гибелью.
   Они жили в маленьком отеле в Коннектикуте. По её предложению на её деньги они взяли напрокат машину и два дня провели вместе. Не считая совокуплений в животной страсти, все время они отдали планированию завоевания Америки Джонни Колини.
   - Надо только начать, - объяснял он. - Неважно, грабишь банк или похищаешь богача - спланируй, знай точно, что делать и когда, и все выйдет в два счета!
   Он соскочил с двуспальной кровати и смотрел на неё сверху вниз.
   - Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Теперь Орден будет следить за каждым моим движением. Они узнают, когда я был в Чикаго, в Сан-Франциско, везде. Но они не узнают, откуда я и кто я.
   - Корабль, на котором ты прибыл, исчез? - спросила она.
   Он кивнул.
   - Они проследят до Рима, но из Рима ложный след ведет в Гавану, а из Гаваны в Штаты. Они узнают, что Джонни Колини прибыл в Гавану из Соединенных Штатов. Кубинцы опишут меня, есть записи в отелях, что я там был. Они поддельные, но сделаны кубинцами, состоящими в их собственном секретном ордене. Им хорошо заплатили.
   Дэа встала с постели, обнаженная, как и Джонни. Одну ногу она поставила на мягкое сидение стула, чтобы сделать грациознее линию ног и бедер, руки сцепила на затылке, чтобы груди стали выше и подались вперед.
   - Они получат портрет человека ниоткуда. Человека с деньгами, путешествующего и живущего в свое удовольствие. Человека без страха. Опасного человека. Тогда они поймут, что я занимаю высокое положение в Ордене. Но не состою ни в одном клане.
   Она смотрела на него и восхищалась обнаженными бедрами, мускулистыми ягодицами, широкими плечами, иссиня-черным завитками волос на груди и руках.
   - Тогда меня доставят к верхушке Ордена с Боссом во главе. А может, и к одному Боссу. В Ордене царят те же зависть и соперничество, как везде.
   - Тебя убьют, и на этом все кончится.
   - Нет, потому что у меня есть свои козыри. Я - Мастер, и я знаю про Орден то, что может знать только Мастер, а эти секреты одинаковы в Палермо, Бейруте, Нью-Йорке и Рио. Я знаю об акциях мафии, и я потребую изрядную долю этих акций.
   Дэа сложила пистолет из пальцев и большим нажала курок.
   - Не сейчас. Они не убьют Мастера без одобрения вышестоящего Босса, а они не знают, кто это.
   - Они решат, что это старый Джонни Колини.
   - Не решат. Они его спросят. Но прежде, чем он ответит, я убью пятерых. Они поверят, что у меня есть власть, и скажут, что в мафии я вроде короля. Только тогда старик им ответит. Я буду здесь его человеком, и когда он умрет, унаследую его собственность.
   - Перед тобой дальняя дорога, Джонни, - сказала она. - Как бы то ни было, я пойду с тобой.
   Ее волосы блестели золотом, глаза были, как у ребенка, ничего не боящегося и посвященного в только детям открытые тайны.
   - Ты забрала мою душу, - сказал Джонни и поднял её на руки. Она обняла его голову руками, прижавшись открытым влажным ртом, будто высасывая душу из его тела.
   Много позже она спросила:
   - Они нас здесь выследили?
   - Если бы полиция нас искала, мафия нашла бы нас прежде полиции. У них там такие связи... Но Мафия сама по себе может прощупывать только те места, где люди за это получают деньги. Бары, ночные клубы, большие отели, местечки типа этого. За неделю - другую нас нашли бы, но не так быстро.
   - Когда ты говоришь "Мафия", ты подразумеваешь "Синдикат", - сказала она. - А когда говоришь "Орден", подразумеваешь мафию.
   - Я говорю правильно.
   - Но Орден контролирует мафию?
   Он кивнул, наполняя её стакан.
   - Почему?
   - Орден очень стар. Он возник как крестьянская армия против захватчиков, потом - против землевладельцев. Потом землевладельцы присоединились к ним, и бандиты подчинились, но не все. К Ордену принадлежат богачи, люди из правительства и верхушка полиции, но только немногие.
   Быть в Ордене - значит показать себя человеком сильным, умным, храбрым, жестоким. Это не для мягких и слабых.
   Когда наши люди пришли сюда, Орден пришел с ними. Он принес в Нью-Йорк, Новый Орлеан, Чикаго, Сан-Франциско террор и насилие. Там, где были сицилийцы, было Братство. Мы не не цивилизованное общество обывателей, мы Братство тигров.
   Когда запреты превратили преступность в основной бизнес, преступники стали богатыми людьми. Так как Орден мудр и организован, он взял контроль над преступным бизнесом - игры, проституция, героин, крупные кражи - все, где можно присвоить чужие деньги.