- Ну вот, Катеринушка, - отведя меня в сторону, начал говорить старик, - не плачь о нем. Бог милостив! Ты только завтра поутру приходи ко мне пораньше, на постоялый двор к Сидору Гаврилычу. Я там буду тебя дожидаться. На фабрике сегодня же рассчитайся, возьми свой паспорт и все имущество. Я хочу тебя, по просьбе твоего брата, пристроить в хорошее место, но только прошу об этом никому не говорить. Я слышал, что ты девушка-то скромная, и потому говорю я откровенно. Смотри же, исполни и не заставь меня, старика, дожидаться тебя понапрасну. Нам путь с тобой предстоит неблизкий - отсюда нужно будет выехать пораньше. Если тебя не рассчитают сегодня, так ты за деньгами не гонись - у тебя деньги будут. Прощай!
   Простившись с ним, я тотчас же отправилась в контору фабрики, где получила свой паспорт и 45 копеек, заработанных мной. В эту ночь я не могла никак заснуть - все думала: кто бы был этот старик и куда он меня хочет отвезти?
   Когда я пришла на постоялый двор, старик еще спал. Напившись чаю, мы с ним отправились на его лошади в путь.
   По дороге он со мной заговорил.
   - Катеринушка, - сказал он мне, - ты дней через семь увидишься с Василием Ивановичем. Он теперь живет хорошо: уже не солдат, а купец, и ты его более не называй Василием Ивановичем, он Василий Никитич. Это он просил меня съездить к тебе на фабрику, взять тебя оттуда и отправить к нему в город П. Я тебе дам письмо, где его найти, и денег на дорогу. Завтра привезу тебя к моему приятелю, с которым ты отправишься до места, на его лошадях. Он купит тебе хорошую одёжу, и ты будешь у него вместо хозяйки.
   Я была очень рада, что буду жить с Василием вместе, и потому нисколько не думала о том, что он беглый солдат, и о том, что я из-за него, пожалуй, буду страдать.
   Василий принял меня ласково и отвел мне небольшую комнату. В ней уже приготовлена была для меня кровать, матрац и две подушки. Мы вечером, сидя за самоваром, очень долго разговаривали. Он расспрашивал, что делалось после него на фабрике, и я ему обо всем чистосердечно рассказала.
   После он мне сказал:
   - Слава Богу, откупился. Только ты, Катя, об этом ни с кем не разговаривай, а то будет и мне и тебе нехорошо. Да, впрочем, я надеюсь на тебя. Че рез недельку я сниму для тебя лавку, и ты будешь торговать в ней шитыми рубахами. Завтра же поутру мы пойдем с тобой в город, я куплю тебе хорошую одёжу, а в этой тебе здесь ходить нельзя. Ты, пожалуйста, избегай излишних разговоров и знакомств с бабами. Если будут спрашивать у тебя откуда? - ты скажи, что ты моя двоюродная сестра.
   Через неделю я уже торговала в лавке и жила в полное свое удовольствие. Матушке и брату я около двух лет не писала, а посылала деньги, Василий выправил мне паспорт через своего благодетеля и крестного отца. Как он это сделал, об этом не знаю.
   Торговля шла хорошо: я наживала и копила деньги. Товару в лавке было много. За ситец для рубах из лавки Василий не брал с меня денег и всегда говорил: "Береги денежку про черный день". Мне грех про него сказать худое слово- он для меня сделал много. И вот видите, я только заикнулась о деньгах - он мне прислал 200 рублей, зная очень хорошо, что у меня есть деньги и в лавке много товара.
   Как-то в праздник, придя из города домой, я нашла его в болезненном положении.
   - Что с вами, Василий Никитич? - спросила я.
   - Ну, Катя, я испугался, - сказал он мне.- Сегодня пришел ко мне в лавку унтер-офицер, и - что же ты думаешь? - я в нем узнал прежнего моего учителя в полку. Веришь ли, я не знал, что делать, едва держался на ногах. Да, слава Богу, кажется, он меня не узнал. А мне теперь вот что пришло в голову: не уехать ли нам с тобой отсюда в Москву?
   Я молчала и не знала, что сказать. На другой день он не пошел в лавку и весь день провалялся в постели.
   На третий день поутру он сказал, что сейчас пришлет ко мне из своей лавки разного ситцу- 60 кусков для розничной продажи и 50 кусков для рубах. Я не знала, для чего он это делал, потому что мне такого количества он никогда не отпускал.
   Вечером я получила от него еще 16 кусков. Когда пришла домой, нашла его очень расстроенным. Не объясняя причины, он сказал:
   - Катя, вот тебе 500 рублей, за квартиру отдано за полгода вперед. Живи здесь, как полная хозяйка, а я завтра на некоторое время уеду. Рядскому старосте я сказал, что еду по делам в Ригу, и потому, если кто обо мне спросит, говори, что я поехал в Ригу. Писем тебе писать покуда не буду, а если ты будешь иметь какую-либо надобность, пиши к моему крестному отцу. Адрес его вот, не потеряй, - сказал он, подавая бумажку.
   Все было с вечера уложено и приготовлено к его отъезду. Но выехать он не успел, потому что в квартиру явился полицейский унтер-офицер, велел ему немедленно отправиться к надзирателю. Он до того испугался, что с ним сделалось дурно. Придя в себя, он сказал:
   - Катя, возьми покуда себе бумажник мой с день гами и спрячь. Если со мной случится какое-либо несчастье, ты тотчас пошли письмо моему крестному отцу. Где нужно будет тратить деньги, ты их трать и не жалей, - лишь бы я был спокоен.
   Верно, чувствовало у него сердце, что он более не возвратится! Вечером того же дня он прислал ко мне солдата сказать, что его задержали.
   Я спросила, можно ли его видеть. Когда разрешили, я сразу отправилась к нему.
   При свидании он просил меня непременно послать утром письмо по назначению и принести ему 25 рублей. Я все исполнила. Я ходила к нему целый месяц, каждый день, и приносила кушанье.
   Потом его отослали по этапу в полк. С дороги он убежал, о чем меня уведомил его крестный отец, который провожал его до какого-то города.
   Со времени его побега, в продолжение трех лет, я не имела о нем известий и потому полагала, что его поймали и отослали в полк. Но две недели назад я получила от него письмо, в котором он меня просил приехать в Москву, остановиться на указанном им подворье и ожидать там свидания с ним.
   - Ах, Катерина Прокофьевна, и вы после всей такой тревоги хотите еще ехать в Москву?! Да что вы, о двух головах, что ли? Боже вас сохрани отдаваться на мучение! Куска хлеба, что ли, у вас нет? Слава Богу, есть. Проживете и без него... Ах ты, Господи Боже мой, на что люди решаются... Я скажу вам про себя: случись это со мной, да я бы ни за что на свете не решилась не только ехать, но даже с таким человеком и переписку-то вести... Что это такое? Господи помилуй! На каждом шагу за чужие преступления мучить себя! Я скорее соглашусь по миру идти, нежели находиться под командой беглого солдата. Бог с ним и с его богатством, нажитым окаянщиной!
   Катерина Прокофьевна заплакала и сказала:
   - Что же мне делать-то? Научите меня, Ольга Петровна, как от него отделаться? Ведь он мне прислал деньги.
   - Погодите, я посоветуюсь с мужем. Бог милостив! Мы вас не допустим горе мыкать и бояться беглого солдатишки.
   Недели через две, по случаю хозяйкиных именин, у хозяина Катерины Прокофьевны была пирушка. На эту пирушку собралось много гостей, в числе которых находилась и Катерина Прокофьевна, которая, как своя домашняя, разливала чай и подавала его, попросту, без церемоний, гостям вместо кухарки, потому что та в это время была занята приготовлением закуски. На этой пирушке присутствовал неизвестный Катерине Прокофьевне человек, одетый по-немецки. Он сидел с самим хозяином в спальной комнате и о чем-то тихо с ним разговаривал. Увидав Катерину Прокофьевну, входившую с подносом, этот неизвестный подозвал ее к себе и сказал:
   - Катерина Прокофьевна, будьте так добры, дайте мне адрес в Москве вашего знакомого Василия Никитина. Будьте уверены, я вас от всех неприятностей отстраню и сохраню в тайне все, переданное мне вашим хозяином, моим добрым приятелем.
   - Не опасайтесь ничего, Катерина Прокофьевна, - сказал в свою очередь хозяин. - Этот барин - мой старинный приятель, можно сказать, друг, а потому отдайте ему адрес, да и письма вашего Василия. На кой черт они вам нужны? Вам ведь с ним уже не детей крестить, и вы его уже больше нигде не встретите. Да и крестного его отца письмо отдайте, в котором он извещал вас о побеге. Что вам с таким народом мучиться-то? Бог милостив, будете жить во сто раз спокойнее. А их приберут к рукам. Не правда ли, ваше благородие? спросил хозяин гостя.
   - Правда, истинная правда. Преступников не должно укрывать: пред Богом - грех, да и перед людьми стыдно, - сказал неизвестный.
   Катерина Прокофьевна, не ожидавшая такого разговора, сильно сконфузилась и едва могла сказать:
   - Я боюсь, чтобы не вышло для меня чего худого.
   - Ну, полноте же сомневаться, - ответил хозяин. - Когда я и жена моя принимаем в вас участие, так какое же тут может быть для вас худое дело?
   Катерина Прокофьевна отправилась в свою комнату, вынесла оттуда три письма и, подавая их неизвестному барину, сказала:
   - Будьте милостивы, защитите сироту!
   Рассказ 28
   (Окончание предыдущего рассказа)
   Неизвестный барин был не кто другой, как полицейский чиновник. Взяв письма, он на другой день отправился к своему начальнику, от которого, получив надлежащее предписание, отправился в Москву.
   В Москве он остановился под именем приказчика, торгующего полотнами, на том самом подворье, которое было указано в письме. Он начал следить и всматриваться в каждого приходившего на подворье, потому что о приметах Василия Никитина он знал со всеми мельчайшими подробностями. Катерина Прокофьевна даже сказала, что у него левое ухо сверху рассечено надвое - на кулачном бою, когда еще он жил на фабрике.
   Приласкав коридорного служителя, он, обсуждая с ним торговые заведения, спросил:
   - Что, Иванушка, не останавливалась ли у вас на подворье молодая женщина, Катерина Прокофьевна, недели три тому назад? Она сюда хотела приехать для покупки ситца у здешних фабрикантов.
   - Эту женщину уже не одни вы изволите спрашивать, - отвечал коридорный. - О ней раза четыре у меня спрашивал пивщик с Немецкого рынка.
   - А как зовут этого пивщика?
   - Я, право, не знаю.
   - А где он торгует?
   - И этого не знаю. Слышал, что на Немецком рынке, а где именно, не спрашивал.
   - Как бы это узнать? Мне с этим человеком нужно увидеться, потому что он родственник Катерины Прокофьевны, двоюродный брат, да и человек-то он отличный.
   - Да это видно и по обличию, что он человек-то хороший и, должно быть, непьющий. Лицо у него такое бледное. Если вам угодно, я спрошу о нем у нашего дворника: он по пьяной части ходок и всех пивщиков в нашей стороне знает наперечет.
   - Пожалуйста, спроси.
   Через полчаса коридорный вернулся и объяснил, что пивщика зовут Федором Игнатьевым, а торгует он близ часовни, возле трактира.
   - Спасибо тебе, дружок. За это вот тебе на чай двугривенничек.
   Вечером полицейский чиновник отправился отыскивать портерную лавку. Близ трактира их было две. Он посмотрел с улицы в окно и в одной из них увидал буфетчика небольшого роста, весьма толстого, а в другой пиво отпускал седой старик. "Что за дьявольщина такая! - подумал чиновник. Верно, какая-нибудь ошибка. Надобно поис кать хорошенько - нет ли еще третьей лавки". Побродив по рынку, он нашел и третью, но та была не рядом с трактиром, а подле мучных лавок. В окно он увидал за буфетом женщину с грудным ребенком и молодого парня, лет восемнадцати.
   "Нет, и это не то. Что же делать?" Войти в каждую из них, одному пить пиво и завести со служителями разговор - неловко. Взять с подворья дворника и с ним отправиться - навлечешь подозрение. Нужно познакомиться с кем-нибудь из здешних жителей". С этой мыслью он вошел в один из трактиров и приказал подать себе чая.
   Тут он увидал мастеровых, пивших водку, по-видимому портных. Он не ошибся, потому что они, разговаривая между собой о работе, бранили своего хозяина за то, что тот не выдал заработанных денег.
   Полицейский подошел и спросил, не возьмется ли их хозяин сшить для него, из его материи, жилет.
   - Да наш хозяин за что хочешь возьмется, - только сшить-то не сумеет! - сказал один.
   - Почему же это?
   - Потому что не умеет кроить.
   - Так не возьметесь ли вы это сделать?
   - А вы где живете? - спросили портные.
   - Недалеко отсюда. Я приезжий на время, и мне хочется, чтобы жилетку сделали поскорее.
   - Да мы вам ее сошьем в один день. Мы живем напротив часовни, вы только придите сюда в трактир и пошлите - нас знают. И будьте спокойны, мы сделаем жилетку хорошо. Уж хозяину нашему так не сделать.
   - Очень рад! Ну а как же мне спросить-то о вас?
   - Скажите, чтобы послали за Утюговым.
   Потолковали еще, и он спросил, где бы ему выпить хорошенького пивца.
   - Да в любой портерной: здесь пиво-то везде хорошее.
   - Не хотите ли, друзья мои, со мною, - сказал он им, - пображничать? Пойдемте, я вас угощу для будущего нашего знакомства.
   - Покорно благодарим! - ответили портные и тотчас, расплатившись за выпитую ими водку, отправились с незнакомцем.
   В портерной за пивом они так хорошо подружились с чиновником, что каждый из них рассказал ему о всех своих задушевных тайнах.
   - Пиво здесь хорошее, - улыбнулся чиновник. - А кто здесь хозяин, вы не знаете?
   - Д., - отвечали портные, - а там вон портерная - ту держит Мо-в приказчик; а еще, вон там, подальше, подле лавок, есть портерная, ту содержит хлыст Игнатьич.
   - Пойдемте-ка к Игнатьичу, попьемте пивца еще, - предложил портным чиновник. - Мне там поближе будет к дому.
   - С нашим почтением, - обрадовались портные, - извольте. Мы вас проводим, куда вам угодно, нынче мы не работаем - понедельник.
   В портерной Игнатьича как раз находились женщина с ребенком и молодой буфетчик, которого он видел в окно.
   - Здесь, видно, хозяин-то сам не живет? - спросил чиновник.
   - Нет, - отвечал ему один портной, - он живет где-то у Калужских ворот, а здесь бывает раз в неделю.
   - Кто же эта женщина за буфетом?
   - Эта жена здешнего приказчика, а молодой парень ее брат. Приказчик-то, должно быть, запил.
   - Почему же Игнатьича называют хлыстом?- засмеявшись, спросил чиновник.
   - А об этом спросите у здешних ребят, они вам расскажут.
   - Почему же они-то знают?
   - Как же им не знать-то? Они к нему ходят в дом - и рассказывали, что в доме-то, где он живет, есть моленная, в которой хлысты, вишь, собираются по ночам под годовые праздники. Да и хозяин дома, говорят, тоже хлыст, торгует где-то у Серпуховских ворот мукой. Человек богатый.
   - А здешний-то хозяин тоже богат? - спросил чиновник.
   - Если бы не был богат, так двух портерных не имел бы.
   - Где же у него другая-то лавка?
   - Да где-то в Даниловке. Вон, ребята-то знают.
   Расплачиваясь за выпитое пиво, чиновник одному из служителей в лавке дал на чай 20 копеек серебром и попросил его, если нужно будет, сходить за Утюговым. При этом он показал на портного.
   На другой день поутру, купив материи на жилет, чиновник отправился опять в портерную, куда явился по призыву и Утюгов. Смерив мерку, Утюгов попросил опохмелить его.
   За пивом чиновник расспрашивал служителя о том, где живет его хозяин. В это время подбежал мальчик и сказал:
   - Григорий, хозяин подъехал.
   Войдя в портерную, хозяин Игнатьич помолился Богу и, раскланявшись со всеми, сел около буфета. Буфетчик с опухшим лицом тотчас подал ему книжку и пачки ассигнаций.
   Чиновник, всмотревшись в приметы Игнатьича, быстро подошел к нему и сказал:
   - Мое почтение, Василий Никитич. Мы с вами знакомцы-то петербургские. Вы, верно, еще помните, как находились под арестом и счастливо из-под него успели бежать.
   В ту же минуту у Игнатьича из рук выпали ассигнации, а у всех его ребят разинулись рты и опустились руки.
   Что в это время чувствовал мнимый Игнатьич - разгадать было нельзя. Ни слова не говоря, он оставил на столе деньги и без картуза хотел было уйти из лавки. Но чиновник его удержал. Послали за унтер-офицером.
   Василия отправили в частный дом, откуда он на другой день под караулом был увезен в город П.
   Вот уже после этого пошла передряга, да еще какая! - сказал мне пописухин. Тут я, признаться сказать, струхнул. Да, слава Богу, на мое счастье, помещик-то, от имени которого составлялись отпускные, умер. Долго копались, да взять-то было уже нечего. И потому попросили меня только выйти в отставку.
   Поблагодарив капитана за откровенный рассказ, я пригласил его к себе. Через четыре дня все те лица, о которых он поведал, за исключением одного, были взяты и началось следствие.
   Часть девятая
   Рассказ 29
   О сыщиках и ищейках
   Встретив утром прежнего своего рассказчика, офицера Ф., на Цветном бульваре, я напомнил ему о данном им слове - рассказать мне о сыщиках и ищейках.
   - Извольте, - сказал он. - Прошу садиться. Здесь в настоящую минуту нам никто не помешает, потому что посетители здешнего бульвара бывают тут только вечером.
   Мы сели, и он начал свой рассказ.
   - Вам известно, что слово сыщик - это лицо, которое занимается розыском и раскрытием преступников и преступлений. Ищейками же называются лица, зависящие от сыщиков, которые трудятся у них по найму за жалованье и за единовременные денежные выдачи. Их обязанность заключается, собственно, в том, что они, переходя из одного трактира в другой, из пивной в пивную, из кабака в кабак, знакомятся там с людьми разного звания и узнают о мошеннических проделках, о которых и передают сыщикам.
   Сыщик должен быть человеком честным, беспристрастным, бескорыстным, добросовестным, дальновидным, осторожным, осмотрительным и, наконец, хорошо понимающим дело, а главное, любящим свою деятельность.
   Слишком опрометчивый и доверчивый сыщик может написать не слишком верное донесение, неправильно расставить приоритеты, и тогда сущность дела может быть упущена из виду, а истина потеряна безвозвратно.
   Неосновательность розысков дает расследованию противный оборот, всегда почти полезный виновному. Своими донесениями, похожими, пожалуй, на отрывки из неоконченного романа, сыщик может потерять доверие своего начальника и других лиц, и тогда для него все будет кончено. Ибо лишь полное доверие открывает для каждого сыщика широкое поле деятельности.
   Поэтому-то и хочу предупредить вас, что не следует слепо доверять неосновательным рассказам какого-нибудь мошенника ищейки.
   Сыщик должен проявлять благоразумие, окружить себя верными людьми, глубоко вникнуть в суть дела, разобраться во всех способах мошенничества тогда от него не укроется никакая афера и никакое воровство. Тогда ему легко приступать к самому запутанному делу и ручаться за успех.
   Сыщик должен знать всех аферистов, картежных и бильярдных игроков, разного рода увеселительные дома и торговые заведения. Необходимо ему и знакомство с людьми, вращающимися в обществах - с весом.
   Бездарность, бессилие слова, излишняя недоверчивость, глупое самолюбие и взяточничество нередко мешают розыскам.
   Существуют некие тайные приемы в действиях сыщиков, доступные и понятные немногим. Например, уменье поселить раздор между лицами, соединенными одним преступлением, установить мнимо-дружеское расположение к обществам; умение войти в любовные интриги, подчас в разгул, и, наконец, умение выказать безусловную доверенность и откровенность к тому лицу, от которого необходимо получить показания. Еще необходимо знать: где, с кем и какое средство употребить, дабы не запутаться и не обвинить невиновного.
   Вот таким должен быть сыщик, и вот в чем заключаются его прямые обязанности. Хочу предупредить и посоветовать: избегайте связей с известными мошенниками, не верьте их показаниям. Был такой случай.
   У одного богатого купца украли из кладовой шубы, салопы, платье, приданое для дочерей и разную серебряную посуду на значительную сумму.
   По просьбе купца были приняты меры к поимке воров. Один из сыщиков знал многих мошенников и принялся действовать через них. Он вызывал их к себе по одному и расспрашивал: на кого бы он мог подумать, нет ли у него сведений о передаче тех вещей кому-либо из барышников. По неопытности ли своей он это сделал или по другим расчетам, о том рассуждать не мое дело, но только вопросы его некоторые, отзываясь незнанием, оправдывали лишь самих себя, говоря, что они на такие кражи неспособны. Другие утверждали, что эта кража совершена своими домашними, потому что у купца на дворе много собак, к тому же унести со двора сундуки постороннему человеку весьма трудно. Третьи указывали на своих товарищей, мол, у кого-то из них появились деньги. Четвертые уверяли, что эта кража сделана приезжими из другого города, а не здешними. Пятые доказывали, что краденые вещи попались или попадутся скорее всего в руки евреев, а не барышников или каких-нибудь скупщиков. И наконец, шестые давали сыщику слово раскрыть эту кражу, требуя небольшого вознаграждения.
   Выслушав все предположения, сыщик не знал, что ему делать. Чтобы не бездействовать он стал преследовать каких-то сомнительных торговцев. Настоящие же похитители, узнав о ходе дела от своих товарищей, не спешили сбывать вещи и обдумывали, как бы запутать сыщика и отвлечь от себя подозрение. Один из них явился к сыщику и рассказал ему, что похищение дело рук сапожника Андрюшки и его товарища Ваньки, которые в настоящее время имеют деньги и кутят в одном торговом заведении.
   И действительно, у названных лиц были порядочные деньги и они кутили; но деньги они получили от барышника за другую сделанную ими кражу, в Сокольниках.
   Сыщик, обрадовавшись, тотчас арестовал сапожника и его товарища. На вопросы они решительно и смело отвечали, что не виноваты, и доказывали это тем, что их в это время не было в Москве, а деньги нашли на дороге по пути в Москву.
   Оставим пока сыщика, а сами подслушаем разговор тех самых воров, которые совершили кражу в доме купца.
   - Федя, - сказал один из них другому, сидя за пивом в портерной лавке, - ведь с этим барином жить можно - простак!
   - Конечно, простак, - отвечал Федор. - Я ему указал на сапожника и его товарища, а он поверил и теперь мучается с ними. Зато мы, брат, с тобой сидим в малиннике.
   - Пускай его хлопочет. Только чтобы нам совершенно обезопасить себя, надобно барышнику Кирюшке через Дашку* что-нибудь из вещей всучить и на него указать: вот тогда мы будем совершенно в стороне.
   - Идет! - сказал Федор. - Завтра же я все обделаю.
   На другой день действительно сыщик нашел у Кирюшки кое-какие принадлежащие купцу вещи. Указал на барышника Федор, за что сы щик отблагодарил его деньгами.
   Через месяц вещи были проданы ворами надежным торговцам. Деньги поделили на четыре доли, потому что в краже участвовали еще извозчик Филатов и его брат, живший в то время у того купца в дворниках.
   После этого случая сыщик для того, чтобы разобраться еще в какой-то краже, вызвал опять к себе вора Федора, порасспрашивал и между прочим поинтересовался, не знает ли он извозчика Филатова, о котором говорят, что он совершает кражи из лавок.
   - Это говорят несправедливо, ваше благородие, - ответил Федор. - Я знаю Филатова, он на такое неспособен. А на кражи из лавок ездит с ребятами извозчик из Карачарова, Филька разоренный.
   Видите теперь, - сказал мне офицер Ф., - как вредно и бесполезно опираться на воров, слушать их рассказы и верить их показаниям, а тем более смотреть на них самих, как на людей порядочных. Вы, вероятно, помните из басни Крылова: вору дай хоть миллион, - он воровать не перестанет. Или вот еще пословица: сколько волка не корми, а он все-таки в лес смотрит.
   Закончив этот рассказ, он предложил выслушать еще один, тоже о сыщике.
   Рассказ 30
   - В одном из московских монастырей во время обедни сыщик обратил внимание на молившегося со слезами перед иконой Богоматери немолодых лет человека, одетого весьма прилично, по-немецки, в провинциальном вкусе.
   Вглядываясь в него, сыщик заметил глубокий отпечаток душевной грусти на его лице и потому подумал, что этот человек находится под влиянием если не преступления, так величайшего семейного несчастья. Он решил, если будет возможно, узнать об этой тайне.
   Выходя из храма, сыщик поклонился этому неизвестному и сказал:
   - Если не ошибаюсь, то вы приехали из Нижнего Новгорода?
   - Нет, извините, - как-то робко ответил ему незнакомец, - я, точно, приезжий, но из другого города.
   - Тогда извините, я ошибся. Принял вас за нижегородского купца, у которого с одним моим знакомым общее дело. Да я и видел-то его только раз, и то на скорую руку.
   - А вы сами нижегородский житель? - спросил неизвестный у сыщика.
   - Нет, я здешний житель, занимаюсь стряпческими делами у многих лиц, а потому не имею возможности отлучаться из Москвы.
   - Вы где-нибудь служите?
   - Совершенно нигде.
   - Мне весьма приятно будет с вами познакомиться, потому что я, собственно, приехал сюда по делам моего господина*. Очень рад, что нечаянная встреча доставила мне случай найти полезного человека, тем более что я здесь никого не знаю и в Москву приехал первый раз.
   - С величайшим удовольствием готов быть вам полезным, и потому позвольте узнать, где вы остановились.
   - Пойдемте-ка попьем чайку в трактире, там и потолкуем. Не зная здешних мест, я не могу вам объяснить, где я остановился, знаю только, что в городе - на каком-то подворье.
   Сидя в трактире, они разговаривали о разных торговых и промышленных делах. Сыщик заметил некоторую сбивчивость в словах незнакомца, когда он рассказывал о семействе своего господина, а в особенности о собственной жизни.
   Напившись чаю, незнакомец пригласил сыщика к себе в номер. Но тот только проводил его до ворот и дал слово увидеться с ним на другой день утром.
   Когда на следующий день сыщик пришел в номер незнакомца, то увидел его лежащим в спальном халате на диване с заплаканными глазами.