Максвелл Энн. Тень и шелк

   — Нам поможет доктор Даниэла Уоррен, — объяснила она, кивнув в сторону Дэни.
   — Женщина? — спросил лама.
   — Эта женщина, — невозмутимо подтвердила Редпас, — сотрудник кафедры археологии американского университета. Доктор Уоррен — эксперт по древним азиатским тканям.
   Пронзительные черные глаза на миг остановились на лице Дэни.
   — Ученый, — невнятно произнес лама. — Рад видеть вас.
   — Знакомство с вами — большая честь для меня, достопочтенный лама, — ответила Дэни, склонив голову. — Хотя я много слышала о монахах Лазурной секты, я никогда не ожидала встретить вас здесь, в Виргинии.
   — Вы знаете о нас? — встрепенулся лама.
   Дэни ощутила, как Шон осторожно тронул ее под столом ногой. Она восприняла этот жест как предупреждение: следует говорить как можно меньше.
   — Уже довольно давно я провожу каждое лето вблизи Великого шелкового пути, — сообщила она. — Кочевые племена почитают монахов Лазурной секты.
   — Великий шелковый путь, — повторил Дхамса. — Дорога познания. Здесь зародилась Лазурная секта. Ее дух… я…
   Лама издал раздраженное восклицание.
   Шон негромко вмешался:
   — Некогда Прасам Дхамса прошел по всему Великому шелковому пути, следуя продвижению буддизма из Индии в Китай. Вечный дух Гаутамы Будды явился ему в безмолвии этих земель.
   Лама заулыбался и усердно закивал.
   — Да, сын мой, — подтвердил он, — да! Когда-нибудь я вновь пройду по дороге познания, если… — Вздохнув, он печально улыбнулся. — Мир непредсказуем. Мое место здесь.
   Монах, сидящий слева от Прасама, впервые поднял взгляд от нетронутой тарелки с едой.
   — Добро пожаловать в западный дом лазурных монахов, — произнес монах на превосходном английском, обращаясь к Дэни.
   Он был настолько молод, что годился Дхамсе во внуки. Дэни уже отметила, что его облачение было не хлопчатобумажным, как у старого ламы. Молодой монах был одет в тонкий небесно-голубой шелк.
   — Очевидно, теперь ваш опыт будет необходим вдвойне, — добавил молодой монах.
   — Вот как? — осторожно переспросила Дэни.
   — Единственный иностранец, понимавший наши обычаи, был позорно изгнан из Тибета. Разве не так, мистер Кроу?
   Шон тщательно прожевал и сделал несколько глотков чая с маслом, прежде чем ответить монаху.
   В Америке считается неприличным разговаривать с набитым ртом. Но в Тибете поступок Шона сочли бы проявлением безразличия. Шон знал об этом, так же как и Дэни.
   Знал и молодой монах. Шон дал ему отпор, не сказав ни слова.
   — Разве мы знакомы? — спросил Шон у ламы. Дхамса взглянул на молодого монаха со смесью раздражения, смирения и уважения.
   — Это Пакит Рама, — сообщил он. — Один из младших монахов.
   Брови Шона взлетели. Подобные разговоры младшего монаха в присутствии ламы — это было неслыханно. Шон коротко кивнул Пакиту Раме.
   — Как вы, несомненно, догадались, — произнес Пакит, — я получил образование на Западе.
   — Ваш английский превосходен, — вежливо заметила Редпас.
   — Ваш тоже, — откликнулся монах.
   Джиллеспи смерил монаха красноречивым взглядом.
   Лама что-то резко и быстро произнес по-тибетски.
   Пакит поджал губы, но почтительно кивнул сначала ламе, а потом Редпас.
   — Я не хотел оскорбить вас, — сообщил Пакит.
   — Никто и не оскорбился, — ответила она. Дэни не поверила ни тому, ни другой.
   — Боюсь, я заразился западным нетерпением, — продолжал Пакит. — Но этот шелк настолько важен для Тибета… Его значение трудно переоценить.
   — Понимаю, — кивнула Редпас. На этот раз Дэни поверила обоим.
   — Прасам Дхамса, — добавил Пакит, — полагается на мои советы в том, как лучше сосуществовать с остальным миром.
   Судя по выражению лица самого Дхамсы, советы молодого монаха не всегда бывали желанными.
   Шон понял затруднительное положение ламы. Трудно балансировать между духовной простотой и геополитическими сложностями.
   «Трудно? Черта с два, — думал Шон, — попросту невозможно. По крайней мере для меня».
   — Западное образование, которое так досаждает моему наставнику, я получил в сфере международной политики и дипломатии, — известил собравшихся Пакит.
   — В Стэнфорде или Калифорнийском университете? — спросила Редпас.
   Пакит не скрыл изумления.
   — В Стэнфорде. Но как вы узнали?
   — У калифорнийцев своеобразный акцент.
   — Правда? Не замечал.
   — Не волнуйтесь, — успокоила молодого человека Редпас. — Телевидение уравнивает все языковые различия в США. Ваш акцент уже стал или вскоре станет преобладающим.
   Слегка улыбаясь, Дэни глотнула чаю с маслом и с наслаждением вспомнила о днях, проведенных на Великом шелковом пути.
   — В ходе изучения курса нам требовалось прочесть немало ваших трудов, — сообщил Пакит послу.
   На первый взгляд эти слова могли показаться комплиментом. Но в них читался еле уловимый намек: если бы не требования преподавателей, Пакит не стал бы утруждать себя чтением трудов посла Редпас.
   Шон пил чай и выглядел таким же умиротворенным, как Дэни. Но это впечатление было обманчивым. Шон чувствовал, что Пакита раздражает присутствие Редпас.
   Вероятно, виной всему просто обычное честолюбие, размышлял Шон. Оно то я дело подводит молодых людей. Пакит не желает, чтобы кто-нибудь, кроме него, нашептывал советы на ухо Прасаму.
   — Некоторые из моих трудов были написаны еще до вашего рождения, — невозмутимо призналась Редпас. — Уверена, вы сочли их устаревшими.
   Пакит удивленно заморгал, но тут же расплылся в странной улыбке.
   — Мир меняется быстро и бесповоротно, — согласился Пакит. — Общества, которым удается выжить, должны изменяться вместе с ним.
   Дхамса нахмурился и раздраженно зашевелился.
   — Мир действительно меняется, — возразила Редпас, — но человеческая натура остается неизменной. Тщеславие, алчность, гордость, страх, сексуальное влечение — все это непреходяще.
   — Весьма старомодная точка зрения, — отметил Пакит.
   — Благодарю, — парировала Редпас. — Но в современном мире немного найдется истинных ценностей.
   Шон спрятал улыбку за пиалой с чаем. Он подозревал, что молодой монах уже понял: скрестить словесные мечи с Кассандрой Редпас — значит выставить себя в самом неприглядном виде.
   Пакит усмехнулся:
   — Достопочтенный лама разделяет ваши взгляды.
   — Да, — кивнула Редпас. — Мы с мистером Кроу и ламой не раз беседовали на философские темы.
   — Теперь я понимаю, почему он предпочел доверить вам и вашим людям этот бесценный шелк.
   — Судя по голосу, вы не согласны с решением ламы, — заметила Редпас.
   Пакит старательно покачал головой.
   — Я не видел необходимости усиливать охрану шелка, — заявил он. — Этим мы только привлекли бы к нему внимание.
   Дхамса что-то негромко произнес по-тибетски. Шон перевел:
   — Одеяние Будды — сердце тибетской культуры. Китайское правительство осознает власть подобных религиозных символов, даже если некоторые из младших монахов Лазурной секты ее не до конца понимают.
   Пакит положил локти на стол, переплел пальцы и уставился на Дхамсу в упор. На лице молодого монаха заиграла холодная улыбка.
   Он напоминал Дэни адвоката, ведущего давно уже продуманный и отрепетированный спор.
   — Мы, тибетцы, в конце концов должны заключить мир с КНР, — спокойно произнес Пакит по-английски.
   — Вот как? — переспросил лама.
   — Да. За ними будущее.
   Дхамса ответил что-то по-тибетски.
   Шон негромко перевел:
   — Достопочтенный лама говорит, что будущее приходит и уходит, а буддизм остается. Его сущность неподвластна изменениям. Это Великое Непреходящее и Неизменное.
   Пакит метнул в Шона взгляд прищуренных глаз.
   — Мой перевод неточен? — спросил Шон у молодого монаха.
   — Он превосходен.
   — Вы очень любезны, — бесстрастно отозвался Шон.
   — Но все дело состоит в том, — возразил Пакит, — что власть КНР более опасна для Тибета, чем любая другая.
   — Может быть, — согласился Шон. — Хотя большинство тибетцев считают иначе. Они верят в возвращение царя-воина Гесара. Тогда в Тибете вновь воцарится свобода, сохранить которую способен лишь опытный правитель.
   — Большинство тибетцев никогда не уезжают дальше чем на двадцать миль от места, где родились, — напомнил Пакит.
   — Поэтому они и ценят свою религию, — подхватил Шон:
   — Она пронизывает их до мозга костей. Она разлита в воздухе, которым они дышат, в небе над головой, в камнях под ногами. Это трансцендентное, ставшее осязаемым.
   — Религия и современность могут прекрасно сосуществовать, — возразил Пакит. — Взгляните на Америку.
   — В Америке правительство не касается религии — в отличие от КНР.
   — Внешне — да, — согласился Пакит, — но на самом деле КНР…
   — Довольно, — резко перебил Дхамса по-английски. — Шелк важнее. Мы теряем время.
   Он отставил пиалу с громким стуком.
   Пакит потянулся за собственной пиалой, сделал глоток и вновь заговорил:
   — Прошу прощения. Достопочтенный лама, как всегда, говорит по существу, чему не мешает научиться многим.
   Лицо Дхамсы слегка смягчилось. Он жестом велел Пакиту продолжать, перекладывая на помощника все неудобства разговора на чужом языке.
   — Я не советовал охранять шелк, некогда облекавший плоть Гаутамы Будды, — сообщил Пакит. Дхамса вновь недовольно нахмурился.
   — События показали, что мои опасения были весьма обоснованными, — заметил Пакит. — В этом мире есть воры, которые неуловимы даже для лучших агентов «Риск лимитед».
   Дхамса заворчал.
   Джиллеспи заерзал на стуле, впервые за весь разговор привлекая к себе внимание. Ему надоело слушать образованного молодого монаха, которому явно нравился собственный голос.
   — Боюсь, что вы ошибаетесь, приятель, — произнес Джиллеспи. — Нам случалось идти по самым горячим следам.
   — Вот как? — переспросил Пакит. — Тогда почему же прославленный мистер Кроу здесь, а не в Тибете?
   Джиллеспи перевел взгляд на Редпас. Она потягивала тошнотворную смесь чая с маслом, словно выдержанное вино.
   — Мы выяснили, куда тянутся нити, — спустя некоторое время сообщила она.
   — Другими словами, вы считаете, что шелк находится уже за пределами Тибета? — осведомился Пакит.
   Он повторил ту же фразу по-тибетски, словно желая убедиться, что Дхамса понял масштабы катастрофы.
   Но это было ни к чему. Несмотря на то что лама с трудом говорил по-английски, он все понимал.
   — Человек, который похитил шелк у Фана, не был тибетцем, — объяснил Шон. — Вряд ли он остался бы в Тибете.
   Дхамса что-то быстро проговорил по-тибетски.
   — Но зачем кому-то понадобилось вывозить шелк из Тибета? — встревоженным голосом перевел Пакит. — В Тибете этот шелк — предмет поклонения. Вывезти шелк Будды из Тибета — все равно что отделить Святую землю от Иерусалима. Это бессмысленно!
   Дэни удивленно взглянула на молодого монаха.
   — Надеюсь, достопочтенному ламе известно о коллекционерах? — спросила она у Пакита.
   — Я… — Голос Пакита прервался. Он выглядел не на шутку встревоженным. — Я никогда не думал о коллекциях в связи со святыней.
   — Значит, вы больше буддист, чем современный человек, несмотря на стэнфордское образование, — сообщил Шон.
   — Коллекции? — переспросил лама. — Прошу вас, объясните.
   — Во всем мире существуют коллекционеры шелка, — ответила Дэни. — Древние шелка ценятся не меньше, чем полотна старых мастеров Европы или греческие мраморные статуи эпохи Перикла.
   Дхамса затих, словно набираясь сил для битвы, которую предстояло выдержать.
   — Японцы принадлежат к числу самых страстных коллекционеров, — продолжала Дэни. — Их история и культура позволяют оценить древний шелк, гордость истинных собирателей, а деньги — повысить стоимость некоторых редкостных образцов в десятки раз.
   — Что может случиться, если вор связан с одним из таких коллекционеров? — спросил Пакит.
   — Вероятно, шелк будет продан тому, кто предложит наивысшую цену, — просто ответила Дэни.
   — Но как? — воскликнул Пакит. — Он такой непрочный…
   Шон бросил на молодого монаха взгляд, в котором было больше сочувствия, чем нетерпения.
   — Воры умеют обращаться с шелком, — объяснил Шон. — Верно, Дэни?
   Дэни тактично решила умолчать о некомпетентности Фана.
   — Разумеется, — подтвердила она. — Шелк утратит всю ценность, если превратится в горстку обрывков.
   Пакит выслушал ее с явным отвращением. Дхамса казался постаревшим лет на двадцать.
   — Вы упоминали про аукционы, — слабым голосом напомнил Пакит.
   — Учитывая историю этого шелка, — ответила Дэни, — и то, что он был похищен у вас, вряд ли его выставят на аукцион.
   — Почему? — вмешалась Редпас.
   — Это событие, широко освещаемое общественностью, — пояснила Дэни. — Наверняка пойдут слухи, а затем появятся и нежелательные последствия.
   — А шелк будет конфискован и возвращен законным владельцам, — подхватила Редпас. — Со всеми соответствующими извинениями участвующих сторон.
   — Да, — кивнула Дэни. — Вот почему этот шелк, вероятно, будет предложен втайне нескольким частным коллекционерам. Возможно, он и был похищен по заказу.
   — Объясните, — потребовал Дхамса.
   — Есть вероятность, что воры знали будущих клиентов, а уж потом похитили шелк.
   ( А как же музеи? — живо вмешался Пакит. — Многие из экспонатов современных музеев в свое время были просто-напросто похищены.
   — Одни согласны с этим, — подтвердила Дэни, — а другие считают иначе. Во всяком случае, недавние кражи называют своим именем.
   — Значит, ни в какой музей этот щелк не попадет? — разочарованно спросил Пакит.
   — Вполне возможно, но ручаться за это нельзя. А почему вы спрашиваете?
   — Музей или университет позаботится о сохранности шелка, — просто ответил Пакит. — А воры или коллекционеры, покупающие раритеты у воров… Кто знает, насколько они опытны и бережливы?
   — Вот почему мы должны вернуть шелк как можно быстрее, — подытожила Редпас.
   — Было бы лучше, если бы мистер Кроу не потерял его, — резко возразил Пакит.
   — Шон не терял шелк, — вмешалась Дэни. — Это сделала я.
   Пакит только покачал головой, потрясенный значением случившегося.
   — Прасам Дхамса, — произнес Шон, — ваш орден почитают во всем Тибете. Сведения, известные вам и вашим братьям, могут оказать помощь, пусть даже информация покажется вам незначительной.
   Дхамса нехотя кивнул.
   — Вы не получали никаких сообщений о необычных паломничествах или путешествиях? — спросил Шон.
   Сначала казалось, что Дхамса не расслышал вопрос. Он негромко заговорил по-тибетски.
   — Мне и в голову не приходило, что одеяние Будды покинет Тибет, — негромко перевел Шон, — разве что его отнимут китайцы. Оно такое хрупкое, непрочное. Иногда мне казалось, что этот шелк, подобно самым преданным среди нас, ещё не готов выйти в большой мир.
   — Мы должны быть готовы выйти в мир, — решительно произнес Пакит, — иначе он поглотит нас. Этому я научился на Западе.
   Дхамса продолжал говорить.
   Шон мастерски переводил главу ордена, вызывая у Дэни смутное ощущение, что она понимает речь ламы.
   — В ответ на ваш вопрос могу сказать, что китайские власти стали непривычно бдительными. Любые машины на дорогах и пассажиров в аэропортах старательно обыскивали.
   — Но есть и другие способы покинуть Тибет, достопочтенный лама, — заметила Редпас.
   — Полагаю, только для тех, кто способен парить подобно грифам, взирающим на поднебесные погребения, — колко заметил Пакит.
   — Я имел в виду настолько трудные пути для бегства, что мысль о них и в голову не придет китайским властям, — сообщил Шон.
   Дхамса задумался, а потом произнес по-тибетски короткую фразу, обращаясь к Пакиту.
   — Один из братьев, который побывал в монастыре в Восточном Тибете, — перевел Пакит, — сообщил, что видел группу туристов, направляющихся в глубь хребта Танглы.
   — Когда? — насторожился Шон.
   — Через несколько дней после кражи, — ответил Пакит.
   Дэни чувствовала настороженность Шона, напоминавшую ток, бегущий по оголенному проводу, невидимый, но вибрирующий от энергии.
   — Почему же нам об этом не сообщили? — негромко осведомился Шон.
   — Это были всего лишь альпинисты-европейцы, собирающиеся покорить очередную горную вершину, — пожал плечами Пакит. — Таких много в Тибете.
   Шон кивнул и промолчал.
   Но он изменился. Бросающаяся в глаза настороженность исчезла. Теперь он казался погруженным в себя, почти отрешенным от мира.
   Однако Дэни чувствовала безмолвную работу его мысли. Неожиданно она поверила, что Шон провел в медитациях полгода. Сочетание спокойствия и сосредоточенности, казалось, стало его сущностью.
   — Больше вам ни о чем не сообщали? ѕ спросила Редпас у Дхамсы.
   — Нет.
   Редпас умело взяла разговор в свои руки. Несмотря на то что она избежала неприличной, а тем более грубой поспешности, ей удалось завершить обед менее чем за четверть часа. Необходимый обмен пожеланиями при прощании занял только пять минут.
   Как только Дэни, Шон, Джиллеспи и Редпас забрались в лимузин и дверца захлопнулась за ними, Редпас повернулась к Шону.
   — Ну, выкладывай, — потребовала она. — Почему ты захотел поскорее улизнуть оттуда?
   — Помнишь, как мы с Дэни выбирались из Тибета? — спросил Шон.
   — Еще бы! — мрачно отозвалась Редпас. — Я только что оплатила счет за вертолет!
   Дэни поморщилась.
   — Так вот, если бы этот способ не удался, — объяснил Шон, — нам пришлось бы сплавляться на плоту вниз по реке Меконг, к нагорьям Карен в Таиланде.
   — Ну и что?
   — А Меконг протекает через три страны Юго-Восточной Азии, — напомнил Шон. — Каждый из народов называет реку по-своему. К примеру, у истоков она зовется Нуцзян.
   — К чему ты клонишь? — нетерпеливо перебила Редпас.
   — А ближайший к Нуцзян горный хребет — Тангла. В цепи Танглы нет горных вершин, поражающих своей высотой. Сомневаюсь, что восхождение на них привлекло бы альпинистов.
   Редпас пристально изучала деревья за окном, всем видом давая понять: «Но Меконг все равно может стать путем бегства, как бы он ни назывался».
   Чуть заметно улыбаясь, Джиллеспи наблюдал за ней. Внезапно Редпас потянулась за телефоном.
   — Джилли!
   — Слушаю, босс?
   — Ты не помнишь код Таиланда? — спросила она. — Пожалуй, пора задействовать еще одного местного агента.

Глава 14

   Кассандра Редпас у себя в кабинете непрерывно звонила по телефону, управляясь с делами, начатыми еще в лимузине. Дэни, Шон и Джиллеспи ждали своего босса в просторной гостиной особняка, где располагалась вашингтонская штаб-квартира «Риск лимитед».
   Это здание с небрежной элегантностью раскинулось на краю Рок-Крик-парка в Джорджтауне. Нижний этаж особняка был превращен в ряд помещений, достойных солидной вашингтонской политической организации или крупного международного благотворительного фонда. На других этажах размещались частные апартаменты, где Редпас и другие сотрудники «Риск лимитед» располагались по приезде в Вашингтон.
   Если не считать невнятного бормотания Редпас по телефону, в доме стояла тишина.
   — Почему-то этот особняк показался мне знакомым с первого взгляда, — заметила Дэни.
   Это замечание было обращено к Шону, который не сказал Дэни и двух слов на обратном пути из Виргинии.
   За него ответил Джиллеспи:
   — Прежде здесь было посольство. Здание построено по проекту Фрэнка Ллойда Райта.
   — Тогда все понятно, — произнесла Дэни. Шон молчал. После прощания с монахами Лазурной секты он перестал замечать Дэни.
   Или делал вид, что не замечает. Дважды, оборачиваясь внезапно, Дэни видела, как Шон наблюдает за ней со смесью враждебности и чисто мужского интереса, таящихся в темных глазах.
   Дэни не знала, что беспокоит ее сильнее. Чтобы отвлечься от мыслей о Шоне, она осматривала личную библиотеку Редпас, занимающую комнату величиной с небольшой бальный зал. Почти все пространство в ней заполняли предметы искусства и книги.
   Дэни медленно провела кончиками пальцев по краю деревянной книжной полки. Прикосновение прохладного, гладкого, облагороженного и тем не менее натурального дерева порадовало ее.
   — Вишня, — произнес Джиллеспи.
   — Прошу прощения? — Дэни вздрогнула от неожиданности.
   — Вишневое дерево.
   — Какая красота!
   От полок Дэни перешла к самим книгам и мгновенно увлеклась. Забыв о времени, о себе — обо всем, кроме заманчивых сгустков познаний, наполняющих комнату, Дэни бродила среди шкафов.
   История, культура, политика. Языки — древние и современные. Старинные издания, переплетенные в кожу, иллюстрированные рукописи, современные книги в твердых переплетах и университетские томики в бумажных обложках. Здесь было все. Все подчинялось порядку, сущность которого ускользала от Дэни.
   Но несомненно, этот порядок существовал. Кассандра Редпас была из тех женщин, которые находят связь там, где другим видится лишь хаос.
   — Поразительно… — негромко выговорила Дэни.
   — Это рабочая библиотека, а не выставка, заметил Джиллеспи.
   — Я имела в виду человека, который собрал ее.
   Джиллеспи сверкнул ослепительной улыбкой, напомнив Дэни о том, как он красив.
   — Кассандра — удивительная женщина, — согласился он.
   — Несомненно. Должно быть, она читает по меньшей мере на пяти языках.
   Джиллеспи кивнул с отсутствующим видом. Дверь в кабинет Редпас осталась приоткрытой. Вниманием Джиллеспи почти всецело завладел низкий, приглушенный голос его босса, беседующего с агентами «Риск лймитед» со всего мира.
   Дэни прошлась вдоль еще одного ряда шкафов. Помня о дипломатическом прошлом Редпас, Дэни изумилась, обнаружив богатейшее собрание книг по искусству и предметам старины наряду с трудами по философии, истории и войнам.
   Декоративное искусство ислама, китайская бронза, кельтская культура и иллюстрированные рукописи конца средневековья, похоже, были здесь в особой чести.
   — Поразительно… — вновь прошептала Дэни.
   — Что именно?
   Вздрогнув, она обернулась.
   Шон стоял рядом с ней — на расстоянии вытянутой руки. Дэни не слышала, как он подошел, и не ощутила его присутствие.
   — Меня удивило обилие книг по искусству, — объяснила Дэни.
   — Искусство — олицетворение сущности общества.
   Дэни состроила гримаску, вспоминая о том, что увидела во время последнего посещения манхэттенских галерей.
   — Значит, все мы безнадежно увязли в навозе, — сообщила она.
   Шон нехотя улыбнулся.
   Дэни не заметила этой улыбки. Она только что обнаружила первое издание старой французской монографии о персидских коврах.
   — Я читала ее в переводе, — произнесла она, благоговейно открывая страницу с оглавлением. — Но и не мечтала приобрести оригинал. Наверное, он стоит несколько тысяч.
   — Может быть, — абсолютно безразличным тоном отозвался Шон.
   Том был порядком потрепанным — очевидно, он не застаивался на полке. Он соседствовал с современным трудом о средневековом холодном оружии, полным пространных рассуждений о незаметных, но практичных различиях одноручных и двуручных мечей.
   — Поразительно, — в третий раз повторила Дэни.
   — Вы о деньгах?
   Дэни вскинула голову, поймав пристальный взгляд Шона, и ощутила странную дрожь, пробежавшую по всему телу.
   — Нет, — ответила она, бережно ставя книгу обратно на полку. — О сочетании насилия и красоты. Это повторяющаяся тема библиотеки мисс Редпас.
   — Она точное отражение жизни.
   — Я бы хотела поспорить по этому поводу, но не могу.
   — Значит, вы уже покинули башню из слоновой кости? — осведомился Шон.
   Едва уловимое любопытство и насмешка в его голосе задели Дэни за живое.
   — Я выбралась из своей башни слоновой кости много лет назад, — ровным тоном отозвалась она. — Я не пытаюсь отрицать существование насилия в окружающем мире, а затем каждый вечер запирать дверь на три замка и не замечать противоречия.
   — Вы просто смирились с насилием?
   — А разве у меня был выбор?
   Шон почти улыбнулся.
   — Простите, — произнес он. — Мало кто из людей воспринимает насилие как неотъемлемую часть жизни.
   Дэни безбоязненно изучала Шона. В этот миг он выглядел менее опасным и грозным, чем при прежних встречах.
   Однако под отлично сшитым пиджаком он прячет пистолет, напомнила себе Дэни.
   — Всегда готовый к насилию, — произнесла она, думая вслух.
   — Всегда готовый к смерти, — мягко поправил Шон. — Это разные вещи. Готовность к смерти — единственный способ достичь покоя в мире, полном насилия.
   — Легко сказать! Особенно такому рослому и сильному мужчине, как вы. Вряд ли достойные соперники встречаются вам на каждом углу.
   — Вы думаете?
   — Уверена.
   — Ошибаетесь. Не нужно обладать большой силой, чтобы спустить курок, — спросите любого из родителей, которые когда-либо оставляли заряженное оружие в неподходящем месте.
   Дэни сделала гримаску, но спорить не стала. Тишину нарушил серебристый перезвон. Уже второй раз с тех пор, как Дэни вошла в библиотеку, хрустальные часы возвещали о наступлении следующего часа.
   Радуясь подходящему предлогу, Дэни подошла к длинному столу в дальнем конце комнаты, который украшали часы.
   Десять часов.
   Дэни присела на длинный стол, разглядывая удивительную вещицу.